Мемуары члена партии любителей пива

На фото: коллаж "В поисках идеала".

1. Мои университеты.
Членом партии любителей пива (ПЛП) я стал в 1965 году – сразу по переезде со съёмной квартиры в четвёртое общежитие Казанского химико-технологического института. Наша партийная группа была активной частью самой большой в СССР партии. С удовлетворением вспоминая те годы, не могу не отметить, без ложной скромности, что это была – по слухам – самая передовая в институте партячейка.

Попробую восстановить в памяти, с чем такое положение дел было связано и как протекала тогдашняя наша партийная жизнь. Полагаю, что главную роль тут сыграла принадлежность членов ячейки к одному этносу, одной религиозной конфессии и одной социальной прослойке общества. Попросту говоря, все мы были русскими парнями, крещёными в православии и воспитанными в духе атеизма детьми служащих из небольших (и не малых) городов Татарской АССР.

А окружающие нас в общежитии граждане, не являвшиеся членами нашей партии были, в основном, мусульманами (реже – крещёными в православии) из татарских деревень. Их невступление в ряды ПЛП обусловлено, думаю, взглядами их родителей.

Та часть пространства общежития, где была на пятилетнем постое наша партгруппа, отличалась от иных заметным образом. И, в первую очередь, своими звуковыми очертаниями. Но не только. Кельи наши отличались ещё вечным кавардаком; и представляли собой, по сути, вовсе не кельи, а проходные дворы. Где ежевечернее бывало полно проходимцев, прибывавших отовсюду – из соседних общежитий, из родительских квартир, из соседних келий (приживалы из недоучек).

Зачем они сюда стекались? – Для участия в партийной жизни. Заседания всегда сопровождались интеллектуальными тренировками присутствующих – с тем, чтобы можно была питать надежды на карьерный рост. Основной методикой тренировок был преферанс. С его позитивным влиянием мы связывали свою будущность, поэтому тренировались от души, часто до утра. После чего любые интеллектуальные барьеры в институте, включая начертельную геометрию и сопромат, брались «на раз». При этом партобязанности исполнялись чётко: от бидона на двоих до – на одного.

Отход от основной политической линии партии, засорение партийной идеологии чуждыми влияниями, а рядов – чуждыми элементами подвергались суровой критике. И, в первую очередь, не допускалось отклонение от этой линии на 40 градусов. Когда на заседания являлись наши партийные подруги (чувихи) преферанс заменялся кингом или покером. Такие явления политической жизни, как игра в дурачка, очко или пасьянс, изгонялись из повестки дня практически единогласно.

Главным лицом в подготовке собраний был Ильич. Он отправлялся на разлив с бидонами и, по возвращении, делал присутствующим доклад о текущем политическом моменте, в округе вообще и на Разливе, в частности. Теорию вопроса мы и сами знали: если суббота, или понедельник, то однопартийцы, в порыве добраться до любимой партработы, выстраивались в немалые очереди, а во вторник – пятницу, когда они добывали хлеб насущный, вполне можно было планировать собрание. Поэтому Ильич делал упор на практику: с какого завода прислали нам товарищи рабочие предмет забот наших, каковы его особенности, название и дата изготовления.

Итак, обстановка в офисе партии вам ясна. Осталось добавить только, что мы тогда были здесь, по сути, на полулегальном положении. И столь активная политическая деятельность запросто могла привести к ссылке (из общаги).

А что, спросите, с жизнью партийных масс в регионе, и какое участие в ней принимала наша партячейка? Надобно вам сказать, что Казань тех лет была благодатным полем деятельности именно для ПЛП. Поскольку была наполнена студенчеством, пролетариатом, ИТР и научными кадрами, которые, как известно, исстари разделяют взгляды нашей древней политической организации. В отличие, например, от врачей, артистов, милиции и военных, которые таковых взглядов не разделяют.

Соответственно, город был покрыт густой сетью точек, предназначенных для партийных встреч (и проводов) – на ногах и без галстуков. Главными местами для собраний конкретно нашей группы были Бегемот на Пионерской, подвальчик (шарваганчик) с автоматами на Ленина и кафе Нива на Арбузова, где я промышлял в качестве ночного сторожа.

