Хуторские будни

    В донских степях немало мест, где среди равнин вдруг выпячивался холм, окружённый ивами, тополями и густыми травами, расцвеченными всевозможными красками цветов. Пупок был   таким холмом:высоким, красивым, окруженным ивами, тополями, садами и высоким травостоем, расцвеченным красивыми красками цветов. За что и был коронован хутором по имени Вьюн. Почему он получил такое имя не могли сказать даже сторожилы. Когда-то это было процветающее поместье, а сейчас хутор переживал не самые лучшие времена: хозяйский дом обветшал, все постройки полуразрушенные. От изгороди, отделяющей жилой двор от хозяйственного ,осталась только одинокая перекладина, как упрек или напоминание о лучших временах. Ворота держались на двух петлях, прибитых к молодой красивой липе, которая покачивалась и тихо жаловалась на неприглядное, прибитое житье. Хутор жил так как получалось, не хуже и не лучше.
   Был полдень, солнце нещадно жгло . Полкан растянулся на солнцепеке во весь свой немалый собачий рост, существо собачьего происхождения заслужило отдых.  Глаза закрыты, пасть наоборот полуоткрыта, кончик языка улёгся между зубами и выглядывал наружу. Большие уши безвольно обвисли, левое ухо слегка подогнулось, открывая внутренность с обильной порослью шерсти. Ему что-то снилось: иногда он повизгивал или рычал во сне, перебирал лапами, будто собирался сорваться с места и бежать на край земли. Потом напряжение уходило и он просто валялся в центре хоздвора, подальше от докучливых щенков и хозяйки Хавроньи Поликарповны -пышногрудой казачки с зычным командирским голосом атамана. Полкан был старым псом с собачьими  манерами и повадками, привитыми тиранией хозяйки. Он никогда не высовывался , если его не призывали, старался держаться на задворках, замирая как тень. Все стычки Полкана с хозяйкой заканчивались одинаково: громким криком атаманши: «Дармоед!Убью!» После чего тяжелая чугунная крышка с чугунка летела как торпеда, не меняя курса прямо по рёбрам бедного пса. В юности он не знал, что жалобный вой или лай выводили атаманшу в новое состояние:преследовать и не давать спуску. Тогда в  зависимости от настроения хозяйки на жалобный вой Полкана летели утварь,овощи, камни и палки. Атаманша даже не пыталась щадить собаку, а вымещала на ней  всю злобу и недовольство жизнью. Набитые шишки в далеком прошлом  сделали собаку осторожной и незаметной.
   Сегодня Хавронью Поликарповну посетила меланхолия. По этому случаю на столе появились сало и хлеб, нарезанные крупными неровными ломтями, как будто нарубленные топором, луковица, железная кружка «сиротских размеров», а во главе, в центре стола, красовалась главная деталь пиршества-четверть  мутной жидкости с лирическим названием -брага! Прежде чем приступить к трапезе атаманша совершила обычный для нее ритуал: в Полкана и жителей хоздвора полетели тяжелые предметы и все что попадалось под руки, в сопровождении напутственных криков: «Дармоеды! Хоть бы вы все подохли! Выпили всю мою кровушку!» Речитатив закончился таким «кудрявым»,отборным аккордом, что уши Полкана начали гореть от стыда и испуганно прижались к голове. Вся живность хоздвора разбежалась кто куда,  забилась в углы,щели,ниши, воспитание хозяйки пошло всем в прок. Петух Петя с криком «Караул!»-взлетел на перекладину, не достигаемую для атаманши, и оттуда косил возмущенным петушиным глазом на разбушевавшуюся Хавронью Поликарповну. Иногда доставалось и ему, но чаще всего хозяйке было достаточно этого представления. Она села за стол, налила полную кружку браги!, выпила, понюхала хлеб, а затем за первой последовала вторая порция, третья.  Атаманша захмелела, дрожащей, неуверенной рукой взяла кусок сала с хлебом, отломила лук,  запихнула в рот, закрыла глаза и с удовольствием пьяного человека все неторопливо пережевала  крепкими зубами. По окончании жевательного процесса, открыла глаза, громко икнув обвела двор тяжёлым взглядом мутных  глаз. Затем  правой рукой  подперла голову, закрыла глаза и с непередаваемым наслаждением начала петь. К удивлению из мощной широкой груди, мечте всех певцов, раздался  тоненький визгливый голос. Природа, видимо, слегка подустала, создавая такой шедевр,и наградила грубую  атаманшу  голосом, который был под рукой. Особенно, с чувством она выводила фальцетом строчки песни про молодую Галю. Левую руку она положила на грудь, в экстазе рука комкала платье, поднималась вверх, к горлу, хватала за бусы: тонкую нитку с  огромными пластмассовыми разноцветными шарами. Неистово, в страстном порыве под последний аккорд песни «Ах ты, Галю, Галю молодая» сильным рывком сорвала их с шеи. Шары с шумом разлетелись по всему двору, вызывая шумный  переполох среди местного населения. А Хавронья Поликарповна бухалась лбом об стол, горестно рыдая,  причитая и сетуя на свою вдовью жизнь и на этих дармоедов, которые хотят свести её в могилу.
