Гражданское дело Повесть. Главы 1-6

От автора.

          Эта повесть была написана в конце 70-х годов прошлого века и  отправлена для публикации в  очень популярный в то время молодежный журнал «Юность». Повесть, естественно, не была опубликована. Сотрудник журнала отправил мне письмо, в котором сообщалось, что в полученном  от меня материале  обнаруживаются  несомненные признаки литературного таланта, но редакция не считает нужным публиковать рассказ,  ввиду нетипичности описываемых  в нем событий.  Однако событие, взятое в основу повествования, в действительности, не является  плодом воображения автора. Все происходило почти так, как описано в рассказе. Изменены лишь имена и  названия места действия. Насколько типичны были само событие и проблемы, вскрываемые в ходе повествования, теперь уже судить может исключительно только История. Я же с чистой совестью предлагаю вниманию читателя только одну лишь  страницу из нашей с вами  жизни.
               
                Ю. Шулепова
                1.
           В первый раз Весниной Ольге Николаевне стало стыдно за содеянное сразу же по окончании судебного заседания. А точнее, когда она в сопровождении директора школы и некоторых членов суда выходила из поселкового клуба, где только что состоялось выездное показательное заседание районного суда по  делу гражданки Закировой Р.М.  Обычное дело: гражданское, о лишении родительских прав. То есть, по правде говоря, рассматривалось два дела. Причем, первое было вовсе уголовное, возбужденное по факту растления малолетки рабочим сплавучастка Лыгаревым А.В. (из бичей). Но поскольку малолеткой оказалась дочь Закировой Р.М. Закирова Л.Р., то два дела, гражданское и уголовное, были объединены в одно выездное заседание.
           То есть, два судебных заседания состоялись один за другим  с 15 до 19 часов с перерывом 11 ноября 197.. года в  клубе поселка Талый Тюменской области.
           Понятное дело, народу в клубе  ради такого представления собралось видимо-невидимо. Можно сказать, почти все сознательное население поселка едва уместилось в небольшом зрительном зале. Еще бы: следствие по факту растления малолетней Закировой Лины было у всех на слуху. И более трех месяцев, пока шло следствие по факту растления, носились по поселку различные слухи и домыслы, суть которых сводилась к тому, что  преступлению предшествовало аморальное поведение матери потерпевшей, а также самой Закировой Лины. Естественно, что такая обстановка  просто обязывала администрацию местной школы предпринять меры  для решения вопроса  о лишении родительских прав  матери-пьяницы, по вине которой произошел столь вопиющий факт антиобщественного проявления. Необходимые документы для суда были собраны в короткое время. А районная комиссия по делам несовершеннолетних ходатайствовала  перед районным судом, чтобы процесс лишения родительских прав происходил  показательно, то есть, непосредственно на месте событий. Учитывая тот факт, что Талый значительно удален от районного центра, и связывается с ним только лишь с помощью авиации, то, чтобы лишний раз не гонять самолет бесплатно, решено было два судебных заседания провести  на месте в один день.
          В общем, сначала, в 16-20 по местному времени,  показательно на два года общего режима был осужден подсудимый Лыгарев А.В., который тут же был  взят под стражу. А после 17-00 в зрительном зале клуба поселка Талый состоялось заседание суда по гражданскому делу. О самом заседании и о его деталях речь пойдет позже. А пока позволю себе вернуться к началу моего повествования. То есть, к тому, что учительница русского языка и литературы местной школы Веснина Ольга Николаевна  по окончании процесса в сопровождении  директора этой же школы вышла из здания клуба. И сразу же на щите, где вывешиваются киноафиши, увидела огромную, наспех наляпанную  черной краской (или углем)  надпись: «В.О.Н., убирайся из поселка ВОН!»
          Разумеется, Ольга Николаевна сразу же сообразила,  что этот камень был брошен именно в её огород. На это указывала не только аббревиатура из её инициалов. Ольга Николаевна  мгновенно вспомнила ту безобразную выходку какого-то хулигана во время ее выступления и недовольный ропот, пробежавший по залу после чтения постановления суда. И Весниной Ольге Николаевне стало стыдно. Она заплакала, уткнувши лицо в ладони.
     -Вот сволочи! – воскликнул директор. – Совсем  всякий страх потеряли! Уже в присутствии представителей правопорядка бесчинствуют.
     -Да, уж, действительно, совсем распоясался народ, -  пробасил  подошедший к ним  прокурор. – Да не переживайте, Ольга Николаевна, мы непременно найдем  этого  «писателя» и накажем его по полной программе, чтоб другим неповадно было.
     -Н-не… не надо никого находить!  -  всхлипнула Ольга Николаевна. Потом  крикнула прямо в лицо прокурору. – Они имеют право! Понимаете, все имеют право! – и  рванула  домой.
         Дома Ольга Николаевна, скинувши прямо на пол шубку и платок, упала на кровать и принялась думать. Точнее, думать, вспоминая.

