Вечерний автобус
Иногда она представляла себе этот особенный троллейбус, в нём тепло и ласково.
И тогда звучала мелодия голосом Окуджавы.
Когда мне невмочь пересилить беду,
когда подступает отчаянье,
я в синий троллейбус сажусь на ходу,
в последний,
в случайный.
Полночный троллейбус, по улице мчи,
верши по бульварам круженье,
чтоб всех подобрать, потерпевших в ночи
крушенье,
крушенье.
Полночный троллейбус, мне дверь отвори!
Я знаю, как в зябкую полночь
твои пассажиры - матросы твои -
приходят
на помощь.
И она подхватывала мелодию, а глаза почему-то наполнялись слезами.
Решилась она в эту зиму оставить свою большую, но уже продуваемую избу и уехать в город. В непогоду дверь в коридор вздыхала и поскрипывала. Это означало, что рамы пропускали ветер.
И вот город.
Для столицы он провинциальный, а для Лукерьи, рождённой на городской улице, по которой изредка проходили полуторки или лошади, а легковых машин ещё не было, эта встреча была шокирующей.
Ей пришлось заново знакомиться с маршрутами автобусов и троллейбусов, а главное с их пассажирами и стоимостью билета.
Собираясь в дорогу, она заранее доставала из кошелька двадцать шесть рублей мелочи, чтобы было удобнее отдать их кондуктору.
Однажды мимо неё пронеслась Забота, маленькая и испачканная осенней грязью. Она неслась, не останавливаясь. У неё было много дел впереди, другие остановки и пассажиры. И сразу было видно, что она единственная во всём большом городе.
Но больше всего было огромных неповоротливых фур. А автобусам приходилось лавировать по улицам между сотнями машин, которые заполняли коридор дороги с обеих сторон.
Садилась Луша обычно на первое место с краю, чтобы видно было, где выходить. В автобусах и троллейбусах советского времени остановки объявляли. А в транспорте сегодняшнего времени никто не называл остановку.
Молча входили пассажиры, молча сидели и выходили. Каждый был в своей скорлупе, словно защищался от мира, жестокого и непредсказуемого.
И только однажды бабуля постарше протянула сухую руку в сторону вошедшего паренька и жалостно вымолвила:
- Гли-ко! Ноги те голые! Коротко носит.
И Лукерья оглядела паренька. Да, над коротенькими белыми носочками голая полоска тела, а дальше шли короткие чёрные брючки.
- Не переживайте! Видно, мода такая. А мы и не так ещё ходили!
Ответила с улыбкой Лукерья, вспомнив коротюсенькие юбочки своей молодости. Их невозможно было натянуть на колени.
Однажды в сумерках полчаса она стояла на пустой остановке. Уже зажглись в сквере напротив жёлтые фонари. Они осветили голые стволы берёз. Уже опустели улицы.
И две пассажирки вызвали такси. Луша осталась совсем одна. Она вглядывалась в темноту, откуда искрились разноцветные огоньки.
- А что со мной будет, если автобус не приедет?
Такси я ещё не умею вызывать. Придётся звонить дочке.
Но автобус подъехал. Открылась складная дверь.
- Всё, я в безопасности, - думала она.
До самой конечной, а там на второй этаж.
И светёлка с одним оконцем.
Как хорошо и уютно в этом вечернем автобусе. Лукерья сразу поняла, что он особенный. Несётся, покачиваясь в темноте улиц и площадей. Остановок не видно, не узнать.
Вот тормознул на какой-то. Распахнулась дверь.
Кондукторша, с круглой от кудряшек головой, высунулась в двери и кричит в темноту:
- Люди! Заходите! Сорок третий!
На Архангельскую едет!
В открытые двери тянется старческая рука. И проводница берёт за руку бабулю и к сидению осторожно ведёт.
Две девчонки- пичужки лет по тринадцать заглядывают:
-А на Конева едет?
- Едет.
- А на Емельянова едет?
-Едет.
- А на Нанджи едет?
Кондуктор задумалась, но утвердительно кивнула.
- И туда едет.
- Спасибо, што едет! Я шаслив, - благодушный голос сзади.
И даже голос подвыпившего черноватого молодца не портит пространства автобуса.
Девчушки в одинаковых чёрных ботиночках и дудочках брючек, в одинаковых серых пальтишках, шапочках и с рюкзачками за спиной что-то щебечут по-девчоночьи, не понимая, что стоят они на том месте, где кондуктору надо проходить на своё кондукторское место. Но она не ворчит, а плавно скользит мимо них.
- Подняли все билетики! Впереди контроль!
И пассажиры поднимают дружно билетики.
И, правда, дверь распахивается. Входит строгая женщина контролёр.
А кондуктор тем временем подходит к не совсем трезвому, но шасливому молодцу.
- Куда дел билет?
- Не наю.
-Где он?
-Улетел.
- Куда?
- Не наю.
А контролёр уже возле молодца.
- Молодой человек, где ваш билет?
- Не наю. Но был.
-Где он?
- Улетел.
-Куда улетел?
- Не наю.
И тут сработал коллективизм, тот прежний коллективизм и взаимовыручка.
Какая-то женщина с другого ряда.
- Покупал он билет! Я видела!
Всё обошлось в этом особенном автобусе. Контролёр вышла в темноту остановки.
Одна из пассажирок приготовилась к выходу, встала, подошла к дверям,
а кондукторша, проходя, слегка задела её боком.
- Ой, простите Христа ради!
- Не прощу! - подхватила шутливо пассажирка.
-Какое коварство!
Что-то случается иногда. И скорлупа, в которой спрятан человек, словно треснула.
То вдруг в напряжённой и унылой тишине автобуса тоненько запоёт детский голосок. И все захлопают в ладоши.
Люди остаются людьми,
хоть из ушей молодёжи и торчат провода.
А провода-то тоже, оказывается, уводят их в свой мир, где звучит своя музыка.
Все эти мысли роились в голове Лукерьи, пока она не доехала до конечной остановки.
- Я не забуду тебя, вечерний автобус! - шепнула она ему, выходя из распахнутых дверей в осенний сумрак.
фото автора
Свидетельство о публикации №218112500154
Столько тепла и уюта в ваших рассказах... Замечательно!
Евгения Серенко 31.10.2021 00:37 Заявить о нарушении