Высоцкий. Глава 5. Нити судьбы

                ЧАСТЬ 2. КЛУБОК СУДЬБЫ               
 
                Владимиру Высоцкому
                и соратникам его
                посвящается…


                …В клубок уложенная нить судьбы
                Ждёт терпеливо нашего рожденья,
                В ней радости, трагедии, мольбы
                На узелках сакрального плетенья.
                Узор судьбы предписан нам давно:
                Все перепутья, встречи, искушенья –
                Всё, что душе смятенной суждено
                Пройти в земной юдоли для взросленья…
               
                ©Лариса Бесчастная



          Давно, недавно ли – кому как глянется – восемьдесят лет назад, холодным январским утром в московском родильном доме на Третьей Мещанской улице родился мальчик весом четыре килограмма и ростом пятьдесят два сантиметра.  Под знаком Водолея в Татьянин день раздался его первый крик – и никому и в голову не пришло, что через четверть века возмужавший этот голос будет лететь из открытых окон огромной Державы прямо в души соотечественников.
          Наш новорожденный ещё не приложился к материнской груди, а за четыреста километров от столицы, в городе Горьком, уже сделала первые шаги его будущая жена, носящая редкое имя Изольда. Волга за окнами её дома, которую через двадцать лет переплывёт её смешливый возлюбленный, в эти дни была скована льдом, как и многие реки Европы, где в предместье Парижа в час рождения нашего героя приветливо шевельнулась в утробе матери девочка с предназначением стать «колдуньей» и звездой в его судьбе.
          Не знал пока мальчик и того, что его будущий наставник – внук цыгана Юрий Любимов, родившийся в канун Октябрьской революции, был уже совершеннолетним и немало претерпевшим человеком, влюблённым в театр. К часу рождения актёра, которому он назначит роль русского Гамлета, Любимов повидал Станиславского, сыграл свою первую роль в спектакле «Мольба о жизни» и сменил МХАТ на училище при Театре им. Вахтангова.
          Судьбоносного для них с мальчиком театра пока не существовало, а «Таганкой» называлась тюрьма, сооруженная 134 года назад по велению императора Александра I, в которой томились тысячи заключённых. Однако здание для театра было уже выстроено, только располагался в нём пока кинотеатр с многозначительным именем «Вулкан». Случайно или по провидению Господнему в этот странный «архитектурный ансамбль» вписались древнейший в столице Новоспасский монастырь, Спасо-Преображенский собор и одна из самых высоких колоколен Москвы.
          Кого только не видели застенки Таганской тюрьмы! В разные эпохи России на «Таганке» отметились Савва Мамонтов, священник Павел Флоренский, писатель Леонид Андреев, большевики Бауман, Красин, Луначарский, эсер Мазурин, и предавший Отчизну генерал Власов «со товарищи». Любопытно, что в «Таганке» был составлен известный словарь тюремных жаргонизмов, и там же появилось слово «баланда» – по имени  тюремного повара Баландина. Но не только над сборниками блатного жаргона работали сидельцы тюрьмы – там же задолго до революции поэтом Леонидом Радиным были написаны стихи «Смело, товарищи, в ногу!», ставшие любимой песней красноармейцев в годы гражданской войны.
          Уникальное, сакральное это место было уготовано будущему авангардному театру, где в грядущем пересекутся тропы многих звёздных попутчиков нашего героя, истоки и русла которых уже назначены судьбой каждого. И директор этого театра – Николай Лукьянович Дупак в день рождения нашего героя уже поступил в театральное училище в Ростове-на-Дону.
          Театр состоится, и будет у него свой гимн на стихи Юрия Левитанского, пока ещё сидящего за партой в выпускном классе школы города Сталино. В этом же, 1938-м, году получит Юрий аттестат зрелости и отправится в Москву, в институт литературы – но это будет летом, а пока юноша предаётся приятным воспоминаниям о том, как хорошо он с друзьями встретил в субботу, 22 января, своё шестнадцатилетние. Он улыбается, ни сном, ни духом не догадываясь о мистическом совпадении дат с попутчиками судьбы новорождённого мальчика. В тот же день, 22 января, в городе Горьком родители отметили первый год жизни малышки Изы, а в далёком Тбилиси в семье артиста эстрады Сурена Кочаряна  отпраздновали день рождения второклассника Левона – будущего хозяина гостеприимной квартиры в доме №15 в Большом Каретном переулке.
          Именно там через полтора десятка лет соберётся уникальная команда будущих знаменитостей, куда войдёт и наш герой – там, в компании родственных душ, начнётся огранка многих его талантов и там же Левон Кочарян сделает магнитофонные записи первых песен восходящей звезды, ставших достоянием русской – и не только русской –  культуры.
          Сколько талантов будет выпестовано на Большом Каретном, сколько новых звёзд взойдёт там на свои орбиты! Кого только не будут они приветствовать у себя, там ведь и первый космонавт мира – Юрий Гагарин  побывает! Привезёт его к себе в гости Левон в 1963 году после съёмок «Огонька» – и, конечно же, «случайно» у него успеет собраться вся компания Большого Каретного, включая здорово повзрослевшего новорожденного мальчика, у которого нет пока имени.
          Правда, в доме на Первой Мещанской улице, где малыша очень ждали, имя ему уже придумали, и даже записку в роддом прислали: «Здоровья нашему Олегу и его маме». Именно это имя, в честь Вещего Олега, выбрало население замечательного дома, где предстояло взрослеть мальчику, названному Вовой, поскольку Владимирами звали его деда и дядю – брата матери. К тому же это имя носил великий вождь, гибель которого всё ещё оплакивала страна…
         
