Оранжевым летом

               
   
       «На  дальней станции сойду:  трава – по пояс…»  – это почти  про  нас.    Вокруг селения – сопки,  поросшие лесом,  луга  в июньских  цветах,  зелёные  поляны с  миллионами  ярких  звёздочек – одуванчиков.  А  каменистая, говорливая речушка Алеурка, по  берегам которой  пышные заросли  шиповника,   вербы  и  черёмухи,   была  нашей   верной  подружкой. Мы, дети,  собирались  на  её травянистом  пологом  берегу:  ловили  гольянов  самодельными  корчагами  или  банками,  закрытыми   металлической крышкой с  дыркой посередине.  Внутри  банки –  хлеб,  приманка.  И пока рыбки лакомились,  мы,  забыв о них,  успевали  искупаться  несчётное  количество  раз,  и  всегда  до  мурашек на  теле  и  стука  зубов. Потом,  дрожа  всем  телом, грелись  на   жарком  песочке с  южной  стороны  бани. Проголодавшись, ели  мангир  с  хлебом.  Толстые  сочные  стебли   дикого лука  росли    здесь же, на  пригорке.   И тут-то  мы  вспоминали о  корчаге!  Надо срочно чистить рыбу, иначе  её  вздует, и даже кошки не станут есть.  А чистили так:     держишь  вертлявую  рыбёшку  двумя  руками  и  ногтем  большого  пальца  давишь  на  живот – он  лопается.   Промыл  – и  срочно  жарить.

 
       У  каждого  хозяина  казармы, где жили семьи  железнодорожников,  на улице  была  своя  кирпичная  печка,   рядом – стол,  скамейка.  Здесь  мы  и кашеварили.  Взрослые нам  не запрещали.   Кладём   улов  на  скворчащую  маслом  сковородку, немного  погодя  заливаем  взбитыми яйцами,  посыпаем  солью  и  свежей  зеленью.  Ели  все  вместе,  испытывая  неописуемое  удовольствие!


      Насытившись,  качались  на  качели.  Я  старалась  взлететь   повыше, чтоб  дух  захватило.  А косы,  как два каната,  летели  за мной  следом,    крепко  ударяя  по  спине.  Всей  моей  «одеждой» летом  были:  сандалики,  трусики,   золотисто-оранжевый  загар и  соломенная  шляпка. Когда  мама  расплетала  мокрые  косы,  чтобы  просушить их,  получалось,  что  на  мне  ещё  длинное «платье»  из  русых   шёлковых  волос,  пахнущих  полынью  и речкой.


           Ещё  нам нравилось ходить на «волшебную»  сопку,  в её  чародейский  лес, где на северной  стороне много  валежника, огромных  камней, поросших  мелким  серовато-зелёным  узорчатым  мхом.   В  жару  там  всегда прохладно.  Пахло   грибами и сыростью.  Здесь должны  жить  Баба Яга или  Кощей Бессмертный – не сомневаюсь,  место  уж очень  подходящее.


          Удобно  устроившись  на валунах,  как в  креслах,  жевали  бутоны    багула.  Кусты    высокие,  но цветы  бледноваты – видимо,  не  хватало  солнечного света. Вкус  кисло-сладкий.  Мастерили  гирлянды,  нанизывая  цветочки  на  тонкий  гибкий прутик, бусы и  длинные,  висящие  до  плеч,  серьги, петлёй навешивая их на уши.  Воображали   друг  перед  другом – у кого лучше.


       Бегали,  как  горные  лани, прыгая с  камня  на  камень. Частенько,  придя домой,  кое-кто из нас представал  перед родителями  с синяком,  ссадиной  или шишкой, но  прислюнённый  лист подорожника  делал своё  доброе дело.    У  меня  ловко  получалось:  я, словно летала,  лишь  чуть  касаясь ногой  поверхности  валуна.  Оттолкнувшись,  касалась другого,  и  так –  следующий  и следующий.  Мой Ангел-хранитель     предупреждал  меня  об опасности:  сюда  не ступи,  здесь  скользко, остановись – довольно.   По  гороскопу  я – коза.  Козы  аккуратны,  умны, интеллигентны,  чистоплотны,  игривы и  самостоятельны,  но любят  гулять  по  чужим  огородам. Всё   верно.



      Наигравшись  и  отдохнув  на валунах – диванах,  шли  на  солнечную  сторону  сопки  погреться и   поесть  клубней  кудрявых  саранок;  они  похожи  на  головки  чеснока,  только  сладкие.


       Крутой  склон солнечной стороны  сопки  абсолютно не  похож  на    северный.   Здесь багула  почти  не  было, кое-где возвышались  лиственницы, почему-то с кривыми стволами.  Из-за   крутизны  склона  стоять  и   ходить  по нему   трудно,  поэтому  мы ползали    на четвереньках. Сидя  или лёжа на боку,  палкой  выковыривали из сухой  и  сыпучей  почвы  луковицы  сараны, чистили,  а потом ели.  «Одну луковку  принесу  маме, – решила я. –  Хотя она опять скажет, что мы  вредительством  занимаемся. Всё, что растёт на земле, плавает в воде, летает в воздухе, ползает, ходит, надо беречь, сохранять.  Тогда  планета наша  будет здоровой, и люди тоже не будут болеть».  Подумав, я  соглашаюсь:  пожалуй, она права.


        А внизу  стелилась  разноцветная падь. Дальше  гряды  поросших лесом сопок. Ближние были  зелёного цвета, потом – тёмного, а ещё дальше – серо- голубого.  На них лежало  огромное  синее небо,  там  отдыхали и грелись на солнышке, словно  белые  барашки, облака.   Я бы тоже хотела так:  спокойно  и уютно  лежать  на пушистом облаке,  будь оно чуть-чуть  пониже, и сверху рассматривать  красоты земли.  И, заглядевшись на небо, представила,  как  это могло бы быть.


     А между сопками  не спеша  виляла  наша  говорливая  речка  в дальние дали и  становилась   узенькой, чуть различимой полоской.  На склонах сопки, похожей  на двугорбого  верблюда,  много брусники, а  у подножия  её, в мелком кустарнике и россыпях камней – голубица. На противоположном  берегу реки, что ближе к нам, – две колеи железной  дороги, по которым  время от времени, стуча на стыках рельс, мчались пассажирские  поезда и  грохотали   грузовые.  Приветливый  гудок  паровоза  напоминал   помахать пассажирам  рукой,  и  они, улыбаясь, махали   тоже. Мы, радуясь, желали им счастливого пути.  «Как им сейчас  хорошо! – завидовала я.  –  Едут  куда-то, смотрят в окошечко,  нас видят. А дальше уже что-то  другое, новое.   И я так хочу. В сентябре я пойду в первый класс.  Окончу школу, потом институт, стану взрослой и  буду ездить по всей нашей огромной стране, смотреть новые города, интересные места, знакомиться с   разными  хорошими  людьми».


        Мне как-то сразу  захотелось домой, чтобы рассказать об этом маме.  Да и солнце палИт, жара!  Пахнет чабрецом,  мятой.  И я очень устала.  Всё же  вот эту крупненькую луковку возьму для мамы.


       Годы  моего  послевоенного детства,  холодными  долгими  зимами,  коротким и жарким  летом, со скоростью  экспресс-поезда  промчались по маленькому    железнодорожному  полустанку  в  шести   тысячах  километров  от  столицы  нашей  Родины – Москвы.