Лауреат Нобелевской премии Леонид Канторович

 
 

Лауреат Нобелевской премии
Леонид Витальевич Канторович
Леонид Витальевич Канторович родился 19 февраля 1912 года в Санкт-Петербурге в семье выходцев из Белоруссии, врача-венеролога Виталия /Хаима/ Моисеевича Канторовича и его жены, зубного врача Павлины Григорьевны /Песи Гиршовны/ Закс.
Фамилия «Канторович» происходит от еврейского слова «кантор» – певчий в синагоге. Леонид Витальевич был младшим ребёнком в семье. Николай стал известным в стране врачом-психиатром, доктором медицины. Сестра Лидия стала инженером-строителем. Поженившись, родители переехали из Минска в столицу империи, где легче было устроиться в жизни, где имелось гораздо больше возможностей для достижения успехов. Два его младших брата проявили большую политическую активность, они приняли участие в организации первого съезда РСДРП (Российской социал-демократической рабочей партии), который состоялся в марте 1898 года. Потом братья были вынуждены эмигрировать в Америку, спасаясь от преследований царского правительства. Но доктор Канторович левыми идеями никогда не увлекался, жил при батюшке царе в полном достатке. Он имел собственную клинику в три этажа на одном из центральных проспектов столицы. Семья проживала в комфортабельном доме, на Большом проспекте, прямо над знаменитой тогда булочной Филиппова. Материальный достаток позволял Виталию Моисеевичу коллекционировать антиквариат и живопись. Сохранился его портрет, написанный прославленным живописцем И.И. Бродским.
На прогулках двухлетний малыш обязательно тащил няню в Елисеевский магазин. Там он каждый раз честно зарабатывал конфеты, удивляя всех желающих быстрым и громким подсчетом общей стоимости сделанных ими покупок. Родители вскоре развелись, поэтому воспитанием Лёни занималась его мать. Леонид Витальевич вспоминал: «Мать уделяла много внимания заботам обо мне и моему воспитанию... Одно из первых событий, сохранившихся в памяти – Февральская и Октябрьская революции 1917 года, разруха и голод». Жить в Петрограде стало невозможно, и семья была вынуждена уехать от беды подальше – в Минск, где и пережила самое неспокойное и тяжелое время. В 1920 году они возвратились в столицу, и мальчик возобновил занятия в школе. Когда брат Николай учился в медицинском институте, семилетний Лёня всерьёз заинтересовался его учебниками по математике и химии. Вскоре выяснилось, что сметливый мальчик полностью усвоил вузовские курсы по этим дисциплинам. Он знал доказательства всех теорем и легко решал любые задачи по математике и химии. Старший брат, испытывающий затруднения при решении задач по химии, однажды взял его с собой на экзамен по химии, под предлогом, что его не с кем оставить дома. Преподаватель дал ему бумагу и карандаш, чтобы ребенок не скучал. Маленький Канторович быстро решал экзаменационные задачи по химии для своего старшего брата и его друзей. Так Лёня стал очень удобной «ходячей шпаргалкой» на экзаменах.
Девятилетний Леонид, выполняя однажды школьное задание, неожиданно для всех, нашёл нетрадиционное решение сложной математической задачи. Это буквально ошеломило школьных педагогов, о талантливом ученике заговорили по всему городу, до самых верхов. Недавно созданная комиссия по улучшению быта ученых при Совете Народных Комиссаров СССР, назначенная для заботы в эти голодные годы о хлебе насущном для выдающихся учёных, тоже узнала о юном даровании и выдала ему особую стипендию, которую он получал несколько лет. Ещё немного добавляла игра на деньги в шахматы. Тогда никто в семье не работал, и чудо- ребёнку пришлось стать опорой для близких..
В четырнадцать лет Леонид досрочно оканчивает среднюю школу и поступает в 1926 году на математико-механический факультет (матмех) Ленинградского университета. Его поступлению не помешало даже существенное для того времени обстоятельство – неподходящее социальное происхождение. Но к занятиям Лёня приступил со значительным – на два месяца опозданием. Оказалось, чтобы принять подростка четырнадцати лет в университет, необходимо специальное разрешение вышестоящих органов. Постольку это разрешение своевременно получено не было, Лёня решил, что в приеме ему отказали. Но в начале ноября он неожиданно получает открытку, с пометкой «вторично», где указано, что если он до девятого ноября не приступит к занятиям, то это повлечёт за собой «исключение из числа студентов без права восстановления». Так Л.В. попал в атмосферу Ленинградского университета, в котором были ещё живы традиции Петербургской математической школы, исходившие от его основателя – величайшего математика П.Л. Чебышёва. В университете Лёня встретил известных математиков высокого нравственного уровня – Григория Михайлович Фихтенгольца, Владимира Ивановича Смирнова, Бориса Николаевича Делоне. Они проводили научные семинары для студентов – старшекурсников мехмата. Лёня в конце первого курса начал активную деятельность в этих семинарах. Фихтенгольц вёл семинар по теории множеств, с которой и начались первые научные работы Л.В. В течение всех студенческих лет он постоянно ощущал внимание, одобрение и всестороннюю поддержку этих выдающихся учёных и педагогов.
Ленинградский университет в ту пору был ведущим в стране, и уровень преподавания был очень высоким. Обучение было «штучным». Например, член-корреспондент Академии Н.М. Гюнтер читал курс лекций всего для двух студентов – Канторовича и Соболева. Студентов было немного, но среди них были будущие академики Канторович, Соболев, Христианович, член-корреспондент Фадеев, профессор Натанзон. Эти соученики сформировали первую когорту наиболее близких товарищей Л.В., с которыми он был близок всю жизнь. Кстати, все они за глаза всегда, ещё по студенческой привычке, называли его только «Ленечка», даже когда он уже достиг солидного возраста. Подросток Лёня оказался среди студентов, которые были значительно старше его по возрасту. Он резко отличался от них своим абсолютно детским внешним видом – был маленького роста, с ярким мальчишеским румянцем. Вот как вспоминает о появлении на матмехе Канторовича его соученик, будущий профессор С.Г. Михлин: «Помню первое, очень яркое впечатление: невысокий мальчик, очень румяный и очень мальчик. Я не мог понять, что делает этот маленький мальчик в университете. Я-то был уже солидным мужчиной, мне было почти 19 лет. Он был необычайно талантлив. Это чувствовалось буквально с первых минут. Помню, как все мои сокурсники были потрясены, когда меньше чем через год в печати появились его первые работы. Это произвело на нас потрясающее впечатление. Мы уже были студентами третьего курса, а он – второго. Но идея, что студент может печататься, казалась нам фантастической». Особенно сильное впечатление произвела публикация его первой значительной работы по теории функций и множеств в самом солидном международном математическом журнале «Фундаментальная математика». Теория функций и множеств занимала тогда одно из центральных мест в математике, она оказывала также существенное влияние на развитие других разделов этой науки. В названной выше статье и в ряде последующих работ Л.В. смог в свои студенческие годы решить некоторые трудные и принципиальные проблемы данной области математики. Научный руководитель Леонида – Г.М. Фихтенгольц, который раскрыл перед ним широкие горизонты науки и формы научной деятельности, высоко оценил способности юного студента и прозорливо предсказал, что «…его имя будет во всех энциклопедиях мира». Так потом и случилось.
Московской школой академика Н.Н. Лузина в то время совсем недавно было заложено новое направление – теория функций. И развитие этой теории занимало центральное место в работе школы Лузина. Существенное продвижение эта теория получила в цикле работ ленинградского студента – юного Лёни Канторовича. Им были решены некоторые важные проблемы, поставленные Лузиным и его школой. Работы Канторовича по этой тематике были опубликованы в 1929–1930 годах в Докладах Академии наук СССР, затем он сделал по ним доклад на Первом Всесоюзном математическом съезде. Эти работы положили начало его выдающейся научной карьере, сделали его одним из ведущих и ярких математиков своего времени. О творческом потенциале юного студента вспоминает его соученик Д.К. Фадеев. Однажды Леонид попросил его послушать, что он придумал: «Это поразило меня до глубины души, потому что просто не приходило в голову, что такое можно придумать. Насколько же его фантазия и изобретательность, оказалось, превосходили мою. А я, надо сказать, что цену себе знал и понимал, что достаточно быстро соображаю. А тут я ощутил насколько глубина его мысли несравнима с моей. С тех пор это ощущение осталось у меня на всю жизнь». К моменту окончания университета в 1930 году Л.В. был автором одиннадцати научных работ, опубликованных в ведущих советских и зарубежных журналах. Этот цикл работ принёс ему мировую славу ещё в студенческие годы. Со студенческих лет у Л.В. начинают складываться основные воззрения на математическую науку. Важнейшим из них явилось стремление к широчайшим обобщениям, к укрупнению проблемы исследования. В этом он видел преимущества подлинного научного мышления перед анализом отдельных деталей. Именно таким путём Л.В. решил ряд сложных проблем теории функций, поставленных академиком Лузиным. По мере взросления, Леонид постепенно приобщался ко всем радостям студенческой жизни, не чуждался доступных молодёжи развлечений. У него появился широкий круг интересов: художественная литература, поэзия, кино. В его архивах был найден самоучитель современных танцев. В обществе молодых повес он ухаживает за девушками, ходит на литературные вечера Бориса Пастернака, повторяя вслед за ним любимые строки:
Пью горечь тубероз, небес осенних горечь.
И в них твоих измен горящую струю.
Пью горечь вечеров, ночей и людных сборищ.
Рыдающей строфы сырую горечь пью.
Увлекается также поэзией Владимира Маяковского, знает на память многие его стихи, старается не пропустить встречи с поэтом на его литературных вечерах.
 
