Ноябрьское утро

     Воскресным ноябрьским утром выхожу из дома посмотреть, как восходит над Байкалом солнце. Летом редко удаётся мне увидеть рассвет: слишком ранним для меня бывает это событие. А вот в пору коротких холодных дней и для любителей поспать есть возможность прикоснуться к чуду рождения дня, зарядиться утренней бодростью.
     Ноябрь у нас в Сибири разнохарактерный. То он радует теплом, то пугает морозами до минус тридцати. И пусть сейчас не тридцать, а только двадцать градусов ниже нуля, но после летнее-осеннего тепла мороз, усиленный пронизывающим ветром, кажется очень сильным. Иду против ветра. Над головой  неприветливое, в серых облаках небо.  Байкал тоже серый, на мелководье чуть зеленоватый. Снег ещё неглубок, но очень чист.
     Исток Ангары исходит светло-серым морозным кипятком. Над ним линия густых пышных облаков, совсем тёмных. Облака висят неподвижно, а быстрый пар с истока летит прочь от Ангары, его породившей и уходит далеко, к противоположным берегам. А в сторону истока свинцовой речкой течёт вдоль берега вздыбленная ветром вода. Метрах в ста от меня поплавками сидят, покачиваясь на водной зыби, уточки. Время от времени уходят они под воду, что заставляет меня более ёжиться от холода. Но вот захожу за спасительную гору, где всегда тепло и уютно и где мечтала бы жить и даже иметь домик. Но мечта эта, как и большинство других, неосуществима. Нет здесь свободного места: скалы, громоздящиеся отвесно, узкая дорожка, старая железная дорога в одну колею, да крутой откос. Но и побродить здесь уже большое наслаждение. Гора охраняет свои пределы, защищает их от ветров. И вот стою я за каменной стеной в тишине и умиротворении.  А вблизи ветер совсем свободно гуляет по Байкалу. Дует он порывами. Там, где он прикасается к воде, она темнеет.
     Подхожу к откосу сфотографировать светлеющуюся, наполняющуюся серебром воду. Увидев меня, с  берега спешно взлетают тёмно-серые белеющие брюшками утки. Отлетев подальше в море на безопасное от меня расстояние, они садятся на воду. Жалею, что испугала этих мирных красавцев. Замечаю, что уток множество, растянулись они вдоль всего побережья. Везде на серой зыби видны беленькие птичьи брюшки и, думается, что они оттого белые, что каждый день соприкасаются с байкальской водой.  Зимующим славным пернатым здесь всегда нравится, и они держатся до последнего. Только когда лёд смыкается, не оставляя даже маленьких участков воды для птичьей рыбалки, птицы вынуждены перелететь на незамерзающий исток, до которого меньше минуты утиного лёта.
     Вдруг замечаю, что недалеко от стайки уток, что рыбачат вблизи от меня, появилось большое чёрное пятно. Узнаю нерпу. Достаю фотоаппарат. Но нерпа, показав спину, уходит в глубину. Разочарована тем, что и утки меня боятся, и нерпа. Да, хорошую репутацию получил человек среди собратьев-землян! Все от него удирают так быстро, как могут.
     Небо потихоньку светлеет, но серость кажется неистребимой. Место восхода солнца застилает двойная завеса: облаков и ангарского тумана. «Бывают и воскресенья, как будни – думаю я. – Сегодня, похоже, праздничного восхода не дождаться.» И вдруг вижу слабый огонёк в ангарском тумане, в том месте, откуда жду солнце. А немного погодя становится оранжевым крохотное  прозрачное облачко, висящее выше других облаков. «Праздник рассвета сегодня будет только на небе», - решаю я и поворачиваю к дому. И вдруг, когда я миновала гору-спасительницу и  вышла на ветер, небо и море начинают расцветать. Неторопливо, с ленцой, но начинают. Понимаю, что меня всегда губит нетерпение, стремление делать поспешные выводы. Теперь стало ясно, что воскресенье будет, праздник рассвета состоится. И, не замечая холода, сняв перчатки, начинаю любоваться и фотографировать в одно время. А небо всё расцветает. Сначала только ближе к солнцу, которое ещё не видно, но его присутствие уже ощутимо. Унылая картина начинает вбирать в себя весёлые солнечные краски. Большие пышные облака сияют по краям, всё больше пропуская свет. А маленькие, клочковатые сдаются солнышку сразу и весело загораются оранжевым. Воздух между ними становится нежно-голубым.  И вот неясное огненное дыхание добралось и до дальней стороны неба и там начинает разбавлять серость, сначала робко,  потом увереннее. И зацвело небо утренним восхитительным разноцветным цветком, волшебно заиграло переливами. Небесный вдохновенный огонь, жёлтый, розовый, оранжевый,  быстро растворил свинцовость и серебро байкальской чаши, и сделал её живой, лучезарной.
     Вот солнце чуть окрасило снежные вершины далёких мысов, и свет стал медленно растекаться по горам, всё больше их расцвечивая. Посинел, повеселел, закипел огненным паром Байкал. Испарения его почти прозрачные и только слегка прикрывают синеву воды и сидящих на ней птиц. А пар над истоком взлетел выше гор, но потерял он густоту,  летит быстро и клочковато. Стало теплее. Или мне это только кажется? Ведь мы привыкли к солнцу, как к очагу земному, и чувствуем тепло его лучей  даже тогда, когда тепла этого и нет.
      А вот и оно само, юное, счастливое, пробилось через морозную мглу и в радостном приветствии, раскинув лучи-руки, обнимает стылую землю. Заблистал снег. Зацвели нежным разноцветьем байкальские хрустали, созданные сильной волной из смелых растений, живущих на семи ветрах у самой воды на дамбе.
      И, в немом восторге глядя на цветущее от мороза и солнца озеро, думаю я с благодарностью: «Байкал, Байкал! Как ты расцвечиваешь для меня белёсую зиму! Ты превращаешь мои студёные будни в памятные воскресенья. Если бы не ты, то в зимние холода  было бы невыносимо бесприютно и скучно. Как хорошо, Байкал, что ты у меня есть!»


Рецензии