III 7 Свадьба в ромашковом поле

— Твою мать... – только и сказал Артемис, завидев Эндру вместе с мальчишкой. Дэннер, увидев физиономию арбалетчика, расхохотался так, что прижавшиеся к нему с боков Аретейни и Дерр резко подпрыгнули, а Ратибор, пригревшийся на руках у Крылатой, залился плачем.
Они сидели вокруг костра, готовясь к ночлегу. Хотя, готовились не все – некоторые, к примеру, Пушистый, уже спали.
— А может, нам в хвосте обоза двух лошадей пустить, прицепив к ним сетку? – осадил Артемис командира. Но Дэннер после этого заявления развеселился пуще прежнего.
— А что? – выговорил он сквозь приступы смеха. – А давай привяжем!
Артемис склонился к костру и носком сапога пнул мерцающие угольки.
— Разумеется, – сказал он. – Тогда наш командир потащит на кровавую бойню всех женщин и детей округи.
Дэннер перестал смеяться.
— А ты бы их всех сам бы попробовал в штаб спровадить, – тихо и очень серьёзно произнёс он. Артемис фыркнул.
— А мне-то что? Я их всех не собирал.
Дэннер мрачно ухватил свою флягу и резкими движениями открутил крышку. Когда внутри осталась едва ли восьмушка содержимого, командир спокойно закрыл флягу и водворил её на законное место на поясе. Повернулся к новоприбывшим.
— Как мать? Вижу, что плохо. Садитесь, чего встали. Небось, целый день бежали за нами вприпрыжку.
Роланд немного стушевался, но тут же шагнул вперёд.
— Вы поймали меня на… – он осёкся.
— Поймал, – согласился Дэннер, прямо глядя в глаза паренька. – И что?
Роланд замялся, затем вскинул голову и заговорил увереннее:
— Вы должны были меня казнить…
— Вот как? – улыбнулся командир. – Ошибаешься, братец. Ничего я тебе не должен.
— Всё равно, – упрямо тряхнул головой Роланд. – Вы не стали меня убивать, и пытались помочь! А я вас даже не поблагодарил…
— …И ты мне ничего не должен. Что ж, добро пожаловать.
Эндра едва слышно выдохнула.
— Ну как, товарищ командир, женщин и детей в какой фронт отправишь? – язвительно поинтересовался Артемис. Однако залитый во флягу самогон, видимо, помог командиру совладать с собой. Он просто проигнорировал арбалетчика. Аретейни и Дерр вернулись на свои места. Ребёнок притих, слушая негромкий, но приятный и тёплый голос Крылатой.
— Артемис, заткнись, а, – попросила Эндра. – Сделай милость...
Она взяла флягу у Дэннера и сделала изрядный глоток. Потом передала её Роланду. Тот мрачно сверкнул глазами на Артемиса.
— Я могу уйти.
— Ага, – кивнула Эндра. – Ночью – самое то. Тебе мало что ли? У них, небось, и ещё дружки есть.
— Вижу, без приключений не обошлось, – произнёс Дэннер, деликатно обходя вопрос с умирающей матерью. Видимо, всё понял. – Да только Артемис прав. В военном обозе женщинам и детям не место. – Он обвёл взглядом свою «семью» – притихшую под боком Пушистого Дерр, Аретейни с младенцем на руках, Эндру, держащую за руку Роланда. И тут даже вскочил, снова вызывая недовольство Ратибора.
Перед ним стояли двое солдат. Между ними стояли связанные волхв, Колдун и Травник.
— Ой! – распахнула сонные глаза Аретейни. – А вы откуда?
— Вы что, портал открыли? – Эндра тоже вскочила. – Да чего вы встали! Развяжите их...
— Товарищ командир... – старательно игнорируя Эндру, произнёс один из солдат. – Вот... Они говорят, что вас знают...
— А ты что, думала, только ты порталы открываешь? – подмигнул единственным глазом дедушка.
Дэннер так поглядел на подчинённого, что тот невольно втянул голову в плечи.
— Дозорных в штрафной, как сменятся. – В голосе командира зазвенела явственная угроза. Взгляд тоже не предвещал ничего хорошего. – В Бездну таких дозорных, тварям на корм. Где вы, по-вашему, находитесь? Дома? В штабе? Ну!
Отвечать ему благоразумно не стали. Солдаты на всякий случай попятились и спрятались за приведённых ими гостей. Командир повысил голос.               
— Это значит, каждый, кто, якобы – с его слов! – меня знает, – ласково заговорил он, – может беспрепятственно ходить по лагерю туда-сюда?
Солдаты сжались окончательно. Дэннер неожиданно рявкнул:
— А если они Империей посланы – вы их тоже пропустите?! А то, что под Эндру мог замаскироваться кто угодно, вам в голову не приходило?!
