Гоплит

Памяти Александра Тутова

По дороге, петляющей среди лесистых гор, шагал железный истукан. Да-да, именно так воспринял бы его издалека случайный путник, охотник или пастух. Железный шлем, скрывающий лицо, железная кираса, железные наручи, железные поножи, железный меч, покрытый железом деревянный щит, копье с железным наконечником. И только незакрытые доспехами части рук и ног да кожаная обувь свидетельствовали о том, что горной тропой идет не чудовище, зачем-то выпущенное богами в мир людей, а человек, воин, гоплит.

Солнце стояло уже высоко и нещадно пекло, отчего железо нагревалось, под латами и одеждой струился пот, а вокруг идущего уже с противным жужжанием вились мухи, привлеченные запахом потного тела. До ближайшего городка оставалось совсем немного – всего-то семь с лишком стадий. Только перевалить через невысокий хребет, спуститься к морю и дальше, по мягкому влажному песку, омывая усталые ноги в ласковых волнах двинуться прямо к городу, башни которого уже виднеются в межгорье. Можно, конечно, не спешить, присесть на камень, разоблачиться. Но спартиату не пристало проявлять слабость, даже если никто не увидит, как воин капитулирует перед жарой и усталостью. Еще один рывок – и свежее дыхание моря овеет идущего, сквозь шум волн послышатся звуки города: скрипы телег, голоса его жителей, конское ржание и гнусавые крики ослов. А там он выйдет на хорошо утоптанную дорогу, взбегающую на приморские холмы, и направится к воротам.

Широкая горная тропа превратилась в звериную тропку, спускающуюся к заливу. Медленно и аккуратно спартиат Эвридам нисходил по крутой и узкой дорожке, умудряясь не выпускать из руки круглый щит-гоплон и используя древко копья для опоры. Железные доспехи упрямо и подло тянули воина вниз; один неосторожный шаг – и он полетит на усыпанный каменьями песчаный пляж, где, возможно, расшибется насмерть или покалечится. Но Эвридам должен осилить эту коварную тропу, ведь он – спартиат, и прежде не единожды спускался по ней в полном вооружении и доспехах.

И вот ноги ступили на сырой песок. Волны разбивались о камни всего в нескольких шагах от воина. Желание окунуться в волны, смыть пыль дороги, грязь и пот пересилили стремление как можно скорее вернуться в родной город. Первым делом он снял шлем, открыв солнцу загорелое, потное лицо с грубо вырубленным профилем, массивными челюстями и большими карими глазами, спутанные волосы липли ко лбу, правое ухо было наполовину обрублено в одной из многочисленных схваток, в коих воин неизменно выходил победителем. На подбородке был заметен давно затянувшийся, заросший колючей щетиной след копейного наконечника. Человек глубоко вздохнул, вбирая в легкие животворный, очищающий дух моря. Освободился от тяжелых доспехов, разулся, стянул тунику и, сбросив набедренную повязку, предстал в первозданном виде. Это был среднего роста, крепкий, жилистый мужчина возрастом около тридцати лет. На сухощавом мускулистом теле его красовались несколько шрамов, полученных в схватках. Втянув свежий морской воздух, воин шагнул в волны, набегавшие на узенький песчаный пляж. Он шел медленно, постепенно погружая измученное зноем тело в теплое море. Еще несколько секунд назад, волны ударялись о колени – и вот уже накатываются на широкую грудь спартиата. Оглянувшись на сложенные меж камней доспехи и оружие, он глотнул воздуха и нырнул в толщу вод. Через минуту голова гоплита показалась над волнами. Он снова поглядел на свою железную ношу: место укромное, безлюдное, издали и не приметишь. Да и кто, дерзновенный, рискнет позариться на вооружение и доспехи грозного сына Спарты? Он снова нырнул. Здесь было довольно-таки неглубоко, водоросли приятно щекотали тело, из донных зарослей выскальзывали рыбы и устремлялись прочь от их извечного сухопутного врага. Эвридам снова устремился вверх.

