Богини многолики

Вступление.
О чем пишу и для чего…
***
Вот заветная дверь, - высокая, мокрая от дождя, пахнущая металлом и мхом. Я поднимаю ручку кольца и делаю несколько ударов. Гулко, как колокол, раздаются тревожные звуки, сменяющиеся размеренными шаркающими шагами. Скрепя, с надрывом, дверь поддается и распахивается от настойчивого движения опрятно одетой женщины средних лет. Меня обдает спокойствием, радушным теплом и многозначительной тишиной в контраст влажной осенней прохладе. Я делаю резкий шаг и оказываюсь рядом с приветливым Хранителем. Дверь сама захлопывается, и теперь я полностью объята, как материнской утробой, родовой памятью; не ощущая ни времени, ни пространства.
- Приветствую! Вот, снова повидать бабушку пришла.
- Конечно, пойдем со мной, дорогая! Что будешь? Чай? Кофе?
- Мне, как обычно, крепкий черный чай, сладкий, большую кружку.
- А кексы будешь? Только испекла!
- С большим удовольствием!
Хранительница приветливо улыбается и идет, жестом приглашая следовать за ней…
Я всегда люблю приходить в это Царство Памяти, Покоя и Мудрости. Каждый раз, соприкасаясь со своим прошлым, я будто лелею  и успокаиваю внутреннего ребенка, такого ранимого и одинокого, нуждающегося в поддержке близких, которых больше нет.
И вот, передо мной снова предстает зал, от пола до потолка дышащий на все лады книгами-заветами, книгами-уроками, книгами-криками, книгами-подвигами, книгами-могилами. Никакой гниющей в земле плоти, покосившихся оград, снующих работников с мнимо-скорбными лицами за определенную сумму предлагающих «окрасить оградку».
-Светлан, Ваш чай, - слышу я за спиной голос Хранительницы.
- Благодарю! Видите, вот теперь и я общаюсь с вами как клиент…
- Перестаньте, Светлана! Это Хранилище Памяти - ваше создание, здесь присутствует вечность и радость, а не тленность и скорбь!
С этими словами Хранительница улыбается и приглашает сесть. Дымящийся чай и ароматные кексы уже на столе напротив. Всё: и запах бумажных книг, и массивность старинной дубовой мебели, такой теплой и вечной; и многоэтажные книжные полки с приставными лестницами, - создают настрой к внутреннему созерцанию, открытию своих истин.
Я обнимаю руками горячую чашку и наблюдаю за тем, как Хранительница нематериальной фигурой, освещенной тусклым светом, скользит по полкам в поисках нужной книги, и также ровной, спокойной, будто летящей походкой, возвращается ко мне. Молча улыбаясь, протягивает слегка запыленный экземпляр и, также молча, удаляется в никуда, оставляя один на один с теплым томиком и ароматом лимонных кексов…
- Ну, здравствуй, бабушка Люся! Я так соскучилась! Очень рада тебя видеть!
***
Ранее…
Сегодня наступил тот день, который поставил точку в ряде моих предшествующих ролей, - роли внучки, роли обычного консультирующего психолога, роли автора, пишущего в стол, роли ищущего свое предназначение потерянного и безразличного Путника. Это день смерти моей бабушки, Лоевой Людмилы Михайловны. Как раз накануне  35-летия  произошло мое новое перерождение.
Я приехала из Москвы в Санкт-Петербург. Однако ни погоды, ни настроения не было. Глядя на низкое небо, вдыхая сырой воздух, понимаю, что не вернусь сюда. Город-кладбище, город-склеп, оборвавший все светлые начинания  жизни. Да, это образ моего Петербурга. Манящий, притягивающий своей загадочностью, стариной, историей; город-болото, засасывающий чавкающей трясиной, мутной жижей; город-призрак, такой спокойный и обреченно-мертвый.
В самые тяжелые дни своей московской жизни, - билет на плацкарт, и… где-то в груди подпрыгивает к горлу гниющая ностальгия.  Под стук колес поезда в висках стучит сердце, перетряхивая все мысли, образы, переживания. Приехать наутро и, как зомби, пройти от Восстания к Тучкову мосту, Смоленскому кладбищу Васильевского острова, походить среди отсыревших могил, наполнить легкие до предела запахом мха, тлеющих листьев, грибов, покоя, тоски. Только после этого ощутить прилив энергии и отправиться вновь обратно  к Московскому вокзалу, тем же маршрутом, задыхаясь от усталости и желания спать, чтобы вновь жить, творить, улыбаться, но уже в другом месте….
***
Сейчас я вновь на Кладбище, только уже в роли посетителя. Я лишь немой путник, могущий совершить поклон… .  А кому поклон? Смерти, безнадежности, конечности? Нет, всё должно происходить иначе…. Возможно, как в четвертой части «Путешествия Гулливера» Джонатана Свифта «Путешествие в страну гуингмов», страну разумных  и добродетельных лошадей,  в чьих образах автор воплотил свои утопические взгляды. Смерть как простой уход. Наполненная духовная счастливая Жизнь без привязанностей; разве не есть это воплощение Абсолютной Любви?
«Друзья и родственники покойного не выражают ни радости, ни горя, а сам умирающий не обнаруживает ни малейшего сожаления, покидая этот мир, словно он возвращается домой из гостей от какого-нибудь соседа…».
Или все должно быть как-то иначе? Ведь как же память о предках, делающая нас наполненными неповторимым духом ушедших? …
Так зародился образ Хранилища-Библиотеки, огромного помещения, со-стоящего из книжных полок, от пола до потолка, заполняющих все пространство. Запах дерева, бумажных шелестящих страниц, тишины и старины. Места, куда хочется прийти, взяв теплый от жизни и мудрости Том, описывающий непростую судьбу Рода или жизнь кого-то из Ушедших Близких. Погрузиться в него с головой под мерное тиканье часов и скрип дубового кресла. И вот, Ты уже  не в Библиотеке, а на грани Миров, откуда приветливо  машут рукой ушедший Бабушка или Дедушка: Помнишь меня? Ты - часть огромного Рода, который имеет свои цели, мечты, общее предназначение. Ощути прилив нашей силы и смело двигайся дальше, не робей! У тебя все получится!.. И Ты понимаешь, что не одинок, что нет грани между Материей и Духом, ты растворяешься на время Здесь, чтобы собрать себя по частям заново, уже Иным для создания своей книги Жизни. Почувствовав, познав это, Ты отправляешь пульсирующий от жизни Том на полку к таким же дышащим Книгам, чтобы они, в унисон, создали вечное дыхание жизни Хранилища, а не Кладбища…