         
          А может быть все эти события – плетения пряхи-судьбы? Плетения той самой «невидимой красной нитью», о которой в древней китайской пословице сказано, что ею «соединены те, кому суждено встретиться, несмотря на время, место и обстоятельства. Нить может растянуться или спутаться, но никогда не порвётся».
          «Причём тут встречи, если речь идёт об имени?» – имеет право спросить вдумчивый читатель. Ну, во-первых, Владимирами звали не только близких родственников нашего новорождённого, но и отцов двух будущих его жён: Людмилы Владимировны и Марины Владимировны. Правда, обе они пока не родились – но на «красной нити судьбы» уже есть два узелка.
          Во-вторых, дед мальчика – не просто полный его тёзка, он как бы пробный слепок, «макет» нашего героя, источник потока необходимых ему генов. О нём стоит сказать отдельно, ибо в этом случае кроме «узелка судьбы», талантов и кровного родства существует некая мистическая вязь дат, браков и имён. Мало того, что талантливый и не раз женатый любвеобильный дед имел четыре высших образования – то есть четыре таланта, дата его рождения – 25 апреля совпадает с датой женитьбы Высоцкого на Изольде, которую дед сразу принял в семью всем сердцем. «О, ещё одна Иза, – воскликнул он при её появлении в его доме, – и тоже рыжая!». А всё дело в том, что некогда он был влюблён в рыжую певицу Изу Кремер, которую не смог забыть. Любопытно и то, что скончался Владимир Семёнович-старший в тот же год, когда его внук расстался со своей Изой.
          И кстати, именно первую из трёх законных жён сына до конца своей жизни выделял и отец Высоцкого. Сожалея о неприкаянности невесток, он с нежностью вспоминал Изу, отмахивался, когда разговор заходил о Людмиле Абрамовой, и ругал Марину Влади – ругал ту, перед которой ранее благоговел, благодаря высоте её положения в обществе. Почему так случилось? Ведь не потому только, что Влади отстранилась от родителей мужа и забот обустройства музея его имени после споров о памятнике на его могиле и наследстве? Вряд ли… сие ведомо лишь ему…
          Что же касается имени новорожденного, то не зря говорят: «Как корабль назовёшь – так он и поплывёт». Применим же эту народную мудрость к имени нашего героя: Владимир Высоцкий – Владеющий Миром с Высот.
          Но к разговору об именах, датах и узелках судьбы мы ещё вернёмся, а пока заглянем в дом, куда принёс  крохотного Вовочку его дядя Алексей Владимирович, поскольку отец ребёнка на момент выписки роженицы из больницы был в служебной командировке.
         
         
          Дом на Первой Мещанской улице замечателен тем, что в недалёком прошлом был гостиницей. И дух народный в нём сохранился, и широкие коридоры, столь необходимые для быстроногих мальчишек, и двери в миры жильцов 38 комнат, в каждой из которых были заботливые мамаши и бабушки, угощающие и своих и соседских галчат.
          По сути, это была одна дружная семья, где в одночасье все стали новорожденному родными – и не просто «ячейка общества», как поговаривают политики! Это была маленькая страна, в которой народ заботился друг о друге не по обязанности, а по зову сердца, где все были едины и сопричастны к проблемам каждого гражданина. Не там ли зародились во Владимире те качества личности, которые позже, при всех преткновениях на жизненном пути, помогли ему стать народнее всех «народных»? Не там ли развилась уникальная  многогранность его личности, его любознательность, общительность и отзывчивость?  И не там ли он научился впитывать в себя разносторонность социума, сопереживать всем и размышлять о причинах и глубине бед народа?
          Конечно, эти вопросы логичны, но ответы на них не составят полную картину явления феномена по имени «Владимир Высоцкий», не вписывающегося ни в какие классические каноны: ни поэт, ни композитор, ни певец, и даже не актёр – а всего лишь «всё наше», нерв эпохи с талантом… назовём его просто: «человечность». Здесь уместно процитировать одного из попутчиков Высоцкого» по жизненному пути – композитора Альфреда Шнитке: «Я бы не сказал, что он – гениальный поэт или гениальный композитор. Это – гениальный человек, со всеми достоинствами и недостатками гениального человека». Попробуем проследить предпосылки явления такой личности, исходя из реалий эпохи, генетики нашего героя и обстоятельств его жизненного пути.
          Итак, вернёмся на Первую Мещанскую улицу, в дом №126, где 25 июля 1938 года был сделан первый фотоснимок полугодовалого Вовы – общего любимца автономной республики внутри столицы. Его нянчила и обихаживала вся коммуналка – ведь тогда матерям новорожденных полагалось всего 56 дней декретного отпуска – а потом, мол, дорогие граждане, решайте свои проблемы как сумеете. Благо, что в доме всегда кто-то был, и малыш не оставался без присмотра. Это, конечно, хорошо, но с другой стороны он был общим, а, по сути, ничьим. Не тогда ли коснулись его первые ощущения «одиночества в толпе», которые так повлияли на его жизненный путь? Усугубить их «помогла» в начале войны эвакуация в Оренбуржье, где он два года жил в детском саду – фактически, в детдоме, поскольку с матерью виделся только по выходным.
          Летом 1943-го после двухлетнего сиротского воспитания в коллективе сверстников маленький Вова вернулся в объятия насельников родной «коммунальной страны». В атмосфере «народной» любви и заботы он рос весёлым и отзывчивым ребёнком и многому научился в большой «семье» – причём не только ответственности за всех и за каждого, но и самостоятельности, которая так ярко проявится, позже, когда ему придётся принимать судьбоносные решения на распутьях своего непростого пути. Рос малыш и не ведал, что на нити судьбы уже появились новые «узелки» грядущих встреч, кои протаптывают тропки к нему его попутчики – кто в Москве, кто в далёких краях… 
          Среди них партнёры Владимира в Театре на Таганке: москвичи Алла Демидова и Ваня Бортник – будущие народные артисты РСФСР, а также родившиеся в начале войны москвичи Сева Абдулов с Таней Иваненко и алтаец Валера Золотухин. Чутко вслушиваются в ритмы столицы будущие поэты Белла Ахмадулина и Игорь Кохановский, постигают красоту музыки будущие композиторы Альфред Шнитке в Поволжье и Микаэл Таривердиев в Тбилиси, взрослеют в театральных семьях ленинградцы Артур Макаров и Кирилл Ласкари…
          Тем временем в Ереване маленький Давид Карапетян разглядывает важных гостей отца – председателя Совета Министров Армении, Зураб Церетели в Тбилиси рисует свои детские шедевры, а будущий художник Миша Шемякин делает первые шали по улицам Москвы.
          Пройдёт время, и эти талантливые дети из маленьких искорок превратятся в звёзды, осияющие жизненный путь нашего героя, а пока заканчивается 1944 год, и все в СССР ждут окончания войны, возвращения отцов и неизбежного счастья в кругу семьи. Шестилетний Вова тоже мечтает увидеть отца, не обращая внимания на вздохи и молчание своей мамочки…