Начало работы
В 1930 году восемнадцатилетний Леонид блестяще оканчивает университет и зачисляется в двухгодичную аспирантуру. В то время ещё не были ведены кандидатские и докторские степени, но аспирантура просто давала возможность заниматься наукой. Сразу же, осенью этого года, Л.В. начал преподавать математику в только что созданном в Ленинграде Институте промышленного строительства (ЛИПС). При поступлении на работу, в должности ассистента, Л.В. предъявил отзыв, данный его учителем Г.М. Фихтенгольцем, где было отмечено: «Л.В. Канторович, поступив в возрасте в 14 с половиной лет в Университет, стал слушать мои лекции по анализу и с тех пор я непрерывно руковожу всей его учебной и учёной работой. Постоянное и интенсивное общение с ним на протяжении четырёх лет позволяет мне с полной определенностью констатировать, что в лице этого (ныне 18-летнего) юноши мы имеем человека с исключительными математическими дарованиями. Мне представляется, что молодость Л.В. – при его дарованиях, сметке, быстрой сообразительности, находчивости – не может служить препятствием к его деятельности в качестве ассистента В.У.З. Одно несомненно для меня: то учебное заведение, которое откроет двери для Л.В. Канторовича, впоследствии будет иметь основания гордиться тем, что оно помогло молодому таланту стать на ноги». Л.В. проработал в этом институте с 1930 по 1948 год. В 1939 году институт был переименован в Военное инженерно-техническое училище Военно-морского флота. В самом начале педагогической деятельности у Л.В. возникла сложная методическая задача, обусловленная весьма специфическим контингентом студентов этого института. Они были, в основном, великовозрастными участниками Гражданской войны, в высоких чинах. Были весьма заинтересованы в обучении, но имели очень слабую математическую подготовку. Им надо было доступно объяснять даже самые элементарные вещи. В этом институте Л.В. стремительно вознёсся от ассистента до профессора – в течение всего двух лет. А ещё через два года он возглавит кафедру математики, которой будет руководить до 1948 года. В это время в СССР были введены учёные степени и многие известные учёные, по представлению Академии Наук СССР, получили степени кандидатов и докторов наук по итогам выполненной ранее научной работы. Так в 23 года, без защиты диссертации, Л.В. стал доктором физико-математических наук. Параллельно с работой на кафедре, Л.В. начал работать в недавно созданном при университете НИИ математики и механики, а также в Ленинградском отделении Математического института имени В.А. Стеклова Академии наук СССР. В 25 лет он стал заместителем директора этого института, возглавив его математический отдел.
Каким же педагогом был Леонид Витальевич? Об этом сохранилось много любопытных воспоминаний его бывших студентов. Он не был блестящим лектором, но пытался добросовестно донести до студентов глубинный смысл математических определений и теорем. Лекции он читал довольно странно – в медленном, и неравномерном темпе. Его голос опускался иногда почти до шепота и часто из последних рядов доносились тогда язвительные реплики. Каждая лекция начиналась с традиционного обращения: «Имеются вопросы по предыдущей лекции?». Эти слова он произносил раскатистым громким голосом. Студенты стыдливо опускали глаза. Но вопрос повторялся на каждой лекции, и это заставляло заранее читать конспекты, находить вопросы. Если смириться с его манерой произношения и чтения лекции, то в конце семестра студент с удивлением обнаруживал в своей тетради прекрасный конспект – связанный текст, очень хорошо продуманный, по которому было легко учиться и сдавать экзамены. И хотя в его лекциях не было артистизма (которым обладал в полной мере его учитель – Фихтенгольц), Л.В. давал студентам большее: он как бы вслух думал при них. Студенты понимали не только доказываемую теорему, но и то «как и зачем это сделано». Он не просто читал лекцию, он беседовал на лекциях со студентами. Экзаменатором он был строгим и требовательным, не прощал непонимания и тупости. Вспоминает один из студентов: «У Л.В. я слушал функциональный анализ. Это было на третьем курсе... тогда это был небольшой курс... но оказалось, что именно этот маленький курс дал мне на всю жизнь понятие о том, что же такое функциональный анализ. Как этого Леонид Витальевич добился, я не очень хорошо понимаю, но, тем не менее, это именно так. Кстати, буквально на днях, я встретился со своими однокурсниками, причём в этой компании были не математики, а механики. И они прослушали всего ОДНУ лекцию Л.В. – как-то, когда мы учились ещё на первом курсе, он, по каким-то причинам, заменял Г.М. Фихтенгольца. Это был 1948 год – пятьдесят два года прошло, но у них осталось это яркое впечатление: «Мы слушали Канторовича!», и конспект этой лекции у меня сохранился». Поскольку первые годы своей преподавательской деятельности Л.В. был непозволительно молод, не обходилось и без смешных недоразумений. Случалось, что студент давал ему дружеский совет: «Эй, ты, парень! Садись на своё место. Сейчас профессор придет». А он смеялся совсем по-мальчишески. Читал лекции, балансируя как канатоходец, на самом краю высокого подиума. Любил демонстрировать себя эдаким Дон-Жуаном, поднимая на несколько баллов оценку понравившейся ему студентки. Леонид Витальевич всегда оставался неравнодушным к женской красоте. Однажды пришла сдавать экзамен хорошенькая девушка. Экзамен принимали два профессора-ловеласа, Канторович и Натансон. Когда один из них задавал вопрос, отвечала на него не сама студентка, а другой из профессоров. Так они отвечали друг другу и, в итоге, поставили студентке пятерку – ведь все ответы были верными. Вспоминает бывший студент Канторовича Д. Меркин, будущий профессор ЛГУ: «Наибольшее влияние, как математик, оказал на меня профессор Л.В. Канторович. В то время он был худеньким молодым человеком 23-х лет, столько же было и мне и многим другим его студентам, а некоторые были и старше его. Читал он нам курс дифференциального и интегрального исчисления, теорию рядов.
Его доказательства были построены очень понятно и всегда опирались на безупречную логику. Говорил он, немного заикаясь. Канторович заложил в, казалось бы, абстрактную науку конкретное мышление и именно это дало нам возможность в дальнейшем быстро схватывать суть вопроса и дальше его развивать. Прошло 33 года. В 1973 году мы неожиданно встретились. Он рассказал о травле, которую начали против него академики-экономисты. Он не стеснялся в выражениях, и самое мягкое о его оппонентах было следующим: «Безмозглые тупицы, начётчики, ничего не понимающие не только в экономике, но и в жизни».
На одной из юбилейных встреч бывших студентов прозвучали стихи:
Из той полустолетней дали,
Из наших юношеских лет.
Пусть это будут лишь мечты:
В большой физической опять
Сидеть среди таких как ты,
Словам профессора внимать,
Иль за Фадеевым угнаться
В письме столбцов и строк у матриц.
И Канторовича курс строгий
Пройти нехоженой дорогой.
 
