Как я честь и позор добывал

– Ружьё тебе дам, айда на косулю?

Как откажешь, давно ли с Андрюхой Осетию на танках утюжили… Ударили по рукам, собрались без затей. Дюжиной оперов набились, как шпроты, в «четвёрку» и «уазик», кто с чем: у кого легендарная «белка», у кого «ягуар» помповый. У меня – лёгкий «тозик» с двумя стволами друг над другом, один заряд дробь, другой картечь. Больше, сказали, тебе не понадобится.

В излучине Дона* рыбарю, охотнику раздолье. На сотни вёрст ни единого дымка цивилизации. Лога, ложки, овраги, балки поросли где сосняком, где орешником, тальником. По-над протоками луга пряные, по степи ковыли под ветром. Глаз радуется, душа воли просит.

Но, как водится, спервоначалу охота не задалась. Вдоль Берёзового ручья бездарно погоняли меж сосен «трепетную лань», ей бы одной дробины хватило – уж такие трепетные, сразу пасть готовы. Не свезло, никто не попал.

Покатили на кабана.
Без конца колесили по проселкам, увязая в грязи, в песке, искали вепря, всё напрасно. Наконец, последняя надежда: упёрлись в протяженный, волглый, сильно заросший овраг.  Вышли, размялись, разобрали стволы и метров на полста заглубились в  зеленые дебри. Михалыч, опытный егерь, расставил нас по обе стороны лога – кого загонять, кого на номера.

Напарник мой, Николай, очутился на одной стороне оврага, я чуть повыше – на другой. Стою на своём номере, слышу – свистеть начали, гукать, птичьи стаи там и сям поднялись. Следом над головой резкий шелест… Мля, да они дробью по верхам шарашат. Такой расклад не особо по душе пришёлся, в бою-то бывал, а на охоте первый раз. Но ничего, стою себе, жду.

Минут через двадцать кричат:
– Пошёл! Пошёл! Идёт на вас!!

Зверь выскочил прямо на мушку, но не кабан. Лиса из гущи молодняка – шасть, и сразу юркнула вправо. Побежал, жахнул ей вслед дробью, попал в зад, в ноги. Вскинулась, завертелась, заверещала. Насилу успокоил, бросил на месте.

Вернулся на номер, снова в бурьянах шум, шелест, сучья затрещали. Стихло, потом опять. Глядь,  из кустов здоровенная морда показалась, почти чёрная. Только я ружьём повёл в ту сторону,  он как вылетит! Кабан, секач, кто там разберёт, кило за сто, а то и все полтораста, ощетинился не хуже дикобраза. И как попёр вдоль откоса, чисто трактор, чащоба ему нипочём. Хрясь, хрясь, хрясь – только холка мелькает. Казалось, вот он, голыми руками бери... Стреляй! А я застыл в полном ступоре: напарник впереди, и хотя по другому склону, но как раз на линию огня попадает.

Впрочем, это всё в миг один пронеслось, кабан сам ушел и других распугал, а больше вроде гнать было некого. Михалыч дал отбой, прокричали с номеров сниматься. Напарник Николай подошёл первым.

– Какого ж х… ты не стрелял?
– Я тебя не видел.
– Но зверя ж ты видел!
– Макушку его? Видел!! Тебя не видел!

Тут загоняющие подоспели.
– Ну что, видели секача?
– Да вот, новобранец его упустил.

Матюги посыпались  не злобные, но через каждое слово… Разошлись, ничего друг другу не доказавши, Коля на стоянку, а я задержался. Не сразу отойдёшь от встречи с таким зверем… Что, если б ранил и он на меня кинулся – запоздало проснулся страшок… Эх, ещё ребят подвёл…

Не успел расстроиться, как мозги скомандовали «пли».
Какой нерв, каким чудом, какой извилиной зацепился за рыжий мельк?
Напротив, вкось по  склону оврага  нёсся лисовин,  в надежде скрыться за лысину бугра. – Бах!!!
Не попасть я не мог. Даром что ли в учебном тире мне  уже лет с десяти поручали новенькие «тозы» пристреливать. На мою удачу, ушедший далеко вперёд Николай оказался гораздо ближе к цели, обернулся на выстрел, увидел добычу и сделал знак, что подберёт. А то, глядишь, очнулась бы плутовка, и поминай, как звали. Коля же мне лиса приволок, к ногам кинул.