Самыми впечатляющими мероприятиями были калымы, в последние дни перед стипой, на пивзаводе ... На группу древних бочек, вокруг которой размещались хозяева и мы, гости, устанавливались баллоны (так здесь назывались трёхлитровые стеклянные банки) с образцами партийной продукции, на любой цвет и вкус. Их приносили хозявы (так говорил тамада – технолог) из разных варочных отделений и из лаборатории. Каждый приносил баллон по своему вкусу. В центре устанавливался замысловатого вида кумган из нержавейки с главным, на сегодня, образцом. Он принадлежал тамаде, и был отлит из ёмкости за семью печатями, в которой хранилось обкомовское пиво, готовое к отправке на обкомовские же дачи и на дачу Первого. Который, оказывается, был хоть и не членом, но – сочувствующим идеалам ПЛП.

Начиналась дегустация. В ходе которой каждый из хозяев освещал нам достоинства принесённого им образца, и непременно называл его лучшим на заводе. Далее слово брал тамада – проводил нам ликбез по своей специальности. А заканчивал он изложением сути традиций пивоварения на их заводе. Конференция заканчивалась, обычно, бурной общей дискуссией. После которой мы уже считали себя чуть ли не зрелыми партийными кадрами.

Раньше в Казани было высокое качество пива при недостаточном его количестве. Теперь,  как и всюду – высокое количество при недостатке качества. Раньше, часто можно было увидеть табличку «Пива нет». Теперь, внутренним взором, всюду вижу: «Пива нет. Есть пивные напитки». Нет и шедевров прошлого, например «Казан пиво сырасы» – пивной  перцовки. После которой выходил из «Столовой № 2» на Баумана, как Евдокимов из бани – морда крррасная такая!

2. Столичный период.
Известно, что у нас высокие достижения обретаются только в столице. Расскажу вам о своей партийной карьере в столице. В пивной столице страны – Ленинграде. 1969 год. Преддипломная практика на местном заводе ДБСП. Старшие товарищи пояснили, что надо походить на завод недельку в начале и недельку в конце отведённого срока, а её середину использовать по прямому назначению – заниматься партийной работой. Тем более, что время года было подходящим: питерские убрали весь снег в центральной части города, подмели и, на всю силу, включили радостное весеннее светило.

Столичной нашей штаб-квартирой стало общежитие холодильного института на Маяковке, 10. Её мы поделили с московскими холодильщиками-практикантами. К последним я и примкнул. Поскольку наша казанская делегация оказалась не самого лучшего качества: или вообще не члены ПЛП, или ещё и члены других партий – трудоголиков, фарцовщиков или юбочников. А москвичи – все наши.

Как вы знаете, второй по численности в стране партией была КПСС. Она в те, временно атеистические времена, заменяла нам Пресвятую Троицу нашу (Отца, Сына и Духа Святого). Так как её вторым  названием было: «Ум, честь и совесть эпохи». И иконостас у этой партии свой тоже был (на стенах сзади президиумов), где троица представала перед нами уже не как недосягаемая небесная ипостась, а как земное её воплощение: отец (с большой бородой), сын (с бородой поменьше) и святой дух (совсем без бороды, но с усами). Правда, в 1956 году в этой партии произошёл раскол, и сторонники отца и сына удалили с партийных иконостасов святой дух. Но он не ушёл, говорят, что он растворился в нашем будущем. А без духа святого какая может быть вера?! После чего (1986 год) ум, честь и совесть проявили себя как глупость, бесчестие и бессовестность. Веры-то нет!

У нашей партии тоже есть свой иконостас – реликвии советского времени. Вывешены они в инете. Есть и троица. В питерском региональном отделении партии её земным воплощением, в те годы, были производители пива – «Стенька Разин», «Красная Бавария» и «Вена». Поклонение происходит в барах, в каждом из которых принято молиться одному из ликов этой троицы. Мы с москвичами молились всем трём, прочёсывая все бары кряду. Но основными были «Пивной зал № 51» на Невском, 27, «Старая застава» на пл. Мира и «Стенька Разин» на углу Невского и Маяковки.