Научный дар, занятия наукой – это ещё далеко не все, что может заполнить собой жизнь даже такого выдающегося учёного, каким стал в свои молодые годы Л.В. Преподавание в двух институтах и интенсивная научная работа не мешали молодому профессору наслаждаться всей прелестью окружающей его жизни, чувствовать, как писал его любимый поэт Борис Пастернак, что «Весной земля волнуется и катятся, как волны, чернеющие улицы, им, ветреницам, холодно». Леонида Витальевича всегда волновала и влекла к себе женская красота, в молодые годы он часто влюблялся. Одна из его влюблённостей, естественно, завершилась браком. В 1938 году его женой стала молодой врач Наталья Владимировна Ильина. Однако для круга его близких друзей это важнейшее событие в жизни Л.В. оказалось полностью неожиданным. Они отдыхали в Сухуми, случайно встретились там с Л.В. и пошли вместе с ним в ресторан, пообедать. Там Л.В. вдруг произнёс фразу: «А сейчас я познакомлю вас со своею женой». Это сообщение поразило окружающих – ведь они тесно общались с Л.В. в Ленинграде, но никогда не слышали от него ни слова о том, что он собирается жениться. В семье родилось трое детей – дочь Ирина и сыновья Виталий и Всеволод. Девятимесячный Виталик погиб во время эвакуации из блокадного Ленинграда в лютую морозную зиму 1942 года. После женитьбы молодая семья жила открытым домом. Они любили дружеские компании, застолья, банкеты, где Л.В. не брезговал и выпить. У них был широкий круг друзей, куда входили приятели университетских молодых лет Л.В., а также коллеги по работе, соратники по науке. Часто в их доме бывали И.П. Натансон, С.Л. Соболев, Д.К. Фадеев – он часто музицировал, поскольку одновременно с университетом окончил и консерваторию. Гости читали стихи любимых поэтов. Леонид Витальевич тоже любил поэзию, читал по памяти стихи не только на русском, но на английском. Среди них стихи Бориса Пастернака, Владимира Маяковского и Редьярда Киплинга. Л.В. знал три иностранных языка: английский он выучил в университете; французскому, ещё в детстве, его научила мать; но лучше всего он говорил на немецком. После «уплотнения» в двадцатых годах в их ранее изолированную, квартиру вселились ещё несколько семей, в том числе одна немецкая. Молодые супруги любили музыку, у них были абонементы в Ленинградскую филармонию. В те годы там не любили и не исполняли произведения современных композиторов, звучала только классическая музыка. У Канторовичей были любимые композиторы, в том числе Курт Зандерлонг. Л.В. иногда, по случаю, по настроению, сам сочинял басни. Одна его замечательная басня рассказывала о горе-поваре, который добавлял в приготовляемое блюдо все, что ему советовали окружающие. Мораль этой басни: «Давно пора понять бы людям: не все должно быть в каждом блюде»! Сюжет этой басни отражает реальные события в жизни Л.В.: однажды он попросил нескольких своих коллег прочесть его самые первые работы по экономической тематике. Каждый из них дал Л.В. множество советов о том, что следует изменить или добавить в эти статьи.
Много интересных и тёплых воспоминаний оставили о Леониде Витальевиче его дети – Ирина и Всеволод.
Рассказывает дочь Ирина: «Отец любил работать поздно ночью, когда тихо и никто не мешает, и ещё по утрам. А нам строго запрещалось входить к нему в кабинет, когда он работает. По утрам можно было его увидеть только, когда он выходил к завтраку. И потом, когда заканчивал работать. Тогда с ним можно было играть, веселиться. Позже, когда я стала постарше, любила с ним в это время разговаривать на всякие темы – о жизней, о математике, об отношениях между людьми... Одно из первых детских воспоминаний: отец плохо произносил звук «Л», и мы его тренировали: «Скажи ЛОШАДЬ, и он произносил: «УОШАДЬ». Или: «Скажи ЛОЖКА», и он говорил: «УОЖКА». И мы смеялись все вместе. Ему нравились весёлые игры. У нас был боксер Азарт, отец его очень любил. В нашей квартире, в середине центральной комнаты, стоял большой стол. И мы там устраивали беготню вокруг стола: мы с братом бегали, мама, папа. Хорошая разрядка после занятий. А Азарка защищал женщин: когда бегали, не давал нас догонять, бросался под ноги, хватал зубами играющих». Ирина вспоминает об увлечениях Л.В.: «Он очень любил ездить на велосипеде. Любил собирать грибы – и собирал подряд все, какие видел, в том числе червивые и ядовитые. И жутко обижался, когда их потом перебирали и выбрасывали плохие, несъедобные. Защищал буквально каждый гриб. Теоретически-то он знал о вреде отравления, но боролся за каждый гриб до последнего...
Он очень любил книги, правда, в блокаду, когда семья была в эвакуации, много книг в их квартире сожгли. А после войны знакомый старый букинист из-под полы продавал Л.В. книги, и появились редкостные Гумилёв, Ахматова, Андрей Белый, Пастернак, Киплинг, Ремарк, Анри де Ренье с иллюстрациями Н.А. Акимова...
Он любил большие сборища, когда накрывали большой стол, любил приглашать молодёжь. Когда приходили гости (Фадеевы, Натансоны, Линники, Фехттенгольц, ученики, нас с братом укладывали спать. Владик был ещё маленьким, он засыпал. А я оставляла щёлочку, чтобы видеть и слышать, что происходило в столовой. А.А. Марков читал свои стихи, В.А. Залгаллер очень хорошо читал стихи Маяковского, Д.К. Фадеев иногда играл на пианино. В детстве и юности Л.В. не занимался физкультурой, а став взрослым – пристрастился. Любил на лыжах кататься. Любил плавать и порой заплывал очень далеко – на Финском заливе, на Рижском взморье, на Чёрном море. Машину он любил тоже, но водить не умел».
Об отце вспоминает сын Всеволод: «Родителем он был очень мягким. Он вообще очень мягкий человек был по жизни, очень спокойный и совершенно бесстрашный. Вспоминаю такой эпизод – это было в 1956 году. Мы ехали на «Победе» из Прибалтики: за рулем сестра, а она только недавно научилась водить. Увидела, что у неё плохо закрыта дверь. Стала её закрывать, а тем временем дорога круто повернула и машина оказалась на левой обочине. Что и говорить – ситуация довольно опасная. А папа мой, глядя как на встречу несётся автопоезд, совершенно спокойным голосом говорит: «Ирочка, мне кажется, мы немножко не туда едем». А в 1976 году, плавая на Рижском взморье, он чуть не столкнулся с китом. Кит пронёсся на большой скорости в двух метрах от него. Он предположил, что это была подводная лодка, но через пару дней в газете появилось сообщение о ките, который выбросился на берег Рижского залива».
Племянник Л.В., сын его старшего брата Николая, рассказывает: «Мы играли в шахматы с тогда ещё маленьким Владиком (сыном Л.В.), ему было 12 лет. Иногда дядя Лёня давал нам сеанс одновременной игры на двух досках, причём вслепую – он играл без доски, по памяти и выигрывал. Меня это поражало».
Блестящие способности Л.В. в науке находились в полном противоречии с его полной неприспособленностью к практической линии жизни. Однажды его юная жена пожаловалась Фихтенгольцу на то, что её муж не может ничем помочь при решении возникающих бытовых проблем. Но услышала от него в ответ: «А вы стали бы забивать гвозди золотыми часами?». Ведь Л.В. был способен решать задачи совсем иного порядка и делал он это гениально.
Вспоминает Вера Николаевна Кублановская, участвовавшая в расчётах по атомному проекту, которые выполнялись под руководством Л.В.: «Конечно, это счастье, что мне выпало работать у Леонида Витальевича. Он ведь был не только гениальным учёным, но и удивительным человеком. Вокруг него всегда была удивительная атмосфера доброты, праздника. Он очень любил компании и там весь преображался. После второй-третьей рюмки начинал много говорить, рассказывал анекдоты, читал стихи по-английски. Мы страшно удивлялись, откуда Л.В. их знает. В тот период он был влюблён в Галю Николаеву. А когда Галя заболела, очень заботился о ней, передавал деньги, а после её смерти помогал её дочери. Деньги он всегда раздавал – у него в кармане они никогда не задерживались. Даже когда получил Сталинскую премию, часто одалживал».
Восхождение Л.В. к вершинам науки было блестящим. Особое место в его творчестве занимает функциональный анализ. Л.В. удалось сделать очень многое для того, чтобы функциональный анализ стал естественным языком вычислительной математики. Путь в науке Л.В. начал в рамках Ленинградской школы по теории функций. В этой школе было много талантливых математиков, но по степени дарования и по своим научным достижениям Л.В. выделялся среди них, как Эверест на фоне других гор. После окончания университета он продолжил теоретические работы в этом направлении, сверкая фейерверком новых ярких идей. Сохранилось письмо одного из первых математиков того времени, основателя научного направления по функциональному анализу – академика Н.Н. Лузина, адресованное 22-летнему Л.В., в 1934 году. Лузин сообщает в нём о своём намерении представить его кандидатуру к избранию в члены-корреспонденты Академии наук СССР. Он пишет: «Вы должны знать, какое мое отношение к вам. Вас всего, как человека, я не знаю ещё, но угадывается мягкий, чарующий характер. Но то, что я точно знаю, это размер Ваших духовных сил, которые, насколько я привык угадывать людей, представляют в науке неограниченные возможности. Я не стану произносить соответствующие слова – зачем? Талант – это слишком мало, Вы имеете право на большее. Вы должны знать, что я глубочайше чту Ваши научные силы и что по Ленинграду Вы мой избранник в члены-корреспонденты Академии наук СССР.... Вы мой первый и единственный кандидат по Ленинграду. Я не знаю, конечно, каким будет финал избрания...». И Л.В. оправдал высочайшую оценку его научного потенциала академиком Лузиным. Уже через один год, в 1935 году, он сделал своё главное математическое открытие: им был открыт специальный класс векторных пространств* (называемых «полуупорядоченные пространства»), которые в отечественной литературе именуют К-пространства или пространства Канторовича. Понятие пространство используется во всех областях знания даже в религии. По-простому это вместилище  всевозможных рассматриваемых предметов и явлений. Сам Л.В. в своих рабочих тетрадях называл их «мои пространства». Открытие и развитие теории К-пространств в рамках функционального анализа – это главная жемчужина теоретического наследия Л.В. К-пространства оказались тесно связанными с идеями линейного программирования и приближенных методов анализа. В своих работах Л.В. подчёркивал неразрывную связь теории К-пространств с экономической проблематикой. Работы по К-пространствам были опубликованы в Докладах Академии наук СССР в 1935–1936 годах. Теория К-пространств оказалась весьма плодотворной. Она начала затем развиваться и за рубежом, в том числе в США, Японии и Голландии. Однажды в дружеской беседе в домашней обстановке Л.В. задали вопрос, что он считает самым важным научным достижением своей жизни. Не задумываясь, он ответил: «Линейное программирование» Но, задавший этот вопрос продолжал допытываться: «А для души?». Л.В. улыбнулся и ответил ожидаемое: «А для души, конечно, К-пространства». К-пространства, в определенном смысле это открытие столь же гениально, как и таблица Менделеева, они навсегда вошли в сокровищницу мировой науки. В процессе дальнейшего развития математики всё более продолжает открываться глубинный смысл этого великого изобретения, его фундаментальная роль в математике. Функциональный анализ читался в ЛГУ многие годы. Первая сводная монография «Функциональный анализ в полуупорядоченных пространствах», написанная Л.В. (в соавторстве), была издана в 1950 году. В 1959 году этот университетский курс функционального анализа лёг в основу широко известной книги Канторовича и его ученика Г.П. Акилова «Функциональный анализ в нормированных пространствах». По тем временам, это была самая глубокая и обширная монография
и, одновременно, учебник по функциональному анализу в мировой литературе, книга приобрела мировую известность, выдержала ряд переизданий, была переведена на многие языки. В течение более 20 лет служила основным учебником по этому курсу. Открытие К-пространств послужило основанием для выдвижения кандидатуры Л.В. на выборы в Академию наук СССР в 1939 году. Однако Л.В. отказался от этого предложения, считая себя слишком молодым. Уже в 1936–1937 годах Л.В. читал специальный курс по теории К-пространств. В это время Академия наук СССР проводила Всесоюзный конкурс работ молодых учёных в честь двадцатилетия комсомола. Л.В. получил на этом конкурсе, в 1938 году, первую премию за представленную рукопись по конспектам читаемых им тогда лекций по теории К-пространств. Это была очень почётная награда. Конкурс широко пропагандировался, статья о Л.В. и его фотография попали в календарь политического просвещения 1940 года. Его самого, в качестве знаменитости, как и великую балерину Н.М. Дудинскую, включили в группу «трудящихся Ленинграда», которая приветствовала XVIII съезд Коммунистической партии. На выставку, посвящённую двадцатилетию комсомола, руководство Ленинграда заказало знаменитому художнику К.С. Петрову-Водкину портрет Канторовича, хотя он ни в комсомоле, ни в партии никогда не состоял. Этот портрет фигурировал там, как «Портрет ученого-комсомольца» Ленинграда.
В 1938 году инженеры фанерного треста попросили Канторовича порекомендовать им метод для составления наилучшего плана загрузки имеющегося у них оборудования, т.е. распределения заданий между станками. В цехе имелось восемь разных станов, на которых из листов фанеры вырезалось пять видов деталей. Инженеры ломали голову над тем, как обеспечить максимальный выход продукции. Эта задача вначале показалась Л.В. частной и элементарной. Но вскоре он выяснил, что современный математический аппарат не позволяет решить данную задачу и затем сделал великое открытие – он изобрёл метод линейного программирования. Этот метод позволял, в частности, выбор оптимального варианта загрузки станков. Затем Л.В. обнаружил, что имеется широкий круг подобных, экстремальных, планово-экономических задач, которые решаются методами линейного программирования. После серии докладов о сделанном им открытии, Л.В. опубликовал в 1939 году в издании ЛГУ, брошюру «Математические методы организации и планирования производства». Но она вышла небольшим тиражом и не переиздавалась вплоть до 1959 года. В течение этих долгих лет великое открытие Канторовича оставалось неизвестным в научных кругах. История о том, как задача фанерного треста привела Канторовича к открытию линейного программирования – одна из самых замечательных и поучительных во всей истории науки двадцатого века. Сразу же после выхода брошюры, Л.В. начал углубленную разработку теории линейного программирования, продолжил эту работу в блокадном Ленинграде и завершил в 1942 году в эвакуации. Он написал книгу «Экономический расчёт наилучшего использования ресурсов», которая принесла ему Нобелевскую премию. Именно эту книгу он считал самой дорогой и самой важной в своей жизни. Эта книга настолько опережала своё время и столь не соответствовала догматам советской политэкономии, что ее публикация оказалась возможной только лишь через долгие семнадцать лет. Пренебрегая смертельной опасностью, хотя полностью ее осознавая, Л.В. в ноябре1942 года обращается с письмом лично к И.В. Сталину: «Только глубокое убеждение в первостепенной важности вопроса заставляет меня обратиться непосредственно к ВАМ...». Ответа автор не получил. В 1942 году Канторович передал рукопись своей главной книги в Госплан, где она обсуждалась и была подвергнута полной обструкции осенью 1943 года. Там было, в частности, сказано: «Оптимум предлагает фашист Парето, любимец Муссолини». Эта фраза была в жанре политических доносов тех времён. В кабинете председателя Госплана обсуждался даже вопрос о немедленном аресте Л.В. Ему было предписано прекратить исследования по экономике – весьма грозное по тем временам предупреждение. Идеи Канторовича были приняты в штыки ведущими советскими экономистами. Его обвиняли в том, что он протаскивает в советскую экономику математические методы. Во время одной из дискуссий известный статистик сказал Канторовичу: «Вы говорите об оптимуме, а ведь Парето – фашист». Чуть позже Л.В. сделал доклад на семинаре академика Островитянова. И здесь критика была жёсткой. Итоги этого семинара можно обобщить фразами: «Не воображайте себя Марксом и лучше сожгите свои рукописи». Канторович вспоминал: «Всё говорило о том, что необходимо на определенное время оставить эти работы. Их продолжение становилось опасным. Как я узнал впоследствии, мои предположения были небезосновательными. Вариант моей изоляции всерьёз обсуждался».
 
