Люди. Книги. Фильмы вторая часть

2.3.2017

Екатерина II (Sophie Auguste Friederike von Anhalt-Zerbst-Dornburg) (1728-1796).
Эта самая долголетняя из докоммунистических правителей России принесла пользы России в десять раз больше, чем все бородатые (и в переносном смысле - "устарелые") борцы с "порнократией". Почему-то всегда так получается, что праведность противопоказана тому, кто вообще хочет чего-то добиться в жизни (апокалипсическое сознание объясняет это "греховностью мира"), а встречающиеся в далеком прошлом образцы для подражания или нелепы, или лживы, или то и другое одновременно (будучи не реальными людьми, а конструктами своих создателей).

Две совершенно разные трактовки образа комендантши Мироновой из КАПИТАНСКОЙ ДОЧКИ Пушкина. В одноименном фильме 1959 года комендантша – обычная провинциальная баба, хозяйственная, властная, наивная (ее возраст подчиняется логике солдатских песен, в которых у любого новобранца, вне зависимости от его возраста, обязательно "старушка-мать"). В фильме 1999 года – РУССКИЙ БУНТ (снимался при содействии властей Оренбургской области) Миронова, особенно в сцене всеобщего застолья, - моложавая, европеизированная дама, много повидавшая, поездившая с мужем по миру, скорее всего, даже побывавшая в Кенигсберге на завтраке у Канта в ходе Семилетней войны (Пугачев тоже не дремучий провинциал: воевал в Семилетнюю Войну, ловил старообрядцев в Польше, воевал с Турцией, дослужился до звания хорунжего – звание, эквивалентное прапорщику или корнету).

10.3.2017

ГЕПТАМЕРОН Маргариты Наваррской (1540-е годы).
Как и все авторы полуфривольных новелл эпохи Возрождения с его антропоцентризмом, Маргарита Наваррская потрясена – как много может отдельный человек?!?

12.3.2017

Люди, пугающие нас отуплением населения в результате распространения компьютерных технологий и клипированного сознания…  Какая все-таки у них короткая память (может, действительно, клипированное сознание). Они совсем позабыли (память не компьютерная, а девичья?), что совсем недавно – 120 лет назад – в России насчитывалось всего около 1 млн. людей, которые были способны осилить "многабукаф" - т.е. имели высшее образование. Из 130 млн. других, из которых 70% вообще читать не умели и жили по принципу "вашенетбукаф". Но это пугателей почему-то не беспокоит. Совсем.

14.3.2017

Славой Жижек (род 1949) – словенский философ. Фрейдомарксист.
Это в XIX, максимум в ХХ веках разные Гегели-Шлегели (Сартру тоже повезло родиться вовремя) чувствовали себя титанами, ведь они продуцировали идеи, которые овладевали массами. А что остается Жижеку в начале XXI века?.. Лишь иронизировать над неподатливой исторической материей.

24.3.2017

В передаче "Игра в бисер" идет речь о романе Г.Гессе "Игра в бисер", давшем название передаче. Ругают "фельетонную эпоху": почему первоклассные специалисты погрязли в сочинении кратких очерков, хотя могут изложить мысли пространно...
Ну... я вот ничуть не подражаю "своему времени". Например, в своем ОСЕВОМ ВРЕМЕНИ РЕЛИГИЙ (2009) я не придерживался "правил" (Л.С.Клейн никак не мог понять, почему я не разделил текст "как положено" на части, главы, тезисы?..) – это был поток мысли (ср. "поток сознания"), ничем, в сущности, не ограниченный, однако, имеющий четкий исток и цель течения.

31.3.2017

Наконец-то просмотрел давно рекомендованный мне не то британский, не то американский фильм "Фатерланд" (1994) – экранизацию давным-давно читанного одноименного романа 1992 года издания (русский перевод 1995 года).
Сама по себе экранизация оказалась непростым делом. Трудно экранизировать литературное произведение почти дословно (мой любимый вариант), но столь же сложно экранизировать по мотивам (мой нелюбимый вариант). Набоковский герой прав – на сцене все оказывается немного (или много иначе), чем в тексте – так уж получается, в принципе, и никто не виноват.
Фильм посвящен даже не... как мне показалось... разоблачению уничтожения евреев (режиссер по этому поводу явно лил меньше слез, чем автор книги), а вопросу о "перестройке": отмирании тоталитарного режима и появлению ему замены. Что там прорастет? Главный герой (а надо заметить, к художественным достоинствам фильма относится обилие актеров с породистой немецкой внешностью; хотя киношный Ксавьер Марш больше похож на литературного Егера, а Егер – наоборот; Ширли – так вообще не молодо-дерзкая американская журналистка-феминистка, а манерная дама одних лет с немолодым Маршем) находит отдушину в религии. Нечто вроде политического переформатирования 1945 года, когда создали ХДС-ХСС на фоне возродившейся просоветской КПГ и подозрительной СДПГ. Это открывает большую главу о настроениях немцев, настроениях неофициальных, скрытых, иронических (презирали вместе с Эрнстом Юнгером Кньоболо, но сдаваться тоже не хотелось, тем более сдаваться Сталину). Я не согласен с Владимиром Лещенко, который считает, что эволюционировать гитлеровской Германии (седой как лунь Гитлер в фильме – 75 лет старому хрену празднуют – выглядит просто гротескно, в стиле Кафки или поздних братьев Манн) некуда, только крах и полное переформатирование. Эволюционировать всегда есть куда, хотя бы уже потому, что многие "консервативные революционеры", выпустив своего гомункулуса в 1933 на волю, тут же ужаснусь, перешли во "внутреннюю эмиграцию", а часть так вообще в бега пустилась. Старая дискуссия о том, на кого был бы похож режим победителей 20 июля 1944 года – на ГДР или на ФРГ, бесплодна. Ни на то, ни на другое (как посткоммунистическая Россия не похожа ни на Китай, ни на США). Был бы какой-то иной путь, малопонятный с другой стороны линии фронта (поэтому советские и постсоветские авторы, сколько бы ни силились, понять его не могут), и денацификация с покаяниями перед евреями не были бы главным его ингридиентом. Дело даже не в границах "перестроившейся" Германии (возобновление действия приостановленных в 1933 году статей Веймарской конституции?), которые, разумеется, гораздо шире, чем границы объединенной Германии 1990 года. Дата написания-экранизации показательна – это период слома коммунистических режимов Восточной Европы, и для режиссера особым соблазном стало желание как-то отождествить процессы. Но это не совсем так. Левые – левыми, либералы – либералами, но в постгитлеровской перестроившейся Германии неизбежно сильны консервативные настроения (кое-где даже оживает партикуляризм: Австрия, Бавария?) Намек с культом святых в фильме достаточно однозначен. Вообще, даже в начале 30-х Германия обладала целым веером альтернативных тенденций развития. Как вам нравятся такие (маленькие, но все же) партии: Немецкая социалистическая княжеская партия, Национал-социалистическое немецкое либеральное движение среднего класса или Христианско-социальное евангелическое движение служения народу? Не укладывается это все в схемы советизации или американизации.
Если в романе еврейская тема холокоста сработала на усиление какого-то супрасексуального, садо-мазохистского даже мотива, то фильм спокойней, деловитей (главным героям – а им обоим в фильме за сорок – не приходит в голову заняться сексом посреди расследования). Также не мешает заметить, что режиссер лучше знал Германию и немцев, чем писатель (которого я когда-то давно критиковал за очередную американизацию неамериканского сюжета – у него все время казалось, что повествование вот-вот прервется радостным «Хай!» – и окажется – как в фильме "Суперограбление в Милане" с Челентано – что это всего лишь голливудские съемки, хотя главному герою еще долго придется лечить руку, пожертвованную ради реализьма).
P.S. Разоблачительная фабула романа (и фильма тоже) в XXI веке выглядят супернаивно. Ну, добыли какие-то документы, ну чего-то там разоблачили (всплывает ироническая улыбка какого-нибудь бойца идеологического фронта на российском телевидении...) Дожившие до 2014 знают, что иное вставшее с колен общество 86%-ми не отреагирует на разоблачение. Солженицын в свое время предложил смысловую замену оскорбительному термину "холоп" - придумал "достойного подчинения". Творчески развивая идею, можно подыскать замену (да все идеологи только тем и занимались всегда – это еще платоновский вопрос) любому неприятному отождествлению. Например, кто-то "врет". "Врет"? Нет, он занят "проведением операции по дезинформации противника". Звучит куда романтичнее – как в детской зарнице (кто откажется участвовать?..)

2.4.2017

МНЕ БЫЛО ДЕВЯТНАДЦАТЬ – фильм ГДР 1968 года.
Очень неплохой немецкий фильм, снятый в стиле "социалистического экзистенциализма", базировавшегося на освоении "новой вещественности". Главный герой – немец, увезенный родителями в СССР в 1933 году и вернувшийся с советскими войсками в 1945 году (последние дни войны показаны в фильме), причем уже серьезно обрусевший, в результате чего местами физиономия его напоминает молодого Янковского (они, видимо, и были ровесниками с актером Йекки Шварцем).

Сценарий фильма.
Рабочее название "Патриотизм" (определенная коннотация к повести Ю.Мисимы, но и только, потому что фильм о другом).
Действие происходит в России в тот момент, когда непонятно: путин ли еще президент, или уже непутин (эту фразу можно вынести в подзаголовок).
Некая организация "Патриотическая мобилизация" похищает в Москве и других городах несколько сот представителей путинской элиты (министры, депутаты, журналисты, попы и др.) и прячет их в бункере. Представители "Патриотической мобилизации" заявляют похищенным, что "все предали Россию", и одна надежда осталась на них – русскую элиту. Необходимо продолжать борьбу, а поэтому все похищенные должны стать русскими шахидами и пожертвовать жизнью в борьбе с заговором против России. Отнюдь не все похищенные согласны добровольно жертвовать своей жизнью за Россию, и некоторые из них убиты еще при похищении. Похитители объясняют это тем, что "предательство Родины должно караться смертью". Но многие из "мобилизованных" требуют немедленного освобождения (так, например, один крутой бизнесмен гнет пальцы и рассказывает о своих связях в правительстве – его убивают). Другого – известного телеведущего патриотического канала – пришлось убить, когда он сказал, что он имеет гражданство Израиля и будет жаловаться в посольство. Когда похитителей спрашивают, в чем разница – умереть за Россию в качестве шахида или быть убитым при попытке оказать сопротивление мобилизаторам, мобилизаторы объясняют, что в первом случае русский человек гибнет как герой за Родину, а во втором – как подлый предатель по указке из-за океана. Мобилизованных содержат в тесных камерах, где все время громко звучит мелодия "Вставай, страна огромная" (отчего несколько человек сходят с ума, и их тоже убивают) и демонстрируются кадры зверской жестокости врагов России вперемешку с изображением путина. Одному из мобилизованных – Олегу Газманову – рассказывают, что он назначен во главе диверсионной группы, перед которой ставится задача отвоевания Аляски, и напоминают его знаменитый хит. Газманов совершает самоубийство. Среди мобилизованных – несколько высокопоставленных православных попов, один из которых "входит в роль" и насылает анафему на "врагов земли Русской" (т.е. на все остальное человечество), другой кричит на собеседовании с мобилизаторами, что он – атеист и очень боится смерти. Каждый день нескольких мобилизованных после инструктажа, как обращаться со взрывчаткой, отправляют на задание, и оттуда не возвращается никто.
Финал – открытый. Никто из мобилизованных не может с точностью ответить на вопрос – кто такие мобилизаторы? Фанатики, борющиеся против мировой закулисы, или палачи, методически уничтожающие путинскую элиту? Действуют ли они самостоятельно или по заданию властей?

4.4.2017

Я все же антропоцентрист.
Да, после долгих колебаний и сомнений должен подтвердить, что я – антропоцентрист. Человек – центр мира и мера всех вещей. Я честно на протяжении 1995-2010 годов пытался оспорить это сократовское утверждение, найти какой-то центр человека (человечества) вне человека (человечества) – за этим занятием меня застали альтисторики в 2004 году, когда я бродил на всем пространстве от сталинизма до национального социализма и от славянского язычества до шпенглерианского славянофильства. Нет, все подмены-замены оказались слишком дешевыми и, как минимум, неубедительными. Конечно, встает раблезианская проблема самоценности человечества и отдельного индивида.  Да, можно и нужно совершенствоваться, развиваться, но это совершенствование и развитие также происходит не откуда-то извне, а из самого человечества ("никто не даст нам избавленья – ни бог, ни царь, и не герой!" (с)). Все подмены на проверку оказываются ниже среднего уровня. Люди второй половины ХХ века были потрясены итогами второй мировой и развенчанием мифа о человеке совершенном. Их потянуло на религию. Было дело. Но ХХ век закончился, наступило следующее столетие, и сейчас упования на что-то внечеловеческое оказываются фальшивыми, а полномочные представители этого внечеловеческого – еще хуже, чем Гитлер – герой порнофильмов и Сталин – водила гундяевского мерседеса. Поэтому я – антропоцентрист.

5.4.2017

Роман Эрика-Эмманюэля Шмитта "Другая судьба" (2001).
Франкоязычный эльзасец Шмитт пишет роман об альтернативном Гитлере... Нет, конечно, было бы забавно представить Ленина – преуспевающим адвокатом, Сталина – священником РПЦ, а Черчилля – всего лишь заурядным лауреатом Нобелевской премии по литературе... А равно Герберта Уэллса – диктатором-протектором Англии, Эдичку Лимонова – вождем России и т.д. Почему художники не могут быть вождями, а вожди – художниками? Да, в случае с Гитлером автор, ничтоже сумняшеся, пошел по проторенной колее, и сделал Гитлера выдающимся (хотя и не гениальным) художником ХХ столетия (есть и более захватывающие варианты: Гитлер поехал на заработки в США и потонул на "Титанике"/Гитлер поехал на заработки в США и не потонул на "Титанике" - спас Розу?), а развилка – поступление Гитлера в Венскую художественную академию в 1908 году (правда, сделать из Гитлера талантливого художника оказалось не так-то просто: у Шмитта на это потрачено аж 100 страниц романа). Что тут скажешь? Действенен ли метод? И да, и нет. Искать истоки роли Гитлера в истории в его юношеских неудачах, конечно, можно, как и фантазировать на тему, а вот если бы все было хорошо: социальная лестница многое дает человеку, и нельзя ею пренебрегать, раз уж мы решили жить среди людей, а не на необитаемом острове; лучшие палачи, действительно, получаются из жертв, но с другой стороны, все не предусмотришь, всех (авансом) не осчастливишь (свои неврозы Гитлер "снял", по Шмитту, с помощью Фрейда – даром что ли в Вену приехал!?), тем более, что политические вожди получаются отнюдь не только из бесталанных неудачников, и вообще – на протяжении романа не раз возникает внутреннее недоумение: если б все было так просто (вдобавок автор, идя в русле современной французской литературы, которая, будучи в упадке последние несколько десятилетий, ищет выход в давлении слезы из читателя, освоил этот творческий метод весьма изрядно). После войны, на которой Гитлер теряет лучшего друга, он переселяется в Париж, входит в творческую богему и т.д. Его "забирают" сюрреалисты, и уже в конце 30-х Гитлер богатеет (не в последнюю очередь благодаря американским коллекционерам); замечательный роман с француженкой, брак с еврейкой – умирает Гитлер в 1970 в Калифорнии ("...дядя Гена улетел в Америку..." - из детской пародии на мультфильм). Меня все же больше заинтересовала большая политика. Германия без Гитлера. Ну, предположим, Муссолини приходит к власти совершенно независимо от Гитлера, да и СССР... В 1932 году в Германии тоже образуется "режим", но консервативного, "хортистского" типа. Коммунистов (один из друзей Гитлера еще по Вене становится заядлым сталинистом... нет, троцкистом) выдавливают в СССР. Но по прежнему Берлин остается культурной и интеллектуальной столицей Европы (аполитичный в целом Гитлер переезжает туда из Парижу, схоронив замечательную француженку). В 1939 году Германия в маленькой победоносной войне против Польши возвращает границу 1914 года. Ну, более-менее понятно. Я пару месяцев назад, еще не читая Шмитта, сформулировал это следующим образом: Германия неправильно вставала с колен (вставать с колен вообще сложно – Россия просто застряла на этапе поджимания коленок). Надо было упор делать не на некоей новейшей идеологии особого пути, а идти в общем строю мирового антикоммунизма – т.е. германская элита (персонально – некий правый Шлейхер) должна была зарекомендовать себя в качестве "бастиона европейской цивилизации против орд большевизма" (при Гитлере много болтали на эту тему, а если б действительно...) Это позволило бы нивелировать тяжкие последствия Версаля и дало бы немецким интеллектуалам отдушину в "эпоху торгашей и негодяев" (Э.М.Ремарк). Но развернуть страну под таким углом – это надо обладать глазомером ювелира и силой погонщика слонов. Все-таки коллективная безопасность надежнее. Кстати, СССР в этой АИ развалился в начале 1960-х. Страшно подумать: что там делают путиноиды без взятия Берлина и бессмертного полка?..

10.4.2017

Однообразие героев Достоевского.
Да, действительно, герои Достоевского до примитивности однообразны. Есть писатели, которые всю жизнь писали один-единственный роман (я счастливо избежал этой участи, благодаря изменчивости взглядов на протяжении 1990-2017) – и это как раз о Достоевском. Из одного произведения в другое у него переселяются одни и те же люди, причем один другого пренеприятней. Студенчик-нигилист с манией величия, вздорная старуха с манией преследования, какая-нибудь скотина, которая сделает вам гадость, а потом писатель заставит вас по сюжету просить у этой скотины прощения за то, что она вам сделала гадость, молодой и красивой полагается быть садисткой, пьяненький "адам" - ни дать ни взять сплошная глина (как у Марка Твена), недоделанный человечишка, который у Достоевского должен символизировать "широкую греховность" ("узкая" достается какому-нибудь "идейному", а на грани простонародья – уж что сочинилось для сведения вытрезвителя). Как-то раз моя вторая жена даже удивила меня (но, по здравому размышлению, она парадоксально права), сказав, что среднестатистический алкаш может быть востребован женской половиной человечества, и вот почему: это существо безвольное, и рядом с ним (как ни с кем другим) женщина может чувствовать себя главой семьи... Тоже очень по-достоевски, с его извращенным понимаем рыцарственности и культа прекрасной дамы (Достоевский – это болезненная реакция романтизма, постлермонтовского романтизма, на новые реалии; ну, в Европе и не такое случалось – Гобино, Гюстав Лебон, Леон Блуа...)

1.5.2017

Советский х/ф "Берег его жизни" (1984), посвященный жизни и деятельности Н.Н.Миклухо-Маклая.
В... том же 1984 я прочел замечательную научно-популярную книжку о Миклухо-Маклае (если не ошибаюсь – Путилов Б. Н. Николай Николаевич Миклухо-Маклай. Страницы биографии. — М.: Наука, 1981), и это произвело на меня вполне предсказуемое впечатление. Выросши на Майн Риде, Жюль Верне, Буссенаре, я испытывал симпатию к жарким странам – это увлечение достигнет апогея к 2000 году – и не скрывал своей неприязни к изучению северных и тем более полярных земель: жюльверновский капитан Гаттерас вызвал во мне почти отвращение в том же году, а поэтому надо было направить русских землепроходцев в южные моря, и Миклухо-Маклай оказался очень перспективным в этом отношении (на альтернативно-исторической карте за моим авторством, созданной в 1985 и показывавшей мир 1900 года, Новая Гвинея и три бурские республики – Наталь, Трансвааль и Оранжевая – являются владениями России). Увы, сам трехсерийный фильм разочаровал меня тогда. В нем не было экшна: погонь, драк, крушений судов, нападений хищников – всего того, что красной нитью проходит по романам Майн Рида, Жюль Верна и Буссенара.
В любом советском фильме о великом русском дореволюционном ученом, путешественнике, изобретателе и т.д. обязательно должно было содержаться предостережение: в набор обязательных персонажей должен был входить коварный, внешне доброжелательный, смешливый, расчетливый, видный насквозь для любого разведчика агент иностранного влияния – как правило, британского, но можно германского или американского. Этот персонаж обязательно должен совращать великого ученого на сотрудничество с Западом и предательство Родины, но получает в итоге твердый отрицательный ответ (как гестаповец на допросе от Заслонова), хотя и не может изменить своей фирменной вежливости и светскости. Подобный ранжир появился в советском кинематографе еще в эпоху борьбы с космополитизмом и воспроизводится до сих пор – уже в постсоветском кино. Коммунистическая идеология, однако, заставляла того же самого великого ученого быть революционером (пусть даже домарксового типа – как правило) и воевать, так сказать, на два фронта – против коварного Запада и родного кровопийцы - "помазанника божия" (выражаясь современным российским языком). Таковы издержки коммуно-патриотизма (вне зависимости от того, что там было на самом деле).

3.5.2017

Фильм-сериал "Каникулы Кроша" (1980) по повести А.Рыбакова.
Я еще помню телепремьеру этого фильма. Был в СССР такой стилизованный мирок кожаных кресел, пенопленовых обоев, поделочных иконок и прочего антиквариата, которым очень хотели разнообразить стандарт советской квартиры (особенно в сталинках). Станислав Лем как-то подметил, что счастье заключается в одинаковости. Но советские люди почему-то упорно не хотели быть одинаковыми, им все хотелось чем-то отличаться от других, насколько это вообще было возможно на исходе развитого социализма.

11.5.2017

Завидуйте! Приобрел редкую книгу: Альфред Дёблин ГОРЫ МОРЯ И ГИГАНТЫ. М.,2011. В небольшом книготорге – в Питере сейчас немало появляется интеллектуальных книготоргов, где можно приобрести редкую книгу (не мейнстрим точно), тяпнуть кофейку, поболтать о литературе и искусстве – похоже интеллектуальная часть российского общества окончательно забила на политику, оставив ее в сфере быдла (религиобылда в т.ч.)
Выслушав многочисленные рецензенторские жалобы на Деблина и в частности на его роман, понимаешь самое главное: в России и СССР почему-то (впрочем, не удивительно) экспрессионизм не культивировался и вообще практически отсутствовал, а поэтому любой советский и постсоветский критик, берущийся за экспрессионистическое полотно, тут же обнаруживает собственную беспомощность. Откуда взяться пониманию экспрессионизма, если в русскоязычной литературе его не было. Мне возразят: а как же Леонид Андреев и Замятин? Да, но эти обитатели своих маленьких по меркам общего литературного массива мирков за экспрессионистов не считаются. В отличие от Германии, где экспрессионизм дал мощный поток, едва не затопивший всю немецкую литературу между 1914 и 1924. Таким образом, предварять любую рецензию на деблинский роман должна констатация того, что и читатель, и критик (как бы последний не хорохорился) вступают на терра инкогнита, а это значит, что большая часть предыдущих навыков может не пригодиться.
Критика же понесло в какие-то псевдореалистические поля мещанства – чтоб будущее наступило, но без нарушения ПДД. Увы, мы опять толчемся перед вопросом: а что мы хотим от литературы? Чего она нам должна? И, соответственно, чего не должна. Учитывая, что советская литература, сквозь которую неизбежно-фатально прошла, просочилась русская литература, была достаточно специфическим явлением. Настолько специфическим, что получался парадокс: вроде все хорошо – Ломоносов в академии, флаг над рейхстагом, Незнайка на Луне и т.д., но почему-то вся советская литература оказывалась беспросветно нудной, настолько, что любить ее можно было только из уважения к литературному критику, ее прославляющему (маленький эксперимент: что вы выберете почитать из ПОДНЯТОЙ ЦЕЛИНЫ и ГИПЕРБОЛОИДА ИНЖЕНЕРА ГАРИНА – или-или? А ведь Шолохов – нобелевский лауреат все-таки...)
После реверанса в сторону соцреализма критик повздыхал о "привычной" англосаксонской фантастике с ее "звездно-полосатым оптимизмом" (в современной России оптимизм просто "полосатый" - под флаг; ждем "патриотический реализма"?) Некоторые нагло считают, что МИР ПОБЕДИВШЕЙ ГЕРМАНИИ был бы более интеллектуальным (ценой пессимизма). Для массового российского читателя (к коему примыкает критик) литературная Германия - белое пятно на карте мира, и все, что он может сказать - это повторить реплику Бунши шведскому послу: "Гитлер капут!" Когда нечего сказать, и это сгодится. Нет, пора мне взяться за комментирование "патриотической фантастики" современной российской литературы...
Ладно, черт с ним – с критиком. О чем роман? О будущем. Именно. Что есть будущее? В литературе это нередко то, что волнует здесь и сейчас. Будущее как гипертрофированное настоящее. Не потому что автор не может навыдумывать чего-то уж совсем фантастического, а потому что тогда (как верно подметил оруэлловский герой) не будет связи с читателем: они должны все же говорить на одном языке (даже если у писателя окажется один-единственный читатель). Но не отвлекаемся – какое будет будущее? Конечно, будущее принципиально непредсказуемо (по принципу новизны), но если судить XV век из ХХ, а XVIII – из XXI, то не произошло, собственно, ничего такого уж катастрофического. Люди не вымерли, а медведей на выгуле стало даже меньше. Землю не завоевали инопланетяне, после каждой крупной войны численность человечества удваивалась, тоталитарные режимы приобрели карикатурные формы, а о непрерывном апокалипсисе болтают лишь попы (за деньги) и зануды-меланхолики (по призванию). То есть ни один из катастрофических сценариев развития человечества (со времен железного века Гесиода) не воплотился. С другой стороны не реализован ни один утопический сценарий: нет ни машины времени, ни скатерти-самобранки, ни фотонных ракет, человечество не объединилось в единое государство, как предрекали в XIX и начале ХХ веков (кошмар патриотов!), зато патриоты всех наций по прежнему готовы гнать на убой свои стада, средний человек по прежнему живет на зарплату, довольствуется ширпотребными развлечениями и занимает то же скромное место, что и столетиями раньше, а наличие роботов (как и следовало ожидать) отнюдь не вытеснило дешевый ручной труд. Следовательно, будущее (коль мы не хотим писать ни о ледниковом периоде, ни о нашествии инопланетян) будет в общих чертах "срединным путем" между страхами и утопиями. Насколько Деблин соответствует этому критерию? В его романе меня лично удивило четкое ощущение необратимости процессов: будущее тем и отличается от прошлого, что оно – нечто новое, неведомое и вообще... ЧЕРНЫЙ ЛЕБЕДЬ, если хотите. Люди не перестают быть людьми. Земля – Землей, и что бы ни происходило, история не заканчивается. Но остается немой вопрос: а как же наше сегодня (с его голубоватым небом, глуповатой песней по радио и вот этим здесьисейчас атомом жизни, который уже никогда не повторится)? Имеет ли оно ценность на весах истории, вечности? Не отречься ли от него, потому что оно "неистинно" (что есть истина???), преходяще? Я вижу прелестную маленькую девочку, которая прыгает через скакалку. К счастью, я никогда не увижу (через 70 лет), как она шамкает беззубым ртом. Что важнее: скакалка сейчас или беззубый рот через 70 лет? "Якось будэ" - как говорят у нас на Украине, и это я бы поставил постграфом (в конце текста; эпиграф – в начале) к роману Дёблина.
P.S. Вот ведь – извернулся почище Деблина: придумал новый формалистический элемент – постграф – надо опробовать. Якось будэ).

