Жулька, Рыжий и Малыш

   Всё началось с Жульки...

   Нет! Всё началось с Кольки.

   Когда по утрам его родители уходили на работу, к ним приходила бабушка, моя мама, чтобы подождать когда Колька проснется. Потом она кормила его завтраком и приводила к нам. Здесь, в нашем доме, он уже попадал под мою юрисдикцию.

   Мы вставали поздно. Все любили поспать, вернее — выспаться. Папа уже не работал, пенсионер. Я преподавала вечерникам и приходила домой поздно. А когда не было занятий, то всегда можно было заняться подработкой пока выдерживали глаза. Хоть до пол ночи, хоть до утра. Филька еще не ходил в школу и тоже мог высыпаться.

   Но к приходу Кольки и мамы все уже были на ногах и накормленные. Если позволяла погода, и папа чувствовал себя хорошо, то он брал внуков на прогулку. Мама могла отдохнуть, а я или продолжить свою работу или заняться хозяйством.

   К обеду дед с внуками возвращался. Гуляли они долго, чтобы каждый из гуляющих получил от прогулки удовольствие. Дед покупал пару бутылок пива, постепенно выпивал их и, чтобы не оставлять улик, водил детей к небольшой речушке, которая протекала возле железнодорожной насыпи.

   Там дети учились метать «гранаты», то есть кидать с крутого обрыва в эту речушку пустые бутылки из-под пива. Дед был доволен. Дети тоже, каждый день тренируясь в навыках кидания бутылок всё дальше и всё точнее.

   А вообще-то, основное время прогулок занимала игра на детской площадке. Филипп строил из песка гаражи и дороги для своих машинок. А Колька до умопомрачения качался на качелях, а потом сидел в траве или кустах, собирая разных жучков в спичечный коробок, который заботливо предоставлял ему дед. Или выкапывал червячков, складывая их в прозрачную стеклянную майонезную банку. Откуда бралась банка — это было для меня тайной.

   Но когда они уставшие, просто никакие, приходили домой, чтобы пообедать и лечь отдыхать или спать, то сначала проводилась мной ревизия всего того, что притащил с собой Колька. От банки с червями я просто приходила в ужас, а спичечные коробки предпочитала не открывать.

   Колька почти рыдал: « Танечка, не выкидывай, пожалуйста! Мне мама разрешает приносить это домой...».

   На что я отвечала, что пусть это и приносит себе домой, а в этом доме червей и жуков не будет, так как это дом для людей. Я не выкидывала Колькины «сокровища». Мы с ним относили банки и коробки на первый этаж дома и ставили их на верх большого синего почтового ящика. Уходя от нас домой со своей мамой, которая заходила за ним после работы, они забирали и всё Колькино «богатство».

   Но частенько, уставший от прогулок и переживаний за червячков и жуков, после обеда Колька обнимал бабушку за ноги, уткнувшись головой ей в живот, вытирая жирный в сметане рот об ее живот, а ладошки о подол бабушкиного платья сзади, и жалобно просил: «Бабушка, купи мне ужика!». На эту просьбу у бабушки был всегда стандартный ответ, что его мама так запустила свою квартиру, что ужики там сами скоро расплодятся. У меня просить ужика Колька не решался.

   Шли годы, дети росли, но ужика Кольке так никто и не купил. И хотя у Кольки были и рыбки, и мадагаскарские тараканы, и хамелеоны, которые благополучно исчезали под полом, заползая туда через щели паркета...  Но у каждого из мальчиков была своя мечта о своих животных. Филипп хотел кота, и я бы купила, но я помнила, как мама безжалостно выбрасывала моих котов. Не хотелось, чтобы сын переживал подобное. А Колька хотел собаку, хотя бы маленькую.

   Сестра подумала и решила купить собаку, чтобы Колька, выгуливая собаку, лишний раз гулял и дышал воздухом. И вот Колька со своей мамой втихаря поехали на Кондратьевский рынок и купили маленького черно-белого щенка. Им сказали, что это «мальчик», карликовая лайка.

   Но уже через неделю после этого, сестра пришла к нам вся зареванная и долго жаловалась маме на кухне на «мальчика» карликовой лайки, от которого она устала и который не дает еще и ночью выспаться. Как ни странно, но мама уговорила сестру примириться с новым членом семейства, который, как выяснилось чуть позже, оказался «девочкой» дворянского происхождения. Возможно, маму порадовало то, что животное живет не в ее квартире.