Военные годы
Во время Великой Отечественной войны Канторович служил в составе Военно-морского флота СССР. В начале войны его призвали в армию и направили служить по месту прежней работы – в Военно-техническое инженерное училище (ВИТУ ВМФ), где он продолжал в должности профессора заведовать кафедрой математики, теперь уже в военной должности «Начальника кафедры». Наступило время страшных испытаний. Около полугода Леонид Витальевич с семьей прожили в блокадном городе. От голода умерла его мать – Паулина Григорьевна. Единственным путём для эвакуации из блокадного Ленинграда было Ладожское озеро, где создали ледовую переправу. Позже она получила название «Ледовая дорога жизни». Зима 1941–1942 года была очень суровой. В лютые январские морозы 1942 года училище было эвакуировано через Дорогу жизни. Во время эвакуации случилась трагедия. В тридцатиградусный мороз не удалось уберечь от гибели девятимесячного сына Канторовича – Виталия. Боль осталась на всю жизнь. Училище было эвакуировано в Ярославль. Профессору выделили одну комнату в коммунальной квартире, где ему удалось выкроить некоторое время для продолжения исследований по экономике и завершить в1942 году главную книгу своей жизни «Экономический расчёт наилучшего использования ресурсов». Л.В. преподавал курс теории вероятностей, по которому написал оригинальный учебник по этой дисциплине для военных инженеров, отражающий специфические военные приложения этой науки. В этой книге он привёл много интересных примеров из военной области, что приближало студентов к познанию их будущей профессии инженеров – офицеров флота. Помимо преподавательской деятельности, Канторович, по зданиям командования, занимался прикладными военными исследованиями и решил ряд важных задач. Он исследовал эффективность бомбометания и минирования. Разработал эффективный метод «Целесообразной системы рассосредоточенности», который обеспечивает экономное расходование ресурсов – в данном случае боеприпасов. Исследования Л.В. в военной области никогда не были опубликованы, поскольку имели гриф секретности. В военные годы Канторович достиг значительных научных результатов в решении транспортной задачи. Это задача оптимальной транспортировки грузов из пунктов отправления в пункты назначения, которая обеспечивает минимальные затраты на перевозки. Основным резервом снижения транспортных издержек является уменьшение общего расстояния перевозки грузов. В отдельных случаях транспортная задача решается для определения минимального времени перевозок. Впервые транспортная проблема была поднята в 1781 году выдающимся французским математиком и общественным деятелем Гаспаром Монджем. При Наполеоне он занимал пост морского министра. Монж был деятельным участником обороны Франции против иностранной интервенции. Он руководил укреплением обороноспособности морских портов, возведением необходимых береговых укреплений, что требовало выполнения огромного объема земляных работ. Это и побудило его к постановке транспортной задачи, для решения которой он предложил теорему. Однако Монж не привёл доказательства своей теоремы, и она была доказана только в 1889 году, причём это доказательство заняло 200 страниц. Однако Канторович, используя свой новый подход, смог доказать теорему Монжа буквально в нескольких строках. Он рассмотрел транспортную задачу линейного программирования, опираясь на исследования Г. Монжа полуторастолетней давности. Канторович перенёс в линейное программирование открытый Монжем наиболее эффективный способ перемещения земляных масс при построении военных укреплений. Л.В. по-новому взглянул на проблему Монжа, как на особый тип транспортной задачи линейного программирования. Эта проблема получила название «Транспортная задача Монжа-Канторовича». Результаты исследований Л.В. по транспортной проблеме, выполненных в военные годы, изложены в опубликованной им в 1942 году статье (в соавторстве с М. Гавуриным) «О перемещении масс». Статья была напечатана в Докладах Академии наук СССР на двух языках – русском и английском. Из этой статьи специалисты в США и на Западе впервые получили возможность познакомиться  с  великим открытием Канторовича – линейным программированием. Однако узнали они об этом значительно позже – только в начале пятидесятых годов. За научные работы военного времени Л.В. был награждён в 1944 году орденом «Знак Почёта» и, впоследствии в 1985 году, орденом Отечественной войны. В ВИТУ МВФ установлена мемориальная доска, которая увековечивает память Леонида Витальевича Канторовича.
Военная служба Канторовича начиналась весьма необычно. При мобилизации молодому профессору присвоили звание матроса – старшины второй степени. Его поставили на солдатское довольствие, а жить ему пришлось в матросском кубрике вместе с курсантами, которые учили своего профессора ругаться матом. Оторванному от реальной жизни солдату Канторовичу пришлось не сладко. Над ним жестоко издевался подполковник, заместитель начальника училища по строевой части. Нутром чуя классово чуждый ему элемент, этот солдафон не упускал случая досадить «прохфессору». Однажды, увидев своего «любимца», стоящим на посту у входа в училище, он «расщедрился» и дал Л.В. конфету. Вернувшись через минуту, злодей увидел, что простодушный солдат с задумчивым видом сосет «троянскую» карамельку. Но ведь есть что либо на посту, строго запрещено уставом. Поэтому офицер строго отчитал ослушника, заставил его выплюнуть конфету и назначил ему несколько нарядов вне очереди. Эта история с конфетой повторялась всё снова и снова, каждый раз рассеянный профессор попадался на эту уловку. Вполне возможно, что он так бы и сгнил на гауптвахте, если бы к одному из курсантов не приехал его дед – генерал и академик. Внук рассказал ему об издевательствах над Л.В. Последствия были значительными. Где-то через два месяца в училище было объявлено общее построение. «Старшина второй степени Канторович, приказом командующего округом вам присваивается звание полковника», – так провозгласил громовым голосом начальник училища генерал Бугров. С этого момента все мучения Канторовича прекратились, а злокозненный подполковник должен был теперь первым отдавать честь своей бывшей жертве, которая в одно мгновение стала выше его по званию.
 
