ПИСЬМО 1 от 23.12.98
Привет, Тилопа! Зачем я пишу это очередное письмо? Не знаю. Ты бы сказал “это надо”. А я бы возразила: “мне этого хочется”. Сразу возникает вопрос: которой Мне хочется? Одна из моих Я думает, что твое Я не сумеет понять состояния, в котором пишется письмо и: 1) никак не отреагирует, то есть, не воздаст мне ответной исповедью; 2) (что ближе к истине!) ответит мне из Формирующего центра, то есть правильными, но чужими словами типа “Ломовцев велит” или “Виссарион советует”. А мне позарез нужен собеседник, который, как и я, прочел все книги Николла и потому имеет шанс понять то, о чем пишу. Сейчас я уже по четвертому кругу перечитываю книги школы Успенского и в них, единственных, нахожу зерна истины, которая многое объясняет из того, что со мной сейчас происходит. Жаль, что у тебя Николл прошел на формирующем мышлении, так, как у меня Ломовцев, то есть ты соглашаешься с ним только умом, но не чувствуешь его правоты в самом себе.
Хватит отступлений. Даже если я не отдам это письмо тебе, то хотя бы изложу все для себя.
Со мной в последний год происходит что-то странное. Сказать, что мне плохо - значит, ничего не сказать. При этом 1) мне не всегда плохо, иногда бывает даже весело, 2) если проанализировать, то для оценки моего состояния как отвратительного нет объективных причин. Есть люди, которым много хуже, чем мне, и есть понимание, что я могла бы оказаться в гораздо худшем состоянии, но по счастью не оказалась. Тем не менее, отрицательные эмоции съели меня с потрохами и уже нанесли ущерб телу. У меня большие тревоги по поводу своего психического состояния. Правда говорят, что тот, кто сомневается в своей дееспособности - уже не псих, но это утешает слабо. Резко ослабла память: с трудом запоминаю имена, лица новых людей, их кабинеты и круг их обязанностей, все путаю, рассеяна. Все это можно (но не нужно) оправдать: после моего сокращения в ноябре 1996 года я нахожусь уже в третьем по счету новом и большом коллективе и везде - чужая, временная, крайняя. Уже в третий раз за последние два месяца меня “кидают” или “показывают на дверь”. Кто-то может относиться к этому философски, а я... с каждым новым “киданием” становлюсь еще более мнительной, отрицательной, нервной и бестолковой. К сказанному применим совет любимого Николла: отрицательные эмоции всегда бесполезны. Нужно подводить сознание к месту входа впечатлений и этим контролировать их. То есть при каждом плохом событии вспоминать, что я - это душа, которую это не затрагивает, а все что у меня отнимает энергию - лишь мои персоны, результат отождествления с внешними, временными событиями.
Еще раз разобрала “пищевую диаграмму”, которую когда-то шустро рисовала на собственных занятиях группе, а теперь читаю - и лень вникать, мысль убегает. Нашла там удивительную подсказку: фа 96 пищевой диаграммы, определяющая “животный магнетизм”, легко съедается отрицательными эмоциями. Животный магнетизм - это, по словам Гурджиева, “ когда на тебе сидят блохи, но не кусают”. Другими словами - это наше защитное биополе, и когда его мало - человек заболевает. Пример: недавно сходила к врачам - сто лет не было времени провериться, и хотя ничего у меня не болело, все чего-то нашли. Как узнала об этом - расстроилась, и все стало болеть. Смешно? Очень. Причина моих хворей очевидна: я все время на нервах, весь мой фа 96 съедается беспокойством. Нехватка фа 96 уменьшает наличие соль 48, а на этой энергии работает мысль. Вот и причина моей тупости, рассеянности, несвязности устной речи и провалов памяти. Я всю свою энергию израсходовала на отождествление с идеей, что я - более способная и толковая, чем другие, что со мной обращаются несправедливо, что не заслуживаю этого. Но все это - иллюзии и печальное наследство прежней роли бывшей медалистки и “красного диплома”. Ты все еще помнишь свой прежний образ, а его давно уже нет, жизнь тебя опускает, и ты вдруг замечаешь, что мозги твои уже не те, что знания - устарели, что у тебя нет полезных для сегодняшнего дня умений, и начинаешь противиться своей судьбе и своему положению проигравшей. Отсюда вечный страх потери того немногого, что еще не дает упасть окончательно. Дома - мое второе Я, мой вампир - мама, которая полностью отождествилась со своим страданием, и ее пессимизм передается мне на уровне подсознания. И от нее не сбежишь, как не сбежишь от самой себя, потому что просто пребывание вне дома ничего, по сути, не меняет. Иногда удается остановить свой страх и неверие мыслью, что боюсь не Я, а моя персона, которая любит страдать. Все, что ей нужно, это дать толчок моему воображению и забрать у меня мою энергию на поддержание ее собственного существования. Она (эта персона) мне не нужна, а я ей нужна, чтобы паразитировать. Такая мысль действительно совершает чудеса: она не только изменяет ход моих мыслей и настроение, но меняет саму ситуацию! В позитивном состоянии к нам приходят другие события. Я воочию вижу, как материализуются мысли: о чем думаешь, то и получаешь! Но здесь другая проблема. Иногда в нас поселяется нечто, которое хочет совсем не того, чего хотят другие, более сознательные персоны. Поясняю. Меня здесь, в экономическом институте еще “не кинули”, хотя обстановка не слишком надежная. В принципе можно было бы настроить себя на мысль “я здесь останусь”, но это - лишь от ума. Внутри меня что-то подспудно хочет другого - посидеть дома, привести в порядок свои дела и какое-то время вообще не работать, заняться домашним хозяйством и писать свою книгу, сбросив с себя груз напряжения, страха и мыслей “я должна”, “что будет дальше”. Это уже не та персона, которая любит страдать и выдумывать то, чего нет, это - совсем новое Я. Откуда? Мы не знакомы! Это Я хочет чего-то как бы помимо моего сознательного желания. Может это от Сущности? Личность-то уверена, что было бы хорошо остаться здесь, и она должна бороться, ползать на брюхе - лишь бы оставили... Та же, что бороться не хочет, пока живет только внутри, не вмешивается: в реальности я ищу компромиссов, терплю, подстраиваюсь и выслуживаюсь, но боюсь, что та, что хочет свободы, все равно материализует свое желание. Что-то здесь в институте есть такое, что делает “меня больной” вполне закономерно, что не может стать “моим”, как ни старайся. Совсем недавно этой новой Мадам еще во мне не было: я вся хотела остаться в этом заведении, обучающем “новых русских” новой экономике, и где мне больно хорошо платят. И вдруг - нате! Пришла!
Еще одно наблюдение. Здесь у меня, как у временного работника, еще нет своего отдельного фронта работы, я - на подмоге у всех. Отсюда и моя бестолковость. А когда однажды мне дали “мою группу”, которую я самостоятельно курировала три недели (я - менеджер учебного процесса), то неожиданно увидела в себе Персону, которая не боится говорить перед большой аудиторией, проявляет инициативу и знает, что ей делать. Мне нравится здесь все, пока не начинаются действия по указке, часто бестолковой (до чего же люди не умеют четко ставить цель!). От этих указок я “делаюсь больная” и тупею. Не видя общей цели и не зная существенных исходных данных, я путаюсь и волнуюсь. Вспоминаю свое прошлое: толк от меня бывал лишь тогда, когда я имела свой собственный кусок работы, где я была сама себе начальник. Ни руководить, ни подчиняться я не умею. Особенно с людьми, чья логика не укладывается в мое понятие о логике, у кого нет обязательности, четкости и системы. Вообще я - не подарок для рабочего коллектива.
Знаешь, чего мне больше всего сейчас хочется? Простой работы “для средних умов”, средне оплачиваемой, но стабильной, чтоб не дергаться. Чтоб ни руководить, ни подчиняться, не улыбаться через силу и по долгу, чтоб не бояться ничего и хорошо делать свое дело. Чтоб только на хлеб зарабатывать и не опасаться быть выгнанной. Неужели это слишком много с моей стороны? (Или эту роль я уже отыграла прежде, и теперь мне дают новую?) Без знакомств на постоянную работу не устроиться, но и на побегушках быть у старых знакомых, многие из которых раньше плохо учились, а теперь по воле случая укрепились на давно насиженном месте, для меня оказалось испытанием. Вот уж не думала, что во мне есть эта спесь, но оказывается есть.
Ну вот, написала много, а и на половину не отразила всего того, что во мне сейчас мучается. Такого сильного чувства одиночества и изоляции от всех, как сейчас, я еще никогда не испытывала. При этом что-то во мне само намеренно прячется от людей и сторонится всех по принципу “назло батьке отморожу себе уши”. А может оно как раз и знает, что мне это надо? Кто бы мне объяснил, что со мной такое творится и чем можно мне помочь?
ПИСЬМО 2 от 25.12.98
Перечитала свое первое письмо и огорчилась: не сумела выразить в нем свои мысли, да и само содержание - лживо. Не в том смысле, что сознательно хотела ввести тебя в заблуждение, а в том, что сейчас пишу из другой Персоны, для которой все это - игра больного воображения. Попробую взглянуть на себя с другой стороны, хотя по-прежнему буду использовать терминологию и подходы Успенского. Во мне произошла кристаллизация, но на ошибочной основе. Чтобы измениться, надо сперва сломать то, что уже сложилось, а это крайне болезненный процесс, и начать строить себя на совершенно новой основе. Поясняю. У меня очень сильно работает внутренняя оценка - я слишком болезненно реагирую на все мелочи в отношении проявления эмоций ко мне других людей. Невзлюбив саму себя, я постоянно ищу и нахожу подтверждение того, что не нравлюсь другим, и каждый раз прихожу в отчаянье. Психологи говорят: как себя ощущаешь, так тебя и принимают.
Как я выгляжу со стороны? Плохо одета - на все деньги были, а на модную одежду всегда жалела - “как-нибудь потом”. Уголки губ опущены вниз, редко улыбаюсь. В движениях и в позе - приметы агрессивности, они же и в речи - максимализм, колкость, отсутствие мягкости. А умение общаться - главный залог успеха, он куда важнее, чем все прочие достоинства человека. С одной стороны, я с этим согласна (принимаю то, что есть), но заранее допускаю свой неуспех, он и приходит, мои мысли материализуются. В этом нет никакой мистики, это давно известный психологический феномен, называемый “косвенным внушением”. Жесты, мимика, голос, высказывания - настраивают других на то, что я сама предрекаю себе. С другой стороны, принимая данность, я не хочу с ней соглашаться. Я не люблю в людях именно игры. Пример: Валера не умеет общаться - с ним очень трудно. Коля - король общения, с ним легко. Но в любом случае мои симпатии находятся на стороне Валеры, поскольку, кроме общения, я вижу его дела. А не ужилась я с обоими, и в этом уже моя, а не их вина. Я не люблю актеров, дипломатов и “милых” людей, хотя с ними легко и они успешны. И, наверное, поэтому, желая иметь в жизни успех, все равно никак не могу пожертвовать своим Я, тем, что не любит игры. Это первый показатель кристаллизации моих Я.
Второй вывод еще страшнее. Разрушительное действие отрицательных мыслей и пессимизма я не раз прочувствовала на своей шкуре. Доказательств хватает, так же, как и примеров, когда мой, даже короткий положительный настрой вполне зримо влиял на ситуацию - она чудесным образом изменялась к лучшему. Что же тогда мне мешает все время находиться в правильном состоянии? 1) своеволие, 2) нехватка энергии на постоянные усилия. Я в постоянном заколдованном кругу: пессимизм - результат скверных обстоятельств, но скверные обстоятельства есть следствие пессимизма.
Николл все объясняет четко: мало усилий по одной линии Работы - Работы над собой. Нужно одновременно идти еще по двум - с единомышленниками и со Школой. Школы у меня нет, а единомышленника я уже второй год ищу в тебе, поскольку из моего окружения ты единственный прочел книги Николла. Но я вижу, как надоела тебе своими исповедями и натыкаюсь на твое непонимание. Самое обидное, что эту школу ты не оцениваешь столь весомо, как я, зато оцениваешь другие, идеи которых не достучались до меня. Я в тебе ищу ответных исповедей о твоих Я и твоих отождествлениях. Общие фразы типа “советуют делать” уже не срабатывают, но злят, а вот твой личный опыт самонаблюдения мог бы мне помочь.
А как у других? Неужто только я одна такая? Почему все прочие - без проблем, а я - с проблемами? Думаю, что не одна. Но, скорее всего, проблемы у всех разные. Большинство моих знакомых не имеют проблемы общения, а то, что не причиняет неудобств, то и не замечается, поэтому мои заморочки им не понятны. А какие проблемы у них? Об этом честно никто не говорит. Ведь сказать - значит практически раздеть себя, показать свои слабости. Но все хотят быть успешными в жизни. А я чего хочу?
Тоже успешности - иметь хорошую работу и нравиться другим. Но еще я хочу Работы, а ради нее надо делать как раз то, что противоречит успеху в жизни - снимать с себя маски и называть вещи своими именами. Для этого нужен единомышленник, который работает в том же русле. Все время вспоминаю барона Мюнхгаузена, который умудрился самого себя вытащить за волосы из болота вместе с лошадью. А мне не удается.
Вчера была на лекции по психологии (тоже знак судьбы: не я на нее пошла, а меня занесло). Там были перечислены болезни, причина которых в психике. В частности, остеохондрозом больше всего болеют те, кто слишком любят все тащить на себе в одиночку, кто не умеет делиться своими бедами и делами с другими, надеясь лишь на себя. Не обо мне ли? И снова заколдованный круг. Хуже всего поддаются лечению сами врачи и психотерапевты: они слишком много знают о технике психологического внушения и потому не могут серьезно к ней отнестись в отношении себя. Пока я не вела группу, а ходила к другим Учителям, я легко подчинялась их указаниям и получала для себя пользу. А теперь не могу: я заранее вижу все их приемы и знаю теорию, их работа и мне видится как бы со стороны. Ты понял, о чем я? На той же лекции нам рассказали о барьерах общения. Один из них - употребление “не”. Когда тебе говорят “не плачь”, женщина начинает рыдать еще больше. Меня в таких случаях лучше не утешать, а разозлить или рассмешить. Когда говорят “не кури”, в организме возникает физиологическая потребность закурить. Один из способов скрытой рекламы: тебе показывают книгу, которую ты не собирался покупать, но в заключении добавляют: “Не переживайте, может быть, она еще будет в продаже!”. И все. Всю дорогу ты думаешь, а не купить ли мне эту книгу? Это я к тому, что черта, которую я всегда считала типично своей - возражать и действовать от противного, услышав интонацию указки - присуща всем людям! Мы просто плохие психологи и часто своими лучшими побуждениями только мешаем человеку измениться!
Мне жаль, что наша переписка в последнее время стала скупой как раз тогда, когда она нужна мне больше всего. Хотя это, наверное, только мое воображение. Никто тебе не поможет, пока сам себе не поможешь. В данный момент мне кажется, что и беды-то у меня никакой нет. Что сейчас - все нормально, а что до прогнозирования будущего - оно бесполезно. Беда приходит тогда, когда ее не ждешь, и такая, какой не ждешь. Вот в чем странность бытия.
ПИСЬМО 3 от 1.1.99
То, чем я занимаюсь, можно назвать по-разному. Можно - расписыванием, то есть занятием возвышенным, духовной практикой. А можно - графоманством, психическим отклонением, которое не ново в медицине. В любом случае я продолжаю писать и не потому, что надо, а потому, что есть потребность понять свое состояние.
В Новый, 1999 год я вошла с полным пониманием того, что надеяться на Жизнь уже бесполезно, что ничего хорошего меня не ожидает и ни одно мое жизненное желание не станет осуществимым. Как я ни рыпаюсь, но из моей давней дилеммы - мир горний или мир дольний, я вынуждена выбрать горний, что не делает чести мотиву моего выбора. Почти то состояние, о котором упоминает Успенский: “только полностью разочаровавшийся в Жизни человек пригоден для Работы”. Есть одно но - он при этом должен оставаться Хорошим Домохозяином, а это у меня никак не получается. Обзвонив порядка 17-и своих старых знакомых - для чего потребовалось сделать над собой усилие, ведь звонила не радости, а корысти ради! - я удивилась разности их ощущений от своего нынешнего бытия. Одни готовы бороться и искать свою нишу в бизнесе, в попытке внедриться или создать частные фирмы, они описывали мне свои “магические” приемы достижения успеха. Другие искали или уже нашли себе нишу домработниц, гувернанток, уборщиц или торговцев вещевого рынка и тоже обжились в этой новой для них среде. У одних радовал оптимизм, но не привлекало достигнутое, у других огорчал пессимизм, но радовало, что они хотя бы внутренне сохранили самих себя. Я не нашла себя ни там, ни там. Идти в бизнес мне мешает не столько неверие в себя, сколько подсознательное нежелание быть в этом кругу людей. Как, например, здесь, в институте, где все очень здорово, но... не мое. Скажу точнее: их заработки меня привлекают, сама работа - тоже, но только не продукт труда, ради которого приходится убивать свое Я - подготовка будущих банкиров и прочих “деловых людей”, приезжающих сюда на собственной иномарке. Слишком высокая цена за самоубийство Я (которого?). А вниз, в уборщицы мне идти пока страшно: единожды упав, уже не встанешь. Да и там я едва ли буду “своя”. Единственная надежда на горний мир, то есть удержаться в правильном состоянии сознания и на все, что приходит, смотреть как на вызов и на игру. Такое состояние было у Сидхарты , когда он работал на торговца - полное приятие всего с полной непривязанностью к плодам. И еще - наметить мысленно четкую цель, ясно ее увидеть и довериться судьбе, тщательно и без сопротивления исполняя все ее задания. Ведь судьба ведет меня куда-то. Куда?
Подведем итоги. 1 ноября вернулась из декретного отпуска моя предшественница, и меня уволили из администрации в связи с окончанием трудового договора. В тоске пребывала лишь два дня. Потом - три дня стояния в очередях для постановки на учет в Центр занятости - не до тоски! Шестого числа получила статус безработной.
В тот же день мне позвонил мой бывший начальник из УУРЖ (Что это? Возврат кармического долга? Насмешка судьбы?) и предложил встретиться с ним по поводу работы в Центре расчетов компенсаций по квартплате, где он ныне процветает после нашего с ним сокращения. Там освободилось место инспектора ... в нашем Московском районе(?), на пункте, что рядом с моим домом (?!). Не чудо ли? Я и другому району была бы рада! Сорвалась. Встретились. Проверила свои чувства. Полный штиль. Оформили меня временно, вернее посадили учиться к опытному инспектору на прием. Проработала одну неделю. Получила новые и полезные знания, свежие впечатления. А 12-го меня уже “кинули”: высокое начальство, извинившись и не заплатив за эту неделю, сообщило, что, к сожалению, оформить нового человека у них нет возможности. Как позже выяснил мой поручитель, у “своих” нашлась на мою беду чья-то дочь, которую нужно было трудоустроить. Когда мне это сообщили, я увидела в себе Персону, привычно опустившую вниз скорбные губы и вошедшую в трагическую роль жертвы. Было интересное ощущение: по ситуации надо бы заплакать, ...а не хочется. Во мне сразу жили две Персоны: одна страдала, а другая наблюдала за ней, как за сюжетом надоевшей и знакомой пьесы. Странное ощущение.
В тот же день (!!!) случайно (!) поговорила по телефону с моей приятельницей и неожиданно оказалась ею приглашенной поработать по договору “у нее” менеджером. Там мне уже заплатили, и за полтора месяца я получила столько, сколько в администрации я бы получила за два, то есть за все время моего “безработного” состояния. Опять имел место точный подсчет судьбой моих финансов - баланс моих потерь и прибылей всегда уравновешен, поскольку в моем гороскопе Черная Луна - во 2-м доме, а Белая - в 8-ом! Но трудовой договор со мной с января не продлили. Официальная причина - у них трудности с деньгами. Основная - я не понравилась начальству: старая, неулыбчивая, неуверенная в себе, не верящая в себя. (Позднее, спустя почти полгода после этих дней, выяснилась, что дело было совсем не в этом. Просто была нелепая ситуация, когда я, уйдя целиком в свои мысли, не заметила и не поздоровалась в коридоре с их директором, которому, впрочем, меня официально при приеме и не представляли. Это и послужило главной причиной расторжения договора, что произошло абсолютно не случайно. Думаю, что сама эта дурацкая ситуация возникла как раз ради того, чтобы забрать меня из этих стен в нужное время).
Не верящей в себя я была потому, что роль была не моя. Работа как таковая, без рассмотрения “плода действия”, мне нравилась очень - она была моя, но своего места в ней у меня не было. Я сидела в кабинетах болеющих сотрудников и временно исполняла их работу - была на подхвате. Новой информации - масса, а учить некому и некогда. За это время я самостоятельно новый программный пакет на компьютере освоила, в Windows потренировалась. Всего было слишком много сразу и, главное, бестолково. Мои коллеги там бесплатно курсы прослушали по всем этим пакетам, но особых асов среди них тоже не было, а дать толковый ответ на мои вопросы у всех не было ни умения, ни желания. Моя приятельница, которая там, не имея никакого образования, выбилась в большие начальники, находилась в весьма сложном состоянии, чувствуя на себе постоянную опалу свыше. Несмотря на доброе ко мне отношение, она вела себя там странно: я видела, что ей там плохо (обстановка очень непростая, очень!), но, не имея информации, до конца в тонкостях ситуации и даже в отношении ко мне моей приятельницы не разобралась. Она не в пример мне - натура закрытая, хотя и правдивая. Осталось в душе отвратительное послевкусие от тех дней, но при этом - благодарность судьбе за новую и интересную роль, за новые впечатления о среде, в которой раньше никогда не работала, обстановку, чем-то напоминающую мне работу в моей йоговской группе. Только там я была лидером, а здесь - служанкой, зависимой и униженной.
Заранее поняла, что договор не продлят: не по событиям, а по внутреннему ощущению. Когда моя догадка подтвердилась, то вместо огорчения почувствовала радость (?!). И вовсе не было печали. Словно груз с меня спал: не на что надеяться, зато уже и бояться нечего, ты свободен, пуст и все впереди. И опять я вспомнила Сидхарту, как он спал в лесу после того, как покинул свой богатый дом, богатство, работу и остался ни с чем. Двадцать девятого декабря я впервые после своего сокращения не пошла на работу (вру: 1 и 2 ноября я тоже сидела дома - весь день разбирала свои столы и выбрасывала лишние бумаги). Так захотелось посидеть дома, как и положено “безработной”, но судьба, не давая постоянной работы, все время давала мне занятия, отнимающие у меня по 10-11 часов ежедневно (как тут будешь искать по газетным объявлениям что-либо постоянное?), но неизменно выкидывала меня из очередного нового коллектива в никуда. Школа новых впечатлений!
Итак, 29-го декабря я позвонила на старую работу в администрацию, чтобы поздравить с Новым годом заведующую (явное корыстное деяние с моей стороны) и неожиданно услышала: “Я вам уже звонила. Хотите несколько месяцев у нас по договору поработать?” Что тут ответишь, кроме “хочу”! Выбирать не из чего, а шансами не кидаются. К тому же - деньги не лишние, на бирже выплачивают с двухмесячной задержкой. А то, что и больно, и обидно в очередной раз идти в прислуги к своим коллегам, которые работают не лучше меня, но в “законе”, а я - в “шестерках”, так ведь это же вызов Работы! Смогу удержать в уме ее цель и сохраню неотождествленность, как Сидхарта, все будет хорошо. Не так, как я планирую, но хорошо. Все зависит от меня, от моего внутреннего состояния. У меня ведь в гороскопе “вилы” - повторы ситуаций. С каждым новым выкидыванием меня из социума я приобретаю опыт равнодушия: все меньше слез, все больше привыкания к идее, что можно и нужно жить, как “птица небесная, не заботясь о завтрашнем дне”. Наверное, когда это состояние во мне укрепится, тогда все и определится. Соляр (годовой астрологический прогноз) у меня на этот год неплохой.
Днем, особенно вечером, держусь: настроение нормальное. Очень помогает книга: после “Комедии жизни” начала писать новую - “Кольцо Соломона”, и мне кажется, что мое писание - это то, чего хочет от меня сейчас судьба помимо тренировки непривязанности к моим ролям и к странному сценарию моей жизни. Ночью включается подсознание: сны - очень тяжелые, мучительные, и утром нахожусь в плохом настроении. Долго борюсь с собой, с отрицательностью, с унынием. Над подсознанием я не властна.
ПИСЬМО 4 от 3.01.99
Это письмо, друг Тилопа, я хочу посвятить размышлению над вопросами: 1) в чем сильные и слабые стороны моих “эзотерических” друзей? 2) что конкретно нового дал им эзотеризм? 3) в какой степени их можно считать духовными? Для сравнения возьму трех моих знакомых, которых знаю уже более 15 лет. Всех их я и нежно люблю, и уважаю - за те качества, которых нет у меня самой, то бишь, за их достоинства. (И сразу увидела противоречие: я ведь люблю людей не за их достоинства, а – не знаю за что, нечто внутри меня подсказывает, что фраза “их нежно люблю” лжива.) Сказанное совсем не означает, что я не вижу в них недостатков. Каждый из них по-своему раздражает меня (а кто меня не раздражает?!), вызывает внутренний протест. Чем? Их непохожестью на меня. Вот и первое наблюдение - значит, и я раздражаю людей теми чертами, которых нет у них! Не ум их раздражаю, а подсознание!
Разберем каждого по отдельности.
1. Некто Р. Какая она на самом деле - я не знаю. Часто думаю, что она - человек - фантом. Внутри пусто, а по внешней форме - сильный и умный маг, который умеет производить то впечатление, которое хочет. А хочет она быть всегда 1) сильной, 2)успешной, 3) умной, 4) красивой. Все прочее по большому счету ей не важно. Искусство, душа, любовь, добродетели, альтруизм, жертвенность, духовность все это для нее либо бред, либо воображение (в чем я с ней отчасти согласна). В том, что она ставит своей целью, она преуспевает или создает видимость преуспевания. Ее игра безупречна. Насколько то, что она сама говорит о себе и подает мне, соответствует тому, что она имеет в действительности, я не знаю. Она сама учила меня входить в образ и, сделав его для себя полностью достоверным (поверив в него), внушать его другому: тот будет видеть тебя в том виде, каким ты сам себя ощущаешь (не обязательно - являешься). Это и есть - магия. Примеры сказанному видела на ней, так же, как и случай, когда однажды, на мгновение, увидела ее без маски - растерянное и очень заурядное Нечто. Но это длилось лишь мгновение. Она позволяет себе говорить о других отрицательно. Не зло, но с критикой. С ее оценками я обычно согласна. Не дает себя вампирить. Например, когда я встречаюсь с человеком, отнимающим у меня время и силы на разговор, который кажется мне бредовым или “из пустого в порожнее”, я раздвоена: то начинаю злиться и критиковать, то мучаюсь и терплю, виня себя и за нетерпимость, и за бесхарактерность сразу. Она поступает иначе - берет инициативу в свои руки и переводит разговор в нужное ей русло. Может заявить с улыбкой: “Хватит вампирить! У меня на этот разговор нет времени и желания”. В отличие от меня, тоже способной так высказаться, у нее это не оставляет в душе чувства вины и неприятного осадка. В этом я ей завидую. Ее цели меня не привлекают. (Не осуждаю их, а просто не испытываю к ним притяжения). Я не стремлюсь к богатой и богемной жизни (сигареты, рестораны, дорогие шмотки, высшее общество и бизнес с его вечной загруженностью и озабоченностью. Может, просто не пробовала еще, но и не тянет. Наверняка зря я не беру на вооружение ее прием “создания образа”. Предпочитаю не казаться, а быть, хотя грань между этими понятиями, определить трудно. Одно плавно входит в другое. Почему-то думаю, что мой внутренний мир богаче, чем ее, при явно худшей, чем у нее внешней игре. Игра, бутафория меня не привлекает (а может, это просто буфер - красивое оправдание своего неуспеха?)