                2

           Она вспомнила сегодняшний процесс   и свою собственную речь  на нем. Разумеется, попала  Ольга Николаевна на этот процесс в качестве общественного обвинителя совершенно не случайно. Во-первых, Ольга Николаевна, хоть и не  являлась представителем администрации школы, однако принимала самое активное участие в сборе документов, необходимых для лишения  гражданки Закировой Р.М. родительских прав. Во-вторых,  Ольга Николаевна  как учитель русского языка и литературы умела  грамотно составлять различные документы и выступления. И, наконец, ни один учитель школы, включая даже и директора школы, не мог сравниться с Ольгой Николаевной в ораторском искусстве. Вот почему за неделю до процесса директор школы вызвал Ольгу Николаевну к себе в кабинет и сказал:
      -Дорогая Ольга Николаевна! 11 ноября в нашем поселке состоится показательный суд по делу Закировых. Районный суд рекомендовал нам, то есть, общественности поселка, представить  для производства гражданского дела о лишении родительских прав либо общественного защитника, либо общественного обвинителя. Мы тут посовещались и решили выставить общественного обвинителя. В конце концов, как мы можем защищать пьянчужку,  утратившей не только стыд и совесть, но и материнские чувства.
      -Простите, - перебила директора Ольга Николаевна, - а кто это с кем совещался?
      -Руководство школы и сплавучастка, а также общественность поселка. Кроме того,  комиссия по делам несовершеннолетних рекомендовала нам самим  назначить кандидатуру общественного обвинителя. И мы решили поручить это дело Вам.
      -Не понимаю, что именно поручить? Назначить общественного обвинителя?
      -Да нет же, Ольга Николаевна! Мы поручаем Вам выступить на суде в качестве общественного обвинителя. Вы же замечательно умеете выступать. К тому же,  Вы прекрасно знаете дело. Да и мы же с Вами прекрасно понимаем, что порок должен быть наказан, а дети изолированы от пьяницы.
           Речь общественного обвинителя на суде по делу о лишении родительских прав гражданки Закировой Р.М. оказалась поистине обличительной. Творчески окаймленная художественными средствами русского литературного языка изобиловала речь реальными фактами из пьяной жизни гражданки Закировой и жалкого состояния её детей. Особое место в речи отводилось тлетворному влиянию матери на формирование личности четырнадцатилетней Лины (старшей дочери Закировой Р.М.), которая уже ступила на преступный путь.
      -Уверена, -  убежденно заявила Ольга Николаевна, - что именно пример матери побудил  девочку  вступить в интимную  связь  с осужденным ныне  Лыгаревым.
      -А ты, что, у постели со свечкой стояла? – тут же раздалось  из глубины зрительного зала. По залу пробежал сдержанный смешок.
      -Лично я  призвана стоять у классной доски, - невозмутимо парировала Ольга Николаевна и продолжила выступление.
          Суд лишил Закирову Р.М. её родительских прав. Три девочки её (семи, двенадцати и четырнадцати лет) решением суда изымались у матери. Их надлежало отправить в детские воспитательные учреждения.