Солдаты благоразумно молчали. Дэннер подошёл к новоприбывшим, спросил:
— Какой цветок нарисовала последним Дерр перед тем, как начали оперировать Эндру?
Колдун удивлённо на него уставился, пытаясь сообразить, не тронулся ли командир разумом. Травник же машинально отозвался:
— Нарцисс...
— Могёшь, – одобрительно кивнула проснувшаяся Дерр.
— С какого бока была вмятина на рукояти серебряного ножа? – Дэннер обращался уже к волхву. Разумеется, они могли и не запомнить подобные мелочи – но в ответственные моменты мелочи всегда намертво врезаются в память. Дэннер выбирал ответственные моменты. Такие, как операция Эндры.
— С правого, – поёжилась при воспоминании о ноже эльфка. Дэннер обернулся к волхву.
— Сколько стебельков травы ты мне передал в тюрьме?
— Четыре.
— Благодарю. – Дэннер обернулся к солдатам. – МАРШ ОТСЮДА!!
Воины припустили так, что сшибли чью-то растяжку. Из палатки донёсся громкий мат, Аретейни кинулась развязывать товарищам руки, а Дэннер поинтересовался:
— И вы туда же?
— А куда нам ещё деваться? – спросил дедушка.
Роланд молча наблюдал происходящее. Он был из тех, кто мало говорит, но много подмечает. Потом кивнул на Дэннера и тихо спросил:
— Суров?
— Зверь, – ответила Эндра. – Временами.
— Я теперь вашим оруженосцем буду, – сказал мальчишка так же тихо.
— Ке-ем? – уставилась на него Эндра.
— Оруженосцем. Я уже был у одного... А теперь, вот, у вас. Только у него за деньги, а у вас – по сердцу. Вы мамку спасти хотели, – пояснил он.
— Да... у меня и оружия нет...
— А это неважно.
— Вот видишь, – усмехнулся Дэннер, усаживаясь обратно и обращаясь к Артемису. – А ты говоришь, женщины, дети. Они у нас, к твоему сведению, рыцари и оруженосцы. Ладно, отбой. Все неучтённые при описи количества народу и снаряжения спят в обнимку с грузом. Выходим на рассвете. Ждать никого не будем. Всем всё ясно? Хорошо. Вольно, товарищи бойцы и им сочувствующие.
Все потихоньку разбредались – лагерь отходил ко сну. Рассёдланные лошади бродили по нетронутой целине, устало пощипывая буйную августовскую траву; стихали разговоры и песни, шуршал и хлопал брезент палаток. Потрескивали догорающие костры, переливаясь мерцающей россыпью жарких угольков. Аретейни заботливо устроила младенца в фургоне и радостно кинулась навстречу Дэннеру. Он подхватил её на руки, закружил, ухитряясь целовать на ходу. Артемис проводил их взглядом, гадая, как же у них вообще остаются силы на подобные развлечения. Уставшие, голодные – а поди ж ты, пропадают по полночи, да так, что за версту их слышно, как ни стараются уйти подальше. Дэннер, разумеется, полукровка, и вообще, мужик сильный, а во фляжке у него не просто самогон, а ведьмино зелье – но всё же. Вот только сегодня утром в полуобмороке на дороге валялись – теперь он её на руках носит и не устаёт. Это любовь, что ли, так действует?..
Колдун и Травник опечалились, заслышав о перспективе спать в обнимку с грузом, но послушно побрели в сторону ближайшего уютного на вид фургона, и устало забрались внутрь, где уже пристраивались волхв, Эндра с Роландом и тихонько посапывал младенец. Здесь же предстояло расположиться по прибытии Аретейни и Дэннеру, первой – по статусу неучтённой при описи количества народу и снаряжения, второй скорее удавился бы, чем хоть на минуту расстался с ней. Пока обоих здесь не было, и Эндра отрешённо размышляла, что фургон этот обжился и стал чуть ли не родным домом для них. А что, довольно уютно. Днём в нём перевозили всё те же палатки, и ещё мешки с чем-то мягким, а ночью оставались только мешки, и становилось свободно. Халлис спала здесь же – не лезть же ей было в палатку к мужчинам, а на неё одну было бы накладно тащить отдельную палатку, брезент весит немало. Дерр спала снаружи – под боком у Пушистого ей было тепло, а зверь в фургон не помещался.
Эльфка жалела только об одном: что сквозь брезент звёзд не видно. Правда, можно смотреть в щёлочку.
Роланд, пытался уступить ей свою куртку в качестве подстилки, и ни в какую не хотел сдаваться. Эндре пришлось шикнуть на него, только тогда он успокоился. В нём, вообще, рыцарское воспитание сквозило, как солнце сквозь листья в лесу.