2. Некто Н. Умная. Талантливая. Умелые руки. Чувство красоты и способности к творчеству. Главное ее достоинство - умеет делать качественно и не формально (когда хочет). Не берется за то, что не ее, ради галочки. Нет должной системы, живет одним днем, настроением. Может это и здорово, но не мое. Моя душа не принимает такой легкости, что бы мой ум ни вразумлял. Умеет слушать других, понимать. Масок и магических приемов не использует, хотя умеет и даже любит играть. По отношению к себе правдива не бывает, потому что живет воображением и не отличает его от действительности. В этом ее благо - когда начинаешь себя видеть и знать - жизнь становится невыносимой, ведь воображение защищает от жизни. У нее богатое воображение. Имеет видение тонкого мира, что воспринимается мной как чисто субъективный фактор. В этом я солидарна с Р. Кое-что из этих видений я испытывала и могу понять, что если эти ощущения длятся долго, это - блаженство, которое легко подстраивает нас под ирреальное восприятие мира. Понимая ее состояние, я всегда помню, что эти феномены - наполовину субъективные особенности Я, наполовину - объективная реальность, идущая от планов бытия, не вызывающих во мне уважения. В этом я полностью солидарна с Виссарионом. Почему-то всплывает в памяти Л.Г. Она очень добродетельна и духовна, но утомляет меня “заигранными пластинками” своих постоянных воспоминаний о том, как к ней “в астрале приходили” наши общие знакомые, как она боролась с ними и как не хочет никаких контактов с В.М. При этом она не может осознать, что на самом деле все эти ее “астральные битвы” воспринимаются ею самою, как личное достижение, поддерживающее сейчас смысл ее жизни, что пока она будет так решительно “не хотеть встречаться с В.М.”, она будет оставаться намертво привязанной к нему. Н. разумнее (и моложе) Л.Г., Но ее духовность я вижу не в этих ее “астральных опытах”, а в умении принимать людей без отрицательности и в умении хоть чего-то реальное делать на хорошем уровне.
3. Некто О. В отличие от первых двух, он как раз ничего с блеском делать не умеет. Все результаты его деятельности достаточно заурядны, хотя исполняются досконально, тщательно, с отработкой указанных другими мелочей, часто не главных. Главное он как раз упускает. Берется (на словах) за все, но за что берется реально, не доводит до уровня мастера. Даже заслуженно создавшийся у меня его образ туриста спортивного класса, он именно в походе не подтвердил - показался мне менее собранным и организованным, чем иные непрофессионалы. Главное его достоинство - терпимость. Умеет управлять своим эго, гордыней, умеет прощать. Интеллигентен. Имеет здравый смысл и представление о социальном долге. Умеет записывать свои мысли, хотя убивает меня наповал дословным переписыванием книг вместо их конспектирования (не умеет отделять главное от воды). Никогда не говорит о других отрицательно. В этом - его явное духовное достижение, но и ... неискренность. Что он чувствует по отношению к человеку - большой вопрос! В этом смысле Р. куда искреннее: она обо мне скажет все без реверансов, как есть, и почти всегда - мне же на пользу! И не станет исполнять предписаний Учителей бездумно, если они не соответствуют ее личному пониманию их полезности либо Жизни, либо Работе.
Интересно сравнить отношение всех троих к еще одному члену нашего эзотерического братства - Ш. Сама о нем могу сказать немногое - мы близко не знакомы. Он - не маг, не излагает загадками и не грешит “приемчиками”, имеет четкий интеллект, что мне импонирует особенно. Начитан, умеет мыслить, интересно пересказывать. Помешан на НЛО. В ладах с техникой и многое умеет. Однажды чинил мой TV, весь день провела у него дома, даже на обед оставил. Все время говорил об эзотеризме - ему нужны были слушатели. Говорил интересно и одновременно чинил мой TV, но мне хотелось этот процесс ускорить: за скидку в оплате за ремонт я теряла очень много своего личного времени! Об НЛО он знает многое и в них свято верит. Я тоже верю в их существование, но для меня они - не главное, что меня волнует в мире. Может быть, потому, что сама их не наблюдала? Р. однозначно назвала его вампиром, - ей не понравилось, что он тянет у нее время и энергию. Н. , которая примерно в это же время встретилась с ним, о нем плохого не говорила, но двумя фразами передала мне существенное о его житье-бытье. Она умеет располагать людей к откровенности. О. же, который в этом же промежутке времени встречал Ш. пару раз и, отчитываясь в новостях, раз пять упомянул мне об этом по телефону, не сообщив ничего существенного.
Поражает способность О. много говорить, “упоминать”, не передавая ничего по существу - в массе общих фраз и нежизнеспособных, отвлеченных рассуждений не отыскать того, ради чего они были сказаны, если вообще была цель передачи конкретной информации. К чему говорил и что хотел - неясно. Иногда думаешь, что его слова больше для того, чтобы скрыть, а не для того, чтобы сообщить. Даже если передает факты, то не умеет или не хочет показать свое личное отношение к чему-либо, при том,что имеет страсть накапливать массу всякой информации через общение и письменные источники. Даже желая увлечь кого-то своим хобби, он не умеет передать главное, а только давит мягким, но назойливым повтором пересказа частных техник, которые “велят” делать, вместо того, чтобы привести пример того, что с его точки зрения наиболее ценно и практично в учении. Ни разу не сумел зажечь меня тем, о чем говорит, а иногда и отвращал. От всего этого у меня странное ощущение: иногда думаешь, что в этом и есть его цель - не прояснить, а затуманить, не привлечь, а не подпустить близко и скрыть. Это кажется невероятным, сам он это отрицает и обижается на подобные предположения, но, увы, ощущение остается.
Привожу типичный пример: зовет меня в лес, куда я давно уговариваю его съездить, и тут же упоминает: “возможно, еще Н поедет”, хотя знает, что и N не поедет, и это послужит поводом для моего отказа от поездки. В задачке спрашивается, зачем, если едешь со мной, было звонить Н? Напрашивается ответ - чтобы отказались и я, и Н, а у него осталось бы чувство исполненного долга: “я сделал все, что мог, сами отказались”. Не проще ли было изначально сказать - предпочитаю ездить в лес один? Пример пустяшный, но очень характерный для О. Иногда в голову приходит и другая, еще более странная мысль: его служение детям и домашним построено на той же основе - жертвовать с одновременным созданием причины для отказа от его жертвы...
Кто из них троих духовен? Р. - не духовна. Она скорее - безупречный маг. Ее цель - успех в Жизни, а Работа - средство для достижения этого успеха. Успенский предлагает другой вариант - Жизнь делать средством для Работы, хотя и требует стать отличным Домохозяином. Моя интуиция подсказывает мне, что Р. идет по первому варианту. Чтобы она ни говорила, она не над, а в самой жизни и не избегает того, что дает ей наслаждения (курение, светские развлечения, тяга к роскоши), сколько бы это ни называлось ею “контролируемой глупостью”. Поскольку она находится в гармонии с собой и с другими, я ее за это не осуждаю. Н. подобный “материальный” этап в себе уже изжила, ее влечет тонкий мир, а жизнь для нее - игра. Иногда - слишком уж игра. Чувство долга, ответственности, особенно социального долга - очень своеобразное. Ее ничто не сковывает в жизни, есть логика в ее объяснении понятия долга. Соглашаюсь с ней, хотя сама чувствую это иначе. Она, вероятно, духовна, хотя лично мне это достоинством не кажется. Живет в воображаемом мире, который она выстроила безупречно, а обстоятельства до сих пор позволяли ей жить этой игрой в гармонии. Не наблюдает себя и свои буферы, что для нее - к счастью. К тому же она - хороший Домохозяин (в пределах ее потребностей). Живет одна, но сама содержит в порядке квартиру, дачу, свое жилье превратила в уютное гнездышко, внеся в это вкус и красоту. Мне у нее этому можно поучиться. Как обустроила свой дом Р. , не знаю. По ее словам - замечательно. О. всю жизнь ищет чего-то вне мира - усердно, предано, бескомпромиссно, но ни в мире, ни вне мира не создал ничего, что меня бы впечатлило. В его доме масса редких, старинных вещей, но нет ни житейского уюта, ни ощущения храма - все эклектично, бессистемно, по-походному и с надуманными сложностями ради аскетизма, который “велят”. Формально он исполняет все долги, жертвуя временем и деньгами детям, обществу, дому, дачному участку, друзьям. Но почему-то остается ощущение скорее участия, чем результата. Странное ощущение. Одновременно со всем сказанным, он кажется мне ближе, понятнее (?!) и надежнее, чем две другие мои “подруги”. Как и ты, Тилопа, он рвется в небо, хотя стоит на земле, реальной земле. А те - целиком в искусственном мире, у каждой по-своему искусственном. О. кажется мне духовнее их всех, хотя это трудно объяснить. И Р., и Н. о нем крайне невысокого мнения, абсолютно совпадающего по оценкам. Моя внешняя оценка его - схожа с их, но думаю, что О. - не тот, кем кажется или старается казаться - лучше, а не хуже, как бывает гораздо чаще!
Пришло время, друг Тилопа, приткнуть к этой троице саму себя и дать себе оценку. Все трое - довольны если не жизнью, то собой в этой жизни. По ним не заметно груза проблем, сомнений и мучений. Они приняли самих себя. Все трое выступают в роли моих учителей, показывая мне мою несостоятельность, отрицательность и слабость. Я не преуспела ни в Жизни, ни в Работе, хотя нахожу аргументы для описания их несовершенств. Не странно ли? Все трое никогда (со мной!) не жалуются. В книгах, которые они о себе пишут, не присутствует элемента наблюдения себя, самоизучения, поиска истинных мотивов поступков. Я же даже других людей описываю через образ себя - они, как камни, высекающие из меня искры! Впрочем, Р. едва ли что-нибудь пишет. Она - мастер создания образов в жизни. Я не видела ее реальных дел, доказательств ее умений и талантов. Все, что я знаю о ней, соткано у меня из образов и ролей, которые она сыграла для меня. И эти магические образы потрясающе убедительные. Я даже не знаю, какие другие эзотерические школы, кроме 4-го Пути, она провела через себя за это время, как это было со мной, О., Н.
Н. пишет искренне, но скорее о других, чем о себе. Внутреннюю кухню чувств и сомнений читателю не показывает. То ли их нет, то ли слишком надежный буфер, а может быть, просто нет цели увидеть себя. Пока я не пыталась увидеть себя - я была счастливее. А сейчас, когда все лживое в себе (многое из) вскрыла и не смогла выстроить что-то взамен, являю собой крайне отвратительное существо. Я знаю, как надо играть, верю в результативность игры, но не хочу самой игры. Мне просто ... скучно. Я не вижу смысла ни в Жизни, ни в Работе. Меня не зажигают стремления Р. к жизненному успеху, и я уже накушалась миром Зазеркалья и его тонких ощущений, в котором блаженствует Н., тем более не понимаю пути Факира и Монаха, по которым сейчас ходит О. Если только его мотивом не является желание поправить здоровье. Наверное, я этот период исканий в свое время уже пережила и, хотя почти все успела утерять, но возвращаться к нему - скучно! И первое, и второе, и третье - три разных игры, разных наркотика, спасающих от рутины жизни. Я хочу смотреть на мир глаза в глаза, без игры. А если еще честнее - я проиграла эту игру, у меня не только нет сил бороться, но нет желания бороться. А это - самое плохое, что может быть.
И последнее - что дал эзотеризм моим друзьям? Насчет Р. не знаю, я никогда не видела ее истинную, только в роли мага и учителя (я всегда охотно подыгрывала ей, изображая ученика, поскольку приобретала от этого больше, чем она со мной, исполняя роль Учителя. - Тоже интересное самонаблюдение! Может быть, так же поступает со мной О. и это - объяснение мотива его странного поведения?). В роли мага меня видели мои йоги, когда я вела группу, они считали меня сильной, умной и безупречной. Мне хватало ума оставлять их в этих иллюзиях, которые им помогали. Судя по “Запискам” Н., она всегда была почти такой, как сейчас. Во всяком случае, в эзотеризме она развивала не свое слабое звено, а те стороны, которые изначально сильно были в ней выражены. Аналогично О.: то, что было его главной особенностью, сохраняется и поныне, он тоже работает над собой лишь в том направлении, которое было не самым слабым в нем.
И это меня утешает. Я ведь тоже несу все те же слабости и комплексы с самого детства, мало меняясь по сути. Эзотеризм - захватывающая игра, но как же мало мы способны изменять себя и, главное, совершенно не желаем менять себя на деле, а не на словах, прикрывая это нежелание от самого себя буферами.
P.S. Практически каждый из нас, даже наполнившись идеями эзотеризма, не меняется. Изменяется только Личность - внешняя оболочка, приобретаемая за счет подражания внешним влияниям. Сущность остается такой же. Более того, даже свою Личность мы охотнее всего развиваем в направлении, в котором изначально сильна наша Сущность.
ПИСЬМО 5. от 12.01.98
Григорий Горин - наш современник, российский писатель и сценарист, несколько лет тому назад написал пьесу “Самый правдивый”, которую поставили многие театры. Я впервые увидела ее в нашем ленинградском театре им. Комиссаржевской. Вскоре по тому же сценарию вышел художественный фильм “Тот самый Мюнхгаузен”. Я смотрела его раза три и каждый раз не перестаю удивляться мудрости и не случайности каждой реплики фильма. Он для меня столь же многопланов, как книги Кастанеды. Можно принимать его легко - как веселую комедию с незамысловатым сюжетом о жизни великого лжеца барона Мюнхгаузена. А можно и нужно - как притчу о разных способах восприятия жизни, об ощущении мира, которое не вписывается и не должно вписываться в общепринятое. Более эзотерического фильма такого жанра я, пожалуй, и не знаю.
Мир Мюнхгаузена аллегоричен, а его забавные выдумки - всегда притчи. Байка о том, как он сам себя вытащил из болота за волосы... Разве не этого же хочет от нас эзотерический путь? Или о том, как выстрелив в оленя косточкой от вишни, Мюнхгаузен встретил на следующий год зверя, на лбу которого выросло вишневое дерево... Все, что мы посылаем другим - словом, мыслью, делом, непременно прорастет деревом, и об этом полезно помнить. Всякая причина родит следствие. Мюнхгаузен врет, но врет как-то странно: его ложь правдива, потому что он описывает сущность того мира, который видит, но которого не замечают другие, он видит ту глубинную суть вещей, что и есть основа эзотеризма. При этом Мюнхгаузен никогда не врет самому себе, не предает себя, своих идеалов, своего Я, не играет ни перед кем и ни перед чем, даже если эта его правдивость, она же - неумение подыгрывать всеобщим “разумным” способам жизни - разрушает счастье самого Мюнхгаузена. Но, может быть, у него другое представление о счастье? Вот он “некстати” сделал открытие - дополнительный день в году - 32 мая, как результат набежавших за столетие трех секунд. Он заявил о нем тогда, когда наконец осуществилась мечта его возлюбленной Марты получить развод Мюнхгаузена с женщиной, жизнь с которой для Мюнхгаузена была мукой. Но барон и здесь не смог себя превозмочь и потерпеть со своим открытием: из-за упорствования на дате “32 мая” их развод не узаконили.
Для Мюнхгаузена социальные условности - фальшивая игра, у него другие ценности, он живет горним миром. Его радости открытия не поняли: слуга вспомнил о том, что 1-го числа ему обычно выплачивают жалование, друг - что “лишний понедельник - такое уж удовольствие”, а любимая просто ушла, перестав надеяться, что когда-нибудь они смогут узаконить свои отношения. Мюнхгаузен поражен. Оказывается, даже самые близкие его не понимают.
Мюнхгаузена считают лжецом, но кто же тогда люди, живущие в их городе? Городской глава в душе и на деле - прекрасный портной, но исполняет роль мэра, для которой совершенно не предназначен. Разве мало мы видим вокруг таких “мэров”? Лучший друг барона боится возражать и говорить то, что думает. Он согласен в душе с Мюнхгаузеном, но никогда не заявит этого во всеуслышание и, глубоко страдая, предает друга. А Мюнхгаузен ни в чем не желает подчиняться условностям и, если видит несправедливость, то заявляет о ней. Так он “объявляет войну Англии” за то, что она не ведет чистой политики. Весь город шокирует выходка Мюнхгаузена, которую рассматривают, как фарс. Для всех важнее и значимее не душевный порыв, а целесообразность, соблюдение правил и соизмерение со своими реальными возможностями, даже если и почти каждому “не нравится то, что вытворяет Англия”.
Для Мюнхгаузена нет понятия невозможности. Если его душа согласна, он действует, он объявляет войну самой Англии и ему совершенно все равно, что силы не равны, а его поступок кому-то кажется смешным, что “так не принято”. В этом состоит его правдивость, в противовес привычной лжи всех остальных.
Только единожды Мюнхгаузен предает себя. Он сдается перед горем Марты и уступает ей, создав видимость собственной смерти и перевоплотившись в садовника Мюллера - свою противоположность. Мюллер - практичный человек без фантазий, для которого цветы - не красота, а прибыльное занятие. Под новым именем Мюнхгаузен вступает в брак с Мартой и у них рождается сын. Все казалось бы хорошо, все довольны. “Вдова” приобрела себе свободу и сделала из своего, прежде ей ненавистного мужа кумира: о его похождениях теперь пишут книгу, в честь него сооружают памятник. Сын Мюнхгаузена горюет об отце и тренируется в умении “вытаскивать себя за волосы” в самом прямом смысле этого слова. Как оказалось, все близкие осведомлены, где на самом деле скрывается Мюнхгаузен, но их устраивает такая игра. И только Марта несчастна. Мюнхгаузен умер душой, он тоскует и пьет, он стал серой обыденностью и тяжко влачит свое существование. В конце концов, он не выдерживает лжи и разрушает свою теплицу с цветами, объявив городу о своем возвращении. Его не хотят узнавать - это слишком усложняет им жизнь. От мертвого Мюнхгаузена меньше хлопот и больше пользы. Чтобы доказать свою личность, Мюнхгаузену предлагают совершить полет на Луну - зарядить его вместо ядра в пушку. “Неужели необходимо убить человека для того, чтобы доказать, что он жив?” - замечает Марта. У нее сложное положение. Ей предстоит сделать трудный выбор: или спасти жизнь мужа, но погубить его душу и доброе имя, если умолчит о том, что в пушку подложили сырой порох, или убить Мюнхгаузена, сказав ему правду.
- Скажи мне что-нибудь напоследок! - требует Мюнхгаузен.
- Я всегда буду любить тебя!
- Не то!
- Я буду верна тебе вечно!
- Не нужно! Опять не то!!
-....Тебе подсунули мокрый порох!!!....
Вот каких слов ждет Мюнхгаузен в самый последний день его жизни. Если он соврет самому себе, он убьет свое Я, он уже не будет “самым правдивым”, тем, кто никогда не врет, хотя и говорит странные вещи. Если ты веришь, что долетишь до Луны с помощью пушки и всем своим поведением это доказываешь, значит и правда, ты до нее долетишь.
Почему я вдруг взялась пересказывать тебе, Тилопа, содержание этого фильма? Да потому, что Мюнхгаузен решает тот же вопрос, что и я: какому миру следует служить? Мюнхгаузен свой выбор уже сделал, ему легче. В фильме выбирать приходится только Марте - что в Мюнхгаузене она любит: его тело или его душу...
Казалось бы, ничего схожего нет между нами - фантазером и фанатиком Мюнхгаузеном и мной, с моим излишне здравым и практичным взглядом на жизнь, с антипатией ко всяким пустым фантазиям. И так, и не так. Как и барон, я презираю лишь внешние игры - лицемерие, неискренность, пусть даже они во благо, даже при собственном понимании, что они необходимы и действенны. Умение общаться - залог успеха, но я все равно вижу, когда вежливое “поглаживание” словами - результат воспитания и дань приличиям, а когда идет от сердца. Не выражать отрицательных чувств - это правильно, это хорошо, но лишь тогда, когда и не чувствуешь этой отрицательности, а это случается гораздо реже. Как Мюнхгаузен рушит свое личное счастье, не сумев сломать свое Я, не пожелав лгать, так и я, вернувшись в коллектив администрации для “исправления ошибок” и уже понимая, как нужно себя вести в нем, снова делаю то, что чувствую правильным, то есть остаюсь собой. Нужно всем улыбаться и поддерживать вид занятости, не нужно проявлять лишней инициативы в работе, а я снова то ищу то, что лучше для дела, то пишу дурацкие служебные записки с орг. предложениями - себе на голову и моим коллегам в укор. Но все происходит так, как и всегда - я опять остаюсь непонятой, а в моих коллегах побеждает лень, боязнь конкуренции и желание удержаться на своем месте. Смирившись с данностью, я, увы! не “объявляю войну Англии”, а принимаю условия их игры и тяну “резину” - обложившись давно уже отработанной стопочкой дел, пишу “свое”. Мюнхгаузен, в данном случае просто бы пошел домой, а я отсиживаю положенное время, хотя внутри - остаюсь Мюнхгаузеном, который хотя бы самому себе никогда не врет...
Внутри себя я всегда жила в своем, зазеркальном мире, где достать мыслью до новой звезды, было куда важнее, чем нравиться большинству и быть успешной. Но вместе с этим во мне живет и Антимюнхгаузен, тот, что вечно боится прослыть белой вороной и отбиться от стаи, кто боится перемен и не умеет жить без планов, кто болезненно реагирует на то, что о нем думают другие. Эти совершенно разные личности каким-то образом постоянно идут во мне в паре: одна не желает врать, а другая врет, потому что умирает от страха, что нарушает правила чужой игры, что верит, что “не должно быть 32 мая” и “глупо одному человеку объявлять войну целой Англии”. Что же их объединяет?
И та, и другая не любят “лунатиков” и “бродяг”, тех, у кого ложные, выдуманные ценности, и тех, кто не дорожит ничем и кому все “по фиг”. Крайне интересный вопрос - что есть общего, в разноликой толпе моих личностей? Что позволяет отнести их к “моим” персонам? Общее физическое тело? Память? Ведь все они - на разном возникли, разного хотят и по-разному мыслят!
Мне очень хочется послать все к черту и, как Мюнхгаузен, улететь на Луну из этой фальшивой игры и из своего страха оказаться вне игры. Ведь даже в наше время есть люди, которые, не желая изменять себе, уходят в “никуда”. Тому пример - актер Олег Меньшиков, добровольно ушедший в никуда из труппы очень приличного театра. Правда, он молод и талантлив, и потому не пропал. А я даже не знаю толком, где могу полноценно проявить себя, сотворить что-то действительно нужное. Очень хочется быть творцом, пусть даже в маленьком деле. Быть не рабом, не тупым исполнителем, а свободным творцом. А пока, куда бы я ни ткнулась, я нигде не нахожу себе места и все время наступаю на одни и те же грабли.
ПИСЬМО 6 от 14.01.99г
Продолжу свое занятие, подарив тебе, незадачливый мой читатель, еще несколько своих ... наблюдений? размышлений? Назову их лучше модным словечком “эссе”. Чем не подходящее определение моему неопределенному занятию?
Мое сегодняшнее эссе затрагивает две разные темы, поэтому разумно создать не одно, а два эссе, и даже дать им названия.
Эссе 1. “И где же тогда я, Господи?!”
Регулярное чтение Николла, действующее на меня, как будильник, приучило меня к постоянному отслеживанию самой себя, вернее, моих Персон, которые во мне бесчинствуют. Я еще совершенно не умею ими управлять, не имею права голоса в их обществе, зато четко узнаю их в лицо и уже начинаю с ними здороваться. Каким образом они сменяют друг друга, занимая лидирующее положение, я еще не поняла. Можно было бы предположить, поверив авторитетам, что они управляются внешними событиями, но наблюдения показывают, что это не всегда так. За примерами ходить не надо. Вот позавчера, вернувшись домой с моей так называемой “работы” и находясь в нейтральном состоянии, я вскоре обнаружила, что во мне захозяйничала очень милая Персона. Она была совершенно удовлетворена, все ее радовало: и родной дом, где сегодня не случилось ничего плохого, где крыша не течет, а родные кажутся удивительно милыми просто по определению - я люблю их за то, что они мои родные. И мысль о собственной безработности вдруг показалась надоевшей. В конце концов, так, как я, сейчас живет пол-Ленинграда, а многие и похуже, ведь у меня, по крайней мере, в этом месяце есть деньги, не голодаем. А разве не интересно пожить без планов? А сюрпризы судьбы и новые впечатления, которые ожидают меня в любом случае? Разве это не лучше, чем то серое однообразие бессмысленных кружений в администрации среди людей, которые меня не приняли так же, как и я их? А книгу свою я и дома могу писать - авторучкой, чем и занимаюсь сейчас с чистой совестью. Было бы о чем писать! А тут еще вовремя подоспел “Взгляд” по ТV. Там всегда о людях, которые не изменяют себе и ради сохранения души плюют на условности. Пусть они, в отличие от меня, талантливы, но у каждого свой талант, и таланты часто осознаются исключительно после смерти их носителей. (О, какая знакомая мысль - буфер, поглаживающая наше тщеславие и оправдывающая бесполезность!) Словом, мне в тот вечер было хорошо и спокойно. Разве прежде Господь не выручал меня из обстоятельств похуже? И разве не сладостно разделить свою дурацкую участь с большей частью российского населения? Чем хуже идут дела, тем больше стимул “вытащить себя за волосы из болота”. Вот такая хорошая персона меня посетила, я еще, помню, подумала: “Откуда она такая? С чего вдруг? Можно сказать - задарма и такие гости!”
Легла спать. Что снилось - не помню. Ничего выдающегося, что могло бы испортить настроение. А проснулась и - здрасте пожалуйста! У нас уже совсем другие хозяева! На работу (по договору в Петроградскую) идти не хочется. Не потому что лень, и не потому, что спать хочется. Потому что противно, как перед кабинетом зубного врача в очереди. До тебя еще пять человек, а книжка не читается - нервы на взводе и “перед смертью не надышишься” С утра состояние такое, что хоть в петлю! Когда тело болит - неприятно, но как-то конкретно, а тут - душа болит! Да так болит, что хоть волком вой! И ясное понимание, что и зарядка, и обливание холодной водой исправят настроение, но не ситуацию, в которой ничего не станет другим. Сколько ни забивай себе голову эзотерическим миром Зазеркалья, сколько ни играй в возвышенные игры, а я уже не перестану быть если не безработной, то всюду чужой. И это так же ясно, как то, что не вырастет больше отрезанная нога, сколько ни молись Богу и не верь в чудо. И моложе я не стану, и дела не найду, и с новыми людьми не сойдусь, если даже со старыми не состыковываюсь. Моя поганка-персона, ввалившаяся в меня спозаранку, все это так ясно мне разложила, что хоть в петлю лезь. Еле-еле я заставила свое тело сделать пяток прописанных ему мною асан и погнала его на работу, вернее, на заработки в ненавистную мне (с чего это вдруг?) администрацию, где меня опять сунули в отдельную комнату (книгу писать, что ли?) и настолько слегка загрузили, что - козе понятно - просто облагодетельствовали по моей нищете и скудости ума. По фиг им все мои “рацпредложения” и инициативы - “сами справимся, нам тоже нужно собственный стул задом придерживать!” Вот такое вот вдруг у меня создалось настроение. Эту поганку-персону ничем было не вышибить: я ей и все ее прелести расписываю, и матерю, а ей - без разницы! Сама пришла - сама и уйдет. А душа так болит! И главное, везде мне плохо, везде. Ведь горе не вокруг меня, а во мне самой, и оно сосет меня, как пиявка зловредная.
А теперь спрашивается, а где же тогда я? И есть ли я вообще? За этот месяц уже раз 20 эти стервозы по очереди хозяйничали в моем теле, причем вампирка (она же - поганка) была заметно активнее. Оно и понятно: я ведь - материалистка. В чудеса верю, но все равно сомневаюсь, зная, что отрезанная нога снова не вырастает. Хорошо Н. - ей сейчас “учитель является” и с ней “беседует”. Она счастлива, хотя сама по моим представлениям находится в таком же дерьме, как и я, если не хуже. Но у нее тонкий мир сильнее плотного, а у меня - наоборот. И сколько я ни читай духовных книг, сколько ни ходи к Учителям, но внутри меня Нечто все это наблюдает и смеется: “Играй-играй! Именно так нас дурманят наркотики!”
Может быть, это Нечто и есть я? Или это - еще одна Персона? А где же тогда я, Господи?