      «Я все сделала правильно, - успокаивала себя Ольга Николаевна, размышляя о сегодняшнем  судебном заседании. – Во-первых, такая мать, действительно, ничего хорошего не может дать своим детям. Сейчас покатилась по наклонной старшая дочь. Через какое-то время такая же участь постигнет и остальных.  Разве можно это допускать в принципе? Ни в коем случае! Государство же, взявши над девочками опеку, даст им и надлежащее воспитание и образование. Во-вторых,  общественность поручила мне выступить с обвинением, и я добросовестно  выполнила поручение. Я не могла этого не сделать.
       Господи! Но если общественность мне поручила, то отчего же тогда эта самая общественность так враждебно отнеслась к моему выступлению? Впрочем, почему я считаю, что именно общественность желала этого моего выступления? Это дело поручил мне директор. Ссылаясь, конечно, на общественность. И на какую общественность он ссылался, никто не знает. Возможно, вообще никакой общественности не было. Спустили ему сверху директиву, он и ткнул пальцем в меня. С другой стороны, выкрики в зале и надписи на афише –  дело рук всего лишь кучки подонков, возможно, таких же опустившихся пьяниц, как и эта женщина. Я должна была ожидать, что у неё непременно есть сообщники из числа собутыльников. А вся эта шушера очень любит по пьяни  выставлять себя  этакими защитниками прав и свобод. Кстати, а почему на процессе не было защитника? Если решено было выставить общественного обвинителя, то, по справедливости, следовало было предоставить и защитника. Но такового не было на суде. Почему? Потому что гражданское дело? Тогда к чему была вся эта комедия с обвинителем? Это же несправедливо! Боже, но почему эта мысль не пришла раньше?»
           Ольга Николаевна вскочила с постели. Она тут же решила с этой мыслью  бежать к директору и к  членам суда, которые, наверняка, сейчас с удовольствием отмечают удачное завершение всех своих судебных дел. Она быстро накинула на себя верхнюю одежду и… остановилась в дверях.
          «Да кто меня сейчас будет слушать? – резанула сознание убийственная мысль. – У них же все уже заранее было предрешено. Я же сама все документы собирала. Только лишь решения суда и недоставало. И какая разница, кто  выступал бы: обвинитель или защитник – решение в итоге  должно было быть однозначным».
Ольга Николаевна медленно стянула с себя шубу и  аккуратно повесила её на вешалку. «Но почему мне все это дело не дает покоя? – мучительно вопросила себя она. – Разве я в чем-то здесь виновата? Неужели, я испугалась этой  дурацкой надписи? Нет, конечно. Тогда что?»
          Ольга Николаевна не смогла  в тот вечер ответить ни на один вопрос. Впрочем, через какой-нибудь час она заставила себя успокоиться вполне,  убедивши себя мыслями о том, что  терзаться какими-либо угрызениями совести не только нет никакого смысла, но даже и смешно, поскольку во всем случившемся виновата сама Закирова. И она должна была получить по заслугам, коль скоро выбрала для себя такой путь. А вот стать на защиту интересов малолетних детей это долг каждого порядочного человека. В конце концов, хирурги тоже вынуждены отнимать у тела какую-то его часть, чтобы сохранить жизнь.