Новые направления
Канторовича не обошла стороной и военная тематика. Он вошёл в число участников проекта по созданию отечественного ядерного оружия. В 1948 году он выполнил расчёт критической массы плутония для атомного проекта. В 1949 году, после успешного испытания первой в СССР атомной бомбы, Л.В. получил правительственную награду за личной подписью Сталина – сто тысяч рублей. Но, в какой-то момент, работа по атомному проекту могла завершиться для него не правительственной наградой, а, в лучшем случае, длительным сроком тюремного заключения. Работая над выполнением задания круглые сутки, он волей-неволей, нарушал режимные запреты и держал при себе материал с грифом строжайшей секретности. Однажды, придя домой, он понял, что по рассеянности оставил все эти документы, все эти сверхсекретные документы в парикмахерской, в оставленном там портфеле. Но, к счастью, никто так и не позарился на старый, затрёпанный профессорский портфель, что подарило Канторовичу свободу, а, возможно, и жизнь. В 1948 году Ленинградский вагоностроительный завод обратился к Л.В. с просьбой создать программу рационального раскроя стального листа. Работа была выполнена, реализована и обеспечила заводу значительную экономию металла. Это была пионерская работа и в нашей стране, и во всем мире. Хотя и удалось составить оптимальный план работы станков и выпуска продукции, то, как это ни странно, для завода все это приобрело самые печальные последствия. Вместо поощрения, на завод обрушились неприятности и даже наказания. Вышестоящие управленческие органы потребовали от завода, чтобы в следующем году плановые показатели, при том же самом оборудовании, были опять увеличены. Но выполнить это требование оказалось практически совершенно невозможно, поскольку данное Канторовичем решение этой экстремальной задачи обеспечивало абсолютный оптимум. И на завод обрушилась ещё одна беда: не был выполнен план по сбору металлолома, львиная доля которого обеспечивалась из обрезков стального листа. По этой причине завод был лишён премии, а руководство завода получило строгие выговоры от партийных органов. Не удивительно, что с математиками завод больше уже никогда не связывался, опасаясь возможных неприятностей и недоразумений, хотя и существовало ещё много оптимизационных проблем, которые могли бы быть решены с помощью математиков весьма эффективно и принести большой экономический эффект. В послевоенные годы Канторович продолжал развивать транспортную задачу. Разработанный им простой и понятный алгоритм решения этой задачи привлёк внимание транспортников. В это время такси в Ленинграде использовались очень неравномерно и много простаивали. В 1958 году Л.В. начал активную интеллектуальную атаку по вопросу тарифов на такси. Ознакомившись со структурой издержек автопарков и зная, даже по личным наблюдениям, стремление таксистов избегать коротких поездок, он предложил снизить покилометровый тариф, но ввести начальную плату за посадку в такси. Для количественного анализа этого предложения понадобились статистические данные о дальности поездок. Для этого было организовано общее собрание шофёров, которое превратило разрозненных водителей в единого эксперта. Каждому из них предложили заполнить анкету, которую составил Л.В., и затем распечатала в нужном количестве на машинке его жена, Наталья Владимировна. Транспортные чиновники, в отличие от шофёров, не смогли понять полезность предложений Канторовича по тарифам. Они также настаивали, что нельзя верить шофёрам, которые «будут врать». На это Л.В. им ответил: «Да, они, безусловно, будут врать. Но они не будут знать, в какую сторону врать. И, в среднем, мы получим верные данные». Самое удивительное, что использование полученных по этому анкетному опросу шофёров данных, позволило получить полный прогноз реакции населения на предлагаемое изменение тарифов, ошибка была в минимальных пределах. Задача была выполнена, рекомендации Л.В. по тарифам на такси начала действовать в 1961 году, и использовались в дальнейшем по всей стране много лет. Прогнозируемая реакция населения полностью оправдалась. Короткие и средней дальности поездки на такси впервые стали выгодными и пассажирам, и водителям. На практике использовались и другие предложения Л.В. подобного рода. Он предложил ввести различную стоимость билетов в кинотеатрах: меньшую плату днём и более высокую вечером. Популярная шоколадка «Алёнка» выпускалась по рекомендованному Канторовичем составу. Он использовал для шоколадки разработанную им оптимизационную задачу по смесям, которая уже имела широкое применение в различных отраслях. С началом периода хрущёвской «оттепели» у Л.В. появились надежды, что он, наконец, сможет объяснить и внедрить свои математико-экономические идеи и преодолеть советский экономический догматизм. С середины 1956 года Л.В. впервые получил возможность открыто пропагандировать тематику своего великого изобретения – линейного программирования. Его многочисленные темпераментные доклады, полемический талант и задор спорщика зажигали аудиторию. Математики с энтузиазмом слушали доклады Л.В., однако, в экономических аудиториях они встречались в штыки. В качестве возражений звучали уморительно безграмотные опусы политэкономов. И, выступая в различных аудиториях, интеллигентный профессор Канторович уже не выбирал выражений, он выставлял напоказ весь идиотизм своих ортодоксальных оппонентов. Эти резкие выступления пугали его союзников, которые пытались увещевать Л.В.: «Нельзя всё же так остро». Но молодой академик А.Д. Сахаров был доволен: «Правильно. Только так и нужно с ними разговаривать». В 1957 году Канторович попытался опубликовать в издательстве Ленинградского университета главную книгу своей жизни «Экономический расчёт наилучшего использования ресурсов», написанную им ещё в 1942 году. Однако проректор решительно ему в этом отказал. Он сказал, что книга, безусловно, очень интересна, однако он не хочет лишиться после ее публикации своего партийного билета. Эта книга увидела свет только в 1959 году, через долгих 17 лет после её создания.
 