***
Восстановление информации о своем роде, без сомнения, важно; к пониманию этого приходят, это стало модным. Но, важно и понять, что всемирная история пишется  фактами, а память о семейном прошлом строится на субъективном восприятии. Человек в редких случаях знает точную биографию не то чтобы своих бабушек или прадедушек, но и своих родителей. Скорее знания о наших предках фрагментарны, как лоскутное бабушкино одеяло. Они полны отдельных воспоминаний, поверий, фантазий, мечтаний, домыслов. Или связаны с запахом чая с чабрецом, скрипом половиц на даче, ощущением поглаживания по щеке шершавой ладони. Часть воспоминаний создают  случайно услышанные  разговоры, рассказанные сказки, спетые колыбельные. Спутано время, последовательность событий…. И что было реальнее: факты биографии или тот притягательно-туманный образ, что слепком отпечатался в нас?
Именно такой, зачастую фантасмагоричный мир и создает наше настоящее, определяет  будущее. Мы живем с конкретными установками, страхами, идеалами, которые порой неосознанно заимствуем от представителей своего рода, и которые уже стали нашими. В сложные жизненные моменты, когда безвыходность, душевная усталость переходит все границы, мы шепчем: Мама…. Садимся и листаем альбом с пожелтевшими фотографиями, в надежде получить какую-то подсказку, понимание или просто глоток любви и принятия. И нам важен именно этот пожелтевший снимок, или отрезанный и для чего-то припрятанный локон волос; а может и поздравительная открытка с таким родным почерком, но никак не фото с мертвенно-мигающего монитора из соц. сетей или пустой взгляд с могильной плиты.
***
Мои произведения основаны на реальных событиях, на тех, о которых мне рассказываешь Ты, дорогой Читатель! Ко мне приходят  Путники, желающие чтобы им помогли оформить свои мысли и чувства, достойно рассказать о человеке, кто жил, любил, созидал! Раскрыть на Него глаза ныне живущим и здравствующим, создать особый Памятник, которому хочется поклониться, и, в то же время, почерпнуть для себя мудрость. Часто не хватает слов или смелости, чтобы заявить о важном, а Книга всегда была и будет тем сосудом, через который можно сделать живительный глоток.
Поэтому к Вашим услугам Я, мой дорогой друг! Это не простая книга, а книга-история  дорогого для Тебя ушедшего Человека, прожившего свою жизнь так, как он смог, делая все возможное, чтобы донести именно до Тебя, то, что ты слушал, но не услышал, смотрел, но не узрел. Имею ли я право на такое, чтобы стать посредником между Твоим  предком и Тобой?
Я смело заявляю, что да. Кем бы я ни была в этой жизни, - учителем, лингвистом, психологом, парапсихологом, писателем, - во мне всегда говорил голос Предков. Эмпатия, Соучастие – два моих преданных духа-помощника, а Слово – магический ключ от закрытых дверей в Вашем сердце.
Именно эта книга о моей бабушке, Лоевой Людмиле Михайловне.

Посвящается тем  ушедшим родным, определившим во мне тягу к Книгам и Языку
Шелом Алейхем
Сухарев (Мурыжкин) Сергей Леонидович
Шик Светлана Семеновна
А также и тем, кто каждый день вдохновлял и вдохновляет меня на бурю чувств и противоречивых эмоций, что делает меня Живой, Счастливой, Окрыленной:
Лоева Ирина Альбертовна
Васин Тимофей Георгиевич
Иванов Георгий Павлович
Васин Николай Тимофеевич






Богини многолики
 







Лунные поляны,
Ночь, как день, светла…
Спи, моя Светлана,
Спи, как я спала:
В уголок подушки
Носиком уткнись…
Звезды, как веснушки,
Мирно светят вниз.

Лунный сад листами
Сонно шелестит.
Скоро день настанет,
Что-то он сулит.
Догорает свечка,
Догорит дотла…
Спи, мое сердечко,
Ночь, как сон, светла.

Догорает свечка,
Догорит дотла…
Спи, мое сердечко,
Спи, как я спала.
Александр Гладков (Колыбельная из фильма «Гусарская баллада»)


Глава 1. Афродита из пены рожденная….
***
1962 год. Ленинград. Уверенный стук каблуков по Невскому проспекту. Каждый шаг как самоутверждение: я молода, хороша, умна. С гордо поднятой головой идет  женщина со скромной улыбкой, но дерзким огоньком в глазах. Северный ветер слегка колышет выбившийся локон. Привычным жестом непослушный озорник убирается в капну волнистых волос обычной советской шпилькой. Как у всех! Лучше всех! 
 
- Богиня! - слышит она восторженный шепот старушки, бредущей навстречу, - Афродита из пены рожденная!
В ответ заливистый смех: - Какой бог, бабушка! Есть только партия!
 – С тебя бы иконы писать! – продолжает необычная прохожая и крестится…
… Отмахнулась от странной собеседницы и ускорила шаг, направившись к знакомому возгласу приветливой завистницы с работы:
- «Люська! Здравствуй, дорогая!»
- Ну, здравствуй, здравствуй!
-Людмила Михайловна, доброе утро! – отозвался и подходящий импозантный мужчина. - Приятно видеть, что Вы даже раньше обычного в новой должности!
- Люсенька, приветствую! Сегодня привозят новые крепдешиновые ткани интересных расцветок, как раз к лету. Давайте отложим, а то не достанется же! Такой дефицит! – прощебетала улыбчивая девушка-пышка, с легкостью догоняя уже подошедшую к Гостиному Двору компанию.
- Валь, да подожди, все будет! Не отвлекай пока, пожалуйста!....
Весенняя рабочая суета закружила Людмилу, молодую женщину, которой еще не было и тридцати. Заведующая отдела тканей, почитаемого в Ленин-граде Гостиного Двора. Мать замечательной рыжеволосой девчушки, жена, невестка, сестра, названная дочь…… Всем нужна, интересна, обеспечена; не смотря ни на что легка и модна. Ее дом – полная чаша, все, что так сложно достать в Союзе, есть у нее…
***
- Юра, ты встал наконец? Смотри, не ешь ничего, помнишь, сегодня к Лоевым идем на обед. Займись лучше Димкой.
-Эля, я иду повидать только брата и Люсю, когда ты перестанешь говорить такое?
-Ты что-то сказал,  не слышу тебя… Я курю на кухне!
-Ничего…
***
Их было четыре брата: старший Альберт, средний Эдуард, младший Юрий…. Теперь Юра самый младший, ведь Валентина не стало…
У всех  жены-красавицы: Людмила, Нина и Эльвира.
 

Каждый молод, красив, в своей сфере успешен. Они любят часто встречаться по выходным за шумным богатым столом у Люси и Альберта. Те, в свою очередь, рады принимать и отдавать, радуясь и гордясь собой, своим дружным и родственным союзом. 
Посетить пиршество мог и общий Отец семейства, Теодор Ефимович, любящий блеснуть своими писательскими корнями и прочитать за рюмашкой-другой стихотворный тост. Пусть талант его и не столь успешен, как у предка Шелом Алейхема, однако каждая строфа пропитана неподкупной любовью к своим близким:
В День Рожденья я желаю,
Чтоб квартирный ваш вопрос
От привычных слов «меняю»
В факт обмена перерос.
И еще есть пожеланье
Все моим невесткам трем,
Дружбу меж собой, вниманье
Проявляйте вы во всем!
…………. (отрывок из стиха).
 
Люся улыбается и слушает, как свекр, раздувая от важности и волнения большие еврейские ноздри, нравоучительно брызжа слюной, зачитывает очередную рифму. Ее мысли кружатся в водовороте от усталости, забот, воспоминаний, однако лицо сохраняет приветливость, подбородок чуть вздернут.
- Всегда держи лицо, - так учит мама, - думает Люсенька, - надо стараться делать свою работу, выполнять любые обязанности лучше всех, это правильно, только так будет все хорошо!
Но комок напряжения внутри нарастал, его так хотелось скомкать и бросить, как ненужную исписанную бумагу в мусорное ведро, однако.… Легкий взмах рукой, и игривый локон вновь убирается в высокую прическу…. А мысли летят, бегут, и вот уже Люсенька не в своей уютной квартире за шумным столом с гостями, а в суровом блокадном Ленинграде…


Глава 2
Дитя с суровым взглядом
 
У Войны детское лицо…  Детские черты с уставшим сосредоточенным стариковским взглядом, за которым, как за оградой, похоронено детство.
В непонятный тулуп закутано тело, голова и шея замотаны старым платком. Руки, то ли от детской неловкости, то ли от неудобной одежды смешно и страшно торчат в разные стороны. Руки, которые хотят играть, подниматься, как легкие крылья, помогают маме тянуть санки с умершей сестрой. Нет слез. Это просто нужно делать. Просто вести. Что может чувствовать женщина, потерявшая дочь… «Люся, помогай, ты старшая!». Это все, что говорит  мать….
«Люся, помогай, ты старшая! Люся, помогай, ты старшая!». Слышали маленькие детские ушки Люси всю войну…
Мать, Мачкова Клавдия Васильевна, красивая статная женщина, потеряла мужа в самом начале войны. На тот момент ей было 26 лет. Блокадный Ленинград. Три дочки: Людмила, Евгения и Галина…
 