30.5.2017

Сегодня опять был на научно-практической конференции. На секциях ругали путина, экономическую политику правительства, возрождение традиционализма-консерватизма, реабилитацию сталинизма и т.п. За день наслушался критики российских реалий больше, чем содержится во всей украинской "бандеровской" блогосфере. Под конец раздали что-то вроде экспертных анкет, и выяснилось, что подавляющее большинство... нет, все присутствующие смотрят на ситуацию в России с нескрываемым пессимизмом.
Я прокомментировал: "Традиционализм-консерватизм в принципе отличается пессимизмом. Такое уж мировоззрение. Спросите у традиционалиста-консерватора, что он ждет от будущего? Ничего хорошего..."

4.6.2017

Жан Бодрийяр – автор эссе "Симулякры и симуляция" (1981).
На дне бодрийяровских рассуждений "на злобу дня" скрывается простой и естественный вопрос: а что? это (все описанное Бодрийяром) так уж ново и уникально? Такого никогда не было? Не получилось ли сетование в стиле "Ды как же это так? Сгорела водокачка – конец света..." Есть род авторов, которые пытаются разделить ход времени на какое-то иное прошлое и совсем другое настоящее (а тем более "пугающее будущее"), причем, разделить собой самим, своим моментом истории – заодно удовлетворить свою манию величия (не такую как у героя Луи де Фюннеса, поменьше, но все же). Петрониевский Эвмолп из САТИРИКОНА, блаженный Августин, Джон Мильтон, позитивисты XIX века (да, не смотря на...) и многие другие пытались совершить то же самое и были уверены, что вот теперь-то история, мир, действительно, повернулись вокруг своей оси, и все уже не так, как было раньше (из чего подсознательно – а Бодрийяр ни разу не забылся и не произнес этого – вытекало, что раньше было лучше). Короткая память? Симуляция прошлого? Вот сейчас, этой ночью, в Лондоне новый теракт. Какой ужас!!! Но разве в Англии не было терактов? 50 лет назад? 100 лет назад? Разве эта водокачка ни разу не горела? Когда русские патриоты пытаются убедить себя в том, что Запад их боится и не выдюжит новой холодной войны, разве они помнят, что Запад выдержал холодную войну 1946-1989 гг.? Как буддийская дхарма – случайная волна над океаном бытия – поднялось это настроение Бодрийяра... и исчезло... бесследно. Впрочем, вдохновить создателей фильма МАТРИЦА у него получилось.

6.6.2017

Дж.Гарибальди – МЕМУАРЫ. 
Мемуары приоткрывают несколько тем, из тех, которые, как говорится, недостаточно освещены в учебниках истории:
1) в период между наполеоновскими войнами и общеевропейским революционным взрывом 1848-1849 гг для всех европейских комбатантов и вообще не способных к мирной жизни хорошим полигоном стала Латинская Америка, благо войны здесь шли десятилетиями, не прекращаясь, а потом – с накопленным опытом – можно было вернуться в Европу (сам Гарибальди повоевал за фаррапусов в Бразилии и за Уругвай против Росаса, а Майн Рид – на стороне США против Мексики в 1846-1848). В Бразилии и Уругвае воевали целые итальянские батальоны, что, впрочем, неудивительно, учитывая немалую миграцию после 1817 года.
2) хрестоматийное объединение Италии 1859-1870 гг было отнюдь не триумфальным шествием гарибальдийцев и прочих объединителей. Иные их противники (например, Королевство Обеих Сицилий) сопротивлялись более чем ожесточенно, и немало итальянцев было убито итальянцами же (роль иностранных войск в сохранении раздробленности Италии не стоит преувеличивать).
3) весь процесс объединения Италии – детище городских интеллектуалов, среднего класса и политиков Сардинии. Крестьянство же Италии осталось глубоко равнодушным по отношению к процессу объединения. Гарибальди неоднократно жалуется на это и винит во всем попов, которые охмурили простой народ. Католических попов Гарибальди ненавидит люто.

А ИМЕЕТ ЛИ СМЫСЛ ВОПРОС О СМЫСЛЕ?
Это меня потянуло в последние полмесяца на философию истории. Сформулировал для десятиклассников (они сейчас заканчивают Александром III и пенсией Бисмарка) это следующим образом:
1. История не повторяется.
2. Люди всегда делают то, что желают (если это вообще возможно физически).
3. Будущее невозможно предсказать, но его можно спланировать [да, здесь, признаюсь, сплагиатил А.А.Зиновьева].
4. История никогда не заканчивается (существенное дополнение к пункту 1).
5. Все эпохи по своему хороши и плохи.
Ощущение "замкнутости" этой философии истории лишь кажущееся. Теория теорией, а на практике действующие лица стараются опровергнуть все пять постулатов. По праву людей разумных, т.е. способных к целенаправленным действиям.

8.6.2017

Гуго фон Гофмансталь (1874-1929)
Гуго фон Гофмансталь – некогда популярный (упоминается в "Темных аллеях" Бунина), а затем полностью забытый австро-немецкий писатель, драматург, поэт и литературный критик меня полностью разочаровал. Я даже испугался – неужели возраст, и первый звонок – ухудшилось восприятие текста (нет!) В его литературной критике нет ни одной оригинальной мысли, в его художественных текстах нет ни одной запоминающейся фразы – практически каждый раз, когда Гофмансталь берется за перо, у него получается, как у тех юных поэтов Ленинграда, которые все (!), воспевая архитектурные достоинства города, совершенно не сговариваясь, съезжают на стиль стихов ранней Ахматовой... Может, потому и забыли?

16.6.2017

Опять тема "БЫКОВ И БОГ".
Когда думаешь об этой теме - "Быков и бог", возникает образ – Быков выгуливает бога в виде собаки (порода бассет или лучше французский бульдог) и делает ему нравственные замечания: туда не ходи, там не гавкай и т.д.
Тема "люденов", время от времени возникающая в вербальном творчестве Дм.Быкова, вполне понятна (как, собственно, она была проста и понятна у источников темы – Стругацких). Советский эксперимент, строившийся на том, чтобы каждую кухарку сделать статс-дамой, а каждому колхознику привить страсть к классической музыке и Ромену Ролану, не удался. Говорят (я не знаток творчества Стругацких), что у них даже можно обнаружить тот рубеж, за которым они уже поняли - не едет этот бронепоезд по нужной колее. Реакция (не надо быть Талейраном, чтобы это уразуметь) на эту неудачу закономерно отбрасывала СССР (вернее то, что от него останется после неминуемого в свою очередь краха, как следствие краха советского эксперимента) куда-то в бездну даже не "возрождения прошлого", а в какое-то вневременье, на обочину мировой истории (смотри совр. Афганистан или тому подобное). Именно в этот момент разочарования в советском эксперименте появляются "людены" (нет, не из какого-то непредставимого будущего, как данеллиане Пола Андерсона, а всего лишь из отчаянья человека обыкновенного, хотя разумного – homo ordinarius, sed sapiens). Если реакция возвращала, отбрасывала людей бывшего СССР в историческую пропасть (именно от слова "пропа;сть"), и там уже не оставалось ничего, кроме деградации, убожества, "изосоциозамыкания" (С.Лем в "ЭДЕМЕ"), то людены должны были дать постсоветскому человеку какой-то шанс отделиться от постсоветского человейника – быть в меру элитарным и уж точно идти против течения. Дело даже не в том, что все, высокопарно рассуждающие о люденах, себя любимых считают именно таковыми (и в результате получается как в мемуарах участников кремлевского субботника 1920 года, которые в сумме 600 человек несли бревно вместе с Лениным), а в том, что желания быть как все в постсоветских условиях ни у одного мало-мальски образованного человека нет. "Прозаики" оказались на обочине жизни в 1990-х не только потому, что не могли заработать деньги, а потому, что это оказалось неотделимо от "солидного господа для солидных господ", веры в путина и всемирный заговор против России и т.п. признаков российского менталитета. Новая Россия требовала новой идеологии: осажденная крепость в умеренных дозах, несменяемость власти по формально-демократической схеме, особая роль пасхального огня из Палестины в строительстве православной часовни на Луне, симуляция борьбы с фашизмом при полной потере смысла этого слова - ну, вы сами знаете эту новороссийскую (как ее еще назвать?) идеологию. Но вот человек не хочет туда встраиваться. Не он менялся, менялось его окружение, среда обитания (нечто подобное должны были обнаруживать свифтовские струльдруги, которые каждые 300 лет оказывались в совершенно иной стране), и примыкать к ней немыслимо. Но эта отделенность не должна быть идеологией (хоть самой-самой). Я, кажется, понял тонкость быковского отношения к СССР: он не смог бы жить в СССР-2005, но в 1917 ничего лучшего, чем Советская Власть, на выбор не предлагалось. В 2017 же выбор еще меньше: предлагается не только признать замену Жюль Верна Григорием Распутиным, но и имитировать уверенность (вот вера куда употреблена), что говоря "Жюль Верн", советские школьники подразумевали "Распутин" (к эту сводится обработка "советского наследия" в современной России). Если в СССР шла ориентация на наиболее умных, развитых, то в постсоветском мире закономерно практикуется ориентация на наиболее тупое и примитивное (новая "возрожденная" идеология этого настоятельно требует). Красный комиссар мог быть поэтом, постсоветский президент закономерно становится обыкновенным гопником. Гопник, принявший православие. Хотите (как хочет Быков, хочет, хочет...) создать эпохальное литературное произведение постсоветской России, сопоставимое с "Евгением Онегиным" и "Ста годами одиночества"? Напишите о гопнике, принявшем православие. Даже не о бывшем интеллектуале – сбрендившем профессоре, который вдруг заявил, что выплатить ипотеку ему помогла Ксения Петербуржская – именно о гопнике, принявшем православие. Есть ли альтернативы? Внутри системы? Когда рухнул совок, безработные лекторы-атеисты подались в богословы. Чуда не произошло – помимо в общем интересных исторических исследований и публикаций древних текстов ничего оригинального, даже сколько-нибудь значительного в новой дисциплине ВАК за два с лишним десятилетия не родилось. Очередной пустоцвет новой России, к тому же никому не нужный.

20.6.2017

Сегодня в 19:00 Дмитрий Глуховский презентовал в петербургском Доме Книги (Невский, 28) свой новый роман ТЕКСТ.
Народу было множество. Как и все подобные встречи в последнее время, выступление Глуховского больше напоминало антиправительственный митинг (по числу участников соперничающий с разными уличными акциями). Само собой люди – подавляющее большинство студенты – аплодировали, смеялись, сопереживали т.д. Глуховский высказал (не первый раз) то, что знает любой мыслящий человек в России:
а) у России нет будущего,
б) российские СМИ – дерьмо,
в) единственная причина войны с Украиной – страх российской элиты потерять все честно нажитое.
Но поскольку изменить ничего невозможно, остается лишь пожимать плечами по поводу дерьма, у которого нет будущего. Ведь это даже в литературу не попадет – недостойно.
P.S. Из других писателей досталось Пелевину – и поделом!))

21.6.2017

Что не понравилось в сюжете ТЕКСТА Глуховского (впрочем, виноват не он):
Главный герой романа отсидел за преступление, которого не совершал. Жаль. Жаль, что подавляющее большинство подобных сюжетов строится на том, что главный герой невиновен. Хоть бы один написали, где главный герой действительно виновен (хотя всем – включая читателей – глаза мозолит своей невиновностью).  И убеждает нас в своей невиновности.  Слишком сложно?  В постсоветской литературе это было бы нечто принципиально новое))

24.6.2017

Джек Лондон "Алая чума" (1912).
В описании пандемии, уничтожившей практически все население Земли в 2013 году, писатель указывает некоторые параметры населения планеты в начале XXI века. По его расчетам (точнее, согласно популярным газетным статьям того времени), к 2000 году население Земли перевалит за 8 млрд. человек (на 2-1,5 млрд. больше, чем в реале), а население Европы (видимо до Урала) достигнет 1,5 млрд. человек. В реальности в 2000 году население Европы от Ирландии до Магнитогорска составило не более 700 млн. человек. Само собой, накануне первой мировой демографы не предвидели никакой массовой бойни, а тем более ее повторения 20 лет спустя. Не было (см. Менделеев) и понимания сути демографического перехода - наоборот, считалось, что в более гуманизированом мире, где еда перестанет быть дорогостоящим дефицитом, а медицина победит большую часть болезней, люди будут размножиться еще большими темпами (вывод из мальтузианства?) Если продолжить в ХХ век демографические тенденции XIX, когда население Европейской части света выросло со 190 до 400 млн., то аналогичное удвоение в ХХ веке даст не более 840 млн. к 2000 году. Откуда еще 660 млн.? Если Д.И.Менделеев прикидывал численность населения Российской империи к 2000 до 400 млн. (в т.ч. не менее 350 млн. в Европейской части, включая Кавказ), то это спрогнозированное население составит всего 23% населения всей Европы (в 1900 доля населения Европейской части Российской империи в общеевропейском - 28%). Демографический взрыв в Германии, Великобритании, Скандинавии? Или все же наплыв эмигрантов из третьего мира колоний? Демографический взрыв в Европе неминуемо вызовет массовую миграцию в США и британские доминионы (в реале миграционный приток из Европы в США резко сократился в годы первой мировой и затем никогда не достигал цифр эпохи "Титаника" и перед ним). Если в 1900-е годы доля мигрантов в общем приросте населения США доходила до 55%, мы можем прогнозировать численность населения Штатов в мире Алой чумы к 1900 году до 500 млн. (все равно больше всей менделеевской России). В небелом мире население (8 - 2,1 млрд) тоже заметно превышает реальное - 4,9 млрд. в 2000 году, видимо за счет Китая, Кореи и Японии, где население в отсутствие войн превышает в общем 2,5 млрд. ("желтая опасность" Владимира Соловьева из "Трех разговоров").
Этот мир развивался без войн и революций. Судя по прозрачным намекам самого автора устами главного героя 1986 года рождения (действие повести происходит в 2073 году), власть в главнейших странах мира перешла от постфеодальной знати к финансовой олигархии. Капитализм сохранялся в самых своих уродливых формах начала ХХ века. Пришли ли в России к власти купцы-старообрядцы или Романовы сохранили власть, примкнув к "германскому миру" (Берлин накануне алой чумы должен играть роль главного градшафта (выражаясь языком Дёблина) Европы)?
Колоссальная скученность людских масс в огромных городах приводит к вспышкам эпидемий, из которых самой убийственной становится эпидемия 2013 года (в наше время эту теорию развивает Супотницкий).

3.7.2017

Только что мне задали вопрос: существует ли современная русская литература?
Мой ответ (уверенно): Нет. И неудивительно.
Пояснение: современная Россия совершенно бесплодна, в т.ч. в литературной сфере. Можно восхищаться (или не очень) расцветом британской литературы в начале XXI века, можно удивляться кризису французской литературы, печалиться о судьбе немецкой литературы (ругать Гитлера уже поднадоело, а ничего другого не получается), можно хмыкать по поводу мелкого патриотизма литератур малых стран Восточной и Центральной Европы (включая Закавказье – все эти армянские, грузинские, азербайджанские исторические романы – кто кого позористее опозорил на развалинах часовни XIV века), здесь же претензии Оджаса Сулейменова, успехи китайской и японской литератур – но тут есть хотя бы тема для разговора. А русской литературы попросту нет. Нет и все.

23.7.2017

Курд (!) а не Курт Лассвиц - "На двух планетах" (1897).
Когда-то давно – на едином альтернативноисторическом форуме я задал вопрос насчет знания немецкой литературы (не далекой ее истории, обычно обрывающейся на Гете-Шиллере, а вот, обычной). И сдержал слово, что знаю. В моей библиотеке на данный момент германика составляет 370 книг из 3689 - 10%, второе место после руссистики. Поэтому совсем неудивительно, что недавно пополнил ее двумя романами - "Туннелем" Келлера, так повлиявшим на украинского Циолковского – Кондратюка, и Лассвицем – захотелось нормальной немецкой фантастики.
"Это не Земля… и не Африка, родной…" (С).
Если Герберт Уэллс принципиально шел по пути расчеловечивания марсианских обитателей (точнее, превращения их в свою же карикатуру на человека миллионного года), то Лассвиц (несомненно, отталкивающийся от вышедшей двумя годами ранее "Войны миров") наоборот максимально очеловечил марсиан (надо заметить, что уэллсовскую "Войну миров" трактовали как аллегорию завоевательных войн Британской империи с т.з. туземцев, и Лассвиц, видимо, решил показать, что германское культуртрегерство не в пример лучше). Что получилось?
Сюжет (вкратце): на северный полюс прибывает немецкая экспедиция на воздушном шаре и... тут же обнаруживает станцию марсиан, которые относительно недавно прибыли на Землю и лишь подготавливают ее освоение. Марсиане оказываются разумными и даже галантными (не в пример зануде капитану Немо) существами, человекообразными где-то на 99%. Герои попадают на Марс, с ними приключается уйма в целом неопасных происшествий, марсиане завоевывают Европу (впрочем, почти бескровно, кроме стертой с лица Земли Черногории, напомню, что у Лассвица – политическая карта 1897 года), но ни Российскую империю и ни США. Жить марсианам на Земле трудно (притяжение), а туземцы на удивление быстро осваивают марсианские технологии (уэллсовский кейворит и прочее). После непродолжительного восстания Земля (Европа и Тибет) освобождается, а "готтентотская партия" интервенционистов в марсианском парламенте (Марс – федерация из 450 штатов) терпит поражение, и между планетами достигается мирное соглашение о "взаимовыгодном сотрудничестве". Марсианки блистают в салонах Берлина и т.д. классическая немецкая сентиментальность.
В моей самой любимой книге детства Леонтьев А.А. Мир человека и мир языка. М.,1984 автор, описывая потенциальных инопланетян, приходит к выводу, что у них должны быть практически те же органы чувств и действий, что у человека, но в других количествах и комбинациях. Диалектика схожести и несходства инопланетян и людей решалась иной раз слишком уж непосредственно. Мне представляется, что Лассвиц (переведенный на русский в 1925 году) гораздо больше повлиял на литературную марсиану, чем Уэллс. Именно его влияние заметно во всех крупных произведениях на тему Марса в советской уже литературе (от "Аэлиты" до "Ошибки физиолога Ню" М.Маркова – печаталась в "Науке и жизни" за 1985 год). В марсианах (а затем и в остальных инопланетянах) стали видеть просто "других людей", "другую Землю", но с теми же самыми темами и проблемами. Это неудивительно: слишком разному не о чем говорить (уэллсовы марсиане в принципе не способны были вести переговоры с землянами: о чем? о сдаче крови, как у Стругацких? а вот герои Данелии – почти земляне: даже умудрились оскорбить генерального секретаря ЦК КПСС К.У.Черненко). Было бы интересно составить что-то вроде "марсианской энциклопедии", населенной всеми этими Фи-У, Ти-Итами и прочими Уэфами (откуда фантасты берут свои перечни марсианских имен?)

14.9.2017

ДНЕВНИК ЭДМОНА И ЖЮЛЯ ДЕ ГОНКУРОВ 1852-1895 годов.
Моя догадка подтвердилась – у Виктора Гюго действительно было даже в старости чрезвычайно острое зрение – об этом пишет Эдмон (поэтому неудивительно, что в романах Гюго герои видят в мельчайших деталях то, что происходит в сотнях метров от них, да еще и в темноте или полумраке – это не просто романтический прием).

24.9.2017

Сериал ТОЛЕДО (Испания) – с 2012 года.
Конечно, не шедевр мирового кинематографа, но смотреть можно и даже интересно. Главный недостаток – общесериальный: слабая мотивированность слов и даже поступков персонажей. Они – будто сонамбулы – движутся в полусне, но время от времени произносят афоризмы, претендующие на заумную философию или житейскую мудрость из разряда "от сумы да от тюрьмы..." Но в целом неплохой исторический сериал (XIII век).

8.10.2017

Из БУЛАТИЗМОВ (т.е. афоризмов))))))
Наворованное отнять у человека гораздо сложнее, чем добытое честным путем, поскольку наворованное добыто не только непосильным трудом, но и с риском, а это повышает мотивацию безусловной защиты своего добра.

7.11.2017

Попались две книги: П.Б.Шелли – британский лорд, атеист и борец с монархией, муж Мэри Шелли – авторши Франкенштейна и др.; Ф.Фрейлиграт – немецкий поэт, член Союза коммунистов, соратник Маркса-Энгельса, судим за призывы к насильственному изменению государственного строя.
В обеих книгах (1956-1957 годов издания) забористые предисловия о революционной борьбе, неприязни к старому миру, Родине и Престолу и т.д. Если эти предисловия (написанные советскими людьми 1950-х гг)) напечатать сейчас – в России 2017 года, авторы загремят по антиэкстремистским статьям.  И, тем не менее, авторы антиэкстремистского законодательства претендуют на советское наследие (как прожорливый С.Т.А.Л.К.Е.Р., добравшийся до заброшенного советского склада). Называется это все шизофренией и маразмом – два в одном флаконе. На индивидуальном или на общенациональном уровне – это уж каждый для себя сам решает.

24.11.2017

Интересно было бы экранизировать одним фильмом два романа – допустим, двух авторов-современников. Их герои будут обитать в одном городе/стране/эпохе, их судьбы переплетутся, они будут жить в одном фильме.
По-моему, этого еще никто не делал.

10.12.2017

Американский фильм 1965 года "36 часов".
По рассказу Роэлда Дала "Осторожно, злая собака".
«1944 год. Немцы похищают в Лиссабоне американского майора Джефферсона Пайка. Им известно, что у него есть информация о предстоящей высадке американских войск. Чтобы разговорить его, они прибегают к необычной методике: накачивают его наркотиками и вывозят в Баварию в бутафорский американский госпиталь, где немецкий майор Гербер в американской форме пытается убедить его, что на дворе 1950 год, война давно закончилась, а он страдает от амнезии. Гербер якобы занимается его лечением, а на деле надеется заслужить доверие Пайка, чтобы тот выложил ему все, что знает...»
Среди создателей фильма – голливудский композитор Дм.Темкин (упоминаемый в "Лолите").
Фильм получился более чем альтернативноисторическим, поскольку, например, сцена, в которой Гербер в присутствии высокого чина СС (такой типаж папаши Мюллера из "Семнадцати мгновений" - баварского крестьянина, который не знает, как яблоки есть - с ножиком, чистя, или прожевывая огрызок?), курировавшего эксперимент, рассказывая о будущем, запросто выбалтывает в начале июня (!) 1944 весь план "Валькирия", чуть ли не называя его руководителей (состоял в заговоре против Гитлера? знал, что все скоро закончится, а ему зачтется спасение американского разведчика?) Приличный германский патриот (вставший с колен эсэсовец) должен был бы сразу заявить, куда следует*)) Правда, Германия в этом "континууме" капитулировала в ноябре 1944 года (хаос после смерти Гитлера 20.7.1944 оказался меньшим, и на какое-то время боеспособность восстановлена, но фронты продвинулись на полгода дальше, и уже в октябре 1944 шла битва за Берлин?)
_____________________________________
* на 56-й минуте фильма эсэсовец начал догадываться и пригрозил: умрем за Родное Отечество, но и вы, интеллектуалы-предатели, умрете вместе с нами.

17.12.2017

«Повесть о суровом друге» (1938; по другим данным, 1937 год) — повесть советского писателя Леонида (Ильи) Михайловича Жарикова. После выхода собственно повести в печать, Леонид Михайлович работал над этим сюжетом ещё 15 лет; в результате на свет появилась трилогия.
Я поначалу (1982 год) знал лишь фрагмент этой повести ("Флаги над городом" в сборнике "Дети революции"). Потом - году в 1985 - прочел остальное.
Автобиографиченская повесть о Юзовке 1915-1919 годов. Как и другие литературные произведения о революции и гражданской войне 1930-х является симбиозом несомненного таланта и... партийного руководства. Это последнее выражалось в том, что очевидец того или иного события должен был описать его не по своим впечатлениям, а в соответствии с официальным представлением, известным из идеологической литературы (включая школьные учебники). Те, кто сумели это соединить, стали читаемыми авторами, те, кто не смог...
Отсюда неизбежное отвращение читателя информационного века к подобным произведениям, при всех их достоинствах (в данном случае – замечательная коллекция детского и недетского фольклора, а также напоминание, что не все жители 1913 года проживали в современной квартире с центральным отоплением, холодильником, телевизором и вай-фаем))))))) Герои повести ведут себя как запрограммированные роботы, оттого местами она напоминает самую низкопробную агитку (к тому же агитку постфактум, что еще более снижает ее качество).
P.S. Лгали советские люди по причине лояльности к грядущему всеобщему счастью, первому государству рабочих и крестьян, справедливости и т.д. Сейчас российские люди лгут из лояльности к Родине, традициям, любому вождю. Характерно при этом, что 80 лет назад хоть какие-то таланты присутствовали. Сейчас русская литература отсутствует в принципе. По простой причине: современная Россия – чудовищно неинтересная и не заслуживающая никакого отражения в искусстве страна. Писать не о чем. Вообще. И способных тоже нет.

27.12.2017

Советский сериал "Радости земные" (1988).
Намерение написать (или снять) что-то фундаментальное, эпохальное, колоссальное, что показало бы "весь Советский Союз" в его настоящем облике, было навязчивой мечтой эпохи перестройки (а ведь до сих пор не написано и не снято).
Сериал смотрелся как самая крупная из таких попыток. Но его качество в другом: показать самую нормальную повседневную жизнь советских людей послевоенной поры уже было очень много.

10.1.2018

Романы Джорджа Оруэлла 1930-х годов: "Дни в Бирме" (1934), "Да здравствует фикус!" (1936), "Глоток воздуха" (1939).
Оруэлл-бытописатель пришел к русскоязычному читателю с большим запозданием, но... даже самый беглый взгляд на все это творчество Оруэлла обнаруживает, что принципиального отличия от "Скотного двора" или "1984" там нет. Та же серенькая жизнь, те же несбывшиеся надежды, тот же снобизм интеллектуала в окружении тупых скотов. Правда, в романе "Глоток воздуха" выведен классический мещанин, но... Чехов бы расцеловал его!.. если б дожил до 1939... а что? ему бы стукнуло... 79 лет – не фантастика, если б туберкулез излечили, но от последнего не застраховался и сам Оруэлл. Трудно сказать, что он написал бы, доживи до 1970-х, но его романы 30-х хорошо вписываются в литературный ландшафт того британского десятилетия. Не только ведь гениальный Дживс или мисс Броуди в расцвете лет там обитали.

15.1.2018

Обычно апологеты всех религий могут согласиться с рациональными доводами ее противников, но противопоставляют им иррациональные доводы за. Однако, ведь могут быть не только рациональные доводы против религии, но и иррациональные. С ними как бороться верующим? Рационализмом???