Новая концепция
Три крупных учёных, академики С.А. Христианвич, М.А. Лаврентьев и С.Л. Соболев решили предложить правительству почти авантюрный проект: создание на азиатской территории страны нового научного отделения Академии наук СССР. Благодаря этой «могучей тройке», правительство вдруг поверило в справедливость предсказания М.В. Ломоносова, что «могущество России прирастать будет Сибирью и Ледовым океаном» и в 1957 году вышло постановление о создании Сибирского отделения Академии наук СССР. Академик С.Л. Соболев со студенческих лет был другом Канторовича, который с радостью принял его предложение переехать в Сибирь. В первые же выборы по Сибирскому отделению Л.В. избирают членом-корреспондентом АН СССР, однако по отделению экономики, а не математики, что выглядело весьма странным. Ведь были общепризнанными его блестящие достижения именно в математике, но отнюдь не в экономике. В Сибири Л.В. создал математико-экономический отдел (МЭО) в Институте математики, который возглавил академик С.Л. Соболев. В МЭО Канторович основал научную школу математических методов оптимизации и их реализации на отечественных электронных вычислительных машинах. В 1960 году состоялось легендарное Первое Всесоюзное научное совещание по применению математических методов в экономических исследованиях и планировании. Это была битва Канторовича и его немногочисленных соратников, образующих группу «рыцарей света» с огромной «армией тьмы», объединяющей ортодоксальных экономистов. Силы были неравны, казалось, что рыцари обречены на провал. В 1960 году решался вопрос: можно ли в экономике применять математические методы, в частности, методы оптимизации, методы линейного программирования. Но случилось чудо, Канторовичу и его соратникам удалось убедить высшее руководство страны, что применение математики сможет спасти социалистическую экономику.
Л.В. хорошо понимал трудности адаптации на новом месте руководимого им коллектива, состоящего, в основном, из молодых ленинградцев и москвичей. Все они привыкли к насыщенной культурной жизни, к регулярному посещению театров, концертов, музеев. Поэтому Канторович неизменно уделял большое внимание культурной программе. Он, вместе с академиком Ю.Н. Роботновым, который увлекался поэзией и живописью, организовал «Клуб Академгородка» и часто шутливо называл себя «сибирской Фурцевой», что вызывало шок у чиновников от культуры. Л.В. участвовал в организации шефства Московской консерватории над Академгородком, в Большом театре учёные Академгородка имели постоянную бронь. В гостях у Канторовича, в его коттедже, одно время жил сам Дмитрий Шостакович. Л.В. устраивал выезды в Новосибирск на концерты Когана, Рихтера и других знаменитых музыкантов. Это постоянное стремление приобщать своих сотрудников к культурной жизни продолжалось и после отъезда Л.В. в 1971 году в Москву. Так, в 1979 году, во время проведения одного из совещаний в здании Московского Дома ученых, Л.В. подарил всем прекрасное развлечение – он раздобыл нашумевший тогда фильм «Рок энд Ролл», зная наверняка, что приезжим это и не снилось. При этом больше всех радовался полученному эффекту он сам. Л.В. всеми силами старался смягчить негативные впечатления своих сотрудников от неустройства на новом месте. Он часто собирал молодёжь у себя дома, в своей уютной квартире. Там их ожидал прекрасный стол и интересные развлечения, стихи, песни, музыка. Л.В. стремился дарить людям радость. Однажды, в зимнюю стужу 1962 года, он привёз для избалованных сладкоежек-ленинградцев наборы «Птифур-Мини» пирожных из ленинградского кафе «Север». А однажды, осенью 1962 года, в МЭО прибыла телеграмма из города Фрунзе, Киргизия: «Встречайте обязательно, лечу с цветами Эл Вэ». Раздобыв Волгу, сотрудники поехали встречать Л.В. Каково же было их восхищение, когда они увидели своего шефа с охапками дивных хризантем для всего отдела.
Советская партийная номенклатура жестоко отомстила Канторовичу за его острую и бескомпромиссную критику их беспросветного невежества в ходе неутомимой борьбы за внедрение математических методов в экономику. Партократы показали, что могут добраться до Л.В. и в сибирской глубинке. Вначале распустили слух, что он, якобы, страдает манией величия: с высокой трибуны Л.В. заявил, что перешёл из передовой математики в отсталую экономику, как это сделала известная тогда Валентина Гаганова, перешедшая в отстающую бригаду. А затем приболевшего слегка учёного стремительно госпитализировали по поступившему доносу на «излечение» в психиатрическую больницу. Его обвинили в безумии, в мании величия и в пропаганде лженаучных идей фашиста Парето. Совершенно очевидно, что к нему были применены преступные методы карательной психиатрии, при которой психически здоровые люди принудительно заточаются в психбольницы, где к ним применяются различные способы разрушения их интеллекта. Над Канторовичем в стенах психбольницы нависла реальная угроза умственной деградации. Ему удалось покинуть страшный стационар только благодаря помощи старшего брата Николая, который был весьма авторитетным и известным в стране врачом-психиатром. Так Николай Канторович спас от неминуемых страшных последствий карательной психиатрии «ходячую шпаргалку» своих далёких студенческих лет.
Партийная и экономическая элита продолжала яростно сопротивляться внедрению идей Канторовича в советскую экономику. В этом же, 1960, году в журнале «Коммунист» была опубликована статья в уже стареющем жанре политического доноса, в которой невежественно дискредитировалось великое открытие Л.В. – линейное программирование. Против Канторовича выступил крупный экономист, член-корреспондент Академии наук, главный редактор журнала «Вопросы экономики» Л. Гатовский. Но Л.В. никогда не становился в позу обиженного. Он только вновь и вновь объяснял свою позицию. Л.В. послал в журнал «Коммунист» именно такую объяснительную статью. Эта статья, как и другие его работы по оптимальному планированию, была написана настолько просто, что давала возможность любому заинтересованному читателю, знающему четыре арифметических действия и склонному к логическому мышлению, убедиться в правильности изложенного в статье материала.
Редакция устроила собрание учёных, но не для разбора гнусной статьи Гатовского, а для критического обсуждения статьи Л.В. Но выступил академик А.И. Берг. В полной генеральской форме, он начал своим сильным голосом: «Для нас нет сомнения, что Канторович прав». Но статью Л.В. так и не напечатали. Он продолжал бороться за победу своих идей и на обвинения в том, что его теория является буржуазной, неизменно отвечал: «Не важно, какого цвета кошка, лишь бы она ловила мышей».
При внедрении своих новых разработок в практику управления экономикой, как уже отмечалось, Л.В. постоянно сталкивался с непреодолимыми преградами, порождёнными консерватизмом советской административно-командной системы. В Новосибирске он решил транспортную задачу, связанную с прокаткой стальных труб, которая могла бы дать огромный экономический эффект в масштабах всей страны. Однако внедрение этой разработки в практику оказалось невозможным. Трубы прокатываются на многих металлургических заводах страны. Смена размера прокатываемой трубы требует остановки прокатного стана для замены валков. Однако время простоя станов можно существенно уменьшить при оптимальном прикреплении потребителей стальных труб к их производителям – металлургическим заводам. Л.В. собрал огромный объём информации о всех производителях и потребителях стальных труб по всему СССР и решил задачу оптимизации. Выяснилась возможность получать в год 300 тысяч тонн труб дополнительно, абсолютно без каких-либо дополнительных затрат. Специалисты полностью признали реальность получения этого огромного экономического эффекта, однако, вместе с тем, решительно отвергли возможность практического внедрения этой блестящей разработки. Заместитель министра мотивировал создавшееся положение таким образом: «Кому что прокатывать решает Министерство черной металлургии, а кому что и куда послать – это решает Госснаб. Но ни одна из этих двух организаций своих прав не уступит. Чтобы реализовать Ваш план, надо изменить всю систему управления». В 1964 году Л.В. был избран действительным членом  отдела математики Академии наук СССР.
В середине шестидесятых годов Родина, наконец, соглашается признать заслуги Канторовича в области экономики, в 1965 году ему присуждается (совместно с двумя коллегами) Ленинская премия. Получение Л.В. этой премии было также важно для того, чтобы зафиксировать русский приоритет в открытии линейного программирования, которое к этому времени было самостоятельно переоткрыто в США и широко там применялось.
Высочайшие жизненные стандарты Л.В. ярко проявились в одном из эпизодов, когда он принял участие в судьбе всемирно известной пианистки, француженки Веры Августовны Лотар-Шевченко. Её участь выражают такие слова:
 
Хоть жизнь тебя не круто замесила,
Но есть, но есть в тебе такая сила
Пройти сквозь ад и душу уберечь.
 
