Сестринский уход

Так сложились обстоятельства, что мне в течение 2005 года пришлось посещать отделение сестринского ухода при одной муниципальной больнице. Убогое здание, предназначенное для обреченных на вымирание людей, находится в нескольких метрах от больницы. Ранее это здание выполняло функции подсобного помещения.

Двадцать пять осиротевших стариков, а некоторые при живых детях находятся здесь. На каждого человека в комнате приходится не более двух с половиной квадратных метров. Однажды одновременно встали с кровати две бабушки. Они запутались ногами, одна, которая послабее, упала между кроватями, а вторая, не имея свободного места, чтобы переступить, стала ходить прямо по своей сверстнице. Шум. Крик. Прибежали нянечка, медсестра, испугавшись неразберихи, распутали их. Одну подняли с ушибами, а вторая от шока на другой день умерла, так и не поняв, что произошло.

Ужас охватил меня, когда я впервые увидела, в каких условиях живут ветераны войны, труда, инвалиды. Старое, рваное, неопределенного цвета постельное белье, и даже этого порой не хватает, чтобы заменить больному простыню или пеленки,
так и лежат они молча в мокрой постели. Об уюте говорить не приходится.

Это камеры для выживания, а не комнаты. У человека нет даже индивидуальной тумбочки, чтобы положить предметы личного туалета, лекарства или гостинцы. Все свое — у них под подушкой. Кушают сидя на кровати с суповой миской в руках. Я уже не говорю о качестве еды, в наше такое запутанное время богатые индивиды собак лучше кормят.
Когда я спрашиваю, что вам принести, они всегда говорят одно и то же: «Хлебушка!». Очень мало дают хлеба. Летом я носила им овощи, фрукты, салаты... Нужно видеть глаза этих несчастных, чтобы понять, как страдают люди в нашем отечестве.

Один еще не старый мужчина, участник военных действий, офицер, потерявший ногу, сидит в коридоре, в уголочке, чтобы никому не мешать, в обнимку с костылями и горькую думу думает, и такая безысходная печаль застыла на лице, что страх берет.
Глядя на всё, становится стыдно, что мы живем в таком государстве, где никто никому не нужен. Люди становятся,  а может уже и стали, чёрствыми, безразличными, суровыми.

 Я выбираю самые крупные яблоки и угощаю его, он стеснительно благодарит и говорит:
- Я бы купил у Вас, но сейчас нет денег.
- Мне не нужно денег, это дары природы,— отвечаю ему,—
кушайте на здоровье.
Позже я узнала, что этот военный человек получает приличную пенсию, но в сестринском приюте дают на карманные расходы не более пяти процентов от этой суммы. Это такие крохи.
Однажды, получив мизерные деньги из рук медсестры, этот мужественный человек плакал, и плакал не он один.

Я спросила у заведующей отделением, почему так мало дают денег пенсионерам в приюте. Она мне объяснила, что в больнице ремонт и не за свои же деньги будут они его делать...

А еще я обратила внимание на одну женщину. Меня поразили ее глаза. Большие, умные и очень внимательные. Она постоянно читала «Новый Завет». Мы познакомились. Это была бывшая учительница, ей восемьдесят четыре года.
В школе проработала полсотни лет. Она ничего не слышит, но все видит и понимает. Когда я ей приносила гостинцы, она была трогательно благодарна. Она сидела на кровати, спустив голые ноги на холодный пол, в грязной кофте.

Родные дети редко к ней приезжали, у них было много своих проблем. Когда-то своими лучистыми глазами она вдохновляла детей и вкладывала в их головки
знания, учила быть добрыми и честными.
И к чему это привело? Человек, отдавший свои знания, здоровье и труд, отдавший себя в жертву на благо отечества, считается ненужным балластом у государства.
 
А доярка семидесяти пяти лет, награжденная орденом «За трудовую доблесть», изуродована полиартритом. Кому она нужна? Ради чего она несла такой непосильный труд на протяжении всей своей жизни? Что дал ей этот орден? Кто теперь будет лечить? Я не называю имен. Это не имеет значения, как их зовут. Таких обездоленных с похожими судьбами, очень много в нашем Богом забытом государстве.

Так годами живут люди, обреченные на унижения, а слабые, морально не подготовленные к такой жизни, умирают через неделю, месяц, самое большое —
через год после поступления в этот приют, который называют «Сестринский уход». Отсюда действительно почти каждую неделю, уходят на ТОТ СВЕТ от шока с чувством, что их выбросили на свалку двадцать первого века. Спустя некоторое время после ремонта "Сестринский уход" закрыли.

А может быть это такая философия жизни, которая делится на три этапа. На первом этапе в начале жизни ты никому не нужен, потому, что ты молод, нет достаточно знаний и опыта. Ты горяч в суждениях и пытаешься постоянно доказывать свою значимость. Потом наступает золотая середина жизни, - тобой восхищаются, используя твой накопленный трудовой опыт, твои уникальные знания, которые ты так усердно копил. Незаметно и очень даже быстро подходим к третьему этапу жизни, когда накапливается усталость, опыт и знания устарели, появились новые технологии...
Наступает ностальгия, депрессия, бессонные ночи, - это третий этап  жизни.
А заканчивается третий этап у всех по разному и даже так, как описано выше. Берегите себя!