25.1.2018

Американский фильм "День независимости" (1996).
На фоне многочисленных американских фильмов в жанре "ироническо-героическая сага" о вторжениях инопланетян удивляет полное отсутствие такового предмета в российской кинематографии. Если бы такой фильм появился (а я бы мог сочинить сценарий)))), это был бы в превосходной степени сатирический фильм, который осмеивал всю нынешнюю российскую действительность – ее сумбурность, шизофрению и глупость, и был бы, естественно, запрещен к показу. А поскольку русская фантастика ближе к подземельям мира МЕТРО-2033, чем к погребам Хогвардса, финал картины был бы в стиле турбореализма (Столяров, Пелевин, Лазарчук) далеко не столь оптимистичным, как в американских фильмах, где зелеными человечками уничтожается половина населения США, но зато любимая собака главы семейства жива и здорова (и здесь – зарок грядущего возрождения земной цивилизации), в финале русского фильма о вторжении инопланетян мы бы видели полуразрушенное неперспективно-нечерноземное село.

26.1.2018

Романы Диккенса.
Диккенс создал множество запоминающихся образов, в т.ч. детских и полудетских (затравленный Оливер Твист, маленькая-хорошенькая внучка, которая убегает с дедушкой от долгов ("Лавка древностей"), инфантильная крошка Дорит... если бы Диккенс был современником Набокова, его бы заподозрили в педофилии...) Но есть в диккенсовских романах и удручающее однообразие: ходульный злодей преследует положительных героев (ну на кой черт Джасперу было убивать Эдвина Друда, чтобы завладеть Киской? – человек его интеллекта запросто рассорил бы их), а добродетельные энтузиасты, обладающие назойливостью Бэтмена, ведут борьбу с немотивированным злом, - и в этом сказывается какая-то лубочность, маскультность подобной прозы, которая неизбежно скатывается к второразрядному детективу (у Достоевского, который был читателем и почитателем Диккенса, та же проблема).

8.2.2018

Эрнст Никиш ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ. СПб.,2011.
Эрнст Никиш (1889-1967) относится к категории политических деятелей (хорошо знакомой за последние четверть века и в России), которые сами по себе могут считаться значительной величиной, но ни создать принимаемую значительной частью общества политическую платформу, ни массовую партию на ее основе не способны. Все похвалы в их адрес неизбежно перемешаны с сожалениями: их переиграли, их обхитрили и т.д. Как будто политик должен быть наивным и действовать в среде комплиментарности со стороны других политиков.

14.2.2018

Фильм Акире Куросава "БЕЗДОМНЫЙ ПЕС" (1949).
Очень хороший японский экспрессионизм (с элементами нуара). В известном смысле (шикарная режиссерская работа) его можно назвать итогом кинематографии всей первой половины ХХ века. Отлично показана сразупослевоенная Япония.

26.2.2018

Джаред Даймонд. Ружья, микробы и сталь. М.,2017.
Автор – специалист по зоологии Юго-Восточной Азии и Океании, а заодно – по примитивным племенам Новой Гвинеи и Океании (пуд соли с ними съел, потому в том, что касается его предмета, ему можно полностью доверять), сделал предметом своего рассмотрения проблему неравномерности развития. Но, поскольку сталкиваются в его поле зрения народы заведомо стоящие на совершенно несравнимых ступенях развития: англичане времен Байрона и австралийские аборигены, индейцы и правительство Соединенных Штатов, то здесь трудно ожидать иного исхода, кроме победы более высокоразвитых. И дело вовсе не в том, что горный папуас может дать в джунглях 100 очков вперед любому белому баловню цивилизации (в таких случаях обычно забывают задаться вопросом: а зачем баловню цивилизации лезть в горные джунгли Новой Гвинеи? ему и своих каменных джунглей родного города хватает), а в том, что помимо градации: горожанин конца ХХ века против примитивного индейца из Амазонии, есть сотня других переходных ступеней между ними: например, почему рязанский князь проиграл татаро-монголам, а Ермак легко завоевал Сибирское ханство? – ведь дистанция между ними была не столь велика, как между Монтесумой и Кортесом. Даймонд продемонстрировал немало замечательных догадок и гипотез, но его желание уйти от свойственного западной исторической науке второй половины ХХ века ориентации на голые факты, найти какое-то универсальное правило (пусть даже троякое: эти самые ружья-микробы-сталь) в конечном счете работает лишь на пользу его абсолютного противопоставления. Любой из выделяемых Даймондом больших этапов: собирательство, охота, земледелие – имеют множество "подэтапов", да и системы разные. В итоге: вроде все ясно – Монтесума не мог завоевать Испанию, но на одну такую однозначность приходится дюжина неоднозначностей. И они-то интереснее всего.
P.S. Даймонд высказывает интересную гипотезу, что мальгаши сначала пристали к восточному побережью Африки, а лишь затем – оттуда – переселились на Мадагаскар. Также интересное соображение высказано по поводу промежуточного пункта миграции (Мальдивы? Сокотра?)

Эрнст Юнгер. В стальных грозах. 1920 год.
Когда об этом произведении пишут, что его оценили одинаково положительно и милитаристы, и пацифисты, это верно. Это вам не сон кадета Биглера, и не мемуары ветеранов Великой Отечественной войны, списанные с зеленого двенадцатитомника официальной истории Второй мировой. Оттрубивший все четыре года войны Юнгер описывает в своем дневнике (на основе которого создавалась книга) реальную войну: грязь, земляные работы, разодранные снарядами трупы, опять грязь, опять земляные работы, кровь, скудная еда, хорошая заначка с едой (как правило, трофейная), ранение, опять разодранные снарядами трупы. Довольно однообразно: позиционная первая мировая "скучнее", чем маневренная вторая.

12.3.2018

В рядах верующих считается, что если рациональный способ мышления и представления о мире – так, фифти-фифти, попутчик веры и религиозного сознания, то уж иррациональность точно сражается на стороне религии, и если ничего не ясно, то точно «бох есть». Средний (и не только средний) верующий убежден, что против любого мудреца довольно простоты: как навыдумывают вумные прохвессора своей критическо-скептической зауми – придет Ванька-дурак и отрежет (цитируя не совсем точное высказывание Тертуллиана): вот верую и все! – и все, дело в шляпе. И ничего с ним вумные поделать не могут. С одной стороны верующий уповает на то, что у мира есть еще эдакое «второе дно», которое никакой бесселевой функцией не измерить, и – надо же! – это «второе дно» чудесным образом всегда совпадает с верованиями конкретного верующего: мусульманин-суннит скажет, что именно с суннизмом, а несторианин – с несторианством. С другой – само понятие «мудрость» у верующих мало имеет общего с понятием интеллекта и т.п. вещей. Это, скорее, такая разновидность хитрожопости, предусмотрительности – поверю-ка я на всякий случай (как Изя из анекдота про кукиш богу) из соображений собственной безопасности. К сожалению подавляющего большинства верующих, поверить сразу (тоже на всякий пожарный) во все религии практически невозможно, потому приходится довольствоваться какой-нибудь одной.
Честертон (Кит Гилберт Честертон – автор популярных детективов и 4000 эссе) выбрал католицизм. Собственно, по большому счету, выбирать можно было все, что угодно – хоть бахаизм (все религии, если в чем едины, так это в стандартном наборе обещаний, которые сводятся к бесцельному дрейфованию в вечности, как какого-нибудь пролетевшего мимо цели космического зонда,.. пардон, вечному существованию в раю, которое ни одна религия не в состоянии вразумительно описать – в противоположность живым и захватывающим описаниям мучений в аду: черти, пламя, горячая смола), а на случай непредвиденной метаморфозы потустороннего мира всегда найдется отмазка: если верующий православный обнаружит «там» вовсе не ожидаемое, а гурий шиитского рая, он не смутится, а начнет гундеть, что он «ничего не знал и не ведал», но что надо уважать чувства верующих (есть даже закон такой в Российской Федерации, поэтому аллах…), тем более, что Иран – стратегический союзник России в регионе Ближнего Востока и т.д. Но уж выбрал так выбрал. Честертон – типичный представитель т.н. «вторичной религиозности», которая заключается не столько в том, что взрослый человек начинает ни с того ни с сего играть в религию (в т.н. «традиционных» обществах тоже далеко не все люди верят попам, и в детстве тоже не очень-то верят), а в том, что человек, знающий, что земля круглая, вдруг начинает читать лекции о плоской земле то ли из соображений уважения к предкам, никогда не видевшим глобуса, как те крестьянские дети в турецком сериале «Королек – птичка певчая», то ли из опасения, что все надежды на посмертное существование имеют прямую зависимость от формы земли. Да, для вторичной религиозности характерно особое смакование всего реакционного и отжившего (подобное тянется к подобному – раз уж решил возрождать веру, получи весь комплект).
Свои основные мысли по поводу католицизма вообще, и почему именно католицизм – истина, в частности, Честертон изложил в нескольких эссе, самым знаменитым из которых является «Вечный человек» (1925). Хотя это произведение принято хватить, боюсь, похвалы исходят от людей (как просто «уважающих чувства» Честертона, так и от самих верующих католиков), которые эссе просто-напросто не читали. Хорошего там мало, и даже остроумных мыслей на 200 страниц приходится не более полдюжины. В свое время Ньютон задался «благородной» целью – доказать, что цивилизации Древнего Египта и Вавилона (о Шумере тогда еще в Европе не знали) моложе «библейской цивилизации», даже с самыми лучшими намерениями заботы о нравственности и т.п. посвятил труд свой королеве Англии – супруге Георга Первого, но вошел во вкус, увлекся и создал типичную фоменковщину, возмутившую современников (желчный итальянец – Джамбаттиста Вико именно Ньютону посвятил свои ругательства в адрес невежд в хронологии). Честертон большую часть «Вечного человека» потратил на единоборство с тем же самым «язычеством» - нехристианской и нееврейской цивилизацией. Разумеется, как всякий англичанин, получивший классическое образование в викторианскую эпоху, Честертон не может не знать античности (это какому-нибудь раскольнику с Крайнего Севера – что Платон, что Невтон – все едино и не касательно, а европеец ходит по площадям, где ступала нога Юлия Цезаря), но его познания в иных цивилизациях, особенно к востоку от пределов, достигнутых Александром Македонским, весьма условны. Отречься от античности Честертону нельзя, интерпретировать ее в нужном ключе у него тоже не получается. Остается заниматься тем, что Оруэлл замечательно описал в «1984»: «По своим воззрениям член партии должен был напоминать древнего еврея, который знал, не вникая в подробности, что все остальные народы поклоняются "ложным богам". Ему не надо было знать, что имена этих богов – Ваал, Осирис, Молох, Астарта и т.д.; чем меньше он о них знает, тем полезнее для его правоверности. Он знал Иегову и заветы Иеговы, а поэтому знал, что все боги с другими именами и другими атрибутами – ложные боги». Удивительно точное описание реакции Честертона на «язычество», с которым он возится все те же 200 страниц, не называя вещи своими именами. В других эссе той же тематики («Еретики» и «Ортодоксия») Честертон развивает те же мысли, только уже в ракурсе апологетики своей веры и предсказуемого ворчания по поводу «века сего» (более стильные британцы той эпохи в контексте неприязни к современности «ударялись» в античность, но – как мы помним – туда путь Честертону закрыт).
Первое впечатление, которое вызывает автор «Вечного человека» - какое-то аввакумовское. Живи Честертон в России, он был бы сектантом-раскольником, и хотя сам не пошел бы на костер, но всячески реабилитировал огненную культуру конца XVII века. И верно, у Честертона хорошо заметен тот безукоризненный вторичнорелигиозный аморализм, который присутствует у всех вторично религиозных людей (не исключая даже Дм.Быкова). Если религия – добро, это хорошо, если религия – зло, то это тоже хорошо, потому, что, во-первых, не вашего ума дело решать за боженьку, что есть зло, а что добро (ишь чего захотели! аки змии райских кущей), а во-вторых, все остальное, нехристианское – еще злее. Ну, действительно, какая разница: жгли ли римские императоры христиан, или христиане – еретиков? Только замученный чувством мировой несправедливости «пессимист» (у Честертона для всех оппонентов есть четкие клички) может потрясать этими мелкими грешками на фоне великой благости истинной религии. Христианство Честертона ценно не тем, что оно плохо или хорошо, а тем, что оно христианство (да, почти достоевщина: Честертон вполне комфортно чувствует себя со христом против истины – пишу, для баланса, оба слова со строчной буквы). В былые века четкие принципы верующих ломались о неумолимую логику, на которую они (надо отдать должное Фоме Аквинскому и Роджеру Бэкону) претендовали, а доктрина Честертона гибкая как змея – иначе ей было не выжить. Поскольку истина как-то не очень влияет на взаимоотношения Честертона со своим божеством, что ему стоит соврать? Например, когда Честертон пропагандирует (иначе этот процесс у него не назвать) идею «первобытного монотеизма» (дескать, первобытные люди – конкретно, потомки персонажей еврейского фольклора – Адама и Евы – были монотеистами и верили в конкретно-исторического, по Ильину, боженьку, а потом «деградировали»), он с апологетической целью спокойно придумывает некое австралийско-аборигенное божество, которое у аборигенов и есть тот самый Иегова, только вот часто произносить его имя на потеху этнографов аборигены, видите ли, стесняются. Знатоки вопроса тут же написали в редакцию, публикующую «Вечный человек», и поинтересовались: не выдумал ли Честертон это австралоидное божество с апологетическими целями? Честертон честно признался: да, придумал (на вопрос: выгодна ли божеству ложь в его пользу? есть определенный ответ: зачем тебе истина, если уже есть христос? – опять равновесия ради пишу со строчных). Но как бы Честертон не презирал обезбоженную истину, он ни разу не изменил обывательским представлениям о приличии или неприличии того или иного воззрения. Именно к обывательскому здравому смыслу Честертон раз за разом апеллирует, когда нужно отмахнуться от чего-нибудь антихристианского, не прибегая к специальным знаниям, которых у гуманитария Честертона маловато. Например, аргумент Честертона против эволюции мало того, что основан на надежде на незнание (Оруэлл ухмыляется) читателей в области биологии, так еще и увенчан самой примитивной метафизикой (метафизика верующим нужна для отделения истины от неистины, если им все-таки то и другое не едино): самые высокоразвитые животные не создают цивилизации, а, следовательно, человек, цивилизацию создавший, им не родня! Я бы продолжил ассоциативный ряд: если порядочный англичанин не будет первым (без представления) знакомиться с другим джентльменом, а тем более дамой, то неужели француз (тот самый француз, который нагло лезет без очереди и давит на оппонента своей правотой) может быть родней добропорядочному англичанину? Абсурд! Герберт Уэллс кивает головой и напоминает, что, когда его персонажи бежали от нашествия марсиан во Францию, одна дама боялась французов немногим меньше, чем марсиан. И т.д. и т.п. Честертон вполне может заявить, что из двух поэм – языческого автора и христианского, разумеется, христианская поэма лучше, но не потому, что автор ее талантливее или тоньше чувствует ритмы и рифмы, а потому что автор – христианин. И как ретивый проповедник – приписать «язычеству» любые пороки, коль это выгодно для противопоставления его христианству (в отличие от многих других «вторичных верующих», Честертон всерьез верил в существования дьявола и очень боялся этого сегмента «духовного мира»).
Честертон как-то странно одинок в своей апологетике истинной религии (Достоевский тоже был в XIX веке белой вороной): его окружение, с которым он любил полемизировать – Уэллс, Бернард Шоу, Бертран Рассел, Дэрроу – вряд ли могло разделить хотя бы десятую часть честертоновских воззрений. Для Уэллса и Шоу Честертон был не более, чем занятным чудаком, Дэрроу был американским социалистом и почти анархистом (честертоновским «Четвергом»?), Рассел ни разу не упоминает Честертона в своей «Истории западной философии» – а, собственно, что упоминать? что Честертон считал карфагенян и астеков сатанистами и полагал (задолго до Дм.Быкова), что христианство – это просто все хорошее (удачный набег чукчей на юкагиров с целью отбить стадо оленей с т.з. чукчи в т.ч. – критерии «хорошести» у всех, как известно, разные)? Это всеядность христианства – тертуллиановская манера присваивать своей партии изобретение вертолета и паровой машины, все же оказалась скорее вредным, чем полезным свойством. Веками христианские проповедники будут возбуждать увядшую плоть паствы призывами к религиозному возрождению, и ни один не получит вожделенного удовлетворения – ни в XV, ни в XX веке (Владимир Соловьев не разделял восторженно-славянофильского преклонения перед стародавними временами и считал средневековье лишь компромиссом с «язычеством», полухристианством, поскольку истинная вера могла восторжествовать во всем социальном измерении только в условиях всеобщей грамотности – в России лишь в ХХ веке), поэтому апелляции деятелей «католического возрождения» 1860-1960 годов в Англии к средневековью – всего лишь фигура речи, реальная жизнь 1425 года очень разочаровала бы верующего Честертона, доведись ему воспользоваться уэллсовской машиной времени.
Но попробуем посмотреть на Честертона не глазами его друзей-рационалистов, а слепым оком иррационализма. Действительно ли иррационализм – союзник истинной веры? Для начала следует помнить, что любой верующий даже в волшебном мире чудес и непостижимой божьей воли опирается на костыли догматов. Что это есть? Зачем свободному (согласно догматам же), всемогущему божеству какие-либо ограничители? Нет, это всего лишь компромисс между языческим рационализмом и христианской «свободой» от рацио, между «мудростью мира» и желающей (в союзе с божеством) посрамить ее глупостью. Тем более, что поставив перед божеством, как геркулесовы столпы, догматы, богословы измучили свое божество взаимоисключающими требованиями, заставили его, как Сизифа, таскать камни, которые он не в состоянии создать. Верующие любят использовать иррационализм как оружие против атеизма и прочего антирелигиозного скептицизма, но что, если это обоюдоострое оружие? Самый первый вопрос, с которого, по идее, будущему верующему надлежит катехизироваться, а именно: откуда это все вокруг, и кто это сотворил? – с иррациональной т.з. вообще не имеет смысла, поскольку только самый закоренелый рационалист может считать, что нечто существующее обязательно должно иметь начало и быть чьим-то фабрикатом. Сами верующие так вовсе не считают, полагая, что их божество, будучи сущим, отнюдь при этом кем-то не сотворено. Почему же, наделяя таким свойством мир невидимый и проблематичный (не только с т.з. рационализма, но и с т.з. иррационализма), они отказывают в нем миру видимому, в реальности которого не сомневается подавляющее большинство, как верующих, так и неверующих? Откуда такая немилость? Второе: если Фридрих Ницше замахивался лишь на смерть бога, то любой иррационалист может предположить все, что угодно, включая божье самоубийство (в конце концов, мавр сделал свое дело, мавр…) Утверждать, что божество не способно сотворить мир, который бы функционировал после его кончины, верующие также не могут (догмат всемогущества мешает). И так далее… Если углубиться в глубины иррационализма, даже сваи догматов, вбитые в верхний слой вечной мерзлоты рациональности, поплывут и ничем не помогут. Не буди лихо, как говорится.
Кстати, безличная и слепая природа, тем не менее, целенаправленно отомстила Честертону, наградив его апраксией (этим древнегреческим словом именуется нарушение целенаправленных движений и действий при сохранности составляющих их элементарных движений; возникает при очаговых поражениях коры больших полушарий головного мозга или проводящих путей мозолистого тела). Не смотря на все его таланты. Такой вот парадокс.

16.3.2018

Кристофер Прист. ОПРОКИНУТЫЙ МИР (1974)
Как те читатели детективов у Гарсия Маркеса, которые прочитывали до середины, а потом делились догадками насчет концовки, я. дочитав примерно до середины, попробовал предугадать. Вариантов было довольно много: другая планета, Земля, но изменившаяся до неузнаваемости в результате смутно упоминаемой катастрофы, опыт над людьми и еще несколько. Финал малость разочаровал: слишком уж стандартная концовка – появляется "разоблачитель", разоблачает, все прекращается... Я бы, скорее, сделал упор на: 1) неразгаданности тайны (в конце мы так и не узнаем, что там на самом деле, хотя можем оперировать несколькими версиями, в т.ч. авторской подлинной), 2) катастрофе Города и коллективном самоубийстве, 3) еще что-то. Но оказался очередной обман, переросший в самообман (кстати, самым трагически и ожидаемым мной финалом было обнаружение того, что эти люди не могут выскочить из своей сферы и обречены в ней пребывать всегда: Гельвард молит Элизабет "забрать" его оттуда, но она может лишь находиться рядом с ним). А, в общем и целом, читатели правы: роман создает какое-то почти физиологическое ощущение.

26.3.2018

Страх смерти – удел здоровых бездельников. Когда человек по настоящему тяжело и мучительно болен, ему не до страха смерти.

Опять читаю Эрнста Никиша – того самого немецкого национал-большевика, который в 1949 примкнул к ГДР и даже предлагал переименовать этот немецкий "пьемонт" в Пруссию.
Крайне неудачное, слабое эссе-памфлет "Гитлер – как злой рок Германии". Соперничает по неудачности разве что с димитровским определением фашизма, как "диктатуры крупного капитала". Никиш не нашел ничего лучшего, чем напористо (как агитатор за пятый срок путина) пугать немецких лютеран "католицизмом" Гитлера (подверстывая к католицизму итальянский фашизм и Версаль). В общем, лучше б он этого не писал. Впрочем, его видение мировой истории – вполне марксистское. Это потом уже – осенью 1945 – на развалинах своей Родины Никиш будет говорить соотечественникам самые оскорбляющие их чувства речи – его эссе "Изъян в немецком бытии" состоит из полного отрицания каких бы то ни было достоинств немецкого мiря, причем не во имя какого-то там "возрождения", а просто по факту – есть что есть. Но одни и те же феномены всегда можно интерпретировать диаметрально противоположно – и как победы, и как поражения, и, будучи всегда в политическом проигрыше, Никиш привык строчить филиппики, а вот если бы...

30.3.2018

Передача "Игра в бисер" Игоря Волгина, посвященная оруэлловскому роману "1984".
Весьма нестандартный подход к пониманию Уинстона Смита – не как жертвы, а как довольно вредного субъекта, интеллектуала-обывателя. Сначала мне это даже понравилось, а потом отвратило: тут больше о Волгине (его стране), чем о Смите и Океании. То, что на Западе – катастрофа, в России – обычная жизнь (если русские патриоты надеются, что их кто-то испугается – на Западе – с непривычки к чрезвычайке и любви к комфорту, пусть надеются, их ждет неожиданностей много), а жизнь отдельного человека стоит гораздо меньше, чем могло бы быть при российском ВВП на д/н, поэтому русского Волгина злоключения англичанина Смита мало трогают.

18.4.2018

Японский фильм "ПОЗДНЯЯ ВЕСНА" (1949).
Еще один интересный фильм о сразупослевоенной Японии. Отличная музыка!

23.4.2018
Фильм Роланда Эммериха "АНОНИМ" (2011).
Эммерих пользуется репутацией незадачливого сочинителя сценариев фильмов-катастроф с алкашами-метеорологами и ошибками в геологии. Но здесь он сам не свой. Хороший исторический фильм по мотивам т.н. "шекспировского вопроса" - автором шекспировских пьесс провозглашен Эдвард де Вер, 17-й граф Оксфорд (согласно книге Дж.Томаса Луни «Шекспир опознан», вышедшей в 1920).  Правда, Елизавета Первая в фильме как-то очень неприлично смахивает на Елизавету Вторую не в первой и даже не во второй молодости.

24.4.2018

Садовников Г. Большая перемена (Иду к людям). СПб.,2017. // Азбука-классика.
Давно (лет пять, а то и больше) не читал ничего из русской литературы, и вот это... Что-то все же "вынуто", удалено из русской литературы, и она перестала быть значимой, даже перестала читаться (нет, московское метро и сейчас самое читающее в мире, но на 75% это уже иностранка). В 1962 году Садовников написал нечто, наполненное ужимками, байками, противоестественными историями, "фантасмагорическими ситуациями и несуразным текстом" (это актер – Нестор Петрович – о первоначальном тексте, по которому его хотели заставить играть). Пушкин, Толстой, Чехов тоже писали не всегда достоверно, но того, что написал Садовников, просто не бывает – даже у Достоевского так не говорят и не действуют. Получилась "постклассическая" русская литература (год издания в этом отношении знаковый): вроде сотни людей что-то пишут, бумагу изводят, а почитать... (и не только по-русски: Ион Друце в своих пьесах сего не избежал). Попадись это под критическое перо желчного Бунина, он бы сразу поставил диагноз – отупление наследия Зощенко! И уж совсем неубедительно выглядят вставки (поздние? самого уверовавшего автора или его наследников после 2012?) с библейскими аллюзиями и цитатами. Не было! Советский образованный человек просто не знал "священного писания", а на пожилых верующих в 1962 году смотрел с нескрываемым недоумением. В общем, фильм оказался несравнимо лучше книги – это осторожно признают кинокритики ("Конечный вариант сценария очень сильно отличался от первоисточника"). И просто в лучшую, в достоверную сторону: и Леднева в фильме не на две головы больше Нестора Петровича, а всего на полголовы, и Ганжа со Светланой Афанасьевной в законном браке, а не пришейкобылихвист, как в повести, добавлен эпизод со звонком, которого нет в повести, и который куда правдоподобнее, чем вырезанные режиссером за полной ненадобностью сцены повести с приставанием Нестора к девушкам на танцплощадке и финальным примирением с Полиной. Без преувеличения, режиссер – Коренев – поработал на славу: автор из кожи вон лез, выводя главного героя в роли блаженного, режиссер это заметно подкорректировал. Кстати, в повести выбран самый неудачный ракурс – повествование от лица главного героя. К счастью, режиссер изменил это на полицентрическую схему – каждый герой самодостаточен, и мы можем взглянуть на мир глазами то обаятельного Леонова, то веселого Крамарева, то самолюбивого Ганжи-Збруева (который в повести сделан дураком еще дурнее Нестора Петровича). Не поручусь, что Садовников лепил из Нестора что-то вроде князя Мышкина под Достоевского, но даже этого не получилось. Начинаешь думать, что расцвет советской кинематографии в 1957-1980 случился на фоне бесцветной "русскоязычной" литературы тех и последующих (да, да, и сейчас, разумеется!) времен. Не помогли не литкурсы, ни вдохновляющие примеры Хемингуэя или Ремарка.