– Вот, получи трофей. Ну, ты фрукт! Лису в глаз бьёт, смотри – точно в глаз, аж он выскочил… А такого секача проморгал. Ладно уж, пошли нах хаус.
– Да погоди, вернуться надо. У меня там ещё лиса…

Скулы у напарника слегка побурели, но он нашёл силы в пристойных выражениях высказать умеренную похвалу. Плюнул, пошёл ребят догонять. А я к своим лисам.

Первая неплохая, вторая же просто загляденье: крупная, пушистая, яркая.
Поднял я кумушек, связал за лапы, взвалил на плечо и ходу.
Идти до лагеря порядочно, но дорогу помню. Солнце вышло из-за туч, листва шумит, птички очнулись.
Мошки-бабочки по мне тум-дум-дум, тум-дум-дум, а я даже не отмахиваюсь, добыче радуюсь.
Хорошо!


Тут откуда-то сбоку из зарослей выкатывается Андрюха, мой братан-однополчанин.
Увидал меня и вопит еще издали:

– Ты чё творишь, мать твою! Скида-ай!!!

Никак не пойму, и всё тут – чего кидай, куда кидай, в чём дело…

– Чё?!
– Да блохи на тебе, вот чё! Бло-хи!!! Бросай на хрен!

Я аж взвыл! Скинул связку, но куда там – поздно.
Никакие не мошки-бабочки, это ж блохи с лис об меня тумдумкали, ... их в нюх!
И они по мне, и прямо с земли на меня – как трассеры – вжух, вжух, вжух…
По всему фронту, по башке скачут…
Давай стряхивать их всем телом, как шавка воду.

– Тебя кто учил так зверьё носить? – Андрей ржал, но ветками помогал отбиваться.
– Остыла постелька, вот и кинулись на тебя, потянуло на тёпленькое, как бабку на печку!

– Да пошли они на х.., эти лисы!
Отшвартовался от них подальше, не приведи бог на бешеную попасть.
– Бывают и бешеные. Вообще, что рыжую встретил, не удивительно, тут их полно, речка неподалёку так и зовётся – Лиска.
Ну, давай подождём, они остынут, блохи свалят, и пойдём…

Признаюсь, что испытал шок, от которого и теперь мороз по коже.
Но на этом приключения не кончились.
…………………………..
Позже всех вернулись в лагерь, народ уже рассосался – кто за водой, кто шашлык низать, кто очаг налаживать, закуску. Выдвинулся и я – хворосту добрать.

Хожу, выискиваю сушняк, сыро же. Набрёл на стоящую валежину, тонкую, крепкую.
Только высвободил из-под трухлявого ствола, разогнуться не успел, и… нос к носу: опять лиса!
Мать моя, да сколько ж вас тут? Может, с норы её поднял?

Сам обомлел, она, видать, тоже.
Уставились оба в упор, прямо сверлим друг друга, точно сеанс Кашпировского. И не скажу, что это было приятно.
А ружья-то нетути…
Рука моя за меня всё решила: как дал дрыном, оглушил, у самого мозги ещё в отключке, а я уже вязал патрикеевну. 

Про хворост, ясное дело, думать забыл, на стоянку явился взбудораженный. Но лису уж на плечо не взваливал, держал в оттопырку. Лагерь разделился надвое: за что пришибить новичка – что вепря проворонил или от зависти – больше-то никто ничего не добыл. И хотя доля горечи звучала в этих шутках, история с блохами сильно её подсластила. Мужики подходили, цокали языком, хлопали по плечу, придирчиво осматривали трофеи.

– Как те удалось-то?
– Да случайно попал.
– Новичкам счастье… Удачных лис застрелил, с краснинкой, и размер подходящий. А вот у этой чего морда всмятку?
– Дробью смог только в зад ранить – добивал, прикладом лупил со всей дури.
– Ну, ты, снайпер хренов, не думал, что картечь-то в стволе осталась? Мог и себе полбашки снести…
– Ф-фу-ух… Точно, не подумал.

Ну, а после покатились тосты.
Перво-наперво – с полем! Потом за тех, кто в поле.
Потом за невинно убиенных, спаси душу их погубителя, за ястребиный глаз, за боевое крещение.
Потом ещё всяко-разно.

– Робя, робя! Чтоб этого браконьера больше на охоту не брать, он нам всю живность переведёт.

Так и не брали, сцукко!

***


Лишь много лет спустя рассвело в голове:
вероятно, тот провороненный кабан напугал рыжух и на меня вывел.

Вот так я друзей подставил.
Подставил или обставил, как кому покажется.


______________

* Не та излучина, где заповедник, а на левом берегу, ближе к хутору Рюмино-Красноярский.