          О том, что их семейная жизнь не сложилась, родителям Высоцкого стало ясно ещё до войны, а развелись они лишь в1946 году. Возможно, Нина Максимовна подавляла супруга – ведь она была старше его на четыре года и привыкла с ранних лет воспитывать младшего брата, поскольку их родители рано умерли. После развода мать Вовы снова вышла замуж, но с пьющим и скандальным отчимом жить было невозможно, и отец забрал сына в свою семью – так в его жизнь вошла ласковая и заботливая «мама Женя», а с ней начало упомянутой раньше «армянской вязи» судьбы Высоцкого. Но к ней мы ещё вернёмся, а пока Вова собирается ехать с отцом и женой его в Эберсвальде…
          Забегая вперёд, замечу, что сегодня одна из площадей этого города называется Wyssozkiplats. Но не это удивительно, а то, что мистически или по какому-то горнему провидению с Германией связано появление двух вешек на жизненном пути Высоцкого: в Кёльне он дал свой первый концерт за границей СССР, и там же, в Кёльне, состоялся его последний зарубежный концерт. И было это в мае 1980-го – за два месяца до смерти. А в январе 1979-го года он выступал в Берлине, в кинотеатре на Кантштрассе. Именно Германия подтолкнула Высоцкого к осознанию относительности стереотипов и штампов «победитель – побеждённый», «свои – чужие», «друг – враг» и научила его не судить-рядить «с налёту», а мыслить системно и синкретично.
          Но процесс этот живой и долгий и будет продолжаться до конца его дней, а пока мы задержимся в послевоенной Москве, куда, отслужив в послевоенной Германии положенный срок, весной 1949-го привёз семью в Большой Каретный переулок Семён Владимирович. Там, в доме №15, как и в Эберсвальде, будут собираться фронтовые друзья отца Володи и его родного брата – «дяди Лёши», вспоминать войну, петь, и не только военные песни. Отец Вовы был знаком с азами игры на фортепиано, музицировал и охотно исполнял популярные в стране песни Дунаевского и Вертинского, которые с восторгом «впитывал» его впечатлительный сын – также жадно, как и рассказы фронтовиков. Позже герои военных историй фронтовиков оживут в его песнях и балладах.
          Но пока Семён Владимирович не собирался задерживаться в Москве, и летом, в ожидании нового назначения, семья поехала в Баку, где провела полторы недели, после чего, забрав племянницу Евгении Степановны по имени Лидия, вернулись в столицу – и вовремя. Отцу Высоцкого подоспело время ехать в Краснодар, затем местом службы стал Киев. «Мама Женя» часто и надолго уезжала к мужу, и семь лет Володя прожил на Большом Каретном с Лидиком – так он называл новую родственницу, которая успела за время редкого присутствия хозяев не только закончить Институт иностранных языков и выйти замуж за Леонида Сарнова, но и родить сына.
          Жизнь без вечно занятых родителей Владимир выбрал сам – не пожелал он ни к матери вернуться, где погоду делал ненавистный отчим «дядя Жора», ни к отцу уехать в незнакомые места: ему хорошо жилось в молодёжной компании старшей сестры, так кстати дарованной ему судьбой, да и в школе, и во дворе он уже обжился.
          Летние каникулы Володя с Лидой проводили в разных уголках страны, среди которых подмосковная Валентиновка, село Плюты под Киевом и Адлер, куда заезжали на отдых отец с Евгенией Степановной. Там всегда было много народа – не скучно, да и было с кого расспросы чинить, узнавая про жизнь в других краях, детально изучая в общении манеры и сленг собеседников, что очень пригодится потом для работы над ролями и песнями. Конечно, тогда Володя вряд ли думал конкретно о том, что станет актёром, но интуиция у него была богатейшая – да и просто познавать людей ему нравилось.
          «Лидик» искренне полюбила своего любознательного брата, и, всячески потакая, семь лет заменяла ему и часто уезжающую к мужу мачеху, и старшую сестру, и участливую подругу, с которой он, бывало, откровенничал и советовался. Дружила она и со сверстниками Володи: с Аркадием Свидерским, Володей Акимовым и Игорем Кохановским, знала обо всех их делах и проказах и раньше всех разглядела в Высоцком актёрский талант – потому и водила его в театр довольно часто. Но, по сути, он тогда уже был бездомным – ведь ему часто приходилось ночевать у друзей, поскольку в Большом Каретном переулке у «мамы Жени» была всего лишь одна, разделённая перегородкой, комната в квартире на три семьи, а родни у неё было немало, и у многих из них случались неотложные дела или учёба в Москве.
          Много позже, рассказывая о себе на концертах, Владимир признается: «Я настоящий дворово'й, безнадзорный мальчишка, выросший в послевоенных московских дворах… Мои родители были разведены, поэтому я жил то у отца, то у матери. Но вырос я, конечно, под влиянием не родителей, а друзей. Я редко бывал дома – всегда на улице…».
          Разномастность дворовых компаний послевоенного сумбура в столице  дала Владимиру столь много материала для песен и ролей определённого беспризорностью жанра, что с лихвой хватило бы на всю его короткую жизнь. Но щедрая на сюрпризы судьба подарила ему совершенно особую компанию, в которой у него выросли крылья для полёта к славе – всё складывалось так, как если бы кто-то свыше специально для Высоцкого тасовал события на его жизненном пути и заботливо устраивал встречи с будущими попутчиками – единственными и неповторимыми.
          Начнём с того, что дом № 15 на Большом Каретном был особым, как и его жители – он принадлежал ГПУ-НКВД, и жили в нём важные чины этого ведомства, а дети их учились в одной с Володей школе. Именно там, будучи в шестом классе, он подружился со старшеклассником Толей Утевским, ставшим для него не только «старшим братом», но и многозначным узелком на красной нити судьбы. После этой встречи события в его жизни развивались в строгом порядке как в театре – по сценарию написанного на небесах спектакля: сначала «репетиция», потом выход на сцену.
          А началась подготовка к «фейсконтролю» в будущее в богатой библиотеке Бориса Самойловича Утевского – профессора по уголовному праву и отца Анатолия. Сей учёный муж частенько жил на даче и тогда Володя целыми днями сидел в его библиотеке, а нередко и ночевал у Толяна – так он звал профессорского наследника. Выбор авторов был огромный и он жадно и много читал всё подряд, как художественную литературу, так и книги по специальности хозяина – ему что Киплинг, что юрист Анатолий Кони – было всё едино. Повезло ему и с родителями Толяна, они охотно общались с любознательным школьником, Борис Самойлович рассказывал «были» про уголовный мир, Элеонора Исааковна о развитии кинематографа, к которому имела прямое отношение с молодости, будучи актрисой «немого кино».
          Активное самообразование с выходом за отформатированную школьную программу было очень кстати для развития образности и культуры письма, поскольку стихами Володя с друзьями начал баловаться рано. Известно, например, четверостишие, посвящённое Игорю Кохановскому,  родившееся  в 1950-х, когда отроки начали задумываться о профессии:
         
          Тебе б филфак был лучшим местом:
          Живешь ты с рифмой очень дружно.
          Пиши ты ямбом, анапестом,
          А амфибрахием – не нужно!
         
