Прощение

На меня в упор смотрят две пары потрясённых глаз, прекрасных в своем искреннем негодовании. Хлопают ресницами, понимают, что им нечем ответить на такую подлость с моей стороны. Всё! Аргументы только что были высказаны, мной поняты и приняты, но однобоко извращены, разумеется, в мою пользу. Однако девушки не смирились с моим внезапным решением, и как утопающие за соломинку хватаются, так и они попробовали апеллировать к остаткам моих добрых чувств, как к последней надежде:
– Как вам не стыдно! – только и смогла произнести от неожиданности племянница.
– Ну, и почему мне должно быть стыдно? – удивился я и продолжил логически правильную, и с моей точки зрения абсолютно естественную мысль. – Вы поедете по своим делам и, как вся современная молодёжь, делайте свои дела, не обращая внимания на возникающее мелкое недопонимание. А я тоже имею право решать свои интересы по мере их возникновения. Вот возникла у меня потребность сегодня поехать в город. Ну, давайте, объясните мне, почему я не могу поехать в город сегодня вечером? А!? – наслаждался я своей маленькой местью двум молодым девушкам, торопившимся в город на вечеринку. Они уже немного опаздывали, жена неосмотрительно вышла и помощи им ждать было неоткуда.
– Так ты же не просто так поедешь в город, – возмущается Дочка. – Десять минут назад ты и не думал ехать!
– Я много о чём не думал и десять, и пять минут назад. Однако если мне в голову пришла хорошая идея, почему я должен эту идею задвигать? Вы, в конце концов, можете мне объяснить или нет?
– Вы, Дядя, неправы, вы, вы… – у племянницы в голове проносилось масса аргументов, и, видимо, толковых, но волнение от такого возможного поступка Дяди не давало ей возможности не то что сказать, а даже нормально вздохнуть. Наконец, у неё выскочило:
– Если бы вы не знали, что мы собрались поехать, то и вы бы не!
– Ну и чего ,,не''? Не поехал бы?
– Да, конечно, не поехал бы! – твердила дочка ей в унисон. – Разумеется, нет!
После этого на меня гордо взирают две пары шикарных влажных глаз. Всё-таки прекрасен вид молодых девушек, только что доказавших свою правоту. Дыхание осталось глубоким, но стало спокойным. Глаза смотрят уверенно, плечи развёрнуты, на лицах фантастически красивая эмоция: носики чуть вздёрнуты, у обоих прощающая меня добрая улыбка, губы в меру сжаты – вот-вот откроются и скажут: ну да ладно, так и быть, хорошо вы нас тут разыграли, однако мы опаздываем – пока.
– Не, ни фига, – говорю я, дрянь заядлая, и продолжаю развивать свою идею: Не знал бы не поехал, но уже знаю, так что у вас не аргумент. В общем-то, и вы если бы не знали, что я поеду, тоже не расстраивались бы. Вообще я вас не понимаю. Ну брякнул я, что и мне интересно к вашему парикмахеру, на корпоративчик заглянуть, поблагодарить его за то, что когда-то меня на дому подстриг такой популярный специалист. Ведь не возмутится же он, а если возмутится, то как интеллигентный человек недолго своё возмущение сможет показывать. Я-то на его возмущеньице и внимания обращать не буду, принципиально не замечу бестактности молодого человека, он быстро остынет, и я домой спокойный поеду. Между прочим, потом могу подождать вас в машине, на такси сэкономите, я проблем делать не буду с этим.

Племянница посмотрела на меня, перевела свой взгляд на Дочку и с надеждой ей сказала:
– У нас в Англии тоже очень ценятся достоверные розыгрыши, – а потом с облегчением добавила, – я и не подозревала в твоём Папе такого таланта.