ПИСЬМО 7 от 18.01.99
Эссе 2 “ В православном храме”
Случилось так, что меня занесло на Серафимовское кладбище, где в одноименной церкви служит один из самых известных в Петербурге и даже России православных священников - отец Василий. О нем мне многие наши рассказывали. Это с ним Нина ездила в Ватикан и в Баре - к гробнице Николая Чудотворца, а потом и в Иерусалим. Отец Василий прост в общении, он - ясновидец и искренне верит в Бога, а не только соблюдает ритуал. У меня, конечно, была тайная мысль получить от Отца благословение на поиск работы. Он многим помог как раз в подобной ситуации. Но внутри меня что-то терзалось: а чем я заслужила от него помощь? Отступница, православных обрядов не соблюдаю, православие критикую почем зря. К тому же, Бог помогает тем, кто готов получить помощь, а я вижу свое скудоумие и профессиональную непригодность почти к любой работе, которую мне реально сейчас могли бы предложить.
Как всегда, победило мое любопытство и возможность свалить с работы без ущерба для всех.
Пришла к Храму. Там я, конечно, уже прежде бывала, но Отца Василия не видела. Красивая церковь - маленькая, деревянная, вся резная. Иконы богатые - намоленные. Это было 14 января - в день именин Отца Василия и день рождения Виссариона. Прихожан, несмотря на утро буднего дня, набралось в храме много: то ли все безработные, то ли планировали поздравить Василия с Днем Ангела. Он родился 20 декабря 1927 года, с 1953 года стал священником и прежде служил в Никольском храме. Это все я уже позже узнала. Шла литургия, но к выносу чаши с причастием оказалось, что исповедовавшихся было совсем мало. А храм - битком набит, многие с цветами, с поздравлениями. Чувствовалось, что Отца Василия любят. Народу в храме становилось все больше. Отец Василий исполнял роль главного в литургии и трижды выходил для благословения всех прихожан. Его лицо располагало к себе - пожилой, доброжелательный человек. Но сама служба...
Я всю жизнь не люблю трудностей, создаваемых искусственно. В жизни нам вполне хватает реальных. Нужно много физических сил и времени (я четыре часа стояла на ногах!), чтобы в плотной толпе прихожан, большинство из которых пришли сюда даже не к исповеди, а к Василию, целостно участвовать в литургии. Справа от меня у мужчины был плохой запах изо рта, впереди - надрывно кашляла женщина, сзади то и дело толкали в плечо, прося передать свечу “к празднику”. Сосредоточиться на происходящем таинстве в таких условиях было почти невозможно. Да и многое ли понятно в самой литургии тем, кто в ней участвует? Русское православие гордится своим консерватизмом - точным следованием традиции без малейшего изменения ритуала. В этом есть свой плюс - только так можно сохранить чистоту веры. Но есть и минус - долгая и малопонятная литургия мучительна, очень не хватает умного напутствия проповедника, который не просто с характерной для наших храмов молитвенной интонацией повторяет известные фразы из Евангелия, а помогает разобраться с православных традиций в современной жизни. Этого довольно много в протестантизме, этим я занималась на своих занятиях “йоги”, пытаясь преломить философские истины Востока и не только Востока к сегодняшним проблемам каждого. Такие беседы во время исповеди изредка случаются у отдельных священников (в церкви Владимирской Б.М., например) или в последние пять минут после долгой литургии. Все остальное время - изнурительная, долгая и не всегда оправданная аскеза стояния в плотной толпе самых разных прихожан. Повторения мифов, в буквальное содержание которых верится с трудом, поскольку они и не предполагают такого поверхностного толкования и часто имеют совсем иной, глубинный смысл. Может быть, Отец Василий и мог бы интересно побеседовать с верующими, но их здесь постоянно слишком много, что бы эта беседа стала доверительной и полноценной.
Охотно участвуя во время литургии в хоровом чтении “Отче наш”, я обычно не произношу вслух слов другой “хоровой” молитвы - “Символа веры”. И не только потому, что плохо знаю текст. Я не все принимаю в этом символе, по крайней мере, так буквально. Для меня символ православия лежит гораздо глубже и более значим, чем этот красивый миф отдельно взятой религии. Не в нем основной дух христианства. А в чем? Думаю, его могут определить два слова - любовь и прощение. Все остальное уже менее существенно, подробности, которые каждый понимает в меру своего видения жизни.
Завершение литургии улучшило мое общее впечатление. Вместо проповеди в этот день Отец Николай произнес торжественную речь в честь Отца Василия, поздравляя его с Днем ангела. Это была добрая, искренняя и человеческая речь о хорошем священнике и человеке. Потом выступил Отец Василий. В его речи не было ни молитвенной интонации, ни пустословия, ни избитых евангельских цитат, это были слова человека, искренне встревоженного состоянием православной веры в наши дни. В голосе - усталость пожилого. В результате ответное слово оказалось сильнее самой литургии, лично у меня из глаз потекли слезы.
Из храма так и не начинали выходить, толпа стояла плотно и медленно продвигалась к Отцу Василию - поцеловать крест и поздравить лично. А он шутил, балагурил, многих называл по имени, зная в лицо, в нем не было показной святости и строгости - обычный, очень милый старик.
В конце концов, и меня поток вынес к Василию - поцеловала протянутый им крест. Там же в толпе, как того и хотела, встретила Нину - вместе с ней мы вышли из храма. Рассказала ей о своей проблеме, Нина посоветовала в более спокойный день заказать здесь молебен и попросить Отца Василия благословения.
Пожалуй, так я и сделаю. Только вот загадка: пронаблюдав себя, я увидела, что внутренне противлюсь этому. По двум причинам. 1) Что-то прося, надо будет платить. Чем? Принятием данной игры и полной отдаче себя ей - вере и ритуалам православия. А я не могу все это принять полностью. 2) Я не только хочу найти работу, но и... боюсь ее найти. Пока она у меня была, я всегда умудрялась настроить себя так, что шла на работу с удовольствием. А вот сейчас боюсь. Не хочу снова ощутить себя новенькой в еще одном чужом коллективе, где мне в мои “за сорок” все придется начинать с низов и заново. Боюсь еще раз стать выгнанной, стать чужой среди своих и ... безумно хочу посидеть дома, занимаясь хозяйством, которое у меня заброшено, потому что на него нет времени. Моя “ноющая” персона все эти выходные отсутствовала. Как ни сложно мне с мамой порой, но с ней мне сейчас куда лучше, чем даже в знакомой мне Петроградской, в пустой, но уже не в моей комнате без телефона, без компьютера, при более чем свободном режиме работы и в роли еще более чужой и лишней, чем прежде.
ПИСЬМО 8 от 22.01.98г
Начну издалека. Сантош на своих теоретических занятиях поведала нам о законах осуществления йоги - связи с нашей высшей сущностью. Один из них - умение упаковываться, то есть жить так, чтобы в любой момент быть готовым покинуть этот мир, успев завершить все начатые дела, и не накапливать проблем, решить которые уже не будет возможности. Я вдруг подумала, что, начиная с 96 года, я постоянно живу в состоянии “упакованности”. У меня нет ощущения, что я где-либо надолго, и оттого вечно спешу доделать начатое, чтобы меня не застали врасплох. Именно так я писала свою “Комедию”, не упуская ни одного дня и даже часа. Как ни удивительно, интуиция меня не подвела: 24 октября я закончила книгу, а 1 ноября меня отлучили от компьютера. Где тут причина, а где следствие - сказать затрудняюсь. Может быть, меня потому и отлучили, что я книгу уже дописала?
Сейчас я снова в этих же стенах, перед глазами 6,5 тысяч грязных (в буквальном, а не в переносном смысле слова) дел архива ЖСК с многолетней пылью нетронутости. Каждое мне предстоит перелистать и убедиться, что их владелец не помер или не обеспечил себя отдельной жилой площадью. Опять забавный факт: впервые свою деятельность в отделе учета жилой площади я начала в архиве ЖСК - в пыли и в грязи, этим же и заканчиваю, хотя уже в другой администрации. В моей жизни много подобных обрамлений - начал, похожих на концы. Меня здесь опять подбодрили: 17-го позвонила Ира Туртиа, одна из бывших моих коллег по ОКБ. Она обнадежила, что меня, может быть, возьмут на хороший заработок в бухгалтерию одного из заводов Московского района, где нужен человек на компьютер. И я снова начала упаковываться - ускорять процесс перерегистрации дел, чтобы в случае успешного исхода я могла бы уйти из этого архива с завершенным заданием. Зачем? Откуда у меня эта патологическая страсть завершать дела и упорядочивать? Даже здесь мне зачем-то хочется не просто отработать задание, но и расставить эти никому не нужные дела по местам более логично и удобно, чем раньше, чем так, как обычно все расставляется в администрациях (и не только в них!) - “как сложилось исторически”. Вечно я по собственной воле чего-то переставляю и систематизирую - и в своей бывшей комнате 1-а, и в библиотеке файлов доставшегося мне компьютера. Это - не обязательное занятие, а я зачем-то трачу на него свое время и реформирую свое рабочее место, даже если оно не совсем мое. Просто это - тоже род моего “упаковывания” на более высоком плане. Не хочу уходить, не уменьшив энтропии - ведь именно в этом заключается назначение человека!
Короче, торопилась я зря - приятельница не подтвердила моих надежд: в ее организации тоже не хотят набирать новых людей, даже лишившись старых. И сегодня я, плюнув на стопочку дел, сижу и пишу книгу. Впереди еще три месяца в этих стенах. Книга идет у меня со скрипом. Хотела сделать ее художественной, а получается опять мемуарный стиль, опять - летопись наших дней, не более. Словом - продолжение моей “Комедии”.
А теперь по поводу твоих писем. Первое, философское я проглотила с трудом. Твои устные пояснения кое-что расставили по местам. Попробую сформулировать суть твоих открытий. В каждом человеке есть клубок миров - очень разных, зависящих от движущего ими Я, от мотива деятельности, рода занятия, состояния души. Мир Вселенной (или Бога?) состоит из такого же множества миров, включающих и наш клубок миров, и миры животных, камня - всего, что обладает определенной формой сознания. Мир Бога не может быть одновременно действующим во всех наших мирах, как и мы пребываем лишь в одной из наших частей. Мысль интересна, но мы строим здесь Бога по своему подобию: мы не хозяева своих миров, но Он не таков, возможно хотя бы Он - вездесущ и всюду сознателен?
Насчет того, что “мои тела взаимодействуют в моем мире сами с собой”, не знаю. И насколько мой мир “непротиворечив” - тоже не знаю. Одно тело влияет на другое автоматически, но это - не всегда разумное расходование энергии, чаще - трата, а не отрегулированность. И хорошо бы, чтобы Его мир был более непротиворечив, чем мой собственный. А в общем следует признать, что нить твоих рассуждений я не уловила, не нашла в них тех островков информации, на которые могла бы опереться, как на значащие. Говоря языком компьютерщика, слишком много “белого шума”, прячущего от моего ума биты полезной информации.
Второе твое письмо поразило меня полной противоположностью первому. Оно от совершенно другой персоны, которая живет в тебе, и которой единственной я всегда пишу. Но эта персона всего лишь второй или третий раз проявила со мной свое лицо. Во-первых, она ясно мыслит, во-вторых, искренна, в третьих, освобождена от воображения, в котором почти постоянно пребывает другая твоя персона, та, что пишет мне о том, что “велят”, о том, какие искусственные опыты она производит над своим телом, и еще излагает о себе факты по требованию, стараясь не выйти из рамок, которые “велят” иметь. Я ее не люблю, а первую, доставившую мне радость - лучший подарок ко дню рождения - я люблю и охотно встречаю, ей и буду писать далее, комментируя текст ее превосходного послания.
Искренне была удивлена, что мои переживания, оказались “так близко к твоим переживаниям недавнего времени”. Ведь и ты пережил некогда совершенно несправедливое “выгоняние” из инженеров в рабочие. Возможно сейчас твоя работа - не по возможностям, но ты не говоришь о своих переживаниях, хотя это не обязательно означает, что их нет. Я слабее тебя - показываю другим свои чувства. Но я заметила, что когда произнесешь вслух либо напишешь то, что чувствуешь, оно, наконец, заканчивается, а иначе уходит в подсознание и будет разрушать меня оттуда.
Ценное для меня открытие тебя, многое объясняющее в твоем Я (одном из), это то, что тебе “предпочтительнее изобразить из себя тупицу или нечто подобное” ради приобретения некоторой свободы. Это так типично для Рыб - классических исполнителей роли юродивого - и очень непонятно Козерогам. Когда на меня давят, я, даже понимая пользу прикинуться дурачком, не стану этого делать. Для того чтобы от меня отвязались, для меня возможны два способа: 1) бунт, явное выражение несогласия. Хотя после него я могу сделать, как просили, но при этом буду гневаться. 2) уход в себя, пессимизм и отказ терпеть насилие, оплатив это возможностью выплеснуть вместе с грязной водой ребенка. Именно на этой волне я трижды разрушала свою семейную жизнь, а теперь завидую тем, кто под старость не так одинок, как я. Мои способы не лучше, чем игра в юродивого или формальные уступки, но они ближе моей природе!
Эмоции, ведущие к обиде, к отрицанию справедливости, к самоизбиению, конечно, разрушительны. Испытываю на себе. И “частое проигрывание в уме ценностей, которые им противостоят” - ежедневное чтение Николла - и спасает, и удерживает меня от полного падения. Лучшего пока ничего не придумано. Асаны утром тоже заряжают. Твой показ идеального лотоса не мог не произвести на меня впечатление. Проводив тебя, села на пол и, похрюкивая от боли, тоже села в лотос. Спустя столько лет - все-таки села! И это подняло настроение: значит, не все еще потеряно!
Иду по письму далее: когда детей отбирают жены... Как оно? Ясно, фигово”. - Нет, не ясно! И снова открытие. Все люди - разные. Ты с детства жил с отцом, знал его любовь. В нашей семье этого никто не знал. Ни отец, ни отчим во мне не нуждались. Отцу было вполне достаточно навещать меня раз в год для вручения подарка ко дню рождения, да и то - по приглашению. Никто не запрещал ему меня видеть. Он любил меня как-то теоретически. Абсолютно тоже у Маши в детстве. Только сейчас Валера изменился в лучшую сторону. А в целом у него очень своеобразная любовь к дочери - в удобное для него время и целиком в рамках его, а не Машиных интересов. Род игрушки или буфера “у меня есть любимая дочь”. Не больше. Мама вообще с годика росла без отца. В одном городе жили, а не появлялся. Тоже - не гнали! Не было потребности. Те же проявления отцовской “любви” я видела и у Николая, по отношению к его родным детям. Чисто теоретическая любовь, а не потребность видеть их часто. Я не скажу, что все мужчины таковы, но такие попадались мне в жизни. Мне трудно представить, что чувствует мужчина, когда у него отнимают ребенка. Я при двух отцах - безотцовщина, но едва ли от этого страдала. Чего не знал - того и не ищешь!
Далее: “хуже нет, когда сам кого-то обидел, обманул, предал, унизил”. Неужели такое было? Я этого о тебе не только не знаю, но даже с трудом могу тебя в такой роли представить. Вот ты пишешь “о других говорю неотрицательно? - Это, скорее, с тобой”. Видимо, ты со мной бываешь во вполне определенных ролях, а я даже не знаю твоих других Я. И снова ты прав - я не создаю тебе условий для искренности. Недавно про меня Маша сказала: “Мы тебя, мама, часто боимся! Ты такая непредсказуемая, взрывная!” Это произвело на меня впечатление. Надо срочно делать усилия и работать над собой. Самой мне бы не понравился такой собеседник, как я. Не мудрено, что у меня не осталось друзей.
Далее по письму. “О. отрабатывает мелочи. Не главное. - Удивился”. Пожалуй, я готова забрать свои слова “не главное”. Главное у каждого свое. Для меня главное - это стратегия, общее видение, я, как Козерог, не люблю мелких задач. Но жизнь состоит как раз из мелких. Сдержался и не обидел мать - большая заслуга, чем понять, как устроен мир. Набрался терпения посидеть с дочкой над ее уроками - куда ценнее, чем писать книги или систематизировать дела в никому не нужном архиве. Меня всегда завораживает масштабность, а в жизни главное - что-то более конкретное, то, что увеличивает количество добра. В этом смысле твои действия - главные.
Мнение М. о В. “вампир” меня тоже удивило. Но это ее слова. Она ценит свое время. Тогда, в случае с ремонтом телевизора, мне тоже было жаль своего времени на затянувшийся визит. Но права ли я - не знаю. Неизвестно, что в жизни важнее - просидеть дома за телевизором или провести день со знакомым (что приятнее - другой вопрос!), получая через общение новые впечатления. Я очень часто злюсь на тебя, когда ты по телефону затягиваешь разговор - многословие без сути. И воспринимаю это как вампиризм. Но в результате, повесив трубку, я трачу время на еще менее содержательное занятие - сидение за столом без единой мысли о чьем-то гороскопе, писания скучной книги или лицезрения по инерции фильма без начала, а то без содержания. Может быть, у М. время заполнено более главным, может быть. Мне тоже такие, как Володя - откровенные и открытые, нравятся больше, чем скрытные и формальные.
Людмила, конечно же, для меня своя. Тогда я, сама не знаю зачем, прицепилась к тебе с претензией, что ты ей обо мне рассказываешь. Просто захотелось поворчать. У меня такое бывает. Но книгу я бы, пожалуй, ей не дала. Мы далеко живем друг от друга, а мне - обуза лишний раз встречаться, чтобы получить свои книги обратно. Да и сама она изменилась: при сохранившемся к ней уважении, я замечаю, как она все больше стала жить ограниченным перечнем старых “пластинок” и уже не восприимчива к новым впечатлениям. Многое в книге она не поймет, на многое отреагирует предсказуемым для меня образом и мне это ничего не даст, так же, как и ей моя книга. В последнее время наши встречи всегда идут в русле одних и тех же разговоров с заведомо известным сюжетом и реакциями. Я и сама постепенно становлюсь такой же заезженной пластинкой, издающей постоянно одни и те же мелодии. Старею.
Далее по письму. “Защищен пониманием, которое не дает идти в разнос. Что-то будет, если сильнее потрясти?” Умница. Ты тоже это понял. Понимание хорошо срабатывает, пока ситуация относительно стабильна. Стоит чуть-чуть изменить внешние обстоятельства, направленные к тебе лично, и все летит, если не к черту, то к худшему. Пока я не думала о том, как стану жить не через 10 лет, а уже завтра, я своей целью тоже ставила “утвердиться в Пути”. И силы воли хватало, и желания исполнять советы Учителей. А сейчас эта цель почему-то стала казаться игрой воображения. Сейчас для меня важнее дать чисто материальную возможность Маше окончить институт, я не вижу ничего впереди. Я уговариваю себя и своих клиентов по гороскопам, что “целясь в Небо, попадешь в Землю”, верю этому, но ... не чувствую этого. Верить и чувствовать - совсем разные вещи. А еще в октябре, когда я думала, что доработаю в ПРА до пенсии, у меня были совсем другие чувства. Все наши успехи и достижения очень легко могут быть опровергнуты одним лишь изменением степени интенсивности встряски. Как это ни обидно.
Ты дал мне массу полезных советов и рецептов, со всеми согласна. Лишний будильник всегда на пользу. Письмо твое понравилось. Эту бы персону да удержать в тебе подольше!
... Я в себе все время открываю что-то новое, особенности поведения, реакций. Хотелось бы, чтобы и ты сообщал мне о своих открытиях себя, о твоих “моментальных снимках” и раскопках мотивов поступков твоих персон. За тобой так же рассказ о себе в 3-ем лице и под чужим именем - глазами внешнего наблюдателя.
ПИСЬМО 9 от 26.01.99
Очень грустно, что так плохо проходят наши беседы в живую - каждый раз после них у меня остается неприятный осадок вины и ... удивления. Не знаю, как это можно объяснить, но почти всегда я нахожу в твоих словах провокацию - словно ты намеренно предлагаешь мне грабли, на которые я вновь и вновь наступаю. Я - не гибкая, но и ты - не гибок, если ведешь себя так же механически, как и я - мы оба бессознательно разыгрываем один и тот же, никому не нужный сценарий. Иногда мне кажется, что ты провоцируешь меня не механически, а сознательно. Что это тебе дает?!
Оставим больную тему. Читаю твою “Жанну д`Арк”. Я ее, оказывается, уже читала в юности, но неплохо вспомнить. В Жанне для меня много загадочного, ведь она напрямую общалась с нематериальным миром и в ее поведении, если верить автору, слишком много мистического. Очень хотелось бы понять, что в книге - реальность, а что - вымысел. Ведь если все - правда, то Жанна являет собой реальное доказательство существования нематериального мира и ее одной - достаточно для того, чтобы не сомневаться: Бог есть, и он является людям. Много в книге и интересных цитат типа: “Бог в своем милосердии посылает удачу тем, кто обижен умом, словно в возмещение; более одаренным людям приходится трудами добиваться того, что глупцам достается случайно”. Книга не без странностей, читаю ее с удовольствием.
25-го снова ходила на службу к Отцу Василию. Нравятся его проповеди - у него речь нормального человека без молитвенной интонации. Тематика та же - нужно иметь своего священника и во всем его слушаться, нужно противиться чужой вере, которая наступает на Россию со всех сторон.
Несмотря на будни и непраздничный день, в храме опять было битком народу. Я поняла, что ни разговора с ним, ни его благословения мне не будет. Но раз уж пришла, нужно хотя бы попытаться. Сразу после службы Василий ушел в боковой предел, а толпа прихожан, жаждущая с ним поговорить, плотной стеной стояла у двери. Так мы провели полтора часа. Отец Василий приучил “своих” любое дело начинать только по его благословению. Это, конечно, здорово, но все зависит от количества “своих” и от наличия свободного времени. Я снова почувствовала себя так же, как на каждой своей новой работе лишней и чужой. Большинство прихожан Василий знает здесь по именам, а кто я? И готова ли я ездить сюда, в другой конец города регулярно, чтобы позже тоже стать “своей”? Нет. Возле дверки, куда он вошел, собрались больные, собирающиеся в поездку и с разными другими проблемами. Всем был нужен Отец Василий. Наконец он вышел, и толпа, выросшая еще больше, оттеснила тех, кто стоял здесь с самой службы, никакой “очереди”, конечно, не было. Не немцы же мы, как никак!
Дальше началось самое забавное. Прихожане пробивались к Отцу Василию, чтобы поцеловать ему руку, и выкрикивали свои просьбы: “Благослови поехать на Север!”- кричали из толпы. - “Езжай!” - ответствовал батюшка и уже поворачивал голову в сторону другого кричащего. “Позвоночник сломал, помоги исцелиться!”- “Давай, поправляйся!” - кивал головой святой отец и протягивал для поцелуя руку, уже смотря на следующего. Наконец и меня, не по очереди, а по случаю, толпа вынесла к его руке. “Благословите найти новую работу!”- жалко пролепетала я, уже понимая и неуместность моей просьбы и нелепость сцены. Но батюшка, кажется, мои слова расслышал, бросил “Давай!”, подставив руку, и уже говорил со следующим страждущим.
В свои 71 год, простояв на ногах всю долгую службу, полтора часа беседуя о чем-то с верующими за дверями алтаря, а теперь непрерывно осаждаемый людьми, отец Василий, вероятно, был очень снисходителен ко всем этим наивным и суеверно верящим ему людям, подыгрывая им в их стремлении получить то, что они считали для себя счастьем. Все хотели чуда и жаждали его личного приема, но ведь чудеса творит не священник, а Бог, у которого нет “часов приема”, поскольку он всегда в храме и не только в храме. К Богу не нужно выстаивать долгие очереди за благословением, но зато и его благословение человек имеет не тогда, когда его вымолил, а когда заслужил своими делами. Когда я в последний раз исповедовалась? причащалась? Уже и не помню. Соблюдала ли посты? Нет. Часто ли ходила в храм? Редко. Так чего же я хочу от Отца Василия? Чуда? Как сказал бы Успенский, я занимаюсь религией человека №2, бессознательного идолопоклонника. Когда наши бабы в администрации пекут на пасху кулич и празднуют, их нисколько не смущает, что они весь пост пили вино и ели мясное, я тоже его ем, но меня смущает подобное лицемерие и обычно я не увлекаюсь подобными кулинарными изысканиями к праздникам. Так же и здесь: как я могу просить помощи, если я не смогу (да и не хочу) взять на себя крест полного принятия христианского мифа, буквального исполнения всех обрядов, да и вряд ли приму сердцем все, произносимое в “Символе веры”? Зачем же я пришла сюда? Хорошо бы иметь в Василии своего личного священника, но меня слишком удручает эта постоянная давка в маленькой деревянной церкви. Да и не только она.
Это совсем не простой вопрос - с чем и для чего ты идешь в храм, готов ли все принять в нем искренне и полностью или просто, как наш друг Рашид, ходишь туда, где “стены красивые и хорошо поют”.
ПИСЬМО 10 от 7-13.02.99г
Как хорошо, что у меня есть Тилопа, который понимает то, что я чувствую и как реагирую на обстоятельства. Кто-то пришел в этот мир для того, чтобы его изменить, кто-то - чтобы добиться личного успеха, кто-то - чтобы “встать на Путь”. Моя цель меньше, хотя и не легче - познать себя. Ведь только познав себя (то, что внизу, подобно тому, что вверху), можно познать мир, а значит и изменить его, ведь по сути мир, который мы воспринимаем - это лишь отражение того, что есть мы, мы творим его своим воображением и видим в нем лишь те части, которые способны видеть в силу особенностей нашего Я.
Познать других, не зная себя, принципиально невозможно. Мы, как в броне, находимся в рабстве самих себя, поскольку видим все по своему образу и подобию. Миры разных людей очень часто даже не соприкасаются, и даже то, что мы описываем одними и теми же словами, мы понимаем в разном смысле или контексте. К сожалению, даже самые продвинутые из нас редко это учитывают. Именно так происходит у меня при чтении писем О., который так часто обижает меня, не желая обидеть, и обижается на меня за то, где для обиды не было основания. Все дело в том, что наши с ним миры при большой схожести жизненного опыта, абсолютно не совпадают. Все чаще и чаще я прихожу к мысли, что дальнейшая наша переписка с ним - бесполезна. Правда, есть и уверенность, что у нас все дело в несовпадении во времени. Может случиться так, что когда-нибудь он перечтет мои письма и увидит в них то, что окажется созвучным ему и важным, возникнет желание написать так, как я жду от него сейчас, только я уже буду находиться в другом времени и состоянии и уже не буду готова принять его видение. Мы не только существуем в своих, индивидуальных мирах, но и в своем, личном времени. Как нет одного для всех мира, так нет и одного времени. Это впервые я поняла еще в нашей переписке с Н-ем., так же разошедшейся во времени.
Чистой воды субъективный идеализм: мир есть мои ощущения! Вот с тобой, друг Тилопа, мы во времени совпадаем, поэтому продолжу свой рассказ о чудесах, продолжающих меня удивлять и происходящих в моей настоящей жизни.
Ровно через девять дней после моего то ли неудачного, то ли крайне странного получения благословения Отца Василия, начались чудеса. Сначала Валера сообщил, что записал меня в очередь желающих получить работу в Метрополитене, а мама, к тому же, нашла среди своих бывших тамошних коллег знакомого, пообещавшего поспособствовать моему продвижению в этой очереди. А потом вдруг прямо в администрацию, где я перерегистрировала дела ЖСК, позвонила моя однокашница Мила и предложила переговорить о работе с ее знакомой, на место которой искали нового сотрудника. Она - референт генерального директора в одной маленькой (около 30 человек), но вполне приличной фирме, занимающейся монтажом и наладкой газовых котельных города на импортном оборудовании. Требовался человек с хорошим знанием компьютера и английского языка, способного заниматься делопроизводством, кадровыми вопросами и управляться со всей офисной оргтехникой. К предложению я отнеслась с испугом - годы не те, английский хорошо забыт, да и практики на Windows было маловато. А сердце вдруг заныло - именно такой работы мне всегда хотелось - чувствовать себя в гуще людей и реальных дел, совершенствоваться в языке и работать на компьютере с современными программами, на хорошей технике... Но с моей неуверенностью, нервностью, а главное - возрастом, все это казалось слишком нереальным. Мила-то ведь расписала шефу портрет той меня, что жила 25 лет назад, какой она меня помнит! Тем не менее, следуя своему правилу не отказываться, не попробовав, тем более от знака судьбы, если уж он до меня дошел, я решила сходить. Просто ради любопытства.