                3

           На другой день утром прямо на пороге школы  Ольгу Николаевну встретил директор и сообщил, что ей предстоит командировка в районный центр, поскольку старшую дочь Закировой следует сопроводить в районный отдел образования, который обязан определить её дальнейшую судьбу.
      -А почему только старшую? – спросила Ольга Николаевна. – Младшие, что ли, остаются с матерью?
      -Да нет же. Младших тоже увезем. Немного позже. Нужно, чтобы решение суда вступило в силу. К тому же, необходимо найти свободные места в каком-нибудь детдоме. А на  все это уйдет не один день. Да и ничего страшного, если какие-то недели две-три они и побудут здесь. Закирову  и девочек мы будем это время держать на контроле.
      -Тогда не понимаю, почему прямо сейчас нужно увозить старшую? Разве всех троих не в одном детском доме будут устраивать?
      -Знаете ли, дорогая Ольга Николаевна, давайте, мы пройдем с Вами ко мне в кабинет. Там сейчас у меня  находится товарищ судья. Она все Вам популярно растолкует. А я не очень-то разбираюсь во всяких  правовых штучках.
           Молоденькая судья-блондинка, показавшаяся  вчера Ольге Николаевне слишком въедливой и занудливой, оказалась вполне  приветливой особой. Она запросто поздоровалась с Ольгой Николаевной, как со своей, и, пригласивши присесть рядом, принялась объяснять суть дела:
      -Видите ли, Ольга Николаевна,  Закирова Лина проходит у нас по уголовному делу как потерпевшая, поскольку является несовершеннолетней. Но  материалы следствия указывают на то, что сексуальные домогательства со стороны осужденного были ею самою спровоцированы. То есть, если бы она была совершеннолетней, то Лыгареву нельзя было бы инкриминировать преступление.
     -То есть, вы хотите сказать, что  осужденный на самом деле не виновен? -  удивленно уставилась Ольга Николаевна на судью.
     -Если бы он был невиновен, то его не осудили бы, - безапелляционно  заявила судья. – Он обязан был думать  в свое время, с кем он связывается, и что его ожидает за  это.
     -Простите, что перебила! – сказала Ольга Николаевна.
     -Понимаете, подростка, уже занимающегося проституцией, мы не можем помещать в обычный детский дом. Эту девочку нужно отправлять в спецучилище.
     -То есть, попросту в детскую колонию для малолетних преступников? – воскликнула Ольга Николаевна.
     -Ну, спецучилище – это еще не колония. Хотя, конечно, и не санаторий.
     -Но как можно? – искренне возмутилась Ольга Николаевна. – Она же не совершала никаких преступлений! К тому же… - Ольга Николаевна почти ненавидяще уставилась на судью. – Разве в отношение Закировой Лины уже есть постановление суда,  установившего ей срок по какой-то статье уголовного кодекса?
     -Ну, что вы так разволновались? – миролюбиво проворковала судья. –  Разумеется, никто ни за что эту девочку не осуждал, и никаких сроков ей никто не собирается устанавливать. Да и, вообще, решать вопрос о том, куда её помещать, должна комиссия по делам несовершеннолетних совместно с РОНО. Просто ситуация с нею очень сложная, решить её будет нелегко. Поэтому девочку следует как можно скорее доставить в район, чтобы не затянуть дело. Сейчас все дело  в том, кто её доставит. Ясно, что поручать это матери никак нельзя. Её только что лишили родительских прав. Суд и прокуратура подобными делами не вправе заниматься. Взрослых родственников у девочки нет. Просто с улицы взять человека нельзя. Что остается? Остается, что довести дело до конца должна школа. Вот суд и попросил дирекцию школы об этом. Директор рекомендовал Вас. Если Вы категорически не желаете нам помочь, то, я полагаю, директор найдет кого-нибудь другого. Вот и все. Теперь, надеюсь, Вам все понятно?
     -Вполне, - ответила Ольга Николаевна. – Когда я должна ехать?
     -Сегодня спецрейсом, - тут же  ответил директор и добавил. – У Вас еще достаточно  будет времени, чтобы собрать что-нибудь в дорогу.
     -А у Лины? – спросила Ольга Николаевна. – Ей же тоже надо собрать. И не только вещи. Она же, как я понимаю, навсегда  уедет от своих близких родственников.
     -О, не беспокойтесь! – успокоил директор. – Закировым мы вчера еще об этом сказали. Так что времени на проводы у них предостаточно было.
     -А вам доводилось когда-нибудь провожать кого-нибудь из близких навсегда? – сверкнула глазами Ольга Николаевна.
     -Ой, да бог с Вами, Ольга Николаевна! – испуганно отпрянул от учительницы директор. – При чем тут я?
     -Вот именно, никто ни при чем! – сказала Ольга Николаевна и выбежала за дверь.