Нужно было ходить на завод, не смотря на усталость, страх и голод…
Когда мать уходила на работу, Люся следила за сестрами, так начинался ее ответственный день. Важно пересмотреть, есть ли крошки хлеба на столе со вчерашнего дня, вдруг одна осталась незамеченной. Тогда нужно послюнить палец, не очень сильно, чтобы распробовать ее вкус, но и не очень слабо, чтобы крошка не слетела и не потерялась. Обязательно проверить, хорошо ли закрыта дверь в комнату, чтобы соседи не попытались выманить, и никого не съели.
 Девочки усаживались рядышком, так было теплее, спокойнее и надежнее. Периодически кто-то из них вздрагивал, когда слышал резкий звук снаряда за окном. Пальцы Люси крутили из платочков куколку, как  в свое время показывала мама, это отвлекало сестер и занимало саму Люсю….
- Эту куколку зовут Люсенька,- уверенно говорила старшая сестра.
Младшим нравилось теребить эту родную самодельную игрушку, прижимать к себе. Пусть хотя бы куколка танцует, и всем будет радостно от этого!
***
В тот день мама не пришла вовремя с работы. Есть хотелось настолько сильно, что сводило от боли все кишки в животе, во рту было полностью сухо. Сильнее этого чувства  лишь нарастающая тревога, сердце сжималось каждый раз, когда раздавался звук открывающейся входной двери их коммунальной квартиры.
- Не она…  Нет, снова не она, - прислушивались чуткие Люсины ушки. Бух! Каждый раз со стуком входной двери сердце будто кидается в пропасть от отчаяния.
- Бом! Бом! – стучали большие старинные часы соседки, предчувствуя беду.
-Тук, тук!- вторил им учащенный пульс у маленькой девочки, и пульсировала прилившая кровь к вискам.
Ожидание становилось невыносимым. Люся немного отвлеклась на боль внутри живота, поэтому оторопела, когда пришла мама… Она была очень бледная, напряженная, однако всем своим видом пыталась показывать, что все в порядке.
- Мама! Мама! Что случилось?!- закричала Люся.
Мама пыталась привычными жестами развязывать платок, снять тулуп, рассчитывая, что маленькая девочка не сможет понять, распознать, почувствовать, что что-то не так.
-Не переживай, Люся, все пройдет, - ответила Клавдия, одна кисть ее руки  была прижата к груди, будто женщина боялась лишний раз коснуться ее, другой рукой она нащупала и протянула девочкам, завернутый в газету, кусок хлеба. Женя и Галя оживились, бросились делить долгожданную пищу.
Люся внимательно продолжала вглядываться в лицо мамы, как бы желая увидеть ответ.
- На заводе станком отрезало фалангу большого пальца, - скомкано ответила Клавдия, понимая, что какой-никакой ответ дочери дать нужно. – Я задумалась, отвлеклась….
 Люся опустила теперь полные осознания и слез глаза.
- На, ешь, мама, - это все, что она смогла сказать на выдохе… Ты жива… Как хорошо… Остальное, не важно…
***
Однако Ее Величество Смерть так близко. Она повсюду.
 Шли мучительно долгие блокадные будни, время, как сваренный столярный клей, тянулось и тянулось, и казалось не будет конца голоду, страху, холоду… Дни были одинаковы, и запоминались лишь какими-то особенно неприятными событиями… В тот день умерла бабушка, умерла соседка. Их тела положили рядом в комнате… Люся не испытывала страх, а скорее оцепенение, отчаяние, безысходность, но вместе с тем и радость от того, что сегодня Смерть пришла не за ней, не за сестрами и не за мамой.
Накануне ночью она видела, как темная высокая фигура скользила между постелями, задержалась около бабушки, повела над ней рукой и, будто поплыла дальше…
Было ли это на самом деле, или девочке все померещилось от голода?...
А, может быть, она почувствовала, что силы покидают бабушку, и  детское воображение дорисовало ее уход в такой причудливо-мистической форме?

***
Дети всегда сильнее ужаса войны, бедности и голода. Их игры, как сорняки среди бетонных плит, обязательно найдут выход. И вот, наконец повзрослевшая Люся заливисто смеется и бегает с мальчишками, девчонками играет в прятки. Так интересно! Так весело! Заливисто поют птицы, приветливо светит мирное солнце. Дети разбегаются кто куда, ведь надо найти подходящее место, чтобы спрятаться получше. Люсе удается найти подходящий склеп, нужно только постараться сдвинуть плиту. Кладбище наполнено радостью, детской суетой и весельем. Жизнь и Смерть сплелись воедино. Для детей, чье детство проходило в бедствиях и лишениях, Смерть не кажется чем-то далеким или даже чем-то ужасающим, скорее она, как дряхлая немощная старуха, пускает разбушевавшихся ребятишек присесть на свое колено….
- «Какая вкусная земляника»,- думает Люся, - однако хватит чавкать, а то найдут!
Обычные игривые детские мысли в не совсем предназначенном для игры пространстве…
И вот вновь раскатистый смех Люси, казалось, его ничто не может затмить, приглушить, прекратить! Ее нашел один мальчишка, и девчушка задорно смеется, выпуская из глаз миллиарды солнечных лучиков, заражающих всех вокруг весельем, миром и счастьем!
***
- Как хорошо! Столько коровушек! – думает Люсенька. Ее худенькие ножки дрожат, глаза с радостью подметили коров на поле, вальяжно жующих траву. В деревне как: коли есть корова в доме, будет сытость и здоровье в семье. Так и исхудавшую девчушку привезли в деревню. Люся ничего не боялась и не ожидала, что подошедший бык боднет рогом ее в спину…
 Больно было и скучно, лежать практически неподвижно на животе, ожидая выздоровления. Страха не было, это взрослые беспрестанно говорили про нагноения и возможные тяжелые последствия, а Люся слышала их слова, будто со стороны, спокойно и безучастно…
Глава 3
Мадонна непорочная
- Какая необычная у этой девушки улыбка,- подумал Альберт. Она притягивает, располагает, но сдерживает и не подпускает. Особенная, не такая, как все. Хотя и это звучит банально…. Я просто хочу просыпаться и видеть ее лицо каждый день…
Так и произошло. В еврейской семье Лоевых прибавление, - Люсенька стала еще одной названной дочкой и принята, как родная. Сразу столько мужчин – отец, четыре брата! Любящих и заботливых! Для девочки, растущей без отца, рядом с сестрами и матерью, это непривычно, ответственно и волнительно!
 
Но послевоенная действительность одинаково бедна для всех. Опочивальня молодых – ванная комната, однако ОТДЕЛЬНОЕ помещение, где влюбленные могут уединиться по законному праву!
Тем не менее, и к житейским, и к супружеским радостям надо приспособиться, сложно и духу, и плоти принять  новую жизнь, новые обязанности, не такие, как в блокаду, иные, чем в родительской семье.
Неужели хрупкое девичье тело, пережившее войну, сможет выдержать на-тиск мужчины? Да и предназначено ли оно для любви? Ведь до этого был лишь голод и лишения.  Но надо терпеть, просто потому что надо…
 
Сильная боль, отчаяние, слезы. Почки Люси не выдержали, сильные колики скрутили тело… Как же так? Так неловко и стыдно…
Лишь ненадолго приходя в себя, под вой сирены скорой помощи, она пыталась совладать с собой, слегка подвывала в ритм монотонным звукам:
-Боль уйми-и-и-ись, держи-и-и-и-ись, Люсенька! И это пройдет!
Надо приходить в себя, поправляться, строить новый мир, - мир своей семьи,- и постараться, чтобы он стал счастливым и радостным. Порой сдерживаться, замолкать и работать, задействовать все возможности своей истощенной блокадной души.
И Люся работала, много работала. Ее труд был неустанен и не заметен, воспринимался как само собой разумеющийся. Забота о близких, учеба, работа закаливали неокрепший характер. Тонкие неумелые руки все увереннее выполняли домашние дела, создавая уют на радость мужу и свекру.
 