28.4.2018

Роман Энтони Берджеса "Семя желания" (1962).
Антиутопия. В некоем далеком (или не очень) будущем Великобритании (и всему Англоязычному Союзу вместе с ней) грозит перенаселение: Большой Лондон разросся на половину Англии, причем в Русскоговорящем Союзе – то же самое (как и предупреждал Одоевский в "4338 году" - Москва и Петербург срастутся в один мегаполис). Насчет политической географии романа многое неясно, но РусСоюз включает территории от Эльбы до Шанхая, а АнгСоюз – все остальное; французский язык вымер, но им интересуются, как древнегреческим. Неясно, есть ли в РусСоюзе коммунизм, но у англичан – полный государственный контроль, даже полное огосударствление, смешение рас и поощрение гомосексуализма с целью борьбы с рождаемостью.
[Вообще Берджесу не повезло: он писал уже тогда, когда антиутопия стала кичем, а нашрайбать типовую антиутопию стало проще простого: берешь какую-нибудь черту – хоть запрет на пользование ложками в угоду вилкам, абсолютизируешь эту черту в будущем: смертная казнь за хранение ложек! описываешь нравственные (и физические!) страдания людей от нового порядка, причем "человеческая природа" где-то на уровне инстинктов сопротивляется ложкофобии и т.д. и т.п. У Берджеса всегда были непростые отношения с Оруэллом, и здесь он временами то троллит Эрика Блэра, то рабски ему подражает].
Однако, утопия/антиутопия, как известно, скучнейшее место на Земле, а потому автор допустил развитие событий ("Но работать без подручных может грустно, а может скучно" - Высоцкий почти о том же в ту же эпоху), и на перенаселенной (и при этом сохраняющей все традиционные черты, включая жаргон кокни и пролетарские забастовки) 50-миллиардной Земле элементарно закончилась еда. То есть совершенно. Люди (а человек – это такое вредное насекомое, которое завсегда выживет – авторитетно заявляет А.А.Зиновьев) тут же нашли выход: начали есть друг друга. Под это дело легализовали религию, коль скоро боженьку (по аналогии) тоже можно есть. Унылая огосударствленная либеральная вегетарианская цветная асексуальная (вот так сочетание черт!) Британия мигом (!) превратилась в веселую мясожрущую белую совокупляющуюся страну частной инициативы и консервативных ценностей. И уже через несколько недель мир стал напоминать (в т.ч. по численности населения и техническому укладу) первую половину ХХ века (попасть туда – заветная мечта многих людей 2018 года), причем Китай отделился от СССРа (в 1962 это звучало как предсказание боев на Даманском))).
[Я подозреваю, Берджесу надо было просто написать хороший роман о первой или второй мировой или об ожидании тех же войн в обществе британских интеллектуалов – по образу и подобию романа Ивлина Во "Больше флагов", а тему перенаселения, которой такие как он пугали наших дедушек-бабушек 50 лет назад, притянул из какого-то ухарства].
Правда, в романе витает душок цикличности: все повторяется, фаза Пелагианства (либерализма и проч. - в такой по-свифтовски карикатурной форме Берджес изобразил потуги британского лейборизма с 1945 по 1979 годы – влияние линии Эллиота – Хаксли?) переходит в фазу Августинианства, потом снова будет либерализм-содомия-перенаселение и так бесконечно, но мое чутье читателя и историка (специалист... который критически смотрит на мучения неспециалистов, делающих эту самую историю) подсказывает: не-е-ет, все уже не будет как раньше.
[Опять теория антиутопии: ее можно создать на любом пустом месте – действительно, самый заурядный ужин (Герман Кох???) можно описать как антиутопию вилок и ножей – Свифт это тоже предсказал в описании Великанов, все зависит от принятого масштаба, который испугает наблюдателя, но... стоит ли овчинка выделки? Мой литературный герой возмущался тем, что любая фантастика есть до неприличия упрощенная реальность, и ведь он прав. Закрытие жанра? Что нового? А то ведь повторяются, и из подкладок пиджака Берджесса уже Уэллс выглядывает вкупе с тем фантазером, который в апокалипсисе Иоанна превратил рутинную регистрацию торговцев на рынке в знак антихриста и последних времен. Считать ли в этой связи Берджеса еще одним пленником постмодернизма в его неприглядности? Каждая эпоха имеет свои страхи, и в 2018 люди боятся, что они вымрут, хотя либерализм и гомосексуализм по прежнему – свита ужасов конца человечества].
Завершается антиутопия вполне себе порядочной умеренной утопией британской уверенности в том, что "все меняется, и ничего не меняется": отслуживший в армии главный герой (типичный в английской литературе ХХ века герой – препод-очкарик) живет в большой квартире освободившегося от съеденных пространства и преподает (а что он еще умеет?) в Техническом колледже, и к нему вернулась жена с двумя близнецами – как это похоже на реальноисторический 1962 год!
P.S. БУДУЩЕЕ Глуховского откровенно списано с этого романа Берджеса. Увы... русская литература более не существует. Конечно, и Пушкин с Достоевским-Толстым где-то подражали Диккенсам, Гюго и Байронам, но не до такой же степени...
P.P.S. Роман читается на удивление легко – я проглотил за день.

7.5.2018

Фильм Андрея Тарковского "СОЛЯРИС" (1972).
Странно: в подростковом возрасте (я увидел первый раз этот фильм в 13 лет) Наталья Бондарчук мне показалась слишком великовозрастной для роли Хари, а вот сейчас пересмотрел – и ничего. Впрочем, ей было-то всего 22 (Хари – 19). Тогда – в 13 – ночной кошмар сопровождался появлением Хари в моей комнате (роман читал еще в 11 лет, и большого впечатления сравнительно с ЭДЕМОМ и НЕПОБЕДИМЫМ он не произвел, но Крис Кельвин у Лема получился отлично, и идентификация читателем себя с главным героем происходила легко). И еще мне непонятно: кого играл в фильме 48-летний Банионис?..

13.5.2018

Две "СОБАКИ БАСКЕРВИЛЕЙ" - советская (1982) и британская (1983).
Да, два фильма вышли почти синхронно (нет, британская экранизация не замышлялась как отклик на советскую, в Великобритании эту повесть Конан Дойла экранизировали 11 раз), и их можно сравнивать. Прежде всего, по отношению к экранизированному тексту (ничего не могу с собой поделать – у меня наследственная тяга к точному воспроизведению написанного на экране, и чем точнее, тем лучше). Здесь мы наблюдаем едва ли не противоположности, при том, что Масленников все же гораздо ближе к тексту.
Если советский вариант (как и вся серия о Шерлоке Холмсе) изо всех сил старался создать атмосферу чопорной и исторически достоверной Англии, то британский... Как назвать вопиющее пренебрежение деталями сюжета, если не самим сюжетом? Другие экранизации (например, 1959 года) тоже не так уж дотошны, но опус 1983 года побил все рекорды. Кого только не ввели режиссеры в качестве действующих лиц: художник Лайонс собственной персоной – домашний тиран и пьяница, бродячий цыган-карманник, Лейстред, который ловит Сэлдена и с самого начала толчется близ Баскервиль-Холла. Сюжет хорошо описывается (в качестве эпиграфа) Тимуром Шаовым: и все они бухали, и Мусорский бухал! А сэр Хьюго Баскервиль еще и изнасиловал перед смертью безымянную девицу. В общем, получился очень неанглийский фильм: если англичанина (об этом предупреждал еще Джордж Оруэлл) спустить с цепи, он (радый неожиданной свободе) взбесится.

27.5.2018

Олдос Хаксли – британский автор "ДИВНОГО НОВОГО МИРА", "ОБЕЗЬЯНЫ И СУЩНОСТИ" и "ВЕЧНОЙ ФИЛОСОФИИ".
Я ничего не могу сказать хорошего о Хаксли. Он совершенно незаслуженно именуется гуманистом, сатириком и пацифистом. Нет, Хаксли пессимист, мизантроп и верующий. Живи он несколько веков назад, он вполне подошел бы на должность "адвоката дьявола" в процессах о канонизации. Все варианты развития человечества для него однозначно плохи: либо человечество уничтожает себя, либо оно сохранится, только для того, чтобы впасть в тоталитаризм. Может все проще: утопии сочиняют оптимисты, а антиутопии - пессимисты? (дополнительный вопрос: что сочиняют хорошо информированные оптимисты?) Забросить бы этого "хорошо информированного" пессимиста в средневековье: как должна была повлиять на польского поэта Кохановского смерть его трехлетней дочери Уршули (нет, не от радиации – от простой "хвори", которую в XVI веке лечить не умели), или на Опица, Олеария и других членов "Плодоносного общества" - Тридцатилетняя война, в ходе которой верующие единомышленники Хаксли уничтожили в борьбе за истинную веру 40% населения Германии, поставив несомненный рекорд в сравнении со всеми потугами ХХ века? "Обезьяна ему не нравится!" - иронизирует персонаж ПРИКЛЮЧЕНИЙ ПРИНЦА ФЛОРИЗЕЛЯ. На самом деле есть то, что есть: люди смертны, войны, революции и прочие исторические процессы (начиная с дележа охотничьей территории двумя ордами неандертальцев) делают их еще более смертными. Но вопреки всему человечество существует, разделенное языками, патриотизмами, религиями, и даже радуется жизни: Рабле смеется, Шекспир сочиняет пьесы, дона Флор из романа Жоржи Амаду кулинарничает – на этом фоне мировая скорбь (Weltschmerz – этот термин введен немецким писателем Жан-Полем в романе «Зелина, или Бессмертие Души» (1810, опубликован в 1827)) Хаксли недорого стоит. Он был востребован американской публикой середины ХХ века, у которой поехала крыша около 1946 от нежданно свалившейся геополитической роли, и нашими современниками, обитающими в ареалах цивилизационного маразма – в культурологии тоже действует закон сохранения: где сколько прибавится, в другом месте столько же утеряется.

Александр Беляев – писатель-фантаст.
Беляев перед первой мировой войной был достаточно состоятельным человеком – знакомый всему Смоленску адвокат с солидной практикой (да и в детстве жил безбедно – вырос в священнической семье). Эта тяга к роскоши сквозит во всех его романах – особенно на фоне скромного существования советского юриконсульта, а затем собкора "Вокруг света". Все или почти все персонажи Беляева – те, кому довелось жить на загнивающем Западе ("СССР – зеленая ветвь на усохшем древе мира" (с) ЧУДЕСНОЕ ОКО) – стремятся обустроить свое жилище с роскошью: Антонио Престо, доктор Сальватор... Бласко Хургес путешествует в Европу на пароходе миллионеров...

29.05.2018

ФОМЕНКОВЩИНА ИЛИ СТИЛИЗАЦИЯ БИОГРАФИЙ...
Анри де ла Тур Д"Овернь, герцог Тюренн (1611-1675) родился слабым и болезненным, но проявил интерес к военному делу, начал военную службу в 14 лет рядовым, но в 34 года уже был маршалом, а в 1660 – главным маршалом. Отличался невероятной скромностью, проявлял искреннюю заботу о нуждах простых солдат, стал героем солдатских песен. Одержал множество побед. Написал мемуары. Убит при реконгсцировке в 1675 году.
Александр Васильевич Суворов (1727 или 1730-1800), князь Италийский граф Суворов-Рымникский. Также родился слабым и болезненным, но также проявлял интерес к военному делу и начал службу (записан в полк) рядовым (мушкетером) в 1742 (12 или 15 лет от роду). В 1794 – генерал-фельдмаршал (за взятие Варшавы, а вовсе не за Измаил), а в 1800 – генералиссимус. Естественно, отличался скромностью и заботился о простых солдатах, стал героем солдатских песен. Одержал победы в 60 сражениях. Высоко отзывался о Тюренне. Умер в Петербурге в 1800 году после изнурительного и безрезультатного итальянско-швейцарского похода.

1.6.2018

Иоганн Георг Гаман – немецкий философ (1730-1788)
С тех пор, как прочел эссе Исайи Берлина СЕВЕРНЫЙ ВОЛХВ, хотелось взглянуть самому Гаману в глаза (в пересказе не всегда то). Оказалось, его даже издавали в СССР (хотя реакционер реакционером). И вот приобрел – в компании с Якоби (тоже был консерватор-клерикал). Да, несомненно, "Буря и натиск" - не обязательно ведь быть одномерно прогрессивным, как советский справочник по марксистскому пониманию философии. Но его иррационализм (тот иррационализм, который потом завлекал Честертона, Ницше – он то там как оказался? – и всяких современных апологетов музейных форм религии) снимается ("снятие" - вполне философская категория) одним щелчком пальца. Сколько бы Гаман не намекал (намек – его творческий метод; все-таки Ницше рубил правду-матку прямо) на иррациональность окружающего мира, ограниченную познаваемость его и проч. увертки торговца лежалым товаром, у него-то самого цель самая что ни на есть рациональная: защитить религию от безбожия, защитить вполне прусским королевским бюрократическим манером – и ради этой (вполне рациональной) цели он что хошь сделает, хоть станцует. Вот уж трагедия: рациональный человек в иррациональном мире. Нет, не дурак (чай с самим Кантом завтракал – еще один несостоявшийся Воланд; кстати, как у булгаковских героев было с иррационализмом?), но простой вещи не понимает: ожегшись на рационализме верующий естественным образом хочет переменить декорации, но не заблудится ли в девственных лесах иррационализма? найдет ли там то, что ищет? не запросится ли назад – на свет? А то ведь обещать – одно, а расплачиваться по векселям с реальностью – совсем иное. Тут и до манихейства недалеко, раз разум губит, а иррациональное уводит от. Делать вид можно, но недолго.

11.6.2018

Ле Корбюзье. Когда соборы были белыми. Путешествие в край нерешительных людей. М.,2018 (1937).
Не все читатели Дрюона знают, что одна из первых глав его цикла о проклятых королях – КОГДА СОБОР ПАРИЖСКОЙ БОГОМАТЕРИ БЫЛ БЕЛЫМ – это парафраза на книгу Корбюзье. Читаешь Корбюзье, слушаешь его голос – и обнаруживаешь (да простят мне французы или переводчики), что беседуешь с Андре Мальро или Экзюпери (не в МАЛЕНЬКОМ ПРИНЦЕ, а в других произведениях). Общий настрой французской литературы 1930-х?

"Производственные" романы Теодора Драйзера (ФИНАНСИСТ 1912, ТИТАН 1914, СТОИК 1947).
Эта трилогия, конечно, интересна историкам и социологам, изучающим американское общество между отменой рабства и мировой войной, но... правы были советские критики с их марксистской иронией: жизнь крупного капиталиста – скучнейшая вещь, особенно, если он трудоголик (там купил, здесь продал, там отметил продажу, что-то еще происходит параллельно бизнесу: еда, сон, любовь, развлечения, довесок роскоши). Заметьте: среди писателей, даже в ХХ веке, главный герой из высших классов (за вычетом вымирающей аристократии) – редкость. Гораздо удобнее расположить точку обзора романного пространства где-то в среднем классе (врач, учитель, рядовой менеджер, сыщик) – не в последнюю очередь оттого, что сами авторы почти никогда не происходили из высшей буржуАзии. Но даже Каупервуд имеет право на существование (его прототипом стал реальный Чарлз Тайзон Йеркс (1837-1905) – я бы поместил на обложке СТОИКА его портрет с пояснением: прототип главного героя). Кто-то же должен создавать материальные блага, капитанствовать в экономике, чтобы Алексей Иванович из романа Достоевского (они с Каупервудом ровесники) мог играть на рулетке.

14.6.2018

Геррик Р. Геспериды. М.,2013.
Роберт Геррик – это барокко во всей красе и полноте (даже в прямом смысле, поскольку эстетическая ценность жирной плоти в эпоху Рубенса и д'Артаньяна воспринималась, кажется, всеми – отголосок голодного средневековья?) Геррик, чей лучший период творчества пришелся на правление двух первых Стюартов, запросто называет задницу – задницей, а геморрой – геморроем, что ничуть не мешает ему тут же присочинить благочестивое стихотворение и свадебную песнь. Люди, именующие себя традиционалистами, и понимающие под традиционализмом пестование собственных комплексов со ссылками на викторианский XIX век, просто лгут (хотя бы уже потому, что викторианство не старше байронизма). Мало того – концепция литературоведения почему-то строится на постепенной "либерализации" поначалу строгих эстетических норм. Нет, литература не двухтактное превращение классики в модерн, это множество веков и перемен, потоков и заводей (просто есть рядом литературы, которые начинаются не с Пушкина, и даже не с Вийона, но двухтактность удобней, наглядней и без задницы у "великих предков").

СИЛЬНОЕ ОЩУЩЕНИЕ
Помню как сейчас – май 1992 года; я уже не получал алиментов, но как-то забрел к своему папе на службу (он лично знавал в те времена Собчака и...), и получил от него подарок в виде тысячи быстро обесценивающихся рублей. На обратном пути заехал в любимый мною тогда букинистический магазин близ Комсомольской площади и... у меня с детства был талант обнаружить с первого взгляда стоящую книгу – приобрел четыре тома Большой Советской Энциклопедии (1-й ,2-й, 4-й и 5-й) первого издания. Это было сильнейшее ощущение. Я впервые непосредственно погрузился в мир 1920-х (хотя уже знал вкус новой вещественности, экспрессионизма, марсианских революций, утопий пролетарской субкультуры и антиутопий интеллигенции, выгнавшей всех джинов из бутылок – от поэтического Маринетти до практичного Ленина). Вечер был чудесен: безоблачное небо, прозрачный воздух, солнце белой ночи, звон трамвая, перекликающегося со своими собратьями на площадях тех каменных городов, не важно каких – разницы особой между Ленинградом, Варшавой, Прагой, Дюссельдорфом... Там, на этих площадях центральноевропейского мир-космоса (от улицы Красных Зорь до бульвара Мальзерб – все из Алексея Толстого) 1920-х я присутствовал в самой сильной альтернативе, из когда либо мной сочиненных. Какая-то музыкальная тема вмешалась в этот мир и стала его темой для неплохого фильма. Нет, темой неплохой реальности той эпохи. Она, реальность, оживала со страниц энциклопедии – какое еще нужно доказательство того, что прошлое существует? Я проник в него как безумный профессор из фильмов Фрица Ланга. Моя эпоха.

15.6.2018

Карел Чапек КРАКАТИТ (1924).
Неизвестно, была ли эта книга в библиотеке Марфинской шарашки из солженицынского романа (очень может, что и была, во всяком случае, другая антиутопия – У НАС ЭТО НЕВОЗМОЖНО С.Льюиса – точно была, и вообще библиотека шарашки была очень неплохая).  Но точно известно, что марфинские зеки с иронией (как Нержин – условия содержания графа Монте Кристо) восприняли бы приключения главного героя Прокопа.  Реальная гэбуха поступает с изобретателями проще, практичней и результативней (толку от этого не так уж много, но кому-то и рак рыба).  А тут возятся с одним очкариком месяцами, княжну (этим словом переводится на русский европейское princes) ему обещают, миллионы, и проч. аристократия в замке, переделанном под секретную лабораторию (ничего не поделаешь, в других странах, где не рушат до основанья, прошлое сожительствует с будущим весьма долго и неправдоподобно до фантастики включительно, да еще и центральноевропейский колорит – не будь дурацкой войны 1939 года, продержался бы он… да, минимум до нашего детства).  Конечно, роман не только об изобретении, уничтожении человечества и прочих экзистенциальных проблемах, которые мировая война 1914 перевела в практическую плоскость: одни взрывы Галифакса и Архангельска чего стоят, но и об абсурде (вся история с заключением Прокопа на секретной базе – под сильным влиянием Кафки, хотя Прокоп, в отличие от кафкианских героев, не мирится с этим абсурдом, но экзистенциально ему противостоит).  Заканчивается все сказочно-фольклорным (даже лубочно-ярмарочным) образом – что это? усталость писателя и читателя от сюжета? или всерьез большие надежды на человечество, которое существует вопреки всему – бездонному космосу в т.ч.?
P.S.  А ведь Станислав Лем не пошел по этому пути – пути Чапека, Яна Вайсса (в КРАКАТИТЕ слишком много общего с ДОМОМ В ТЫСЯЧУ ЭТАЖЕЙ), польских модернистов.  Но, если б пошел, он уже был бы не Лемом.

29.6.2018

Полмесяца уже читаю здоровенный «кирпич» – «ДНЕВНИК ПОЛИТИКА» (1925-1935) П.Б.Струве.
Струве, напомню, был в 1890-х легальным марксистом – т.е. не примыкал ни к будущим меньшевикам, ни к будущим большевикам; легальные марксисты были зародышем неразвившегося русского лейборизма. Он относился к той когорте деятелей (Н.А.Бердяев, С.Н.Булгаков, министр финансов УНР М.И.Туган-Барановский), которые начинали с увлечения Марксом, но очень быстро стали антикоммунистами. В 1920 Струве оказался в эмиграции на правом фланге, правее Керенского, Милюкова, Набокова – где-то в районе РОВСа. Партии своей Струве так и не создал, хотя именовал себя либерал-консерватором – да, не было таких ни в России перед революцией толком, ни в эмиграции в достаточном количестве. Либерал-консерватор как правило примыкал к левому флангу монархистов, и между ними и либералами-кадетами зияла довольно внушительная дыра, которую Струве заполнить не сумел (я это описал в ПОДЛИННОЙ ИСТОРИИ ОСТРОВА КРЫМ в 2013).
ДНЕВНИК ПОЛИТИКА состоит из редакторских колонок трех или четырех газет, которые Струве выпускал в Праге и Белграде. Да, он был «политическим зверем» в аристотелевском смысле, иной раз сбиваясь на простое политиканство. Что же до содержания, то Струве в эмиграции однозначно остается антикоммунистом, лютым противником большевизма, всегда, во всем и вопреки всему. Такими были Бунин, Набоков, Мережковский. Для него 1917 – самое противоестественное событие в истории России и даже в мировой истории, против которого все человечество обязано бороться любыми методами. В своем «даосском» внутреннем мире Струве предсказуемо православный, хотя православие не убивает в нем пусть консервативный, но все же либерализм (противоестественное сочетание с т.з. начала XXI века). Все, начиная с Милюкова и налево, для Струве едва ли не сообщники большевиков. Струве – убежденный европеец, евразийцы вызывают у него нескрываемую иронию, он не мыслит России вне Европы. Как и современные русские, Струве ставит знак равенства не только между Россией и Российской империей, но и между Россией и СССР. Все нерусские этносы на этой территории он знать не желает. В принципе он сам себя правильно именует националистом и имперцем. Если в 1920-х главное содержание его заметок – борьба с Милюковым и ему подобными, в начале 30-х интерес Струве резко сдвигается в сторону геополитики и внутриевропейских проблем отдельных стран, которым он неустанно желает успехов в борьбе с Советами. Итальянский фашизм и германский национал-социализм, поначалу, во всяком случае, воспринимает позитивно – как действенную антикоммунистическую силу (не то что гнилой либерализм Ллойд Джорджа) – понятно, почему эти режимы пришли к власти и укрепились: слишком велик был испуг перед коммунизмом той части консервативного электората и элит, которые были критически важны для фашистов и национал-социалистов на пути к власти. Вот его несколько заметок за 1933 год:
1.1.1933
П.Б.Струве пишет в «России и славянстве»: «С утомительным однообразием советская печать твердила и твердит о мнимых опасностях «империалистической интервенции, якобы угрожающих коммунистической власти. В этом безумии есть метод. Таким образом, за методом кроется целое душевное состояние».
29.1
П.Б.Струве пишет в «России и славянстве»: «Почти весь некоммунистический мир страдает от хозяйственного кризиса, и этот кризис осложняется и обостряется политическим недомоганием, коренящимся в недостаточной солидарности охранительных сил мира перед той угрозой разложения и разрушения, которая воплощается во владычестве коммунистов, захвативших российскую державу и сидящих в Москве. Правда, экономическое положение находящегося во власти коммунистического мира, т.е. несчастной России, во много раз хуже и безотраднее всех бед, испытываемых миром некоммунистическим. Но это действительное положение закрыто от народных масс остального мира целой пеленой лжи и гнусным туманом невежества и недомыслия».
11.2
П.Б.Струве пишет в «России и славянстве»: «В свете такого понимания произошедших в Германии событий становится ясна и первая исходная ошибка Гитлера, исправлением которой является его приход к власти: соперничество или борьба с Гинденбургом за президентство… Политическую ошибку Гитлера уравновесила и исправила такая же ошибка католических партий. Они обиделись на фон Папена. Они дважды оттолкнули этого «ренегата»: и когда он – по воле Гинденбурга – заменил Брюнинга, и когда сами, оказав давление на Гинденбурга, содействовали замене фон Папена генералом Шлейхером. Что же получилось из этого? А получилось то, что католические партии теперь получили вместо Папена Гитлера, и притом не одного, а с Папеном».
4.3
П.Б.Струве пишет в «России и славянстве»: «Германское общественное мнение, огромное большинство которого, от коммунистов до Deutschenationale, враждебно Японии и в основе своей движется понятным, но политически не только бесплодным, но и превратным чувством исторической обиды за участие Японии как члена противогерманской коалиции в мировой войне и за захват ею – по мандату Лиги наций! – германских тихоокеанских островов».
15.3
П.Б.Струве пишет в «России и славянстве»: «На трудном и страдном пути своего внутреннего оздоровления Германия вступает в борьбу на жизнь и на смерть с чудовищем мирового коммунизма».
1.4
П.Б.Струве пишет в «России и славянстве»: «В Советской России положение коммунистической власти отчаянное и революция объективно созрела».
Конец апреля – в ответ на критику газеты сторонников А.Ф.Керенского «Дни», обвинившей П.Б.Струве в апологетике расиста и славянофоба Гитлера, Струве заявил, что «неправильные и даже дикие суждения о России и славянстве» высказывали и Карл Маркс, и Теодор Моммзен, обвинил Керенского в «клятвопреступлении» по отношению к Основным законам Российской империи в 1917 году и высказал надежду, что противоречие расизма и христианства в германском национальном движении будет преодолено в пользу христианства, чтобы «победоносно противопоставиться натиску большевизма».
1.5
П.Б.Струве пишет в «России и славянстве»: «Большевистская власть не есть русская власть. Это есть власть над Россией и СССР, как, с позволения сказать, государство представляет вовсе не Россию, а некую силу, владычествующую над Россией. Но и этого мало. Полбеды было бы, если бы большевистская власть была бы только внешней властью, владычествующей над Россией. Россия перенесла татарское иго, которое ее населению Средних веков вовсе не представлялось в том розовом свете, в какое его теперь иногда рисуют евразийцы (по большей части из лиц, плохо знающих и историю России, и историю Востока). Россия переносила и другие внешние напасти. Большевистское иго потому есть не сравнимое ни с каким внешним владычеством зло, что оно, как злокачественная роковая язва, разрушает субстанцию России».
Но никакой внятной программы (кроме абстрактного призыва к объединению русской эмиграции на позициях антикоммунизма и непредрешенчества) Струве за 10 лет так и не представил. Допустим, объединятся русские эмигранты, дальше что? Гоминьдан на своем острове вплоть до 1980-х был главной и почти безальтернативной политической силой (впрочем и там – внутри бурлили разные фракции, от китайского варианта эсеров до консерваторов крайне правых толков), но это никак не помогало свержению Мао Цзе-дуна и власти КПК, не смотря на все головотяпство больших скачков и ловли воробьев в материковом Китае.
В связи с вышеизложенным хочется задать вопрос об антикоммунизме русской эмиграции. В современной России принято считать (много чего принято считать), что под конец СССР «белые» и «красные» помирились в едином патриотическом строю и... Вопрос: а кто с кем помирился? Зюганов с Ксюшей Собчак? Проханов сам с собой помирился и заделался коммуно-патриотом (еще большая противоестественность, чем православный либерализм Струве)? А Струве спросили: согласен он мириться? Или товарища Бела Куна? Безразличие современной России к «белым» и «красным» – это всего лишь серость, следствие предсказанной, кстати, Струве деградации страны в результате совокупности всех событий ХХ века.

6.7.2018

Давно заметил, что, описывая какое-либо историческое событие, фигуру, процесс, описатель тут же переходит к оценкам, взвешиваниям: кто/что кого/чего «лучше» (потом еще проблематично: а для кого/чего «лучше»? не девальвировалось ли само понятие «лучше»?), кто больше, значительнее? Это отдаляет от цели исследования, к тому же ставит в зависимость от текущей конъюнктуры оценок. Может это от недостатка информации, когда описатель идет по самому простому пути, заодно связывая изучаемое с наблюдателем?