Встретили меня в “Спектэнерго” очень тепло. Елена Викторовна, на чье место я шла, с подачи Милы меня расхвалила шефу авансом, который, к счастью, удалось подтвердить. Мне дали английский факс, который я перевела с листа и с ходу (текст показался нетрудным!) и напечатала его русский перевод на компьютере в Word. Про все остальное я честно сказала, что ничего не умею, но хочу научиться и думаю, что способна это освоить, сказала, что давно не говорила по-английски и не знаю, на что способна и сколько “стою”. О моем окладе мы даже не говорили. Но шеф был готов меня взять, несмотря на присутствие здесь же другой кандидатуры - молодой и длинноногой, пришедшей чуточку раньше.
Ничем иным, кроме помощи Отца Василия, я не могла объяснить себе этого феномена. Предложила поработать пока без оформления вместе с Еленой Викторовной, пока она еще не уволилась, чтобы присмотреться и понять - смогу ли. Это случилось 4 февраля (транзит Белой Луны по радикальной Прозерпине и на 19-ый лунный день), а 6 февраля, в день Ксении Петербургской, в субботу я отправилась в ближайшую к нашему дому и знакомую мне с детства церковь Иоанна Предтечи или Чесменскую.
После Серафимовской абсолютно все меня там приятно радовало: отсутствие скученности прихожан, лучи яркого солнца над алтарем, протоирей Отец Алексий, все еще исповедующий желающих, несмотря на 10 часов и начавшуюся литургию, да и сама не растянутая до бесконечности литургия. Я, не планируя того, и на исповедь успела, и на причастие, и заказала молебен, который начался сразу после литургии. После него я как-то неожиданно “столкнулась” с отцом Алексеем, которого здесь не душили толпы страждущих, и подошла к нему за благословением. Он нашел время поговорить со мной и сказал по поводу моей новой работы самые нужные для меня слова: “Не надо бояться, ты ведь все это умеешь! Бог поможет!” После этого мне и впрямь уже стало не страшно рубить концы и с центром занятости, и с администрацией, пятилетний этап пребывания в которой, похоже, навсегда заканчивался.
А теперь об исповеди. Пока ждала своей очереди, напряженно думала, в чем каяться и какими словами. По большому счету я грешила во всем, особенно с позиции ортодоксального христианства. Но именно их понятие о грехе, то есть тех, к кому я и пришла на покаяние, я не разделяла. С точки зрения “реальной совести” вопрос о грехе кажется мне куда сложнее.
Даю отпор маме, когда она бессознательно вампирит меня, шантажируя своим плохим настроением или болезнью. Это - огромный грех. Но с точки зрения реальной совести не меньший грех разбазаривать свою собственную энергию на потворство ее настроениям - ни ей, ни себе, ни обстоятельствам этим не поможешь!
Моя нетерпимость к собеседникам, если они весьма ощутимо начинают красть мое время на пустые разговоры или слишком рьяно пытаются влиять на меня в соответствии с их представлением о том, что мне нужно. Этим я сама грешу, тоже давлю на людей. Должна ли я их терпеливо слушать и вежливо кивать? Православие говорит “да”, но никто из православных этого не делает, если слышат от меня то, что не соответствует их убеждениям! Четвертый путь говорит “нет”. Он запрещает механичность и говорит, что только делая усилие против Жизни, можно приобрести в себе нечто новое - пробудиться. Не в том смысле, что правильно давить на других, а в том, что нельзя позволять другим давить на нас, вовлекаясь в их игру. Вот конкретный пример - в тот же день и в том же храме. Жду молебна и вдруг слышу за спиной знакомый голос, окликающий меня. Оказывается, это Алла Федоткина, бывший экскурсовод, пару раз сходившая в свое время на мои йоговские занятия, а затем познакомившая меня с Покровской. Второй раз за пять лет я встречаю ее случайно и оба раза - в храме. Сейчас она вся в православии, как прежде - в экстрасенсорике. Но христианская терпимость не мешает ей со второго слова начать учить меня, направляя на путь истинный. Она говорит со мной, обращаясь к той, что я была пять лет назад (да и ту она не знала, увидев во мне лишь одну персону - учителя йоги) и, домыслив по своему образу все остальное, совершенно не знает, чем и как я жила эти пять лет. Она явно видит меня из самой себя тогдашней, помешенной на экстрасенсах и чудесах, которых я и тогда не жаловала. А на меня уже идет атака: “Тебе нужно поехать в такой-то монастырь и отмолить там все свои грехи - связи с экстрасенсами!” Говорю ей, что это - не моя проблема, что я к экстрасенсам отношения не имела. “Как не имела!?? А я? Я была сильнейший экстрасенс и вела тебя!! (Из 12 лет я видела ее на нескольких моих занятиях!) Ну что тут скажешь - и ход мысли, и “смиренность” типично “христианские”! Не желая вступать в дискуссию, тем более в церкви, я тихо уплываю в сторону, но чуть позже мы сталкиваемся снова. “Тебе надо бы пройти двухмесячные курсы катехизации, я могу сказать, где они будут и когда!” (Это те самые занятия, от которых меня в свое время отлучил Шнейдер, предложив сперва отречься от йоги!) Но разве я прошу ее об этом? Ищу таких “курсов”? И откуда идея, что я уже не побывала на них? Насколько же в христианах, не говоря уже о всех нас, менее совершенных по определению, сильна эта неуемная жажда миссионерства, обращения всех подряд в свою веру, самую “правильную”, поскольку православие, веру с предательски поспешным желанием предать анафеме все то, что их раньше окрыляло, и каждый раз - без малейших сомнений, без попыток разобраться и привнести что-то свое, пусть пока и ошибочное, но зато лично выстраданное, творческое! Разве может быть наиважнейшим грехом христианина и вообще - человека, то, во что ты искренне верил прежде?
Мне бы по христиански подставив другую щеку, подыграть ей “спасибо, сестра!”, пропустив при этом между ушей все лишнее, но моя реальная совесть как раз этого и не приемлет, и я ответила: “спасибо, но мне это не нужно!” Гордыня? Может быть. Чего же человек ищет в церкви - учить или учиться? Очищать свою душу или, не разобравшись с собой, проповедовать другим? Я опять прихожу к мысли о несоприкасающихся мирах людей, о нашем нежелании и неспособности увидеть самого себя и свои механические реакции, свои “патефонные пластинки”, всегда отзывающиеся заезженным, привычным образом и препятствующие единению людей, пониманию.
Может быть, я должна покаяться отцу Алексию в том, что никак не могу принять с миром повадки О., в общем-то очень неплохого человека, но по сути неискреннего не столько с другими, сколько с самим собой, скользкого, потому что во всем и со всеми он только чуть-чуть, наполовину, жертвующего не по причине любви к людям, а по причине использования людей в качестве средства накопления духовных заслуг для достижения то совершенного Бардо, то Царства Небесного...
Вот опять я беру на себя роль судьи (чем я лучше Федоткиной?) и, возможно, до конца не понимая поступков О. (а он никогда и не открывает истинных мотивов их), а опираясь только на свои ощущения от него, пытаюсь его критиковать, осуждать, высказываться. Даже Карнеги утверждает, что критика ни к чему хорошему не ведет. Но в альтернативе лицемерие - чувствовать одно, говорить другое или, что не лучше, - не договаривать. Еще одна альтернатива - это игра в дурочку: не вижу, не слышу, не реагирую. Это как раз по-христиански, но реальная совесть говорит: не лицемерь! Важно не правильно себя вести, а правильно чувствовать, то есть любить его даже не в лучших его проявлениях. Любить можно лишь до конца понимая их, а понимать - лишь поняв и узнав самого себя. Поэтому так важны эти мои “расписывания” себя, которые пишутся для тебя, Тилопа, но совершенно не удаются у меня с О., так тщательно и упорно прячущимся в мутной воде своих полуфраз, полуправд, недоговоров и умолчаний.
А может быть, я должна покаяться за мои теплые и светлые воспоминания о днях, проведенных у Сантош? И тут же навсегда отречься от нее? Я не собираюсь этого делать, хотя едва ли еще раз приду к ней. Ведь в ней есть аромат реальной духовности, реализованной души вне зависимости от того, насколько глупа или хороша ее философская концепция. Я увидела, чего достигла в работе над собой она (не ее ученики, а она), и это было важнее, чем то, о чем она говорила. Ведь все эти разные Пути как окна в доме, оформленные как алтари, но каждое - на свой лад. Жители дома то перебегают от окна к окну, то ругаются, споря, какое окно лучше и, если решили сменить окно - каются в прошлых заблуждениях. При этом все они видят из этих окон одно и то же Солнце. Может быть, в храме надо не об окне думать, а о Солнце, как бы его не называли?
В храм приходят, чтобы молиться. Но мы не умеем этого делать, по крайней мере, я. Обилие мыслей, очень спутанных, противоречивых и спорных мешают правильному состоянию, ум работает там, где должно чувствовать сердце. И это не значит, что ум - наш враг и его не надо использовать. Наш ум способен завести нас в любые дебри, если мы используем только его двигательные центры. В храме нам лучше всего оставить все свои мысли в покое и просто вслушиваться в слова священника, певчих, участвуя в общем ритуале. Просто сказать себе, входя в храм: “Я во власти твоей, Отче!” В Индии говорят “Я есть Ты”. Я перед своими занятиями говорила “Себя предоставляю Небесам”. Я ничего не знаю, ничего не могу, но готова отдать себя в твои руки. Прости меня, грешную и научи! И все. И слушать молитвы, прося вслед за священником того, о чем он просит Бога. То есть включиться в общую игру, которую мне предлагают сейчас. Не в таком ли признании своей нищеты духа или сна и состоит наше высшее покаяние?
ПИСЬМО 11 от 26.02.99
Ну вот, Тилопа, пришел к завершению еще один переходный период моей жизни, длившейся на этот раз всего 3,5 месяца - с момента известия о моем увольнении из Петроградской районной администрации и по эти дни. Думаю, что с администрациями, которым я отдала пять лет своей жизни - не лучших, но насыщенных впечатлениями, я покончила навсегда. Именно они вывели на поверхность мои далеко не совершенные персоны: Отшельницу, Чужую и Лишнюю, Запуганную Переменами и Белую Ворону с большими странностями...
С 11 февраля я окончательно оформилась в “Спектрэнерго” и снялась с учета Центра Занятости. На новой работе меня почти все радует. Вспоминаю слова Моны и ее совет: “определи четко, чего именно ты хочешь”. Я хотела от будущей работы не денег, не престижной карьеры предпринимателя, а: 1) ощущения своей нужности и задействованности в рабочем коллективе, 2) возможности иметь свое рабочее место, оборудованное компьютером и современной оргтехникой, 3) работы на государство и на промышленность, а не на торговлю и, особенно, не на распространение импортных товаров, .4) смутно грустила, что пропали мои знания английского, которые в наши дни могли бы стать мне полезны, имей я практику все эти годы. И еще мне хотелось вернуться в родную мне среду инженеров, а не в ту лживую исполкомовскую бабью свору или в круг молодых предпринимателей, где все такие контактные, но ушлые, уверенные в себе, а по большому счету серые и очень провинциальные. Для них я всегда была и буду чужой и с придурью.
Все мои тайные чаяния сбылись в “Спектрэнерго” удивительным образом, более того, я хожу на работу пешком (одна остановка метро или 35 минут ходу) по очень родным мне местам моего Московского района, по пути покупая все нужное в знакомых мне магазинах. Двадцать минут ходьбы по Парку Победы в любое время года - просто несказанное удовольствие. А сейчас - нечастое обилие белого, пушистого снега (в центре, в грязном месиве узких улиц вообще редко увидишь белый снег!). Снег кажется мне добрым знаком. Когда люди делают что-то не так, природа наказывает их теплой и бесснежной зимой, лишая возможности внутренне очиститься, глядя на белое - это моя личная и вполне проверенная идея! И я, и вся Россия, словно бы закончили свое долгое падение и получили шанс начать подъем. Даже все циклы планет на моем году жизни почти все прошли сейчас нулевые точки и теперь идут по синусоиде вверх. Ощущаю и жду перемен к лучшему, по крайней мере - с работой.
Итак, я - референт директора в небольшом ЗАО по инвестициям, наладке и внедрению тепловых пунктов и котельных города. Устаю очень. День пролетает незаметно. Удивительно, но я уже справляюсь со всей этой прежде незнакомой мне техникой - телефонами, факсом, последней версией Windows на компьютере, делопроизводством, табелем, кадровыми вопросами, оргтехникой офиса и обеспечением (включая заказы по телефону из магазинов) канцелярскими принадлежностями всех 25-и членов нашего в основном мужского коллектива. Шеф - мужчина 59 лет, известный в городе энергетик, бывший ген. директор ГП ТЭКа, наш брат - итээровец! Приходится не только готовить ему чай, но и переводить с английского и, наоборот - на английский тексты факсов, время от времени за особую плату делать переводы технических статей по насосам, котлам и прочей пакости. Но мне приятно: язык технической документации - он и в Африке язык, если ты когда-то учился на инженера!
Я настолько вошла в роль, что заботливо подаю чай шефу (это входит в мои обязанности), кокетничаю по телефону с посетителями (не входит, но для фирмы бывает полезно), а к 23 февраля приятно удивила всех персональными стихами каждому из мужчин, попавшими в точку и украсившими общую пьянку. А я впервые за свою жизнь не отдала другим - более артистичным и раскованным, прочтение своих стихов, а прочитала их сама - без малейшего смущения и, кажется, неплохо! Может быть, потому, что в обязанности секретаря-референта входит “создание психологического комфорта в офисе”? Это любопытное открытие, касающееся вопроса, что управляет проявлением во мне тех или иных Персон, от чего зависит их смена и зарождение. В эти дни я чувствую себя в совершенно других персонах, более женственных, раскованных, хозяйственных и уверенных в себе, впрочем, в т.ч. не комплексующих сказать “я этого еще не умею”, но готовых к обучению. Куда делись мои угловатость и застенчивость? бессвязность речи? Целый день сидя на людях и у телефона, невольно будешь в курсе всех дел фирмы, по крайней мере, по части “записать и передать”. И мне это все нравится! От меня не требуется принимать специальных решений - на то есть наше инженерное бюро и шеф, но нужно быть грамотным исполнителем, уметь составлять деловые бумаги, систематизировать информацию, а в этом я могу дать фору любому - я всегда это любила! Мне не надо с кем-либо конкурировать за свой кусок работы, но зато в своем деле я умею то, что другие не умеют, но в чем очень нуждаются.
Унижает ли меня положение “девушки” секретаря? Пока нет. Даже где-то льстит - молодых, длинноногих не взяли, а я справляюсь, причем во всем, включая Windows, -полностью самоучка. Ни курсов, не специального образования, все сама! Ну вот, вылезла моя Хвастливая персона. Пошла вон! Знай место!!
В новой работе есть подводные камни - запах дыма курящих из всех кабинетов, нерегулярность выплат, зависимость благосостояния фирмы от здоровья не очень молодого директора, владельца 50 % акций. Все это так, но зато здесь я могу многому научиться, чему хочу научиться, и продолжить то, что во мне уже подспудно есть, что осваивала как бы случайно, вне или сверх работы, а теперь это вдруг стало служебной обязанностью. А я люблю легальность, совпадение личных пристрастий с общей полезностью.
Разве не чудо то, что совершил Отец Василий? Отец Алексий? А помощь Милы Биск, порекомендовавшей меня на это место? В какой-то степени здесь же и лучик света, пришедший от Диди Сантош! А вернее всего - от нашего Отца Небесного, как бы мы его не называли, который провел свое влияние через всех этих посредников. Поневоле, поверишь в чудеса.
Как записано в законе Маятника, и мой скоро начнет отмашку в противоположную сторону. Найдутся еще у меня поводы для страдания. Но в любом случае, новый путь дарит новые возможности. Впервые за три года я чувствую себя спокойной и удовлетворенной настоящим. Разве это не чудо?
ПИСЬМО 12 от 15.04.99
Добрый день, Клава! Из всех моих немногочисленных читателей ты оказалась самым понимающим, и иногда мне кажется, что это - чудо, поскольку судьба нас свела каким-то неожиданным образом. Несмотря на это, я и с тобой как была нелюдимой и с трудом способной чувствовать себя легко и расслаблено с новыми людьми, так ею и осталась. До сих пор мне трудно говорить тебе “ты”, до сих пор я в телефонном разговоре с тобой не чувствую себя так же естественно и свободно, как например с Олегом, которого знаю уже с десяток лет, хотя последний, в отличие от тебя, реагирует на мои книги так, что мне плакать хочется! Не потому, что критикует их, нет, скорее он их хвалит, но хвалит он всегда не то, что я в них ценю, и откликается совсем не на то, что мне кажется в них самым значимым. Выходит, комфорт в общении не создает нам комфорта единомыслия и наоборот. А мне безумно хочется всего сразу - и понимания, и того, что может дать только время - долгие общие воспоминания за спиной. Очень может быть, что и тебя я придумываю, поскольку почти не знаю. Как всегда, мне мешает мой максимализм и поспешность оценок: снова и снова я забываю известную истину - все люди разные, а я пытаюсь видеть мир только своими глазами и забываю, что из других глаз он кажется совсем другим.
У нас с тобой, видимо, есть родство душ, поскольку неожиданно для меня ты отреагировала на те вещи в книге, ради которых я ее и писала. Помогло этому и то, что у тебя нет субъективного отношения к каждому из героев книги, и твое собственное Я, через которое мы обычно воспринимаем мир, в данном случае не внесло искажений. Прочие мои читатели прежде всего искали в книге портреты самих себя либо проецировали описываемые события на их личное переживание и, если оно было иным, бурно реагировали. Это как раз то, о чем писал Успенский, то, что он называл “внутренней оценкой” и “отождествленностью со своей Ложной Личностью”.
Теперь пора подойти к главному вопросу: для чего писались эти книги? Причин много. Самая поверхностная из них - страховка от моего будущего склероза. Под старость, когда многое уже выветрится из памяти, мне будет куда взглянуть и вспомнить. Ведь уже и сейчас добрая половина имен и событий не помнится, и не будь этих раскопок по дневникам и прочим чудом сохранившимся документам, едва ли я смогла бы восстановить в памяти свою прожитую жизнь. А пока мы помним, мы живем, мы используем жизнь, как средство обучения. Чем меньше мы помним, тем меньше у нас этих инструментов обучения, тем менее мы способны делать то, для чего и были посланы в этот мир - развиваться, накапливать мудрость и понимание. Собирать не факты, а смысл этих фактов. Вот я уже подхожу к главной причине написания книг: они - попытка осмыслить свою жизнь с точки зрения исполнения своей Космической цели рождения. Зачем меня сюда послали? Почему именно в это историческое время? В этой роли? Почему именно эти люди встретились мне на пути и что в них и отчего больше всего меня волновало? Чему пыталась научить меня моя судьба? Все это - задачи астрологии, той авестийской ее ветви, к которой я случайно (случайно ли?) примкнула. Но еще до того в мою судьбу вошла школа Успенского, которая яснее всех поставила передо мной ближайшую и необходимую цель - самонаблюдение. Чтобы познать мир (а это наша общая космическая, данная Богом цель), надо познать себя (ибо “все, что вверху, подобно тому, что внизу”), а чтобы познать себя, надо, как минимум, научиться наблюдать себя. Как? Об этом излагает Успенский в своем “Четвертом пути”.
1) как Машину, полностью бессознательную и управляемую извне. С этим и согласиться-то не просто, а вот честно пронаблюдать за собой и принять это не только не просто, но очень болезненно!
2) как лживое существо, огражденное от видения своей лжи многочисленными “буферами” - приспособлениями, смягчающими удар и позволяющими не замечать свою противоречивость и лживость.
3) как множество очень разных Персон, плохо согласованных друг с другом и питающихся вполне конкретными, ничтожными желаниями - пристрастиями. С этим согласиться тоже не просто, ибо все эти теории против нас в такой Работе, из-за самосохранения им противятся и наш ум, который все умеет повернуть и объяснить в выгодном ему направлении, и наши эмоции - в основном отрицательные и очень субъективные, и та общепринятая в обществе болтовня, что мы привыкли называть современным знанием и теорией.
Увидеть все это в себе и есть то, что Успенский называет Работа, то, что стоит над жизнью и в чем Жизнь совсем не заинтересована. Эта Работа требует людей с достаточно развитым интеллектом; для предано верующих (“монахов” по Гурджиеву) и для фанатиков своего тела, которые всю духовность сводят к проблеме питания (постов) и упражнений над телом (“факиров” по Гурджиеву) она не подходит. Из всех моих знакомых идеи “Четвертого пути” нашли отклик только в Моне, прочие либо не поняли их, либо приняли их за что-то другое, либо сознательно не захотели обратить на них внимание. Ты поразила меня больше всего тем, что без всякой моей подсказки обратила внимание в моих книгах на самое существенное, то, что к тому же и не особо бросалось в глаза, учитывая общий объем самой разной информации. А именно на:
1. Гурджиевский термин “Главная особенность” - ту индивидуальную черту нашего Я, вернее множества наших Я, которая определяет все наше мироощущение, корень наших реакций и нашей лжи. Именно ее я искала в своих книгах, пытаясь увидеть себя со стороны. Пока что не преуспела. А ты тоже вдруг выразила желание ее найти в себе, и это было удивительно!
2. Попытку посмотреть на свою жизнь как бы со стороны и сверху, как на средство развития, а не как на самоцель; как на пьесу, в которой мы одновременно и играем, и учимся. В случае с тобой это тоже было удивительно. Большинство моих читателей только привязывались к конкретным фактам моей жизни, не пытаясь повторить эксперимент на себе, то есть взглянуть и на их жизнь, как на обучающую пьесу, либо, в крайнем случае, посмотреть на пример моей жизни как на некоторый символ, смысл которого можно разгадать. Этот же смысл в частности зашифрован и в наших личных гороскопах рождения. Имея их, крайне любопытно посмотреть на свою судьбу, как на обучающую программу, и проследить за ходом своих типичных реакций на события и характерными, повторяющимися заблуждениями. Никто на это не захотел обратить свое внимание, и это притом, что все мои читатели имели в руках сделанные им мной их личные гороскопы - карты их жизни! И если бы не ты, я бы полностью утвердилась во мнении, что я - плохой астролог и бездарный сочинитель.
3. Вместо конкретной критики или одобрения моих поступков (чего, в общем-то, я ни от кого и не просила), я ни разу не натолкнулась в моих читателях на желание подискутировать со мной (желательно в письмах), поразмышлять о каких-либо, пусть не глобальных, но спорных моих мыслях и мнениях. Ведь, как мне казалось, таких тем я подняла в книге немало и не настаивала на своей единственной правоте. Но в ответ - никакого желания это обсуждать, высказывать свои идеи. Даже те, кто имеет склонность писать письма, вели переписку со мной не о том и совершенно из других отправных точек. В качестве “рецензии” я услышала либо хоть и лестные, но ничего не добавляющие по сути оценки меня как “героини нашего времени”, или “очень интересно”, или “на самом деле все было не так” и “ты такая и этакая”, либо полный “православный” антагонизм по причине моего ... богохульства! Господи! Да ведь куда важнее у любого автора взять на рассмотрение какие-то темы для собственного размышления, чем просто копаться в его биографии или личности, пытаясь судить о нем исключительно с личной колокольни! И только у тебя я увидела именно этот отклик - ты не столько оценивала меня, сколько пыталась осмыслить собственный опыт тем же или своим собственным образом! Мне показалось, что эта Работа тебя зажгла, и это было для меня лучшим подарком!
4. Наконец последнее, что может быть не слишком значимо по большому счету, но важно для меня - ты единственная, кто увидел в книге мою попытку создания литературного произведения, и точно подметил его достоинства и недостатки. Ты сразу же увидела, что если стиль мемуаров (журналистский) у меня идет, то литературный стиль от 3-его лица не с последовательной, а пересекающимися во времени или параллельными линиями развития героев книги я пока что не одолела, не тяну, хотя очень хочется так научиться писать. Ты единственная обратила внимание на продуманность названий книг и глав (я их очень долго и не случайно искала, многое в это вкладывая). И еще мне было безумно приятно услышать, что мои стихи были тобой отмечены и показались уместными - ты единственная, кто о них упомянул, а ведь в определенный период времени я мечтала считать себя поэтом, а вот на роль писателя никогда не метила, да и сейчас не претендую. Спасибо!
Вернусь к тому, с чего начала. Возможно, я тебя придумываю, потому что уж очень мне хочется иметь хотя бы одного читателя, которому бы эти книги не просто понравились, а принесли бы пользу и дали бы тот толчок, который в свое время я получила от других людей. И мне очень импонирует твое намерение приобрести почитать книги Успенского (всегда есть в продаже в “Розе мира” и в “Логосе”). Наиболее подходящими для начала мне кажутся его книги “В поисках чудесного” (более литературная, легкая для восприятия) и “Четвертый Путь” (написана скучнее, но это - учебник, где есть все его основные идеи. Я, кстати, впервые познакомилась с Успенским через эту, не самую простую книгу.) Сразу хочу поведать о тех возможных подводных камнях, которые могут тебе встретиться на этом пути.
Школа Успенского (ее автор - Гурджиев, но он ничего толкового не написал и был скорее идеолог и практик, но не теоретик) очень своеобразна. Она как ... соленые маслины, как запах кориандра, как фильмы Тарковского или Сокурова, то есть то, к чему надо пристраститься; одни люди этого не понимают и не выносят, а другие воспринимают как нечто необъяснимое и свое, хотя все равно до конца не познанное. Это либо очень ценят, либо не принимают никогда. Понятно, о чем я говорю? Большинство моих знакомых Успенского читать не могут - они не улавливают скрытый смысл его слов, который до конца становится понятным только после определенной личной практики самонаблюдения. В его книге мне безумно не хватает конкретных практических примеров его теоретических положений. В этой странности есть свой особый смысл - это и защита от искажения знания, от “дурака”, от случайных людей, для кого эта школа не годится по определению, и ... принципиальная невозможность передать полное понимание на примерах чужого опыта самонаблюдений. Знание только тогда проникает в человека, когда оно переживается им эмоционально - на примере своей жизни, все прочее - знания “из двигательного” или “формирующего” центра (эти термины объясняет Успенский), то есть, почти что не знание. В какой-то степени мои книги и особенно “Письма 12 дома” могут служить иллюстрацией к “Четвертому Пути”, в чем впрочем, я сомневаюсь: свой опыт есть свой опыт.
И еще. Встреча с эзотеризмом - вещь не обязательная и не всем нужная. Почему у одних людей формируется “магнитный центр” (это тоже - термин Успенского), а у других нет, непонятно совершенно. Иметь его - не достоинство, а не иметь - не недостаток. Но уж если потянуло на этот путь, хорошо бы не спутать это явление с обычным нашим любопытством и желанием с помощью эзотеризма улучшить свою жизнь. Эзотеризм такой цели не ставит, он только использует жизнь, как средство. Но он и не требует отказа от жизни, от исполнения чисто житейских дел. Просто предлагает относиться к ним сознательно, то есть как к игре в пьесе, где мы только соавторы. Но при этом надо четко для себя решить, что для нас значимее - Жизнь или Работа. И то, и другое требует вложения сил, жертвования, особенно личного времени. Или мы часто собираем дома застолья и говорим, что на “писать и читать” у нас, к сожалению, не хватает времени (что вполне справедливо!), или находим время на эту Работу, но тогда отказываемся от многих светских развлечений и даже принятых в обществе правил приличного поведения (поддержания вежливых бесед, визитов, взаимных “поглаживаний”). Этот отказ всегда вредит нашему жизненному успеху, но поскольку на совмещение служения Жизни и Работе сил и времени все равно не хватит, а чем делать на половину, лучше уж хорошо делать что-то одно, - то придется сознательно сделать выбор в пользу чего-то одного. Сам Успенский постоянно подчеркивает, что там, где ничем не жертвуют, ничего получить не удастся.