Постепенно девичьи штрихи в ее лице и  фигуре уходили, а на смену им появлялись мягкие пропорциональные женские формы. Люся стала закалывать волосы в кичку, - огромные косы так мешали ее женской работе. Плавные уверенные жесты, слегка снисходительный наклон головы, корона из светлых волос, - все казалось таким воздушно-неземным, и в то же время естественным и достижимым. Стоило Альберту протянуть руку, и вот она – его богиня, скромная, молчаливая с загадочной улыбкой на устах.



Глава 4
Царица Тамара
Начались привычные будни молодой семьи. Страна крепчала, выносливой и хваткой становилась Люся.
Высшее образование, достойный муж, покладистая дочь, хорошая работа. Жизнь заиграла яркими красками. Свое везение она прекрасно понимала и искренне наслаждалась счастьем. Для всех окружающих Людмила Михайловна стала эталоном. Сама она в глубине души этим гордилась. Для других ее жизнь – красивая картинка, но созданная не спонтанно, а кропотливо, в ежедневной заботе.
 

 Так важно угодить каждому члену семьи, и ключом к этому стала Ее Величество Пища. Еде в семье Лоевых отводилась первостепенная роль. Продукты должны быть самыми лучшими, а уж на праздничном столе всегда должно быть место редким дефицитным товарам. Любила Люся и зайти в Метрополь, благо рядом с работой, за свежими пирожными, чтобы вечером с Ирой и Алей попить вкусный чай. Возможно, в таком отношении к еде сказались голодные годы блокады, когда шла борьба за каждую крошку хлеба…
Однако голод был не только физиологический, но и духовный.
Несмотря на занятость, Люся интересуется многим. Свободный выходной – обязательно в театр. Важно не упустить возможность и обязательно получить новый томик Всемирной литературы; купить свежий выпуск «Комсомольской правды», прочитать всё от корки до корки, вырезать и вклеить интересующие материалы в тетрадь. Сколько скопилось таких тетрадей! Тяжелые листы с пожелтевшими от времени газетными вырезками. Не сравнятся они с безразличной строкой поисковика, которому все равно, что искать.
 

А как любила Люся русскую историю и поэзию! Александр Сергеевич Пушкин был ее любимцем. Зачитывалась Людмила и его творчеством, и исследованиями историков, литературоведов, записками современников. По этой неиссякаемой теме были собраны редкие альбомы, книги, статьи. Посещению пушкинских мест отводилась особая роль.
 
 Дальше – больше.  Обязательно ходить по музеям, ездить в различные города великой страны, посещать лучшие курорты и здравницы. Где только не была Люся с любимым мужем: Крым, Грузия, Абхазия, Краснодарский край, - являлись обязательным планом несколько раз в год.
 
 Манил ее русский юг, а в особенности горы. Они навевали особенное романтичное, тревожно-манящее настроение. Порой, погружаясь в задумчивую истому, напевала она строчки М.Ю. Лермонтова:
В глубокой теснине Дарьяла,
Где роется Терек во мгле.
Старинная башня стояла,
Темнея на черной скале.
В той башне высокой и тесной
Царица Тамара жила.
Прекрасна, как ангел небесный,
Как демон, коварна и зла.
Прельщали ее, видимо, противоречивый притягательный образ грузинской царицы, а может, она видела в ней и отражение себя…
Да и чем не царица? Женственный стан Людмилы всегда окутывали лучшие платья, а в шкафчике у трюмо в продолговатой коробочке, аккуратно лежали в ряд лучшие помады самых модных оттенков.
 
Все восхищались ею, поощряли, баловали, вот и начальник, не удержавшись, делает подарок.
- Людмила Михайловна! Здравствуйте! Примите, буду очень счастлив! Эту куколку я привез Вам из Чехословакии. Я посмел назвать ее Люсенька, у нее такой же игривый взгляд, как у Вас!
-Полно, Александр Викторович, не стоило. Благодарю.
Надо же, подумала Люся, вертя очаровательную игрушку в руках,- вернулась ты ко мне вот такой необыкновенной красавицей. Сама рассматривает, восхищается, а в памяти всплывает образ тряпичной куклы Люсеньки, которую она скрутила для своих сестер во времена страшной войны…
Глава 5
Червоточина.
Как прекрасно наливное яблоко своей спелостью, ароматом и игриво-румяным бочком! Смотришь и даже догадаться не можешь, что внутри него стал обживаться крохотный червячок, который вскоре испещрит всю сочную мякоть своими ходами и будет забирать силы, предназначенные для процветания, радости и любви.
Головные боли стали мучить Люсю. Усталость наваливалась со всех сторон и душила своей безысходностью, тяжелым напряжением, от которого практически невозможно было пошевелиться. Много работы, много домашних дел. Со всем женщина раньше справлялась усердно, терпеливо, однако наступил момент, когда нездоровье взяло верх.  В такие моменты понимаешь, что не бывает незаменимых людей, а наступает твой черед отложить все неотложное и заняться собой.
Вот и в этот день, на удивление всех сотрудников, Людмила, отпросившись с работы, направилась к врачу. Подбородок также поднят вверх, спина пряма, однако во всем ее облике ощущается напряженность, механичность движений,  нотками тревоги звенят каблуки по ленинградской мостовой.
 

Больница, к которой она подошла, вбирает в себя Люсю, двери с плотоядным звуком грубо захлопываются…
-Я вынужден огорчить Вас, Людмила Михайловна… Начал осторожно говорить врач средних лет, изучив анализы.
 Когда тысячи людей слышат подобную фразу, уже зарождается понимание начала конца, иного жизненного пути, которого нужно проживать по-иному, а не так, как ты привык…
Люся многое слышала за свои 35 лет, но услышать то, что у молодой и цветущей Тебя опухоль головного мозга, требующая безотлагательной операции…
 Врач произносил каждое слово с явным усилием, пытаясь подобрать неподбираемое, тем самым придавая голосу тон палача, зачитывающего роковой приговор. Опухоль можно вырезать и жить дальше, однако сделать это можно только проникая через лобно-височную долю, устранив левый глаз…
-Конечно надо… Ну что делать! Надо значит надо! – отвечает Люся спокойно и задумчиво. Она чеканит каждое слово, уподобляясь своему палачу, озвучившему страшный диагноз.
- Я буду жить дальше, растить дочь, у меня, как и раньше будет все самое лучшее, - уже мысленно проговаривает себе Люся, как бы пытаясь заглушить более глубокий, как из бездны души, крик.
Как это привычно и просто, - отодвинуть эмоции и делать так, как того требует жизнь. Бунт? Плач? А кому? Для чего? Лишь терпение и улыбка…
Начались сборы в больницу. Каждый будто хотел чем-то помочь, но в нерешительности стоял в стороне, наблюдая, как Люся своими хрупкими руками складывает свои вещи. Все также обыденно и просто, будто на работу с утра собирается…
После операции Люся приобрела затемненные очки.  Впоследствии для фото она будет разворачиваться в профиль. Любящие родственники быстро привыкли к ее новому образу и не замечали недостатка, а людей невежественных, встречающихся на Люсином пути, жестко отчитывали за грубые замечания.
 
Глава 6
Золотая теща
Люся, Людмила Михайловна, все также была на пьедестале, примером для подражания, завистью и восхищением многих.
Вот уже и подросла дочь, став молодым перспективным врачом, чем Людмила очень гордилась. Рыжеволосая Ирина, такая же требовательная к себе и сдержанная, была предана родителям и общественному долгу.
Благодаря стараниям Альберта, семейная чета навсегда рассталась с пережитками советской эпохи, - коммунальной квартирой, и обзавелась отдельным жильем. Альберт работал в школе, подрабатывал на заводе, а в свободное время занимался поиском удачного обмена квартир. Он не мог пройти мимо ни одного столба: искал подходящие предложения, развешивал объявления сам.
 
