Бог шельму метит

      Больше всего в седьмом классе нам нравились уроки географии.
      Учитель, Абрам Иосифович, по кличке «Лиссабон», был милейшим человеком, любил свой предмет, как Ромео Джульетту, и нас заразил этой любовью.

      Каждый урок начинал он с разминки.
     «Лиссабон» тыкал своей длиннющей, словно удилище, указкой  в точки на огромной карте мира, а мы c места должны были называть государства и их столицы.
      Учитель радовался как ребенок, когда мы отвечали правильно и очень-очень огорчался, если кто ошибался.
      У него тогда сразу начинал дрожать  подбородок  и казалось еще чуть-чуть и «Лиссабон» лишится чувств.

     "Лиссабоном» его прозвали потому, что не проходило урока, чтобы он не  задавал один и тот же вопрос:
    - А кто мне скажет, Лиссабон – столица какого государства?
      Даже самый тупой уже знал, что это главный город Португалии. Но Абрам Иосифович продолжал щедро ставить пятерки за правильный ответ.

      За одну разминку мы обычно угадывали двадцать-двадцать пять столиц  разных стран, но всякий раз Лиссабон был непременно.
      Чем объяснялась такая его любовь к  Португалии, с которой у СССР в то время даже не было дипломатических отношений, никто из нас сказать не мог.

      Абрам Иосифович  обожал учеников, не любил ставить двойки, но требовал уважительного отношения к предмету, который вел.
      Географию он преподавал, стараясь заинтересовать школяров этой наукой, в том числе и с помощью  мифов и легенд, которых знал великое множество.

      Потому нет ничего удивительного, что все в классе любили "Лиссабона" и с нетерпением ждали встречи с ним.
      За исключением разве что Спиридона Чпока.
      Чудными для наших мест именем и фамилией одноклассник обязан своим предкам, которые  много веков жили в Бессарабии, а в годы войны были эвакуированы  в  Ташкент,  да так и прижились тут.
      Спиридон как-то даже обмолвился, что он – потомок известного цыганского барона. Но на класс  сей факт его биографии впечатления не произвел, потому как слыл  пацан известным вралем.

      Был Чпок у нас сам по себе, эдакий волк-одиночка, который ни с кем не дружил и любил противопоставлять себя всем и вся просто из принципа.
      Отличительной его особенностью была большая вреднючесть.
      Тринадцатилетний паренек, который, кстати, подавал большие надежды в  математике, мог позволить себе шалости третьеклассника.
      Он постоянно что-то  взрывал, ломал, поджигал, разбивал, пугая учителей, удивляя одноклассников, и получал от этого большое удовольствие. Ну, просто Мальчиш -  Плохиш какой-то!
      Дошло до того, что Спиридона даже освободили от лабораторных работ по химии. Иначе жертв было бы не избежать.

      На уроках «Лиссабона» Чпок был особенно активен: то карту лупой прожжет, то глобус «случайно» сломает,то указку  учителя  отгрызет, пока тот  на минуту отлучится из класса.

      С указкой своей Абрам Иосифович никогда не расставался, даже на перемене. Она была как бы продолжением его руки. «Лиссабон» ее лелеял и холил.
      В то время  в школах почти никакой оргтехники не было. Наш  учитель умудрился пришпандорить на конец указки удивительно красивый колпачок от дорогой перламутровой авторучки. Колпачок был ярко-красного цвета и переливался, когда на него попадали лучи солнца.
      Географ с особым удовольствием тыкал своим ноу-хау в карту, когда объяснял новую тему. И ему было приятно, и нам лучше видно.
      Вот этот-то колпачок Спиридон нагло надкусил.
      Но вышло так, что  наконечник, хрустнув у него на зубах, треснул и сильно поранил губу «шалунишки», потекла кровь.
      В этот момент «Лиссабон» вернулся, взял свою любимицу в руки, чтобы продолжить тему и... сразу как-то потух, будто из него  воздух выпустили.
      Он печальным взглядом обвел класс, увидел  окровавленную пасть Спиридона и сразу все понял.
     -Бог шельму метит!,- эти его слова заглушил звонок с урока, но все их  услышали.

       На перемене мы попытались было устроить Чпоку темную, однако из этого ничего не вышло. Тот, попинав нас, выбежал из класса.

       Следующим  был урок  русского.
       Преподаватель Анна Михайловна  только начала писать на доске тему, как вдруг входит  Спиря с распухшей губой, на которой были видны остатки запекшейся крови, и прямо с порога  вопрошает:
     - А что такое «шельма?

       Привыкнув к его хохмам , «Аннушка» не стала разбираться что к чему и выгнала наглеца из класса. Сказала, что без разрешения директора впредь на свои уроки его не допустит.
       А тому, оказывается, только это и  надо было.
       Короче, всех собак спустили тогда на «Лиссабона», за то, что с учеником разговаривал неподобающим образом.   
       Спиридон ходил довольный. Даже перед ребятами из  других классов бахвалился, какой он крутой - самого "Лиссабона" уел.
       Однако, с того момента Чпока в школе все звали не иначе как «Шельма».