Не успела Дочка ей ответить, как у меня выскочило:
– Может у вас в Англии в розыгрыше ничего кроме розыгрыша нет, а у нас в любом розыгрыше есть только доля розыгрыша. Как и в каждой шутке есть интересная доля, и вот это не шутка. Девочки, все, и я в том числе, любим повозмущаться, когда нам бывает трудно пользоваться своими правами. В связи с этим я вас информирую, что я нехороший, намерен сегодня вечером воспользоваться своей свободой передвижения и, наперекор всему, съездить в город. Даже если это потребует отказаться от выстраданного мной в жарких дискуссиях с вашей Мамочкой и Тётечкой моего права на вечернее пиво! Так как мы все любим независимость, и я в том числе, сообщаю вам, что есть вероятность того, что мне захочется проехать и по набережной. Насколько я знаю, именно там находится парикмахерская хорошего мастера. Вашему другу и хорошему парикмахеру, разумеется, будет приятно, когда во время празднования первой годовщины его собственного дела, к нему в салон неожиданно наведается его старый и давно забытый клиент из его родного городка! Все гости, и вы, надеюсь, в том числе, с милой улыбкой встретите такого клиента. Ведь никто не захочет портить праздник и плохого не скажет.
В своём заядлом запале я зарвался и, видимо, переборщил, так как сразу две пары глаз потухли. Носики приопустились, и два стальных взгляда, смотря прямо в мои растерявшиеся глаза, со спокойной решительностью мне сообщили:
– Да, вы свободны, едьте куда вас только занесёт, а мы останемся здесь и подумаем в каком-нибудь кафе, как спасти вечер себе и другим тусовку в конец не испортить.
Я был раздавлен и заодно впечатан за своё право свободно провести вечер. Разумеется, я имею право на выражение своего мнения, но за что они моё ,,я'' так убийственно наказывают? Их решительные фигурки синхронно разворачивались от меня на своих высоких каблучках, вот-вот чеканным шагом скроются за углом дома, а я, между прочим, в рваных шлёпках, и мне совершенно не хочется в них выскакивать за порог вслед за ними на улицу. К тому же жена уже лет двадцать меня просит:
– Не говори сразу, есть же всегда время хотя бы несколько секунд подумать, что сказать хочешь.
К сожалению, на этот раз этих секунд не было. Девушки, ошарашенные моей несправедливостью, уже собирались поворачивать за угол дома и раствориться в сегодняшнем вечере вместе с моим и их настроением на целую неделю. Мне лично моего хорошего настроения на целую неделю было жалко. Почему-то стало очень жалко и девчонок. Жена опрометчиво долго заболталась с соседкой и спасать положение предательски не появлялась. Так как я обычно долго и крепко думаю, только после того, как что-нибудь ляпну, я и ляпнул, не подумав:
– Ну да, современная молодёжь неплохо умеет в один момент обидеться и, не решив проблему, от неё смыться. Например, я даже адреса салона не знаю и соответственно приехать не смогу. Значит, и ваше решение основано только на обиде на меня, а не на… на... на..., ну, в общем на чём-то реальном.
– Подожди, – сказала Дочка Племяннице, – сейчас мы ещё и виноватыми останемся! Затем продолжила уже в мою сторону:
– Милый Папочка, ну и кто здесь проблемы делает. Мы уже неделю говорили, и с Мамой тоже, что приглашены на годовщину салона нашего друга, такого же молодого человека, как и мы. Ты же не можешь справиться со своим беспокойством из-за того, что твоя дочь уезжает чуть подальше и на чуть подольше, и выливается это в твою такую реакцию.
 В этот момент у обоих широко открытые глаза сверкнули каким-то озарением, они взглянули друг на друга, непроизвольно моргнули своими длинными ресницами, и я понял, что прощён. Хуже того – и я простил себя. Девочки проморгали то, что я сам себя пожалел, и продолжали:
– Пап, нам обоим за двадцать, ты за нас нашу жизнь не проживёшь. Очень хорошо, что не знаешь адреса, зато мы спокойно поедем на сабантуйчик. Не переживай, будем слать вам эс-эм-эс-ки.
Однако я в тот день, наверно, был кем-то укушен, а жалость к себе прощённому спуску другим не даёт!
– Эка невидаль, – что-то меня внутри так заводило, что аж подкидывать начало, – успокоились, значит! А я, вот не успокоился! Это не аргумент, что адреса не знаю. Нет проблем, подсаживаюсь на «гугл», и этот идол современности не откажет мне в адресочке. Хм, а ведь это идея!