— А у кого ты служил? – спросила Эндра, удобно устроившись меж двумя мешками.
— У благородного рыцаря сэра Пьера де Верье. Он был ничего, человек неплохой. Не без недостатков, конечно.
— А чего ушёл?
— А я не ушёл. Его на турнире убили.
— На турнире? – удивилась Эндра. – Подожди-подожди, так ведь турниры почти всегда проводятся тупым оружием.
— То-то и оно, что почти всегда.
Больше он ничего не сказал, а расспрашивать Эндра не стала.
— Хватит болтать, а? – сонно проворчал Травник. – Покоя от вас нет...
Роланд посмотрел на сопящего ребёнка. Он сильно подозревал, что это малыш той дамы, которая сидела возле командира, но спрашивать о таких вещах ему не позволяло воспитание. Поэтому он устроился под боком у Эндры и вскоре уснул.
А эльфке не спалось. Она лежала, закинув руки за голову, и глядела в потолок.
Роланд спал. Эндра покосилась на него. Спал он крепко, видимо, без снов. Это хорошо. Эльфка слишком хорошо знала, какие сны могут сниться, когда теряешь близких. Вот, пусть спит...
Она пробралась в зад фургона, осторожно обходя спящих и, откинув тяжёлый край брезента, выскользнула наружу.
Небо было усыпано августовскими звёздами. У колеса сопел Пушистый. У него под боком, вцепившись в длинную шерсть, мирно спала Дерр. Угораздило же их встретиться, мелькнуло в голове у Эндры. Этак скоро сюда пол-Морулии переберётся... а какие там звёзды – в Морулии...
Эндра уселась у ещё тлеющего костра, перескочив растяжку палатки. Угли переливались оранжевым, как самоцветы. Эльфка протянула руку и ощутила ладонью жар. А всё-таки, тут лучше, чем в фургоне...
Над головой прохлопала крыльями какая-то птица. Эндра машинально вскинула голову и успела увидеть крупную стремительную тень, спикировавшую невдалеке в густую траву и затем резко взмывшую вверх. Сова... Похоже, мышку поймала.
Хорошо летом. Тепло. И сапоги не промокают... Эндра отрешённо глядела в костёр, размышляя. Сколько по деревням таких вот Роландов? Наверное, много... Снова война. И тут война, и там была война. Неужели это никогда не прекратится?
Прекратится... Если они одержат победу. Ненадолго – люди никогда не научатся, видимо, решать проблемы без вооружённых конфликтов – но прекратится.
Эндра поймала себя на том, что снова потихоньку стала почти прежней. После войны и плена, которые у неё совпали с личной драмой, она долго лечилась. И ещё дольше лечила душевные раны. На войне она отвечала за всех, а после заново научилась отвечать только за себя. Снова стала ветром в поле, песней у костра. Пролетела, коснулась – и поминай, как звали. Так проще. И безопаснее. Для всех. Когда у тебя нет друзей и близких – ты силён. Ты ни от кого не зависишь. На тебя никто не влияет. Вот, как орёл в небе. Где-то у него есть гнездо и птенцы, и для них он охотится, а вообще, он одинок. Попробуйте-ка принудить его к чему-нибудь... а теперь... Теперь у неё снова есть близкие. Дэннер, Аретейни, Дерр, и теперь ещё Роланд. Она его взяла с собой, ей и отвечать за него... И тащит она его на войну... Правильно ли это? А что ему делать дома? Драться с соседями за тело матери? Охранять потом могилу, чтоб не осквернили? Она вспомнила, что в штабе оставила могилку Тиль. Дочки, которую она так ждала... Пусть и от насилия, а всё равно ведь любила своё дитя! Зато теперь, когда она каждый день не видит усыпанную клевером могилу, ей стало гораздо легче. Вот и польза от войны, хоть какая...