После посещения этих мест город незамедлительно приобрёл, в нашем сознании, статус любимого. Как тут же оказалось, городу это не в радость – он не мог спать спокойно в  статусе любимого! Да, любовь свою мы выражали очень шумно. Видимо, потому, что любили тоже очень. Хотя, может быть, это мы молодость так свою праздновали ... Представьте себя в компашке из семи дружинников с красными повязками на рукавах, где красуются буквы «DHD», громогласно спикающих на инглише – во весь вестибюль станции метро «Чернышевская». А заодно пытающихся проникнуть через турникет паровозиком. От такого нашествия иноземцев было только одно спасение – тихое замечание дежурящей здесь интеллигентной бабушки: - Мальчики, как вам не стыдно ... После чего «иностранцам» сразу стало стыдно, и они, с глаз подальше, отбыли в свою штаб-квартиру на Маяковке, 10. За целых 500 метров от метро. В такси. Всемером.

Вообще, авторитет блокадных питерских бабушек был тогда абсолютным. Намёка такого авторитета (соседки по коммуналке на Литейном и члена нашей партии с 19 века) нам, что мы, мол, готовы и лоб разбить, хватило для немедленного прекращения молебна. И рассказы той же бабушки (в благодарность за правильное отношение к критике своих товарищей) о блокадной жизни, отбивали охоту к жизни неправедной.

3. Отклонения от линии партии.
Неправедной партийной жизнью мы тогда считали только следование чуждым политическим влияниям. И, в первую очередь, влияниям Партий Белой Головки – и заморской, и нашей. Вот, как раз в этом, я и хочу покаяться. Каюсь – бывало. Но шашни эти были только с нашей. С заморской Белой Головкой – ни-ни! Хотя мы о ней тогда ничего и не знали. И единственное, что хотелось – сыграть в эффект домино небоскрёбами Манхеттена. Впрочем, и сейчас – то же самое.

Что касается нашей Белой Головки, меня извиняет то, что ни членов моей партячейки, ни просто знакомых членов ПЛП, иногда, вокруг меня не обнаруживалось. А Трубный Глас Служения-то требовал своё! И тогда ничего другого, как выйти на панель, не оставалось. Да нет, не о том я. - На Невском легко можно было сколотить компашку из незнакомых однопартийцев. Правда, членских билетов ПЛП тогда ещё не требовала иметь при себе и новый знакомец, запросто, мог показать себя членом ПЛП только для рывка. А после рывка мог показать и оскал члена враждебной партии – ПБГ.

Таких вот личностей – с размытой, или неопознанной партийной принадлежностью – на проспекте тогда было довольно. Было много и таких из них, кто ходил, мечтая непременно кого-нибудь осчастливить. А вы – тут, как тут! И, после рывка дуэтом, некоторое время было неясно, куда поведёт ваш дуэт судьбинушка: по прямой тропе ПЛП, или по кривой дорожке ПБГ, о членстве в которой ваш визави уже прозрачно намекнул. Судьба, в моём случае, оказалась злодейкой; нас понесло по пням-колодам дорожки ПБГ. А как иначе – в противном случае не сбылась бы мечта моего нового товарища. Однако идеалы своей партии соблюдать надо. Как быть? – Решение приняли компромисное: ни вашим, ни нашим. Что это обозначает? – Обозначает, что на нашем пути возник подвальчик «100 на 100», в котором компромисс и был приведён в исполнение. Чуток поспорив, стороны пришли к соломонову решению ... Нет, старику Соломону до нас далеко – мы пришли к справедливому решению. А именно: неукоснительно выполнить договорённость и, при этом, не нанести урон светлым идеалам обеих наших партий. Тем более , что идеалы, действительно, были светлыми. А  популярный подвальчик этот был средоточием идеалов немалого числа разных партий, в том числе и наших двух. Короче сказать – мы приняли по 200 смеси, не пива с водкой, а шампанского с коньяком, 100 на 100. За сбычу мечт!

Да, забыл представить вам. Начали мы служение с Жорой – бородатым двухметровым полярником, только что прибывшим со станции СП-16. Послужить идеалам своей партии, в компании с кем-то новым, по сравнению с примелькавшимися на станции коллегами это, как раз, его счастьем-мечтой и было. Более того, это не только счастье, но и цель прибытия – из пустой квартиры на полный народа Невский. Описанный выше компромисс, как вы понимаете, сблизил нас одномоментно. – Каждый достиг своей цели. Далее служение наше пошло уже по линии не моей, а его партии. Для чего мы отправились на Елисейские поля. Да нет, не в Париж, нас бы в самолёт, к тому времени, не впустили.- Метров 500 до них было. И проспект не надо переходить.