Снова ляпнул я, не подумав, и, конечно, снова влип. По-моему, я был такой воодушевлённый этой идеей, что девчонки даже не смогли на меня разозлиться. Вместо того чтоб от своего бессилия иметь реакцию типа – тогда развернёмся и вообще не поедем – у них возник вопрос:
– Пап, а зачем тебе к нам, молодым, на тусовку? Ты ведь всё равно чем-то недовольным останешься. Разумеется, скажешь нам потом, что всё было на сто процентов и даже на все сто двадцать. Почему ты так рвёшься к нам, я ведь не первый раз уезжаю, если что случится, то телефоны у всех есть. Раньше ты так никогда не реагировал. Представь, а если бы твой Папа не мог бы себя сдерживать и тоже хотел бы тебя проверять и контролировать, когда ты был молодым?

Наконец и девчонки вляпались! Зря она это спросила. Вот на ,,это'' у меня был не убиваемый аргумент. Ха-ха-ха, она думала, что меня зануду логикой, или чем там ещё, можно взять. Ну, сейчас я ей выскажу! – пронеслись мысли уже в моей голове.
 – Знаешь, родители тоже имеют право участвовать в жизни своих детей. Что это такое ,,захотели и поехали''. Родители не тряпки, и тоже имеют право на своё мнение по поводу вашего времяпрепровождения. Ну и что, что вам двадцать три и двадцать шесть. Имейте в виду, вам со мной не повезло, вы для меня и в свои сорок лет детьми останетесь. Ну-ка, девочки, давайте подумаем логически: вам захотелось, вы и поехали, и мне захотелось, и я тоже поеду, а? Чем я хуже вас!? Ну, вот вы сейчас скажете — это свобода юной личности, а у меня аргумент – свобода личности для всех! Может, он для вас друг, а для меня так себе, знакомый детей. Да так есть, но и я припрусь не на весь вечер, а только на минутку. Говорите, что я загнул. Да! И ещё загну. Давай решаем: почему вы, Дети, не хотите, чтоб мы Родители, могли свободно с вами быть? В общем так: на любой ваш аргумент у меня найдётся два в ответ.

Удовлетворённый этой своей тирадой я свысока смотрел на детей. Однако на девчонок моя философия особого впечатления не произвела, и они как ни в чём не бывало стали думать, как выкрутиться из сложившейся ситуации. Да и во мне стал просыпаться червь сомнения.
– Пап, ну ладно, типа мы верим, что ты прям горишь желанием подъехать к нам на сабантуйчик. Ну раз так хочешь, давай! Тебе же самому неудобно там будет. Па-а-а-ап, а правда, как бы ты отнёсся к тому, что твой Папа к тебе, например, на дискотеку в твоей молодости пришёл, а?
– Ладно, попугал я вас и хватит, бегите, иначе на автобус опоздаете.
– Не опоздаем, видишь, там на горочке нас такси ждёт.
– Так вы ещё и неэкономные растратчицы! А ну!
– Дядечка, ваши птички давно на своей зарплате сидят, – смеётся племянница в ответ. – Уже это наше дело, что мы на такси хотим подъехать.
– Быстрей бежим, а то Папу опять, что-нибудь укусит, и он снова загорится из-за своего беспокойства, – решила Дочка не терять момента.
– Ещё чего, а ну, брысь отсюда, или я точно первый в ваше такси сяду! – это уже я гнал их.
Пересмеиваясь, они взлетели на горочку и укатили туда, куда им было нужно. Всё было бы хорошо, но червь сомнения во мне не утих. У меня в голове крутился вопрос Дочки:
– А как у тебя было?
