Охотник
— Пивная маска,— шмыгнув, констатировал Максим, проходя в квартиру в которой не был два года.
С кружкой кофе, и с какой-то невообразимой пирамидой из мокрых волос и полотенца на голове из ванной вышла Лиза.
— Что надо? — втирая круговыми движениями в щеку остатки крема, спросила она.
Максим прошелся по комнате, подошел к стене взглянул на рисунок, на котором было изображено существо похожее, на бегемота, но подписан он был «Лошадь для Папы».
— Можно я возьму Сашку на выходные, — проведя пальцем по стене, спросил он. — Володя на шашлыки позвал, с семьей.
Лиза подошла к трельяжу и с грохотом поставила на него кружку.
— О сыне вспомнил, неплохо теперь в клиниках мозги промывают — встряхивая сырые волосы, сыронизировала она. — Да и почему ты решил, что он хочет тебя видеть. Через отражение в зеркале она взглянула на Максима. Это был уже другой человек. Седой, с огромными скулами, потухшими голубыми глазами, какой-то угловатый и осунувшийся — на нее смотрел тридцатилетний старик.
— Тебе пора, муж с минуту на минуту вернется,— опустив глаза и закусив нижнюю губу сказала Лиза. Взяв маленький белый тюбик, она посмотрела вслед уходящему Максиму.
— Я попробую поговорить с ним.
Дверь громко хлопнула. В вагон вошла миловидная женщина и попросила всех приготовить билеты. Пассажиры засуетились, какой-то молодой человек быстро встал и побежал в противоположную от контролера сторону. Собака не сводя глаз с Максима, привстала и, высунув алый язык учащенно задышала.
Подойдя к дереву и оперевшись на него правой рукой, запыхавшийся Максим смотрел как его десятилетний сын, прыгал через обвалившиеся окопы и остатки блиндажей.
— Санек, успеем, не гони, — отдышавшись, крикнул он. Бросив охапку сухостоя на землю, он порылся в кармане и достал сигарету. Помяв намокший цилиндрик большим и указательным пальцем он, усмехнувшись, вспомнил, что оставил спички в палатке и спрятал его обратно в карман.
Где-то впереди шумела вода. Над головой глухо бубнила кукушка.
— Папа, можно я к речке сбегаю, — обернувшись, спросил счастливый и неугомонный Саша.
Максим улыбнулся и крикнул уже летевшему к берегу сыну.
— Валяй, только к воде близко не подходи.
На мгновение все вокруг погрузилось во тьму. Выехав из туннеля, яркая вспышка летнего солнца ослепила Максима. Электричка резко затормозила, и он чуть не влетел в крепыша. Где-то за спиной послышался громкий тупой удар и недовольный детский крик. Собака поднялась на передние лапы и что-то недовольно промычала.
Максим вскочил и побежал в ту сторону, откуда донесся крик. Он отчетливо слышал отчаянный вопль сына. Несколько раз, споткнувшись и провалившись по щиколотку в темную жижу, он выскочил берег. Его бросило в жар, свинцовая голова ежесекундно пульсировала, язык распух и перекрывал ему дыхание. Вокруг не было ни души. Птицы весело распевали свои летние песенки, кружась среди макушек елей, под ногами бурлящие потоки несли остатки нагнанного таявшим снегом сушняка. С обеих сторон в заходящих солнечных лучах на него угрюмо смотрел лес. На противоположном берегу реки, недалеко от того места где в бирюзовых зарослях она делает резкий поворот, он увидел тропинку из распластавшихся по земле стеблей осоки. Выйдя из оцепенения, он ринулся вниз.
Что-то мокрое уперлось ему в руку. Максим открыл глаза и увидел обнюхивающего его ротвейлера. Крепыш спал, нахлобучив кепку на лицо. Пес уже не казался таким свирепым. Глядя Максиму прямо в глаза он лизнул кончики его пальцев. Осторожно погладив собаку Максим прошептал:
— Нет у меня нечего для тебя приятель. Собака еле слышно заскулила и, встряхнув головой, легла на свое место.
Молодая женщина в конце вагона, встала и открыла окно.
— Ребенка не застуди, ворона, — лузгая семечки, пробормотала старуха, в белом платке, сидевшая с ней рядом.
