Юра Сула

Был в Старом Ростове такой очень уважаемый в узких кругах человек, Юра «Сула» (с ударением на последний слог). Так на Дону называют судака. Не знаю происхождение его прозвища, но на рыбу он похож был меньше всего. О подробностях моего знакомства с ним я промолчу, поскольку иначе придётся упоминать многих, ещё действующих, персонажей, которые не очень хотят, чтобы их вспоминали. Скажу только, что знаю его давно, с конца восьмидесятых. И знакомство наше произошло на ипподроме знойным июльским днём. Он на много старше меня и принадлежит к когорте «староверов», людей чтущих арестантский закон и то, что сегодня принято называть понятиями. Никогда не слышал такого определения от самого Сулы, он всегда говорил, что следует правилам, или закону (естественно не уголовному кодексу). Ну, да ладно.
В прошлом году, как раз осенью, был я в Ростове по весьма печальному поводу. Чтобы совсем не потерять опору под ногами, я бесцельно бродил вечерами по городу, отдаваясь воспоминаниям и посещая дорогие сердцу места. Проходя мимо прежнего Кировского сквера, там, где когда-то располагалось кафе «Радуга», а сейчас «Ростов-Папа», я услышал своё имя и понял, что это не мой внутренний голос. Зов повторился. Я последовал за звуком и увидел сидящего за столиком худощавого, хорошо одетого пожилого человека.
- Вы меня?
- Да-да, не признал? – он был окутан облаком табачного дыма и радостно улыбался.
Подойдя близко, я его узнал.
- Сколько лет-то прошло, Мишаня?! – Мы крепко обнялись.
- Больше двадцати.
- Присаживайся, родной. Давай-ка, за встречу. – Он подозвал официанта и что-то ему быстро заказал. По манере общения было понятно, что он здесь бывает часто. – Какими судьбами?
Я ему рассказал.
- Да, я тоже уже близко в очереди. Давай о грустном потом.
Выпили-закусили. И деда понесло. В своём кругу он позволял себе не сдерживаться, не держать на сердце то, что тяжело носить. Так было и в тот раз.
- Да, Мишаня… другой Ростов стал. Совсем другой. Не дух вольный, а душок тухлый. Как рыбу выпотрошили, а кишки на столе забыли. Так и лежат, тухнут, да воздух портят. Раньше воздух другой был. Прозрачный, что ли. Через него жизнь видать было, а сейчас как в турецкой бане.
- Постарел ты просто, Сула.
- Постарел, - он затянулся, выпуская сизую струю, пахнущую вишней. – Может и так. А вообще, хорошо, что тебя тут не было. Тут такое творилось!
- Такое везде творилось. В Сибири не лучше было.
- Да, за сибиряков я слышал. Тоже кровушкой грелись. Ну, прошлое. Хотя времена такие были, лучше не вспоминать. Я к сестре в Николаев уехал на пару лет, так тут весело было. Можешь представить, Сула и в бега?! И не от ментов, а от коллег по цеху. Я быстро смекнул, что базара с молодыми толкового не выйдет и отскочил по-тихому. Не из страха, ты за меня знаешь, а потому что масти у нас разные, я красные карты не люблю. Как Борю «Ворона» вскрыли, «Скоровара» упокоили, я сразу из Ростова в степи. Да… сколько хороших людей, правильных, в земельку отправили. Изю-каталу помнишь? Катнул по старым рельсам, да только машинисты уже из новых были, стрелки сами перевели. Угомонили его, в общем, люто. Без его слова. Зачем такая жестокость? Никогда не пойму. «Смыка», «Горец», Рома «Пловец». Давай помянем. «Смыка» рядом с дружком твоим, Артурчиком, на Северном покоится. Царство Небесное. Славные хлопцы были.
- За Валеру что слышал?
- За «Равэлу»?
- Нет, за «Другого».
- «Другой» на тяжёлой командировке был. Долго. Больше не слышал ничего. Но в Ростове его нет. Поинтересоваться?
- Не надо, много времени прошло.
- Давай, Мишаня, не прими в ущерб, ещё по одной.
Я смотрел на «Сулу». Теперь я видел, что он почти не изменился. Такой же неторопливый, худой, внимательный, осторожный. Седины только прибавилось, да глубоких морщин.
- Сам-то как? Азарт есть, фартово?
- Ох, Мишаня, у меня теперь дела стариковские, анализы, прогулки, водные процедуры, - он грустно улыбнулся. Стараюсь. Я вот смотрю, как наш славный город превращается в руины и у меня есть объяснение всему этому бл…ству. Что-то вроде теории, верно?
Я кивнул.
- Так вот. Дома, они рушатся, когда хозяев не становится. Вроде тосковать начинают. И как люди, оседают, руки роняют, на себя кладут. Это образно. И Ростов всё меньше становится. Тот Ростов, который мне дорог. Да и тебе тоже. Я раньше, как слабину в сердце почую, к родительскому дому шёл. Вечером, попозже, встану под окнами, и вроде другие люди живут, а свет из окон льёт прежний. Постою, выкурю пару папирос, вроде как подзаряжусь. И дальше жить можно. А два года назад снесли дом родительский. Больше ста лет стоял, ему бы сносу не было. Выстроили на его месте очередное уродство. Снесли, и никакого берега не осталось. И вот скажи, почему я, жулик и вор, переживаю, а отцы города, в нос их два раза, гробят это чудо не задумываясь? Я тебе сам отвечу. Я же их всех, этих пёстрых, с рОдов знаю. Любого возьми, кафтан за хозяином таскал, а сейчас сам в клифту и весь бубновый. И такие все праведники, в крестах и аттестатах, что ты! Так вот, город наш страдает, да и мы все так живём потому, что там, он указал пальцем вверх, фраера дешёвые, а ставки высокие. Понятий никаких. Лишь бы разбогатеть любой ценой и по короткому сроку. Бакланы. Глотают так, что жевать не поспевают. Всё в кишку, да на карманы. Ни вкуса, ни выдумки, ни благородства. Я недавно книжку читал, про устройство древнего индийского общества. Интересная книжица, многое мне объяснила. Так вот, Мишаня, все беды от смешения каст, мастей. У нас же всё перемешалось: бродяги, деловые, мусора, фраера. Вот так вот, Мишаня, вот в чём проблема. От того и город наш как базар при бану. Я не праведник, но о чести понятия имею. Своих не предавал, друзей выручал, слабых не глушил, не продавался, бабами не пользовался. Ну, ничего, времена меняются. Как там, в песне? Я вдали вижу город, которого нет.
С Садовой громко просигналила подъехавшая машина – большой темно-коричневый джип. Водитель распахнул переднюю пассажирскую дверцу и стоял у неё, ожидая моего собеседника.
- Ладно, Мишаня, пора мне. Тебя подбросить куда?
- Нет, я прогуляюсь.
- Ну, не бери в ущерб. Свидимся ещё.
Он не торопясь сел на сиденье, водитель захлопнул дверцу, и машина тронулась с места. Прощай, «Сула». Не прими в ущерб.
15.11.2018