10.7.2018

Исламская философия после XIII века.
Не было уже никакой философии. Имеем ряд ритуальных текстов, в которых разъясняется (с примерами из жизнеописаний халифов и прочих правоверных) как с помощью молитв и соблюдений предписаний религии попасть в рай, а запреты интерпретируются прибаутками (свинину есть нельзя, потому что кабан – рогоносец) – но все с очень серьезным выражением лица. Эта ритуализация уже достала простых нефилософов-мусульман до такой степени, что, когда вы видите идущую вам навстречу девушку в хиджабе или платке, знайте – ее элементарно запугали исламоведы: если кто-то увидит ее волосы, ее муж станет рогоносцем, а она попадет в ад. И вообще это корыстолюбивое желание рая и нежелание ада (стремление к «добру» и избегание «зла») выглядит карикатурно-злобно. Вроде как образ жадного садовника, который готов убить ребенка за украденное яблоко (потому что украденное яблоко – это зло) – мы ожидаем от него убийства с той же вероятностью, как и от аудитории религиозных культов желания «попасть в рай».
P.S. я тут задал знакомому верующему (немусульманину) вопрос: что он собирается делать в раю, да еще и вечно? Он согласился, что глупо – как у свифтовских струльдругов – получается, сказал, что ему лично 800 лет хватит, а потом, раз смерти нет, придется совершать райский суицид…

11.7.2018

Все, что написали Стругацкие, не дотягивает даже до одной-единственной пьесы Фридриха Дюрренматта ФИЗИКИ (1962), которая экранизирована в СССР в 1988 году.

15.7.2018

Жан Боден МЕТОД ЛЕГКОГО ЧТЕНИЯ ИСТОРИИ (1566).
В 2018 Высшая школа экономики выпустила первый том трехтомника. Перевод с латыни, научные статьи и комментарии сделали супруги И.В.Кривушин и Е.С.Кривушина. Это двое людей проделали титаническую работу, собрав колоссальное количество информации – объем комментариев превышает объем самого текста в 3 раза. Комментарии убеждают в одной простой вещи – в XVI веке Россия на фоне европейских стран (каждой по отдельности) была маленькой, северной, незначительной во всех отраслях знаний страной. Потому что в каждое европейской стране (Франции, Италии, Германии, Англии, Испании) – десятки университетов, сотни авторов (ученых, переводчиков, преподавателей), тысячи книг, колоссальные по объему научные исследования – и просто выше уровень грамотности. Со времен суворовской НАУКИ ПОБЕЖДАТЬ в России привыкли не обращать на это внимания (подумаешь, какие-то французики книжек понаписали, зато...), в исторических трудах избегали количественных сравнений с заграницей (славянофилы – те вообще считали, что Европа это нечто равновеликое одной России, и европейские страны – всего лишь провинции, а не полноценные страны). Но вот такие публикации убивают национальную гордость великоросов.

10.8.2018

Эко У. и Мартини К.М. (кардинал). Диалог о вере и неверии. М.,2017.
Эту книгу католики считают бестселлером (еще бы, крупнейший итальянский философ наших дней обратил внимание на кардинала, хотя тоже интеллектуала), но содержание... Большую часть из сотни страниц диалогисты (нет, традиция создания античных и средневековых диалогов мертва... а я-то еще в 1992 году написал реферат по теоретической социопсихологии в форме античного диалога...) потратили на изъявления уважения друг к другу (у читателя в таких случаях рождается протест: они ж не алкаши – так долго уважать друг друга!), а в целом ничего путного не изрекли. Затронуты кое-какие проблемы самого конца ХХ века, но поверхностно и без каких бы то ни было четких определений – Эко оказался круглым как Платон Каратаев. Еще Эко повторил глупость, которую все христиане повторяют уже... (проверить, с какого века – подозреваю, это шатобриановская реакция начала XIX, не раньше), что христианство создало историю. Вот уж не знал Геродот. И Сыма Цянь тоже. Понятно, что он имеет в виду (всякое точное определение, которое вам дает верующий, тут же начинает обрастать примечаниями и уточнениями ("не так поняли!"), что в итоге его выхолащивает) – это наличие некоей "трансцендентной" (Вольтер хохочет) "силы" (еще больше), которая воздействует на историю "извне" (из какого "вне", ни один верующий не знает, но говорит: вера – это говорить то, чего не знаешь) и направляет ее. Увы, и здесь христианство – всего лишь эпигон более раннего зороастризма. Но оба переговорщика понадеялись, что средний итальянский обыватель про Заратустру (даже имени Фридриха Ницше) не слыхал и Авесты не читал. Аrgumentum ad ignorantiam (лат. aргумент к незнанию) — аргумент или довод, рассчитанный на неосведомлённость убеждаемого, когда делается вывод, что некоторое утверждение верно, поскольку никто не доказал, что оно ошибочно, или, наоборот, что утверждение ошибочно, поскольку никто не доказал его истинности. Подобная аргументация ошибочна, поскольку наше незнание не может быть единственным основанием для решения об истинности или ложности утверждения.

Фильм Пазолини «КЕНТЕРБЕРИЙСКИЕ РАССКАЗЫ» (по Чосеру) (1972).
У Пазолини была известная сложность – как перенести сценаристскую неореалистическую конструкцию (а фильм – вполне себе поздний неореализм, когда из широкой картины неореализм стал подглядыванием в замочную скважину) из Италии с ее актерами в средневековую Англию. В сцене с женитьбой старого хрена на молоденькой они все еще итальянцы, и за окном как будто Италия Петрарки и Боккаччо с полотен живописцев XIV века. И вообще – в фильме много от феллиниевского "Сатирикона". Но, думаю, Чосеру эта укорененность в Античности, скорее, понравилась бы.

22.8.2018

Ян Мортимер в своей "туристической" монографии Средневековая Англия: Путеводитель путешественника по времени. М.,2018 (которая находит интересное соответствие в цикле фильмов-лекций Средневековая жизнь с Терри Джонсом) заставляет задуматься над проблемой качества жизни в средние века – да, повальные болезни, но люди жили и даже доживали до внуков, да, покосившиеся лачуги, но были ведь и сияющие белизной новенькие домики (даже Собор Парижской Богоматери когда-то был новеньким), да неграмотность, но ведь был живой интерес к окружающему миру простонародья вкупе с утонченным интеллектуализмом образованного процента, да религиозный фанатизм (меньшинства), но рядом религиозный пофигизм (большинства), коренящийся, кстати, в неграмотности и отсутствии религиозных телеканалов. В конце концов понятие "цивилизованность" относительно, и с т.з. ХХХ века ХХ может быть откровенно примитивным. Или все же переломным? "Аристотель жил 2500 лет назад, но мы же не считаем его дикарем?" (с)

Георг Кайзерлинг и его АМЕРИКА. ЗАРЯ НОВОГО МИРА (1928).
Кайзерлинг в своем философском (!) анализе бытия Америки образца 1920-х годов применил все традиционные методики немецкой классической и даже постклассической (Шопенгауэр, Ницше) философии. Немецкая философия в "американском вопросе" всегда оказывалась в недоумении между разноречивостью теории (того, что должно из Америки получиться) и практики (того, что получалось). Кайзерлинг особенно противоречив: он употребляет такое количество противоречащих друг другу характеристик американцев ("животная жизнь", "стандартизация", "социализм", "индивидуализм"), что, если б характеристики эти не были всего лишь коридорами в лабиринтах аналитической философии, а отдельные понятия – иероглифами, давно утратившими свой первоначальный положительный или отрицательный смысл, американцам было бы впору обидеться – не на сами характеристики, а на их разнобой. И при этом почти всякий раз Кайзерлинг оговаривается, что из сформулированного им правила есть уйма исключений (хорошо же правило!) Нет, не всегда и не везде Кайзерлинг предвзят – его замечания насчет роли женщины в американском обществе ("ложного феминизма" первой половины ХХ века) вполне совпадают с ядовитыми словами Фицджеральда на ту же тему – по поводу "неукротимого, сумасбродного нрава, который переломил моральный хребет целой нации и целый материк превратил в детские ясли". Еще более странными выглядят попытки Кайзерлинга сравнить, выразить Америку через какую-либо иную цивилизацию: то через брахманскую Индию, то через традиционный Китай, то через большевистскую Россию – вот уж где сравнения хромают, и можно лишь различить принципиальную позицию автора: Европа – не Америка! Немецкий идеализм, сталкиваясь с американским примитивизмом, явно не может осилить последний. Здесь еще вспоминается история, случившаяся в начале 1942 года: когда германское правительство объявило войну США, Гитлер и другие члены руководства наконец-то заинтересовались – что же из себя представляет эта Америка; Шелленберг представил им статистику производства чугуна, стали, алюминия, танков, самолетов; они просто не поверили, что такое может быть.
Впрочем, и Чехов, проезжая по примитивной Сибири, был очень невысокого мнения о животной жизни ее обитателей. И без всякой стандартизации или псевдосоциализма.

Оруэлл как-то заметил, что описания британцев, посетивших СССР в ХХ веке, напоминают описания британцев, посетивших США в XIX веке.
Посмотрел путевые заметки Чарльза Диккенса. Он был в США в 1842 году. Быстрорастущая 17-миллионная страна, простирающаяся до низовий Миссисипи и Скалистых гор. Диккенс пишет о том, что, прежде всего другого, раздражает его в бывшей британской колонии: огромные расстояния, гниющие пни в непролазных болотах (а что еще ждали люди, видевшие природу лишь на картинках в сентименталистских книжках? экологи сходятся на том, что, в случае одномоментного исчезновения всех людей, улицы Парижа и Лондона через 10-15 лет будут полностью заболочены), ужасная американская манера жевать табак и сплевывать пережеванное прямо на ковер и бытовая неустроенность в гостиницах. Однако, Диккенса тянет в его любимые заведения – тюрьмы и дома для умалишенных (да, 200 лет назад среди городских достопримечательностей нередко преобладали тюрьмы и дома для умалишенных, и туристы – небольшая страта богатых путешественников – запросто ходили посмотреть на пограничные состояния человеческих особей). После путешествий в переполненных фургонах в компании фолкнеровских героев Диккенс не без удовольствия ступил на канадский берег Ниагары и расточал комплименты британским солдатам не хуже Киплинга.

23.8.2018

Академик М.Н.Тихомиров (1893-1965).
В 1938 году академик Тихомиров обвинил создателей фильма «Александр Невский» в недостаточном патриотизме: якобы «убогая, лапотная Русь глядит отовсюду у авторов сценария: все народы сильнее её, все культурней, и только чудо спасает её от немецкого порабощения». В своей рецензии на сценарий фильма Тихомиров утверждал, что «борьба против татар велась не Новгородом, а северо-восточной Русью во главе с Москвой» [Тихомиров М. Н. Издевка над историей (О сценарии «Русь») // Историк-марксист. М., 1938. No 2]. Это, конечно, не Иван Грозный, поехавший в Петербург, но... 1242 год. Москва? В 1242 году – это небольшой городок, только что (1238) разрушенный татарами. Другие князья Северо-Восточной Руси были бы несказанно удивлены, если б узнали, что какой-то книжник-летописец через 700 лет заставляет их признавать первенство младшего сына великого князя Владимирского Юрия Всеволодовича и дочери Всеволода Чермного Агафьи – Владимира, правившего Москвой в качестве суздальского наместника с 1237 до 1238. В 1238 году то, что осталось от Москвы, формально подчинялось Ярославу Всеволодовичу (1238-1246), который, скорее всего, ни разу не был в Москве – не до того ему было.
Будучи антинорманистом, Тихомиров писал статьи, в которых все сводилось к тому, что
Бедный Нестор при коптящей при лучине
Глазки портил, летопись писал.
Он был старенький, по этой по причине
Всё напутал, перепутал, переврал.
Т.Шаов.
Да, как и литературный критик, который всегда лучше знает, ЧТО хотел сказать тот или иной писатель, чем этот самый писатель, маститый историк не может вынести, если древняя хроника противоречит его взглядам. В 1947 Тихомиров прямо обвинил Нестора в подлоге – Происхождение названий «Русь» и «Русская земля». В кн.: Советская этнография, 1947, VI — VII, с. 61. Впоследствии тихомировскими аргументами пользовался Б.А.Рыбаков. Отчасти такие претензии верны – хотя бы потому, что современная наука имеет гораздо больший аппарат исследования и широкий кругозор даже по сравнению с самым эрудированным интеллектуалом V или Х века. Но у источника есть то, что принято именовать презумпцией наблюдателя. К тому же автор источника вовсе не обязан предугадывать политические симпатии и антипатии будущего и под них подстраиваться (или все же обязан?)
Сама по себе полемика норманистов и антинорманистов надумана. Славянские княжества существовали задолго до 862 года, но это ничуть не мешает Ингвару и Хельги править Русью. Вне зависимости от того, как было образовано слово "русы", вначале оно обозначало только норманнов и пришло в русский язык из древнескандинавского языка, а затем постепенно с норманнской элиты стало "скользить" на весь славянский народ (Зализняк). Интересно, в болгарской исторической науке есть теория, согласно которой, болгары – это славяне, пришедшие на Дунай из Краснодарского края?

Как вы думаете, какая богословская книжка была самой читаемой в России с 1735 года и до начала ХХ века?  Да, и здесь немцы «создали русским религию» (к большому неудовольствию антинорманистов).  Иоганн Арндт ОБ ИСТИННОМ ХРИСТИАНСТВЕ (1605).  Нет, не смогла Россия породить «собственных Невтонов» в богословии, пришлось импортировать.  Повлиявший на Достоевского Тихон Задонский (в миру Тимофей Савельевич Соколов, при рождении Кириллов) непатриотично заметил: «после Библии прочитывать Арндта, а в прочие книги как в гости прогуливаться».  Сам же Арндт сварганил здоровенный кирпич, в котором писал в стиле «за все хорошее и против всего плохого».  Удивительно, что его читала лишь протестантская Европа и Россия – при такой степени всеядности (в пассивном залоге) его труд запросто можно перевести без догматических противоречий в мусульманский и даже дзэн-буддийский контекст.

3.9.2018

Литературовед и религиовед (бывает и такое в одном флаконе) Дм.Быков утверждает, что атеистам нравится злорадствовать над людьми и говорить им "шо бога нет" (Зевса???)  Но Быков вполне может ощутить себя атеистом.  Например, приходит Быков в ресторан, перед ним ставят пустую тарелку, а официант в ответ на вполне естественное (антоним сверхъестественного) возмущение Быкова говорит ему, что лично он – официант – верит, что на тарелке лежит восхитительная вкуснейшая еда, а Быков своим злорадством обижает его чувства – экий Фома Неверующий.
P.S.  Быков обидится.  Он из обидчивых (трудно таким людям на свете жить).  Уж не знаю, как там насчет физических констант – креационисты уверяют, что боженька специально создал мир, пригодный для жизни верующего, но точно можно сказать, что мир не создан для обидчивых – потому тяжко им живется, их все время все обижают.

ЛАСАРИЛЬО С ТОРМЕСА (1554).
«Жизнь Ласарильо с Тормеса: его невзгоды и злоключения» (La Vida de Lazarillo de Tormes: y de sus Fortunas y Adversidades) — испанская повесть, которая была издана анонимно в Бургосе, Алькала-де-Энаресе и Антверпене в 1554 году. Одно из наиболее ярких сочинений литературы Возрождения; положила начало плутовскому роману. Была запрещена католической церковью по причине резко антиклерикального характера произведения.
Еще бы! Главный герой, от имени которого идет рассказ, трижды сталкивался в юности своей (в качестве слуги) с "представителями духовенства". Первый – скупердяй похлеще Плюшкина, второй – гомосек*, третий – мошенник и по совместительству торговец индульгенциями. Представьте себе: XVI век, Испания, инквизиция, контрреформация и... один из самых популярных романов, который читали , наверное, все, кто умел читать по-испански (потом пошли переводы, в т.ч. на русский – издание 1775). Вот так они жили в своем веке. А теперь, любезный читатель (уж, позволь мне обратиться к тебе в манере романов Золотого века), вообрази себе вероятность написания и издания такого романа в России 2014... Ну как?.. То-то же...
__________________________________
* Монах-гомосек оказался еще и педофилом (о чем главный герой предпочитает не рассказывать), но детей любил, и главный герой наконец-то обзавелся более-менее приличными штанами и башмаками. У предыдущих хозяев он щеголял скромнее.

5.9.2018

Люди, утверждающие, что христианство (или какая иная религия) "облагородила" (улучшила) человечество, как бы намекают нам, что им было бы гораздо приятнее, чтобы их пытал в КПЗ и засовывал бутылку в их задницу мент-христианин, чем мент-язычник.

6.9.2018

Загробные миры являются констатацией убогости и комплексов их придумавших. В мусульманском раю пьют и овладевают девственницами (и то и другое – сомнительное удовольствие, и вряд ли кто-нибудь добровольно – не по воле Аллаха – согласится так провести вечность) и еще созерцают Аллаха, у которого нет образа (да, все всё поняли... те, кто не поняли, поймут на месте, что не поймут – чистый Сократ-мусульманин!) Сущность христианского рая хорошо выразил Гек Финн у Марка Твена: скучища и мисс Уотсон со своими придирками – тоже вряд ли кто-то согласится добровольно, не под страхом смерти. У некоторых примитивных племен люди в загробном царстве непрерывно и удачно охотятся – ну не за компьютерными играми же им сидеть? – ведь духовное "знание" никак не обусловлено грубой материей повседневной жизни – не так ли, идеалисты? Пожалуй, только древние египтяне были заняты на "том свете" полезным делом (тягали Солнце с заката до восхода, чтобы оно взошло, как полагается) – причем, в реальном времени, а не в той дурной бесконечности гиперпространства, которую со столь же дурацкой целью выдумали позднейшие религии.

7.9.2018

Герман Стерлигов попытался соединить религию и бизнес.  Ничего не получилось.  Хм… Отрицательный результат – тоже результат.

8.9.2018

Вы когда-нибудь читали современную православную художественную литературу?  Полное убожество и примитивизм.  Трудно представить, что в этой же самой стране всего 150 лет назад творили Толстой и Тургенев.  Как фоменковцу трудно представить, что замечательные мозаики времен славы Рима и выразительные скульптурные портреты эллинистической эпохи сменились условными и схематическими полудетскими рисунками раннего христианства.

9.9.2018

Некая Виолетта Корышева (в Википедии нет такой))) пишет нечто литературоведческое о Дм.Быкове. И в т.ч. о его нерусскости: «Важно уметь писать так, чтобы продавалось. За советом можно обратиться к Донцовой, Улицкой, Толстой, Пелевину, Ерофееву, Сорокину, да и к самому Быкову. На примере их так называемого творчества главные условия продаваемости и популярности становятся очевидными: нужно ненавидеть Россию и русских, а также изображать человека как животное».  Все гораздо хуже. Гораздо. Попробуйте написать что-то с любовью к России и русским и изображая человека как нечто одухотворенное ("Одухотворенное мурло" - хорошее название для рассказа из провинциальной жизни). Обещаю, что получится еще глупее и отвратительнее – получится фарс, который испугает самого автора. Так вот – все гораздо хуже. Сколько лет прошло с 1991 года? с 1985? Что написано по-русски? Ничего. Что вам вспомнится за эти 25-30 лет? Что захочется еще раз перечитать? Если бы все было так просто: 1) либерал – ненавидит Россию – бездарен; 2) патриот – любит Россию – талантлив. Нет, все, вне зависимости от своих политических взглядов (ненавидел ли Сервантес Испанию?), одинаково бездарны и не способны ничего родить – ни индивидуально, ни коллективно (не сколько в смысле создания некого соавторства, сколько в смысле литературной среды, влияющей на отдельных писателей). Их взгляды – совершенно параллельная вещь. Кстати, перечисленные Корышевой писатели все либералы, они имеют тиражи, а попробуйте вспомнить (вспомнить!) хоть одного писателя-патриота. 99% узнали о существовании Прилепина из выпусков новостей, посвященных событиям на Донбассе. Он не был талантлив, когда подписывал манифест "путин должен уйти" и не прибавил ни капли таланта, когда стал патриотом. Кстати, Быков зачем-то усиленно хочет записаться в русские. Зачем? Это равносильно страстному желанию пассажира сесть на "Титаник", когда уже ясно, что тот утонет (тем более, что на этом Титанике никто Быкова не ждет). Еще меньше людей знают о существовании Сергея Шаргунова – в основном те, кто поименно может запомнить совершенно матрешечно-гомогенных депутатов Государственных Дум последних созывов. Причем все – и либералы, и патриоты – если в чем и преуспели, так это в количестве литературных премий (у Шаргунова их 13, у Быкова – 15!) – мне кажется, по одной премии на каждую книжку. Удивительно, но все Толстые или Булгаков без литературных премий обходились (строго говоря, у А.Н.Толстого (единственного в этой триаде) были три премии, но уже под конец жизни (в 1941-1946, в т.ч. посмертно), и в 1920-х он ни о чем таком не думал; впору написать литературоведческое исследование "Феномен литературной премии в России начала XXI века"). Премии есть, литературы – нет. Причина озвучена выше: русофобское произведение – нечитаемо, русофильское произведение – тоже нечитаемо. И главное – через 50 лет никто вообще не вспомнит ни одного русскоязычного писателя начала XXI века (а вы сейчас помните хоть один роман 1993 года?) А кто-то еще удивляется – как это грозные мореплаватели на дракарах, викинги VIII-XI веков наводили ужас на всю Европу, но уже в XV веке – это мирные хеддинги, обитатели своих ферм – без истории и международного влияния. Русская литература закончилась. Это факт. Другое дело – его научное объяснение. Вот здесь есть работа для литературоведов. Но Быков никогда не сделает передачу "Литературное творчество Дмитрия Быкова", и об отзывах литературоведов на свое творчество он тоже предпочитает не распространяться.   Природа, однако, не терпит пустоты, и в руках читателей метро, а также читающих школьников на переменках – зарубежная литература. И здесь с импортзамещением что у патриотов, что у либералов ничего не получается. 
Неужели придется мне – русскоязычному украинцу, который счастлив тем, что он нерусский – подсказывать авторам?  Извольте. Первое, что приходит в голову (хотя сейчас практически невозможно написать что-либо по-русски, чтобы не оскорбить чувств верующих/патриотов/придурков/ветеранов/чиновников/сотрудников правоохранительных органов/пенсионеров и инвалидов/женщин/предпринимателей – как мелких, так и критиков/ученых/психологов/крестьян, гнущих спину за 10000 рублей/и прочая/и прочая/и прочая/почти всего российского общества): 
Напишите поэму с т.з. бойцовской собаки. Как она охотится, ищет добычу, и как ее клыки впиваются в жертву (ребенка или старика) – как она прекрасна – чистый Акела, вождь волчьего племени. Разумеется, написать надо талантливо – так, чтобы было не оторваться от чтения, и чтобы каждый собачник просто умилился до слез от любви к четвероногому...
Напишите роман о человеке, вокруг которого одни нелюди, и он каждый раз в этом заново убеждается. Но при этом должны быть шекспировские страсти и точный анализ в стиле Б.Шоу. Назвать прямо – НЕЛЮДИ. А то сколько вокруг говорят о нелюдях – и толку?
Наконец, специально для самого Быкова (все эти воспоминания о бывшем до его рождения – это совершенно неактуально, вот лучше...) Быков часто утверждает, что одним из лучших стимулов к литературному творчеству является эксплуатация своих же собственных комплексов, страхов, проблем и т.п. Словим на слове. Быков фантастически обидчив (трудно таким людям за молоком в ближайший супермаркет сходить, не то что на публику выступать), но нет худа без добра. Это можно фрейдистски сублимировать. Пусть он напишет роман о том, как человека все время обижают, буквально все: патриоты, либерасты, антисоветчики, атеисты, литературные критики, дети-убийцы, антисемиты, семиты, хамы в эфире и т.д. и т.п. Положение безвыходное, ситуация развивается по канонам сартровского экзистенциализма - "Не я себя родил!"
Вам кажется, что мало позитива? Хорошо. Чем вы хуже Бонч-Бруевича? Напишите роман "Детство путина"... Да, уже смешно.
Что все же пишут современные писатели (на новоязе Оруэлла "писатель" означает карандаш)?
Вопрос не праздный, потому что добрая половина людей, читающих эти строки, вообще не в курсе. Итак, кто есть кто?
Два главных столпа современной российской литературы – Виктор Пелевин и Владимир Сорокин. Оба... как бы это сказать... вечные тинэйджеры (или вечные комсомольцы, как выражались в эпоху их детства). Один – турбореалист (турбореализм – это, когда сегодня вам плохо, но завтра будет еще хуже), другой – концептуалист (концептуализм – это то, что подоспевший А.А.Зиновьев еще в конце 1970-х назвал "грандиозно об убогом"). Тот, который турбореалист (Пелевин) еще имеет репутацию буддиста (но это совсем не то, что европейский необуддизм середины ХХ века, не ищите там ничего, напоминающего Германа Гессе). Тираж произведений – до 500000 экземпляров.
Вообще, с тиражами у современных русских писателей... 200000, 100000, Быков так вообще ни разу не преодолел отметки 50000. Не хочу хвастаться, но мои тексты на https://www.proza.ru прочло 7000 человек, на атеистическом форуме – еще 10000 человек, а также несколько тысяч на других форумах и скачало с разных зеркал литературных сайтов (начиная с 2004 года). Так что здесь мы с Быковым примерно пропорциональны (при том, что для меня сочинительство раз в пять менее важно, чем для Быкова).
С 2008 по 2016 годовой тираж книг и брошюр в России снизился с 760 млн. экз. до 446 млн. экз. (т.е. с 5,3 до 3,0 на д/н; для сравнения в СССР в 1988 – 8,0 экз. на д/н, а в РСФСР – еще больше). Художественной литературы в 2008 году выпущено 154,2 млн. экземпляров (средний тираж – 7600 экземпляров), в 2016 – 56,1 млн. экз. (абсолютное падение на 64%!) - средний тираж 3200 экземпляров. По опросам, из этих 56 млн. экз. худлита 75% приходится на иностранную литературу, еще 20% - на русскую классическую и советскую литературу, и только 2,8 млн. экз. – это книги современных русских писателей. Первая десятка из них (Пелевин, Сорокин, Улицкая, Юзефович, Маканин, Кабаков, Лукьяненко, Акунин, Быков, Гришковец) вместе набрали 20 млн. экземпляров – т.е. до 40% всей вышедшей за последние 20 лет русской литературы. Из вышеперечисленных только Лукьяненко можно (условно) отнести к консервативно-патриотическому лагерю (патриоты Шаргунов и Прилепин не выходят за пределы 4000-5000 экземпляров).
Таким образом, главным признаком современной русской литературы является ее малотиражность, малочитаемость и малоизвестность. Принято винить эпоху. Дескать, "проклятая молодежь" не читает, сидит за компьютерными играми, а вот в наше время... Нет, не читают (не только молодежь), потому что читать нечего, а вовсе не потому нет интереса, что у печатного слова появился конкурент. То же самое возражение относится и к знаменитому сопоставлению западных писателей - "поденщиков полиграфической промышленности" и русских "властителей дум". Хотя каждый из писателей имеет микроскопический кружок фанатов (из которых немало знают друг друга лично – по интернет-переписке с литфорумов), можно сказать, что влияние Сорокина на умы россиян 2000-х было на порядки меньше, чем влияние Л.Н.Толстого на российское общество 1900-х, и причина этого вовсе не в наступлении капитализма (Толстой также жил при капитализме).
Есть, правда, литературный ширпотреб: дамские романы, детективы, историческая беллетристика. Здесь свои лидеры. Я не стал бы так уж ругать бульварную литературу. Она необходима значительной (или даже большей) части читательской аудитории (ну, не всем нравится Кафка или Толстой – читать сложно, а это раздражает). Однако, называть это литературой можно очень условно.
Донцова, Устинова, Маринина. Среди них и "мастеров западного детектива" (и здесь российским отечественным чертям не тягаться с Балдой) затерялись Акунин и Бушков, заменившие в нише исторического чтива Пикуля и Дюма. Заметим, что общий спад 2008-2016 гг коснулся и этой части книжного рынка – особенно сдала Донцова, но все равно до них не дотянуть ни Пелевину-Быкову, ни Шаргунову-Прилепину.
Вернемся, однако, к общим характеристикам современной русской литературы. Она разбита (как уже отмечалось выше) на два непримиримых лагеря (организационно с 1990-1991 гг): т.н. либералов и патриотов (в либералах либерализма нет ничуть, а патриот легко опознаваем по еще большему градусу безнадежности в своей писанине, хотя общий пессимистический настрой характерен для всех современных литераторов, вне зависимости от их политических взглядов. Странным образом, те писатели, которые находятся в оппозиции к существующему режиму и должны, соответственно, пользоваться меньшей популярностью у 86% "патриотического большинства", читаемы на порядок больше, чем их патриотические визави... Например. Вы хоть раз в жизни слыхали о таких писателях:
Агафонов Николай Викторович
Замыслов Валений Николаевич
Ивлев Григорий Петрович
Козлов Сергей Сергеевич
Пересторонин Николай Васильевич
Это всё современные православно-патриотические русские писатели (правда, Ивлев не написал НИЧЕГО, но зато является членом патриотического Союза писателей России; да писатель – это член Союза писателей; а вот Джон Мильтон – не писатель, поскольку Джон Мильтон в Союзе писателей не состоял и членских взносов не платил).
Причина непопулярности патриотических писателей сравнительно с десяткой российских писателей-либералов проста: еще большая бездарность патриотов сравнительно с либералами. Художественная литература в настоящее время не привлекает способных людей – и это еще одна черта современной русской литературы. Гораздо больше свежих сил идет в научно-популярную, псевдопублицистическую, литературно-критическую – любую иную сферу, кроме худлита. Не правда ли, примечательно? Поэтому гораздо интереснее читать опусы Переслегина, исследования Сергея Солоуха, тот же Быков гораздо интереснее в качестве литературоведа, чем в качестве писателя. С т.з. общекультурной ценности дискуссия резунистов – антирезунистов дала несопоставимо больше, чем все литературные премии, которые... вы их тоже не помните? ни одной?
Четвертым свойством современной русской литературы является отсутствие каких-либо общих тем, значимых для всех или большинства авторов. Собственно, уже в годы перестройки все понятия потеряли свой смысл, и турбореализм как основной (даже у тех писателей, которые формально к нему не относятся) стиль современной русской литературы оказался не роскошью, а неизбежностью. Сейчас – 2010-е годы – на литературном поле видим несколько замкнутых групп, иногда даже писателей-одиночек, которые замкнулись в своем междусобойчике, окруженные свитой немногочисленных (но от этого не менее ценных) фанатов и просто интересующихся читателей (каждый читатель в современной России ценен для писателя). Эти читательские группы почти совершенно не пересекаются между собой, и можно всю жизнь читать одни романы Пелевина или одни книжки серии МЕТРО 2033, ничуть не будучи знакомым с другими артефактами русской литературы (и кстати, ничего не потеряв от такого незнания). Отсюда делаем главный вывод – почему русская литература находится в полном и, по всей видимости, окончательном (в 1993 году моя вузовская преподша русской литературы уверенно предсказывала возрождение малых форм прозы в середине 1990-х, а около 2000 года – новый русский роман; да, предсказания яснее всего выглядят постфактум) упадке? Потому что, если ее не читать, и вообще не знать, кто такой Пелевин, Шаргунов или Быков – ничего в жизни не потеряешь.  И наконец, а как же русская литература выглядит в зарубежных переводах? Хм... Полина Дашкова (детективы), Дмитрий Глуховский (сказочная фантастика), Гарри Штейнгарт (а вы его знаете?), Николай Лилин ("клюква"), Улицкая замыкает список по размерам переводимости. И тоже – от их отсутствия ничего не изменится в мировой литературе.
В первом полугодии 2018 года получаем еще большее снижение тиражей (всего книг и брошюр выпущено 434 млн. экз. – на 3% меньше, чем в 2016, а художественной литературы – 53 млн. экз. – на 6% меньше, чем в 2016). 52% художественной литературы – иностранные авторы. Из русских авторов на долю поэзии, прозы и драматургии приходится 46%, остальное – детективы, мистика, приключения и т.п. (в СССР, напомню, вопреки современному представлению, мистики не было). В нехудожественной литературе бросается в глаза соотношение книг по оккультизму и астрологии и книг по логике: 40:1 в пользу нелогического взгляда на мир. Религиозная литература – на 1 месте среди нехудожественных жанров (медицинские справочники – не в счет), до 8 млн. экземпляров в год. Судя по тому, что покупают ее мало, большая часть этой макулатуры закупается магазинами из лояльности к религиозным организациям и чиновникам и потом пылится на складах в убыток торговым предприятиям.
Но что же в списке писателей? Опять те же авторы детективов и дамских романов и Акунин (добротная литература – не Маринина, но все равно ширпотреб, добротный ширпотреб). Опять зарубежные авторы – причем, здесь жанровый и стилистический набор весьма разнообразен (из чего следует вывод, что подавляющую часть потребностей современного российского читателя удовлетворяет заграница – само собой, страны НАТО, которые еще во времена Крымской войны и Тевтонского Ордена были врагами России)))). Классика российской литературы – Достоевский (9 место), Булгаков (12 место). Причина банальна - они присутствуют в школьной программе (представим себе, чтобы их там не было). Из фантастов попал в список вовсе не Лукьяненко и не серия МЕТРО, а Олег Рой (триллеры, ужасы). Список замыкает американец украинского происхождения Паланюк)) И все... Ни одного великого современного русского писателя, хоть либерала, хоть патриота. Сорокин, Шаргунов, Пелевин, Улицкая, Быков – отсутствуют в принципе. Ремарк и Оруэлл интересуют российского читателя в большей степени, чем все они вместе взятые.
С чем сравнить эту ситуацию? Вообразите, что в 1890-1917 в Российской империи вообще отсутствуют писатели Серебряного века. Нет ни одного: Бунина, Маяковского, Мережковского, Есенина, Блока, Владимира Соловьева, нет даже Толстого и Горького. А есть дюжина второ- и третьеразрядных литераторов – тут и назвать-то кого-то трудно... может, Николай Минский, Мариэтта Шагинян или Арцыбашев. Вместо них российский читатель скупает Метерлинка, Ибсена, Гофмансталя, Киплинга, д'Аннунцио, братьев Манн, а для развлечения – Жюль Верна и Конан Дойля. Но дюжина второ- и третьеразрядных литераторов все время обещают, что вот-вот произойдет возрождение русской литературы.