          Также дошло до нас стихотворение 1953 года, написанное на смерть Сталина и приведённое мною в первой части это цикла новелл. Позже два Вовки – Высоцкий и Акимов, вдохновившись книгой «Гиперболоид инженера Гарина», отважились на сочинение фантастического «романа» – ну а куплеты и эпиграммы на злобу дня сыпались из дружной троицы, как из рога изобилия. И стихи писали они весело и под гитару пели охотно...
          Первым освоил сей модный инструмент Игорь, а 25 января 1955 года появилась гитара и у Высоцкого – подарок матери на семнадцатилетие. Подпевал «трио» и Анатолий Утевский, с подачи которого наш будущий Гамлет в 1953 году начал заниматься в театральном кружке при Доме учителя у молодого мхатовца Владимира Николаевича Богомолова – то есть сделал судьбоносный шаг в сторону школы-студии МХАТ, куда поступит через три года.
          Кто знает, стал бы Высоцкий тем, кем стал, не встреться ему на пути Анатолий Утевский, оказавшийся не просто «старшим братом» Вовке-Шванцу, то есть «хвостику», как звали его поначалу старшие товарищи, но и «попутным ветром» на перекрёстке жизненного Пути. Это с лёгкой руки Утевского появился на Большом Каретном Левон Кочарян. А ведь Анатолий всего лишь пригласил к себе «на чашку чая» уважаемого им старшекурсника – оба они учились на юрфаке МГУ, и у них было о чём поговорить в тёплой домашней обстановке.
          Вот так буднично, как бы случайно, завязались узелки на нитях судеб многих москвичей, включая самого Левона. В тот же день парни по-соседски заглянули к студентке Щукинского театрального училища Инне Крижевской – дочери начальника одного из ведущих управлений наркомата, и тем определили «место встречи» множества будущих звёзд российской культуры. Местом этим станет трёхкомнатная квартира №11, куда вскоре в качестве зятя Александра Крижевского поселится Левон, и где много лет будут обмениваться знаниями, умениями, мечтами и опытом молодые москвичи, ищущие единомышленников и своё место в жизни.
          А пока наши герои встречаются у Анатолия Утевского и в саду «Эрмитаж» – но реже, чем хотелось бы, поскольку на носу у юной троицы выпускные экзамены, а у студента – сессия. Впрочем, экзаменов юноши не боятся, потому как считаются крепкими хорошистами – подвох ждал их с выпускным вечером. Дело в том, что новая директриса, уверенная в том, что все ребята в мужской школе хулиганы, отменила его, попросту украла праздник. И Высоцкий с другом Михаилом Яковлевым, тем самым, которого он прославил в песне про «Мишку Шифмана», решили погулять с одноклассниками на ВДНХ. Но, как говорится, не было бы счастья, так несчастье помогло: их бывший завуч – Леонид Петрович Мартынов, которого недавно перевели директором в женскую школу, нашёл ребят и пригласил к себе.  Ох, и здорово они отгуляли выпускной вечер с девчонками! Должно быть, натанцевались всласть под «Школьный вальс» Дунаевского, уже четыре года озвучивавшего июнь во всех российских школах...
         
