Australia felix
Я за рулем своей «Лады» поздним вечером на незнакомом шоссе рядом с Ригой. Кроме нашего австралийского гостя Тревора, который сидит рядом, на заднем сиденье расположилась супружеская пара.
– Да-да, во сне вижу, очень-очень часто. Лес вижу – незнакомые растения, зелень густая, жирная, влажность – не продышаться, птицы странные хохочут… Или пустыню вижу – желтая бесконечная жара, суслики какие-то прыгают… Или вот океан – светлая такая голубень до горизонта и рыбки пестрые… Манит твой остров!
- Не врут тебе сны, всё это имеется в наличии, - усмехается Тревор. – Может слетаешь к нам?
Тревор сидит рядом. Пока он спокоен, хотя огни города, обещанные мною, не спешат появиться перед нами. В зеркале заднего вида супружеская пара, занимающая заднее сиденье, уже проявляет признаки беспокойства: оба напряженно глядят по сторонам, надеясь засечь хоть какой-нибудь дорожный указатель.
- Ха!.. - я притормаживаю, чтобы прочесть надпись на синем щите, внезапно возникшем из тьмы. – Зачем лететь к вам, если я всё уже видел во сне? К тому же, наверняка, во сне всё даже красивее, чем наяву, ведь правда?!
- Не скажи, всё-таки стоит посе… - Тревор внезапно умолкает, потому что я резко разворчиваю машину. – Ты вообще представляешь, куда нас везешь?
- Пропустил поворот, - отвечаю миролюбиво. – Надо вернуться, всего на пару километров. А касаемо путешествия на твой остров – один мой знакомый слетал. И остался там навсегда…
- Я хочу есть, - заявляет Тревор. – И в Ригу хочу. Долго нам еще ехать?
Праздничный вечер сегодня. Местные уже, наверное, попивают бальзам у своих телеков, поэтому на шоссе почти пусто. Супруги сзади начинают вполголоса донимать меня советами. Говорят по-русски, чтоб не обеспокоить гостя, но Тревор что-то просёк.
- Хачу в Рига! – старательно выговаривает он русские слова, в голосе его слышится испуг. – Долго еще? – заканчивает он на эсперанто.
- Полет нормальный, для беспокойства нет причин! – уверенным голосом командира воздушного судна говорю я. – Не волнуйся. Хочешь, я пока расскажу про знакомого? Хочешь?
- Ну рассказывай… - покорно отвечает Тревор так, словно понял наверняка, что в Ригу не попадет никогда.
- Итак. – я делаю глубокий вдох. – В Воркуте, где я работал, есть замечательная и уважаемая структура – военизированная горноспасательная часть. Для борьбы с подземными пожарами, затоплениями шахт… Но она одна на все тринадцать действующих угольных шахт…
- Воркута – это в Сибири, - уверенно заявляет Тревор.
Эта информация выдана, видимо, чтобы снять беспокойство.
- Ну… не совсем… - я подыскиваю слова, которые бы поправили познания гостя в географии, но так, чтобы не обидеть его. – Воркута – это на севере, за Полярным кругом, но в Европе. Хотя совсем рядом с Сибирью, то есть, с Уральским хребтом, - быстро говорю я, и, не делая паузы, развиваю главную тему. – Единая спасательная служба, понимаешь? Кроме того, каждая из шахт содержит одного представителя этой службы. Он, как и все шахтеры, живет в поселке, рядом с шахтой и каждый день ходит туда на службу.
- А в чем заключается его служба? – Тревор уже успокоился. – Я понимаю, он должен сообщать своей организации о пожарах… но они ведь не часто… Кроме того, он должен… ну, что-то контролировать, наверное…
Супруги сзади фыркают. Я сохраняю серьёзный вид, сосредоточившись на созерцании пустого шоссе.