Ну вот, наверное, и все. Получилось нечто вроде послесловия к “Письмам из 12 дома” и предисловия к началу Пути, на который ты, может быть, встанешь. И если тебе понадобится друг по переписке - я в твоем распоряжении. На личные встречи я откликаюсь с трудом и с неохотой: как говорит Кастанеда, мое пристрастие - писать, но не разговаривать.
Спасибо за то, что мы познакомились. Всего самого светлого! .
ПИСЬМО 13 от 22.04.99
Все наши действия либо не заканчиваются, либо приводят совсем не к тому результату, ради которого они изначально затевались. Это не мое открытие, а гурджиевское, который объясняет этот прискорбный факт тем, что октавы (та модель, которой удобно интерпретировать все происходящие во времени процессы) для своего завершения требуют дополнительных толчков извне. Я - не исключение, мои начинания тоже часто замирают в пути и видоизменяются, но, по сравнению с другими, во мне есть какая-то болезненная потребность быть “обязательной”, то есть доводить до логического конца то, что уже было мной начато. Так я почти никогда не оставляю не дочитанной книгу, если уж начала ее читать (но не перечитывать - здесь я часто лишь вспоминаю прочитанное фрагментами), так я привязываю себя к обязательному исполнению того, что пообещала сделать или мне было поручено сделать. Что это? Может быть, влияние заходящего лунного узла в знаке Девы и в 6-ом доме? При этом я жутко не люблю, когда мне что-то навязывают сделать: может быть как раз потому не люблю, что не умею уходить в кусты, не отказав, но и не выполнив. Как раз этой чертой меня больше всего раздражает О. - он так часто неконкретен, расплывчат и противоречив, он напоминает мне мокрый, выскальзывающий из рук, холодный камень, который, находясь на дне мутного озера, к тому же всегда кажется мне чем-то иным, иллюзорным, расплывчатым, но ...“себе на уме”!
Зачем я снова привязываюсь к этой проблеме? Не знаю. Неделю назад я расписала целое письмо на тему “что и почему меня так раздражает в О.” и по иронии судьбы совершенно нелепым образом по ошибке стерла его в ЭВМ, да еще из такого режима стерла, откуда даже восстановление невозможно. Это ли не прямое указание судьбы на “Не делом занимаюсь”? Так почему же, даже ясно осознавая полную несовместимость наших подсознательных реакций, я снова бьюсь лбом в закрытые двери и явно переживаю из-за нашей размолвки. Я примерно знаю, что он чувствует: он обижен, его ранит моя резкость, иногда - хамство, он, как истинная “вода”, реагирует больше всего на внешнюю форму, он ищет в людях мягкости, гибкости, а всякая прямолинейность и неприкрытость личных эмоций его убивает наповал. Я - тигр, а он в принципе не любит породу кошачьих, это проявляется даже в его явной нелюбви к кошкам, которых он в свое время водил на “живодерню” в мединститут (неприятная деталь, показавшаяся мне одной из самых существенных в его портрете и очень неожиданной для меня). Более того, та польза, которую я могла бы ему принести (польза с моей точки зрения), ему как раз пользой не кажется - он НЕ ХОЧЕТ быть ДРУГИМ и НЕ ХОЧЕТ работать в русле той техники, которая мне сейчас кажется самой эффективной, тем более что я не только не могу продемонстрировать на себе ее преимуществ, но и постоянно доказываю обратное. Но пример плохого ученика все равно не означает недостатка Учения!
Его устраивает его собственная однобокость (он ее даже не видит), и он не ищет во мне полезного для себя дополнения. А я, пожалуй, ищу. Я смотрю на него, как на свое “слабое звено”, в направлении которого Гурджиев рекомендует работать для достижения целостности. Когда я смогу принимать и понимать людей “воды” - таких как О., я смогу вырасти над самой собой. К тому же, я чувствую свою вину перед ним, точно так же, как я чувствую свою вину перед своими бывшими мужьями и подругой. Пусть они не похожи на меня, и их повадки мне и сейчас не подходят, но беда в том, что я не могу научиться принимать их хотя бы внешне, быть терпимой. Груз собственных ошибок - проявления моей нетерпимости и резкости - меня давит. Насколько мне было бы легче, если бы я умела так же, как многие, не выражать вслух всего того, что думаю и чувствую. Когда я, наконец, запомню, что людям не нужны мои дела, что они хотят делать сами, им нужно только одно - чтобы их оценивали, поглаживали! Людям не нужен чужой опыт, каким бы хорошим он ни был, не нужны открытые не ими теории и не нужны компаньоны в идеях, которыми они в данный момент не озабочены. Вся разница в том, что такие, как я, в подобных случаях открыто говорят - “мне это сейчас не нужно и не интересно”, такие, как О., осторожно уходят от темы, не делая резких заявлений. По сути это - разумно: ведь никто не знает, к чему мы можем придти потом, зачем же рубить концы заранее? И такие как О. вводят других в заблуждение пока могут, а когда уже не могут, или просто обижены внешними манерами партнера (что всегда оказывается значимее, чем все другое!), то тихо уплывают в никуда, опять же без объяснений. И я снова остаюсь у разбитого корыта с чувством собственной вины, наличие которой для меня не вполне очевидно: я ведь и сейчас уверена, что весы с чашами моих добра и зла по отношению к О. перевешивают в сторону добра, что я реально дала О. очень многое и такого, чего он вряд ли бы получил от других, и к чему он когда-нибудь придет сам, но мы к тому времени уже навсегда разойдемся во времени. Такие расхождения во времени очень досадны, но с этим ничего нельзя поделать.
ПИСЬМО 14 от 6.5.99
“Есть два спасения у современного человека: религия и искусство. И человек искусства обязан давать кислород. Даже если внутри него самого его нет”
/ Михаил Козаков /
“Коли ты вылез на сцену, то должен хотя бы сделать вид, что жизнь находится под контролем человека”
/ Иосиф Бродский /
Чаще всего и всегда к моему удовольствию мне снится берег моря, конечно же, Черного моря. Волны с шумом набегают на берег, взлохмачивая отшлифованную гальку, а я или смотрю на волны, стоя на берегу, или вижу берег откуда-то сверху, с откоса, проезжая по дороге, или собираюсь искупаться, но всегда почему-то помню, что время меня поджимает, что скоро я уеду из этих мест и еще неизвестно когда мне снова удастся поплавать в соленой воде. Даже фильмы, где крупным планом показывают морские волны, набегающие на берег, наполняют меня какой-то радостью. Нельзя сказать, что я так уж сильно люблю море, что меня постоянно тянет в воду, как это было когда-то в детстве. Я не особенно люблю купаться, а уж тем более сейчас, когда при намерении войти в воду на передний план почему-то вылезает мысль о том, как много сил надо будет затратить на борьбу с волной, как сильно я побью ноги об эти вредные камушки, по которым так больно передвигаться босиком, да вообще - какая лень плавать и как-то убивать время, отведенное мной этой процедуре: только успеешь согреться в воде, как уже хочется идти на берег! Что это, признаки старости?
Удовольствие от видения во сне моря - скорее всего дань памяти, ведь мое детство прошло на море, в почти ежегодных летних поездках с мамой на Кавказ ради отдыха! Запахи моря, аромат самшита, солнечный запах собственной загорелой кожи - все это запахи моего детства! А если взглянуть еще глубже, то море - это образ Единого, океана, куда впадают все ручейки нашего Я, того, что поглощает и очищает нас, вбирая в себя главное и отсеивая мутное, что делает над нами Работу и заставляет нас совершать ее в ответ - делать личные усилия.
Путешествия на корабле тоже вызывают у меня двоякую реакцию. С одной стороны, они ассоциируются у меня со счастьем, с состоянием нарастающей и еще неразделенной любви к сероглазому герою, который рядом, но на которого можно только тайком смотреть и, как огня, бояться обмолвиться с ним словечком - слишком сильное эмоциональное впечатление, чтобы его выдержать! Поездка на корабле - это еще и чайки, “которые за бортом верны кораблю” и тоже являются атрибутом моего состояния счастья. Но с другой стороны, морское путешествие - это еще и страх: под днищем кораблика - бездна, о которой и подумать-то страшно, так все в этом мире и на этом кораблике ненадежно, а в открытом море - все чуждо и угрожающе, так ужасна мысль - оказаться вне корабля посреди этой бездонной морской пучины! Морское путешествие очень похоже на жизнь человека - смешение счастья и ужаса. Свою собственную жизнь я тоже одновременно и придумываю, отождествляя ее со счастьем, которого нет, а я все ищу его и жду, томясь от сладких предчувствий чего-то несбыточно прекрасного, и в то же время боюсь ее, вернее боюсь ее потерять, неожиданно оказавшись перед лицом бездны, у которой нет дна и нет спасения. И не то, что мы так уж любим жить и находимся в таком восторге от нашего существования, но уж очень страшимся потерять привычную опору под ногами, оказавшись перед лицом неизвестности. Что там за пределами жизни? Кто это знает?!
Наше истинное Я - это, скорее всего, тоже море, в котором собрались воедино все ручейки наших отдельных маленьких я, которые мы постоянно принимаем за самих себя. Словно мы зрячи только в своих истоках, а после впадения в море перестаем себя видеть! Нет, не так: возможно именно тогда, когда мы - море, мы и видим больше всего, просто мы еще не достигли этого состояния, не изведали его, и оно страшит нас, как страшит океанская бездна, в которой мы боимся раствориться и исчезнуть. Наши ручейки - наши Персоны, очень различны, их внешний вид зависит от того, по какой местности они текут, какое расстояние им приходится преодолевать и какие грунты составляют их ложе. Познать себя, как океан - это результат работы 2-го сознательного толчка (по терминологии Успенского), это включение высших центров нашего сознания, а вот отслеживание своих отдельных ручейков или “самонаблюдение” требует 1-го сознательного толчка - “подведения Работы к месту входу впечатлений” Что сие значит? Нас задели словом или интонацией, мы завелись и полностью отдались своей эмоции. При этом неважно, проявили ли мы это внешне или остались полностью спокойными и тактичными, хотя настроение наше все равно упало вниз и, волей или неволей, мы затаили скрытую обиду на человека. Как же, ведь недооценили наше я, наше самолюбие, достоинство или даже нашу роль, которая нам почему-то показалась недостаточно значимой! В это время мы находимся целиком в жизни, мы уже не лотосы, лепестки которого остаются сухими и чистыми даже в грязной воде, мы совсем не помним себя, то есть себя как океан, которому глубоко все равно, какие воды в него впадают, ведь всех их он способен очистить и принять, поскольку его задача - не прокладывание русла во враждебной ему почве, а вбирание впечатлений и накапливание мудрости. Чтобы не стать съеденным жизнью, не отождествиться с ее внешними “провокациями”, нужно сделать сознательный толчок и вспомнить о Работе, о том, кто мы и для чего мы здесь, о том, какие эмоции у нас всегда только отнимают силу и ничего не изменяют по существу. В этом случае мы становимся наблюдателями себя, того, что происходит и своих реакций на это, то есть воспринимаем не только жизнь, но и себя в этой жизни. Это и есть - самовоспоминание.
Сделав столько глубокомысленных отступлений, самое время заняться разборкой своих отдельных ручейков - Персон. Это занятие не из приятных, поскольку придется перейти на личности, мои личности, но они тоже полны спеси и выдуманного достоинства и не слишком любят, когда с них снимают все маски (разрушают буферы). Как раз такой работой я хотела заняться с О., но не получилось. Почти не получилось. Писать самой себе возможно и легче, но слишком велика опасность впасть в игру воображения и начать лгать - человек, который тебя знает, как облупленную, этого не позволит. Но надеюсь, не все еще потеряно, и я еще найду себе “сообщника”.
С переходом на новую работу во мне появились новые Персоны, каждая из которых подарила мне свою проблему и ее дар - узнавание себя с той стороны, о которой либо не подозревала, либо знала, но не задумывалась. Итак, начинаю.
ПИСЬМО 15 от 7.05.99
Подобное притягивается к подобному. Думаю, что мое попадание в “Спектрэнерго” было не случайностью, поскольку уж очень похожие на меня личности собрались здесь. Они такие же новички в коллективе, как и я, в основном все работают с 1997-98 года, за исключением руководителя и его подруги - они с 1994 года. Все или почти все - технари, инженеры, а эта среда мне близка и понятна. Характеры у всех тяжелые, но зато они люди умные, ругаются только по работе, а не по личным вопросам и, насколько я могу видеть - все в открытую, без тайных интриг, обид и закулисных склок. Взрываются все с одного захода, лаются, как дворняжки, но так же быстро и отходят, а самое приятное, что к делу не равнодушны, оттого и лаются. В администрациях же было очень много показного рвения и тайных обид, к тому же непролазная серость плохо образованных, но очень самоуверенных женщин, которые смотрели на меня свысока и чаще всего не любили. Здесь я тоже - не на первых ролях и не в любимицах, но зато - равная среди равных. Моя должность референта директора, хочешь - не хочешь, предполагает активное включение во все, что на фирме происходит, мне не только можно совать нос во все бумаги, но по штату положено это делать: я ведь “телефонное лицо” фирмы и хозяйка офиса. А я в своей жизни чувствовала себя хозяйкой только в своей группе и мне очень не хватает этой роли. Дома меня мама держит за дурочку и за козла отпущения, но при этом спрашивает с меня, как с главной, а это - достаточно несовместимые роли.
Мой шеф и наш генеральный директор, которому я должна всячески помогать и защищать его интересы не по зову сердца, а по должности, есть полная противоположность Банкову, которому все это делать я была не должна, но делала. Тем не менее, новый шеф мне очень симпатичен, потому что, во-первых, он интересный мужчина, во-вторых, умен, в третьих, прекрасно знает свое дело и болеет за него. Все остальное в минусе - отвратительный характер, отсутствие дипломатии и склонность к постоянному брюзжанию и стравливанию нас (очень требователен, но использует только метод кнута, без пряника), плюс неумение быть логичным и последовательным в организации труда других - вода (он по знаку - Рак), она и есть вода! Банков, наоборот, был очень тактичен, мил и организован, но специалист он был - никакой, и большого ума и толкового проявления воли в решении производственных вопросов я за ним не наблюдала. Такая перестановка образов на роли моих шефов сама по себе интересна. Моя любовь к Банкову тогда кончилась потому, что он не доказал мне себя как толкового и авторитетного лидера, как умного специалиста. Моя любовь к новому шефу еще и не начиналась, но, несмотря на яркие проявления его непростого характера, он мне симпатичен: ведь для меня важны дела, а не форма, ведь я сама - хорошая сволочь, если оценивать меня только по форме! А требовательность к выполнению поручений, к обязательности и к инициативе (неравнодушию к делу) работников - это как раз то, что я сама считаю наиболее значимым, что ценю больше, чем контактность и покладистость.
Подруга шефа Ю., наш исполнительный директор - молодая и породистая (тонкой кости, высокая, руки благородной формы) современная женщина - мне поначалу не понравилась: уж больно резка на язык, особенно по отношению к тем, кто не умеет работать. Больно задела меня ее кличка “Му-Му”, произнесенная ею во всеуслышание по отношению к немолодому и интеллигентному нашему инженеру, работающему здесь чуть больше моего. Бесцеремонная, злая, - такая кого хочешь обидит и не заметит этого. Без всяких комплексов. Явно не любит дураков и неумех. А в общем - то, она есть отражение типично моих недостатков, от которых страдают мои ближние. Прошло некоторое время, и теперь я, пожалуй, на ее стороне. И не только потому, что меня она приняла и, кажется, считает для дела полезной. Тот пожилой интеллигент и впрямь был рохля, меня он тоже неприятно удивлял своей медлительностью, ненужной дотошностью при неумении видеть главное, схватывать суть и генерировать собственные идеи. Короче, мужика быстро “ушли” под “собственное желание” и не скрывали при этом своей радости. Для фирмы он - обуза. А Подруга при всем том, что есть, очень неглупа, владеет всеми вопросами наравне с шефом, иногда и лучше его, умело руководит нашими мужиками - и рабочими, и не только рабочими, сама водит машину, может при необходимости справиться со всей офисной техникой (заправить тонером копировальный аппарат, например), разбирается в экономике, в сметах, управляется с подрядчиками и наравне с инженерами ездит по теплотрассе - не без пользы для дела! Я таких женщин очень уважаю, она - троих мужиков стоит, хоть выглядит, как леди, пусть при этом и курит, как лошадь, и может послать подальше, если ты того заслужил. Так что не все так просто, как кажется. Опять факт в пользу типично моего утверждения: более важна не форма поведения, а реальная отдача от человека, его дела. Очень часто за терпимостью, тактом и внешней корректностью поведения прячется его собственная бесцветность, бесполезность и бесталанность. Это не всегда так, но очень часто. А идеал, когда есть и полезность, и форма - редкость, и почти не встречается.
Третья наша главная и колоритная фигура - главбух, она же - директор по экономике, тоже не подарок. Еще какой не подарок! Ужасно любит командовать и азартно кричит на подчиненных, подрядчиков и даже на шефа - ей палец в рот не клади. Ее крики могли бы обидеть, но уже почти не обижают: к ее нраву здесь привыкли и как на “урода в семье” почти не реагируют. Через минуту после шума она - как ни бывало, тем более что ее крик - исключительно по работе. Гордится своим вздорным характером и даже утрирует его - в этом она похожа на меня: я тоже часто радостно повторяю, что “со мной не соскучишься”, что “я - язва и стервоза” и чуть ли не горжусь этим, далеко не всем нравящимся качеством. В отличие от первых двух описанных лиц, эта - не слишком умна и слишком - баба: любит сладко поесть, выпить, любит казаться развязной и вульгарной, активно напрашивается на комплименты мужчин (женщина разведенная и к браку на словах не стремящаяся), чем порой меня утомляет, но границ не переходит, она - не дура и образованна, а по сравнению с нашими бабами из администрации - и вовсе яркая и интересная личность. Добра и открыта, что у нее на уме, то и на языке, остроумна, доброжелательна. При личных трудностях она первая, к кому я бы обратилась за советом и еще могла бы на ее помощь рассчитывать. Это уже много. Ее трудно терпеть, но это того стоит, человек она неплохой, хоть и хамка порядочная. Но для меня хамство и вздорность - не самый страшный грех! Удивительно, насколько похожих по своему характеру (недостаткам) людей я здесь нашла, притянула в свою судьбу. Видя их, узнаешь себя со стороны!
ПИСЬМО 16 от 21.06.99
Сколько воды утекло с тех пор, как я начала и не закончила описание моих новых коллег! Да и по времени - больше месяца. За это время уволилась описанная мною выше наш главный бухгалтер - Галина Юрьевна. Очень своеобразная женщина. Нелегкая судьба, непростая личность. Семьи нет. Одна растит сына, ровесника моей дочери. Любит кошек. Характер эксцентричный, взрывной, скандальный. Много и давно курит, отсюда масса болезней, в том числе и по женской части. Но за собой следит и, несмотря на отсутствие красоты, умеет одеваться и может дать хороший совет по части одежды другим. Человек - так себе. Как я поняла теперь - специалист она плохой: все бухгалтерские дела вела безобразно, ничего не доводя до хорошей организации, порядка. Даже штатного расписания у нее не было: весь расчет зарплаты велся по каким-то сомнительным правкам к старому варианту, чуть ли не на глазок. Сумму наличности использовала как хотела: на посуду, подарки, пьянки денег не жалела (пусть для предприятия, не на себя, но и сама была большой любительницей шумных праздников!), на нужное и даже насущное денег не оставалось. Удивляла ее общая неорганизованность при уверении в обратном, которая, вероятно, имела объективные причины: у нас на фирме катастрофически не хватает четкого и продуманного руководства и распределения обязанностей со стороны шефа - он прекрасный специалист своего дела, но в даче указаний непоследователен. Последнее тоже по понятной причине: ему не хватает времени и не на кого опереться, потому что сотрудники набраны недавно, в общей массе не очень обязательные, а их труд, если и стимулируют, то лишь заработанными деньгами, но никогда - похвалой. Зато упреков - больше чем достаточно.
Галина Юрьевна в какой-то степени повторяла этот сложившийся стиль - она постоянно позволяла себе резкий окрик и не всегда справедливый выговор по отношению к любому человеку, где-то, подобно мне, кокетничая своей вздорностью и даже утрируя ее. С шефом они стоили друг друга: уж как они порой лаялись - так лучше не слышать, только что без мата! Галина вела себя на фирме так, словно она здесь самая главная и никто ей не указ. Я, например, уже не раз нарывалась на ее резкие и часто неверные распоряжения, с которыми была в корне не согласна. Когда однажды начала спорить, услышала: “Я таких секретарей еще в жизни не видела! Ваше дело - печатать, что Вам говорят!” Меня это тогда больно задело. Впервые почувствовала, что меня тяготит положение “секретарши” без права голоса. А в результате выяснилось, что я была права, шеф отменил ее инициативы. “Ругаясь” по работе, с Галиной можно было сразу же перейти на мирный и дружелюбный лад в разговоре о каких-либо бабских делах: за неимением других подобных собеседников и ввиду того, что наши рабочие места рядом, я всегда ее беседы поддерживала, и мы были вроде как “подружки”, хотя по имени отчеству и на Вы. Нравилось в ней ее незлобивость - сейчас орет, а сейчас отключилась и ничего в осадке. Правда осадок оставался у других - кричала она, а не на нее. Не нравилось мне в ней ее крайняя самоуверенность. Когда я пришла сюда работать, как раз попала под большую пьянку по случаю сдачи объекта. Мы на кухне готовили бутерброды. Ввалилась Галина и, хотя никто ее не просил, взяла инициативу в свои руки. По моему мнению, она там больше распоряжалась, чем делала, но постоянно тянула себе в рот все вкусненькое и хвалилась своим кулинарным умением, которого я не заметила - и без нее мы бы все украсили не хуже, если не лучше. Но это так, для сведения.
Позже я заметила эту ее черту как главную особенность характера - хвалить себя и активно утверждать свою значимость, не оправдывая того, что говорит. Так обычно поступают люди, чем-то обиженные, которые вдруг начинают подсознательно и агрессивно защищаться от жизни, что была с ними несправедлива. Они разыгрывают роль самой главной и самой толковой, в которой хотели бы себя видеть, но за этой игрой в реальности ничего не стоит, а они этого, кажется, даже не осознают. Словом еще один вариант стареющей, бывшей прежде известным мастером спорта Али Гертиг! По настоящему талантливый, умный или способный человек в саморекламе не нуждается и не испытывает потребности идти в наступление за укрепление значимости своего Я.
Не знаю уж, что там у них случилось с шефом, но ее очередное заявление об увольнении в ответ на его очередную критику ее работы, он подписал. И, как мне показалось, она этого хотела только на словах, но не ожидала на деле. Галина Юрьевна была слишком уверена, что ей нет замены, что именно она на своих плечах несет эту фирму, несмотря на тяжелый характер шефа. При этом она отработала здесь полтора года, а по трудовой книжке - масса мест, откуда уже уходила по собственному желанию, не проработав и года. Замену ей нашли - очень молодую девочку, никогда не работавшую главбухом и закончившую всего лишь Ульяновский техникум бухгалтерского учета. Девочка (семейная, сыну 14 лет) оказалась по провинциальному сметлива, ласкова где и с кем надо и не глупа, свое дело она, видимо, знала, хотя, как мне показалось, была из тех, кто хочет от жизни многого и сразу и никакими комплексами неполноценности не страдает. За не имением другой кандидатуры, шеф ее взял - больше для укора Галине, с которой он ругался до самого последнего ее здесь часа. Так эта “девочка” здесь и осталась, незаметно из категории временной перейдя в постоянные. Я к Ирине - так звали нового бухгалтера - отношусь сложно. Мне она не нравится как человек, хотя как работник она собраннее и ответственнее, чем Галина. Чисто по провинциальному умеет общаться с нужными ей людьми, что хорошо для дела, но для меня сильно отдает игрой и прагматизмом. Во всяком случае, говорить “за жизнь” мне с ней хочется еще меньше, чем с Галиной, которая во многом была честней и искренней, ближе для меня, чем эта “фифочка”. К тому же, личная судьба Галины мне понятнее.
Теперь наблюдение: я тщеславна. Меня задевает, что “какие-то сопливые бухгалтеры без высшего образования вдруг оказываются моими начальниками и получают в два раза больше моего”. И я уже очень хочу быть здесь не секретарем (сама работа которого мне ужасно нравится!), а инженером, на которого пусть и кричат по работе, но который из себя что-то значит, кто лично отвечает за дела предприятия, кого зовут на рабочие совещания, например, а не только поручают снимать трубку и передавать нужным людям нужную информацию. И еще обидно, что я получаю здесь, как выяснилось, меньше всех (хотя сам оклад мне показался большим в сравнении с окладом в администрации, впрочем - докризисным!) Мое самонаблюдение заключается в том, что своим положением в жизни я становлюсь недовольна не вообще, а только, когда сравниваю себя с другими - зависть что ли? Потребность чувствовать себя значимой? В своей собственной роли я, кажется, здесь очень устраиваю шефа, ему нет смысла нагружать меня инженерными вопросами - лучше он на большие деньги возьмет со стороны того, чью работу я, как мне кажется, и сама бы потянула со временем. На совмещение и того и другого сил и времени явно не хватит. То есть, в моей прекрасной работе, где я имею много полезных преимуществ (личный компьютер, доступ к разного рода информации общего характера, не слишком большая ответственность и дырки свободного времени для творчества) есть тупик - отсутствие дальнейшего роста, в том числе и материальных перспектив. Или я ошибаюсь? Все время упускаю из ума одну очень важную мысль - надо постоянно предоставлять себя Небу и доверять ему полностью: все произойдет так, как должно произойти, если только я сама не начну суетиться и что-то планировать.
Еще несколько портретов моих сотрудников. Троим из них, не считая Г.Ю. , я уже успела оформить приказы об увольнении - текучесть у нас большая, несмотря на трудные времена, и это меня удивляет: а мне, дуре, здесь нравится! Может быть потому, что пока еще меня шеф ни разу не разносил? Опишу оставшихся.
Главный экономист - Ш., по предположению, протеже Ю. и ставший постоянным спутником Г.Ю., ухватившейся за него со страстью одинокой и активной женщины к охотно подчинившимся ей молодому мужчине, к тому же неспособному без ее помощи решить ни одного вопроса по работе. Этот молодой - нет и сорока! - еврей с высшим экономическим образованием и даже законченной в ФинЭке аспирантурой, - по всем показателям должен бы быть полезным для фирмы, по крайней мере - смышленым. Увы! На мой взгляд, он не оправдывает никаких надежд, и оттого с самого начала вызывает во мне странные чувства. Невысокого роста, с полными, влажными губами и нечистой кожей, весь какой-то расслабленный и ленивый, он умеет только отвлеченно рассуждать низким и уверенным баритоном да просить меня напечатать его достаточно невразумительные записки и черновики расчетов (не люблю людей, не умеющих связно излагать свои мысли на бумаге). Ни одного порученного ему здесь задания он до конца не довел, по какому бы вопросу не обратились к нему - даже находящемуся в его непосредственной компетенции, он или не имеет какой-либо информации или только согласно кивает головой. В остальное время сидит за компьютером, играя в преферанс. По его словам, работать на компьютере он умеет. Неясно, почему он тогда сам себе деловые бумаги не готовит, а дает мне - из барства, что ли? (Ю., хоть и выше его по должности, все печатает сама, поскольку это удобнее и рациональнее, чем через посредника). Никак не могу понять, с какой целью я “притянула его в свою судьбу” или что последняя хочет мне сказать этим персонажем, по-моему, нисколько не похожем на меня. Раздражает он меня ужасно и, кажется, не только меня. Шеф его за глаза и в глаза пинает и на словах мечтает подвести под увольнение, но пока продолжает терпеть и слишком хорошо оплачивает его отсутствие труда. Иногда мне кажется, что все гораздо сложнее, чем видится, что я чего-то не понимаю, а шеф ведет свою игру со своими особыми интересами. Мне всего этого не понять. Я пока что - на стороне шефа и вижу в нем симпатичного мне человека, радеющего за свое дело. Но почему-то вспоминаются слова Галины Юрьевны - “меньше знаешь, легче жить”. Она утверждала, что я со временем не раз вспомню этот ее совет.