         
          Дунаевский… звезда, погасшая через месяц после получения Высоцким аттестата зрелости. Не знал выпускник, вальсируя под жизнерадостную музыку любимого всей страной композитора, что недолго тому осталось радовать соотечественников дивными песнями. И уж тем более не ведал, как похожи их судьбы. Это мистическое сходство отметил в своих исследованиях музыковед Наум Шафер, выпустивший в 2007 году аудио-альбом из двух лазерных дисков под названием «25 июля», где не только дата объединила двух композиторов: Дунаевского и Высоцкого. Оказывается, некоторые произведения композитора прекрасно анонсируют избранные песни  барда, стихи которого придают музыке новые смыслы.
          Почему так органично слились творения столь разных жанров? Не потому ли, что в личностях художников много общего?
          Оба они по натуре были необузданными, искренними, откровенными и своевольными, не прикидывались паиньками, ни перед кем не угодничали и творили свои шедевры так, как хотели, как видели их. У обоих было особое чутьё и знание аудитории – чего просили их души… потому и писали они чувственно и правдиво. Ни Дунаевский, ни Высоцкий не были ремесленниками, не писали по заказу – оба они были настоящими художниками – независимыми и целеустремлёнными, не терпящими указок чиновников и признанных «советских классиков». Их правили, искажали авторские тексты и ноты, и чрезвычайно редко публиковали – у Дунаевского, например, прижизненной авторской, без вмешательства «классиков», была лишь одна  публикация – увертюра к кинофильму «Дети капитана Гранта». Тем не менее, их произведения звучали почти в каждом доме страны.
          И Дунаевский, и Высоцкий ломали догмы и стандарты, и потому у обоих всё, сотворённое ими, «катило» не только в уши, но и в души – они тревожили людей, очищали. За что и «получали на орехи» от догматиков и их приспешников: Дунаевского называли космополитом и популистом, подражающим Западу, Высоцкого – антисоветчиком. Оба, якобы, выдавали в люди то, что чуждо советскому человеку» и революционным идеалам. А ведь всё было с точностью наоборот – именно они были патриотами и революционерами, но каждый в своём деле. Дунаевский считал, что массовую песню надо обогащать сложным арсеналом музыки, Высоцкий главным в песне считал Слово. И тот и другой ратовали за духовность и доходчивость до слушателя не в ущерб эстетичности.
          Как же их доставали прикормленные властями журналисты и «эстеты в законе»! Весной 1951-го газета «Советское искусство» ударила Дунаевского фельетоном «Печальный акт», так же болезненно через семнадцать лет отхлещут Высоцкого газеты «Советская Россия» и «Тюменский комсомолец» статьями «О чем поёт Высоцкий» и «Крик моды за трёшницу». После выхода этих пасквилей у Дунаевского был первый сердечный приступ, а Высоцкий «вышел в пике» и попал в больницу.
          Но ангелы были у обоих: Дунаевского подняло на ноги получение Сталинской премии за музыку к фильму «Кубанские казаки», а Высоцкому помогла занятость одновременно в четырёх картинах: «Интервенция», «Хозяин тайги», «Служили два товарища» и «Опасные гастроли». Подсластила «пилюли» и первая гибкая грампластинка с песнями из фильма «Вертикаль».
          Любопытные параллели есть и в любовных историях обоих художников: и Дунаевский, и Высоцкий метались между женщинами, у обоих в конце жизни было одновременно две жены: законная и «гражданская», причём последняя и у того и у другого намного их моложе. Не потому ли в песне Высоцкого «Подумаешь с женой не очень ладно...» явно прослушивается музыкальная тема характерная творчеству Исаака Осиповича? Это почуял ансамбль Театр «Алеко» и великолепно исполняет эту песню на концертах в стиле Дунаевского. Хотя тех, кто знает, что, по свидетельству отца Владимира, его сын, освоивший пианино стараниями «мамы Жени», нередко наигрывал мелодии Дунаевского, это не удивит.
          Интересно и другое, весьма странное, пересечение событий в судьбах наших героев. В 1970 году, когда Высоцкий работал с Юнгвальд-Хилькевичем на Одесской киностудии, у него вдруг случился сердечный приступ. Режиссёр собрался вызвать московских врачей, но Владимир настоял на поездке в Киев, где жила его бабушка. Отправили его к ней на самолёте, а потом узнали, что Ирина Алексеевна была при смерти, и на следующий день умерла на руках у внука.
           Подобный мистический случай был и со старшим сыном Дунаевского – Евгением. Тот учился в художественном институте и находился на практике по живописи на Севере. В день смерти отца он провалился под лёд, и непонятно что и как вытолкнуло его из воды. Именно в это время в Москве остановилось сердце Дунаевского – более того, в эти минуты на небе появилось яркое сияние.
          Когда Дунаевский умер, короткие некрологи опубликовали лишь «Литературная газета» и «Советское искусство». Другие официальные издания поместили неброские «рамочные» сообщения. Лучше, конечно, чем у Высоцкого – ну так у него не было Сталинской премии! Официальные лица на похороны Дунаевского не явились, зато в полном составе пришёл оркестр из двадцати музыкантов и во время опускания гроба в могилу исполнил марш «Легко на сердце от песни веселой»…
          Исаак Дунаевский умер 25 июля 1955 года в возрасте 55 лет – ровно за 25 лет до кончины Высоцкого и всего на 5 дней меньше, чем за полгода со дня своего рождения, который отметил в конце января. Всё, как у Владимира…
          Шёл 1955 год, впереди у Высоцкого была насыщенная песнями, аплодисментами, взлётами и падениями жизнь, полная любви и сплетений со звёздными орбитами единомышленников, помеченных уже узелками на красной нити его судьбы – узелками, датированными числом 25…
         
         
          Заметим, что главные числа судьбы Высоцкого видны сразу же при знакомстве с его биографией – это даты рождения и смерти: родился он 25 января – в Татьянин день, умер 25 июля – в День сотрудника органов следствия Российской Федерации.
          Два его разрушенных брака были заключены тоже 25 числа: с Изольдой – 25 апреля, с Людмилой Абрамовой – 25 июля. С днём рождения Высоцкого совпадает дата назначения Юрия Любимова режиссёром Театра на Таганке и дата смерти Юрия Левитанского, подарившего этому театру гимн.
          Дата смерти Владимира Высоцкого совпадает с датой рождения его «попутчика» с Большого Каретного – Василия Шукшина и с датами смерти личностей, оказавших влияние на его творчество: композитора Дунаевского, песнями которого он заслушивался с детства, и «клоуна с осенью в душе» – Леонида Енгибарова. Это его помянула в своей книге Марина Влади, как актёра, «нежность к которому была у Владимира безгранична». Не от него ли молодой поэт заразился желанием освоить чрезвычайно трудную стойку на руках под названием «крокодил», которую Енгибаров демонстрировал на арене?
          Идём далее. Двадцать пятого июля 1996 года умер композитор Микаэл Таривердиев, настолько глубоко уважавший Владимира, что в 1982 году посвятил ему музыкальное произведение – вокальный цикл «Запомни этот мир». Также 25 июля прописано датой смерти в биографии анархиста Нестора Махно, роль которого мечтал сыграть Высоцкий, ради чего даже ездил в «Дикое поле» и познакомился с его племянницами.
          Меньше года прожил потрясённый смертью товарища Олег Даль, рождённый 25 мая 1941 года. Прописалось число 25 и в биографии писателя Андрея Синявского – учителя Владимира в школе-студии МХАТ, скончавшегося в Париже 25 февраля 1997-го. Андрей Донатович и его коллега Юлий Даниэль были первыми писателями, изгнанными из России за то, что под  псевдонимами печатались за рубежом. Об одиозном и нашумевшем процессе, обвинившем их в «антисоветской пропаганде и агитации», Высоцкий написал едкое и длинное – в 15 строф стихотворение «О процессах над Синявским и Даниэлем», сыгравшее немаловажную роль в судьбе иронизирующего над властями поэта.
          Кроме вышесказанного число 25 фигурирует в датах рождения  нежно любимой Высоцким «мамы Жени», его близкого друга – белорусского режиссёра Виктора Турова и композитора Дмитрия Шостаковича, музыка которого звучала в спектакле «Гамлет».
          И наконец, удивительным, почти мистическим фактом оказалось то, что Высоцкий умер в «праздник» дня рождения организации, созданной после процесса над «антисоветчиками»: именно 25 июля 1967 года приказом председателя КГБ СССР №0096 было создано 5-е управление численностью 201 человек – те самые «штатники» КГБ, которые много лет портили Высоцкому жизнь. Причём дата эта далеко не случайна: она обозначена ещё Петром Первым. Да, да! Царский именной Указ «О создании следственной канцелярии гвардии майора Михаила Ивановича Волконского» вышел 25 июля 1713 года!
          Не потому ли и казнь пятерых декабристов – Пестеля, Муравьёва-Апостола, Бестужева-Рюмина, Рылеева и Каховского в 1826 была назначена именно на 25 июля?
          Да уж, случайность – это скрытая закономерность. Всё что есть, уже было, и ничто не ново в этом мире… «опять двадцать пять?».
          Повторимся и мы, точнее, вернёмся в «место встречи» соратников нашего героя, которое «изменить нельзя».
         