А чего вообще надо императору?.. Всех поработить? И что в этом хорошего? Артемис говорил, что на войне нет хороших и плохих, есть только свои и чужие. Император хочет отнять свободу, повстанцы стремятся её защитить – всё закономерно. Только люди умирают по-прежнему... Кто прав в этой войне? Вот, по пути разорённые деревни. Всех мужчин забрали в имперскую армию, заставляя воевать против своих же, всех женщин пожгли на кострах инквизиции. Кто остался? Голодные дети... Да и тех добьёт чума и голод. Они и до зимы не дотянут. А и дотянут – как переживут морозы? Здесь, на севере, лето короткое, а зимы суровые и снежные, здесь и рождается закалённый жестоким климатом, сильный и гордый народ. Такой, как в долине Семиречье... Пришли имперцы – и нет долины. Одни развалины. Остаются такие, как Дэннер – одинокие, гордые, озверевшие, превращённые в волков из людей. Они знают, что такое ненависть не понаслышке, они видели смерть настолько близко, что привыкли без страха смотреть ей в глаза. Что такое смерть для разных людей? Для кого-то, как, к примеру, для Роланда – трагедия всей жизни, для кого-то, как, к примеру, для Дэннера – лёгкое движение руки. А ведь и Дэннер – беспощадная, стремительная, отточенная до бритвенной остроты совершенная машина для убийства – был когда-то вот таким же беспомощным ребёнком, плачущим над телом убитой матери. В убийцу его превратила всё та же война. А Роланд? Он тоже пройдёт тот же путь? Тоже приобретёт это невыносимое спокойствие и циничную усмешку? В нём тоже ничего не останется кроме боли, ярости и захватившей с годами всю душу жажды справедливости?
А когда это справедливо – убивать? Когда хочешь защитить своих близких... Дэннер ведёт людей на битву – не для себя, ему-то, как раз, родителей не воскресить, и не восстановить дом из пепла. Нет, эта война не для тех, кто уже всё потерял, а за тех, кто ещё не успел стать трупом. Или смертоносным клубком, ощерившимся когтями да зубами...
Так что, спи, Роланд. О тебе есть, кому позаботиться.
Пока что – есть.
 

Ромашки вокруг в бледном ночном освещении казались голубоватыми. Лёгкий ветер лениво шевелил волосы. В траве стрекотали кузнечики.
— А знаешь... – Крылатая выскользнула из-под плаща и грациозно потянулась. Дэннер любовался картиной – совершенным созданием всемогущей Природы...
— Ты меня не слушаешь!
— Прости. Уже слушаю.
Аретейни весело ткнула его в бок. Затем смущённо замялась.
— Слушай... я тут подумала...
— Это ты правильно делаешь! – живо согласился Дэннер. – Учиться никогда не поздно!..
— Прекрати ехидничать.
 Дэннер обнял её, и девушка притихла.
— А если нас скоро убьют?
Он замер. Затем медленно отстранился и поглядел ей в глаза.
— Что значит – если?
— Я не об этом. Куда мы попадём после смерти?
Дэннер лениво шевельнулся. Ему хотелось только одного – спать. А тут её пробило на обсуждение абстрактных материй.
— Ох... Не приставай! Ну, погоди! Не надо!..
— Хорошо, больше не буду.
— Я не об этом! Я имею в виду, не переводи разговор!.. Погоди!.. Дэннер...
— Я вообще не уверен, что после смерти люди не умирают. Я же не знаю.
Аретейни тряхнула головой.
— Я знаю. Люди не умирают, а переходят в... другую ипостась. Есть же Миры, есть, в конце концов, Бездна. А у меня появляются крылья...
— При чём тут смерть? Ты что, с покойниками общалась?
— Общалась. А ты с Хранителем общался.
Дэннер заинтересованно приподнялся.
— Хорошо, допустим. К чему этот разговор?
Аретейни замялась.
— Дэннер... а я куда попаду?
— А куда можешь? – осторожно спросил он.
— Откуда мне знать... – прильнула к нему Аретейни. – Я же не знаю, откуда я появилась. Ты, допустим, вернёшься к своим...
— Ни к кому я не вернусь. Кто меня вернёт – убийцу?
Аретейни выпрямилась.
— Прекрати. Ты не убийца.
Дэннер снова вытянулся на земле, отрешённо разглядывая бархатно-чёрное небо с россыпью звёзд на нём.
— А то кто же.
— Воин.
— Ага. Воин... Герой – башка с дырой... Ладно, молчу.
Аретейни резко выдохнула и сверкнула глазами.
Дэннер обхватил её за плечи и попросил:
— Не злись. Прости меня.
— Так вот. – Она взяла себя в руки. – Я хотела сказать... А если мы окажемся в разных местах? Я не хочу с тобой расставаться. Никогда...
Дэннер заинтересованно прищурился. Ну вот, говорили же ему... И Эндра говорила... Теперь и она сама. Он медленно распрямился, размышляя, что ответить. Не нашёл, вздохнул и отыскал её руку.
— Ласточка... Ты хорошо подумала? Мы на войну идём.
Аретейни теребила край плаща.
— Я это от тебя каждый день слышу.
— Нельзя убивать и тут же венчаться, понимаешь?
— Мы пока что, никого не убиваем. Не хочешь – так и скажи.
— Хочу. Но дело в другом. Если я умру раньше...
Аретейни вздрогнула, глаза её загорелись.
— Да как ты не понимаешь! Я тебе ещё с самого начала говорила – не жить мне без тебя! Ты, что, думаешь, обряд каким-то образом этот факт изменит?