Да, а что там тогда, в юности моей распрекрасной, было у меня, а? Неожиданно пелена времени стала спадать с моих глаз. Сначала как сквозь туман, потом всё яснее и яснее перед моими глазами всплывали виды далёких дней. Я как бы смотрел со стороны на себя, когда мне было то ли четырнадцать, то ли пятнадцать лет. Да, да, именно то благословлённое время, когда в голове гормонов было больше, чем мозгов. Я вижу сверху, как бы паря над залом, что в старом доме культуры танцует молодёжь. Играет громко музыка, крутится, крутится, назад откручивая время, зеркальный шар. Сверкают блики в такт, и как в замедленной съёмке выхватывают фигурки танцующих людей. Ой, да тут мы все молодые – вон дружок выкидывает финт, а вот мой соперник с моей одноклассницей увлеклись и никого вокруг не видят. Где они теперь? Я так давно о них не слышал. А где же я? Вот он я, фу, тоже выкаблучиваюсь, как могу. А моей девчоночке-то нравятся мои неуклюжие пируэты. Да, бурлила жизнь и в нашей молодости, хотя я до сих пор себя молодым чувствую, вон как девчонкам сегодня спокойствия не давал. Эй, а это что за бардак? Я танцую, а ко мне подходит какой-то хилый тип и показывает куда-то рукой. Ба! Да это же тот самый вечер, когда на дискотеку мой Папа пришёл. Мои глаза тогда залило стыдом, и я бросился куда-то из зала. А Папа, вот он, ходит подслеповатый по непривычной для себя дискотеке. Ищет, разумеется, меня, да я уже дал дёру от такой стыдухи. Плохо видел Папа, и при вспышках светомузыки совсем бедняжка не смог ориентироваться. Бродит неуверенно по залу бедолага, толком не видит в своих толстых и запотевших очках, однако не сдаётся – блуждает и всё ищет меня.
–Эй, ну помогите кто-нибудь там, на дискотеке, – закричали мысли у меня в голове, – не видите, что ли, человеку трудно!
Однако никто не слышит, всем наплевать, что сверху на них кто-то может смотреть, да они вообще вокруг себя не видят никого и на моего заблудившегося Отца внимания не обращают. Наконец! Наконец, нашёлся в зале хоть один Человек, подошёл к Отцу, и кто бы это был! Соперничек мой, нахал такой, отошёл от своей-моей пассии и к моему Отцу подошёл, спрашивает что-то, потом оглядываются вокруг вместе, кого-то ищут. Меня, наверно, высматривают, кого-же ещё. В самом деле, а я куда смылся? Найду его, то есть себя, уши поотрываю, ой, когда же это было, ну и балбесом же я был когда-то. Такие мысли, не останавливаясь, нагромождались в моей голове.

Вспомнилось мне, как тогда, в глубокой обиде на Отца, я где-то шлялся и принципиально не хотел встречаться и идти домой. А теперь, спустя столько времени, я не знал куда себя девать. Сверху я видел всё и был благодарен своему Сопернику, давно мной забытому, за давнюю помощь Отцу своему. Однако, почему же я тогда так обиделся на Папу? Вспомнился мне тот давнишний с Отцом разговор.
– Всё-таки, несмотря на то, что ты не сделал всего того, что обещал, ты хочешь идти на дискотеку? – заметил перед моим выходом Отец.
– Ну, Папа, и сколько я там забыл сделать? Всего ничего! Завтра успею доделать!
– Чтоб завтра успеть доделать то, что мог нормально сделать сегодня, тебе надо будет очень рано встать, а твой нос смотрит в сторону дискотеки, – улыбаясь говорил мне Папа. – Разве ты сможешь так рано встать, не выспавшись после дискотеки, и доделать? – продолжал он, пытаясь договориться с моим рассудком.
Однако мой голос разума был забит в глухую оборону моими же эмоциями и желаниями, и я отвечал:
– Да! Конечно, да! Ну подумаешь, забыл доделать, но ведь честно говоря, не такое важное это дело, чтоб из-за него пропускать такую дискотеку! Апломб бил из меня фонтаном. – Не хочешь пускать меня на эту дискотеку, так и скажи мне это, а не выкручивай через что-то другое.
Таким образом, от недостатка аргументов, я начал срываться на грубость. Отец был довольно твёрдым человеком, он ведь был дитём своего жестокого времени, а военное детство их не баловало. Разумеется, он мог меня не слушать, а просто запретить мне дискотеку. Однако на этот раз он не обратил внимания на мою грубость, решив ещё раз попробовать достучаться до моего разума:
– Да, ты прав! Фатального ничего в том нету, если ты не сделаешь того, что ты обещал сделать. Никто не умрёт, мир не остановится, только останется память, что ты не сдержал слова. Однако как мне потом с тобой о чём-то серьёзном договариваться? – не сдавался он.