Про остальных напишу потом, когда они станут для меня не просто попутчиками, но и теми, кто высекают из меня искры, раскрывая во мне новые и неожиданные грани.
Р.S. Как раз на следующий день произошел очередной разнос Ш., и он подал на увольнение. Сценарий с Галиной Юрьевной повторяется.
ПИСЬМО 17 от 24.06.99г
В городе стоит изнуряющая жара, а характер мой портится вне зависимости от погоды. О причинах и о характере позже, а пока о хорошем - о Владимире Соловьеве, с трудами которого мне, наконец, удалось познакомиться. Помогла дочка, которой понадобилось писать реферат по теме философского наследия Соловьева.
Этот русский философ, несгибаемый сторонник православия, неожиданно помог мне полюбить этот Путь, из года в год критикуемый мною за догматизм, несмотря на то, что сам Соловьев ни в чем не хотел отступать от него. Но он писал о сути православия, а не о его мифах. Он понял и принял дух этой веры, а не ее форму, и этот дух, оказывается, не только не вызывает во мне никаких противоречий, но удивительным образом подкрепляет мои взгляды, которые почти никто из моих друзей, в том числе и православных, не поддерживает. Я имею в виду мой несовременный патриотизм и чувство единения с государством, гражданское служение, осуществляемое, в том числе и как служение божественной Воле. Все мои духовно продвинутые знакомые от государства и от любого социального переживания того, что происходит в стране, всячески стараются отстраниться. Они не терпят включенного в комнате радиоприемника (здесь я не имею в виду слушание дешевой популярной музыки, отравившей наш эфир), и не смотрят телевизор по чуть ли не идейным соображениям. Они с гордостью подчеркивают мне, что даже не знают, “что там произошло сегодня с правительством” и что они “понятия не имеют, кто такой Березовский”. В последние годы они, многие из них, хотя и выходцы из интеллигентных семей, практически не читают книг (за исключением эзотерических) и в своей жизни ищут не работы, где могли бы чувствовать себя полезными для общества, а работенки, чтоб - “свободный график, поменьше обязанностей и желательно поменьше дисциплины: им нужны только деньги для своих насущных нужд (богатства не надо!), а как зарабатывать - не важно, “это все игра, навязываемая нам закостеневшим интеллектом”. Думаю, что большинство из них с радостью бы уехали из России, появись у них такая возможность, чтобы там “развиваться и обогащать себя духовно”. А мне, дуре, здесь интереснее, хотя и не легче, хотя иногда мне реветь хочется от обиды на весь тот хаос, который в нашей стане имеет место быть. Но я все равно не стану употреблять модное нынче выражение “в этой стране”, а скажу “у нас”, потому что моя родина, как и моя мама, все равно для меня дороже всех, даже если она и “уродина”.
Мне очень странно, что совсем другие, отличные от моих взгляды (может быть, и правильные?) стали исповедовать те, кто относятся к людям моего же поколения, с которыми мы учились в одной и той же советской школе, кто даже вышел из той же социальной среды, что и я. Мои ровесники-эзотеристы часто, не мучаясь совестью, не платят за квартиру, но находят деньги на музеи и театры (сердцем я это понимаю, но не могу поступать так же, если ограниченность средств предлагает выбор: или - или). Они живут сейчас в основном “левыми” способами заработка (я имею в виду не воровство, а разные приработки и малополезную для общества предпринимательскую деятельность с уклонением от налогов и ориентированную на интересы иностранных партнеров), но при этом не стесняются обращаться в государственные службы для оформления всяческих компенсаций и льгот как “безработные”. Их не тяготит их скрытая безработность и неучастие в жизни общества, не бередит душу утрата их прежней профессии или знаний (не оттого ли, что многие из них и учились-то, порхая!) потому что их центр тяжести не на Земле, а в Небе. И это дает им законное право халатно относиться к порученным служебным обязанностям, чем иные из них подводили меня, если нам приходилось работать вместе, поскольку все их “Богом подаренное время” они тратят на что-то более, с их точки зрения, возвышенное и духовное, чем я, и чего таким, как я - озабоченным социальным долгом и скучным - не понять, хотя именно на мои наработанные за двадцать пять лет ежемесячно уплачиваемые налоги они получают свои компенсации и льготы как малоимущие. И пусть я, возможно, чего-то утрирую и, как сказала Н. , “не учитываю, что у каждого свой долг”, но другой я быть уже не могу, и мне даже спустя десять лет после начала перестройки все еще нравится, когда общее для человека значимее, чем личное, когда человек честно и заинтересованно работает на благо всеобщей - всегосударственной или всечеловеческой идеи, и когда есть дисциплина и ответственность. Я, хотя и ощущаю мир Зазеркалья, как свой, до конца не понимаю и не люблю всех тех, кто по-толстовски уходят в натурализм и нищету духовную, раздав случайным или ленивым людям все нажитое прежде, кто увлекается искусственным, с моей точки зрения, аскетизмом и истязаниями плоти, вместо того, чтобы заставить свою плоть служить обществу - дикому, неразумному, но данному им по рождению, что является аскезой более трудной, чем толстовский уход “на природу”. Я всегда нахожусь в расщелине между горним и дольними мирами, каждый из которых пытается меня вытолкнуть, как “нечистую” и, наверное, в итоге окажусь раздавленной обоими. Совершенно не случайно мне, начиная с Памира и по сей день, тяжело стараться внутренне оставаться созвучной мыслям как О., так и Н., которых я ценю и уважаю. Трудно принимать искренно этих очень разных людей, пусть и в разных формах, но одинаково не привязанных к жизни государства, их породившего.
Я всегда придиралась к православию за его непримиримость к ищущим и сомневающимся, как вдруг неожиданно Владимир Соловьев оказался моим единомышленником и стал мне удивительно близок и понятен - куда ближе, чем все те, кто предлагал мне разного рода “40-летнее бродяжничество по пустыне”, вместо участия в жизни и сопереживания своей стране в не самое лучшее для нее время.
Что же утверждал Владимир Соловьев? Что он был за человек?
Соловьев родился 16 января 1853 года в Москве. Интересна дата его рождения - Козерог. Я родилась 18-го, Виссарион - 14 января, Сантош - где-то под Новый год, все они очень разные Козероги, но со всеми ними я нахожу созвучие наших ощущений от мира. В Москве Соловьев учился в гимназии, которую закончил с золотой медалью (для меня это еще один значимый штрих - человек, умеющий трудиться и не дурак!), здесь же поступил в Университет сначала на историко-филологический факультет, а потом на естественное отделение. Соловьевы - столбовой великорусский род. Дед, как и его предки, был из духовного звания, более сорока лет его знали в Москве как известного московского священника. Отец - Сергей Михайлович - великий русский историк, профессор, а позднее и ректор Московского Университета. Мать происходила из хорошей дворянской фамилии, а ее дальним предком был знаменитый украинский философ-странник Григорий Сковорода. Их семья была религиозной, строго чтила устои православной церкви. Хотя в юношеском возрасте Владимир прошел через различные фазы теоретического и практического отрицания церкви, но именно благодаря научным знаниям он преодолел в себе материализм и неверие. Естественные науки укрепляли его духовное мировоззрение. “Естествознание показывает, - писал Соловьев, - как в природе в результате сложного процесса и борьбы преодолевается безобразие и нарастает красота”. Владимир не пошел по стопам отца и предпочел истории философию. Он читал Платона, Спинозу, Канта, Шеллинга, Шопенгауэра, из отечественных авторов отдавал предпочтение славянофилам. Чтение сделало его глубоким знатоком истории философии, что дало ему основу для развития собственных оригинальных философских идей. Многие же из моих друзей-эзотеристов, толком не читали философских книг, не работали над ними. Им явно не хватает хорошей школы и организованного ума. Не в этом ли причины нашего с ними диссонанса?
Соловьев считал, что философская истина и историческая реальность обычно не совпадают: “до конца истории будут находиться умы элементарные, для которых догматическая метафизика материализма останется самою собственною философией”. Он был убежденным противником философии позитивистов, чье мировоззрение господствовало тогда в европейской науке. Позитивисты ценили “положительное знание”, которое дают специальные дисциплины (геология, физика, химия, филология), и утверждали, что наука не нуждается в стоящей над ней философии. Чтобы стало понятнее, добавлю, что среди литературных персонажей примером прямолинейного позитивиста является Базаров, утонченного - Шерлок Холмс. Соловьев в противовес позитивистам придавал глобальным философским идеям самое большое значение. И в этом наши взгляды с ним солидарны - я тоже высоко ставлю роль философии, мне также претит и прагматизм, и порхание над землей при отсутствии профессионализма хотя бы в каком-нибудь деле.
Как меня всегда волновала “космическая цель жизни” человека, нации или любой другой сущности, так и Соловьев мыслил стратегически, с позиции высшего плана бытия. “Высшая сила, которую русский народ должен провести в человечество, есть сила не от мира сего, и внешнее богатство и порядок относительно ее не имеют никакого значения. Великое историческое призвание России есть призвание религиозное в высшем смысле этого слова. Мы должны перестать творить себе кумира из всякой узкой ничтожной идейки, должны стать равнодушнее к ограниченным интересам этой жизни и свободно и разумно уверовать в другую, высшую действительность”.
В чем же состоит историческое призвание России? По мнению Соловьева, жизнь каждого народа представляет собой определенное участие в общей жизни человечества. Органическая функция, которая возложена на ту или другую нацию в этой вселенской жизни, - это и есть национальная идея, изначально заложенная в плане Бога. И эта идея никогда не выступает в качестве материальной необходимости, но только в форме морального обязательства. Эта идея проявляется как закон жизни, когда долг нации выполняется, и как закон смерти, когда это не имеет места. По мнению Соловьева, русский народ - народ христианский, и, следовательно, “чтобы познать истинную русскую идею, нельзя ставить себе вопроса, что делает Россия через себя и для себя, но что она должна сделать во имя христианского начала во благо всего христианского мира”.
От общих, богословских положений мысль Соловьева переходит к конкретным, практическим правилам человеческого общежития, касающихся всех без исключения. “Христианская Россия, подражая самому Христу, должна подчинить власть государства (царственную власть Сына) авторитету Вселенской Церкви (священству Отца) и отвести подобающее место общественной свободе (действию Духа). Русская держава, отъединенная в своем абсолютизме, есть лишь угроза бесконечных войн. Русская держава, пожелавшая служить Вселенской Церкви, внесет в семейство народов мир и благословение”. Разве сейчас, почти сто лет спустя после написания его книг, когда мы ходим по краешку новой войны то из-за Югославии, то из-за наших собственных партийных разборок, они не кажутся нам удивительно современными и актуальными? Восстановить на земле верный прообраз божественной Троицы, посвятив себя не накоплению богатств и даже не техническому прогрессу, а более возвышенной идее любви и милосердия к ближним и через это - самосовершенствованию, - вот в чем состоит русская идея. Для этого нам следует действовать не против других партий, наций, и тем более не против государства, каким бы нелепым оно ни было, а, наоборот, с ним и для него.
Ученая карьера, которой Владимир Соловьев не интересовался, первоначально складывалась у него удачно. В 1880 году он защитил докторскую диссертацию, в которой, исходя из принципов всеединства, провозгласил: “Истинное, нормальное общество должно быть определено, как свободная теократия”. Власти считали его способным философом и “человеком с идеями”, но, как ни странно, не давали ему хода, хотя он всегда критиковал социалистические идеи: “Человек как существо чисто природное с одним материальным содержанием жизни (каким он является при социализме), не может иметь никаких прав и обязанностей - он имеет только влечения и интересы. Но такое существо не есть человек, и союз таких существ, если б и был возможен, не был бы обществом человеческим”.
Основной принцип его философии - принцип всеединства, основанного на безусловных нормах христианской нравственности. Соловьев был патриотом России, но его патриотизм был патриотизм разума и совести: “Патриотизм требует, чтобы мы хотели действительно практически помочь своему народу в его бедах”. Сейчас мы все любим повторять, что так плохо, как сейчас, мы еще никогда не жили, что нам досталось особо трудное время и вместо того, чтобы чего-то созидать, витаем в облаках в поисках Царства Небесного. Но если почитать нашу историю, “особо трудное” время продолжается у нас всегда. Тогда, при жизни Соловьева 1891 году в Россию тоже пришла страшная беда - голод, ставший трагедией русского народа. Общественное единение - вот что казалось Соловьеву в то время самым значимым. “Земная природа отказывается кормить человечество. Вот общая опасность, которая должна соединить верующих и неверующих”. Но он с ужасом убеждается, что в годы испытаний “идея общественности исчезла из ума даже лучших христиан, что удел русской интеллигенции - разброд и бессилие”. Это почти точное повторение того, что происходит сейчас в нашей стране, запутавшейся в иностранных долгах и собственной разрушенной экономике. Православие нынче стало очень модным, но вместо единения тех, кто повесил на себя цепочки с крестиком, мы видим как раз обратный процесс - противостояние и вражду, борьбу либо за власть, либо за правоту своей веры и поиск виноватых. Как и сто лет назад, снова общественное единение оказывается столь же недостижимым, как и вселенская церковь.
Для русского общества Соловьев всегда оставался одиноким, неприкаянным. Он был одинаково чужд националистам и “патриотам”, народникам и марксистам, поклонникам Льва Толстого и Фридриха Ницше. По собственному признанию, он “был подвергнут отлучению от активной русской интеллигенции”. Лично мне это очень напоминает нашу современную реакцию на Солженицына, мудрейшего и до конца последовательного человека, до сих пор почти не читаемого и не понятого. Как и обо всем, о его книгах у нас тоже сложилось однобокое, создавшееся по чужим мнениям-ярлыкам представление. Впрочем, Солженицын - это отдельная тема, не стану уклоняться от намеченной. Последовательность Соловьева особенно наглядно проявилась, когда философ решительно отказался поддержать мнение большинства тогдашней интеллигенции о необходимости смертной казни цареубийц, покушавшихся на жизнь Александра II. Осуждая их акт насилия, Соловьев оставался верным христианскому убеждению, что всякое убийство неприемлемо для истинно православного человека и ни в каком случае не может быть оправданным. Именно этим качеством характера мне близок Соловьев. Он может оказаться неправым в своих взглядах, но, приняв их, будет следовать им до конца, а не так, как многие знакомые мне эзотеристы, не в пример мне, без колебаний считающие себя сопричастными духовному пути, но при этом не следующие своим убеждениям в жизни, например, по наглому уклоняющиеся от исполнения социального долга и, по сути, паразитирующие на собственном государстве, от которого изначально получили больше, чем отдали ему, какими бы красивыми теориями они это ни оправдывали.
Соловьев считал, что красота и творчество необходимы для исполнения добра в материальном мире, ибо только ими просветляется и укрощается “недобрая тьма этого мира”. Человек - самое прекрасное и самое сознательное существо в природе. Из результата он становится деятелем мирового процесса и этим соответствует его идеальной цели - полному взаимопроникновению духовных и материальных факторов и элементов Вселенной. “Когда частные элементы не исключают друг друга, а взаимно полагают себя один в другом, когда они не исключают целого, а утверждают свое частное бытие на единой всеобщей основе, когда эта основа не подавляет частных элементов, а, раскрывая себя в них, дает им полный простор, - тогда только бытие является достойным, каким оно и должно быть”. Всякое зло, считал он, есть нарушение взаимной солидарности и равновесия частей и целого. Точно также ложь есть мысль, которая берет исключительно какую-нибудь одну из частных сторон бытия и во имя ее отрицает все прочие. (Это же самое я называю ересью, что в дословном переводе означает узкий путь.) Все безобразно, в чем одна часть безмерно разрастается и преобладает над другими. По мнению Соловьева, Бог - это ВСЕ ВО ВСЕХ. Абстрактный, не способный к творческому воплощению дух и бездушное, не способное к одухотворению вещество - оба несообразны с идеальным и достойным бытием.
Творчество имеет объективное значение и действует вне человеческого мира, но задача, не исполнимая средствами физической жизни, должна быть исполнима средствами человеческого творчества. Это соловьевское положение показались мне полностью созвучным с моими предположениями о космическом назначении человека в мире (познание, творчество и возврат к Истоку (“центробежность )
Очень интересным мне показались и рассуждения Соловьева о космическом значении любви, в которых он остается таким же последовательным, непротиворечивым православным философом, как и во всех других его высказываниях и поступках. Кратко перескажу суть его рассуждений. Всегда считалось, что смысл любви состоит в продолжении рода. Но чем выше мы поднимаемся по лестнице организмов, тем сила размножения становится меньше, а сила полового влечения, наоборот, больше. У птиц, например, сила размножения гораздо меньше по сравнению с рыбами и земноводными, а взаимная привязанность между самцом и самкою очень велики. У человека, по сравнению с животными, размножение совершается в наименьших размерах, а половая любовь достигает наибольшего значения и высочайшей силы. Напрашивается вывод, что Мировая Воля имеет в виду не только сохранение рода, но и осуществление в его пределах множества определенных видовых типов и индивидуальных характеров. Вероятно, что для усовершенствования человеческой породы требуется, чтобы на свет являлись лучшие ее образцы, которые ценны как индивидуальности. Но если Мировая Воля чрезвычайно заинтересована в рождении какого-нибудь особенного человека, то она должна была бы принять особые меры для обеспечения желанного результата, то есть, по смыслу теории, должна возбудить в родителях чрезвычайно сильную страсть, способную сокрушить все препятствия к соединению. В действительности же мы не находим ничего подобного. Более того, самая сильная любовь весьма часто бывает неразделенною и не только великого, но и вообще никакого потомства не производит. А в тех редких случаях, когда необычайно сильная любовь производит потомство, оно оказывается самым заурядным. Почему же Высшая Воля как бы нарочно препятствует соединению любящих, как будто ее задача отнять возможность потомства у тех, кто способен на большую любовь?
Соловьев считает, что великая любовь никогда не бывает орудием родовых целей, которые достигаются и помимо ее. И у животных, и у человека половая любовь есть высший расцвет индивидуальной жизни. Сознавая переживаемые им состояния, человек имеет способность оценивать их не только по отношению к другим единичным фактам, но и к всеобщим идеальным нормам. По выражению Соловьева, сознание человека определяется разумом истины. “Сообразуя свои действия с этим высшим разумом, человек может бесконечно совершенствовать свою жизнь и природу, не выходя из пределов человеческой формы. Поэтому-то он и есть высшее существо природного мира. Если космогонический процесс создает все новые и новые виды существ, причем прежние частью истребляются, как неудачные, частью сосуществуют между собой, не образуя никакого действительного единства, то в историческом процессе через индивидуальное сознание человека прогрессирует всеобщее сознание. Вся Истина заложена в сознании человека и постепенно осуществляется в жизни человечества. Преимущество человека перед прочими существами природы - это его способность познавать и осуществлять Истину. Индивидуальный человек воспринимает себя как обособленную частицу всемирного целого и себя утверждает в эгоизме - хочет быть всем в отдельности от всего. Пока сила эгоизма не встретится в человеке с другой силою, ей противоположною, сознание истины есть только отблеск чужого света”. Живая сила, выводящая человека из ложного самоутверждения, и называется любовью. Таким образом, “смысл человеческой любви есть оправдание и спасение индивидуальности через жертву эгоизма”. Любовь важна как возможность перенесения всего нашего жизненного интереса из себя в другого, как перестановка центра нашей личной жизни. К сожалению, любовь для человека есть пока то же, чем является разум для мира животных: она существует в своих зачатках или задатках, но еще не на самом деле.
Соловьев, конечно же, убежденный идеалист, но он вовсе не отрицает все материальное, а постоянно подчеркивает необходимость взаимопроникновения материального и духовного, советует избегать крайностей и однобокости. Ложная духовность любви, считает он, есть отрицание плоти, истинная духовность есть ее перерождение, спасение, воскресение. От анализа личной любви Соловьев переходит к взаимоотношению между человеком и обществом. “Как в любви индивидуальной два разных, но равноправных и равноценных существа служат один другому необходимым дополнением, точно также всякий социальный организм должен быть для каждого своего члена не внешнею границей его деятельности, а положительной опорой и восполнением. Не подчиняться своей общественной сфере и не господствовать над нею, а быть с нею в любовном взаимодействии, служить для нее деятельным началом движения - таково отношение истинной человеческой индивидуальности к своей ближайшей социальной среде, к своему народу и даже ко всему человечеству”. В этом взаимопроникновении, я думаю, и заключается всеобщий смысл любви, так как “под смыслом какого-либо предмета имеется в виду именно его внутренняя связь с всеобщей истиной”. С этой формулировкой философа я не могу не согласиться. Именно такого “космического”, всеобъемлющего подхода мне всегда не хватает в нашем современном православии, которое или мелочно привязывается к букве Евангелия, или просто не утруждает свою мысль возможностью посмотреть на все окружающее с более высоких, космических точек зрения. Философия почему-то всегда кажется нашим убежденным последователям православия враждебной им силой, но только не Соловьеву, который считал философское мышление основополагающей и значимой способностью Человека.
ПИСЬМО 18 от 29.06.99
Как в прошлом году от знойного лета страдала Москва, так в этом достается Питеру. В Москве тоже жарко, но кроме изнурительных 28 о С в тени, у нас еще сильная влажность и отсутствие ветра. Ни днем, ни ночью нет ощущения прохлады. Новое (или последнее из многочисленных предыдущих) правительств Степашина шлет бюджетные средства на миротворческую деятельность в Югославию, там, якобы, страдают наши православные братья. По большому счету нам нужны не столько эти братья, сколько сфера влияния на Балканах. Всех, кто наверху сейчас больше всего волнует единственный вопрос - смогут ли они победить на выборах или остаться вновь у власти. В результате никакие законы не проходят, кроме разве что законов о сохранении их прежних привилегий после ухода из власти. Яркой иллюстрацией этому служит цитата из статьи сегодняшнего номера газеты “Невское время”: Сказать, что власть надругалась над миллионами людей, честно и мужественно тянущими лямку своей злой судьбы, - значит, ничего не сказать. Власть перестала иметь право на уважение. Теперь социальные гарантии изработавшихся членов Совета Федерации и депутатов Думы приравнены к ...министерским! Еще в августе 96 года был принят документ о порядке предоставления единовременной компенсации депутатам ГД. Компенсация в 60 тысяч долларов предназначалась для небожителей российского парламента с тем, чтобы они смогли, не изнуряя себя, приобрести столичные квартиры в личное и вечное пользование. В результате парламентарии обложили своих же избирателей ежегодными “репарациями” в размере130 млн. рублей. Теперь готов новый Закон - закон о привилегиях власти страны, лежащей в долгах, бедности и фактически в разрухе. В числе прочего среди трофеев, добытых победителями над собственным народом, будут еще и пенсии в размере 4,5 тысяч рублей - в десять раз большие, чем у рядового пенсионера! Хотя закон предполагает, что льготная пенсия не должна превышать среднюю в 3,5 раза. Но для отдаленно напоминающих слуг народа закон не писан. Не случайно Роман Виктюк (режиссер) отреагировал на это так: “Это агония смертельно больного. Надеюсь, пропасть их проглотит вместе с привилегиями”.
Увы. Не надейтесь, уважаемый Виктюк! История дает обратные примеры. С точки зрения верующего человека, слова Виктюка сильно отдают бездуховностью - он не только судит, но и еще желает, чтобы бессовестных проглотила пропасть. Но мне очень трудно после прочтения статьи не отождествляться с происходящим и не закипать гневом, несмотря на то, что не только в Евангелии, даже в Коране сказано: “Если человек на коне просит у тебя милостыни, дай ему, не спрашивая ни о чем - пусть он сам разбирается с Богом”. По моему личному ощущению, а не по записанным в священных книгах правилам, более правильно активно реагировать на происходящее в стране и болеть за нее душой, а не просто смиренно предоставлять Богу воздавать каждому по заслугам. Столь же отрицательное впечатление оставляет у меня и то, что сейчас происходит в нашем Питерском ЗАКСе (Законодательном Собрании). Там вот уже полгода занимаются тем, что выбирают Председателя и, разбившись на фракции, ведут тонкие интриги в пользу лидера из своей партии, каждый раз демонстративно не участвуя в голосовании, чтобы специально не набрать нужного количества голосов. Смешно и противно. Устроив обеспеченную жизнь себе, они могут не волноваться о проблемах города - своя хата ближе к краю!
После этой увертюры, самое время перейти к опере - продолжить мой рассказ о философских идеях Соловьева, касающихся государства Российского. Судя по всему, ему тоже было не безразлично, что происходило в нашей стране. Его заинтересовала история нашей страны, которую он пытался проанализировать, исходя из принципа всеединства, основанного на безусловных нормах христианской нравственности. Изложу ход его мысли, как я ее поняла.
Языческий Рим пал потому, что его идея абсолютного, обожествленного государства была несовместима с христианской истиной, в силу которой верховная государственная власть есть лишь делегация абсолютной власти Христовой. Древний Рим обожествил самого себя и погиб. Византия прикрыла свою, по сути, языческую жизнь лишь внешним следованием христианским догматам и тоже пала. После этого роль христианского центра перешла к России, поэтому и во времена Соловьева, и сейчас крайне необходимо понять, чего следует избегать России - “третьему, новейшему Риму”, чтобы не подвергнуться той же плачевной участи.
Соловьев утверждал, что материальная сила сама по себе есть бессилие. Не ее перевесом наши предки сокрушали царства и не из-за ее нехватки терпели поражения. Была внутренняя, духовная причина падения Византии - ее ложное отношение к христианству. Они неверно понимали и применяли истинную идею, гордясь своим правоверием. Византия погибла не потому, что была несовершенна, а потому, что не хотела совершенствоваться. “Царства гибнут только от грехов собирательных и спасаются только исправлением своего общественного строя. Пусть злодеяния и распутство одних людей уравновешивались добрыми делами других и молитвами святых монахов, но именно полное и всеобщее равнодушие нации к историческому деланию добра, к проведению воли Божией в жизнь людей тогда ничем не уравновешивалось и не искупалось. Оказавшись безнадежно неспособной к своему высокому назначению - быть христианским царством, - Византия потеряла внутреннюю причину для своего существования”.
Можно ли эти мысли приложить к нашему времени? Вне всякого сомнения. Подражание западным странам в последние годы удивительно быстро уничтожило у нас и сделало предметом насмешки всякие высокие идеалы, в обиходе появились выражения типа “что я с этого буду иметь” и “достаток в семье выше интересов Отечества”. Даже “за бугром”, которому мы так рьяно подражаем, уже так не думают или думают не совсем так. Не имея в голове никаких идеалов - прообраза Царства Божия на земле, которые хотя и извращенно, заменял нам прежде идеал “светлого коммунистического общества”, абсолютно невозможно не только подняться вверх, но даже остановить падение нации.
Соловьев рассмотрел несколько исторических фигур, в деятельности которых наиболее ярко прослеживается путь России. Это князь Владимир, Иван Грозный и Петр Великий.
Первый христианский князь Владимир пока был язычником, отдавался своим естественным склонностям, но, крестившись, сразу понял ту простую истину, которую никогда не понимали византийские императоры, - истинная вера обязывает переменить правила жизни, своей и общей, согласно с духом новой веры. Как пример тому, его ответ на увещевания греческих епископов казнить злодеев - ныне обезоруженных и, следовательно, безвредных - в отмщение за их прежние злодеяния. Владимир не сказал, что ему их жалко, а сказал “боюсь греха”. Князь Владимир боялся поступить противно христианской справедливости.