         
          Итак, Большой Каретный переулок, дом №15, квартира №11, где поле женитьбы Левона Кочаряна прочно обосновалась необычная творческая «коммуна» будущих звёзд Отчизны. Вот как об этом рассказывал на своих встречах со зрителями сам Владимир Высоцкий:
          «Мы жили в одной квартире в Большом Каретном переулке у Лёвы Кочаряна, жили прямо-таки коммуной. …Помню, я всё время привозил для них свои новые песни и им первым показывал; я для них писал и никого не стеснялся. За столом, с напитками или без – неважно. Мы говорили о будущем, ещё о чём-то, была масса проектов. …Это было самое запоминающееся время моей жизни».
          Как вспоминали позже взрослевшие на Большом Каретном звёзды, Левон был не только душой их дружной компании, но и любимцем многих других москвичей тех лет, с которыми он общался. Это были люди разных социальных статусов, возрастов и профессий – Кочарян был щедр и уважителен со всеми, и всем интересен, поскольку, за что бы он ни брался, всё у него получалось. Он прекрасно разбирался в искусстве и в литературе, имел на редкость умелые руки, играл на гитаре, умел управлять лошадьми, танками и кораблями и заводить публику клоунадой и жутковатыми фокусами. Ловкость, с какой всё это проделывал Кочарян, вселяла в его друзей уверенность, что и они так сумеют, и, надо сказать, Высоцкий многому научился у старшего товарища, а что не получалось у него, живописно вытворяли герои его песен.
          К этому времени Володя уже переселился к матери. Туда, на Первую Мещанскую, переименованную в проспект Мира, в 1957 году он привёл молодую жену, которая легко вписалась и в компанию Кочаряна. Интересно, что в 1956 году Большой Каретный переулок был переименован в улицу Ермоловой, но на дружбу и контакты будущих звёзд это не повлияло и переулок, где была их Штаб-квартира, в своих разговорах они называли прежним именем.
          Собирались часто и легко – был бы повод, а таковой у столь большой и разномастной компании всегда найдётся. Спорили, обсуждали новости, строили планы и представляли на суд товарищей свои, несомненно, гениальные творения. И, конечно же, пели под гитару – и свои песни, и популярные в то время дворовые романсы, баллады и куплеты. Режиссировал встречи Кочарян при поддержке жены Инны, которая сделала их дом воистину гостеприимным и хлебосольным с особенной, притягательной аурой душевности и доверия. Кто только там не побывал!
          Процитирую тут воспоминание Анатолия Утевского – фактического зачинателя и свидетеля уникального содружества будущих мастеров своего дела:
          «Лёва подружил нас с режиссёрами Иваном Пырьевым, Эдмондом Кеосаяном, Алексеем Салтыковым, Алексеем Габриловичем, Михаилом Туманишвили, Алексеем Сахаровым, поэтом Григорием Поженяном. Здесь бывали актёры Кирилл Лавров, Олег и Глеб Стриженовы, Анатолий Солоницын, Семён Соколовский, Владимир Лапин, Нонна Мордюкова, Людмила Гурченко, писатель Юлиан Семёнов. В компанию вливались и друзья Артура Макарова: актёр, режиссёр и писатель Василий Шукшин, художник Илья Глазунов, режиссёр Андрей Тарковский, актёр Евгений Урбанский. Володя Высоцкий, в свою очередь, познакомил нас с Володей Акимовым, Игорем Кохановским, Георгием Епифанцевым, Всеволодом Абдуловым. В общем, «палитру» товарищества составляли разные «краски» — от сыщиков и следователей (Аркадий Вайнер, Борис Скорин, Юрий Гладков), моряков (Анатолий Гарагуля, Олег Халимонов) до спортсменов (Михаил Таль, чемпион по боксу Эдуард Борисов, известный баскетболист Аркадий Бочкарёв)».
          Замечу, что в качестве мужа Гурченко захаживал к Кочаряну и Иосиф Кобзон, но, как видите, в списке Утевского не отмечен, потому как петь на Большом Каретном предпочитали под гитару, причём поначалу выделялись среди певцов восходящие кинозвезды «Овод» и «Мексиканец» – Олег Стриженов и «Коммунист» Евгений Урбанский. Пели они всё, что пелось – от «блатняка» до серенад, а Высоцкий был восторженным слушателем и учеником. Также самозабвенно он слушал и рассказы друзей Утевского, который после окончания университета работал в легендарном МУРе.
          Заглядывали в гостеприимную компанию и далёкие от публичных профессий люди и подруги их, и жёны – и многие другие, нуждающиеся в совете или душевном уюте. Они не только добавляли свои краски в «палитру товарищества», но и давали повод к раздумьям и темы новых интересных дискуссий, расширяющим и углубляющим познание жизни. Как это было нужно молодым талантам на пороге Дела каждого! Нужно, потому что вовремя  будто чуяли, что хрущёвская оттепель не будет долгой, что уже набирают силу те, кому она не по нутру. Но пока народ дышит свободней вчерашнего, талантливая молодёжь сбивается в жизнеутверждающие ватаги с верой в высокое предназначение в несомненно светлом будущем – и не в узкий круг для «кухонных откровений», а в общину духовно близких людей.
          Обратимся за подтверждением этой парадигмы равноправного содружества к высказыванию нашего героя: «…была атмосфера доверия, такой раскованности, непринужденности, свободы полной. И самое главное – дружественная атмосфера. Ведь я видел, что им нужно, чтоб я им пел, и они хотят слушать, что я им расскажу в песне. То есть это была манера что-то сообщать и как-то разговаривать со своими друзьями близкими… Я знал, что они меня будут слушать с интересом, потому что их интересует то же, что и меня, что им так же скребёт по нервам всё то, что и меня беспокоит… Можно было сказать только полфразы, и мы друг друга понимали в одну секунду, где бы мы ни были. Понимали по жесту, по движению глаз – вот такая была притирка друг к другу. И была атмосфера такой преданности…».
          Свобода, взаимопонимание и преданность – вот что было крайне важно для Высоцкого в дружбе! И принятому в Большом Каретном переулке девизу «Жизнь имеет цену только тогда, когда живешь и ничего не боишься» он будет следовать до конца жизни.
          Прогнозируемое безденежье никого не пугало – главное, чтобы Дело было живое и полезное, и по душе. Романтика тех лет бурлила в молодой крови и звала вперёд, в непременно счастливое будущее – Джек Лондон, «изысканный жираф» Гумилёв, Велимир Хлебников и Хемингуэй будили воображение и фантазии.
          «Взгляды героев Хемингуэя, которым мы зачитывались, – свидетельствует Игорь Кохановский, – исподволь становились нашими взглядами и определяли многое: и ощущение подлинного товарищества, выражавшееся в формуле «Отдай другу последнее, что имеешь, если другу это необходимо», и отношение к случайным и неслучайным подругам, с подлинно рыцарским благоговением перед женщиной; и темы весьма темпераментных разговоров и споров, а главное – полное равнодушие к материальным благам бытия и тем более к упрочению и умножению того немногого, что у нас было».
          Насчёт «полного равнодушия к материальным благам», пожалуй, молодёжь погорячилась – взрослая жизнь показала, что безденежье, как правило, враждует со свободой, особенно, если успеваешь обзавестись семьёй раньше, чем определишь своё место под солнцем. Наш герой успел это сделать и к моменту окончания школы-студии МХАТ понял, что блага благами, а какие-никакие деньги на поездки к жене в другой город всё-таки нужно иметь. Два года они с Изой тратились на поезда «Москва – Киев» и «Киев – Москва», но 25 апреля молодая пара узаконила своё супружество и вознадеялась, что наконец-то они заживут по-семейному, тем более что глава семьи удачно отработал дипломные спектакли и допущен к экзаменам. Не предполагали молодожёны, что жить под одной крышей им приведётся меньше года, что не поладят Иза с Ниной Максимовной, не желающей стать бабушкой, дело дойдёт до скандала и выкидыша, после чего сбежит «вторая половинка» растерянного Владимира в Ростов-на-Дону – и снова «Дорога, дорога – счёта нет столбам…». Но сейчас, перед госэкзаменами Иза и Володя готовятся к счастью… 
         