   Постепенно сестра привыкла к Жульке (так назвали эту «дворянку»), да и сама Жулька, подрастая доставляла меньше хлопот. Конечно же Колька с ней играл только дома, а выгуливать Жульку приходилось Колиным родителям.

    Жулька была ласковой и доброй собакой. И в ее крови, наверняка, текла кровь ее предков, которые охраняли стада овец. Это особенно было заметно, когда выезжали всей семьей за город, в парк. Жулька так суетилась, следя за нами, чтобы никто не отстал от нашего семейства и чтобы, не приведи Бог, никто чужой не затесался в наши ряды. И, видимо, в ее роду были еще и водолазы, так как Жулька не пропускала ни одного водоема или канавы, чтобы там не искупаться.

    И всё бы ничего... Но после появления Жульки у родственников, сын мне заявил, что у Коли мама лучше, чем у него. Вот у Коли много разных животных, вплоть до собаки, а Филипп обделен даже котом. Потом припомнилось, что Коле покупается жевательная резинка, а ему, Филиппу, нет. Да, Филипп помнит, как дед объяснял, что жевательная резинка совсем не полезна растущему организму. Но ведь Коле мама всё равно покупает, а ему — нет. Потом припомнилось много всего, чем оказывается обделен мой ребенок.) Вплоть до того, что Кольку приняли учиться живописи и рисунку в школу при Эрмитаже, а Филиппа не приняли не только в эту школу, но еще и в музыкальную... Оказывается в этом тоже виновата я, даже не смотря на то, чтобы Филипп не огорчался , я его водила в кружки рисования при Доме Пионеров и Школьников. И даже отдала в хор при Доме Культуры...

   Пришлось серьезно поговорить с родителями, чтобы они разрешили завести в доме кота. Насколько я помню, пока рос мой сын, мне приходилось быть «буфером» между моей мамой и моим ребенком. Когда сыну было 8 лет и появилась возможность купить квартиру и жить отдельно, то воспротивился сын, заявив, что не хорошо бросать стариков, что скоро они станут совсем беспомощными. Мудрый мальчик, но мучиться пришлось мне.

   Тем не менее, котенка рыжего, хорошенького, с белым кончиком хвоста и белым мехом на концах лапок, я ему принесла. У знакомой кошка окатилась. Кот вырос крупным и лидером, как говорят — высокоранговым котом. Метки своими когтями на обоях он делал так высоко, что ободранные стены бросались в глаза всем, кто приходил к нам. Все стулья, диваны, кресла, скатерти и покрывала — всё было помечено его когтями и выглядело не дорогими вещами, а разодранными и в зацепках вещами с помойки.

   Кот был независимый и своенравный. Он не захотел отзываться на то имя, которое ему придумали. Откликался только на «Рыжий». И чутко реагировал, когда речь шла о нем. Он даже не выбрал себе хозяина из всего нашего многочисленного семейства. Охотно играл со всеми. Спал со мной, где бы я ни спала. Дело в том, что к нам часто приезжали в гости родственники посмотреть город и сделать покупки. Поэтому приходилось иногда уступать свой диван гостям и устраиваться на ночь где придется. Иногда даже на полу. Потом чувствуешь, что рядом со мной пристроился Рыжий.

   У каждого кота свои причуды и предпочтения. Рыжий был огромный любитель цветов. Мама выращивала всевозможные фиалки. Они стояли у окна на тумбе для белья. Стояли горшочки так плотно, что казалось цветам самим тесно. Но часто можно было видеть, как Рыжий аккуратно, не сломав ни один хрупкий листик и цветок, пробирался в самую середину цветника из фиалок и сидел там подолгу, предоставляя всем любоваться не только красивыми фиалками, но и его персоной.

   Но больше всех цветов, даже больше фиалок, Рыжий обожал гвоздики. Я бы даже сказала, что гвоздики были его слабостью. На гвоздиках Рыжий мог продемонстрировать свою силу, ловкость и хитрость.

   Букеты гвоздик в нашем доме почти не переводились. Их дарили мне или мужчины, или мои ученики. По праздникам или без повода. Но когда я приходила домой с букетом цветов, то первой на букет, подаренный мне, «накладывала лапу» моя мама. Она считала, что только она может хорошо ухаживать за цветами, отсюда и делала вывод, что все цветы в доме принадлежат ей.