- Эх… - говорю я. - За десять лет моей работы в шахте случился всего один пожар… Но! – я делаю выразительный жест указательным пальцем. - У дежурного пожарника много обязанностей: он ежедневно должен контролировать ситуацию под землей, состояние средств пожаротушения, оснащенность участков, бригад… всё это заносится в специальные журналы, ну и много еще всего. И всё это требует времени – например, в моей шахте общая протяженность подземных выработок составляла больше ста километров – представь, что каждый день ты должен обойти хотя бы пятую часть, чтобы в течение недели проверить всё! И, разумеется, он должен сообщать в свой штаб о возгораниях. Причем немедленно. Другое дело, что эти дежурные пожарники, как правило, относятся к своим обязанностям… как тебе сказать? Ну, скажем, без особого усердия. Таков был и наш…
- А в Воркуте есть дороги? – перебивает меня Тревор.
Он заметил синий указатель перед нами и пытается прочесть его.
- Это наш поворот, говорю спокойно и поворачиваю направо. – Да, в Воркуте есть одна дорога. Семидесятикилометровое кольцо. Эта дорога соединяет все шахты и сам город.
- Ага, значит там невозможно сбиться с пути! - довольно заключает Тревор, хитровато глядя на меня.
Супруги на заднем сиденье заливаются смехом.
- Да ладно… - соглашаюсь я. – Нет у меня опыта вождения по шоссе… но сейчас мы едем в нужном направлении.
- Правда? – Тревор щурится недоверчиво. – Тогда можешь продолжать свой рассказ.
- Ну, спасибо, друг! – отвечаю я. – Итак… этот пожарник… назовем его Петя Кавун…
Новый взрыв смеха на заднем сиденье. Я поясняю Тревору, что значит «кавун» по-украински.
- Чего вы? – я пытаюсь говорить авторитетно, без смеха. – Нормальная фамилия. И вовсе не смешно… Так вот, этот Кавун, он же арбуз, если хотите, каждое утро приходил на шахту.
Я делаю паузу, потому что ржут уже все трое.
- Ну да! – говорю я. – Каждое утро! Каждое утро вллезал в робу, надевал каску, брал головной светильник, самоспасатель – это противогаз такой - и спускался под землю с шахтерами. Десять - пятнадцать минут бродил там, на глубине больше километра, болтал с дежурным у клети, а потом с ночной сменой поднимался на-гора и отправлялся в баньку.
- Вау! – восклицает Тревор. – А зачем тогда спускался?
- Ну как это – зачем? - отвечаю я. – Отметить спуск в шахту. Табельщица отмечает при выдаче головного светильника. Отметившись таким образом, Петя спокойно мылся в бане, выпивал две-три бутылки пива, заготовленные загодя, а потом спал в раздевалке до обеда. Отобедав в столовой, он возвращался в баню, заполнял там свои журналы и опять спал, или смотрел телевизор до возвращения дневной смены горных инженеров. С ними он парился в бане, играл на бильярде и в шесть вечера валил домой. Вот так каждый день. Позавидуешь!
- Точно! – подтверждает Тревор. – Не жизнь – мечта! А что твой Петя Ка… вун – была у него семья, дети?
Он уже спокоен. Город надвигатеся на нас, или наоборот, мы приближаемся к нему по освещенному четырехполосному шоссе. Супруги сзади притихли, но не спят – тоже заинтересовались моим рассказом.
- Вот об этом я и собирался рассказать, - я притормаживаю на въезде в город, здесь у них строго с ограничением скорости. – Была у него семья. Некоторое время была. До тех пор, пока жене не надоело терпеть его невероятную лень. Ты же знаешь, даже в современной благоустроенной квартире найдется работенка для мужика. Мой Кавун считал все эти работы недостойными себя. Я подозреваю, что его лень перешла все границы – он ленился даже удовлетворить супругу… Одним делом, правда, он любил заниматься дома – играть с сынишкой, очаровательным четырехлетним рыжиком.
- М-м-м… - мычит Тревор, и его продолговатое лицо вытягивется еще больше. – А она терпела?