         
          Май 1960 года перевалил за середину, Иза уехала в Киевский театр имени Леси Украинки на прощальный спектакль, оставив аромат свадебных подснежников в доме мамы Жени и эхо счастливого смеха влюблённых в квартире строгой свекрови – и Владимир позволяет себе помечтать об их будущем: наконец-то они не будут больше расставаться! Он уже получил приглашение в «храм искусств», где они с Изулей будут служить, и перебирал в уме изученный им репертуар драмтеатра имени Пушкина, не ведая, что уже завязан на красной нити его судьбы узелок встречи с новым другом, которому он однажды напишет: «Ты самый близкий мне человек... Я не предполагал, что друг может быть так необходим…».
          Друг этот моложе Высоцкого почти на четыре года, он талантлив и в эти майские дни снимается  в фильме Свердловской киностудии «Ждите писем», где, несмотря на юный возраст, у него одна из главных ролей. Съёмки подходят к концу, и юноша надеется успеть на вступительные экзамены в школу-студию МХАТ. Зовут будущего друга Всеволод Абдулов, и он не знает ещё, что поспешит в Москву раньше намеченного им времени, чтобы успеть на похороны любимого поэта – 30 мая 1960 года уйдёт из жизни Борис Пастернак…
            
         
          …За моим окном уходящий октябрь – близится очередная годовщина премьеры спектакля на Таганке, в котором Высоцкому будет дана выстраданная им судьбоносная роль…
          «Гамлет… принц Датский, – шепчу я. – Или Данный?»
          Причём тут Гамлет? Ведь до Театра на Таганке Высоцкому ещё мыкаться четыре года, а до шекспировской пьесы и того больше! Ах, да! Ведь Шекспира перевёл Пастернак, причём аккурат перед моим появлением на свет Божий. Скоро, очень скоро, пересекутся «орбиты» не только Высоцкого и Абдулова, но и друзей их, и коллег. В артистической семье Абдуловых Владимир познакомится с Фаиной Раневской, которая станет его ангелом-хранителем в театре имени Пушкина. В квартире Севы он будет проводить встречи «узкого круга», туда же через семь лет приведёт Марину Влади, и там начнётся их праздник испепеляющей любви…
          Но это не всё… есть ещё узелки на нитях судьбы наших героев, относящиеся не только к настоящему времени…другие связи есть. Искрят в памяти имена: Пастернак… Цветаева, Высоцкий, Демидова, Церетели, Ахмадулина, Влади… Елабуга…
          Ну, конечно Елабуга! Там Цветаева покончила с собой. А верёвку, чтобы упаковать вещи, ей принёс Пастернак. Было это в начале войны перед эвакуацией поэтессы с сыном из Москвы. Борис Леонидович помогал ей собираться и шутил, мол, какая верёвка крепкая, хоть вешайся. И будто нагадал: озвученное предсказание сбылось в Елабуге 31 августа 1941 года. Туда-то и повезёт Высоцкий коллег из ТнТ в начале июля 1974 года, устроит экскурсию «к Цветаевой» сразу после гастролей театра в Набережных Челнах.
          Вот как напишет об этой поездке в своей книге о нём Алла Демидова: «Высоцкий договорился с кем-то, с каким-то начальством, нам дали маленький катер, и мы, несколько человек, поехали в Елабугу. Туда добраться можно только водой. Всю дорогу Высоцкий пел – «отрабатывал катер» – нас угощали. Приехали. Высокий отвесный берег, мы долго карабкались вверх... Огромная серая пустыня, серое небо, ветер. Довольно-таки большой посёлок. Мы долго искали дом, где жила Цветаева. Как всегда, самый контактный и хозяйственный – Высоцкий. Ощущение – как за каменной стеной. Наконец, нашли…».
          Столь горячий интерес Владимира к Цветаевой не случаен: это влияние Беллы Ахмадулиной, чьим кумиром она являлась. Сама же Белла была светлым другом Высоцкого, практически ангелом-хранителем его и Марины Влади, которую Белла заразила любовью к Цветаевой – настолько, что та до сих пор читает её стихи со сцены на русском и французском языках.
          Кстати! Книгу Влади о Высоцком перевела дочь Всеволода Абдулова – Юлия, закончившая московскую «французскую» спецшколу, а затем институт иностранных языков. А родителей Юлии, опять же «кстати», познакомил Высоцкий.
          Любопытно, что уже в нашем столетии интересный памятник Цветаевой в Париже сотворил Церетели – тот самый скульптор, который не только изваял необычный монумент Высоцкому в Москве, но и устроил ему свадебный пир по-грузински, когда тот женился на Марине Влади. Он же оказался единственным, кто после смерти Высоцкого простил семье его немалый долг…
          Как же витиевато и крепко вяжутся узелки на нити судьбы!
          Но вернёмся к Борису Пастернаку. Ведь не только «Гамлет» и вязь вокруг Цветаевой, с которой у него были особые, далеко не цеховые отношения, связывают его с Высоцким – отнюдь! Летом 1912 года, когда Пастернак учился в Марбургском университете и ему прочили карьеру философа в Германии, он сделал предложение некой молодой особе и получил отказ. Крах первой любви настолько потряс юношу, что тот начал писать стихи. Жестокосердную возлюбленную Пастернака, сделавшую из философа поэта, звали Идой, и была она дочерью крупного чаеторговца Давида Высоцкого.