4. Контакт с иностранным резидентом.
Однако, послужить идеалам партии полярника, в чистом их виде, в тот день у нас не получилось. И не из-за того, что он не был кристально чистым бойцом из её рядов. Нет. Тут вмешалось обстоятельство непреодолимой силы.- К нам навстречу шёл улыбающийся человек приятной наружности и с початой  бомбой (0,8 л) портвейна в руке. Одет он был в потрясающий узорчатый свитер и соответствующие ему джинсы. Такие, в те времена, можно было приобрести, разве только, возле универмага в Риге. Человек этот, как оказалось через минуту, почему-то заприметил нас издали. Видимо, он следовал пословице «рыбак рыбака ...». Которая, во многих партиях, в нашей стране, считалась тогда аналогом любимой пословицы членов КПСС – «Пролетарии всех стран – соединяйтесь!» Хотя, как оказалось через 5 минут, к стране нашей он имел весьма приблизительное отношение. Потому что был поляком, бухгалтером из Кракова. И принадлежал, как выяснилось ещё через минуту, к Партии Красного Вина (ПКВ). Польский товарищ потерял свою туристическую группу, и терял драгоценное время - для ознакомления с Ленинградом - попусту. Язык местный он тоже не знал, отчего совсем упал духом, и для его поднятия решил воспользоваться приёмом, традиционным для его партии, прикоснуться к её атрибутике. А тут и мы - тут, как тут!

Надо напомнить начинающим моим однопартийцам: то время отличалось так называемым интернационализмом, в соответствии с которым, нам полагалось любить все народы, проживающие (на Западе) восточнее западных границ Албании, Югославии, Венгрии, Словакии, Чехии, ГДР, РСФСР, Литвы, Латвии и Эстонии. Мы с Жорой, как парни грамотные и законопослушные, любить бухгалтера Збышека стали не позднее, чем через 3 минуты – сразу после того, как он предложил нам подсушить (так он выразился) упомянутую бомбу. Любовь – основа счастья. Настала моя очередь кого-нибудь осчастливить. А что далеко ходить-то? Объект – вот он, сидит с нами на скамейке в Катькином саду, бог любит троицу. Как раз, когда в бороде Жоры скрывались последние капли чужеродного, для нас с ним, освежающего напитка, я и осчастливил Збышека.

Во-первых, оказалось, что мы с ним вполне можем общаться на мове. Во-вторых, оказалось же, что я, в школьные годы, жил на родине его предков – в Коломыи и Луцке. И даже, видел их семейный склеп (очень заметный) на польском кладбище, где мы играли, в двухстах метрах от моего дома.

Итак, все счастливы. Осталось только сыскать развлечения. Однако настырный польский шляхтич настоял на своём варианте продолжения эпопеи. Ему хотелось догнать нас. Началась международная политическая дискуссия о партийных ценностях. В которой я не участвовал, поскольку считал неуместным, в сложившейся обстановке, продвигать идеалы своей партии. Дискуссия затянулась, назревал конфликт. И тут мудрый я, памятуя о недавнем благотворном влиянии компромисса на межпартийные отношения, предложил пролонгировать этот опыт. То есть, снова применить формулу «ни нашим, ни вашим». Воплощением компромисса явился ликёр. Который, тут же, был доставлен к ногам царицы и девяти её вельмож. На пароме (через Невский). Из гастронома (Елисеевского).

Начались здравницы в честь Екатерины и её окружения. Поскольку последних было больше, чем остатка нашей с Бородой трезвости, ситуацию взял под контроль потомок волынской шляхты. Который и догнал нас, вскорости. После чего вопрос о развлечениях отпал. Они находились как-то естественно и – сами. Было бы настроение. А настроение было. Такое, что теперь уж хотелось осчастливить весь мир. Ну, хотя бы, богов, подпирающих театр сатиры, над Елисеем. Как их осчастливить? – Да просто – зазвать и их в компанию, отдохнуть. Устали, поди – сколько можно здесь стоять?! Лично я кричал Гермесу. Оказалось что, заодно, мы осчастливили, своей громогласной весёлостью, и пассажиров на остановке. Нам смешно казалось.