- Конечно же, нет. Не была она ни дурнушкой ни фригидной. Так что, в один прекрасный день, без предупреждения, разумеется,она сбежала в южные края с более резвым мужиком. Но Пете оказала огро-омную услугу: оставила папочке любимого сына. С тех пор жизнь Пети Кавуна потеряла привычный комфорт…
- Не похоже на правду… - задумчиво говорит Тревор. – Я знаю несколько случаев, когда сбегали отцы, бросая детей. Но чтобы мать бросила!..
- Бывает и так, - говорю я. – Ну, может, не на твоем острове… там ведь не убежишь далеко, а?
Я усмехаюсь, подмигиваю Тревору.
- Не надо… - обижается тот. – Остров у нас огромный. Так что, может, и у нас такое случается…
Супруги вежливо молчат – как из-за уважения к гостю, так и из-за того, что гаишник, внезапно возникший из-за угла, как чертик из табакерки, требует остановиться.
- Добрый вечер, - увидев номер моей машины, он говорит по-русски. – Ваши документы, пожалуйста.
Я замечаю, что Тревор напрягся. Наверное, думает, что я снова в чем-то ошибся, но сейчас я чист. Гаишник возвращает документы.
- Куда вы едете ночью, господа? – вежливо справляется он. – Может быть нужна помощь…
- Спасибо, - отвечаю я. – Мои пассажиры – рижане, они знают дорогу.
Гаишник поднимает руку к козырьку. Я закрываю боковое стекло и стартую.
- Да… - говорю я. – Так на чем мы остановились?
- Сбежала жена у Кавуна, - подсказывает Тревор.
- Ну да… Жизнь Кавуна с тех пор стала гораздо менее комфортной. Его обленившийся мозг вынужден был искать выход из этой ситуации. И он пошел по самому легкому пути. Раньше он не раз хвастался в бане своими многочисленными родственниками, осевшими за границей: двое дядюшек в Канаде, один в Польше, да еще тётушка на твоём острове. По его словам, все они прекрасно устроились, ни в чем не нуждаются, и все зовут его к себе… Так вот, он написал всем, но откликнулась только тетушка.
- Тетушка… Как же она попала к нам из России? – удивляется Тревор.
- Из Украины, - отвечаю я. – Ей было семнадцать лет, когда фашисты вывезли её на принудительные работы в Германию. А после освобождения она не вернулась домой. Влюбилась, понимаешь, в вашего лейтенантика и поехала за ним. Романтика, ага… Большая любовь между ними случилась, а вот наследников бог не дал. Однако, чтобы подсластить пилюлю, он дал им безбедную жизнь. Тетушка прописала Кавуну, что они с мужем держат отель средней руки и еще ферму, кажется кроликов разводят…
Тревор хохочет взахлеб. Я бросаю на него непонимающий взгляд, и вижу, что довел его до слез. Супруги ничего не понимают, как и я. Гость смеётся так аппетитно, что и я невольно начинаю улыбаться. Он вытирает слезы и через силу проговаривает:
- Кроликов? Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! А может, крыс? Ха-ха-ха!
- Что смешного? – обиженно спрашиваю я. – Что, у вас на острове не разводят кроликов?
- Не разводят. Они прекрасно разводятся без помощи людей. Лучше, чем нам хотелось бы… - Тревор еле сдерживает смех.
- Ну, неважно, - говорю я. – Может быть, она про овец писала…
Между тем мы подъезжаем к цели. Надо прекратить беседу, чтобы занять места за праздничным столом в гостеприимной квартире наших друзей-музыкантов. Следуют несколько тостов под водочку, сдобренную знаменитым рижским бальзамом, с чудненькой закуской и, разумеется с песнями под гитару. Я считаю кроличью тему забытой, но Тревор не забыл.
- Так чем там кончилось с кроликами? – подмигивает он мне, когда мы переходим к кофе.
- Тебе ещё интересно? – удивляюсь я.
Тревор кивает, вся компания заинтересована, и я вынужден вкратце повторить начало своей истории, а музыканты стыдят меня за отсутствие элементарных знаний в области природоведения.
