Воспоминания пловца-чемпиона

Сидели мы как-то на бережку, пяточки мочили с дружком своим Петькой. Мальчонками были, сиротками. Ходили мы тогда часто на озеро к лодочной станции. Там рыбку мужики ловили частенько, и нам иногда перепадало, жалели нас, беспризорных. Ну и мы в долгу не оставались, то сеть помогали починить, то лодку от берега оттолкнуть. Вот так мы и жили да выживали. Помню, то утро солнечное было, рыбка плещется да не ловится, а мы сидим и ждем от моря погоды, слюни пускаем да и слезинку роняем, лопухи да лебеду жуем. Какие там  ананасы, абрикосы, авокадо… Я и бананы и то недавно попробовал.

И вот бабушка мимо идет. «Вы чего это тут, детишки, прохлаждаетесь? – спрашивает. – Идите купаться, солнышко какое ласковое, водичка, небось, тепленькая, как молочко парное. Будете кататься в ней, как сыр в масле».

И сказала она так сладко, так вкусно, что и нам захотелось в водичку нырнуть, да забоялись немного.

 «Не умеем мы плавать, бабушка, - отвечает Петька. – Родителей у нас нет. Некому учить уму-разуму».

А она говорит: «Это не беда, дитятко! Да знай, что я самого Чапаева плавать учила, ну а вас-то, непутевых, и запросто могу научить».

Подхватывает она нас своей костлявой рукой и так лихо в воду бросает, что в ушах ветер, а сердце в пятку. Сначала Петьку закинула, он на свою беду ближе к ней оказался, потом и меня, шального. Да я уж сообразил, что пришла нелегкая, да хвать зубами за бабушкин рукав, как собачонка бешеная вцепился. Трясет бабушка, трясет меня, да стрясти не может, и я недалеко в водичку-то шлепнулся, а Петька аж на середину озера попал, захлёбывается, маму зовет, тонет, на глубину идет к Водяному. А бабушка смеется да хохочет. И понял я, что это смерть костлявая за нами с Петькой пришла, страшно мне стало, и руки и ноги сами воду гребут… И злость меня такая взяла, что мочи нет. «Нет уж, думаю, костлявая, не бывать по-твоему», и к Петьке поплыл да за волосы вшивые его из воды-то и вытащил. Тут уж и мужики подбежали. Ругают, спрашивают. «Вы чего, дурни, бросились, всю рыбу распугали!?» А мы молчим, хнычем. Ну и за нас кто-то и говорит, что, мол, «вот так-то и так-то, от жизни тяжелой мальчонки решились ракам себя скормить». Обогрели нас, чаем с сахаром отпоили, а тут еще офицер один из сердобольных мимо проходил, взял нас непутевых к себе. «Пропадут ребята зазря без присмотра. Война войной, а человек человеком. Возьму я вас, не обеднею, только вот слушаться меня-то будете?»

«Тятя, тятя!» – кричим мы и плачем от радости. Смотрим по сторонам только, а бабушки той и в помине уже нет. Была ли она на самом деле, или привиделась. Никто все равно не поверит.

С тех пор плаваю я, словно щука на мелководье за пескариком гоняется. Никто меня обогнать не может: ни кролем на длинной дистанции, ни брасом на короткой. А на играх в Японии, когда я чемпионство взял, подошли ко мне ну их спортсмены и тренера японские. «Кто, - спрашивают, - тебя так научил плавать-то?» А я отвечаю, посмеиваюсь. «Сама косматая научила. Жить захочется, не тому еще научишься».