— Я вообще не думаю, – мрачно ответил Дэннер. – Я не умею.
Аретейни прижалась к нему и замолчала. Дэннер тихо произнёс:
— Ласточка... Неужели я тебе и вправду нужен?
— Идиот.
— Зачем? Ты же пропадёшь со мной. Зачем тебе полусумасшедший искалеченный смертник? Неужто... Нет во мне ничего хорошего...
— Неправда... Замолчи. Замолчи! Не смей так говорить о себе!
Дэннер извернулся и поднял её голову от своего плеча.
— А как? Я не могу ломать тебе судьбу.
Аретейни отшатнулась.
— Ты что, думаешь, я... вот так вот... я... с каждым, да?!
— Нет! Просто...
— Что? Тогда почему ты со мной? Зачем вообще это начал?
— Ласточка...
— Отвечай!
— Затем, что я люблю тебя, чёрт побери!
Она грустно усмехнулась.
— Любишь. А теперь хочешь бросить.
— Не хочу. Так надо.
— Глупо. Так чего ж раньше не бросил?
— Не могу я тебя бросить. Ты мне нужна. Мне не жить без тебя.
Аретейни хмыкнула. Молчали долго. Разглядывали, обнявшись, поросшую ромашками скатерть целины и зубчатую стену леса вдалеке и молчали. Дэннер крепко прижимал к себе Аретейни, а она даже больше не злилась.
— Ласточка...
— Да?
— Пойдёшь за меня?
— Пойду.
 

Дэннер привычно затянул ремешки перевязи с мечом.
— Идём?
— Ага. – Аретейни быстрыми движениями шнуровала ворот рубахи. – Ты прав, спать тоже иногда надо.
Дэннер быстро шагнул к ней и крепко обнял.
— Ласточка... как же ты мне нужна...
— Так чего ж медлить? – Она вспыхнула румянцем, обнимая его, и улыбнулась. – Дождёмся рассвета. Я тебе уже говорила, что всегда буду с тобой? Даже после смерти...
— А я всё равно не верил... родная...
— Дэннер... может, не пойдём в лагерь?.. Я так хочу ещё побыть с тобой...
— С удовольствием, но надо идти. Мы же не встанем потом. Я, во всяком случае... Эй, не расстраивайся...
— Буду расстраиваться. – Аретейни счастливо вздохнула, уткнувшись носом ему в плечо. – Только ты об этом не узнаешь, чтобы тоже не расстраивался.
Командир внезапно резко отстранился, отшвыривая её себе за спину. Крылатая вскрикнула и приземлилась в заросли ромашек. Дэннер шагнул вперёд – и вдруг выдернул кого-то за шиворот из густой травы. Аретейни, разумеется, немедленно вскочила.
— Ох... – выдохнула она.
Это был эльф. Точнее, то, что от него осталось. Тонкая, словно пергамент, кожа, обтягивала выпирающие кости, зубов во рту, широко открытом в попытке захватить воздуха, не осталось вовсе, глубоко запавшие глаза, казавшиеся огромными и тёмными, как небо над головой, лихорадочно блестели. Дэннер осторожно усадил его на землю, он не выдержал, повалился на бок, дыхание с хрипом вырывалось из ходившей ходуном груди, надувалась парусом тонкая иссохшая кожа между провалами рёбер, ходуном ходил кадык. Эльф закашлялся и попытался приподняться.
Дэннер помог ему усесться, осторожно поддерживая. Он был такой слабый, что казалось, его может убить одно неосторожное движение. Он снова закашлялся.
— Ох... бедный... – выдохнула Аретейни.
— Кто ты? – склонился над ним Дэннер, осторожно растирая ему спину. Кашель постепенно затих. – Откуда?
— Отсюда... – сипло пояснил эльф. – Мы здесь... прячемся... в лесу.
— Хорошо же вы прячетесь, что вам и есть нечего, – заметил Дэннер, усаживаясь рядом. – Другое место не могли найти?
Эльф при помощи Аретейни улёгся на свёрнутый в качестве подушки плащ.
— А тут... вижу, обоз, – продолжал он. – Нас преследовали... нечего есть... – Речь была сбивчивой и невнятной. – Много народу... вижу – имперские гербы... но послушал разговоры... – Он вдруг приподнялся и посмотрел на Дэннера. – Зачем вам имперский герб?
— Маскировка. Иначе бы мы не дошли.
Эльф задумчиво кивнул.
— Я так и знал, – сообщил он.
Дэннер устало вздохнул.
— Сколько вас?