12.9.2018

Трилогия Мережковского ХРИСТОС И АНТИХРИСТ (1895-1905).
Вся яркость трилогии досталась первым двум романам. Особенно – первому (ЮЛИАН ОТСТУПНИК), который лаконичен (объем в несколько раз меньше, чем второго тома – ВОСКРЕСШИХ БОГОВ. ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ), но этот лаконизм не замечается, видим почти чеховскую концентрацию сюжета и мысли. Многие фразы запоминаются наизусть, могут служить готовыми эпиграфами, например: "Астрологи наши пророчат жаркое лето, собаки будут беситься, а государи – гневаться" (ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ). На этом фоне третья часть трилогии – ПЕТР И АЛЕКСЕЙ – нарочито выдержана в сероватых тонах, все в ней безыскусно, создается впечатление, что Мережковский специально видел Россию такой серенькой и незамысловатой, в общем контексте славянофильской моды на все неяркое и неброское. Русские отсутствуют в первом томе трилогии, но, когда они появляются во втором, это два типажа – угрюмость и простоватость, третьего не дано. Когда возникает вопрос: где же русская философия, ну хоть богословие, не позаимствованное из Византии, а потом – из Германии? – тут не монголы виноваты, а эта стилистика, которая гораздо менее содержательна, чем западноевропейская-средиземноморская, но откуда тогда все эти русские претензии на самость-самость? суворовское шапкозакидательство?

16.9.2018

Бенджамин Дизраэли СИБИЛЛА или ДВЕ НАЦИИ (1845).
Я бы предпослал этому роману эпиграф из МЕРТВЫХ ДУШ Гоголя: «Нынешний же пламенный юноша отскочил бы с ужасом, если бы показали ему его же портрет в старости». 
А все просто. В юности Дизраэли был романтиком и народолюбцем. Даже активистом "Молодой Англии" (по меркам консервативной Англии – радикал, почти революционер). Социальная критика (КОНИНГСБИ, СИБИЛЛА и ТАНКРЕД – социально-политические романы, по сути новый жанр) капитализма под стать лучших страницам Диккенса и Гаскел, даже Маркс и Энгельс находят с ним общий язык в МАНИФЕСТЕ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ. Но вот наш пламенный реформатор становится министром, а затем премьер-министром. И что? Ничего. Ни одному английскому рабочему (на которого Дизраэли – тот еще расист – смотрел, как Гитлер на истинного арийца) между 1868 и 1880 лучше жить не стало, зато наш герой из романтика-байрониста и радикала превратился в консервативного мещанина-сентименталиста (молодежная организация современной Консервативной партии – Лига подснежника – названа в честь Дизраэли) и увлекся внешней политикой. Насчет расизма Дизраэли – конечно Лев Поляков преувеличивает его семитофильство (Дизраэли был не дурак, и подобно фельдкурату Отто Кацу у Гашека провернул выгодную сделку с боженькой – еще в детстве вступил в ряды Англиканской церкви; как следствие он был высокого мнения о расовой природе англичан), но в КОНИНГСБИ и ТАНКРЕДЕ еврейская тема муссируется, причем именно в расово-религиозном ключе (отец Бенджамина Дизраэли порвал с еврейской общиной и до конца жизни оставался атеистом). Творчество Дизраэли интересно для всякого, изучающего историю рабочего движения и отношения рабочего движения с романтическим неприятием буржуазного строя (это нам сейчас Англия кажется вечным столпом стабильности, но в конце XVIII – первой половине XIX англичане чувствовали себя как на пороховой бочке и о революции говорили за утренним чаем). Основатели марксизма, в конце концов, определили место Дизраэли в рабочем движении как "феодальный социализм", но это был феодал без феода и социалист без рабочей партии. В СИБИЛЛЕ католицизм, наконец-то расправивший плечи в Великобритании после 1830, вплетается в эту консервативную реакцию против манчестерской системы, но, как и в романах Диккенса, финал подозрительно хорош: "они неожиданно разбогатели и жили долго и счастливо" (С) – всей подобной литературы.

Уильям Хэзлитт ЗАСТОЛЬНЫЕ БЕСЕДЫ (1829).
Хэзлитт – замечательный болтун и автор нескольких дюжин эссе. Он мог говорить о чем угодно и сколько угодно. Это, однако, не так просто, потому, что предполагает определенные, недюжинные познания в соответствующих областях. И еще Хэзлитт – образчик доидеологического взгляда на мир. Не смотря на все свои ярко выраженные симпатии и антипатии, к тому же постоянно меняющиеся, он никогда не считал, что "дважды два будет столько, сколько скажет вождь".

20.9.2018

Когда верующие задают риторический вопрос: если ничего нет за гробом, зачем вся эта мораль, приличное поведение, взаимопомощь и т.д.? они неправильно ставят этот риторический вопрос – если "там" ничего нет, это никак не влияет на мораль, приличное поведение, взаимопомощь и т.д., потому что это относится к "здесь", а вот религиозное кривляние, действительно, относится к "там", и если "там" ничего нет, религиозное кривляние не имеет смысла.  А поскольку верующим глубоко насрать на мораль, приличное поведение, взаимопомощь и т.д., поскольку для них важно именно религиозное кривляние, тут для них смысл теряется полностью.

21.9.2018

Автор детективов и весьма плодовитый писатель (200 пьес, 4000 эссе) верующий католик Гилберт Кит Честертон дожил до первой мировой войны и не мог пройти мимо такого огромного события.  Как патриот он среагировал почти автоматически – появились его эссе «Варварство Берлина» и «Преступления Англии».  В первом Кит соперничает с самыми жареными статьями желтой прессы тех лет, обвиняя немцев в варварстве, жестокости, вероломстве, уничтожении демократии, бельгийских зверствах, умственной зашоренности и т.д.  Как сказал по этому поводу Гашек: «Молитвы были пронизаны такой страстью, что им не хватало только крепкого венгерского ругательства «Baszom a Kristusmarjat».  В эссе «Преступления Англии» Кит… нет, он не желает соблюсти равновесие и столь же страстно пройтись по своей Родине… он обнаружил, что превратился в рядового газетчика, а это Киту не понравилось, и он начал подводить под свое «Baszom a Kristusmarjat» философскую основу.  Началось творчество в стиле патриотического историзма: Англия обвинялась вовсе не в использовании аэропланов и танков, а в том, что она на протяжении последних веков вела столь близорукую политику, что это привело к появлению прусского чудовища – а именно: воевала с Наполеоном, была союзником Пруссии в Семилетней войне, выступила против России в 1854 и вообще насадила у себя немецкую династию – Ганноверскую, которую потом стыдливо переименовала в Винзорскую (его русские коллеги в это время чуть ли не напрямую обвиняли последних Романовых и их жен в шпионаже в пользу Германии, и хотя до такой степени любви к Родине Честертон не опустился, но эта мысль бродит где-то в осадке его эссе).  Само по себе историческое предвидение можно счесть «божьей искрой» (так и вижу Уильяма Питта Младшего, восклицающего во время спиритического сеанса – вроде тех, которыми Кит увлекался в молодости: А чем Бонни хуже Гитлера?!), и я бы поверил Киту, если б не одно обстоятельство, о котором наш философ забыл напрочь.  Если бы Британии в 1914 довелось воевать опять в союзе с Пруссией против Франции и России (повторение ситуации 1756 года), кто-то сомневается, что на страницах Честертона, как по команде, вместо прусских зверств, появились бы французы, обвиненные в вероломстве, наполеоновских планах, Фашодском инциденте, наглости в попытках пролезть без очереди, лягушатничестве и фанатизме Жанны д’Арк (вместо Ницше Кит процитирует Луи Буссенара, очень недолюбливавшего «англичанишек»), а также русские медведи – жандармы Европы, задавившие прусскую и венгерскую демократию в 1849?  И что германская классическая литература будет превознесена Китом выше, чем это смог сделать любой британский тевтономан, вроде Карлейля и Хьюстона Чемберлена?  Причем, при любом ином историческом повороте патриотический флюгер любви к Родине через нелюбовь к ее врагам повернется в любом направлении.  Под это все также будет подведена философская основа.  Такой уж патриотический историзм – ему все равно, на кого кидаться.  Я даже встречал патриотов, которые считают такую методику вполне нормальной.  И не понимают, почему их за это считают ненормальными.
Реальность Европы оказывается неблагоприятной для патриотических утопий: новгородцы приглашают скандинавов-варягов (вовсе не думая о патриотических чувствах Ломоносова спустя 900 лет), московский сборщик дани получает от законного хана ярлык, благородные готы Испании воюют против арабов Аль-Андалуса в союзе с точно такими же арабами, Карла Великого присваивают себе и немцы и французы, хотя он не был ни тем, ни другим, в Англии правит династия офранцузившихся викингов, непобедимые армии сдаются без боя, а великие сражения оказываются мелкими стычками, на которые современники, в отличие от сознательных потомков, как-то не обратили внимания, причем величие той или иной Родины заметно только, если не обращать внимание на другие Родины.  Честертон же показал себя самым заурядным газетчиком – даже о войне с философской подоплекой можно писать по-разному.

22.9.2018

Дмитрий Быков окончательно превратил свою литературоведческую передачу в богословскую, и сам попался в ловушку из детских штанишек Логическо-философского трактата Людвига Витгенштейна. Видите ли, язык (по Витгенштейну) "отражает" мир. И если есть какое-нибудь слово, то это понятие обязано существовать. Быков тут же пристроился к этому афоризму (да, всего лишь афоризму, поскольку Витгенштейн мыслил афоризмами) со своей "жаждой бога" и получил то, что Фома Аквинский назвал бы лингвистическим доказательством. Схватился за логическую (на самом деле всего лишь афористическую) идентичность языковой реальности и реальности онтологической. И совсем забыл о том ответе, который Солженицын в романе "В круге первом" дал на все попытки сделать из языка нечто большее, чем средство общения.  И, как и всякое средство общения, язык условен. Быков поверил условностям. Вопреки своему высшему образованию – его давали не для того, чтобы снести в религиозную комиссионку.
Это можно пояснить на простом примере.  Есть понятие "белый человек".  Но если мы встретим человека действительно с белой кожей – как молоко или цвет холодильника, мы посоветуем ему обратиться к врачу, чтобы узнать причины такой неестественной окраски.  На самом деле "белые" – это, скорее, "желтовато-розовые".  "Желтовато-розовая раса" – да и то любой художник скажет, что и это условность.  Встречаются субъекты с сероватым, синеватым и т.д. оттенками кожи.  99% африканцев не являются представителями "черной расы".  Их раса – какая угодно: красноватая, коричневая, серая, серо-желтая, но не иссиня-черная – такие племена встречаются очень редко.  Столь же редкое зрелище – краснокожий, у большинства индейцев – желтоватый, коричневатый и розоватый оттенок.  Ну и?  Что скажет Витгенштейн?  От Быкова ответа тем более не жду.  Ему вера нужна, а не знания.
В довершение (последний гвоздь в гроб богословско-мистической логики) – верифицируем это быковское утверждение.  Есть понятия "Зевс", "Аматерасу", "Перун", "Кришна", "Ахура-Мазда" и т.д. и т.п.  Значит, и они существуют.  Все логично – понятия-то есть.  Как там у предков выкреста Зильбертруда тысячелетиями объяснялось существование "языческих богов"?  Точно не так, как придумал Витгенштейн.  Вот такие они все, верующие: их глупости нельзя трогать.  И если никто не трогает – у них доказательство неприкасаемости.

24.9.2018

Скандинавский фильм «Саамская кровь» (2016).
Главная героиня – типичная саамка, но таких мордашек в России пруд пруди в каждом районе (и не только на Севере Европейской Части).  Не везет расово-чистому патриотизму – среднестатистический русский никак не похож на картинки из детских книжек с былинами.

26.9.2018

Удивите русского. Скажите ему, что вы – нерусский, и это очень хорошо. Сама мысль, что кто-то нерусский не хочет быть русским, для русского поразительна настолько, что он даже не знает, что ответить.

27.9.2018
Многие ли догадываются, что в конце жизни можно поставить вовсе не точку, а восклицательный знак!?
Что-то похоже на Ежи Леца (проверить, не пришла ли и ему такая формалистическая мысль).

28.9.2018

Автор детективов и весьма плодовитый писатель (200 пьес, 4000 эссе) верующий католик Гилберт Кит Честертон также написал КРАТКУЮ ИСТОРИЮ АНГЛИИ (1917).  Уж тут-то можно, кажется, отдохнуть от патриотизма мировой войны, уйти, как говаривал Дмитрий Балашов, в милое сердцу прошлое…
Сейчас я скажу странную вещь: никогда никакого «традиционного общества» не существовало.  Оно – вздорная выдумка консерваторов XIX столетия – инструментарий борьбы с прогрессом и «дурными временами», которые у зануды-традиционалиста всегда в настоящем – поэтому в прошлом должно быть лучше (где-то же должно быть лучше!)  Проверки ради попробуйте вести традиционный образ жизни…  Не получается?..  Даже если вы будете жить в деревне, заведете козу, срете на огороде и выкинете телевизор с компьютером, все равно жить «традиционной жизнью» не получится.  Болтовни о возрождении традиции будет много, обещаю, но реально ничего не выйдет.  И там – в прошлом – тоже не получалось, хотя бы уже потому, что в XIV веке гораздо меньше боялись прогресса, чем в XXI.
Да собственно, Честертону не нужно молоть зерно на специальных каменных жерновах (как Герману Стерлигову – хоть имя бы сменил на традиционное))), ему просто не нравились современники (Данте тоже был от них не в восторге), настоящие дикари и варвары (видимо, он имел в виду Бернарда Шоу, Герберта Уэллса, Бертрана Рассела, с которыми большей частью контактировал – не с мальчишкой-газетчиком или угольщиком на улице же ему – самолюбивому представителю среднего класса – якшаться?), и ему надо всего лишь найти в прошлом (как Антею в перефразировке Станислава Лема) какую-то отдушину, что-то милое и приятное.  Поэтому английская история у Кита ровно такая, как ему (Киту) приятно.  Неприятного в ней быть не может.  Конечно, о вкусах не спорят: мой знакомый предприниматель средней руки из Москвы (и тоже традиционалист в поисках солидности) пришел в ужас, когда я напомнил ему, что средневековый человек мог овладеть девушкой стоя и не снимая кольчуги.  Все эти былинные богатыри средневековья должны быть малоразговорчивы, толсто-мускулисты, просты, одномерны (трудно ведь снять фильм о любовных похождениях Ильи-Муромца), предельно-патриотичны – как историки XIX века – и по всей этой совокупности заслуг (honoris causa) нестерпимо скучны – с ними не знаешь даже о чем говорить (поэтому все «исторические» романы о былинных богатырях имеют незамысловатый сюжет – бить нерусь, врагов Отечества, снова бить нерусь – на что еще способен малоразговорчивый бородач в портах а ля спортивные тренники?)  Все это уже давно изображено тем самым Честертоном, только с британской спецификой викторианского века, чьим выкидышем в варварский ХХ век он оказался против своей воли. Ему бы в XIV… XV, ну, в крайнем случае, какие-нибудь «стародавние времена» без дальнейшего определения.  Вот там-то было хорошо, люди были свободны, демократия была (а Честертон не может обходиться без демократии, как Герман Стерлигов без московского аэропорта «Домодедово» - уж не на ковре ли самолете последний собирался улететь 31 августа 2015 года?)
Автор этих строк не смотрит свысока на рыцарей и схоластов средних веков и далее – на древнеегипетских вельмож, киликийских пиратов, чье благосостояние напрямую зависело от количества захваченных кораблей, или на старейшин неолитических племен, у которых три-четыре тысячелетия подряд вообще не было истории – хлеб и лён был, а вот истории с императорами, революциями, поэтическими турнирами и отчетами налоговой службы – не было.  Всему свое время и место.  Я не стал бы кидаться на эстраду XXI века (на какую-нибудь Монеточку, которая оскорбляет чувства «традиционных граждан»), но я хорошо знаю, что ждет путешественника по времени ТАМ, где традиционалист думает, что все молятся, постятся и слушают радио «Радонеж».  Историческая романистика (вкупе с ее экранизациями) вообще не ставит перед собой задачи показать нашим современникам прошлое, у нее совершенно иные задачи.  Прибавьте сюда то обстоятельство, что Честертон был католиком, а католик в Англии обречен всегда быть в оппозиции окружающему.

30.9.2018

Надоели англичане.  Пора заняться французами.  Читаю на украинском языке ЗАМОГИЛЬНЫЕ ЗАПИСКИ Франсуа Рене де Шатобриана.  Шатобриан – мужик нудный, все время жалуется на неминуемую смерть, а ведь прожил, старый черт, 80 лет (1768-1848) – побывал, как Ийон Тихий у Лема, в нескольких исторических эпохах (подозреваю, Виктор Гюго именно с него срисовал своего Жильнормана в ОТВЕРЖЕННЫХ).  Такая уж романтическая мода – в центре внимания исключительная личность, и Шатобриан такой личностью избрал себя.  Средней руки дворянин из Бретани, поездил по Америке в 1791 – первым (задолго до Мэрилин Монро) воспел Ниагарский водопад, эмигрировал из революционной Франции, вернулся в 1800, но именно после 1814 наступает его звездный час (Шатобриан – душа Реставрации, хотя его нельзя назвать ультрароялистом, он, скорее, либеральный консерватор типа Берка, но Берк жил в Англии, а Шатобриану досталась Франция).  Когда Бурбонов в очередной раз свергли, Шатобриан превратился в символ монархического настроения и все время вился вокруг принцев и принцесс, разъезжал по эмиграциям, обедал за одним столом с бывшим королем и наследником престола, писал проекты ордонансов (опять подозреваю, что случись Достоевскому стать политэмигрантом на фоне социальной революции в России, он бы тоже надоедал великим князьям Романовым, толкся в их людских и прихожих, поучал «малое стадо» эмигрантствующей аристократии – это ведь так похоже на среду обитания его романов: какой-нибудь ничтожный человечишка и вокруг него – князья, графы, генералы; а как же народ, с которым Достоевский умел разговаривать лучше Коли Красоткина? – народ в поле, как в том анекдоте; этим легитимистам есть дело до народа, только когда народу надо изъявлять верность, но не в остальное время).

1.10.2018

Эрнст Юнгер – РИВАРОЛЬ (1956)
О.Ю.Пленков – замечательный питерский германист, написавший вступительную статью, однако ошибается, когда говорит, что Юнгер слишком "германизировал" перевод афоризмов Ривароля на немецкий язык в своей книге, пропустил их "через призму воззрений и метафизических предпочтений самого Юнгера".  Нет.  Аутентичность вполне соблюдена.  Перед нами подлинный Антуан граф де Ривароль (1753-1801), как и Калиостро, сам себя произведший в графы, консерватор-монархист, чьи тексты звучат настолько по-салонному, настолько по-французски, что никакой немецкий перевод этого не отнимет.  Точно также рассуждали Дидро, Монтескье, Кондильяк, Шатобриан, Вольтер.  Помимо своих убеждений, они – светские люди, умеющие соответствующим образом выражать свои мысли едва ли не с рождения.  Немцу, "чтоб так петь, двадцать лет учиться нужно" (С).  Эта светская манера Ривароля легкоподражаема: Враг демократии льнет к королям просто потому, что надеется, что с королем ему легче будет договориться, чем с народом, - видите, и у меня получается в стиле Ривароля.

6.10.2018

Из булатизмов (моих афоризмов):
Я – украинец.  Мне есть куда деться.  А русским?  Их Родину впору лишать родительских прав.

7.10.2018

НАРОДНЫЙ ПОЕЗД – итальянский фильм 1933 года.
Фильм оказал большое влияние на европейскую кинематографию, и его вполне можно отнести к преднеореализму. Схожий мотив – совместное путешествие разных людей – впоследствии использовал Чезаре Дзаваттини в своем рассказе "Большие каникулы".