    Осторожно скрипнула дверь дома, из неё выглянул испуганный дед Поликарп- отец Хавроньи Поликарповны. Это был  сухонький старичок в дырявой рубахе и портках, в стоптанных башмаках на босу ногу. Прижавшись к стене дома,практически слившись с нею, боязливо ступая и с опаской посматривая на разбушевавшуюся дочь, он пробирался за дом к сараю с сеном. Сеновал-место дислокации пугливого деда в случаях таких «откровений», здесь он скрывался до полного завершения горестных сбоев в жизни атаманши: на крупную, но слабую женщину жизнь возложила непосильную для неё ношу- быть хозяйкой такого убитого временем хутора. Нередко бывало, что он и ночевал здесь, чтобы не вызвать новую волну причитаний и агрессии.
  Время  близилось к вечеру. Хавронья Поликарповна спала уткнувшись лицом в остатки своего пиршества, похрапывая и всхлипывая во сне. Осмелевшее население двора крутилось около стола, подбирая крошки и крупные куски скудной закуски. Кот Василий, отсидевшийся на крыше и не принимавший участия в «оргии», охамел окончательно: он вытаскивал кусок сала из под головы хозяйки, не церемонясь и не стыдясь отталкивал тяжелую хозяйскую голову. Затем вместе с куском  возвратился на крышу и принялся уничтожать добычу. Съев сало он посидел задумчиво, полизал лапы, хвост и под ним, важной походкой направился к краю крыши и  перелез на дерево над воротами. Прилёг на развилке дерева, прикрыл глаза и затих.
     Атаманша шумно вздохнула, повернула голову на правый бок, навалилась грудью на стол и громко захрапела. Руки беспомощно упали с колен и повисли вдоль ног, почти что касаясь земли, из угла рта на стол тонкой струйкой полилась слюна. Население двора расслабилось и приступило к обычной жизни. Послышалось мычание  и звон бубенцов: с пастбища возвращалось стадо коров.Василий подхватился, потянулся, сел. У кота была одна непонятная странность: когда коровы возвращались домой он всегда сидел на дереве и смотрел на них сверху. Чем руководствовался кот тоже было тайной, то ли пересчитывал , все коровы пришли или нет, а может в этом выражалась его гордыня за свои способности сидеть где хочет ,а это недоступно коровам? Ворота были заперты и свирепый бык начал бодаться с ними, нанося удар за ударом. Василий сидел на качающемся  дереве и удивлено взирал на происходящее. Внезапно раздался хруст, и дерево , к которому крепились ворота,  сломалось. Василий взлетел в воздух, совершил в воздухе акробатический переворот и опустился прямо между рогов быка. Тот не ожидал такой подлости и дико взревев ворвался во двор. Он бежал опустив голову к земле и тряс головой, пытаясь скинуть пассажира, а кот, громко взвывая от ужаса,  вонзился в голову быка всеми когтями. Истошные вопли кота и дикий рёв быка разносились далеко  по округе. Бык  не понимал куда он бежит, от бешенства и от  боли его глаза налились кровью, а кот своим телом закрывал обзор. Пробегая мимо стола, где отдыхала Хавронья Поликарповна, он  снес его одним взмахом головы, тело хозяйки рухнуло на землю. Она тяжело вздохнула, почмокала губами, перевернулась на бок, подложила руки под голову и продолжала храпеть. Бык не ожидал такого исхода: новые звуки переплетались с его ревом и диким воем кота, создавая удивительную калорийную картину. Животное взревело, энергично тряхнуло головой, и ура! кот с диким воплем пикировал в сторону дома и приземлился на старичка Полкана, лежащего у самой стены. Двор потряс новый звук: истошный лай собаки от боли. Шерсть Василия встала дыбом, хвост-трубой,отброшенный Полканом, он полетел с душераздирающим воплем в сторону двери дома.
   Молоденькая девушка прислужница Фрося, а для хозяйки просто Шельма, закончила уборку в доме. С большим тазом грязной воды она выходила из двери дома. Не успела девушка переступить порог как что-то взъерошенное, орущее благим матом шмякнулось в таз, обдав девушку с головы до ног грязной водой и выбив таз из рук. Фрося не устояла на ногах, с громким воплем осела на землю. Металлический таз запрыгал по неровному двору, издавая громкий грохот. С гоготом, писком, хрюканьем испуганное население опять разбежалось по углам.  Василий с воем запрыгнул на крышу.
      Внезапно храп затих. Хавронья Поликарповна открыла глаза, полежала минуту, затем перевернулась на живот, приподнялась на руках, села, вытянув ноги. А петух Петя, все это время сидевший на  перекладине, вдруг решил внести свою лепту в правое дело: он гордо запрокинул голову и во все петушиное горло заорал то, что знал наверняка: «Кукареку!». Может это было объявление:  я ещё жив! Или держитесь , я иду, мой черёд. Трудно сказать, но Петя не рассчитал шаткое положение тела и  мощи своего голоса, и кубарём полетел вниз, точно на макушку хозяйки. Дикий рёв Хавроньи Поликарповны и Петино кудахтанье канонадой пронеслись по округе, сотрясая землю. И опять все захрюкали, закрякали, закудахтали и полный кавардак начался на хуторе Вьюн, где живёт одна беспокойная семья. А дед  Поликарп поглубже закопался в сено, с головой укрывшись попоной, его от страха бил озноб: после такой канонады хорошего не жди, как бы не пришлось ему доживать свой век на сеновале.