Имя Веры Лотар было хорошо известно в музыкальных кругах Европы и Америки в двадцатые-тридцатые годы двадцатого века. Её игра производила неизгладимое впечатление. Она жила в особом мире музыки. В Италии Вера познакомилась с русским эмигрантом А. Шевченко и стала его женой. В 1937 году семья переехала жить в СССР, где их не миновал кровавый каток сталинских репрессий. Муж Веры погиб в лагерях, она пробыла в заключении долгих восемь лет. После освобождения Вера Августовна прозябала в Барнауле, но затем была приглашена переехать в Академгородок. Возникла проблема – обеспечить её жильем. Но говорить об этом с академиком М.А. Лаврентьевым, председателем  СО АН СССР, было совсем не легко. Все знали о его отношении к людям искусства, он постоянно говорил о том, что научные работники должны интересоваться только наукой и ни на что больше не отвлекаться. Поэтому требовалась поддержка влиятельных людей в лице академиков, членов Президиума СО АН СССР. И именно такую поддержку оказал, в первую очередь, Л.В. Канторович. Он взялся представлять вопрос о выделении жилья Вере Августовне на Президиуме СО АН. И вот идёт заседание. Оказалось, что фамилия Лотар-Шевченко Лаврентьеву совершенно не знакома. Он на концерты никогда не ходил, у него не было слуха. Наступила критическая минута. Обычно в таких ситуациях все молчали – никто не решался идти наперекор Лаврентьеву, который уже фактически высказал своё мнение. И тут встаёт, мгновенно вспотевший и взлохмаченный, как маленький воробышек, академик Канторович. Лицо его покрылось красными пятнами, вид возбужденный, голос срывается на фальцет. «Нет, это надо подписать, – выкрикивает он. Голос очень тихий, даже когда он кричит. – Это очень важно. Она француженка и великая пианистка. Она десять лет отсидела в лагерях. Именно такие люди нужны в Академгородке. Она нужна...». Лаврентьев старается его перебить. «Не перебивайте меня», – парирует Л.В. – «Да вы садитесь», «Нет, я не сяду, пока не скажу всего, что я думаю, и Вы не примете положительного решения». Все засмеялись и напряжение слегка спало. После этого Л.В. говорил ещё минуты три, а потом сказал:  «Ну, вот, теперь я все сказал и могу сесть». Его затем поддержали другие академики. «Подписать... – неуверенно сказал Лаврентьев... – Кто-нибудь возражает?». Но никто не возражал. «Вот видите, – снова вскрикнул Л.В. – все «за». Опять все засмеялись, улыбнулся и Лаврентьев. Лотар-Шевченко вскоре стала солисткой Новосибирской филармонии, успешно и много гастролировала. На её могиле поставлено мраморное надгробие с розой, а в камне высечены слова: «Жизнь, в которой есть Бах, благословенна».
 