       Любой школяр с пятого по десятый класс  мог подтвердить, что именно «Шельма» в разгар эпидемии гриппа принес и бесплатно раздавал всем желающим нюхательный табак, чтобы ребята расчихались и школу закрыли на карантин.
       Все педагоги были уверены -  именно «Шельма» бросил в школьный туалет во дворе  карбид. После чего в округе стоял такой «аромат», что занятия пришлось отменить, а учеников отпустили по домам.
      
       Ход этому делу не дали только потому, что под утро следующего дня  произошло то самое знаменитое Ташкентское землетрясение, последствия которого  тысячекратно превзошли все пакости «Шельмы».
      
       Десятки тысяч людей  в одночасье оказались без крыши над головой. Появились палаточные городки для пострадавших. В городе ввели чрезвычайное положение…

       Нас тогда без экзаменов перевели в восьмой класс и досрочно отправили на каникулы.
       А вскоре было принято правительственное решение об организации летнего отдыха детей из Ташкента в других регионах Союза.
       Десятки тысяч ребят отправились  в лучшие здравницы и  лагеря отдыха России, Украины, Белоруссии, Молдовы, Грузии, Прибалтики, Казахстана..

       Моя мама работала в республиканской конторе  Госбанка и первую партию детей  банковских сотрудников вывозили на отдых в Подмосковье.
       В аэропорту я встретился с … «Шельмой». Его отец, оказывается, тоже  был «банкиром». Более того, мы с ним попали в один отряд и нас даже посадили в самолете рядом.

       Когда  Ил-18 взлетал, все ребята прильнули к иллюминаторам, а  Чпок вцепился мне в руку. Закрыв глаза, он шептал одну и ту же фразу: « Больше не буду!», «Честное слово, больше не буду!»
     - Ты что, Спиря, боишься? Первый раз летишь? – спросил я его.
      -Угу, первый,- ответил одноклассник. - Но не летать боюсь, а его,- прошептал он, облизывая пересохшие губы и показывая пальцем вверх.
     - Кого его? – я тоже неожиданно перешел на шепот.
       Спиридон вдруг открыл глаза, пристально посмотрел на меня и, наклонившись к уху, раскрыл свою страшную тайну, которая явно мучила его много дней.

     - Помнишь, нас домой отпустили, когда  туалет чуть не взорвался? Это я карбид туда бросил.  А под утро землетрясение разрушило дома нашу уборную. У соседей у кого труба с крыши рухнула, у кого тандыр треснул, у кого забор или навес обвалился, а у -нас уборная. Понимаешь, именно уборная! Все остальное уцелело, а уборной нет. Выходит прав был «Лиссабон». Ну, когда сказал про Бога. Выходит есть Бог! А»

        Я, отпрянул от прилипшего к моему уху  «Шельмы» и вытаращился на него. А он уже не мог остановиться.
       -Бабушка сказала, что как только самолет поднимется в воздух и мы станем ближе к Богу надо непременно попросить у него прощение. Так мои слова дойдут до него быстрее.
       -Ага, подумал я,- значит он поделился своими мыслями не только со мной, но и с бабулей! Припекло, видимо, «Шельму».

        Он и вправду выглядел каким-то  потерянным, можно даже сказать испуганным.

        Такой дремучести я от одноклассника не ожидал и до последнего думал, что это очередная хохма Чпока.
        Но  «Шельме» явно было не по себе, о чем свидетельствовали синяки под глазами, неестественная бледность, горящий взгляд.
        Он сильно осунулся с момента последней нашей встречи в школе и был похож на фанатичного сектанта, что изображали  на  антирелигиозных плакатах, которые в те годы  можно было встретить на каждом шагу.

        Конечно, я был удивлен, заинтригован, но до конца Чпоку так и не поверил. 
        Каждый день, что мы находились в оздоровительном лагере в подмосковном Нохабино, я ждал, когда же Спиридон проявит свою истинную сущность. Но за два месяца нашего пребывания там не было ни одного случая, за которые  можно было бы обозвать его «Шельмой». Ни одного!

        В школе, после каникул, учителя не могли нарадоваться на Чпока. 
       -Спиридон как переродился, это просто другой человек!- вторили они друг другу.- Он и лучший ученик в классе, и победитель городской математической олимпиады, и призер республиканского первенства по боксу среди школьников, и в сборной КВН района тоже он».

         Но при этом, все  продолжали звать его  не иначе как «Шельма». Привыкли, наверное.

         Правда, теперь любой  успех  Чпока   объясняли просто: Бог «Шельму» метит!, вкладывая в эти слова совсем другой смысл, чем прежде. Мол, потому-то он и лучший, что Создателем выделен, поцеловал тот его в темечко.

         Спустя полвека, признаюсь как на духу, -  я  очень досадовал на себя тогда за то, что первым не догадался карбид в туалет бросить.