   Мама отбирала у меня букет еще в прихожей и относила его в свою комнату, которая была и гостиной и столовой. На низком серванте с красивой посудой стояла хрустальная ваза. В ней и оказывались все мои букеты. По пустякам и мелочам я никогда не спорила. Мне было приятно, что мне подарили цветы. Маме было приятно владеть цветами и ухаживать за ними. Рыжему было приятно, что цветы оказывались в таком легко доступном для него месте.

   Когда букет был из гвоздик, то за Рыжим надо было постоянно и безотрывно наблюдать. Стоило только моргнуть, как у букета были сломаны две, три, а то и четыре гвоздики. А Рыжий как сидел на столе, отвернувшись от вазы с цветами, так и сидел. А когда случалось так, что в комнате никого не было, то Рыжий оказывался полновластным хозяином гвоздик. От букета мало что оставалось. Некоторые цветы на коротких стебельках Рыжий приносил в мою комнату и складывал их у кресла.

   Однажды мне подарили очень большой букет из гвоздик, причем гвоздик разного цвета. Таких красивых и необычных я еще не видела. В букете были и голубые гвоздики, и гвоздики лимонного и абрикосового цвета, и много разных других. Такой букет хотелось сохранить подольше. Поэтому вазу с этим букетом я носила за собой по всей квартире. Готовя еду на кухне — букет стоял на кухне. Если я готовилась к занятиям, то букет стоял на письменном столе. Когда шила, то букет был на швейной машинке, грозя опрокинуться вместе с вазой на чужой заказ. На ночь букет я убирала в шкаф.

   Нескольким гвоздикам из большущего букета удалось продержаться неделю. Рыжий был хитрее и проворнее меня.

   Цветы были не единственной слабостью Рыжего. Его привлекали еще и папины лекарства в блистерах. Раньше папа их просто оставлял на ночь на столе или на стуле возле дивана. Но после того, как Рыжий начал похищать со стола и стула папины упаковки с таблетками, пока папа ужинал на кухне, решено было прятать таблетки на ночь под подушку на диване.

   Не редко можно было застать вечером Рыжего на диване, где он своей длинной лапой шарил под подушкой, чтобы вытащить папины таблетки и отнести их в другую комнату, спрятав под кресло.

   Короче, Рыжий скучать никому из семьи не давал. Было еще одно малоприятное обстоятельство. Сын категорически запретил кастрировать Рыжего. И вот наступил момент, когда Рыжий начал метить всю квартиру снизу доверху маленькими вонючими лужами.

   Никакие доводы на сына не действовали. Задыхались все, но сын был не преклонен.  Однажды сын, делая уроки за своим письменным столом отвлекся, куда-то убежал. Но он оставил все тетрадки, учебники и дневник открытыми. Когда он снова приступил к выполнению домашнего задания, то первое, что он сделал — это поймал Рыжего, и схватив его за холку и за спину около хвоста,  стал  с таким остервенением и злостью возить Рыжим по своему столу, тетрадкам и дневнику, как хорошая уборщица половой тряпкой по грязному полу.

   Я кинулась на выручку Рыжему, еще не зная за что он впал в немилость к своему хозяину. Но запах кошачьих меток объяснил причину такого немилосердного и унизительного обращения с таким высокоранговым котом. Кот убежал, спасаясь от Филиппа и разнося по всей квартире жутко противный запах своих выделений.

   Всё объяснялось довольно банально и просто — пока Филипп отсутствовал, кот спокойно пометил его дневник. Даже маленькие мужчины страшны в своем гневе. Вместо того, чтобы аккуратно вытереть небольшую кошачью лужу в дневнике, Филипп решил наказать кота, временно используя его в качестве тряпки.

   И всё бы ничего... Дневник мы преспокойно купили новый, а в школу я написала записку, что старый дневник потерян. Так как сын учился прекрасно и поведение у него было безупречное, то мои записки были хорошим оправдательным документом во всех случаях. И когда просыпали на первый урок, и когда вообще прогуливали школу, а уж замена дневника на новый — это было совсем не проблемой.

   Проблема была в другом. В Рыжем. Который уже несколько дней подряд благоухал на всю квартиру отвратительным запахом. Вымыть его не представлялось возможным. Мы с Филиппом в четыре руки не могли удержать его в ванной с водой. А нужны были еще две руки, которые бы помыли Рыжего. Но Рыжий из ванной выскакивал быстрее, чем мы все могли его намочить. Он вылетал не разбирая пути и не видя, кто на пути. Так что вся троица была исцарапана жутким образом.