                4

          Маленький сибирский поселок Талый сообщался с большой землей только по воздуху с помощью малой авиации. Правда, можно было  куда-нибудь добраться и по воде. Зимой – по зимнику, то есть по ледяному руслу реки. А летом по этой же реке ходили баржи с различными грузами. По необходимости на баржу брали и пассажиров. Но речной путь,  летом или зимой,  был очень долгим и утомительным. Бывало, что и несколько дней уходило на дорогу только в один конец.
          В общем, самым удобным и быстрым транспортом, удовлетворявшим местные потребности, был самолет. Иногда залетали в Талый и вертолеты. Но это, если срочно требовалось  доставить на сплавучасток какое-нибудь оборудование или начальство. Простое же население обходилось исключительно самолетом.
          Аэродром для самолета находился в десяти километрах от поселка. Это потому, что ближе не нашлось подходящей площадки, так как сам поселок располагался на бугристом пятачке с километр в диаметре среди болот и тайги с трех сторон. А с четвертой теснила река, которая по весне, когда уходил лед, широко разливалась  по тайге и болотам и, поднимаясь метров на 2-3 по бугристому склону, подступала почти к порогам первых изб.
          Впрочем, можно было только с большой натяжкой назвать «аэродромом» обыкновенное  поле, каким-то чудом  затесавшееся между болотом и тайгой. «Вокзалом» на этом «аэродроме служила наскоро сбитая избушка, стоящая к лесу задом, к дороге передом. А дорога, которая соединяла поселок с «аэродромом», тоже значилась  дорогой исключительно благодаря просеке, специально для дороги прорезанной, и  заваленными на просеку бревнами, которым отведена была роль трамбовочного материала. Однако в распутицу бывало, что и  бревна не спасали машину от буксовки. Тогда в качестве буксира вместе с машиной  к «аэродрому» отправляли  трактор. Так что во время распутицы уходило на дорогу от поселка к летному полю не меньше четырех часов.
          Однако в зимнюю пору  ездить по этой дороге была одна благодать. Если, конечно, пурги не было. Но в пургу, естественно, и самолет не прилетал. Какой же уважающий себя «кукурузник» полетит в пургу? Прилетал рейсовый «кукурузник»
(«Ан-2», то есть) в Талый  два раза в неделю.
          Сегодняшний рейс был внеплановый. Иными словами, специальный рейс, предназначенный для судейской коллегии и осужденного с его конвоиром. Вот с такой публикой и надлежало Ольге Николаевне вместе с её подопечной лететь в районный центр.
          Ровно к 12-00, как и было оговорено, Ольга Николаевна подошла к зданию конторы сплавучастка, возле которого обыкновенно парковался грузовик-фургон, предназначенный для доставки пассажиров из поселка к «аэродрому» и обратно. Все уже были в сборе. Конвоир с осужденным и кое-кто из членов суда сидели уже внутри фургона. Возле самой машины, со стороны конторы, толпились, негромко беседуя между собой, главные судейские  персоны: судья, прокурор и адвокат. С ними же рядом был и директор школы. По другую сторону от машины теснилась другая, более многолюдная, толпа с Закировыми на первом плане. Мужики, бабы, молодежь и дети – пожалуй, все, кто не был  в лесу на вахте или другой какой работе,  собрались. И вся эта толпа безмолвствовала и бездействовала, словно застыла на морозе.
          Далеко еще на подходе к машине Ольга Николаевна уловила на себе многоликое внимание  этой  застывшей  толпы. И почувствовала, как деревенеют у неё ноги, и  все внутри холодеет от жуткого стыда, охватившего нутро в одно мгновение. В каком-то тяжелом сомнамбулическом состоянии подгребла Ольга Николаевна к машине и остановилась, уставившись невидящими глазами в директора школы.
      -Ну, вот, теперь, кажется, уже все в сборе! – как-то слишком радостно засуетился он. – Ехать надо, ехать! А то, ведь, и к самолету можно не успеть.
Судья тут же юркнула в кабину, а прокурор с адвокатом по очереди полезли по лесенке в кузов.
      -Ну, давай, Закирова, полезай! – крикнул директор Лине. Но та в ответ лишь еще крепче уцепилась за материну руку, ненавидяще  просверливши директора глазами.
      -Мамочка,  куда они хотят увезти  нашу Лину?- звонко пронзил морозную тишину вопль младшей из сестер. И  толпа  взорвалась и  заклокотала, не меняя, однако, занявшей диспозиции в стороне от машины. Орали, в основном, бабы и молодежь, награждая судей, администрацию школы и советскую власть всеми печатными и непечатными выражениями. И  сквозь весь этот беспорядочный ор особенно отчетливо  слышался пронзительный тоскливый вопль матери: «Доченька, прости-и-и!»
           Между тем, директору  с подоспевшим вовремя к нему шофером грузовика удалось как-то оторвать Лину от матери и подтащить к машине. Шофер  вынужден был даже опрокинуть в снег  пару  пацанов,  рвавшихся в драку. Возможно, и в самом деле драка, или еще какое-нибудь побоище состоялось бы у борта машины, но, слава богу, конвоир догадался пальнуть в воздух из своего табельного оружия. И это действие мгновенно отрезвило толпу. Лину благополучно впихнули вовнутрь фургона. Следом в фургон  немедля поспешила Ольга Николаевна.
       -Ну, все, поехали! – директор махнул рукой шоферу.
Машина задрожала, заревела, дернулась пару раз и медленно потащилась по направлению  к лесу, оставляя позади себя снежное облако.