 Его старания увенчались успехом. Удалось одну площадь обменять на две квартиры с небольшой доплатой: одну для дочери-невесты, другую - отдельную им с женой. Было много перспектив и мыслей. Одно из самых трепетных событий: предстоящий  союз Ирины и молодого врача из еврейской семьи, Григория. По поводу этого Люся радовалась и  суетилась, как пчелка. Ведь семья становится все больше. Так хочется сделать каждому хорошо, обустроить быт молодых, наполнить жизнь и сердце каждого достатком и довольством.
Однако в каждой избушке свои погремушки… . В лоне любой семьи зреют достоинства и пороки, мечты и сожаления. Отец Григория, Семен, военный человек, обаятельный красавец, прошел всю  Великую Отечественную войну. Мать, Раиса, работала врачом. Они жили в некотором моральном отдалении от детей, занимаясь своими делами. Мальчику Грише явно не хватало материнского тепла, поэтому он всегда стремился к вниманию и заботе старшей сестры Светланы. Юноша был так рад предстоящему созданию семьи, ведь это возможность заявить о себе, реализоваться как муж и отец семейства!
 
Итак, Григорий покорил рыжеволосую Ирину и будущую тещу, своей интеллигентностью и начитанностью, а также огромной копной национально-черных кудрявых волос.
Людмила Михайловна приняла его как долгожданного сына. Лучшие рубашки, лучшее постельное белье, лестные слова в адрес зятя, наваристый борщ и  только самое лучшее и достойное! Гриша тихо улыбался и принимал все как должное, однако с каждым добрым поступком в его адрес, росло и чувство ущербности, годами скрываемой обиды.
Время шло, у Иры и Гриши появилась дочь. Не посоветовавшись, Гриша назвал ее Светой, в честь своей сестры. Такой жест для него был явным поступком «мужчины, за которым всегда последнее слово». Золотая теща предприняла «ответный удар»…
 
Людмила Михайловна, желая помочь молодым родителям, пошла на важный шаг, пожертвовала самым дорогим – ушла с  работы, решив полностью посвятить себя семье и заняться внучкой. Может быть, она помнила тяжелое время, когда с полным от молока грудью, измученная и не выспавшаяся, пришла на государственный экзамен в институт. В тот день на нервной почве у нее потекло молоко прямо во время ответа преподавателю. Пожилой профессор вместо того, чтобы сжалиться над девушкой, цинично засмеялся. Однако, не смотря на неловкость, стыд и усталость Людмила достойно ответила, утвердив свой статус специалиста и выносливой женщины.
Григорий конечно же воспринял поступок Людмилы, как камень в свой огород. Во всем, что исходило от тещи, он видел ненужную претензию на роскошь и немой упрек. А Гриша привык жить проще и естественнее. Скромная пища, повседневная одежда, отсутствие броскости и яркости. Родители никогда не делали материальную сферу первостепенной. Его разговоры были о Боге, вечной жизни, он с удовольствием преподносил растущей дочери мир Души в самых играющих красках, а бабе Люсе в этой сказке он отводил роль бабы Яги.
- Света, а ты еще не поняла, что твоя бабушка Баба-Яга?,- как-то спросил он свою пятилетнюю дочь, - девочка, раскрывши рот, слушала его, - возможно, именно в этот момент он был особенно зол на ведьму-тещу…
 Горе-зять выискивал каждое слово и поступок, извращая истинный смысл отношения к себе, своей национальности. Этот тяжелый груз он влачил за собой годами, считая себя оскорбленным, униженным.  Гриша помнил, как мама Рая тщательно стирала и наглаживала его потертые рубашечки, старшая сестра ходила в скромном халатике, вечно уткнувшись в переводы. А сейчас на смену им пришла шикарная и претенциозная Людмила, золотая теща, одаривающая всех и незримо ставящая в упрек, что другие, вовсе не такие, как она.  Всем своим видом и манерами Людмила Михайловна будто требовала соответствия, а соответствия не было, усиливалась только ущербность и собственная несостоятельность.
 Тихой и трудолюбивой Ирочки в этой невидимой схватке будто и не было… Это был союз скорее «двух бойцов невидимого фронта», - Людмилы и Григория.  Гнетущее состояние Гриши усилила и свалившаяся на страну, и на его бедную голову Перестройка…
Здесь, два враждующих антагониста, как казалось Грише, поменялись местами. Растерянная, отчаявшаяся и униженная Людмила Михайловна со своими потерянными деньгами, возможностями, и он – молодой, перспективный, спасающий семью человек. А спасение его заключалось в выезде на Землю Обетованную, Израиль.
Год прошел в постоянной переписке, вечерних звонках, мечтах, изучении языка. Потом долгожданное приглашение… И… Болезнь Людмилы… Ира не смогла уехать. Не смогла.
-«Мама заболела; почки»,- тихо сказала она Грише…
Их переписка продолжалось, просто стала менее активной, однако потом медленно, но верно сошла на нет…


Глава 7
Старуха у разбитого корыта
- Гриша, как ты мог! Ты – изменник! Ты бросил жену, ты предал дочь…
Это был удар не для Иры, не для внучки Светы, а для нее…
С каждым, с кем Люся говорила, кому рассказывала о произошедшем, она общалась так, будто перед ней стоял не муж Аля, не кто-то из подруг, не сестра Женя, а Он -  ее названный сын, кареглазый, с темными кудрями Гриша….  Зять  мерещился ей в толпе, среди прохожих, в разговоре с самой собой Люся не останавливала внутренний диалог:
- Ты искал лучшей жизни в чужой стране, думая, что тебя примут с распростертыми объятиями. Однако объятия тебе раскрыла только другая женщина, которая вертит сейчас тобой, как хочет, что ты даже забыл родную дочь… Гриша, как ты мог, Гриша! Как ты мог!
И маленький червячок в ее изнуренном блокадой теле продолжал завоевывать большую территорию. Обида росла, крепла, уходила глубже. Все близкие жили с общей бедой, предательством, одиночеством. Большая семья, обретшая друг друга после страшной войны, столкнулась с простой человеческой завистью. Была разрушена огромная светлая страна, давшая Люсе так много, разрушена и ее семья. Потерянные деньги на этом фоне казались жалкой крупицей, а не драмой. Постарел Алик. Теперь все называли его просто дед Альберт. Перестали на праздничные обеды приходить родственники.
-Как старуха у разбитого корыта, - бормотала про себя Людмила, вспоминая своего любимого Александра Сергеевича Пушкина…
***
Ира со Светой жили на одном конце парка бывшего военного аэродрома Сосновка, а баба Люся с дедом Алей на другом. Они любили встречаться на главной аллее у памятника летчикам, где находилось кладбище, видимо, ощущая свои умершие мечты, надеясь, во что бы то ни стало на новый взлет.
Этот парк долгие годы был для них всех лоном для прогулок и размышлений.
Бабушка Люся часто и подолгу любила гулять в Сосновке с внучкой. Просто идти рядом друг с другом по аллеям, по лесным дорожкам, молчать, лишь изредка обмениваясь впечатлениями или мыслями о чем-то. Молчание с бабушкой Люсей всегда было глубоким, созерцательным. А как приятны были конфеты барбариски и дюшес, которые можно было рассасывать, вдыхая терпкий хвойный воздух, а  затем запихивать фантики в большую коричневую кожаную сумку бабы Люси!
 