— Осталось несколько десятков. Таких, как я. Мне нужны новости. Как на фронте? Мы слышали, в городах идут бои? Гражданская война? Крестьяне поговаривают о каком-то полуэльфе, поднявшем народное восстание. Якобы, он уже несколько лет собирает армию и спрятал от Империи князя Эланденора. Это правда?
Аретейни распахнула глаза.
Дэннер, отвернувшись, отрешённо поглаживал длинными пальцами ромашку.
— Десять лет, – медленно произнёс он. – Десять лет продолжается сбор и подготовка армии. Это не слухи. – Он спокойно повернулся к собеседнику, разглядывая бледное, покрытое лихорадочными алыми пятнами, лицо. – Речь идёт обо мне.
— Ты... – эльф вцепился в рукав Дэннера, как будто в его образе разом явилось спасение для всего народа. – И князь жив? Это тоже... не слухи...
— Жив, – коротко ответил командир повстанцев.
Эльф устало прикрыл глаза.
— Я знал, – сообщил он.
Дэннер вздохнул. Опять он должен оставить умирающих и пройти мимо... Чтобы не было других таких же.
— Ты чего? – Аретейни погладила его по плечу.
Он удержал её руку.
— Ласточка...
Все трое замолчали. Эльф деликатно отвернулся.
— Знаешь... – тихо произнёс он. – Мы не любим полуэльфов за то, что они наполовину люди...
— А люди, – улыбнулся Дэннер, – не любят полуэльфов за то, что они наполовину эльфы. Я знаю.
— Теперь, я полагаю, мнение поменяется, – улыбнулся и эльф. – Побольше бы таких полуэльфов...
— Ага, – согласилась Аретейни, прижимаясь к любимому.
— А тебе зачем, я разве тебя не загонял ещё? – съехидничал Дэннер, чем вызвал приступ коллективного хохота. Махнул рукой и рассмеялся вместе со всеми.
 

На рассвете, перед тем, как тронуться в путь, Дэннер всё же уделил минутку и потянул Аретейни на памятное ромашковое поле. Крылатая долго не хотела подниматься, но, едва заслышав напоминание о цели пути, моментально подскочила, зарумянилась и кинулась приводить себя в порядок.
— Ласточка, – весело крикнул ей вслед командир, – тебя не смущает, что ты из-за этого завтрак пропустишь?
— К чёрту! – донеслось вместе с плеском воды из-за фургона.
— Тьфу на вас! – Эндра поднялась, встряхивая волосами. – Роланда разбудите...
— Тебе просто завидно! – весело припечатал Дэннер.
— А то нет! – не стала отпираться Эндра. – Конечно. Я, может, тоже так хочу...
— Да я же ничего не сказал! – распахнул глаза Дэннер. – Я просто ей сказал, что у нас с утра дело намечалось... Ты даже не знаешь, о чём речь. Чего ты?
Эндра снисходительно усмехнулась, выбирая из волос соломинки.
— Ага, ага. Я, конечно, понимаю, что я дура, но не до такой же степени... Мне знать не надо, у меня интуиция. Ага, ты чего покраснел?
Командир рассмеялся.
— А что, нельзя? Просто... как-то странно себя чувствую...
Эндра сдавленно фыркнула.
— Так иди, давай! Странно он себя чувствует... Вот, дитё...
— Да как-то непривычно. – Дэннер не обратил внимания на иронию. – Знаешь, мне привычней огрызаться да мечом махать. А тут...
— А ты переучивайся, – серьёзно посоветовала Эндра. – Не переживай, быстро привыкнешь. А если придёт охота поогрызаться – я всегда к услугам, когда не сплю.
— Не ты одна, – улыбнулся Дэннер.
Проснулись остальные.
— Ну, мутничаете без меня? – сонно осведомилась Дерр, выползая из фургона.
— Это они завсегда, – согласилась Халлис, принимаясь разогревать для ребёнка припрятанную с вечера кашу. Волхв разжигал заново костёр.
— Чего это вы такие довольные, позвольте узнать? – мрачно поинтересовался Травник. Дэннер с Эндрой переглянулись и рассмеялись. Объявилась умытая, причёсанная, не до конца проснувшаяся и взволнованная Аретейни.
— Доброе утро! – радостно приветствовала она.
— Всё у вас тайны... – обиженно пробормотала Дерр.
Из фургона выбрался Роланд. Хотя он ночью спал мало, и сейчас только что проснулся, всё же выглядел бодро.
Дэннер повлёк Аретейни из лагеря.
— О... А это чё они? – зависло дитя.
— Я тебе потом расскажу, – пообещала Эндра, краснея. – Сильно так потом... О, доброе утро, Артемис! – она помахала арбалетчику рукой и обрадовала: – А я на тебя сегодня совсем не обиженная...