Правда, наутро оказалось, что служение чуждым идеалам, забвение своих ведёт к потере лица. И приходится каяться в том и припадать к родным истокам. Но – в одиночестве ...

5. Вершина карьеры.
Вы меня спросите: а каких, мол, вершин я достиг в своей партийной карьере? Если коротко: я взял вес в 18 по 0,5 л за 6 часов. Если вам интересен мир спорта и вы не прочь послушать подобные репортажи, то послушайте, я расскажу подробнее. Затеяли мы с одним активистом ПЛП побить рекорд ЛКИ по количеству выпитого за вечер пива. Происходило это на территории «Пивного зала № 51» на Невском, 27 – в марте 1969 года. Рекорд составлял тогда 22 по 0,5 л за вечер. Сколько этот вечер составлял в часах, в свидетельстве о рекорде указано не было. Не было и названия сорта пива. Были только  печать и письменное свидетельство о том секретаря комитета комсомола института, с приложением ФИО и подписей – его и ещё трёх свидетелей, из числа институтских авторитетов.

Надо вам сказать, что автор рекорда был фигурой внушительной, и не только в институте, но и на улице, например. Его рост, вес и объём «талии» тоже не были указаны. Устное приложение к грамоте гласило, однако, что он сыграл роль тени отца принца Гамлета, в одноимённом фильме. А это – тому, кто помнит – говорит само за себя. Но мы с другом – карабелом до рекорда не дотянули. То ли имели не столь внушительные фигуры, то ли на попитие рекорда у нас было меньше времени, чем у рекордсмена. Как бы то ни было, мой результат составляет 18 по 0,5 л пива тёмного Мартовского от «Красной Баварии», 32 коп без стоимости посуды, за 6 часов.

Имеется и документ о рекорде, за подписями судьи и одного свидетеля, который только и досидел до конца нашей попытки. Печати нет – бухгалтерия уже была закрыта. Судьёй матча был Володя Брежнев – брат - близнец и полная копия тогдашнего генсека, по совместительству – наш официант. Свидетелем – писатель-фантаст Илья Варшавский, активист ПЛП.

Всё это – о моей карьере на заре туманной молодости. А что позже?

6. Поволжский период.
Позже – вплоть до наших дней – карьера шла нормально, но имела ряд сбоев. Декорациями служили поволжские города, где наша партия имеет громадное количество членов. При этом главное место событий – Дзержинск. Пиво здесь, в 70-х годах, было стабильно хорошим, выпускалось на прекрасном оборудовании и из такой же воды, добывавшейся из песчано-известковых, фильтрующих слоёв – отложений Праволги. И так продолжалось до последнего смутного времени, до 1986 года. Когда местные деятели КПСС, чтобы угодить столичным, в поддержку их политики развала страны, развалили производство на металлолом.

Лучшим местом встреч однопартийцев был тогда «Голубой Дунай» в парке. Остальные – тоже голубые, но сараи. Но местные с таким фактом были принципиально согласны. Потому что были консервативны по политическим убеждениям и потому придерживались в них линии Петра Двуликого. Который, в угоду прозападной показухе, двигал пивоварение в империи как средство единения всех слоёв её населения. Кроме элит, разумеется. Он им ассамблеи насадил.

Однако, все слои – на Дунае и у сараев – мне обнаружить не удалось. Видимо, это прерогатива больших городов, где пиволюб на прогулке в окружении народных масс – всё равно, что в лесу, или в пустыне. И Нижний Новгород – тут, как тут! В нём цвела и цветёт студенческо-пролетарско-интеллигентская пивная культура. Но изучением её особенностей мы тогда не занимались. А ездили – из Дзержинска – для  поддержания, на должном уровне, своей пивной культуры, только в «Скобу» на Маяковке.

Всё-таки, застольно-застойные годы имели свои явные преимущества, из которых главное – стабильность. Чего? – Качества пива, даже несмотря на некоторый его дефицит. Но я всегда считал, что Дефицит – та самая Противоположность, которая ведёт Спрос к Удовлетворению. А Противоположность – это пузом к Дефициту, спиной к Излишку. И лучшее место Удовлетворения – справедливое (середина) единство между ними.