   После попыток помыть кота, мне стыдно было показываться на работе даже в свитере с высоким воротником и длинными рукавами. Следы царапин были и на лице. К счастью, коты могут мыться сами. Где-то через неделю Рыжий смыл с себя позор «половой тряпки».

   К этому времени у нас в доме появился еще один беспомощный питомец. Это маленький-маленький, всего двухнедельный слепой щенок большого черного пуделя. Честно говоря, я с детства очень боюсь собак. Папа рассказывал, что я была еще совсем маленькая, а на меня набросилась собака. Шрам на руке до сих пор виден. Я этот случай не запомнила, а животный страх перед собаками разных мастей и роста у меня остался на всю жизнь.

   Но этого черного кудрявого несчастного, еще слепого щенка, подарила мне моя ученица. Подарила от чистого сердца, как бы в надежные руки. Она же не знала, что эти руки до смерти боятся собак. Да, и рано было отрывать щенка от его мамы. Он даже не умел сам пить молоко. Теперь мне предстояло заботиться не только о парализованной бабушке, больном отце, пожилой маме, своенравном непослушном Кольке, Рыжем коте-обормоте и подрастающем сыне, как и я не лишенным своих тараканов, но еще и о малюсеньком щенке, который не мог сам ни поесть, ни сходить в туалет.

   Место для малыша выбрали самое теплое в нашей с Филиппом комнате, чтобы не было сквозняков. Примерно квадратный метр пола от мебельной стенки до комода у самой стены застелили клеенкой и газетами. Огородили высокими коробками, на случай, чтобы щенок далеко не уполз. Около стенки положили матрасик-подушку. Вот в таком загончике пришлось малышу жить то время, пока он научился видеть и твердо стоять на своих лапках. И назвали малыша за малый рост и беспомощность «Малышом».

   Рыжий был недоволен новым жильцом. Он следил за ним постоянно с полки мебельной стенки. Отчего от пристального взгляда кота, щенок начинал беспокоиться и просыпаться. Просыпаясь, щенок сползал со своего матрасика и писал прямо на пол, покрытый газетами. Нам даже не надо было следить за тем, что газеты надо поменять, так как Рыжий тут же покидал свой наблюдательный пост. И выражая всем своим видом презрение к новому жильцу, шел в туалет к своему лотку и демонстрировал, какой он воспитанный и аккуратный. И уж он-то никогда не будет гадить на пол, как этот черный щенок.

   Видно было, что Рыжий очень переживал, настолько, что даже похудел. И первую неделю пребывания щенка в нашей квартире, Рыжий почти ничего не ел. Он настолько был обижен, что на его территорию поселили пусть и маленького, но совсем ему ненужного зверя. Почти совсем, как мой сын, когда его спросила — не против он будет, если у него будет еще братик или сестричка? На что мой сын ответил, что ему не нужен еще один претендент на жилплощадь. Уверена, что девочка бы обрадовалась, а мальчик рассудил по-своему, рационально.

   Уже на другой день пребывания у нас Малыша, Коля заметил, что щенок реагирует на меня. Или я собиралась поменять у него в загоне газеты, или хотела покормить его, как Колька закричал: «Смотри, смотри, Танечка, он на тебя хвостом виляет!». Действительно, щенок уже узнавал меня. Ведь газеты меняла я, пеленки на матрасик тоже я. Животик,  чтобы он хорошо работал, массировать пришлось мне вместо его мамы-собаки. Когда ставила щенку мисочки с молоком или жиденькой кашей, то он от радости так прыгал на миски и на мои руки, что опрокидывал и кашу и молоко. Всё надо было убирать и начинать кормить заново.

   Маленький зверек требует столько же внимания и забот, как грудной ребенок. С той лишь разницей, что щенки и котята растут быстрее, чем люди. Но месяц бессонных ночей мне был обеспечен. Малыш просыпался и капризничал. Я его укрывала и обкладывала теплыми грелками. Дело было осенью. В квартире было прохладно, а батареи еще не топили. Сестра уговаривала брать щенка на ночь к себе в постель, но я была против. Это ведь не маленькая Жулька, которая устраивалась в ногах своей хозяйки. Пудель вырастет большой, и привыкнув спать на диване, мне там просто не останется места.