Прогулки в Сосновке были пробуждающе-весенними в предвкушении дачного сезона, меланхолично-осенними и суровыми зимними.
В одну из таких зим баба Люся гуляла со Светой и ее школьной подругой Юлей. Девочкам было весело: они бегали, смеялись и играли.  Мороз не был им страшен, а, наоборот, приятно щекотал щеки и носы, принуждая больше двигаться и радоваться такому душевно теплому дню. А рядом с ними мерзла бабушка Люся… .  Несколько раз она тихо попросила девочек заканчивать и идти домой. Но не тут-то было…. Куда уж там! Игра была в самом разгаре. Поэтому бабушке нужно было терпеть… Как долго? Для чего? Можно было развернуться и тихо пойти домой, но детям было так весело!
- Они же долго сидели в школе, а с детьми нужно гулять всегда, не смотря ни на что, - так думала бабушка Люся, ощущая все сильнее сковывающий ее холод.
 Когда все-таки прогулка подошла к концу, она почувствовала себя нехорошо. Снова почки… Больница…

Глава 8
Олимп
 Рядом с парком находился и гараж Альберта, в котором зимовал солнечно-оранжевый Москвич. Люся любила ездить в нем на дачу, сидя рядом с мужем. Ее подбородок был высоко поднят, и она властно указывала дорогу, давая весьма ценные указания: куда нужно поворачивать, когда можно обгонять, а когда это лучше не делать. Они ехали по Дороге Жизни, глядя на березы, повязанные красными платочками, каменный цветок с призывной надписью: Пусть всегда будет солнце! Проезжали поля, на которых колыхались светящиеся от солнечных лучей травы; пахнущие навозом коровы, еловые леса, бьющие своим ароматом сквозь окна автомобиля.
 
 Их дачный участок, как островок спасения, который обходят стороной все интриги разрушенной страны. Выкрашенный в тепло-розовый тон летний домик окутывал тишиной, и, казалось, будто ничего страшного и не было: ни войны, ни предательств, ни болезней.
 
Сюда сестра Женя привозила маму, теперь уже бабу Клаву, дочь Ира привозила маленькую Свету, которая постоянно собирала травы. Здесь обретался Люсей долгожданный покой. Это был ее божественный Олимп. Всегда много дел, без которых ну никак она не могла обходиться: сад и огород без промедления требовал ее работящих рук. Кто еще из дачников не слышал загадку: «Кто это: спинка черненькая, брюшко беленькое, ручки в дерьмице», тот не вкусил всю специфическую особенность советской и постсоветской дачи… Так и бабушка Люся целыми днями пропадала в огороде и в монотонной работе рук находила для себя покой и счастье.
Все в садоводстве были свои. И огромное семейство Рюриков, коих прозвали так за историческую фамилию Рюриковы: собаки, кошки, дети, бабушки, бесконечная стройка и дела,- это все про них. Располагалась сия шумная компания по левую сторону тепло-розового домика.
Справа же престарелые политические работники: Анна Васильевна и Вадим Дмитриевич. Этими заправскими коммунистами бабушка Люся всегда пугала маленькую внучку Свету, поэтому та предпочитала сразу убегать, завидев сгорбленную спину соседки. С противоположной стороны улицы жили Красная Шапочка и ее муж Борода или Козел. Огромная неповоротливая женщина получила такое прозвище за схожесть с героиней одноименной сказки, потому что красила свои седеющие волосы в ярко-красный цвет. Ну, а счастливый ее избранник был попусту похож на козла своим вытянутым лицом да бородой. Их сынок Вовка был не в ладах со своими нервами, потому как каждые выходные упорно пытался завести свой старенький мотоцикл; возможно, он думал, что чем больше и громче нецензурных слов он выплеснет на свою чудо-технику, тем она  быстрее заведется?!
Ну а напротив домика Лоевых жила веселая бабушка-казачка, с пронзительно темным игривым взглядом. Уж больно хорошо у нее всегда работа спорилась, рассада приживалась, всякий гнус обходил стороной. Сама бодрая активная, полет грядку нашептывает все что-то; восьмой десяток,-чуть свет, а уже на ногах, в лес по грибы да ягоды… И заскочит днем к бабе Люсе на пару слов бывало и новым сортом помидорок угостит, или же вареньица даст попробовать. Внуков много у нее росло, причем все на букву «М» названы: Маша, Миша, Марина, Маргарита. И фамилия у них была – Маринины.
- Что, других имен нет что ли…,- ворчала порой баба Люся, перемывая в очередной раз косточки соседям.
Однако символично названные детки росли у бабушки-шептуньи не хуже овощей на грядке.
Особой популярностью пользовались поездки в рядом расположенный поселок имени Морозова. Ездили туда за продуктами, но главным образом погулять, народ посмотреть и себя показать. Даже в этом приладожском городишке баба Люся нашла небольшой книжный магазинчик, находящийся на окраине, по-сельски уютный и гостеприимный. В нем можно было подолгу прохаживаться вдоль книжных полок, заглядывать в просторные ящики, набитые книгами, не торопясь листать, наслаждаясь терпким запахом страниц, выбирая те экземпляры, в которые будет так приятно погрузиться дождливыми вечерами под треск старенькой печки.
А какое же утро без Санта-Барбары? Люсе нужно обязательно смотреть долгожданный сериал, а затем вместе с мамой накапать себе чесночных капель для здоровья и долголетия. И семья казалась снова хоть потрепанной бедами, но вновь сплоченной. На Ладогу купаться, за грибами ли съездить в Радченко, - всем вместе на Москвиче. И только старенькая баба Клава,  всех встречала и внимательно выслушивала, кто, где и как какой гриб нашел; а уж если лосиного удобрения ей привезли, то радости не было предела! Значит, поездка удалась!
Все соседи по даче относились к семейству Лоевых с особым уважением, в особенности и потому, что Ирина была врачом и всем помогала: советом ли, укол сделать, давление измерить, - тут, чуть что, сразу бежали к ней. Это вызывало гордость бабы Люси, но и упрекнуть дочь в честности и безотказности она  частенько себе позволяла.
Так и жили все вместе общими интересами, разговорами, в стране, где независимость и демократия упорно пробивали себе дорогу.
Баба Люся чувствовала эту общую дачную семью и, возможно, поэтому желание приходить на помощь возникало не задумываясь. Однажды не складывалось утро в семье Рюриковых. Газовый баллон был старый, да и бабушка неверно подожгла пущенный газ. Услышала баба Люся крики соседки.  Почувствовав неладное, бросилась она на соседскую кухню, не думая о том, что сама пострадать может, и выволокла горящий баллон в песок. Вспыхнули  на Люсе волосы, обдало огнем кожу, однако не выпустила она из рук опасный снаряд, удалось потушить его в ближайшей песчаной куче…
Долго бабушка Люся лечила ожоги, ругая соседку за глупость и безалаберность…
***
Богат был родной край грибами да ягодами. Семейство Лоевых любило захаживать в бор, дальний участок леса за болотом. Уж ко ли добирались до туда, то пустыми не возвращались никогда: корзины до верху, да еще и припасенные на всякий случай пакеты, полные до краев. В бору росли белые грибы невероятных размеров, крепенькие красные с приятными бархатистыми шапками, ярко оранжевые в осиннике и темно-бордовые в ельнике. Темно-еловые заплатки леса усеяны черными груздями, а заглянешь в болотце – кругом моховики и подберезовики всех мастей: только и высовывают изо мха свои белые, коричневые, черные, пестрые головки!

А как приближалась осень, шел слой осенних опят. Растут они и гроздями на деревьях, и вдоль ручья. Как-то посещая дачу осенью, заехав с утра в лес по пути, увидела баба Люся удивительную картину: лес был хрустальным полностью. Листья, траву прихватил первый морозец. Каждая травинка, замерев, стояла во всей своей еще зеленой свежей красоте, слегка подтаивая на первых лучах солнца. Мох стал, как борода старика, сизым и хрустел под ногами. Покрытые тонким слоем стеклянного льда, стояли и красавцы грибы. Такое могла увидеть и почувствовать только баба Люся и всех призвать замереть, чтобы увидеть красоту природы. Такое могла только она…
И в разгар июля найдет самую прекрасную ветку красной смородины, подойдет к внучке и скажет: «Рисуй! Посмотри, какая!». Этот образ стеклянных грибов, алых блестящих ягод станет ключиком для тонкого видения не только внешнего мира, но и мира людских душ, их характеров и поступков. Легко ли жить с таким чувством восприятия? Ведь так разглядеть можешь не только хорошее, но и плохое. Каково было это все переживать бабушке Люсе?
***
Сезон всегда завершался долгожданным сбором урожая. Увесистые кабачки подсчитывались, ягоды взвешивались, - все записывалось в большую тетрадь, сравнивалось с прошлыми годами. Грибы сушились, мариновались, солились. Варенья, соленья бережно складывались в багажник солнечно-оранжевого Москвича и увозились в город.
Однако сбор урожая не ограничивался работами на даче. Как же можно просто так проехать осенью мимо еще знатных полей нашей Родины? Капуста, морковь, свекла, картошка, -  всегда кстати на столе людей, которым перестройка нанесла тяжелый урон.
 