В 70-х годах наиболее примечательными событиями в жизни нашей партячейки были туры по Волге. Чтобы сейчас сплавать также здорово, как и тогда, по маршруту Нижний-Питер-Астрахань-Нижний, надо, пожалуй, продать что-нибудь большое и светлое. Джип подержанный, например. А тогда-то особо не напрягались. Отчёты о круизах теперь имеют для нас историческое значение, представляя собой эскизы к портрету страны.

Один такой круиз был предпринят с целью ознакомления с жизнью поволжских отделений ПЛП и с местными особенностями общепартийного идеала. Выяснилось, в частности, что слава бывшего Жигулёвского пивкомбината в Самаре не напрасна. Правда, добраться до её истока – ларя у стены комбината – оказалось посильно только закалённым бойцам партии, как мы. Добравшись, с боями, до цели мы обнаружили, что тара здесь бывает только своя. И тут нас выручила наша внутрипартийная солидарнось: нам был торжественно вручён внушительных размеров полиэтиленовый пакет. Они, к слову сказать, валялись, в те времена, далеко не на каждом углу, как сейчас! Пакет, правда, оказался трижды дырявым и припали мы к местной Гиппокрене, точнее – к трём её потокам, в весьма замысловатых позах. А именно: трое стояли с вытянутыми шеями, подобно желторотым воробьям в гнезде, выставив вверх свои раскрытые «клювы», а четвёртый, «папаша» держал дефективный пакет, с убегающим дражайшим содержимым, над клювами. И теперь эта скульптурная группа висит в парткоме, совмещённом с моей дачей. Там же, кстати, висит и главная наша святыня – коллаж «В поисках идеала», выполненный из пивных этикеток 70-х – 80-х годов. А также и другие артефакты того времени – свидетельства моей преданности идеалам ПЛП.

Кстати говоря, упомянутый идеал был найден – в ходе описываемого круиза. Им оказалось пиво Волгоградского завода. Не беспокойтесь, мы это хорошо распробовали:  при разных температурах, в свежем и двухнедельной давности состояниях, круглосуточно, до-, во время- и после еды, из фужеров в ресторане и из горла в солярии на верхней палубе ... Потому что мы подбили буфетчицу загрузить его по максимуму – по ватерлинию – во все возможные коморки, имеющиеся в её распоряжении. И, сами же, загрузили. В обмен на её обещание, что холодящая душу табличка «Пива нет» будет вывешиваться не для нас. Пиво это было мягкое, густое, липкое, полусветлое-полутёмное, без малейшей горчинки. О липкости мы удостоверились классическим способом: кожаные брюки, деревянная лавка, 0,5 л пива ... ну, вы знаете.

До Астрахани нам запасов к пенному не хватило, естественно. Зато там мы загрузились на год. Не останавливаясь на многочисленных поучительных деталях этой загрузки, отмечу только, что лучший её вариант – калиброванная майская вобла – в прекрасной, по тем временам, вакуумной поштучной упаковке от 0,9 до 1,1 кг, от местной артели «Не напрасный труд».

Вообще говоря, пиво, в те времена, на Волге, было хорошим почти повсеместно. Явных исключений не припоминаю. Не то, что сейчас – сплошь исключения. Зато берут количеством: пей-не-хочу! Не хочу. Но надо – партийная дисциплина требует!

7. От самых от Окраин до москвы.
Пивную культуру тех лет, а также качество напитка – на  югах СССР – следует называть бескультурьем. Даже в Гамбринусе в Одессе. Средним качество пива было на западе империи, причём чем севернее запад, тем лучше качество. С уровнем пивной культуры – та же история. На севере (на Таймыре, в Норильске) пиво было хорошее, а ко Дню шахтёра – прекрасное. Культура пивных обрядов здесь была серой. На востоке пиво тогда было почти повсеместно дефицитным, а его качество и пивная культура – на огромных-то просторах – имели, конечно, пятьдесят оттенков серости.