На Руси появилось множество подвижников благочестия и милосердия. Христианство стало приносить плоды в личной жизни многих, но при этом общество погибало от братоубийственной розни, делавшей его беззащитным против внешнего врага. Исторический народ для того, чтобы исполнить свое назначение, должен прежде всего существовать. А княжеская рознь грозила самому существованию русского народа. До тех пор, пока не появились князья, объединившие Русь в единое целое, миссия Третьего Рима была невозможна. Первый русский царь Иван IV или Грозный есть одно из самых значительных и интересных лиц в нашей истории. Именно он провозгласил самую полную христианскую монархическую идею: “Земля правится Божьим милосердием и последи нами, государями, а не судьями и не воеводами”. Как раз в наши дни - дни разгула демократии все “судьи и воеводы” вместо того, чтобы работать в унисон с главой государства (плох он или хорош) и служить ему, работают не только против него, но и в разнобой друг с другом. Не случайно, что даже при еще более тошнотворной власти - диктатуре КПСС, наше государство было сильнее, а, в общем и среднем, людям тогда жилось легче, чем ныне, при новой “междоусобице”. Но сделать Русь - крепким царством еще не значит решить все проблемы. Царствование Ивана Грозного было ярким повторением того противоречия, которое погубило Византию - противоречия между утверждением истины на словах и ее отрицанием на деле. Грозный предпочел разделить византийскую точку зрения, что истина не обязывает. Это объяснялось политическим двоеверием русского народа - признанием двух непримиримых идеалов монарха: христианского царя - земного олицетворения Божьей правды, и чисто языческого властелина - грозной, ничем не сдерживаемой силы, своего рода римского кесаря.
Вдосталь насытившись своей азиатской склонностью подавлять и властвовать, а, получив власть, и самодурствовать, Россия в XVII веке на какое-то время избежала участи Византии и начала совершенствоваться. В этом ей помог Петр I. По мнению Соловьева, едва ли во всей всемирной истории есть другой пример такого всецелого, решительного и неуклонного преобладания нравственного интереса общего блага, как Петр Великий. “Его власть, - писал Соловьев, - была для него обязанностью непрерывного труда на пользу общую, а для России - необходимым условием ее поворота на путь истинного прогресса. Петр смотрел на свое самодержавие как на орудие судьбоносного дела”. По самой идее православия христианское царство должно состоять из свободных личностей и во главе его должно стоять такое же лицо. Для того чтобы Россия стала христианским царством, Петром были устранены некоторые препятствия на пути к этой цели (были осуждены вопиющие беззакония), но сама цель не ставилась ясно и во всем своем объеме. Люди, исповедовавшие христианские начала, вместе с тем проповедовали самую дикую политику истребления и насилия.
Государственная власть, не ограниченная в своих правах, должна опираться на религиозный авторитет независимого священства и на свободный голос общественной совести в лице лучших людей государства. В России же в то время не оказалось ни священника, ни пророка, которые могли бы сказать царю во имя Божьей воли, что “ему не позволено” и на что есть “пределы вечные”. Патриарх Никон, например, обратил всю силу своей власти не против действительных зол и бед народной жизни, а против особенностей предания. Как это было и в Византии, подробность обряда принималась им, за существенное условие таинства, а особенностям местного обычая приписывалось общеобязательность вселенского предания. “Любить и беречь свое - дело естественное, - утверждает Соловьев. - Но при этом нужно помнить, что своего обычая нельзя навязывать другим, для которых он не свой, и что есть нечто выше своего и чужого, место которому во вселенской церкви”.
Петр Великий в этом отношении “свое” берег мало и, уж если принимал его за отжившее и ненужное, то безжалостно истреблял. Более того, именно Петр, пусть и заботясь о благе Отечества, начал усиленно насаждать обычаи и порядки Европы в жизнь русских поданных. Он не только склонял их к образованию и к техническому прогрессу, но и стриг им бороды, одевал напудренные парики и высмеивал исконно русские привычки. Кто же был Петр для России - благодетель или носитель зла? Соловьев считал его благодетелем. Представителем дьявольской силы считал Петра другой, не менее талантливый, чем Соловьев, человек - скульптор и художник Василий Шемякин, ныне проживающий вне России.
Творение его рук и непрошеный дар Петербургу - бронзовая персона сидящего в кресле Петра, находится с недавних пор возле Петропавловского Собора, в самом любимом моем месте Ленинграда. Большинству горожан скульптура не нравится, некоторые даже не могут сдержать своего возмущения при виде ее, и только очень немногие ее оценили и поняли. К последним, хотя и не сразу, примкнула и я. В любом произведении искусства меня больше всего привлекает не просто оригинальное видение художника или красота, а четко и последовательно выраженная идея, мнение автора, которое он хотел показать зрителям. Если такая мысль есть - произведение уже интересно, независимо от того, согласна я с данным мнением или нет. Если дана только констатация фактов (как, например, современные фильмы-чернухи), достоверно отражающая нашу жизнь, но не несущая никаких личных выводов, то она мне не интересна.
Шемякинский Петр страшен. Огромные, но истощенные руки и ноги, крупный торс (живот) и маленькая голова. Пальцы рук чрезвычайно длинны, тонки и искривлены - именно такие пальцы по церковным канонам считаются атрибутом дьявола: Шемякин четко указывает на историческую роль Петра: он - носитель искушения для России, уводящий ее в материализм. Об этом же говорит и утрированное искажение пропорций тела - преобладание живота (материи) над головой (духом): Петр насаждал в России не только западную культуру, но и ее прагматизм и бездуховность, по сравнению с русской способностью совершать безрассудные и жертвенные поступки во имя каких-либо идеалов. Интересно проанализировать свои ощущения от Петра, подойдя к нему совсем близко, лицом к лицу. Про него можно сказать, что он грозен, могуществен, что он внушает страх и уважение, но невозможно сказать, что он уродлив, глуп или бездарен. Он даже по-своему красив, несмотря на диспропорции тела - слишком незаурядное, умное лицо у этого человека! Прежде всего, он - личность: выдающаяся, сильная, непохожая на других и властная. Если он - Люцифер, то полезно напомнить, что Люцифер был лучшим и умнейшим из ангелов, который не побоялся встать против Бога и опереться в своих делах не на него, а на себя самого. Больше всего грешит не тот, кто сер и безлик в своем послушании, а тот, кому больше дано по природе, кто не удовлетворен тем, что есть, а хочет большего и в итоге становится блудным сыном. Не удивительно, что библейский блудный сын, оказался ближе к сердцу отца, чем сын послушный и правильный.
Кто же был прав в своей оценке роли личности Петра для истории России - Соловьев или Шемякин? Вероятно оба. Ибо Петр действительно по православному обычаю ставил благо страны, которой правил, выше блага личного, но, будучи сильной и незаурядной личностью, вырвался из границ, отмеренных ему его русским бытием, и попытался перекроить страну по образу и подобию более прогрессивных иноземцев. Не думаю, что личная оценка Шемякина, воплощенная им в бронзе зримо и талантливо, должна оскорблять наше российское достоинство. Может быть, стоит как-нибудь, прогуливаясь по Петропавловке, постоять немного возле его Петра и, слушая только свой внутренний голос, почувствовать его на собственный лад?
ПИСЬМО 19 от 16.07.99
В предсказаниях Нострадамуса, ставшего в последнее время популярным автором, есть четкая дата - август 1999 года, определяемая им как глобальная катастрофа, по крайней мере, для Франции, над которой 11 августа этого года мы имеем солнечное затмение. Дословно текст “Центурий” звучит таким образом: “над городом Парижем планеты замкнут собою крест, и это принесет страшные бедствия Западной Европе, которая может быть смыта морем или уничтожена”. Французы, осведомленные о предсказании, принимают его всерьез и ожидают не много, не мало как... падения нашей космической станции “Мир”, уже давно отработавшей свой ресурс жизни, на их столицу! Построив космограмму на 11 августа, нахожу, что имеет место весьма суровая крестовая ситуация, при которой в Водолее (почти на моей Венере и на Наташином Солнце) стоит соединение Кету и Урана, в оппозиции к ним во Льве - Раху в соединении с Солнцем и еще (в момент и в месте затмения) с Луной, по другой диагонали квадрата - Сатурн в Тельце против Марса в Скорпионе! Вдобавок ко всему, в это же время Черная Луна стоит в соединении с Плутоном в Стрельце: знак жуткой чернухи в сфере социальных процессов и идеологии! Описанная мною транзитная ситуация на редкость взрывоопасна, не надо быть Глобой, чтобы увидеть в ней возможность любого социального взрыва в местности, над которой выстраивается данная конфигурация, а она велика, поскольку, если не рассматривать Луну, все прочие планеты образовавшегося креста - дальние... А поскольку задействован Уран да еще в своем родном Водолее - жди больших сюрпризов и в России.
Пока гром не грянул, опишу то, что вижу вокруг себя сейчас. Не знаю, как на счет “моря, смывающего Францию”, а в России, в том числе и в Питере стоит отупляющая, нетипичная для наших мест жара (до 30 днем, около 20 ночью) при отсутствии дождей, не считая очень кратковременных. Жара мучает всех нас вот уже второй месяц. Невольно вспоминается прошлогодний смерч над Москвой и над югом Питера, случившийся после такой же жары, который показался мне Небесным знамением то ли перед кризисом 17 августа, то ли перед захоронением останков нашего последнего царя 17 июля 1999г. Горят леса, сгорая целыми гектарами. Горят леса и под Ленинградом. В Шушарах, что совсем рядом с нами, на юге, горят торфяники, и по ночам в Московском и Кировском районах из окон тянет дымом - от духоты и жары большинство людей не высыпается. Это - в природе. В обществе - еще хуже. В последнее время я смотрю по телевизору только латиноамериканские сериалы. От наших новых российских чернушных комедий и трагедий тошнит, от американских “убойных” воротит душу, а большинство информационных передач наводят на меня такое уныние и такое чувство униженности и оплеванности своей страны, что я автоматически переключаю программу - нервы не выдерживают. Везде - нехватка средств, во всем - падение престижа государства, большинство стран, включая наш бывший соцлагерь и даже “братский” СНГ, вытирают о нас ноги и сторонятся нас, как прокаженных. Даже югославы, которым мы зачем-то взялись помогать и теперь тратим деньги и мучаем наших солдат в Косово, где население нас же и не хочет, уже глядят в сторону Запада и проклинают своего Милошевича. В Чечне тоже безнадега - грабежи, воровство людей, беспредел и ненависть к русским. На фоне всего этого - на телеэкране опостылевшие всем лица наших политиков во главе со смеющимся нам в лицо умным хамом Жириновским. Большинство тех, кто выступает с экрана - беспардонно обогатившиеся и наглые, озабоченные сейчас только одним - будущими выборами и борьбой за собственное будущее благополучие. Президент неприглядно и неприлично стар и болен, его жалко, за него стыдно, но его страшно: чего и когда он выкинет - не знает никто! Политики все говорят красиво и убедительно, все по-своему правы, но никого из них я не хочу видеть во власти, ни красных, ни белых. Единственный политик, все еще симпатичный мне - наш Яковлев, но на него льют столько грязи из Москвы и от Собчака, недавно вернувшегося в Россию, что слушать все это мне больно и уже не хочется.
Данная транзитная крестовая ситуация затронет в социальном плане всех, но в личном - лишь тех, у кого в личных гороскопах есть резонанс на нее. Из моих знакомых она может задеть Олега и Наташу, из Машиных - Олю и Полину, меня - разве что только через Венеру - по событиям 6 и 12 домов, частично - по 1 и 7-ому. Еще один интересный момент констелляции: транзитная пара Лилит - Плутон стоит в эти дни над моей Белой Луной в 8-м доме. Что это - проверка на мою верность горнему миру через социальные кризисы? Неужели опять - в свободное плавание? А мне впервые за много лет хорошо на работе. Хотя и не легко: много дел, еще больше - проблем, еще больше сложных отношений с коллегами, мы все - не ангелы. Но я с ними - другая, не та, что в администрации, правда, не совсем свободная от странных комплексов, которые все равно остались во мне. О них стоит поговорить особо хотя бы потому, что перед затмением всегда полезно вычистить все свои авгиевы конюшни души и покаяться. Не слишком приятное занятие лезть с сапогами в собственную душу и называть вслух все ее мерзости. Отложу это на следующий день, ибо этот - уже на исходе: скоро домой, а из дома - на дачу, к маме и Ириске вместе с Машей. Сегодня - пятница.
Продолжаю. Какие пороки во мне наличествуют? В порядке показной самокритики хочется и можно сказать “все”. Но это слишком неконкретно и, к тому же, не так. Гораздо проще прикрываться преувеличенным самоуничижением, чем честно обозначить конкретные отрицательные проявления своих персон, которым от такой “точной наводки” становится не по себе. Интересно отметить, что об определенных своих недостатках люди говорят охотно и часто, иногда даже бравируют ими. Так я часто заявляю о своем злословии, несдержанности, язвительности и неуживчивости характера. Почти у каждого есть свои “любимые” недостатки, которые они ругают на словах, но уже стерпелись на деле и практически не борются с ними, приписывая их своей индивидуальности, которую не хочется терять. Другие недостатки обозначают вслух крайне редко. Например, я никогда еще не слышала, чтобы человек сказал о себе, что он жаден или завистлив, или чтобы какой-нибудь мужчина признался вслух, что он труслив или глуп. Охотнее пожалуются на плохую память или на неуверенность в себе, чем на недостаток ума или смелости.
Умалчивание - та же ложь, сдобренная трусостью. Я начну с того, о чем не говорила никому и что произносить вслух мне особенно стыдно. Я жадная. Я радуюсь вещевым подаркам и приобретениям вещей на холяву и жалею денег на подарки другим (часто трясусь на копейках при покупке новых вещей), правда - вот странность характера! - моя скупость сильнее проявляется при подсчете мелких сумм: радуюсь сэкономленным рублям по мелочам, а при покупке крупных вещей мне вдруг становится безразлично - сотней больше, сотней меньше, и легко расстаюсь с деньгами, если уж решила их потратить! Не подаю нищим - знаю, что не права, но не подаю, жадничая и почему-то полагая, что просить подаяния может лишь вполне определенный тип людей, кто до этого жил слишком беззаботно, не планируя будущего, что это - их способ жизни, а не трагические обстоятельства. Умом понимаю, что зарекаться никому не стоит, но ...скуплюсь. И еще я жадная к еде, не умею угощать от души, жалею дорогого съедобного продукта (и обычно лишь того, что сама люблю), жалею его для других даже больше, чем вещей или денег. Что это? Воспоминание о голодной блокадной зиме, записанное в мое подсознание из генной памяти бабушки и мамы? Ну вот, самое стыдное сказала. Уравновешу это тем, что несколько неожиданно при таком моем недостатке: хотя я тяжело отдаю свое другим сама, но зато легко примиряюсь с потерей, независимо от ее суммы. Я могу гораздо больше переживать из-за того, что меня вынудили раскошелиться на какую-нибудь десятку, чем из-за того, что государство нагрело меня на сотни долларов или что пришла в полную негодность новая и очень дорогая вещь, купленная мною. Чем больше сумма потери, тем несоизмеримо с ней меньше мое переживание! Ну, чем я не придурок? Напоследок добавлю - я и подарки принимать не умею. Не умею делать это красиво и вежливо, прихожу в смятение, которое не умею скрыть, испытываю двойственное чувство от них. Меня страшит моя подсознательная и неконтролируемая радость от “холявного” приобретения и пугает моя зависимость от дарившего, которую он навешивает на меня этим даром - подарок обязывает меня отплатить тем же, а мне не всегда (а то и никогда) не хочется так не планируемо раскошеливаться. Дары меня связывают, подавляют и оставляют двойственное чувство - эгоистическую радость тела и отягощение души. Последнее гораздо сильнее. Поэтому я не люблю людей, одаривающих меня легко и без повода, они лишают меня радости общения с ними, которая для меня и так слабо достижима. Это уже другой порок - неумение гармонично общаться с людьми, дурной язык. О нем я уже писала много. Повторяться не стоит. Замечу для сведения, что Черная Луна в моем гороскопе стоит в знаке Близнецов и во 2 доме, в его первой трети, то есть в точном соответствии с обоими моими “вирусами зла” по выражению Глобы.
Продолжаю расковыривать мои мерзости. Я - завистлива. Поняла я это совсем недавно. Мне легче говорить с человеком, у которого дела идут хуже, чем у меня, а людей преуспевших я сторонюсь, не радуюсь за них всем сердцем. Это ужасно. И неконтролируемо расстраиваюсь, случайно узнав, что кто-то зарабатывает и живет лучше меня, хотя, как мне кажется, он достоин этого меньше либо получил высокую должность неоправданно рано. А это уже ни в какие ворота! Умом понимаю, что ни образование, ни возраст, ни стаж работы, ни даже усердие - не повод для взлета карьеры, что молодые - действительно результативнее и полезнее для дела, чем наше поколение, но во мне все еще живет старая совковая мораль о социальной справедливости, безнадежно устаревшая. И еще - со многими моими старыми друзьями я перестала встречаться лишь потому, что у них, в отличие от меня, все нормально - полная семья, достаток, престижная работа. Я бы скорее к ним пришла, будь они в беде, чем в радости. Не хочу слушать их рассказы о достигнутых успехах и приходить в полные и дружные семьи, хотя понимаю, что и во внешне благополучной семье - свои беды, и что им просто хочется похвастаться передо мной своими успехами и радостями, как я сама это часто делаю!
Идем по недостаткам далее. Трусость? Конечно, я боюсь любых перемен, боюсь болезней, физической боли, возможных потерь, водной пучины и высоты, особенно созерцания людей и животных, рискованно стоящих на краю бездны, боюсь столкновения с мистическими явлениями. Для женщины - это не позор, но жить мешает. Зато, в отличие от моей мамы и Маши, я не только не боюсь буйства природной стихии (грозы, ливня стеной, ветра, бури), а даже люблю их, они наполняют меня диким восторгом и притягивают к себе!
Глупость? Слыть или быть дурой очень бы не хотела, хотя, некоторые считают, что глупость женщине к лицу. Я так не считаю. Всегда не любила и сейчас не люблю дураков, а с юности неосторожно приобрела мнение считать себя умной. Очень боюсь, что это уже не так и что это стало заметно со стороны, хотя сама я все еще имею буфер, что я - умная. Отчего тревога? Вижу яркие примеры людей моего возраста, все еще живущих воспоминаниями о самих себе, какими они были когда-то. Заслуг давно уже нет, а они все пыжатся и самоутверждаются на пустом. Это очень грустно видеть, а, возможно, и смешно. Замечаешь это на других, а по отношению к себе легко остаться слепой. Этого-то я и боюсь.
Какие еще пороки не упомянуты? Злость? Мстительность? Пожалуй, их нет. Я очень вспыльчива, в запале могу наговорить лишнего, могу и руки распустить (!!!), но потом быстро отхожу, а уж если увижу в своем оппоненте признак доброго ко мне порыва или просто - явного достоинства, очень быстро сменяю гнев на любовь и могу отдать ему всю душу, хотя он этого не просит. Сама себе удивляюсь. Не умею оставаться равнодушной и ровной, что считаю недостатком, хотя людей с отсутствием этого недостатка активно не люблю.
Настроения мои изменчивы, а маятник состояния всегда в сильной раскачке, моя несдержанность плюс своеобразная грубоватая манера говорить и плохо слушать другого (черта, переданная мне отцом), вероятно, делает меня невыносимым собеседником. Я сама от этого очень страдаю - от своей неуклюжести в разговоре, резкости, противоречивости высказываний, часто неуместных и злых подкалываний (способ дурацкой самозащиты и результат застенчивости), от своей торопливости высказаться, не подумав. Когда говоришь, что думаешь, думай, что говоришь. Увы.
Добрая ли я? Не уверена. Можно, наверное, быть не злой, не являясь доброй. Тут много оттенков. Альтруисткой никогда не была, налево и направо подарки (как семья Добрусиных, например) раздавать не приучилась, не могу похвалиться и тем, что “люблю детей”, или “людей”: очень часто я слышу от иных подобные высказывания. Даже животных я “вообще” не люблю, хотя и не могу видеть (не то что делать!), когда мучают животных или сдирают кору с деревьев, когда кто-то страдает. Свое (ребенок, животное, растение, страна, земля, работа) - для меня есть нечто абсолютно бесценное, хотя и не прекрасное, как собственная нога или рука, с которыми расстаться невозможно. А вот бездомную собаку или кота, или чужого ребенка, или бомжа, беженца я в дом просто так не возьму - взвешу в уме, смогу ли взять его навсегда и способна ли достаточно хорошо его содержать, любить и обеспечивать... Другие как-то об этом редко думают, их доброта - без планов, доброта сегодняшнего дня, момента, доброта от первого порыва сердца. Может так и надо жить? А я не умею. Впрочем, беря в дом мужей, я почему-то мало думала, что придется брать их навсегда, больше того, подсознательно была настроена, что они - на время. Может потому и разводились? Странная я, сама в себе не могу разобраться, на каждую тезу о себе всегда нахожу антитезу...
Достоинство женщины - это ее домовитость, умение создать комфорт, опрятность. Домашние (мама, а теперь и Маша с подачи последней) все время зовут меня неряхой. Я подхватила их игру и охотно подыгрываю им - “ага, она самая, а вы, коли чистюли, то и мойте посуду и наводите марафет, для вас ведь интереснее дела нет!”. Мне и обидно за этот их ярлык, наклеенный на меня и ... удобно. С учетом того, что в нашем доме в любом случае не принято хвалить за что-либо, сделанное мной по хозяйству (так уж сложилось исторически: сделаю хорошо - не заметят, сделала не по-маминому - сто раз упрекнут!), я не чувствую себя здесь хозяйкой. Да и время мне на эту мутотень жалко. При необходимости - соберусь и приведу дом в порядок, а чтоб железная и ежедневная расстановка всех вещей по местам - уж извините! Мне нравятся уютно обставленные хорошими хозяйками квартирки, где во все вложено много мысли, любви и особенно труда, но ... если все это придется поддерживать в порядке не мне. Я бы лучше работала, деньги в дом носила.
Декоративному комфорту предпочитаю конструктивизм. Как-то была в гостях у Сереги Лобанова, убежденного холостяка. Живет он в маленькой коммунальной комнатке. Всю ее, от пола до потолка, он оборудовал высокими стеллажами, в которые встроил и полки для книг, и вещевые ящики, и стол для работы с дрелью, инструментами, тисками и пр. полезными для настоящего мужика вещами. Даже кровать у него встроена в эти стенки - нажмешь кнопку, и она из вертикального положения опускается вниз. Все сделано своими руками, практически все под рукой и все продумано до мелочей, уборки - минимум, кроме стенки по кругу в комнатке - лишь кресло и телевизор, встроенный в ту же стенку. Для семейного человека такое вряд ли подойдет, а одному - идеально удобно. Я ему искренне позавидовала. Может, зря я женщиной родилась? Ошибка природы? Очень я солидарна в бытовых привычках с Анастасией Каменской - героиней книг Александры Марининой. Только она живет в соответствии со своими пристрастиями, а я нет и постоянно подыгрываю ближним, полностью не похожим на меня в этом отношении. Оттого всегда в роли урода, без которого “в семье не без”!
Не думаю, что я - неряха. В делах и в бумагах порядок люблю. Правда, не умею его поддерживать, время от времени приходится делать рывок и бороться с энтропией. Люблю порядок в мыслях, в мировоззрении. Хотя сама - противоречива, в вечных сомнениях. Очень люблю организованность и дисциплину, стремлюсь к ним. Не всегда с успехом. Раздражаюсь на медлительных, неорганизованных и необязательных людей, тех кто “не может не опаздывать”. Некоторые люди эти опоздания возводят чуть ли не в добродетель, в личный имидж, вроде как я, когда рекламирую свою ершистость!
А самый мой большой грех - судить других. И ладно бы хоть только в мыслях, но еще и вслух. За глаза говорю так же, как и в глаза. Последнее хорошо, но не умно. Умею наживать врагов, ссориться. С кем угодно и из-за чего угодно. Правда, на работе - крайне редко, не в открытую, обычно держусь в рамках, но маскировать своего отношения к людям не умею, а этого достаточно и без слов, чтоб усложнить себе жизнь. В других людях вижу слишком много недостатков, которые мне откровенно мешают, хотя искренне сознаю, что у меня самой их (таких же либо других) не меньше. Требовательность и нетерпимость - плохие попутчики, чтобы иметь друзей. У меня их и нет, в чем виновата только сама. Вероятнее всего, окружающие меня уважают, но не любят. А возможно и не уважают, это мне хочется думать, что уважают. М-да, пожалуй, на сегодня уже хватит топтать ногами собственную душу.
ПИСЬМО 20 от 10.08.99г
Завтра затмение. Прежде, чем описывать свои личные ощущения момента, изложу новости Российской жизни.
Наш Президент, как это обычно с ним бывает, в очередной раз прервал свой отпуск и прямо с утра понедельника направился в Кремль. Уже во вторник 9-го августа страна узнала, что у нас опять новое Правительство. Симпатичный всем Премьер Степашин, всего три месяца назад по необъясненным причинам назначенный Президентом вместо не менее симпатичного Премьера Примакова, был отправлен в отставку. Причина отставки снова не объяснялась. Началась уже знакомая нам процедура подготовки к думскому голосованию за выдвинутую кандидатуру, плавно переходящая в процесс формирования очередного правительства. Это только в первый раз, всего год тому назад, при снятии Черномырдина вся страна на месяц встала дыбом, а Дума трижды попыталась проголосовать против президентского решения. После этого “шоу” утекло много воды. Ельцин успел снять со злосчастного премьерского поста еще ряд своих же “достойных” кандидатур - сначала Кириенко, потом Примакова, а теперь пришла пора и Степашина. Особого интереса это событие, как ни было оно нелепо, уже ни у кого не вызвало: происходящее “укладывалось в рамки закона”, а логика и целесообразность решений Президента давно уже были как бы ни при чем. Страна чудаков (или дураков?) жила по своим чудным (или дурацким?) правилам. Так же привычно и безрадостно доллар на бирже снова скакнул вверх, “не вызвав никакой паники”, а уровень цен в очередной раз собрался возрасти. Подобное может возмутить людей лишь в стране, привыкшей к хорошему, мы же, всегда готовые к худшему, вилы в руки не взяли, не желая впустую передавить самих себя в общей бессмысленной давке. В качестве нового Премьера уже был представлен Владимир Путин, нынешний руководитель ФСБ, выходец из Петербурга, неожиданно объявленный Ельциным в качестве своего правопреемника. Все ведущие политики, в ожидании выборов уже не воспринимающие всерьез ничего, кроме самих выборов, дружно заявили, что готовы проголосовать за нового премьера “хоть завтра”, ибо на нем все равно поставлен крест, как только он был назван “правопреемником”. Простой народ на перемены отреагировал совсем уж равнодушно: досадливо плюнул, хохотнул и ...напрочь выкинул новость из головы, - и без нее проблем хватает!
Президента не любит практически никто. По телевизору все чаще слышны откровенные заявления журналистов, что “страну кладут под американцев”, что Штаты стали полностью определять нашу жизнь, политику и экономику и давно превратили Россию в “регион их национальных интересов”. Сердце болит это слышать, понимая, что так оно и есть, но еще больше оно болит у меня оттого, что все вместе мы “Америку не любим”, но почти каждый из нас по отдельности не упустит случая туда переехать, чтобы “пожить как люди”, представься ему такая возможность.
От внешнего анализа пора перейти к внутреннему. Пик затмения моей души пришелся на 8-ое число - воскресение. Маша в это время находилась в двухдневном лодочном походе на реке Вуоксе (недалеко от Приозерска). Это был ее первый в жизни турпоход, на который ее спровоцировали Паша, снова приехавший к ней из Германии, и Полина. Паша Горин (он же - Паша Отечественный) вместе со своим другом Женей Гореликом тоже увязались в поход, и это было хорошо: под пристальным и ревнивым оком сразу двух Паш моя дочка была под защитой во всех отношениях. Но ночи уже стали холодные (плюс пять по утрам в области), изредка накрапывал дождь, я мерзла в доме на даче и каждую минуту думала о том, как она там, на реке, такая теплолюбивая и любящая скорее комфорт, чем романтику? Маме, напуганной журналистскими побасенками о предстоящем затмении и вообще излишне нервной и пессимистичной, я ничего до возвращения Маши не говорила. Это тоже угнетало меня. Я нервничаю из-за Маши и обижаюсь на нее за ее умалчивания, а сама поступаю точно так же, и обе мы делаем это из лучших побуждений, жалея, сострадая, но более всего, желая защитить себя от непонимания и истерических реакций близкого человека, которые действуют, подобно вампиру, опустошают и лишают радости, заражая обидой, пессимизмом и раздражительностью.