- Да бог с ними, какая разница?! – отбиваюсь я. – Кролики там, овцы, может вообще – кенгуру… Важно тут другое. В тётушкином конверте, кроме письма и пары фотографий, находилось еще и официально оформленное гостевое приглашение, вот так! Петя Кавун собрался. Не в смысле сбора чемодана, а в смысле временного подавления своей лени невероятным напряжением остатков воли. Он слетал в Москву и, на удивление быстро получил в твоем, Тревор, посольстве въездную визу. Очевидно, к тем, кто имеет родственников на твоем острове, у посольства особый подход…
В день перед отъездом Кавун, извесстный своей скупостью, всё-таки проставил водочку в бане избранному кругу лиц. Сетовал, что нет прямых рейсов, надо лететь с пересадкой в Бомбее, а он за границей не бывал, страшно… Горевал по поводу денег, уплаченных няньке, нанятой к сынишке… Мы старались успокоить его – кто добрым советом, кто шуткой. Я попросил привезти копченой кенгурятины – не знаю, есть ли она у вас, просто пришло в голову…
- Эй! – откликается Тревор. – У тебя хороший вкус!
- Так я же не пробовал, - говорю я, - но думаю, что она должна существовать, и по вкусу она… по вкусу она может быть похожа на копченую оленину – это северный деликатес, в Воркуте её можно достать… Короче, Петя Кавун, получив разрешение своего начальства, в самую зимнюю зиму (у нас было около сорока градусов мороза!) полетел на две недели в южное полушарие. Там, у вас, ведь в январе лето…
- Точно, - подтверждает Тревор. – Самое летнее лето!
- Так давайте поднимем бокалы за процветание южного полушария и за нашего дорогого гостя, Тревора! – я поднимаю свою рюмку.
Выпиваем. Поем про солнечную Бразилию – тоже ведь южное полушарие! Как-то переходим к другим темам, шутим, еще поем… Но в какой-то из пауз Тревор возвращает меня к теме.
- Так всё-таки, чем там закончилось? – спрашивает он. - Остался он при овцах?
- Кто? – я не сразу понимаю, о ком вопрос.
- Твой Арбуз… Ну, уехал он на две недели к нам, и что? Остался сразу и навсегда? Так?
- А-а! – я стучу себя ладонью по лбу. – Не так! Совсем не так! Поехал он на две недели, а возвратился через пять, может, через шесть дней. Без обещанной кенгурятины!
Я делаю многозначительную паузу, оцениваю внимание слушателей. Все молчат, глядя на меня. Ждут.
- Я не помню точно, кажется была суббота. Или воскресенье. Выходные, короче. Несколько горных инженеров, дежуривших под землей, в том числе и я, поднялись на-гора после смены и направились в баню. Глядь – а там Петя Кавун восседает на своем привычном месте, на любимом диване! Ну, понимаете, удивленные крики, тискаем его, начинаем расспрашивать… И он рассказал… рассказал, что, пока сидел на пересадке в аэропорту Бомбея, там, на острове случилось большое несчастье. Скоропостижно скончался тётушкин супруг, так что Петя прилетел прямо к похоронам. Тётушка, практичная женщина, прямо на поминках объявил, что ей трудно будет одной справляться с хозяйством – там же гостиница, ферма…
- Кролики! – выдал чей-то не совсем трезвый голос.
- Кенгуру! – вместе, словно сговорившись, парируем мы с Тревором. Я продолжаю рассказ, довольный нежданной поддержкой.
- Так вот. Тётушка сказала, что у нее есть связи, благодаря которым она может в короткий срок сделать официальный вызов на ПМЖ для Кавуна с сыном. А тот пускай хватает этот вызов и летит обратно, в Россию. Пускай обстряпает все формальности, связанные с выездом, и возвращается, чтобы помогать ей вести дела, а потом, разумеется, унаследовать всё это хозяйство. Петя, не будь дурак, немедленно дал своё согласие… а он ведь за один неполный день своего пребывания у тетушки не имел понятия о обязанностях, которые навалятся на него вместе с тетушкиным приглашением! А тётушка, она человек дела! Дала ему денег, на них он нанял опытного юриста, и через три недели имел на руках все необходимые документы. Представляете, даже без традиционной отвальной, по-тихому со своим рыжим сынишкой свалил из города, и больше никто его не видел…
- И? – Тревор вопросительно глядит на меня.