14.10.2018

Сегодня, наверное, впервые поинтересовался у снящихся мне людей (то, что это сон, я был уверен), знают ли они, что снятся мне?  Окружающие отреагировали ровно так, как должны были бы отреагировать настоящие люди – хмыкнули, даже смутились, но ни один со мной не согласился.

16.10.2018

Американский писатель Джон Стейнбек (1902-1968).
Стейнбек по настоящему велик в своих «Гроздьях гнева», хороши цельная глыба «Тортильи флэт» и южно-готический кошмар «Людей и мышей», очень неплох «Русский дневник», но поздние романы…  Вот читаешь «К востоку от Эдема» и «Зиму тревоги нашей» и чуешь: чего-то здесь не хватает, как в большом и сложном блюде не хватает какого-то важного ингредиента.

17.10.2018

РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ НОВОСЕЛОВА ЖЕНЩИНА. УЧЕБНИК ДЛЯ МУЖЧИН (2014).

Религия отражает наивные представления о природе и обществе.
Из советского учебника.

Хватит, что мне шьют кражу обезьяны и попугая, а вы мне еще подсовываете этих двоих!
В.Росин, В.Суслов. ОСОБОЕ ЗАДАНИЕ.

Людям выдают за Зевса изваянье в Парфеноне,
Но протопопствует сурово аввакумствующий жрец!
Тимур Шаов.

Иногда я чувствую себя выше их….
Иногда я чувствую себя ниже их…
Иногда я их ненавижу!
Но иногда я их люблю…
Если бы я был палачом,
Я бы всех их пристукнул!
Из американского фильма «Zapped» («Стукнутый», «Телеокинез»).

Недавно Гудмэн при поддержке капитана Сэвиджа учредил Сикиркскую лигу за лишение женщин избирательных прав. Они единственные члены этой Лиги, но, как говорит Гудмэн, разве что-нибудь может остановить борца за идею?
Роберт Шекли. БИЛЕТ НА ПЛАНЕТУ ТРАНАЙ.

Простота хуже воровства.
Пословица.

В 2014 году вышло третье переработанное и дополненное издание книги Олега Новоселова ЖЕНЩИНА. УЧЕБНИК ДЛЯ МУЖЧИН.  Сам автор рекомендует себя как «По образованию — физик. По самообразованию — биолог. По работе — технарь».  Само по себе это непредосудительно, и хотя я, если заболят зубы, пойду к стоматологу, а не к технарю, технарь тоже имеет право.  На женщину, во всяком случае.  Книга рекомендуется к прочтению на мемичном портале ЛУРКОМОРЬЕ, где женщине как явлению посвящен целый огромный раздел, и хотя я, как историк по образованию (не технарь), не нашел слишком уж грубых ошибок в материалах портала в целом по исторической части, но сразу же заметил, что на донышке всех или почти всех рассуждений авторов статей собирается осадок глубокой обиды. Обиды мужчины на женщину (самца – на самку, выражаясь в принятой на ЛУРКОМОРЬЕ терминологии).  Причина тому проста: статьи пишутся преимущественно программистами, а это на текущий момент – в основном мужская профессия.  Женщин в сфере IT-технологий мало, те, что есть, не всегда удовлетворяют естественные желания, вот и…  Если бы ЛУРКОМОРЬЕ создавалось профессиональными медиками с их коронным веселым цинизмом, таких издержек было бы меньше – медицина сбалансирована по части роли полов, да и по части отношения к реальной действительности тоже.

Но все эти обиды ЛУРКОМОРЬЯ – мелочь по сравнению с Обидой (с Большой Буквы) Новоселова.  Я не знаю подробностей его личной жизни (впрочем, эти подробности меня мало интересуют), но из текста упрямо следует, что мало хорошего у него связано с противоположным полом.  Личная трагедия врачуется обращением к наукам, ибо еще Сократ говорил: «Попадется хорошая жена – будешь счастливым, попадется дурная – станешь философом».  Можно, конечно, посетовать, что счастливые люди не пишут мемуаров, и до нас доходят лишь жалобы неудачников, принимаемые за среднюю температуру по палате, но посмотрим на науку Новоселова – так ли она безупречна?

Начинается книга с пространного экскурса в первобытные времена.  Экскурс написан в стиле популярных постфрейдистских брошюр, когда берется некое современное явление (пограничные столбы или алкоголизм), и ищется ему аналог-объяснение в глубокой-глубокой древности.  При этом эта первобытность легко и просто сопоставляется с современностью, даже с бытовой современностью, окружающей автора (кухня в хрущевке – с палеолитическим вигвамом).  Неизбежное и фатальное упрощение сравниваемого служит иллюстрацией какого-либо спорного тезиса, а издержки такого сопоставления не берутся во внимание, поскольку автор похож на героя фильма по мотивам О’Генри, который не умел ни читать, ни писать и не понимал, почему он не может быть шерифом.  К счастью для автора, большая часть читателей столь же мало знают о палеолите и тоже хорошо знакомы с кухней в хрущевке, а поэтому особых возражений с этой стороны не предвидится.

Из подобных «исторических» (ставлю это слово в кавычки) книг мало что можно узнать насчет истории, но очень много насчет автора.  И мы узнаем, что человечество еще в первобытные времена делилось на четыре (!) пола: женский, мужской-высокопримативный, мужской-низкопримативный и мужской низкоранговый.  Отличие последних трех друг от друга заключается в том (по Новоселову), что мужской-высокопримативный привлекателен для женщин, ибо дик, ибо бабы любят диких, а мужской низкоранговый – непривлекателен, и ему это до лампочки, а застрявший между ними мужской-низкопримативный непривлекателен, хотя умен и мучим осознанием своей непривлекательности.  Отгадайте с одного раза, к которому из мужских полов себя относит Новоселов…  Правильно, к мужскому-низкопримативному.  Его виктимность, которой «прошита» (термин самого Новоселова, которым он определенно злоупотребляет) вся книга, не позволяет ему ни примкнуть к высокопримативному (обезьяна ему, как и Олдосу Хаксли, не нравится), ни довольствоваться скромной участью почти асексуала, т.е. низкоранговой особи.  Виновата в этом ужасном положении Новоселова (с его умом и значением для человеческой цивилизации) – тоже нетрудно догадаться кто – женщина.  Враждебный, своекорыстный четвертый пол, который не только отравляет личную жизнь самого Новоселова, но и губит человеческую цивилизацию в целом.  Это следует из двух экскурсов Новоселова в Античность (древние цивилизации он, походя, пропустил): Древняя Греция была мускулинной культурой (и при этом никакие Геры или Афины в прайде Зевса не дискриминировались – в общем-то верно подмечено), а вот Древний Рим женственен, потому и погиб.  Предположений насчет причин гибели Рима за последние века сделано немало (Эдуард Гиббон винил христианство, Гумилев – спад пассионарности, сторонники сухого закона – пьянство), но Новоселов не смог предположить ничего, кроме того, что его больше всего волнует.  Эта метафизическая эстетика – «страна А – сплошная мужественность, страна Б – сплошная женственность» (а Новоселов не нашел ничего убедительнее, чем подкрепить свой тезис личным наблюдением за римскими портретами в Эрмитаже – признаюсь, у меня совсем другие результаты наблюдений; изображения истыканного стрелами святого Себастиана у гомосексуалистов и гетеросексуалов тоже вызывают разные эмоции) делает древних дураками, причем, гораздо большими, чем создатели ее, а поэтому возвышает создателей в своих глазах («умом громам повелеваем!»)  Опять же, я не знаю обстоятельств личной жизни Новоселова – может, «в миру» он – веселый мускулистый супруг красивой женщины и отец двух детишек, но, если основываться исключительно на тексте его книги – он одинок, никому не интересен и, как следствие, обижен на все человечество (во всяком случае, на его женскую половину).

Как старая дева, Новоселов ищет утешения в религии.  Только вот даст ли она ему это утешение?  Новоселов явно перепробовал все остальные утешения и, поскольку они не принесли никаких результатов, перешел к религиозному.  Специфика религиозного утешения такова, что если нам просто обещают кусок хлеба, а потом его не дают – мы сразу же убеждаемся, что нас обманули, но если нам пообещали кусок хлеба «в духовном смысле» и показали кукиш, это почему-то не смущает верующих, и они продолжают верить, что рано или поздно кукиш превратится в духовный кусок.  Спорить с верующими на эту тему, как правило, бесполезно, и если бы они не заставляли (а каждая религия ориентирована на расширение) других следовать за ними, были бы всего лишь безобидными чудаками.  Здесь Новоселов тоже трет больное место, и у него получается, что религии отстраняют от руководства обществом обезьяноподобных приматоидов (любопытная форма борьбы религии с теорией Дарвина) и, как следствие, возвышает Олега Новоселова в глазах женщин.  Есть такая порода меланхолических мужиков с бородой, которые постятся, молятся и слушают радио «Радонеж».  Они тоже малопривлекательны для женщин, но возлагают надежду на религию, которая должна настроить мозги женщин вообще (или хотя бы единоверческих женщин соответствующего церковного прихода) в направлении себя любимых, т.е. сами они – ноль, но если к этому нулю приписать единицу религии, то это уже целая десятка.  Как не странно, Новоселов не относится к этой породе.  Его апология религии, которая занимает значительное место в тексте книги – просто примитивная рефлексия простого человека, который настолько прост, что вряд ли прочел что-нибудь, кроме библии (правда, о и библии простые люди имеют, как правило, приблизительное представление – знают ее содержание больше в пересказе, чем по тексту).  Современная Россия, где живут по девизу «будь проще, и люди к тебе потянутся», естественное обиталище для простых людей.  Рано или поздно такое положение должно было сложиться, если все время возрождать духовность и бороться с безбожием.

Через вздохи о прекрасном прошлом, когда религия передавала мужчине женщину лично в руки, Новоселов добрался до современности.  Здесь он обнаружил неумеренное пристрастие к любым турбореалистическим зрелищам: Новоселов живет в трагическим мире, где все плохо и скоро будет еще хуже: «белые женщины глазами пожирают негров в стриптиз-барах и клубах», «сидящая в современной женщине первобытная самка бракует высокорангового низкопримативного мужчину», «женщина может обходиться без мужчины», «происходит захват территории одних народов другими народами», «растет интерес населения к таким животным формам поведения, как убийство и кража», «самые популярные книги и фильмы — порнография, детективы и боевики», «египетские арабы по сути уже находятся в рабстве у своих женщин», «у нас практически полностью уничтожены традиции», «во время правления коммунистического режима был проведен систематический геноцид мужского населения» и т.д. и т.п.  Весь этот всеобщий заговор направлен на мужчину Новоселова с единственной целью – лишить Новоселова женщины.  Налицо крайняя степень меланхолии, а что до научного флера…  ни одно (ни одно!) из открытий Новоселова не соответствует не только реальности, но даже методике научного исследования (уменьшение опасности для первобытного племени со стороны хищников и стихийных сил природы НЕ приводит к уменьшению риска, потому что теперь главную роль играют внутривидовые конфликты, изображения богородицы с младенцем НЕ составляют большинства изображений раннего христианства (культ богоматери развивается только с VI века н.э.), религия НЕ была главным ограничителем «животных инстинктов» (к тому же уровень религиозности в современной уголовной среде всегда выше, чем в среднем в обществе), классическое английское образование НЕ является традиционным,  религия НЕ формируется как обобщение накопленного цивилизацией практического опыта, признаком ислама НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО является низкий уровень жизни, если нет нефтяных месторождений (это характерно для ХХ века, но не для Х) и т.д. и т.п.)  Автором воспроизведен целый ряд самых глупых и нелепых домыслов, источником которых является информационная масс-культура современной России, а других источников у него нет (не смотря на мелькающие цитаты Геббеля и Дикинсон).  Он что-то где-то слышал, что-то ему кто-то рассказал – вот и книга готова.  Взгляды Новоселова на религию, как и следовало ожидать, искренне-наивные.  Он где-то слышал, что христианство – истинная вера, а если это так, то он убежден, что все что не христианство, истиной быть не может по определению (другие религиоведы современной России как-то ухитряются одновременно считать христианство истиной, но не отказывать «сектам» в праве на существование, но Новоселов простой человек и… вы поняли).

Исторические ссылки служат Новоселову для подтверждения своего печального положения в настоящем.  Вообще, навязчивое мнение, что «раньше было лучше» можно считать особой формой психоза – модернофобией; это не какая-то особая тяга к прошлому, которое по прежнему неведомо модернофобу, а всего лишь неприязнь к настоящему, с которым модернофоб не может, а чаще не хочет справиться.  С одной стороны, если наш герой попадет в реальное прошлое, он через очень непродолжительное время взвоет и запросится назад – в «ужасное будущее» (т.е. то настоящее, которое его так угнетает), потому что прошлое представлялось ему в виде красивой картинки, дополненной своими собственными пожеланиями (если я хочу, чтобы в прошлом были моря лимонада, они там есть!), а отсутствие в прошлом тех или иных современных недостатков (феминизма или атеизма) компенсируется наличием таких «достоинств», о которых наш современник уже забыл, и таких условий существования, что местные с удовольствием поменяются на будущее, если узнают, что в этом будущем есть аборты, но зато детская смертность приближается к нулю.  С другой стороны, разве в этом прекрасном прошлом единоверцы Новоселова не гундели о «сатанинских временах», о «падении нравов», о «конце мира» по причине, например, использования сатанинских вилок и причащения под обоими видами, прибавляя к этому злобные тирады в адрес театров («двери в театр – пасть Сатаны») и женских украшений?  Да и количество проституток, бомжей, воров, людей с лицами, обезображенными оспой, богохульников, картежников, рыцарей-разбойников, бытовых убийств на почве невозможности развода, пищевых отравлений, горе-лекарей и странных судебных решений неприятно удивит путешественника по времени.  В благочестивых книжках, посвященных прошлому, которое мы потеряли, о них как-то не упоминается вообще, зато обязательно присутствует жирный и малоразговорчивый богатырь с политической программой Движения против нелегальной иммиграции.  Уж он-то бьет жену регулярно, по благословению.

Но не история интересует автора (что ему прошлое, которое прошло?)  Основная часть книги заполнена подробным описанием женщин.  Вот краткое содержание:

ГЛАВА 7. Управление мужчиной
7.1 Взаимодействие человеческой самки с разными самцами
7.2 Мифы
7.3 Двойной стандарт
7.4 Корпоративная женская солидарность
7.5 «Женская логика»
7.6 Создание комплекса вины
7.7 Создание комплекса неполноценности (несоответствия образу «настоящего мужчины»)
7.8 Провокации
7.9 Разводки
7.10 Женские приемы психологического боя
7.11 Сексуальный террор как средство управления мужчиной
7.12 Отказ в сексе как инструмент дрессировки
7.13 Утренний секс как лакмусовая бумажка отношений
7.14 Эмоциональное накручивание. Истерика
7.15 Эмоциональный террор (истерия)
7.16 Психологический прессинг (пиление)
7.17 Манипуляция страхом потерять. Шантаж разводом
7.18 Технология семейной ссоры
7.19 Совместная эксплуатация мужчины работодателем и женщиной
7.20 Планирование отношений
7.21 Технология дрессировки
7.22 Жажда и демонстрация власти
7.23 Формирование общественного мнения и демонстрация отношения как средство власти
7.24 Суррогатные мужчины
7.25 Трюки «У меня болит голова (нога, спина, попа, нужное подчеркнуть)», «Я устала»
7.26 Захват и мечение территории и ресурсов
7.27 Технология осуществления власти типа «серый кардинал»
7.28 Что такое умная женщина
7.29 Для огорченья нет причин

Это еще не все:

ГЛАВА 8. Феминизм как женский сексизм, идеология неудачниц и оружие массового поражения
8.1 Женщины неудачницы
8.2 Цели феминизма
8.3 Стратегия войны полов
8.4 Тактика войны полов
8.5 Увеличение численности сексуальных меньшинств
8.6 Развал существующих пар и семей
8.7 Препятствие образованию гетеросексуальных пар и семей. Разрушение репродуктивной функции человека
8.8 Феминизм и нормальные женщины
8.9 Мошенничества феминизма на сексуальном рынке
8.10 Феминизм и власть
8.11 Уничтожение детей
8.12 Блокирование материнского инстинкта женщин
8.13 Половая дезориентация детей
8.14 Женщины — профессиональные убийцы
8.15 Феминизм как оружие массового поражения
8.16 Феминизм как убийца западной демократии
8.17 Кто в выигрыше?

Что там написано, видно уже из заглавий, а более подробно – вот, например, из главы «Женщины – профессиональные убийцы»: «Стоит включить телевизор на любом канале, и на экране тут же появляются женщины, палящие из пистолетов, автоматов, ловко орудующие мечами и собственными конечностями с целью убить или покалечить мужчин или даже иногда других женщин».  Это как же надо затравить мужика, чтобы он такое писал, причем совершенно серьезно?  Когда все это читаешь, сразу начинаешь задаваться вопросом: кто это писал?  Потому что трудно представить, что человек может быть так глуп и серьезен одновременно.  Первая версия – жертва.  Быть жертвой не так уж плохо, как думают многие мужчины (и даже женщины).  Дело не в пресловутом иррационализме – прежде чем употреблять это бессодержательное агностическое слово, вспомним, что виктимность – это один из эволюционных механизмов, вполне работающий в природе: если птица клюнет жука-вонючку, она тут же сама пожалеет о содеянном, а жук-вонючка сохранит жизнь.  Аналогичный эффект имеют бесконечные жалобы Новоселова – вряд ли кому-нибудь захочется с ним связываться.  Во всяком случае, Новоселов выстрадал свое право быть жертвой и никому его не отдаст.

Вторая версия – отражение в окружающей реальности религиозного чувства Новоселова.  Чувства тоже вполне себе поддаются изучению, и если Новоселов считает, что религия решит все проблемы, чем он отличается от руководителя Роскосмоса, устраивающего церковные службы перед стартом ракеты, а, когда она падает, ищет вредителей за рубежом – ведь как иначе объяснить падение освященной ракеты?  Новоселов то ли всерьез думает, что ему в его личных несчастьях поможет религия, то ли придерживается стратегии проповедника, который пообещал неизлечимому больному в случае принятия истинной веры полное выздоровление, а когда больной умер, ответил, что ничего такого ему не обещал, а духовное здоровье важнее телесного.  Наивный Новоселов также считает, что преподавание в школе религии (обязательное, с его т.з.) не противоречит научной информации, а если противоречит, тем хуже для науки: «все противоречия – устранить».

Третья версия – своего рода надрывный перфекционизм Новоселова.  Он не может допустить, чтобы кто-то где-то жил и мыслил иначе, чем ему – Новоселову – представляется разумным.  В соединении с простотой Новоселова это дает ужасный эффект.  Мне вспоминается Николай Васильевич Гоголь, который никогда не был женат, женщин сторонился и даже вызывал подозрения насчет своей сексуальной ориентации, но почему-то, скорее уж, хочется быть Гоголем, чем тем патриархальным мужичком из новоселовской утопии, который существует только для того, чтобы побольше наплодить себе подобных – другого смысла в его существовании нет.  Предлагаемые Новоселовым меры «борьбы» соответствуют: «расследование преступлений феминизма против Человечества и проведение процесса, аналогичного Нюрнбергскому после поражения фашисткой Германии во Второй мировой войне» (живо вспоминаются требования собакозащитников о всенародном суде над «фашистами-догхантерами») – уже одна эта фраза не позволяет относиться к Новоселову сколько-нибудь всерьез.  Как и другие разоблачители всемирного заговора, Новоселов уверен во всесилии пропаганды: «Можно, например, методами пропаганды спозиционировать…» и т.д.  Нет, пропаганда всегда и везде работает только в том случае, если ее цели изначально совпадают с целями пропагандируемых, в противном случае это просто говорильня.  Но Новоселов мало что читал и мало что знает, а поэтому не знает, почему его точка зрения неубедительна.

Особая тема – взаимоотношения Новоселова с государством.  Здесь тоже два неожиданных (впрочем, второй – вполне ожидаемый) эффекта.  В современной России принято относиться к государству (к державности) как к святыне, и жизнь единичной особи (того же отдельно взятого Новоселова) имеет гораздо меньшую ценность.  Но в рамках эстетики всемирного заговора Новоселов не может не оценить государство в качестве главного инструмента подобного заговора.  По Новоселову, история человечества развивалась так: в первобытно-патриархальные времена место высшего авторитета занимала религия, и все было прекрасно (только вот низкопримативные доминантные самцы все равно не допускали Новоселова – затравленного члена племени – до самок), а потом злобные и коварные феминистки с помощью государства, которое встало на место религии, стали уничтожать Человечество (и опять простому Новоселову не везет в личной жизни).  Государство – первый друг феминистки.  И если это так, то абстрактные призывы Новоселова «экстренно прекратить», «признать», «устранить», «ликвидировать» непонятно к кому адресованы, ведь, если «темные силы» контролируют государство, где тот механизм, который реализует все эти первоочередные задачи?  Неужели – просто обращение в приемную депутата ГД РФ мужского пола?  Как-то это (самое главное) у Новоселова не прописано, и он смахивает на того велеречивого солдата из уэллсовской «Войны миров», который сам лично копать убежища от марсиан не собирался.  Отношение Новоселова к государству роднит его не с современным русским мэйнстримом, а, скорее, с американским традиционалистическо-консервативным недоверием к роли государства в обществе или со старообрядческой эстетикой «мира, лежащего во зле», когда надо все время скрываться от властей и паспортного контроля.  Не смотря на это, Новоселов сонамбулически повторяет мантры о вреде феминизма для общества и государства.  Второе – проще и предсказуемее.  В современной России отдельный человек ощущает себя абсолютно беспомощным сравнительно с государственной машиной, к тому же, совершенно ненужным ей, и уж совершенно невозможно предположить какое-либо его на нее влияние.  Здесь Новоселовов Америки не открыл.

Что же в итоге?  Новоселов доказал каждому читателю своей книги, что он боится и ненавидит женщин.  Имеет право (нам больше достанется).  Правда, обычно такие люди становятся гомосексуалистами (так сказать, идейными гомосеками), но Новоселов при этом почему-то упорно требует себе женщину.  Зачем она ему?  Если после реализации всех его призывов – проведения Нюрнбергского процесса, введения обязательного преподавания закона божьего в школе, «формирования мощного слоя активных экономически независимых мужчин» (в отличие от господствующих в современной России патерналистских настроений, Новоселов (на словах, во всяком случае) – сторонник неограниченного частного предпринимательства) и т.д. и т.п. дать наконец-то Новоселову женщину – что он будет с нею делать?  Не отреагирует ли он на нее, как Иван Федорович Шпонька у Гоголя?  Каждое общество заслуживает своих писателей, и если это читается и даже хвалится в современной России, то это означает, что Новоселов не одинок – вокруг него уйма ему подобных.  Мускулинист с его скулежом – постоянный спутник феминистки, они дополняют друг друга и вряд ли смогут существовать раздельно.  Феминистка уверена, что все мужики – сволочи, а мускулинист и рад бы опровергнуть это утверждение, но вокруг все бабы – феминистки.  Новоселов уже настолько свыкся со своим горем, своим безбабьем, что, нарушив его уединение, женщина только все испортит.  Во всяком случае, читатель, который покупает эту книгу с целью получить какие-либо действенные советы, вряд ли вынесет оттуда нечто иное, кроме, перефразируя Жан-Поля, «мужской скорби» (Manschmerz).  Не лучше ли было пустить бумагу на издание более полезной литературы, например, ДЕКАМЕРОНА?

20.10.2018

Георг Зиммель (1858-1918).
Зиммель, конечно, крупный социолог и один из столпов немецкой социологии.  Но в его стиле изложения материала все еще много морализма и ложного пафоса прошлых веков.  Современный социолог, рассуждая о проституции, будет не то чтобы циничнее, а деловитей и конкретней.

21.10.2018

Экранизация романа Габриэля Гарсия Маркеса НЕДОБРЫЙ ЧАС – Бразилия, Аргентина, Португалия 2004.
Не везет Гарсия Маркесу с экранизациями.  СТО ЛЕТ ОДИНОЧЕСТВА по-прежнему не поддается, та же судьба у ОСЕНИ ПАТРИАРХА.  То, что есть – хуже, значительно хуже бумажного варианта. Эти экранизация как-то застревают между собственно экранизацией и экранизацией по мотивам.  Зато передают общее настроение современного латиноамериканского кино.  Магический реализм растворяется в импрессионизме ночного полумрака и сезона дождей.  Кстати, когда в СССР экранизировали Гоголя – МИРГОРОД И ЕГО ОБИТАТЕЛИ (1983)… да, получилось почти тоже самое.  Гоголь вообще экранизируется преимущественно в технике рембрантовского полусвета.

22.10.2018

Роман Алессандро Мандзони ОБРУЧЕННЫЕ (1822-1827).
Когда погружаешься в современный или почти современный мир южных европейцев (благополучно перенесенный через океан – в Латинскую Америку) – в эту живописную смесь лени, гордости, бандитизма и колорита неаполитанских двориков, должен возникнуть вопрос: а что? древние римляне и греки – они были такими же?  Или иными, что не позволяет рассматривать Эдипа-царя, Тускуланские беседы или Сатирикон в одном ряду с Операцией "Святой Януарий"...

24.10.2018

Предисловие к книге Марселя Лефевра ОНИ ПРЕДАЛИ ЕГО за авторством А.И.Шаргунова (отца малоизвестного писателя С.А.Шаргунова).
Будучи среднестатистическим попом РПЦ, Шаргунов мыслит соответствующим среднестатистическим образом (вообще, столкновение религиозного сознания с тем, что в это религиозное сознание не укладывается – тема для отдельной большой научной работы).  Он долго и нудно объясняет, что такое католицизм и почему он хуже православия (соответственно, почему православие лучше), хотя если суммировать все, что он написал на 40 страницах предисловия, оно уложится в две-три фразы.  Ему совершенно невдомек, что Марсель Лефевр, не смотря на свое негодование по поводу литургических и прочих реформ второго Ватиканского собора 1962-1965 годов, к православию относится гораздо нетерпимее, чем "экуменические" и, как следствие, более терпимые римские папы.  Шаргунов-старший не только не понимает, что написано в книге, к которой он написал предисловие, но и не желает понимать.  В этом нежелании выражается твердость его веры.  Это неудивительно, поскольку любая религиозная организация привыкла мыслить самое себя как равновеликое остальному миру и не может мыслить иначе, потому что иначе теряется сакральный смысл ее существования в качестве альтернативы всему остальному.  А что там на самом деле, Шаргунову просто неинтересно.