Все возвращается к нам сполна, все, что посеяли. Все возвращается, принося запоздалое понимание. Но замалчивание во благо ближнего защищает только нас, а тому, ради кого мы чего-то не договаривали, в итоге становится еще хуже. Человек, узнав о тревогах, когда они уже прошли, начинает постоянно бояться, что ему лгут, что от него скрывают, и от этого тревожится еще больше уже на пустом месте. Именно это испытала я. Моя Маша - идеальный дипломат, но я боюсь ее дипломатии, потому что никогда не знаю, что она мне “не договорила”, что думает на самом деле. Как выяснилось, о предстоящем походе Маша знала заранее, но рассказала о нем в последний день. Мне запомнилась ее фраза, сказанная за неделю до похода: “я хочу побыть с тобой, мама, хотя бы один вечер перед твоим отъездом на дачу, я лучше вернусь в город пораньше - в четверг”. “Значит, скучает обо мне, - радостно поверила ей я, - значит я нужна ей так же, как она мне...” Увы. Весь тот четверг Маша провела на телефоне и в сборах к походу, только ради этого (абсолютно необходимого занятия) она и приехала в город заранее, а не ради меня. И я обиделась. Глупо, совершенно в стиле своей мамы обиделась и ушла в себя, не пожелав проявить интереса к ее сборам. Она все сделала сама, а я потом все выходные мучалась, что даже не знаю, как она собралась, что сообразила одеть, насколько продуман весь их поход и какая же я мать, если не помогла ей в том, в чем немного (в отличие от моей мамы) разбираюсь. А Маша, чувствуя мою молчаливую обиду (в точности, как я всегда чувствую это тяжелое поле у моей мамы), наверное, уехала в поход с тяжелым сердцем...
Для меня мои туристские походы были и остались самым светлым воспоминанием. В те годы я нисколько не более, чем Маша, была подготовленная к ним и росла такой же избалованной родительской опекой и комфортом. Но именно в походах, в экстремальных обстоятельствах я неожиданно оказывалась стойкой и чувствовала себя счастливой, обнаруживала себя даже более жизнерадостной и организованной, чем другие туристы, внешне более опытные и крепкие физически.
В то воскресение у меня как бы раздвоилось сознание, находясь одновременно в двух разных ролях. Я помнила себя в Машиной роли и радовалась за дочь, завидовала ее походу и ее хорошей компании (действительно хорошей, лучшей, чем те, что были у меня). Я была уверена, что в городской квартире простудиться гораздо проще, чем в палатке, что несчастья происходят не из-за обстоятельств, а по внутренним причинам, что Маше абсолютно необходимо испытать себя в этой новой роли туриста, чтобы было потом, что вспомнить как самое лучшее в своей жизни - костер, песни у костра, звезды на небе, мальчишки, двое из которых в нее влюблены... Счастливая! Этого так мало было в моей жизни, так не хватило мне и не хватает даже сейчас! Маше повезло больше, чем мне, меня мама в любви к туризму никогда не понимала, поскольку подобных увлечений не знала и ни разу не ходила в турпоход! Но ведь отпускала же она меня! Я тогда все время чувствовала на расстоянии ее постоянную тревогу за меня, и это отравляло мне радость похода. Наша семейная беда - болезненная привязанность к дому, сентиментализм, страхи (не за себя, а за другого, что гораздо тяжелее переносится!). А я, хоть и понимаю Машу, но все равно отравляю ей радость своими настроениями из другой своей роли, совершенно не похожей на первую!
Одновременно с ролью бывшей туристки и романтика я находилась в роли моей вечно встревоженной и практичной мамы и, замерзая под теплым одеялом на даче, не могла уснуть, переживала за дочь и надумывая себе всякие ужасы, по сути дела, накручивая себя! Мало того, я злилась на Пашу, Полину и другого Пашу, которые потихоньку, не поговорив со мной (во, загнула!) умыкнули мою дочь, мою собственность, куда-то в лес, подальше от моего далеко не самого приятного общества! Мы все вообще не способны по-настоящему любить. Мы любим не детей, а себя в детях, навязываем им свое общество, свои вкусы и интересы и бессознательно ревнуем к их друзьям и увлечениям молодости, забывая, что родители и друзья не могут быть соперниками, поскольку занимают в жизни совершенно разные, но равно необходимые ниши. Пройдет время, и в мою теперешнюю роль вплывет по времени и моя Маша, она испытает нечто подобное, что я сейчас, и поймет меня так, как я сейчас понимаю маму, хотя все еще продолжаю бороться с ней. (Снова вспомнилась по аналогии “Тропа Мудрости” Г. Гессе: так кратко и так емко он выразил всю суть жизни в короткой повести!)
А потом в меня опять вселилась Персона, с которой мы знакомы уже на протяжении более чем тридцати лет. К счастью, она посещает меня не часто, но ее приходы всегда разрушительны. Находясь в ней, я становлюсь слезливой, несчастной, придираюсь к своим ближним, упрекая их во всех смертных грехах, заявляю о своей несчастной доле, обвиняя в этом самых близких - мужей, подругу или мать, и начинаю “уходить из дома”, то есть бегу от людей, куда глаза глядят, чтобы отреветься в одиночестве, предварительно высказав родным массу масштабных претензий. Мои уходы и исчезновения заставляют ближних беспокоиться обо мне, чего, в общем-то, больше всего и нужно этой Персоне, а сама она, периодически возвращая меня к мысленному перечислению моих изъянов и несчастий, горько рыдает, жалея себя и рисуя картины собственного одиночества и скорой гибели, одна ужаснее другой. В часы ее прихода всегда происходили мои самые нелепые, отвратительные сцены с истерикой и “убеганиями” сначала с Вероникой, потом с Толиком, далее с Валерой, Колей, а теперь вот уже и с мамой. Объяснить их логически трудно, вспоминать стыдно, они (сцены) чаще всего становятся объективной причиной того, против чего они и бывают направлены: я навсегда теряю основание для того, чтобы меня любили и уважали. Выйти из этого состояния, уже начавшегося, чрезвычайно трудно: Персона любит свое страдание, упивается им и (что особенно странно), прекрасно сознавая свою порочную природу и будущие последствия сцены, не позволяет мне ее выгнать. Я в эти минуты могу логически убедить себя в своей неправоте, но не могу заставить себя иначе чувствовать. Во мне действует абсолютно больная, психопатическая личность, которая вселяется в меня на какое-то время, владеет мной, позорит меня перед другими людьми и еще при этом наслаждается мыслью о происходящем разрушении, мечтает о смерти и заигрывает с ней, правда, никогда не имеет смелости и желания совершать какие-либо неотвратимые действия! Наконец, полностью высосав меня, она так же неожиданно, как пришла, уходит.
Думаю, что она - скорее дитя избалованности и эгоизма, а не заболевания. Выйдя из этого состояния, я все о нем и о происходившем со мной помню, но чувствую и себя, и ситуацию уже совершенно иначе. Я не могу понять, что же именно так забирало меня минуту назад, не вижу причины для таких глубоких страданий и обид, а, наоборот, нахожу доказательства для возможности быть удовлетворенной имеющимся. Ко мне часто приходит мысль, что у меня какая-то разновидность психического заболевания, своего рода шизофрения, редко, но метко овладевающая моим рассудком. Я не знаю, сознают ли свое патологическое состояние шизофреники в периоды их обострений. Я сознаю и даже четко анализирую происходящее со мной, хотя и не нахожу сил переключить себя на другой диапазон эмоций. И эта моя способность к критическому самоанализу меня утешает: значит, пока еще я - пациент нервного, а не психического отделения!
Накануне затмения эта моя Кризисная Персона вновь меня посетила. С утра я была на взводе - не выспавшаяся ночью, нервная из-за Маши, а еще больше злая на себя, на свое неумение быть Маше другом и опорой в нужное время и в нужном месте. Я чувствовала, что больше не нужна Маше, что почти все, что я умею, она уже приняла от меня и благодаря своему мягкому характеру делает это с большим, чем я, успехом. Мама радуется ее обществу, но (по крайней мере, на словах) не радуется моему: каждое ее второе слово в мой адрес - критика или, того хуже, замечания типа: “без тебя мне гораздо спокойнее”, “ты мне весь режим нарушаешь”, “я так есть не люблю” или “неужели это тебе интересно?”. Я вижу, как ее раздражает все, что интересно мне, и как обижает, что я не слушаю, затаив дыхание, все, что кажется важным ей, что не хвалю ее за ее трудовые подвиги, кстати, лишь потому не хвалю, что никогда не слышу одобрения в свой адрес от нее. Если Маша, оставаясь при своем мнении, ради сохранения мира умеет терпеливо слушать все и всех, не споря и не возражая, то я все еще действую напрямик и тщетно жду от мамы признания моих умений, понимания меня или хотя бы принятия моих вкусов и привычек без постоянного осуждения их. Пожилым людям следует угождать, но она и раньше была такой же, абсолютно не уважающей и не интересующейся моими проблемами, не пытавшейся понять меня, хотя бы поинтересоваться, чем я живу. Единственная из всех моих немногочисленных близких, она ни разу не проявила желания почитать моих книг хотя бы из любопытства. Зато мои вкусовые пристрастия или вполне невинное, в принципе не могущее ей мешать, но не такое, как у нее и у Маши, поведение в быту, ее не просто волнуют, но становятся предметом постоянной критики.
Все это - сущая мелочь. Не мелочь лишь одно - мне всю жизнь не хватало чьей-то любви, я ищу ее и не нахожу до сих пор даже от собственной матери, а от этого впору завыть. Но я не нахожу ее лишь на словах, хотя вижу на деле и при этом постоянно уверяю всех, что для меня важны дела, а не слова. Красивых слов я стесняюсь, бегу от них, сама прячу их в шутках и колкостях, но вот на подобное же словесное подначивание от мамы почему-то стала в последние годы реагировать особенно болезненно. Не потому ли, что она теперь постоянно хвалит Машу и ругает меня, причем часто - не объективно? Что это - ревность нелюбимого чада к любимому? Причем, ревность к своей же, любимой дочери? Какой-то бред! Бред или не бред, но моя Кризисная Персона в тот день встала на дыбы и понеслась на меня в атаку. Я снова вдруг начала высказывать маме все мои вселенские претензии к ней от времен Ноя, вошла в роль трагической страдалицы и, отказавшись от обеда, ушла “огородами” в поле, на свои родные холмы, видевшими меня в таком же состоянии полного хлама и истерики уже, по крайней мере, дважды за мою жизнь. Все шло по известному мне алгоритму и закончилось моим отъездом в город в состоянии то ли “худого мира”, то “доброй ссоры” с мамой, без которой я скучаю, кстати, не меньше, если не больше, чем без Маши, поскольку ее столь же патологический, как и у меня, тип эмоций, как две капли похож на мой при всей его невыносимости. Маша для меня более далека, чем мама, потому что слишком хороша, слишком разумна и правильна.
В воскресение вечером вернулась из похода Маша. Уже по ее лицу я сразу же поняла, что она довольна, что туристская жизнь, как и меня, ее зажгла и пробудила в ней те же эмоции. По своей инициативе Маша все подробно мне рассказала, - слушая ее, я будто бы сама побывала на Вуоксе, гребла веслами, сидела у костра с ребятами. Маша полностью “выключила” меня из этой ужасной, страдающей Персоны, и я уже не могла понять, что же так мучило меня всего час назад, от чего мне хотелось беспричинно рыдать и жаловаться. Даже оба Паши и Полина представились мне теперь совсем в ином свете - они очень помогли Маше в походе, были искренне добры к ней! Да и сам поход, судя по всему, был организован ребятами грамотно. Как Солнце в момент затмения исчезает с неба, заставляя испуганно метаться животных, так и мое затмение души в очередной раз сыграло надо мной свою злую шутку. К счастью, все позади. Настало время раздумий, анализа и покаяний.
ПИСЬМО 21 от 14.09.99
Когда я впервые переступила порог уже ныне ставшего мне родным “Спектрэнерго”, была красивая, снежная зима. Парк Победы, укутанный в сверкающее, белое одеяло, завораживал сказочной красотой русской зимы и казался островком тишины и умиротворения среди шумного города. Зима, если она снежная, всегда действует на меня благотворно - очищает и настраивает на оптимизм.
Чуть позже, в том же парке я наслаждалась весной, а затем и летом - удивительно жарким в этом году. И вот затянувшиеся летние дни наконец закончилась, в городе осень. Почти год пролетел с того злосчастного ноября, когда я в очередной раз оказалась “выгнанной” из социальной жизни. Только сейчас я понимаю, что выгнанной я стала не в дни сокращения, а еще в 1993 году, когда впервые попала в администрацию. Оба моих похода на биржу - всего лишь эпизоды на долгом пути моего состояния неприкаянности и ненужности для дела, в котором я пыталась быть полезной. . Здесь, в “СЭ” я, словно Снегурочка от любви, только сейчас начинаю постепенно оттаивать, но в отличие от Снегурочки надеюсь не умереть, а возродиться. Постепенно уходит из подсознания въевшийся в него страх тайной интриги и женского недоброжелательства, того самого, что проник в меня после общения сначала с Полторацкой, в меньшей степени - со Снежанной, Сивец и еще в меньшей - с Марковой., потом к этому опыту добавились манеры поведения табельщицы Тамары из Петроградской администрации и “дражайшей” Светланы Ивановны из картотеки. Здесь, в Спектрэнерго, у меня своя головная боль - новый бухгалтер Ирина, но о ней как-нибудь в другой раз. Она - типаж прорвавшейся наверх и нахватавшейся внешних манер, но глубоко не интеллигентной провинциалки. Образ, уже знакомый мне по жизни, но он все также меня заводит - значит, не проработала урока! Зато на новом месте я чувствую себя нужной и не крайней, не новичком в чужом, сложившемся коллективе, с каждым днем - все больше своей, все более раскованной и умелой, полезной. Мне бы еще десяток годков скинуть - как бы хорошо мне стало бы в этих стенах! А так имеем в наличии быструю утомляемость, разные болячки, слабеющий интеллект и угасающую память - сплошные непредвиденные трудности!
Затмение, которого все так ждали и боялись, уже позади, и, хотя сам день затмения прошел без проблем, но сказать, что Нострадамус ошибался, предрекая страшное, было бы ошибкой. Не считая множества мелких брызг - катастроф и катаклизмов по всему миру, в Турции произошло крупное землетрясение, где погибло сразу более тысячи людей. У нас в России и вовсе началась война – с бандформированиями из Чечни и агрессивно-настроенного зарубежного мусульманства. Наше правительство на этот раз спуску не дало, тем более сами дагестанцы встали на нашу сторону. Бои местного значения очень быстро перерастаают в большую бойню, где гибнут не только бандиты, но и наши солдаты. Снова толпы беженцев, гробы с места боев, словом - всем давно уже не интересна Югославия, где наша армия тоже тратит деньги (и жизни?) , на войну с уже чужими бандитами. А в сентябре началось и вовсе круто: сперва взорвали жилой дом с семьями военнослужащих Буйнаксе (сто человек - долой), потом, 9 сентября - дом в Москве (еще минус сотня уже совсем непричастных к войне людей), а в день похорон этой сотни, 13 сентября - еще один московский дом - еще сотни людей, как ни бывало! Точно установлено, что это - терракт в отместку за “победы” наших в Дагестане, укрепляют границу с Чечней, их Масхадов мобилизует силы, словом, Чечня уже - если не военный противник, то полностью - недруг, чуждое и угрожающее нам государство в государстве. В Москве и в других крупных городах дано указание осмотреть чердаки и подвалы на предмет взрывчатки, судя по всему, терракт будет не последним. Кстати, о дате 9 сентября - 9.9.99г, к тому же, 29 лунный день - сатанинский! У нас в квартире почти весь месяц вся бытовая техника и кабели один за другим ломаются, выходят из строя, к счастью, не по крупному и не сразу все, но тоже - любопытное явление! В политике - одни выборы на уме, даже война - как фон для предвыборной борьбы.
Из хороших новостей одна - 31 августа купила собственный компьютер - Celeron 333, класса Pentium II - одного из самых современных из существующих. За ту неделю, что ходила по магазинам в поисках нужной модели, я узнала массу полезных для себя вещей о современных ПК, начиталась умных технических книг, наконсультировалась с продавцами вычислительной техники. Начала с полного дилетантства и тупости, а в последние дни перед покупкой уже говорила с продавцами почти на равных, имея свое личное мнение и понимая, что к чему. Рада, что всю акцию организовала и провела сама, ни кого к этому не подключая, и только в день покупки уже выбранной мной лично и заказанной конфигурации мы с Машей пригласили в помощь Лешу Пелипенко - он стал нашим “компьютерным папой”. Леша охотно и умело начинил нашего “Пантелеймона” (такое имя я дала своему долгожданному детищу) собственным программным обеспечением. Почти каждый день Леша приходит к нам подстраивать Windows и учит нас разным полезным вещам. Я рада, что у них с Машей снова завязываются отношения, он мне нравится больше, чем оба Паши. Умненький и интеллигентный, характером и поведением очень похож на Корякова - видимо, это судьба!
Заканчиваем дачный сезон, солим и консервируем урожай - огурцы и яблоки, жаль расставаться с дачей! После “Анастасии” я как-то особенно нежно отношусь к этому участку земли, записанному на мое имя, она меня лечит и хранит. Другой мой ангел-хранитель - О., давно мной не видим и даже не слышен. То ли он весь замотан собственными трудными дочерьми и домашними делами, то ли до сих пор сердится на меня. Мне жаль, что наши отношения прервались - я не видела его с февраля месяца. Как всегда, виновата в этом только одна я.
ПИСЬМО 22 от 14.10.99
Осень из своей золотой поры все стремительнее переходит в пору унылой и холодной. Мой родной Московский Парк Победы, от роскошного осеннего убранства которого я вот уже месяц не могу оторвать глаз, становится все прозрачней и бледней, - большая часть золотого, красного и оливкового великолепья теперь валяется под ногами. Так приятно идти по нему по утрам, вдыхая запахи прелых листьев! В прудах небольшими стайками плавают дикие утки, выстраиваясь в удивительно правильные геометрические фигуры; от уток, таких ленивых и медлительных летом, теперь веет озабоченностью и торопливостью, они передвигаются решительно и красиво, - прямо как на военных учениях. Интересно, где они будут кормиться зимой, когда пруды парка замерзнут и снова превратятся в пешеходные дорожки, спрямляющие ежедневные утренние маршруты горожан, работающих в этих краях?
Народу по утрам в парке мало. Из немногочисленных его посетителей встретишь лишь редких любителей утреннего бега: как же я им завидую, вспоминая свой недолгий период увлечения ежедневными пробежками! Остальные прохожие - собачники со своими любимцами. Многих собак я уже узнаю “в лицо”: их выгуливают в то же время, когда и я “вывожу свое тело” к месту работы. Иду на это место с неохотой, - куда пропал мой энтузиазм первых дней на новом месте? Видимо, так уж устроен человек, - он не может постоянно чувствовать себя счастливым и вечно чем-то недоволен, чего-то ищет и никогда не находит. А еще утверждают, что природа души - удовлетворенность и счастье! Животные и те в разное время ведут себя по-разному, причем, по причинам, абсолютно не связанным с кормежкой или самочувствием! Они тоже бывают в разных настроениях, хотя и считается, что у них нет души, как например, у людей. В последнее я слабо верю.
Единственным достоверным подтверждением факта существования души для меня служит вовсе не тот многословный поток, который человек извергает в мир, рассказывая другим о себе и своих переживаниях, а ... глаза. Я никак не могу понять, каким образом по одному только выражению неподвижных глаз, при полном отсутствии каких-либо других, дополнительных сигналов - мимики, жестов, интонаций и слов - один человек может безошибочно уловить состояние другого человека? Да что там человек, очень часто, смотря в черные, такие знакомые глаза нашего кота Ириски, я абсолютно точно улавливаю его сиюминутное отношение ко мне, его настроение, а ведь, казалось бы, какая дополнительная мимика может быть в кошачьей, лохматой морде? Что смотрит на нас изнутри, из черных зрачков другого живого существа, через в общем-то достаточно несложный и хорошо изученный физический орган - глаз? Мне кажется, что это “что-то” не имеет ничего общего ни с глазом, ни с мозгом, ни, вообще, с телом, при всем его изумительно совершенном устройстве. Это “что-то” только живет внутри этого устройства, пользуется им, как орудием, и составляет нашу истинную суть, глядящую на нас из черных зрачков. Может, оно и есть душа?
Думаю, что душа есть не только у отдельного живого существа, но и у более сложного образования из множества человеческих существ, соединившихся вместе на основе общей идеи, а иногда и просто живущих в одном историческом времени. В эзотеризме мы называли такое образование Эгрегором - общим энергетическим полем, созданным определенной группой людей и ведущим их в определенном направлении. Эгрегоры бывают большими и маленькими, сильными и слабыми, но они, несомненно, - реальность, которую нельзя не учитывать.
В нашей стране эгрегор общества чаще всего создает человек, стоящий у его руля. Это не всегда - формально назначенный или избранный руководитель страны, а скорее тот, кто в настоящий момент реально осуществляет власть и определяет состояние “души” общества. В данном случае я имею в виду наших действующих премьеров. При больном Президенте и часто сменяющихся Председателях правительства именно последние сейчас создают общее настроение. Что касается меня, то я мало разбираюсь в тонкостях политических интриг и, хотя слежу за основными информационными передачами телевиденья, но чисто по-женски улавливаю не политический курс, а, скорее “аромат” общественного настроения - состояния души общества в бытность каждого конкретного премьера. Любой аромат вообще трудно описать словами, хотя именно он оставляет в нас наиболее сильное эмоциональное воспоминание.
При Черномырдине мы жили относительно сытно, но безрадостно. Хоть я и жаловалась тогда постоянно на свою нищету, но, оказалось, что именно в эти времена мы каким-то образом умудрилась обновить бытовую технику в доме, купить японские телевизоры и положить в банк хоть и смехотворные, но все же сбережения.. Общий “аромат” тех лет отдавал дорогим одеколоном “новых русских”, импортными невкусными продуктами в красивых упаковках и тошнотворно-белозубым американским образом жизни, глядящим на нас со всех телеэкранов. Сам Черномырдин вызывал у меня уважение своей относительной добропорядочностью, то есть внешним впечатлением порядочного человека в сравнении с другими, окружавшими его политиками. Молодой Сергей Кириенко, неожиданно пришедший к власти, показался симпатичной игрушкой в руках Президента. Против него лично всем сказать было нечего – образован, умен и хорошо воспитан, но… он явно не вписывался в свое окружение. Он чем-то напоминал Гайдара, от ума которого большинству было одно только горе – в чисто русских классических традициях! От Кириенко несло благоуханием талантливой провинции, которая, раз прорвавшись наверх и вкусив там известности и достатка, уже никогда от власти добром не откажется. Подобные ему гости Москвы, - “молодые реформаторы” Ирина Хакомада, Борис Немцов и Анатолий Чубайс, пугающе “пахли” жесткими переменами к худшему: “духи” были дорогими, практичными и правильными, но благоухали не по-нашему и завлекали картинами красивой, но жестокой западной жизни, к которой мы были не приучены да не могли стать ей причастными.
С появлением во власти Примакова большинство людей почувствовало себя спокойно. Запахло детством, молодостью, привычными способами мироощущения и сладковатой “Красной Москвой” – старыми любимыми духами наших мам. Примаков ни с кем не ссорился, вызывал всеобщее уважение и, постоянно разыгрывая роль демократа и продолжателя реформ, не торопился с ними. Незаметно, но твердо он начал выводить страну из роли бедного родственника и заискивающего друга «прогрессивного Запада». По телевизору все чаще стали показывать отечественные фильмы и рассказывать о наших достижениях, в входили в моду патриотизм и гордость за собственную нацию. Появилась надежда, что скоро нам будет не так обидно за державу, как раньше. Даже в разбитую американскими бомбами Сербию мы, несмотря на все пережитые унижения, все-таки вторглись в качестве миротворцев. Чисто по-нашему вторглись - с кандачка, без спросу, но в нужное место и прочно. Ликования по поводу этой странной победы были недолгими. Президентский ветер подул в другую сторону и страна перешла в ведение нового премьера - бывшего ленинградца Сергея Степашина. Новые «духи» показались горькими. Не столько не нравился Степашин, сколько жаль было Примакова, как бывает жаль свою внезапно нахлынувшую третью молодость, которая не может продолжаться долго. Внешне казалось, что в стране ничего не изменилось, ничего не убавилось и не прибавилось. Те же лозунги об укреплении отечественной экономики, те же обещания отдать долг пенсионерам. Но наши западные благодетели вдруг снова согласились помогать нам деньгами, а американский Билл снова стал «другом Биллом». Чем пах Степашин мы так и не поняли. Лучший запах- это отсутствие запаха, к тому же, история отвела этому дисциплинированному, интеллигентному и симпатичному премьеру всего три месяца. Ему на смену неожиданно пришел Владимир Путин.
Еще раз убеждаюсь, что истинная ценность человека - его дела, а не внешние проявления. Ленинградец Путин - в прошлом ставленник ненавистного мне Анатолия Сабчака. К тому же - «преемник» Президента, названный так на его беду самим Президентом. По оценкам журналистов - продолжатель демократии и реформ. Казалось бы, в воздухе должно было повеять дорогой сладковато-пряной туалетной водой импортного происхождения, запахом послеперестроечной «дерьмократии». В действительности же я этого совершенно не ощущала. Лучший индикатор того, что происходит в обществе - тип телепередач. Американских фильмов не убавилось, но зато чаще стали показывать наши, старые фильмы, изображать с экрана жизнь страны, включая и ее достижения, передавать концерты исполнителей патриотических, задушевных песен на стихи хороших поэтов, а не только шлягеры модной дешевки Игоря Крутого и обласканного всеобщей любовью Филиппа Киркорова, красиво поющего не сердцем, а животом. Важным знаком стало и присвоение звания заслуженного артиста России очень молодому певцу Юлиану, который действительно стоял на голову выше всех прочих популярных исполнителей мелодичных, но пустых по содержанию «хитов». Как это ни казалось странным, но в воздухе снова запахло временем Примакова, но только более молодого, самостоятельного и решительного. Сорокасемилетний Путин - с бесцветной, но породистой внешностью петербургского жителя, взвалил на себя тяжелый груз начавшейся войны с Чечней. Войны до победного конца, как уверял сам Путин. И большинство его поддержало. Можно говорить о своей любви ко всей природе, но при этом совсем не обязательно позволять полчищам тараканов размножаться в своем доме. Рано или поздно их придется уничтожить. К сожалению, вседозволенность и бандитизм определенной группы чеченцев в последние годы перешел все разумные границы. Этот маленький и несчастный народ, с начала перестройки ставший почти полностью безработным, уже много лет жил, не платя в общую казну налогов, воруя и превращая в рабов людей других национальностей, грабя, вооружаясь и все больше настраиваясь против России. По крайней мере, так рассказывали нам о Чечне тележурналисты. Пока предвыборные кланы Лужкова и Ельцина во всеуслышание обливали друг друга грязью, Путин, внешне ни во что не вмешиваясь, руководил правительством, вел войну и, как мог, пытался навести в стране порядок, по-мужски беря на себя ответственность. Это было непривычно и очень приятно. Даже жесткость его действий и возможная жестокость в случае окончательного укоренения во власти почему-то не пугала, а скорее радовала: наш народ издавна уважал крепкую дубину и скучал по ней.
В последние дни золотой осени 1999г Петербург хоронил академика Дмитрия Сергеевича Лихачева. Именно он лучше всех дал определение самому непостижимому человеческому качеству - интеллигентности. Она ведь тоже, как аромат, - словами не выразишь, а спутать с чем-то другим сложно. Лихачев говорил, что почти любому человеческому качеству можно умело подыграть. Можно прикинуться умным, воспитанным, образованным, честным, смелым. И только сыграть роль интеллигентного человека, не будучи интеллигентом, невозможно.
С уходом Дмитрия Сергеевича, похороненного без пышных почестей на кладбище в Комарово, недалеко от Анны Ахматовой, из нашего города ушло что-то невосполнимое. Этот очень скромный, благородный во всех своих проявлениях, пожилой интеллигент наверное и был самой душою Петербурга. Что же теперь всех нас ожидает дальше?
Часть 3. Беседы с Тилопой, 1998-99
© Copyright: Маша Стрекоза, 2018
Свидетельство о публикации №218112200636
Свидетельство о публикации №218112200636
Рецензии