                5

            И тут Ольге Николаевне стало совсем нехорошо. Она опять вспомнила вчерашнее заседание и свою обличительную речь, и дотошные вопросы судьи, которые тогда казались Ольге Николаевне  бесполезными и даже провокационными, уводящими от сути дела: «…Скажите, какие меры общественного воздействия были оказаны в отношение Закировой?» «Кем?» - переспросила Ольга Николаевна. «Вашей общественностью, от имени которой Вы тут выступаете». «Закирова неоднократно вызывалась на административную комиссию. Вопрос о её детях обсуждался на педсоветах, на заседаниях родительского комитета, - невозмутимо отбарабанила Ольга Николаевна. – Да вот же все документы», - она указала на гору бумаг, сложенных на столе перед судьей. «А по душам просто так с нею кто-нибудь из вас  разговаривал? – не унималась судья. – Неужто, никому в голову не пришло просто по-человечески помочь?»  «Помощников у неё и без нас хватало с лихвой», - отпарировала Ольга Николаевна. «Ну, если таковыми считать собутыльников, то я с Вами спорить не собираюсь», - жестко заметила судья.
            Потом Ольга Николаевна вспомнила, как истерически запричитала Закирова, когда судья  предоставила ей слово: «Не буду я больше, не буду! Простите меня! Не буду!»
       «Но почему же суд все-таки не простил? – спросила себя Ольга Николаевна. – Почему не дал шанса? И почему никто из членов суда не спросил у самих детей, желают ли они, чтобы их отобрали у матери? Неужели у них нет прав на собственные  чувства и желания? Ведь они же были там, в зале». «Боже! – мысленно ужаснулась Ольга Николаевна. – А ведь все это безобразие происходило у них на глазах! Ну, ладно, старшая. А младшим-то зачем нужно было все это знать? Зачем у них на глазах нужно было  распинать родную мать, пусть даже и порочную?»
       «Мамочка, мамочка, мы от тебя никуда не уйдем!» - вновь пронзил сознание жуткий детский крик.
           Ольгу Николаевну передернуло судорожно. « Господи! Зачем ты меня вчера не остановил?»  Она мрачно осмотрелась вокруг. Все было обычно и нормально до противности. Машина  тряслась, мотор рычал, за бортом неслось вслед за дорогой снежное облако, и в кузове дырявого фургона все дышало миром и покоем.  В самом углу фургона, у стенки, примыкающей к кабине, дремали рядышком сцепленные друг с другом осужденный с конвоиром. Дальше  вдоль борта строила глазки адвокату секретарь суда. Сам адвокат сидел напротив, рядом с Ольгой Николаевной. Он улыбался, чувствуя на себе внимание девушки, и время от времени пытался читать какую-то книжку.    С краю, возле заднего борта, громоздился прокурор. В своей дубленке и огромной рыжей меховой шапке он  был похож на доброго  былинного богатыря. Закирова Лина сидела, отвернувшись от всех, тоже в  углу фургона, напротив осужденного и конвоира.
       «Почему все так спокойны? - мысленно недоумевала Ольга Николаевна.-  Человека четырнадцати лет отроду насильно отрывают от родных корней, насильно погружают в машину и насильно отправляют неизвестно куда к чужим людям в чужой мир. За что? И по какому такому праву? Неужели кто-то всерьез полагает, что подобное насилие может принести человеку благо?   Неужели никому и в голову не приходит, что это безобразие, бесчинство?  Как можно? Как можно читать, дремать, улыбаться и пялиться  на дорогу, когда волею и усилием какой-то кучки людей разрушается естество родственных уз? Надо что-то делать! Но что? И главное, как? Нет, теперь уже все поздно! И нет смысла».
       «Поздно, поздно, поздно! – шуршали  на снежном накате колеса.