26.10.2018

Опять роман Мандзони ОБРУЧЕННЫЕ (1822-1827).
Не смотря на некоторые длинноты и романтическую избыточность, роман читается легко.  Самую малость заметно влияние исторических романов Вальтера Скотта.  Интересно, что роман Мандзони был не только самым читаемым в итальянской литературе XIX века, но и считается самым значительным крупно-прозаическим произведением итальянской литературы в целом.  Почему-то не получаются у итальянцев романы: стихи, сценарий, философский трактат получаются, а романы нет (Габриэлле д'Аннунцио уж как старался, и неореалисты ХХ века), нет ничего, сопоставимого с Диккенсом, "Войной и миром" (едва не написал "Войной миров" - итальянская фантастика также невыразительна), "Отверженными" и "Кристин, дочерью Лавранса".  А на безрыбьи – и рак рыба, читатели Пелевина не дадут соврать.
Впрочем, помимо формалистических вопросов, есть в романе, так сказать, мораль.  Проблема добра и его генерации, вставшая перед писателями эпохи Реставрации (епископ Мириэль из романа Виктора Гюго "Отверженные" ведет свое происхождение отсюда – из романа Мандзони).  Что надо, чтобы люди творили добро?  Верующие считают, что обязательным условием должна быть вера. Атеисты полагают, что творить добро можно просто так – без веры, без божества, без вечной жизни, живя в бесконечном и почти незаселенном Космосе.  У верующих в голове не укладывается, как это возможно, поэтому романы, подобные "Обрученным", будут восприниматься только в степени снисходительности к той или иной религиозной организации – хоть на что-то сгодилась, сделала что-то хорошее.

27.10.2018

Огюстен Кошен и его книга МАЛЫЙ НАРОД И РЕВОЛЮЦИЯ (1923-1924, посмертно).
Кошен сам напрашивается на очень неудобный вопрос: почему столь великий народ (французский) не смог противостоять такому малому народцу?  А если не смог, значит, он не велик, а велик – тот, "малый".  В XVII веке малый голландский народ первенствовал в европейском и даже мировом масштабе.  А греки?  Малый народ, победивший великую Персидскую империю.  Примерам несть числа.  К тому же Кошена подводит терминология (непростительная ошибка для историка): что значит "народ"?  Чтение Вольтера или членство в масонской ложе разве являются этнологическими признаками?  И еще вопрос: а дворянство, которое правило Францией, составляя около 2% населения страны, это "народ" или не "народ"?  Во всяком случае, смешение с большим народом в результате морганатических браков у этого малого народа не приветствовалось.  Или Кошен забыл о теории тевтонского (франкского) происхождения французской аристократии в противоположность вельшам третьего сословия?  Не ответив на эти неудобные вопросы, Кошен...  впрочем, они ему неинтересны.  Кошен – до боли знакомый современному российскому читателю типаж нудно-обиженной жертвы мирового заговора, только, по сравнению со своим современником Леоном Блуа – 100-процентным меланхоликом, Кошен берет октавой выше и пытается играть роль беспристрастного разоблачителя.

28.10.2018

Бальтазар из романа ЧЕЛОВЕК-АМФИБИЯ А.Беляева.
А вы заметили, что Бальтазар все время (и в романе, и в его замечательной экранизации) прикидывается беднячком, но на самом деле таковым не является?  Бальтазару около 50, может чуть больше.  В молодости он был простым ловцом жемчуга, но упорный труд и мастерство позволили ему скопить достаточно денег, чтобы открыть магазин, где продаются разные морские диковинки и... дорогой жемчуг.  Это не простая "лавка", как ее обозвал Беляев, а хороший ювелирный магазин.  Его приемная дочь Гуттиэре с первого взгляда правильно оценивает стоимость ценной жемчужины, которую ей пытается подарить Ихтиандр – значит, она с детства привыкла к обилию таких вещиц (я вот не могу оценить – не специалист).  Беляев приписывает Бальтазару намерение войти в долю с Педро Зуритой, но, скорее всего, он и так уже с ним в доле.  Перечитайте еще раз текст: Зурита обращается с Бальтазаром почти на равных, хотя и является его кредитором (ну понятно, ведут совместные дела), он считает для себя честью взять замуж его дочь (а ведь в Латинской Америке социальный расизм ставит индейца вровень с белым только в случае, если индеец достаточно богат, наоборот, бедный метис считается индейцем).

2.11.2018

Бенедетто Кроче, или КАК ТРУДНО БЫТЬ ОБЪЕКТИВНЫМ ИДЕАЛИСТОМ.
Итальянскому философу, либерал-католику Бенедетто Кроче (1866-1952) действительно сложно.  Он должен быть объективным идеалистом, а это непосильный труд.  Главная проблема… да, в области логики.  В XX, а тем более в XXI веке идеалисты распрощались с логикой, запрягли в свой хвороста воз лошадку иррациональности и спокойно едут себе, не подозревая, что в конце пути их ждет неприятный итог – иррационализм в равной степени может как утверждать нечто идеальное (религию, в т.ч.), так и отрицать это же самое.  С другого фланга Кроче отбивает атаки материалистов – современные идеалисты их также игнорируют, потому что материалисты как-то разочаровались в философии вообще, особенно после неудачного эксперимента по созданию в СССР идеократии, о которой мечтал Платон, ушли в науки, где добились большего, и философия – покрытое шлаком умерших философских школ пространство – почти полностью досталась идеалистам, местами – обскурантам.  Но Кроче хочет быть именно объективным идеалистом, к тому же, его главный вдохновитель – Гегель – и сто лет спустя не дает ему покоя.  Кроче одновременно воспевает его, но и спорит, защищает с неогегельянских позиций от других интерпретаторов (марксизм Кроче считает примитивизацией гегелевского историзма) – в общем, демонстрирует весь спектр мучений одного философа, который взял себе за образец философию другого.  Второй по упоминаемости – Джамбаттиста Вико, и тоже по причине своего историзма.  Учение о конкретности понятия Кроче ставит на первое место.  В то же время попытки Гегеля и гегельянцев построить всеобщую философскую систему, объемлющую как природу, так и историю, Кроче посчитал несостоятельными, а философская наука должна сконцентрироваться на своем единственном и главном предмете – духе.  С этим «духом» Кроче, как и все иные идеалисты, дал маху.  Он понимает всю глубину иронии Вольтера насчет говорящего, который не понимает, что говорит, но ничего поделать не может, не им идеализм начался, не им кончится – в конце концов, Кроче просто дает карт-бланш читателю: сам должен знать, что такое «дух».  Его коллегам после 2000 года легче: религиозный фундаменталист делает вид, что верит в идентичность духа и его собственных духовных ценностей (если русские попадут в рай, то непонятна судьба мусульман – граждан России, тоже в православный, или куда?), патриот всерьез считает, что дух – на стороне его батальонов, вне зависимости от их размера, но ведь Кроче – либерал (а либерал не может просто так что-то сказать, без мысли в лице), его среда – оптимистическая Италия эпохи после Рисорджименто.  Само собой, левым итальянским мыслителям он должен казаться таким редким и прихотливым цветком на грядке реального общества, где сталкиваются бизоны, и цветы могут затоптать.  Но бури века, как будто, обошли его стороной – все 20-лет муссолиниевского вставания с колен Кроче прожил безбедно – в «моральной оппозиции» (протекция Джентилле?)
P.S.  Как и всякому католику, Кроче полагается защищать свою веру.  Аргумент: даже острые критики христианства, церкви не поднимают руку на Иисуса.  Но я и Карлсона не очень ругаю…

3.11.2018

Если раньше пара Дмитрий Быков и бог выглядела как собаковладелец, выгуливающий бассета на поводке, то теперь (по мере приближения отправки всех русских в рай – зря Быков, как тот Шепилов, к ним примкнул) картина изменилась – боженька теперь в образе своего рода каната, который злые атеисты из числа слушателей «Эха» хотят отнять у Быкова, а он упирается и тащит в свою сторону.

4.11.2018

Фильм ГЕНРИХ 4 (2010) – экранизация романов Генриха Манна МОЛОДЫЕ ГОДЫ ГЕНРИХА НАВАРРСКОГО и ЗРЕЛЫЕ ГОДЫ ГЕНРИХА НАВАРРСКОГО.
Экранизация не получилась.  Режиссер, актеры, сценарист – все вместе увлеклись игрой под модный в современной фильмографии средних веков и эпохи Возрождения псевдоэкзистенциализм, прониклись им, но любой читатель дилогии с неудовольствием заметит, что экранизация почти не соприкасается с текстом, который она взяла за образец.  Одно дело – воспроизводить всем уже давным-давно известные события (для воспроизводства хватит и одного полотна Эдуара Деба-Понсана), другое – проникнуть в суть и логику романа Генриха Манна.  Лишь несколько сцен, почти ни одного манновского афоризма, его moralite вообще игнорировано – а ведь как бы это хорошо смотрелось.  Так что экранизация не получилось.  Никак.

Отсутствие в современной России литературы неудивительно.  Россия неинтересная страна.  А писать о неинтересной стране неинтересно.  Последняя Нобелевская премия по литературе Алексиевич касается событий уже далекого прошлого – 70 лет отделяет Великую Отечественную войну от тех, кто не может найти ей какой-либо культурологической альтернативы.  Вообразите, что в России времен Александра III едва ли не самым важным общественным явлением остается интерес к 1812 году и чествование Кутузова с Платоном Каратаевым в ходе всяческих молебнов, манифестаций и открытия памятников.  Странная была бы это Россия времен Александра III.

5.11.2018

ПЕСНЯ ЛИССАБОНА – португальский фильм 1933 года.
Люди самого замечательного двадцатилетия мировой истории (1920-1940) умели веселиться.  Кинематография тому способствовала.

6.11.2018

Опять о «научном» труде Новоселова.
Одним из объяснений этого мускулинного скулежа Новоселова (Протопопов, хоть и зануда, но не так много жалуется на жизнь) является то, что помимо проблемы неравенства существует проблема равенства.  Да, да, если 200-100 лет назад копья ломались именно в теме несправедливости неравенства (сеньор дочку увел у виллана, и нет на него управы), то по достижению относительного и всеобщего равенства в большинстве стран мира после 1900 (даже после 1914 года) возникла прямо противоположная проблема.  Теперь любое чмо оказалось на одной доске с интеллектуалом, и для того чтобы голосовать, занимать правительственные должности, свататься к самым красивым женщинам, вовсе не требуется то, что китайцы называли "жэнь" (а я бы в данном контексте перевел не как "человечность", а как "культурность").  Особенно это угнетает образованных тихонь, которые видят, что все их труды на ниве просвещения пропадают даром, и они оказываются на обочине жизни, по которой на полной скорости едет президент-гопник (подобное голосует за подобное).  Если 150 лет назад в конкретно-исторической России можно было, принапрягшись, одолеть табель о рангах и получить преференции, то равенство ХХ века стало напоминать афоризм "из грязи - в князи", а точнее: все равны, и это плохо.  Место былой аристократии в общественном сознании стала занимать преступная среда (пожалуй, этот процесс начался еще в эгалитарной Америке XIX столетия, а СССР в ХХ веке лишь стал вторым мощным центром генерации равенства, да, прав был Кайзерлинг, сравнивая Америку и Советскую Россию, во всяком случае, в этом параметре), а равенство сконструировало новый управленческий класс, потенциально более корумпированный, чем "природные господа", да и женщины высших сословий поначалу страдали от хамства расширившегося брачного рынка.
Однако, при ближайшем рассмотрении все вышеперечисленное выглядит голой схемой, а в действительности все было иначе.  Во-первых, исчезновение сословного неравенства в Советской России тут же сменилось иными формами неравенства (даже вполне сознательная попытка создать в 1935 году рабочую аристократию стахановского движения, кстати, неудачная, это тоже поиск новой стратификации общества); декларируемое равенство в СССР неизбежно (как и в классическом Китае) должно было компенсироваться конфуцианским культивированием нормативного поведения (если уж каждый ребенок имеет шанс стать министром) и это очень напрягало общество в целом, поскольку колхозник часто не понимал, зачем ему 7-8 классов образования, если он не министр; в конце концов, советские Пончики при первой же возможности (Перестройка и 1990-е) кинулись восстанавливать неравенство (к этому примыкает старый невроз постсоветского общества, в котором одних потомков графов и князей насчитывалось несколько миллионов).  И это еще не самое (для Новоселова) страшное.  В реальном обществе социального неравенства прошлых эпох образование, даже элементарная грамотность, конечно, давали их носителям определенные привилегии, выделяли их из серой массы (вспомним древнеегипетское Поучение Хети – отца, который везет сына учиться в город), но никаких железных гарантий не давали, и далеко не всякий образованный человек являлся представителем высших классов (Пушкин и Лермонтов родились аристократами, а Сервантес и Шиллер собачились с каждым издателем за каждый мараведи и таллер, поскольку им приходилось зарабатывать талантом на жизнь).  Возрождать в таком случае требовалось бы не религию, а социальное неравенство, но даже в самом непроходимо кастовом обществе существовали социальные лифты, и деградировавшие Обломовы уступали место в высших сословиях энергичным простолюдинам Ульяновым и Деникиным – никакое дворянство их не спасало.  Вообще, мир несправедлив к меланхоликам всех сословий и страт. 
И еще одно примечание.  Новоселов думает, что этим гориллообразным мачо гарантировано женское внимание и т.д.  Увы, вынужден разочаровать (как человек, много лет занимавшийся социологическими исследованиями).  Процент одиноких и никому не интересных среди мачо едва ли меньше, чем среди ботаников, а их "брачный рынок" (с позволения сказать) столь же узок.  Людям свойственно оценивать партнера по множеству параметров, и то, что Новоселов выделяет, теряется среди иных, более существенных признаков.  Правда, гопник вряд ли напишет книжку "Одиночество гопника", и хотя бы в этом у Новоселова есть преимущество.

10.11.2018

«Лысый писатель» Прилепин спрашивает у Пауло Коэльо в 2008 году: что ты такого написал, что тебя читает весь мир, и считает, что «литературный успех определяют даже не столько тексты, сколько человеческая жизнь. Последовательность и честность во всех твоих поступках определяет твой успех. Даже не позиция, а поведение — отношение с женщинами, с детьми».
Нет.  Все же тексты, литература важней, чем поза и поведение.  Да.  Спросим себя: что нам интереснее – личная жизнь Гоголя или его творчество?  В отношении Прилепина меня не интересует ни первое, ни второе.  А наблюдаем мы здесь элементарную зависть одного бездаря к другому бездарю – заметьте, не в отношении таланта, а в отношении тиражей.  Всего лишь тиражей.  Ответ на прилепинский вопрос прост: родился ты не там и не тогда, вот если бы родился в Бразилии и писал по-португальски... были бы хоть тиражи, черт с ним с талантом.

11.11.2018

Литературный критик всегда лучше знает, что именно хотел сказать критикуемый писатель – причем, знает гораздо лучше самого писателя.  Такая уж профессия у литературного критика.  Вот, к примеру, Дмитрий Быков: что бы не утверждал Маяковский о своей неприязни к религии, но Быков лучше знает, что «Маяк» – верующий.  И точка.  Приходит Христос!  Попробуйте ему (критику, разумеется) возразить.  Вы обидите его (он и так обидчив, а тут еще и вы со своим…), страх смерти обимет его и…  Что вы натворили!  Попробуйте.

12.11.2018

В романах Станислава Лема нет позитивистской диафрагмы между "было когда-то" и "есть сейчас".  Средневековая философия и авангард начала XX века свободно сообщаются с освоением космического пространства.  В СССР не так.  Я это подметил еще в 10 лет, когда впервые читал лемовскую "трилогию" - ЭДЕМ, СОЛЯРИС, НЕПОБЕДИМЫЙ и ЗВЕЗДНЫЕ ДНЕВНИКИ ЙОНА ТИХОГО.  Объяснение квазисоциологическое: то Европа, а в России уничтожили "старый мир", построили новый, его тоже уничтожили, а затем?.. ничего, поэтому отделенность себя самих от прошлого в России ощущается острее, чем в Европе (новохронологи и блещущие невежеством разоблачители мировых заговоров это успешно доказали).  Объяснение культурологическое: пути цивилизации оказались извилистыми и непредсказуемыми; да, победил "примитив" США, хотя должны (по всем раскладам) лидировать интеллектуалы-европейцы, но победа "реднеков" ничего им не принесла, интеллектуалы (в т.ч. центральноевропейский мир Кафки, Хайека и Гомбровича) переехали, "сместились" на запад, раз уж восток с определенного момента стал непривлекателен.  Объяснение научно-техническое: древние были не дурней нас, теорию Эйнштейна вполне могли сформулировать еще в XVII веке, а мы не видим тех достижений прошлого, которые прорастают в будущем, просто по причине необразованности.

14.11.2018

Эрих Мария Ремарк ЧЕРНЫЙ ОБЕЛИСК (1956).
«Ганс Хунгерман стал оберштурмбаннфюрером и ведал в нацистской партии вопросами культуры. Он воспевал эту партию в пылких стихах, поэтому у него в 1945 году были неприятности, и он потерял место директора школы».
Странно, почему из сотни персонажей романа наказали именно Ганса Хунгермана?  Скорее всего, по причине искренности.  Искренность наказуема.  А остальные персонажи держали фигу в кармане.

Фильм ПРЕЗИДЕНТ КРЮГЕР (оригинальное немецкое название Ohm Kruger, буквально Дядюшка Крюгер) — немецкий фильм режиссёров Г. Штайнхоффа, Карла Антона и Герберта Майша, вышедший на экран в Германии в марте 1941 года, во Франции в октябре 1941 года, в Финляндии в 1942 году, в СССР на широком экране в 1948 году, а также в Испании и Италии.
Фильм ярко-антианглийский был востребован в СССР всего через 3 года после войны.  А еще говорят о каких-то «железных занавесах»!

17.11.2018

Никогда не понимал снобизма академической науки в отношении Фоменко и его фоменкологии.  Это было бы отличное учебное пособие для любого студента-историка (тема "ОСНОВНЫЕ ОШИБКИ ФОМЕНКО В НАУЧНО-ИСТОРИЧЕСКОЙ МЕТОДОЛОГИИ", к примеру).  Настоящая боксерская груша для тренировок!

18.11.2018

Современная русская литература...  Когда современный русский писатель садится за клавиатуру, он вовсе не уверен, что кто-то хочет его читать.  А поэтому ему очень хочется привлечь к себе внимание.  Начинается кряхтение, присюсюкивание, травля баек, писатель корчит из себя "приятного собеседника" и "мирового мужика", его манеру легко пародировать – так и хочется вставить посреди текста слова-паразиты, типа "такие дела" или "вобщем-то так получилось".  Нет уже той европеоидной почтенной публики, на которую ориентировались Толстой, Достоевский или Бунин.  Потомки крепостных многого не поймут, а многое их оскорбит.  Создается порочный круг ориентации простого писателя на простого читателя, который сам может стать простым писателем.  А простота литературу не украшает.

21.11.2018

Синдром отставника.
Отставник – военный пенсионер, покидающий ряды вооруженных сил (средний возраст - 42 года!!!)  Далеко не всякий военный пенсионер страдает синдромом отставника, но если уж подцепит – ситуация становится критической.
Прежде всего, пара слов о социологии явления.  Во времена Петра Первого срок службы был пожизненным, но в 1736 его ограничили 25 годами.  Новик, поступавший на службу в 15-20 лет, уже к 45 годам мог распоряжаться своей дальнейшей судьбой (и это не считая тех, кого потом записывали в полки детьми или даже еще во внутриутробной стадии развития), но поскольку средняя продолжительность жизни в России (и не только) в те времена примерно соответствовала середине пятого десятка жизни, половина офицеров и чиновников элементарно не доживала до отставки.  Каждая война также уносила немало жизней претендентов на военную пенсию (до революции в России пенсии получали только чиновники, военные и ряд категорий служащих, хотя в целом количество мужчин старше 60 лет и женщин старше 55 по переписи 1897 года не превышало 5% населения) - например, в кампанию 1812 года в рядах российских войск погибло 210 тысяч солдат (пенсий, понятно, не получали) и офицеров.  Даже когда в 1932 в СССР принимается законодательство о пенсионном обеспечении (55 и 60 лет) до пенсии доживало гораздо менее половины мужчин и женщин.  В годы перестройки и постперестройки массовое сокращение вооруженных сил СССР приводит к увольнению огромного количества офицеров и генералов.  Т.о. к 2000 году в России формируется достаточно многочисленная категория (несколько сот тысяч человек) военных отставников – еще относительно молодых или нестарых (40-60 лет) людей.
Куда пойти отставнику?  Как то не странно, круг специальностей для него ограничен.  Есть профессии, которые оказывают на занятого столь специфическое влияние, что он не способен работать где-нибудь в другой сфере (известный анекдот о том, что уволенному следователю или простому милиционеру одна дорога – в криминалитет).  Охранные структуры, преподавание (в основном военных предметов, в школе – ОБЖ), военкомат – любой отставник знает этот бермудский треугольник возможностей.
На службе военному все ясно и понятно.  Есть начальство (командование), которое определяет его будущее, есть устав, есть субординация, подчиненные, специфическая военно-полевая личная жизнь, остатки идеологии, которые мотивируют остатки советской армии на службе у людей, которые к советскому этосу уже не имеют никакого отношения.  Меняя посередине жизни среду обитания (если подавляющее большинство людей может оставаться в своей сфере всю трудовую жизнь, военный отставник ломает ее примерно посередине и в этом схож со спортсменом, правда последний ломает еще раньше – в 30-35 лет), бывший майор (или генерал-майор – разница не так уж существенна) оказывается в абсолютно непривычной обстановке.  Здесь приходится обо всем думать самому, принимать решения на свой страх и риск (а не за награду) и вообще общаться не с прапорами и полканами, а со штафирками, которым нет никакого дела до всех заслуг отставника, включая успешно проведенные образцово-показательные стрельбы.  Нетрудно догадаться, насколько велик шок, стресс от такой перемены.  Нет, армия не является чем-то вроде замкнутой секты, но и говорить о ее тождественности обществу проблематично.
Вся эта социопсихология на выходе дает особое мироощущение, которое мы именуем синдромом отставника.  Любой настоящий профессионал малокомпетентен за пределами своей сферы (в противном случае, он был бы дилетантом или кое-кем похуже).  Но именно военные переживают свою малокомпетентность острее всего.  Профессиональное самомнение, свойственное любой профессии (специалист-сантехник тоже имеет все основания смотреть свысока на профессора, не способного даже унитаз прочистить), в случае отставника приобретает трагическую тональность.  Давно подмечено (еще в древних цивилизациях), что лучше всего военный чувствует себя на войне.  Мир – досадная пересменка между периодами полнокровной жизни, в течение которой военный готовится к новой войне, но если таковая под вопросом, начинает мучительно ощущать свою ненужность (90% военно-патриотической субкультуры во всех странах мира – это амортизатор шведского синдрома общества в целом в отношении военных: пусть лучше маршируют на парадах, чем устраивают военные перевороты).  Мир за пределами войны отставнику просто непонятен, вызывает раздражение и вполне объяснимую неприязнь.
С идеологией у отставника полный ералаш.  Советская армия, как известно, была защитницей первого на Земле государства рабочих и крестьян – страны интернационалистической, просветительской и атеистической (как бы это не пытались ревизовать современные православные новохронологи).  Государство называлось СССР.  В 1991 году СССР не стало.  Вместо него (оставим в покое другие страны постсоветского пространства) существует Российская Федерация – страна молодая, насквозь капиталистическая, обскурантистская и бесконечно далекая от СССР.  Капитализм столь же далек от образа жизни и мысли советского военного, и любой отставник совершенно искренне ненавидит и презирает эту новую реальность.  Но поскольку иной реальности нет, а служить кому-то стало квазиинстинктом, приходится проявлять толерантность к верховному главнокомандованию (в широком смысле) и делать вид, что все еще живешь в СССР.  "Возрождение традиций" мало что дает.  В дореволюционной России офицерство было военным крылом дворянского класса (как, собственно, и в других странах мира) - пережитком феодализма, если уж называть вещи своими именами, а до введения в 1874 всеобщего призыва непосредственное отношение к вооруженным силам имели на протяжении всей своей жизни лишь 5% населения (все остальные были "немужики" по терминологии современного низкостратификационного стандарта).  Красная Армия (из которой, если кто забыл, выросла Советская) строилась на борьбе с этими всеми золотопогонниками и их социальным расизмом, тем более, что превращать советское офицерство в "новое дворянство", давать ему сословные привилегии ни в 1941, ни в 1991 никто не собирался.  По понятной причине, вернуться во времена крепостного права даже у самых ярых традиционалистов не получается.  Буржуазное общество же всегда (со времен финикийских городов-государств) к военным ценностям и радостям относилось прохладно.  Получаем социальную группу, недостаточно адаптированную к новым общественным отношениям, но достаточно образованную, чтобы осознать свою ненужность в их рамках.
Идеология в мировом масштабе умерла в конце XX века, но ее реликты смогли прижиться в "экологических нишах" тех социальных групп, которые выпали из исторического процесса и стали реликтами прошлых общественных отношений.  Итак, среднестатистический носитель синдрома отставника, как и положено, живет в стране, окруженной врагами.  Не важно, что он носит в кармане мобильник корейского производства, ест немецкий шоколад и водит подержанный импортный форд (в крайнем случае, можно делать вид, что все это отечественного производства, и он за них отечественные нефтедоллары платил) – главное, что враг кругом, и надо хранить бдительность. Зацикливание на данной теме приводит к развитию у отставника мании преследования в геополитических масштабах.  Потонула подводная лодка – это пиндосы потопили! снижается рождаемость – не иначе жидо-масоны облучают русских мужчин специальным излучением, погиб Гагарин – виноваты враждебные инопланетные цивилизации, снюхавшиеся с земной мировой закулисой, взорвал себя где-нибудь в Москве исламский террорист – ну не обвинять же в этом преподавателей курса Основы духовной культуры, которые рассказали детям, что аллах существует на самом деле? - дело ясное: это либерасты подговорили!  Попытка "примирить красных и белых", синтезировать разнородные идеологии порождает утверждения, что еще до революции в России (вариант – еще до Петра Первого) было всеобщее бесплатное медицинское обслуживание, и праздники вроде Великой Октябрьской Социалистической Казанской Иконы Божьей Матери (правда, этот праздник – ни в городе Иван, ни в селе Селифан, в конце концов, не прижился и почти забыт к 2018 году).  Живая жизнь проходит мимо отставника, и он ищет виноватых: президента, жидов, американцев, муслимов, хоть неадертальцев.  Списки виноватых в бедах России и личных неудачах отставника принимают вид "обращений к нации" и т.п., которые все тут же забывают, как забудут сто сорок следующих "обращений".
В России никогда не бывало военных переворотов в чистом виде.  Как бы не метали громы и молнии на предателей Родины всех мастей (от обеспечивающих с возрастающим трудом экономическую стабильность России либерастов из Высшей Школы Экономики до вызывающих особую ненависть у хмурых патриотов-отставников эстрадных певцов и певичек, дрыгающих ногами на сцене, а не как положено – на плацу), все эти бури в стаканах ограничены верностью присяге – да, да, той самой присяге, которую отставник давал сионистскому оккупационному правительству в лице верховного главнокомандующего.  Поэтому не ждите от них ничего, кроме нудьги по поводу задержки военной пенсии.  Атмосфера последних пяти лет, в течение которых Россия существует в режиме ни войны – ни мира, этому вполне соответствует.


24.11.2018

Атеисты нападают на то, чего нет.  Верующие защищают то, чего нет.  Кто глупее?  Можно возразить, что для верующих (субъективно) это есть.  Но само существование атеистов связано с деятельностью верующих (хотя они часто стесняются сказать прямо, что их не устаивают именно верующие, а не боженька, которого нет).  Исчезновение верующих приведет к исчезновению атеистов.  Во всяком случае, в наше время мало кто всерьез борется с верой в Зевса.


Рецензии