   А еще приходилось ночью следить за Рыжим, который залезал в загон к щенку, обнюхивал его и не раз пытался запустить в него свои зубы. В конце концов Рыжий смирился с потерей единовластия в квартире. Но он по-прежнему презирал щенка. А щенок подрастал и, почему-то, считал Рыжего не то своей мамой, не то старшим братом. Малыш всё повторял за Рыжим. Ходил следом за Рыжим, играл рядом с ним. И даже позволял Рыжему душить себя не издавая ни звука. А Рыжий пользовался этим, причем делал свое подлое дело не на виду у людей, а например, в прихожей, когда все жильцы были в комнатах или на кухне.

   При людях Рыжий мог позволить себе только лапой отшвырнуть Малыша. Не раз растянувшись на полу около электрической батареи, которой согревался дед, Рыжий начинал недовольно возить по полу своим хвостом, если просыпался и приходил Малыш. А Малыша очень забавлял хвост Рыжего. Наверное, он думал, что хвостом Рыжий приглашал его поиграть. Вот Малыш и начинал ловить хвост Рыжего. Такое бесцеремонное обращение Рыжий терпел не долго. Он своей длинной лапой, предполагаю, что даже не убирая когтей, отшвыривал Малыша довольно далеко.

   Малыш кубарем откатывался от Рыжего. У него была уже довольно большая и плотная шерсть, так что когти Рыжего не причиняли ему вреда. Встав на лапы, Малыш тряс головой, а затем с новой энергией и азартом кидался ловить хвост Рыжего. И понял Рыжий, что пол в квартире он потерял навсегда. Теперь он передвигался по стульям, столам, шкафам..., то есть по вещам, на которые еще не мог залезть Малыш.

   Вот так мы и жили огромным семейством, разделив  квартиру не только по площади, но и по высоте обитания. Даже кошачьи миски с едой пришлось переставить на этажерку. Там их не мог достать Малыш. Потому что, он любил съедать сначала всё у кота, а потом принимался за еду из своей миски. Да мне на работе пересмотрели график преподавания. Утренние и дневные группы мне не давали, оставили только вечерние. Так я успевала привести в порядок утром всех домочадцев. За кем-то убрать, кого-то умыть, погулять с Малышом.

   А еще накормить всех. Большой чугун каши на всех. В чугуне вкуснее. Тарелки и миски занимали весь стол, а я половником раскладывала по ним кашу. Кому побольше, кому поменьше. Масло в кашу тоже клала, учитывая вкусы едока. Кому-то еще добавляла ягоды из варенья, кому-то омлет, а кому-то только кусочек желтка.

   Вот так мы и жили большой и почти дружной семьей. Когда я после обеда собиралась на работу, то Малыш внимательно следил за мной. Каждый раз, когда я причесывалась и клала свою расческу на комод, Малышу было не лень прибежать и проверить — не его ли расческу положила я на комод. Лежит ли его расческа в коробке с его игрушками? Потом он внимательно осматривал и обнюхивал мой наряд, встав на задние лапки и зацепившись передними за подол моей юбки.

   После тщательной проверки Малыша, я спокойно могла уходить на работу. Но пока я работала, Малыш очень скучал, хотя в доме были дети, бабушка и мама с папой. Малыш ложился под дверью, положив свою мордочку на передние лапы и ждал, ждал, ждал... когда же я вернусь домой.

   Я приходила поздно и очень уставшая. Но Малыш так радовался, что я вернулась, так ласкался ко мне, так прыгал... Потом бежал к миске с водой пить, и к миске с едой. Он торопился поесть, чтобы снова вернуться ко мне. Я садилась в кресло, чтобы немного дать отдых ногам перед тем, как идти с ним гулять. А Малыш прыгал на кресло, садился рядом со мной. Прямо наваливался на меня. Весь такой горячий и лохматый. А потом начинал приносить мне свои игрушки и мячики, чтобы я кидала их, а он опять приносил.

   От такой искренней радости тебе, проходила всякая усталость. Настроение поднималось и мы шли гулять. Иногда к нам пристраивался сын. Я разрешала, ведь прогулки перед сном полезны.

   Рыжий со стороны смотрел на всё это и, наверное, недоумевал. Ведь ему хватало несколько ласковых слов и поглаживаний.