О Канторовиче делится своими воспоминаниями профессор В.Н. Лившиц, лауреат премии «За выдающийся вклад в развитие экономической науки в России»: «С Л.В. я познакомился летом 1967 года в Академгородке, на конференции по применению экономико-математических методов. В каждом докладе на конференции упоминалось имя Леонида Витальевича Канторовича. Его великая книга "Экономический расчёт наилучшего использования ресурсов" являлась настольной для всех, кто занимался применением математики в экономике. Для нас это имя было особенно уважаемое ещё и потому, что Л.В. был автором и пионерских работ по математическим методам оптимизации транспортных потоков. Я имею ввиду его заметку 1942 года «О перемещении масс». В этой научной области на базе идей Л.В. Канторовича был настоящий бум и, что удивительно, быстрое и эффективное использование на практике. Л.В. пригласил нас зайти к нему в Институт математики поговорить. Встреча продолжалась около часа, мы обсудили серьёзно существо вопроса. Но запомнилось не столько это, сколько непринужденность атмосферы разговора. Порой Л.В. вёл дискуссию в шутливом тоне. Как-то в ответ на моё возражение он сказал «Знаете, Вениамин Наумович, разные люди мои мысли ухватывают по разному – одни понимают их сразу, другим надо года три, третьим не хватит и всей жизни, чтобы понять. Вы – человек сообразительный, думаю, Вам лет десяти хватит». С конца пятидесятых годов Канторович получает многочисленные почётные предложения на международные конференции по вычислительной математике, исследованию операций, математическому программированию, экономике. Он становится почётным доктором наук многих иностранных университетов и членом ведущих зарубежных академий. Канторовича стали приглашать посетить эти научные учреждения. Однако в зарубежных поездках ему неизменно и регулярно отказывают. Л.В. часто горько шутит «уже третий день провожу во Флориде». Даже когда он стал Нобелевским лауреатом, то понадобилось специальное разрешение на выезд в Стокгольм. Только после получения Нобелевской премии он, наконец, получил возможность выезжать. Л.В. побывал во многих местах, в том числе и во Флориде.
Промышленная революция девятнадцатого века породила многих великих изобретателей. Среди них был и Альфред Нобель- шведский химик и инженер. Он имел 355 патентов международного уровняз8, самым известным из которых был патент на изобретение динамита. Однажды на фабрике, где выпускали нитроглицерин, от взрыва погиб его младший брат. По ошибке репортеров, которые перепутали имена братьев, появились некрологи на самого Аьфреда Нобеля, где о нем писали с ненавистью, называя «Миллионером на крови» и «Торговец взрывчатой смертью». И Альфред Нобель придумал способ, как навеки обелить своё имя, чтобы не остаться в памяти человечества злодеем мирового масштаба. Для этого он учредил всемирную Нобелевскую премию. Согласно оставленному им завещанию, основная часть богатства Нобеля пошла на финансирование этой премии. Нобелевская премия присуждается за выдающиеся достижения в физике, химии, медицине, литературе и за вклад в укрепление мира. Нобель не включил в этот список математику. Причина заключалась в том, что в юности он пережил безответную любовь, в которой его счастливым соперником оказался молодой учёный-математик. Каждую осень весь мир с трепетом прислушивается к голосам из Стокгольма, чтобы узнать имена новых светил, получивших самую престижную в мире премию. В 1975 году высшее признание в научном мире получил Леонид Канторович. Он был удостоен Нобелевской премии по экономике совместно с американским экономистом Тьяллингом Чарльзом Купмансом. Но ведь премия по экономике не упоминалась в завещании Нобеля. Она была учреждена Шведским Государственным банком только лишь в 1968 году, в часть своего трехсотлетнего юбилея. О нобелевских лауреатах по экономике советским людям сообщил «Голос Америки». Но триумф Л.В. в мире сопровождался тишиной в его отечестве. Это выдающееся событие практически замалчивалось в СССР. Информация о новом советском Нобелевском лауреате была напечатана мелким шрифтом и с большим опозданием. Крошечная заметка, в три строки, потонула в массе текущих материалов. Сама церемония вручения Нобелевской премии фактически не комментировалась. Известие о высокой награде Л.В. проигнорировал не только советский официоз, но также и его внучка. Когда Л.В. позвонил о своём триумфе дочери Ирине, той дома не оказалось и к телефону подошла его двенадцатилетняя внучка. Девочка в то время безгранично гордилась тем, что «У деда даже шпага есть». И для неё эта настоящая шпага была несоизмеримо важнее, чем какая-то там Нобелевская премия, которую получил дедушка. Шпагу и цилиндр ему торжественно вручили в1971 году, на церемонии его избрания почетным доктором Университета Хельсинки, причём накануне направили Л.В. такое письмо: «Сходите к своему шляпнику и сообщите нам размер головы». Но своего шляпника у него, естественно, не оказалось и финны сшили ему самый большой цилиндр, полагая что у него большая голова. Канторович должен был получить свою Нобелевскую премию ещё в 1973 году, совместно с великим американским экономистом Василием Леонтьевым. Но, поскольку Леонтьев был русским эмигрантом, Нобелевский комитет решил проявить осторожность и провести предварительную разведку: выяснить, как в Советском Союзе отреагируют на такое награждение. Российские чиновники категорически не согласились с поступившим предложением и сказали, что не следует присуждать Л.В. Нобелевскую премию одновременно с эмигрантом Леонтьевым. И такая их реакция была вполне закономерной. Ведь великий американский экономист непримиримо, резко и талантливо критиковал саму основу советской экономики. Он был любителем парусного спорта и поэтому образно, Леонтьев сравнивал экономику с каравеллой, чьи паруса надувает ветер частного интереса и инициативы, а рулем служит государственное регулирование. У советской экономики, по его мнению, не было парусов, и в этом была главная и неустранимая причина её неэффективности.
В шестидесятые годы Леонтьев довольно пристально интересовался проблемами развития экономической науки в СССР. В 1960 году он опубликовал большую статью «Спад и подъём советской экономической науки», в которой четко подчеркнул приоритет Леонида Канторовича в области математической постановки экономических задач и методов их решения. В своей статье «Памяти Канторовича» Василий Леонтьев дал высочайшую оценку вкладу Л.В. в экономическую науку: «Канторович был великим математиком, удостоенным Нобелевской премии по экономике. Столкнувшись в расцвете своей научной карьеры с задачей, которая на первый взгляд могла бы показаться тривиальной и чисто практической – как раскроить наиболее экономичным способом пиломатериал для фанерной промышленности – он применил свои глубокие знания функционального  анализа и нашёл настолько общий ответ на этот вопрос, что смог дать решение и новую трактовку проблем максимизации и, соответственно, минимизации, составляющих основу современной экономической теории». Перед вручением Нобелевской премии представитель Нобелевского комитета профессор Королевской Академии наук Рагнар Бентзель зачитал описание заслуг каждого из лауреатов. Вот фрагменты его выступления: «Основные экономические проблемы одинаковы для любого общества, независимо от его политической организации. Поскольку запас производственных ресурсов всюду ограничен, каждое общество сталкивается с кругом вопросов, касающихся оптимального использования имеющихся ресурсов... Это прекрасно иллюстрируют два лауреата этого года – профессора Леонид Канторович и Тьяллинго Купманс. Хотя один из них жил и работал Советском Союзе, а другой – в Соединенных Штатах, оба исследователя проявили поразительное сходство в своём выборе проблем и методов. Для обоих эффективность производства заняла центральное место в их исследованиях и, независимо друг от друга, они разработали похожие производственные модели». Затем он перечислил заслуги Л. Канторовича и Т. Купманса, закончив фразой: «Доктора Канторович и Купманс, от имени Королевской Академии наук я прошу Вас принять Ваши награды из рук Его Величества Короля». Король Швеции Карл ХVI Густаф 10 декабря 1975 года вручил Леониду Витальевичу диплом лауреата Нобелевской премии и Нобелевскую медаль. В этом же году Нобелевскую премию получил Оге Бор, сын знаменитого Нильса Бора, одного из создателей современной физики. Жена Оге Бора не смогла приехать на церемонию вручения Нобелевской премии, вместо неё лауреата сопровождала сама королева Дании Маргрете. Проводился конкурс туалетов дам, сопровождающих Нобелевских лауреатов. Жена Леонида Витальевича Наталия Владимировна на этом конкурсе завоевала хотя и второе, но очень почётное место. Поскольку первое место получила королева Дании…
Леонид Витальевич успешно проработал в Сибири более десяти лет, став за это время академиком Отдела математики Академии наук СССР и лауреатом Ленинской премии. Он всегда был активным пропагандистом и популяризатором своих научных идей. Стремление решить основную задачу своей жизни – улучшить состояние советской экономики, повысить её эффективность, потребовало активного и тесного взаимодействия с руководящими плановыми органами и организациями, с руководством Академии наук СССР. В 1971 году Канторович был переведён на работу в Москву, где продолжал заниматься вопросами экономического анализа, не оставляя попыток оказать воздействие на конкретную экономическую практику и на процессы принятия экономических решений в народном хозяйстве. В Москве он начинает руководить Проблемной лабораторией Института Управления народным хозяйством Государственного Комитета по науке и технике (ГКНТ), в котором руководящие работники министерств и ведомств проходили обучение разработанным Канторовичем новым методам управления экономикой, общаясь в процессе обучения лично с ним самим. Он также заведовал отделом системного моделирования научно-технического прогресса во Всесоюзном НИИ системных исследований АН СССР. Леонид Витальевич сразу же включился в работу нескольких Научных Советов и Комитетов, в том числе, он стал членом ГКНТ, председателем Научного Совета по использованию оптимизационных расчетов в народном хозяйстве при ГКНТ, был заместителем председателя Научного Совета по ценообразованию при Государственном Комитете цен. Руководимый Л.В. совет по оптимизационным расчётам проводил большую работу по выявлению, анализу и устранению причин недостаточно быстрого внедрения математических методов оптимизации в экономическую практику. Огромную роль здесь играли его личные усилия, его энтузиазм и уверенность в плодотворности созданного им подхода к проблемам текущей экономической политики. Он буквально заражал своими идеями не только своих учеников, коллег и последователей, но также и практических работников. Для чего же ему это было нужно, посещать заседания и выслушивать, зачастую, неинтересные доклады? За его спиной некоторые даже посмеивались над ним. Он не обращал на это внимания. У него была цель всей его жизни и всюду, куда бы он ни приходил, старался, хотя бы немножечко, продвинуться на пути её достижения. Он всюду старался «посеять» семена нового экономического мышления. Канторович старался делать это в различных аудиториях и всегда надеялся быть услышанным, найти тех, кто способен откликнуться на его зов. И если это ему удавалось, и он поучал отклик, то радовался, как ребёнок. Одним из основных направлений его многогранной научной деятельности являлись исследования по транспорту. С 1972 по 1975 год он был членом Постоянной Комиссии АН СССР по научным проблемам развития транспорта. В 1975 году на её основе организовали Научный Совет по транспорту, председателем которого стал Л.В. Он возглавлял этот совет с 1976 по 1986 год, до последних лет жизни. Обладая выдающимися организаторскими способностями, Канторович сделал Научный Совет трибуной для обсуждения важнейших технико-экономических проблем транспорта, действенным органом выработки конкретных предложений для плановых и хозяйственных органов страны. За период с 1976 по 1986 год Научный Совет по инициативе Л.В., под его руководством и при непосредственном участии провёл огромную работу. В том числе, было проведено около десяти Всесоюзных научных и научно-практических конференций и совещаний, посвящённых вопросам развития сети путей сообщения, развития транспорта Сибири, развитию системы пассажирских сообщений, совершенствованию городского транспорта, транспортно-экономических связей. На каждой из конференций Канторович выступал с тематическим докладом. При Научном Совете были созданы рабочие группы для выполнения межотраслевых исследований и выработки методических  рекомендаций
Вспоминает сотрудник, который работал под руководством Леонида Витальевича все в десять лет, Н.В. Паенсон: «Я, к сожалению, только после его ухода из жизни осознал в полной мере масштабы и глубину его личности. Мы оказались современниками Гениального Ученого, Великого Гражданина и Прекрасного Человека – Леонида Витальевича Канторовича. Нам особенно повезло, особенно тем, кто сотрудничал с ним или работал под его руководством. Знакомство с его многочисленными статьями и с архивными материалами позволило осознать многомерность и уникальность его таланта, его внутреннюю свободу, мужество, смелость отстаивания своих позиций. Он зачастую попадал в драматические ситуации, рискуя не только своим благополучием, но и жизнью. Леонид Витальевич обладал изысканной щедростью. Общение с ним всегда творчески обогащало, приносило радость и полёт мысли. Общение с Л.В. всегда было праздником. Возрастала работоспособность. Приходило ощущение полёта. Общение с Л.В. кардинально меняло образ мышления. Приходило ощущение высшей целесообразности, проявлялся огромный интерес к познанию, появлялась внутренняя радость. Он личным примером учил нас размышлять, наблюдать, проявлять выдержку и всегда анализировать ситуацию. После ухода Л.В. радость общения с ним практически не прекратилась. Прицельная работа с его трудами и его наследием продолжают давать и дают импульсы для активизации мысли и творчества. Несмотря на тяжёлую болезнь, Л.В. работал до последних дней своей жизни. Он почти ежедневно звонил нам из больницы (в марте-апреле 1986 года), интересовался ходом дела, делился своими соображениями. Мы, в свою очередь, достаточно часто ездили к нему в больницу, согласовывали и подписывали различные записки и бумаги, связанные с работой Научного Совета.
В середине марта 1986 года он поручил нам подготовить список его трудов, статей и различных предложений по транспорту. Так, по его инициативе, ещё при его жизни, началась подготовка монографии по транспорту, которая вышла посмертно в издательстве «Наука».
В 1989 году увидела свет книга Канторовича Л.В. «Проблемы эффективного использования и развития транспорта». Уходят в прошлое годы общения с Л.В., время его максимального вклада в науку и жизнь. Но всё отчетливее становятся масштабы его личности и идей, устремлённых в будущее. Уже в последние месяцы жизни, находясь в больнице, Л.В. продиктовал сыну автобиографические заметки «Мой путь в науке», которые были опубликованы в журнале «Успехи математических наук». Он также работал в это время над статьей «Функциональный анализ (основные идеи)», которая была опубликована уже после его ухода из жизни, в 1987 году. При такой необычайной широте творческого диапазона, Л.В. просто не мог осуществить все свои замыслы. Так, например, в его записных книжках содержалось около семисот задач по функциональному анализу, которые ждали опубликования. Знаменитый учитель пятнадцатилетнего Лёнечки Канторовича Фихтенгольц предрёк, что имя этого ребёнка, со временем, будет во всех энциклопедиях мира. Так и случилось.
При праздновании своего последнего дня рождения Л.В. сказал: «Главное в жизни – это не научные достижения, главное – постараться делать добро людям». К этому и сводилась вся его жизнь, он был уверен, что когда-нибудь его работы помогут людям жить лучше.
В памяти поколений Л.В. Канторович останется как гений, как человек, обладавший совершенно исключительными умственными способностями и большой оригинальностью. Леонид Витальевич достоин этой памяти как за свои научные достижения, так и за построение собственной жизненной линии.
Леонид Витальевич Канторович завершил свой земной путь 7 апреля 1986 года.
В память о Леониде Витальевиче через 31 год по инициативе его бывшей аспирантки, а ныне кандидата наук Маршаловой Асии Софиевны, жильцы дома по адресу Морской проспект 44, где он три года жил, собрали средства для разработки и установки мемориальной доски. При поддержке администрации района на февраль 2018 года намечено её торжественное открытие.
 

Автор Доба Каминская















 

 

 

 Х

Потом фото Московские могилы