Мне хочется предложить следующий тост, но все глядят на меня с таким любопытством, что приходится продолжать рассказ.
- Обо всём, что случилоь потом, я узнал от нянечки, которую Кавун нанимал для сына, так что не обессудьте. Оказывается, завязались у него с этой молоденькой нянечкой близкие отношения на несколько недель, до самого отъезда. И уже с твоего острова Петя написал ей два длинных письма – одно через неделю после прибытия на остров, второе через пару месяцев. Бахвалился, конечно, - понимал, что она всей Воркуте расскажет… А она дама тертая, умеет читать между строк и сделала весьма разумные выводы из этих писем…
Я снова делаю паузу.
- Так чем всё закончилось? - нетерпеливо спрашивает Тревор.
- Кто-нибудь из присутствующих смеет утверждать, что перелет за десяток тысяч миль может в корне изменить человеческую натуру? –спрашиваю я.
Красноречивое молчание.
- Должен еще раз предупредить: всё, что я сейчас расскажу, - я набираю побольше воздуха в легкие,- всё с её, с нянькиных слов. Похоже, что в своей новой жизни, сытой и обеспеченной, Петя Кавун еще больше обленился. А каково тетке, привыкшей работать и уж потом пользоваться результатами своего труда, каково ей видеть каждый день в доме родственничка с его замечательными привычками: работать спустя рукава, спать днем, втихаря уничтожать содержимое винного погреба, и при всём при том требовать ухода, заботы и еды, разумеется…А? Полутора месяцев такого сосуществования тётушке было достаточно. Исчерпав весь запас уговоров, упреков, увещеваний, и даже ругани, она пребывала в разочаровании, и некоторое время не знала, что предпринять. Потом выход из положения был найден.
- Она выгнала его обратно в Воркуту! – восклицает Тревор.
- Ну, это слишком уж жестоко… - возражаю я. – Вовсе нет! Она приобрела ему маленькую квартиру в городе и договорилась с начальником городской пожарной службы о работе для своего непутевого племяника. Но все эти блага Петя Кавун получил только после того, как дал согласие на официальное усыновление тетушкой своего рыжего малыша. «Этого еще можно воспитать, - сказала тетушка, - а с тобой уже возиться не стоит». Так что мальчик остался у нее; впрочем, я думаю, что, по доброте душевной, она не запрещала отцу встречаться с сыном время от времени… Еще нянечка сказала, что он звал её к себе, да не решилась она на такой переезд.
- Но в моей стране у пожарников есть определенные работы, даже когда не горит ничего! – говорит Тревор. – Разбирают снесенные дома, тренируются, участвуют в благоустройстве городских площадей и парков. Как же твой Арбуз?
- Думаю, что суровая дисциплина – лучшее лекарство от лени, - отвечаю я. – Прижился, наверное, вписался в коллектив. В любом случае, больше я не получал вестей о его судьбе. Скорее всего живет себе у вас на острове простой тихий пожарник Питер Кэйвун – спокойно живет, ни событий, ни потрясений…
- Вот так все вы, европейцы! – Тревор уже подшофе, и потому обидчив. – У нас интересная жизнь, событий разных полно! И вообще, почему ты всё говоришь: «остров, остров»? Мы ведь всё-таки континент!
Я молчу, улыбаюсь, наполняю его бокал, и он тут же успокаивается.
- Вообще-то, - говорит Тревор, поднимая полный бокал, - ты запиши мне его адрес. Вернусь на остров, поинтересуюсь…
Авторский перевод с эсперанто
Свидетельство о публикации №218112300732