— Да ну? – покосился на неё невыспавшийся арбалетчик. – Чего это ты? А... – Он растерянно захлопал глазами. – А эти куда собрались с утра пораньше?!
— Не потом, а сейчас, – ввернула Дерр. И вдруг кинулась за Дэннером и Аретейни. – Обождите! И я с вами!
Дэннер остановился.
— С нами?! Ну, что ж…
— Нельзя?
— Да вообще-то, можно... просто я об этом как-то не подумал... Ладно, идём тогда, раз ты с нами.
— Знатно! – оживилось дитя. Дерр заметила, что происходит что-то важное, и ей было обидно, что оно едва не произошло без её непосредственного участия. – А Пушистому можно?
— Можно, – великодушно улыбнулся немного заторможенный после бессонной ночи командир.
Пушистый затрусил вслед за Дерр. Роланд присел к костру возле волхва.
Эндра, сдавленно хрюкая от едва сдерживаемого смеха, ткнулась Артемису в плечо.
— Ага... накрылась прогулочка... Сочувствую, товарищ командир... Ой, Артемис, а ты-то почему такой сонный?
— Поспишь тут с вами... – буркнул Артемис.
— Это не прогулочка, – улыбнулась Аретейни. – Это венчание.
Арбалетчик поперхнулся – он невовремя решил отхлебнуть из фляги.
— Зна-атно! – присвистнула Дерр.
— Чего?! – округлила глаза Эндра. – А... о... э-э-э... наконец-то... – она похлопала Артемиса по спине. – Вот оно что... А почему тогда нас не зовут?
Дэннер растерялся окончательно, провёл рукой по волосам и рассмеялся, прижимая к себе зарумянившуюся Аретейни.
— Не знаю... просто... А, пойдёмте!
— Ур-ра!! – дитя умудрилось подпрыгнуть и чмокнуть командира в нос.
Вся компания в составе Дэннера и Аретейни, Дерр и Пушистого, волхва и Роланда, Травника и Колдуна, Халлис и Ратибора, и ещё Эндры и Артемиса двинулась к ромашкам.
— Ой, – впала в ступор Эндра, – а кто вас будет венчать? Священника же нет... или как там у вас?
— А я на что, а, дочка? – развеселился волхв. Эндра улыбнулась.
— Ой, а я и забыла!
Остановились посреди залитого рассветным солнцем поля. Ромашки пахли мёдом и летом. Высоко в небе кружили птицы. Деловито гудели посыпающиеся шмели.
— Ну, и что? – осведомился Артемис. – У нас же вообще ничего нет. Ни хлеба, ни святилища, ни даже подходящего дуба...
— ...Чтобы ты с него вторично рухнул! – весело закончил Дэннер. – Зануда. У нас, главное, мы есть. И… о, точно, ещё медовуха. А моя фляжка сойдёт за братину. Чего тебе ещё надо?
— Первый раз вижу такой неорганизованный обряд, – заявил арбалетчик, но спорить перестал. – А что ты будешь делать со вторым браслетом? – всё же не удержался он. – Кому дашь выкуп за невесту?
— Обожди, сынок. – Волхв, держа Аретейни под руку, торжественно провёл её к меланхолично разглядывающему ромашки Дэннеру. Пальцы Крылатой быстро мелькали, сплетая венок из ромашек.
— А это зачем? – спросил Артемис, кивая на венок.
— Для красоты, – фыркнула Аретейни. – У меня же нет венца и покрывала.
— Вручаю тебе невесту! – заявил дедушка, подтолкнув Аретейни в спину. Дэннер поймал её и резким движением сдёрнул со своей руки венчальный браслет. – В конце концов, формальности не так уж и важны. Главное, чтобы боги одобрили.
Словно в подтверждение его слов, солнечный луч скользнул по венчальному браслету, позолотил тёмно-русые волосы невесты, изумрудом вспыхнул в сияющих глазах Дэннера.
Серебряная полоска красовалась на тонком запястье Крылатой. Дэннер накрыл невесту полой плаща в знак покровительства и защиты и поцеловал, не отрываясь от её губ, подхватил на руки.
Дэннер и Аретейни трижды глотнули из «братины», остатки волхв плеснул им под ноги.
— Второй браслет, – напомнил прагматичный Артемис. Дэннер, ненадолго задумавшись, снял с руки браслет, размахнулся и запустил его в заросли ромашек. Блеснув искоркой на солнце и описав широкую дугу, он приземлился далеко в поле. Дэннер проводил его взглядом и сказал:
— Богами она мне послана – им и выкуп отдаю.
Эндра задумчиво потянула себя за ухо.
— Чудно как...
— Чего чудно? – не понял Травник.
— Ну... обряд чудной.
Дэннер и Аретейни целовались вовсю. Дерр, смутившись, погналась за бабочкой.