                6

         Наконец, подъехали к «аэродрому». Грузовик резко дернулся, затормозив так, что едва  не свалил всех своих пассажиров в кучу, потом еще раз дернулся вперед, отбросив людей к заднему борту, фыркнул, чихнул  последний раз и остановился. Впереди, прямо перед носом грузовика, глубоко утонув в сугробах, сидело жалкое строение с широко разинутым зевом и безжизненно висевшим возле него подобием двери.
         Пассажиры выгрузились, потоптались у машины, разминая  телеса, повздыхали, взирая на  жалкую архитектуру «вокзала», и потрусили в его нутро. Впрочем, прокурор с адвокатом при непосредственном участии шофера, вооружившись имеющимся у последнего необходимым инструментом, принялись обживать  временное пристанище. Это было очень мудро с их стороны, поскольку самолет должен был прилететь только к трем часам, если не задержится. А на часах было еще только половина второго. Сидеть на морозе полтора часа без дела  и тепла  было бы слишком опрометчиво. Поэтому пока прокурор с шофером навешивали на место дверь, адвокат совместно с судьей и секретарем  в спешном порядке принялись приручать печку-«буржуйку». Благо, дров в сугробах  вокруг избушки оказалось более даже, чем достаточно.
           Конвоир же с осужденным и Ольга Николаевна с Линой по понятным причинам были освобождены от работ. Ну, да и без их участия через каких-то полчаса  «буржуйка» нагрела «зал ожидания» настолько, что все постепенно принялись   освобождать  себя от верхней одежды. Закирова Лина не стала снимать пальто. Она сидела, поджав под лавку ноги, довольно далеко от печки.
      -Ты чего же не греешься? – тронула её за рукав Ольга Николаевна. – Садись ближе к печке!
      -Пошла ты… - матерно выругалась Лина и отвернулась.
      -Ну, как знаешь, - сказала Ольга Николаевна обиженно.
           Самолет задерживался. После трех пассажиры по очереди то и дело выскакивали наружу посмотреть в абсолютно безоблачное небо. Наконец, все это надоело. Затушили печку, уселись по лавкам и успокоились. Шут с ним: прилетит, так прилетит. А не прилетит, так вечером  машина  доставит назад  в поселок.
Вдруг сквозь ленивую тишину прорвался отдаленный рокот мотора. Летит! Люди поспешно вздернулись с мест и устремились к выходу. И тут…
           Первое мгновение Ольга Николаевна ничего не успела сообразить. Она только уловила внутренним чутьем, как мимо нее стремительно прошмыгнула Лина и устремилась  к лесу, в сторону от дороги.
      -Стой! – крикнула учительница и рванулась вслед. – Стой! Остановись! Назад, Лина! – кричала на бегу, размахивая руками. Вместе с Ольгой Николаевной ловить девчонку бросились и мужчины (кроме конвоира с осужденным, разумеется).  Они настигли ее метрах в двадцати от дороги. Лина  по самый пояс увязла в сугробе  не в состоянии самостоятельно  освободиться от снежного плена. Прокурор, взявши её за руку, выдернул из сугроба. Потом одним движением подхватил под крендель и понес к дороге, абсолютно не обращая внимания на истошные вопли и барахтанья своей ноши.
            Выбрались из леса. Прокурор, не останавливаясь, понес Лину к самолету, уже подрулившего к краю поля.
            Ольга Николаевна, подхватив свои и Линины вещички,  засеменила следом.
      -Все равно убегу, сволочи проклятые! – орала Лина. – Чтоб вы все сдохли!
      -Заткнись! -   посоветовал ей прокурор, не выпуская из своих цепких лап. – А не то придавлю и скажу, что так было.
      -Ну, и дави, волк ссученный! Сам же и ответишь потом!
      -У тебя совсем, что ли, соображалка не работает? – отозвалась из-за  прокурорской спины Ольга Николаевна. – Куда побежала-то? В тайгу? Дуреха! Ты же  замерзла бы там  к ночи, или волки  сожрали б.
      -Лучше пусть волки сожрут, чем  у вас в ментовке париться! – ревела Лина.
      -Это дружки твои тебе, что ли,  напели, что тебя в ментовку везут? – усмехнулся прокурор. – Ну, и народ, елки зеленые!
           Он донес Лину до самолета и, не выпуская из рук, легко поставил на небольшую лестницу, служившую трапом. Высунувшийся из «кукурузника» летчик  мгновенно втащил Лину вовнутрь.