          Родственница Владимиру? Кто знает, прямого подтверждения родства нет, поскольку в связи с революциями, сложностями во взаимоотношениях с евреями и пропажей многих регистрационных документов проследить родословную нашего героя глубже прадеда не удалось. Однако некоторые нетитулованные биографы Владимира Высоцкого считают, что его род имеет отношение к купеческой династии чаеторговцев Высоцких.
          На каком основании? Во-первых, прадед его из Брест-Литовска, то есть, как и отец возлюбленной Пастернака, имеет корни польского рода. Во-вторых, как не пытались отец и дядя Высоцкого скрыть своё еврейское происхождение, сменив имена на русские, родовые семейные традиции живучи. Я имею в виду трепетное отношение Владимира к приготовлению чая, о чём не единожды вспомнили его друзья. Весьма не притязательный в еде, он по-особому, относился к чаю, называя его ласково «чаёк», заваривал напиток, как правило, без свидетелей, смешивая несколько разных марок, и устраивал ритуальные чаепития. А в-третьих, сохранилась фотография молодой Иды Высоцкой, на которой она похожа на Владимира Высоцкого, особенно отрешённым взглядом светлых глаз…
         
         
          Светлые глаза Высоцкого становились почти прозрачными, когда его захлёстывала ярость. Об этом свидетельствует в своей книге  «Владимир Высоцкий, каким знаю и люблю» Алла Демидова: «Я ни разу от него не слышала ни одного резкого слова, хотя очень часто видела побелевшие от гнева глаза и напрягшиеся скулы».
          И многие другие это видели – те, кто были свидетелями унижений Высоцкого «признанными классиками» советского литературного бомонда и чиновниками от культуры, кто присутствовал при получении им известий «не пущать», «только через мой труп он получит эту роль», «никаких песен!», «никакого Высоцкого!» и тому подобных.
          Светлели глаза Владимира и при обвинениях в антисоветчине и диссидентстве – его самого ли, соратников ли – он одинаково горячо и непокорно воспринимал любую несправедливость.
          Бездонным становился его взгляд и заострялись жёстче скулы при любом оскорблении, особенно от завистливых коллег, а также после нелицеприятных «деловых бесед» с Юрием Любимовым. Однако он всегда сдерживался от «ответных ходов», потому что, как заметил хорошо знавший Высоцкого литературовед Юрий Карякин, «Володя обладал огромным тактом, интеллигентностью… Он всегда умел держать почтительную дистанцию».
          Да, он всегда «держал дистанцию», а потом «уходил в пике» и с трудом возвращался в себя. Много бед он и вытерпел и сотворил в забытье другим, пеняя на «две судьбы – кривую, да нелёгкую», а Пряха-Судьба была одна – неизбежная и милостивая. Она и вела его, и хранила и… учила по-своему: и необходимые ему встречи в нужное время устраивала и беды: «Беда ведь тоже способ познания, не заменимый ничем» – очень точно определил всё тот же Юрий Карякин, ниспосланный Высоцкому после смутной поры становления актёра в судьбоносном 1964 году.
          Но не будем забегать вперёд и пойдём за нашим героем по красной нити его Пути неторопко…   




            Примечания.
            
            1. Коллаж автора очерка
            2. На переднем плане слева и справа Владимир Высоцкий и Юрий Любимов соответственно. В центре «брачные фотографии» с Изольдой и Людмилой. В левом верхнем ряду икона св. Татианы Великомученицы.
            3. В среднем ряду слева направо попутчики судьбы: Леонид Енгибаров, Левон Кочарян, Юрий Левитанский, Микаэл Таривердиев и Василий Шукшин. Слева на заднем плане: декабристы перед казнью, 25 июля 1826 год.
            4. В третьем ряду: Белла Ахмадулина, Всеволод Абдулов, Давид Карапетян и Станислав Говорухин.
            5. Ссылки на видео и стихи по теме приведены в первой рецензии
            


            
            Начало:
            Высоцкий. Глава 1. Приговорённый к жизни – http://www.proza.ru/2018/01/25/132
            Продолжение:
            Высоцкий. Глава 2. Вертикаль – http://www.proza.ru/2018/04/11/61
            Высоцкий. Глава 3. Горизонты – http://www.proza.ru/2018/07/03/989
            Высоцкий. Глава 4. Быть или не быть самим собой – http://www.proza.ru/2018/07/24/295
            Высоцкий. Глава 5. Нити судьбы – http://www.proza.ru/2019/01/25/24
         
            Внимание! Можно увеличить картинку и рассмотреть памятники «ближе». Для этого зажмите одним пальцем клавишу Ctrl и осторожно покрутите колёсико мышки вперёд. Вернуть в исходное положение можно покрутив колёсико назад.