— А что в нём чудного? – прищурился Колдун.
Дедушка усмехнулся.
Эндра хихикнула.
— Ну, не так всё как-то...
Она поглядывала на Дэннера и Аретейни. Остроухая боялась сама себя: венчание любимого с другой – зрелище не для слабонервных. Но, к её изумлению, боли не было. Эндра долго копалась в себе, но обнаружила там только радость за друзей и лёгкую, о-очень маленькую ревность. Это так изумило, что эльфка захлопала ресницами.
— Эй, ты чего? – Артемис подтолкнул её локтем.
— Кто? Я? Да так... ничего... – пробормотала Эндра, дивясь на саму себя.
— Вот это обряд, – поделился мнением арбалетчик. – Первый раз такое вижу... чтобы без всего положенного... без святилища, без всего остального...
— Любовь есть, и это главное, – сказал волхв. – Богам-то все эти штучки не нужны. Это людям нужно. А боги – они сердце видят, душу. А им, – он кивнул на новобрачных, которые всё ещё продолжали целоваться, – им только они сами и нужны. Погляди на них, сынок. Главное – они друг у друга есть.
— Всё равно как-то... – вздохнул Артемис. – Вот и Эндра со мной согласна...
— Ага, – кивнула Эндра, – Должно быть всё краси-иво... Торжественно... Не, вот, если вдруг, совершенно случайно, я буду венчаться, я совсем по-другому... Совсем-совсем.
— Это как? – заинтересовался арбалетчик.
— По-ордалиански, Артемис, – расхохоталась Эндра.
— Главное, чтобы по любви, – повторил волхв. – А там уже... – Он улыбнулся.
— Похоже, мы нашли вторую Маргунд, – хмыкнул Артемис.
— А то, – не растерялся дедушка, посмеиваясь и поглядывая на весело носящуюся Дерр. Дэннер и Аретейни – раскрасневшиеся, сияющие, крепко держась за руки, подошли к ним.
— О чём спор? – Аретейни счастливо прижалась к груди мужа. Он обнял её.
— О венчании, – пояснила Эндра и представила Дэннера и Аретейни в ордалианском костёле, его в чёрном, её – в белом, цветные блики от витражей на полу, мерцание свечей... Красиво ведь...
— Надо было вас в лагере оставить, чтобы не спорили, – весело сказал командир. – Натворили шуму…
— Тебе было бы скучно без нашего шума, – отпарировала эльфка.
Дерр, наконец, поймала бабочку и аккуратно, чтобы не повредить крылышки, показывала её Пушистому. Эндре стало как-то грустно-светло... Не про Дэннера, а так, вообще... Вот же – война, голод, разруха, а люди венчаются. И счастливы. Любовь ведь никто не отменял... Ни для них, ни для неё. В конце концов, на Дэннере свет клином не сошёлся. Когда до Эндры дошёл столь простой факт, она очень удивилась и даже развеселилась. Ей стало легко.
— У-у-у... только у меня свадебного подарка нету... Вы бы, хоть, предупредили... – огорчилась она.
— Да вы все – наш самый желанный подарок, – засмеялся Дэннер. Подбежала Дерр.
— Всё равно... О! Я вам балладу сложу! – осенило Эндру.
Дерр протянула Дэннеру и Аретейни раскрытую ладонь, на которой сидела большая лимонница.
— Глянь, как знатно!
Бабочка вспорхнула и улетела. Дитя рассмеялось, провожая её взглядом.
— Ага, – согласился Дэннер.
— Ой, бабочка! – обрадовалась Аретейни. Её восхищало всё – ромашки были нежнее и прекраснее любого рукотворного венца, золото рассветного солнца не смог бы затмить ни один храм, а уж аромат луговых трав и свежий ветер пьянил сильнее самого крепкого вина. Она вовсе не чувствовала себя некрасивой, её не смущала дорожная одежда – знала, что для Дэннера её глаза сияют ярче всех самоцветов мира, её шелка – это искрящиеся на солнце тяжёлые волны тёмно-русых волос, прекраснейшая музыка – её голос. И неважно, что на ней надето – потрёпанная рубаха, пропитавшаяся потом и дорожной пылью, или роскошное платье. Для него она навсегда останется самой прекрасной женщиной на свете. Всё это можно было с лёгкостью прочесть во взгляде зелёных глаз, в движениях самых надёжных на свете рук, обнимающих её, услышать в участившемся биении сердца, в звуках самого желанного голоса...
— Ну вот, приехали, – ехидно заявил самый желанный голос. – Ласточка, я теперь знаю, как тебя утихомирить, в случае чего. Достаточно показать тебе мотылька... Нет, только не трогай мои уши!