К концу каждого сезона бабушка Люся чувствовала усталость и приятное довольство. Обновленная , стройная и загорелая от работы на свежем воздухе спускалась богиня со своего Олимпа в обыденность питерских будней.
Глава 9
Беда не приходит одна
И вот клонилось к закату очередное лето…. Урожай был собран и записан; Людмила была в предвкушении пушкинской осени: уже грезился горячий чай у дождливого, по-осеннему запотевшего окна, пирог с ревенем или черной смородиной; а потом долгие прогулки со Светой по аллеям парка… Так тихо и отрадно идти, наполняя легкие студеным сосновым воздухом… Вдруг созерцательное состояние бабушки Люси прервал голос мужа:
-Я чувствую, не приеду больше на дачу, Люся… ,- сказал Альберт, внезапно побледнев, будто выпав из реальности на некоторое время.
 
Такие слова запоминаются: неожиданные, пугающие и в то же время удрученно спокойные. Вот и у Люси они долгие годы эхом отзывались на задворках души, пробуждая ноющее чувство вины: а ведь можно, можно было все исправить!
Так и произошло: не вернулся больше Альберт на дачу. Как некий пророк шепнул ему проститься и прощаться… Практически незаметная, сложно операбельная опухоль за несколько месяцев свела в могилу здоровенного еще не такого старого мужчину 64 лет. Врачи долго не могли определить причину ухудшающегося состояния, и лишь когда опухоль стала четко видна,  пришли к выводу, что их лечение было неверным….
Это были не слезы, а один сплошной вой Людмилы, когда дочь сообщила о смерти отца. С его уходом будто все стало серо, уныло, лишенным смысла. Гибель отца на войне, смерть Али, предательство Гриши, - все слилось в  сплошную черную полосу скорби. «По-родственному» себя повел и один из братьев Альберта с женой, когда присвоили себе общее место на кладбище, не дав разрешение на захоронение… Битва живых за кусок земли для ушедшего, которому все равно…
 Окончательно боль утрат опоясала Люсю, когда спустя пару месяцев не стало мамы, Клавдии Васильевны.  Врачебная ошибка… Имея в медицине множество проверенных и надежных эскулапов, успешную дочь-врача… Что это? Насмешка Судьбы? Люся – ты не всевластна. Невозможно контролировать все. Мы лишь игрушки в руках богов, а гарантированно получим лишь собственную смерть.
Семья уменьшилась до трех человек: бабушка Люся, дочь Ирина, внучка Света. Еще поддерживались отношения с сестрой Женей и ее дочкой Олей, но те жили своей жизнью, лишь изредка перезваниваясь и встречаясь по праздникам. Сложилось ощущение, что со смертью мамы, узелок, связывающий близких, развязался, и все побрели своими дорогами. Именно побрели, потому что думали, что жили, жили для чего-то, а на самом деле бесцельно блуждали, понурив головы, глядя только себе под ноги, видя насущные дела и проблемы; не оглядываясь назад и не смотря вперед.


Глава 10
Воскрешение
Со временем огненно-рыжий Москвич был продан молодому парнишке, возможно, автомобиль привнес хоть частичку яркости в его жизнь, отражая теплый свет предшествующего владельца. Гараж также нашел нового хозяина: уже кто-то другой расчищает снег у его въезда и хранит в потайных шкафчиках свои вещи.
Теперь уже бабушка Люся ждет всех на дачу и, как настоящая помещица, держит хозяйство, выслушивает рассказы приехавших гостей. Вот посетили ее внучатые племянники, и, как веселые игривые котята, рассыпались по участку в разные стороны. Они приехали разделить свой смех и бьющее через край веселье: «А где же баба Клава?»,- кричала Ирка; «Баба Клава, ты где?» - вторил ей Вовка. Но не было больше бабы Клавы, и, услышав это, сердце Люси вновь наполнилось свербящей тоской.
Уехали Вова и Ира, забрав с собой радостную суету, а баба Люся, как ни в чем не бывало, пошла полоть малину, собирать дрова, чтобы растопить к вечеру печь… Та была маленькой, чугунной, теплой и живой. А оживлял ее треск березовых дров, гул языков пламени, постепенно охватывающих поленья, шипенье испаряющейся влаги, тлеющие угольки. Печь по-особенному трещала августовскими вечерами, в комнате распространяется аромат сушеных грибов, которые Ира и Света натаскали накануне. Так ровно и спокойно, можно постепенно впадать в дрему, отдыхая от полного забот очередного суматошного дня.
И снова время неумолимо бежит дальше. Ира защищает кандидатскую диссертацию, много работает, Света учится. Баба Люся стала больше ворчать, видимо ощущая, что ей уже  не оказывалось то внимание, которым она была окутана ранее.
Дачный нежно-розовый домик уже весь покосился, накренился. Да и не мудрено, почва-то болотистая, а болото не терпимо ко всему живому, мечтающему о солнце и радости. Но дочь Ирина спешит радовать и воодушевить стареющую мать. Начинает строить новый дом на старом родовом месте.
Глава 11
Не боги горшки обжигают…
Ирина росла тихой и скромной девочкой, знающая слова «правильно», «надо», «принято». Всегда хорошо училась, всегда со всеми соглашалась, всем помогала. Отличница в школе и дома, ее толстая рыжая коса, аккуратно заплетенная мамой Людмилой перед работой, послушно красовалась на голове. Иногда кудрявые от природы локоны пытались испортить общую картину правильности, но Ирина сама внимательно следила, чтобы непослушные игривые пряди обуздали свой нрав, и подкалывала их с разных сторон заколками.
- Врач - хорошая профессия, нужная, уважаемая. Никогда без работы не останешься и родным поможешь. Это стало ее убеждением и жизненным кредо.
Имея безотказный нрав, Ирина подолгу рассказывала бабушкам, соседкам, ждущим мгновенного излечения торопливым женщинам и всем остальным, как вылечить ангину, гастрит; объясняла почему живот пронзает резкая боль, тошнит по утрам, болит поясница… И так день-деньской на работе и дома. Все ждали совета и безвозмездной помощи, зная, что выслушают, подскажут, помогут. Параллельно с этим  внимания требовала взрослеющая дочь, стареющая мама.
 А где же Я? Ирина даже не задавалась этим вопросом. Проживать свою жизнь в заботе о других ей казалось самым естественным, правильным и нормальным. Только грусть была, постоянная грусть, она проглядывала сквозь выразительные раскосые глаза, необычайного медового цвета. За такой молчаливо-кричащий взгляд муж Гриша звал ее Ослик Иа-Иа… И, возможно, этот ослик в каком-то сне и видел себя не ослом, а свободной лошадью, гордо вскидывающую гриву и скачущую навстречу ветру и солнцу.