Резкий холодный поток ударил в лицо. Максим остановился. Со всех сторон его обступала тьма. Он не знал, сколько времени он бежал и где он находится. Сквозь забивший его горло комок наружу продиралось сдавленное, отчаянное рыдание. Перед глазами стояло лицо его сына. Вытирая липкими руками, пленкой облепившие его лицо слезы и пот, он вновь захотел побежать, но обессиленно рухнул на живот. Из последних сил подтянув к груди колени и оттолкнувшись руками от земли, он упал навзничь и заснул.
— Мороженое, соки, чипсы со сметаной и луком,— навязчиво повторял гнусавый голос. Волоча огромный клетчатый баул по проходу, медленно тащилась крупная, короткостриженая блондинка. Крепыш открыл глаза и, достав из нагрудного кармана смятую купюру, протянул ее женщине. Присев на краешек нагретой солнцем скамейки она деловито, порывшись в сумке, протянула ему пакетик чипсов. Повертев их в руках, крепыш резким движением разорвал упаковку.
Максим проснулся от резкого запаха и оглушительного звона тишины. Ему казалось, что весь лес смотрит на него, следит за каждым его движением, пожирает его. Опираясь о землю, он начал медленно вставать. Неожиданно, за спиной послышался хруст. Решительно обернулся, он бросил в темноту:
— Саша, это ты?
Тишина. С трудом поднявшись, он начал двигаться в сторону, откуда только что до него донесся звук. Сделав несколько неверных шагов, он остановился и прислушался. Справа, метрах в десяти от него, кто-то прерывисто полудышал- полурычал. Медленно повернув голову, он увидел что-то по очертаниям напоминавшее человеческую фигуру. Огромное тело с посаженой на него маленькой головой, практически полное отсутствие шеи, широченная грудь, мускулистые свисающие до колен руки. Нечто смотрело на него в упор ярко- красными, близко посаженными глазами. Максим обмяк, сделал шаг назад и побежал. Ветки хлестали его по лицу и рвали в клочья одежду и кожу. Он падал, вставал, полз на коленях, разбивая в кровь ноги. Но бьющий в нос смрад и чьи-то то приближающиеся, то удаляющиеся глухие шаги неизменно были рядом. Неожиданный сильный удар в живот сбил его с ног. Упав на колени, он почувствовал как что-то склизкое и горячее стекает по его ногам. Он закрыл, глаза и прорыдал:
— Прости меня, Сашка.
Ухватившись за сук поваленного дерева, которое преградило ему дорогу, раздавленный, но до конца не побежденный он из последних сил бросился на пульсирующую мглу.
— Осторожно, двери закрываются, — сквозь шипение и хруст предупредил, резонирующий голос. — Следующая станция шестьдесят седьмой километр.
Вздрогнув, словно его шарахнуло током, крепыш вскочил. Схватив вещи и поводок, и едва не споткнувшись о лежавшую собаку, он рванул к выходу, на ходу таща ее за собой. Двери со стуком захлопнулись. Раскачиваясь, электричка медленно начала набирать скорость.
— Куда это он? — удивленно спросила раскрасневшаяся от духоты женщина, отпивая воду из пластиковой бутылки. — Вроде и домов то никаких нет.
Старуха достала из мятой сумки бумажный кулек.
— Да место гиблое, одни болота, — прошамкала она. — Прошлой весной мужик с сыном аккурат здесь пропали.
Подвинувшись к девочке, она, шурша, развернула кулек и достала желтый крошащийся сухарик.
—Угощайся, дочка. Скоро уже приедем, — поправляя платок, сказала она.
С недоверием взглянув на старуху, девочка подошла к маме и, забравшись к ней на колени, шепнула на ухо:
— А дядю того бабка-ежка не съесть?
— Да что ты дуреха,— рассмеялась мать,— у него вон собака какая.
Спрыгнув с маминых колен и выбежав в раскаленный тамбур, девочка подбежала к окну. В июльском мареве, под окутанными багровом закатом соснами, еще можно было различить два расплывчатых силуэта, одиноко стоящих на платформе. Встав на цыпочки, девочка помахала им рукой.
Свидетельство о публикации №218112501966