Пивные дебри Москвы я не исследовал. Потому что, приезжая сюда, временно переходил в ряды партии театралов. То есть один вечер в столице – один вечер в театре, пять – пять. Чтобы не деградировать и поддержать форму, приходилось антракты и часть спектаклей проводить в театральных буфетах. А там – какая вам пивная культура: один сорт пива и двадцать – к пиву! На этом фоне выделялся только буфетище (в зрительный зал я там не ходил) на верхнем этаже кремлёвского Дворца съездов. По-видимому, он был задуман как прообраз коммунистического будущего членов ПЛП. Приобщиться к настоящей культуре, в Москве, мне повезло только в трюме-подвальчике на углу Пушкинской и Столешников. Эта клёвая точка, в те времена, названия не имела. Зато позже стала называться не трюмом, а наоборот, «Парусом». Совершенно обособленным, странным пятном на пивной карте Москвы выглядели «Жигули» на двух Арбатах. Странность их заключалась в стерильной, по сравнению с другими барами, обстановке, в чистоте, свежести и чудовищной вежливости персонала. За столами полупустого зала (при очереди у входа) сидели люди в костюмах и галстуках и чинно попивали пиво с раками.


8. Нашествие с Запада.
Заканчивались последние хорошие годы моей карьеры, как члена ПЛП. Начиналось Иудино время – 13 последних лет века. Изменялась и пивная картина мира. Пиво, в те годы, всё в большей степени становилось чужим, не нашим, западным. Надо вам сказать, что я – убеждённый западофоб, в том смысле, что враждебно, но терпимо отношусь к западным духовно-идеологическим (не материальным) ценностям. Что конкретно это обозначает, глядя с позиций ПЛП? Если говорить на языке упоминавшегося выше «Голубого Дуная», а не на языке двуарбатских «Жигулей», то – следующее. Пить немецкое, например, пиво и обсуждать с однопартийцами оттенки его качеств – да сколько угодно, вольному – воля; пейте хоть пиво с островов Туамоту! Однако, если вы, напробовавшись таких пив, хвалите уже подряд всё немецкое и хаете наше, готовы даже вылизать ж ... первому встретившемуся, по выходе из бара, немцу, то наша партия на такую шаткую идеологию смотрит с отвращением.

Вал западного пива становился всё выше и выше. Нанося мне, даже одним своим видом, нестерпимые душевные раны. Стерпеть которые можно было, только обнаружив, в этом валу редкие, лечащие западофобию его экземпляры. Однако долго созерцать новую пивную картину мира я был не в силах. Не мог я, в бездействии дожидаться, когда высота вала достигнет девяти баллов! И 31.12.1999 года я «положил на стол» заявление об уходе из ПЛП. Надо отметить, что вечером этого же дня ушёл в отставку и тогдашний президент. Не под влиянием-ли моего ухода? Как бы то ни было, а причина ухода у нас с ним была одна. – Мы оба морально не выдержали давление с Запада.

Он ушёл на пенсию. А я перебрался в ряды Партии Абсолютной Трезвости (ПАТ). Так силён был мой внутренний протест против нового, третьего прихода Шамаханской царицы и с ней – этого  вала. Кто не в курсе – смотрите мои об этом работы па «Прозе.ру». Партия эта, кстати сказать, наилучшая из имеющихся. Особенно если, вдобавок, вы ещё следуете идеям Партии Хорошего Чая. А ностальгию по старой партийной жизни можно свести к нулю, приняв лекарственный вариант пива – со знаком «0» на этикетке. И пробыл я в ПАТ лет 15, поди. И был бы в ней дальше, кабы не происки маркетологов Западной ПЛП.

9. Мой опыт.
Что за происки? – Да вы их знаете. Расскажу, на всякий случай. Хитрющие маркетологи эти воспользовались (представляете!) даже моим выходом из ПЛП. Дело в том, что я перестал даже ходить в магазины, где любимый когда-то напиток продавался. Вот тут-то крючок и был заброшен. Оказалось, что предмет моей любви имеется теперь в таком разнообразии и красоте, что у меня потемнело в глазах, ёкнуло сердце, подкосились ноги ... ну, вы знаете, как это бывает. Старая любовь не ржавеет.

И теперь я снова членствую в родной парторганизации, в дачной её партячейке. Опробовано бессчётное количество сортов, изучены все имеющиеся типы и классы идеала юности, зафиксированы названия и наклеены этикетки. Искоренена пагубная тяга к красивости оформления западных образцов и написания их названий (назови хоть горшком, лишь бы, на самом деле, это был пузырь классного пивка).  Найден идеал молодости. Установлено, что сейчас такого не бывает, несмотря на изобилие. 
                *****