Глава 12
Жертвенный алтарь
Всегда для других,- это был девиз и для бабы Люси, в таком же ключе воспитавшую свою дочь. А эта позиция требует огромной ответственности, обязательности, благодарности. Любая личная радость будет вызывать пристыженное чувство вины за нарушенный запрет, а уж ее Величество будет появляться все время, ведь родительский долг невозможно вернуть ни при каких обстоятельствах. На жертвенный алтарь кладется время, силы, личная жизнь и интересы.
Глядя со стороны, создается ощущение, что старшее поколение отдает свою энергию и здоровье растущим потомкам, причем в некоторых примерах это происходит настолько явно, что даже невидимый морозец сковывает кожу.
Также происходило и с бабушкой Люсей. Каждый раз перед радостным событием у близких, она будто отдавала часть себя.
Когда внучка Света заканчивала 11 класс, вновь прозвучал страшный диагноз: рак молочной железы. Будто некий откуп в преддверии новой жизни. И снова роковой вердикт был также стойко воспринят бабой Люсей, как и многие годы назад.
 И далее жизнь шла своим чередом: операция, химия, еще химия….  Эта чудовищная болезнь, принималась бабушкой Люсей, как когда-то и смерть маленькой Люсенькой в далекую блокаду: так же обыденно, привычно. Ведь были еще дела, была дача, куда нужно снова обязательно ехать. Ведь в выходные навестят Ира и Света, будут ходить за грибами; нужно прополоть грядки, убрать в доме, приготовить ужин.
И хотелось! Приезжать хотелось! Даже бросив все дела, на неделе сесть в электричку и приехать. Слушая знакомый стук колес старенькой электрички, просто отправляться в прошлое, обволакивающее приятным сонным вакуумом. Рассекать в такой полудреме болотные дали, игнорируя смерть, болезни и тревогу от житейских неурядиц.
Подойти к зарастающему в зелени участку, заметив издали  всю ту же высокую кичку, вновь отросших после химии волос. Пусть уже крашенных, но таких же толстых, тяжелых, как и многие годы назад. Будто  и не было ничего, только немного больше морщин на лице.
 У женщины каждая морщинка - память о бессонных ночах, переживаниях, бедах. В одинокие вечера Люся  сидела в затемненной комнате задумчиво. Ее взгляд был отрешен от реальности и устремлялся внутрь, пальцы теребили хлебный мякиш. Однако она была не одна. К ней приходило Прошлое, и оно держало с Люсей диалог.
- Аля! Ты на работе часто нервничал, это все потому, что опухоль у тебя была, а мы не знали! И на других женщин ты заглядываться совсем не хотел, это все гормональные сбои из-за опухоли! Ты любил только меня одну!
Как же мы не смогли это углядеть! Аля! Прости меня!..........
Гриша! Я отдала тебе все, я любила тебя, как родного!
Как состарился Аля… Он не мог понять, как можно оставить родную дочь… Она же любила тебя  больше  всех на свете, Гриша!..
 Плечи стали более сутулыми, - Люсе все тяжелее было приободряться, расправляя их.
Глава 13
Птица Феникс
И далее бежит время. На носу бабушки Люси уже появляется забавное пигментное пятно, которое она безуспешно пытается вывести лимонным соком. Внучка уже совсем взрослая. Ждет ребенка. Зарождается новая жизнь!
Баба Люся оживляется, - мальчик! И вновь она, как чудесная птица Феникс с ярким обновленным опереньем, выходит из пламени, такая важная и нужная! Семейство будет постепенно возрождаться, наполняться радостью, смыслом. Так понадобятся силы и забота бабы Люси! Ведь в роду, в котором остались одни уставшие женщины появление мальчишки – действительно благая весть и спасение! Поэтому нужно стараться вдвойне. Чтобы не подвести, стать поддержкой и опорой. С такими мыслями стала жить окрыленная бабушка Люся.
 
Но червоточина в организме все больше… Незаметная внешнему наблюдателю боль, усталость умело прятались за улыбкой, трудолюбием и гордым уверенным взглядом. Вновь анализы, кабинет врача и страшный приговор: рак дотянулся до легких, пути назад нет…
 Все тем же привычным жестом сбор вещей, поездка в больницу.  Химия, еще химия, обследования, таблетки…
А параллельно с этим домашние и дачные дела-заботы, которые никто не отменял. Именно они давали невообразимый толчок к ощущению жизни. Ведь человек праздный и ленивый – существо мертвое и бездушное. И только трудолюбие, с которым рука об руку шла Люся всю свою жизнь, наполняет человеческий путь духовностью и смыслом.
Прошло около года, внучка благополучно родила, и вот, с коляской идет через тот же парк Сосновка, снова к бабе Люсе.
Ни слова о болезни, о переживаемом горе и беспокойстве: только радость очередной встречи.


Глава 14
Новый Олимп
 И далее кружит жестокий водоворот детей, внуков и правнуков. Света уезжает в другой город, неожиданно, резко, навсегда. Не захотела терпеть и подстраиваться под несгибаемую судьбу… .
Впоследствии внучка узнает, как баба Люся плакала тогда. И лишь поняв, что всё наконец сложилось, успокаивается и начинает искренне улыбаться, слушать свое небольшое радио. Конечно, ведь скоро будет еще один правнук! Но будто добро и зло должны уравновеситься в чаше весов. Состояние бабы Люси резко ухудшилось, врачи пророчат скорый уход…
 
 - «Ты не приезжай к нам, Света! Я знаю, как ты устаешь, как тебе тяжело! У тебя столько мужчин, много дел и забот, нужно многое успеть! Не вздумай приезжать! Как же так… Я не могу помочь тебе больше, у меня нет сил»…


***
- Не прячься от меня, бабушка Люся! Я все равно найду тебя! – бормотала Света, тщетно пытаясь найти могилу бабушки по простому плану. Ты не беспокоишь и не тревожишь никого, для меня это так важно!
И,  наконец, расступились ограды и кресты. Взору Светы предстала нужная могилка, где теперь лежат две сестры: Люся и Галя, старшая и средняя. Именно сюда по этой дорожке Люся и мама Клава семьдесят три года назад привезли на саночках трагически ушедшую Галю.
***
-Здравствуй, бабушка Женя! – радостно сказала Света, услышав в телефоне такой знакомый голос младшей сестры, - поздравляю тебя с днем рождения! Мы так хотим прийти к тебе в гости!
- Конечно, Светочка, приходите! – растерянно, но радостно говорит бабушка.
 
С искренней радостью встречает она Свету и  двоюродных правнуков. Откладывает перчатки, отложив  работу в саду. И, как много лет назад, показывает участок, рассказывает, что в этом году уродилось. Неподалеку суетится дедушка Слава, в свои 82 года, он также бодр и свеж. Он ищет деревянные поделки своих внуков, Вовки и Ирки, чтобы увлечь маленького Колю…
- Мама! как у нее голос похож на голос бабушки Люси!, - сказал старший сын Светы, после того, как за ними закрылась калитка дачного домика.
-Да, Гоша, действительно так, я сама растерялась…
Они шли по пыльной проселочной дороге, Ирина, Света, Гоша и везли коляску с маленьким Колей. Шли к своему участку, родовому Олимпу. И на какой-то момент показалось, что в общую прядь тонкой резинкой перехватили локоны, сведя всех воедино.

Заключение
Эта книга о безбрежном терпении, трудолюбии и выносливости замечательной женщины Людмилы. Да и о ней ли только? Может быть, это и собирательный образ большинства женщин, канувшей в Лету великой страны? Может кто-то увидит в многоликом портрете Люсеньки черты своих дорогих прабабушек, бабушек, мам?
Пустынно на дачном участке летом 2018.  Будто жизненный дух покинул его, оставив все вроде бы точно таким же, но очень одиноким и холодным. Не слышны звуки шаркающих шагов бабы Клавы по истлевшей тканевой дорожке; большая береза напротив окон, на ветру напоминавшая лающую собаку, давно спилена. Репродукции картин, висевшие на стенах теплого розового домика ,так дорогих детскому сердцу, утеряны или сожжены. Веселая соседка-казачка бабушка Шура и Иван Михалыч доживают свой век в городе, они уже слишком стары и  не могут обихаживать огород. Их участок зарос травой, старый парник покосился. А ведь когда-то полная сил баба Шура забегала в гости, глядя на Люсю и Свету пронзительно черными глазами, делилась помидорами и своим задорным настроением…
По улицам садоводства ездят на велосипедах цыгане. Кажется, они оккупировали весь поселок, предлагают работу… А зимой часто залезают в дачные домики, присмотрев что-то стоящее летом. Летают вороны, бегают чужие дети, а не Любка с Андреем, не Костик с вечно румяными щеками и текущими соплями.
Происходит как обрыв поколений, старое закончилось, а новое еще не оформилось. Куда же идти дальше?