Несмотря на это, я был настойчив, и Папины аргументы мне казались смешными. Задумался Отец, улыбнулся так, как улыбался тогда, когда что-то вспоминал из своей молодости, и ещё раз обратился ко мне:
– Давай сделаем так: ты идёшь на дискотеку, но в десять часов ты дома. Если тебя дома нет в это время, я сам иду на дискотеку и зову тебя домой.
– Ну да, в десять часов быть дома, да ты смеёшься надо мной!
– Давай в одиннадцать.
– Ну…у, ну давай.
Я выскочил из дома как пробка, и в предвкушении предстоящего вечера после третьего шага от порога своего дома, забыл обо всех своих обещаниях. На дискотеке, под всплеском эмоций, в бликах светомузыки, царила другая жизнь, где уж тут до обещаний, данных Отцу своему. Однако, когда я увидел его тогда на дискотеке, разве же у меня возникло чувство раскаяния!? Меня окатило юношеской, всё поглощающей обидой, волна сомнительных чувств не давала малейшей возможности рассудку остудить мои мысли и хотя бы чуть-чуть успокоиться, вспомнить, почему мой Папа, человек воспитанный своим жёстким временем и жизнью наученный держать свои обещания, пришёл ко мне на дискотеку. Он ведь дал обещание и само собой считал разумеющимся, что должен его выполнить. Я же, позабыв тогда все наши разговоры и обещания, накрытый волной эмоций, считал, что Папа просто пришёл меня проверить и доказать, что родители имеют право, когда хотят, контролировать своих детей.

Холодок пробежал по моему позвоночнику, пёрышко в воздухе качнулось и замерло, мне показалось, что это время остановилось, а вот мысли мои остановиться не могли. Ещё в моей голове не утих шум мотора того такси, которое увозило девчонок, а у меня с плеч сползала, нет свалилась гора, это уходила обида на моего безвинного Отца, которую я, оказывается, держал в себе всю жизнь. Только теперь я вспомнил наши разговоры и обещания, только теперь я понял, что время от времени мне жизнь подпорчивало чувство какой-то неясной обиды на, оказывается, без вины виноватого Отца моего.
– А я-то ведь какой хорошенький, – а?! Отец на дискотеку пришёл потому, что мы с ним так договаривались, а у меня самого сегодня-то просто какой-то заскок был по поводу корпоративчика у девчонок. Ёлки-палки, чуть вечер им не испортил из-за своего дурацкого каприза.

Так я думал, стоя в дверях. Ещё меня стало охватывать чувство какой-то окрылённости от осознания того, что Отец-то нисколечко не виноват. Задул покрепче летний вечерний ветер, и пёрышко, так и не упав, продолжило свой полёт. Усмехнулся я про себя, мне показалось, что даже время остановилось, когда пёрышко перестало двигаться по ветру, а оказывается, что это просто дуновение на секундочку затихло. Вместе с пёрышком и во мне самом тоже что-то сдвинулось – взамен утихающего желания контролировать детей во всём, рождалось примирение с их самостоятельностью, с их способностью решать свои дела самим.
– Однако пусть они всё-таки не думают, что мне всё равно, чем дети заниматься будут, хоть им будет и по сорок лет. Придётся им меня терпеть такого, какой я у них есть, а если я им не нравлюсь, то сразу, когда на белый свет являлись, Папашу себе надо было другого выбирать, а не теперь что-то менять. Хотя, ладно, пусть решают сами, что им нужно, но я от своего мнения всё равно отступать не буду.

Такие мысли продолжали цеплять меня, не хотели отпускать, но я уже смеялся над ними и над собой. Я был счастлив, что простил без вины виноватого Папу, я был счастлив, что вместе с Прощением Отца, я отпускал себя и детей от своей беспокойной опеки.
P. s.        Из книги << Нежность капли утренней росы>>