Вот те на! Возле сложенных среди камней кирасы, шлема, щита и прочих атрибутов воина-спартиата стояли три человека, три фигуры – полнотелый, худосочный и мускулистый, как афинский борец. Три физиономии – гладко выбритая, усатая и щетинистая, длиннобородая.

Только выражение на всех физиономиях было одинаковое – злорадно-зловещее.

- Вылезай, спартанец! – бородач поманил его рукой, а ногой отпихнул в сторону кирасу.

Эвридам был нагим и безоружным. Что делать? В детстве его учили сражаться голыми руками и всем, что только подвернется под руки: дубинкой, камнем, жердью из ограды, пускать в ход ноги, голову, если надо – грызть врага зубами. Но тогда, в детских схватках соперники были примерно равны по силе и возможностям: никаких мечей, копий. Уже после, в ранней юности его научили владеть взрослым оружием – и он преуспел лучше многих, недаром, после многих схваток, стычек и сражений он до сих пор жив. Но никогда ему не доводилось биться против вооруженных людей голыми руками, без доспехов, тем более одному против троих.

Он оглянулся вокруг. Никого, только три злобно ухмыляющихся человека. Обвел взглядом берег: почти отвесные скалы, нависшие над морем утесы. Что это? Из-за прибрежной скалы виднелась макушка мачты. Пиратский корабль? Как будто прочтя мысль-догадку Эвридама, бородатый снова крикнул:

- Плыви же сюда, куда ты денешься? Можешь, конечно, попытаться удрать в открытое море, но у нас корабль, и мы все равно тебя догоним, хотя у нас и не хватает половины гребцов.

Усатый и худощавый визгливо захохотал, одобряя слова атлетически сложенного бородача.

- Быстрей греби к нам, – насмешливо крикнул бритый толстяк. – Или ты думаешь, что у тебя есть выбор? – и тоже захохотал низким, утробным голосом.

Эвридаму ничего не оставалось делать, как плыть к берегу. А там видно будет. Ясно, что этим мерзким разбойникам он не покорится.

Толстяк вертел в руках копье спартиата, его худосочный дружок напялил на голову шлем, «атлет» нагнулся и поднял меч в ножнах, вынул его, потом взял прислоненный к камню щит, звонко ударил по нему мечом, затем еще и еще раз.

- Как у вас в Лакедемоне говорится: или с ним, или на нем? Сделаешь все, как надо – вернем меч и все остальное. Если нет – будешь лежать на щите с мечом в животе. Живей сюда или плавать разучился?

Несколькими гребками Эвридам достиг мелководья. Он медленно встал, разогнул спину и двинулся к кромке вод, где его уже поджидали ухмыляющиеся пираты.

- Настоящий спартанец, - присвистнул худощавый, поглаживая щетинистый подбородок. – Мышцы – как у нашего Антимена.

- Ты еще хиосца Клеота не видал, который взрослого барана, шутя, поднимает, - ответил мускулистый Антимен. – Как взвалит эту тушу на плечи – и давай толкать ее вверх-вниз! Не ягненка, а взрослого барана! Еще и бегает на спор с этим бараном на плечах!

- Эти тоже бегают, в полном вооружении, – включился в обсуждение физической мощи спартиата бритый толстяк. – У них это «гоплитодром» зовется. Тут спартиатам равных нет!

- Вот что, спартиат, - худощавый сплюнул на песок, и волна прилива тотчас смыла его слюну. – У нас твое оружие и доспехи, ты один и голый против троих вооруженных бойцов, ясно?

Эвридам кивнул. «Верно, их трое, и у них оружие, столь беспечно оставленное им на казавшемся пустынным берегу, и их собственные кинжалы, подвешенные к поясам, – быстро рассуждал он. – Можно красиво погибнуть, но ради чего? Трое разбойников – это не персы при Фермопилах, пасть от их рук голым и безоружным – совсем не воинская доблесть».

- Ты нам не нужен, - продолжал пират. – Сделаешь дело, окажешь нам услугу – и иди дальше своей дорогой. Нам нужны илоты из ближайшей деревни. Гребцов, знаешь ли, не хватает на корабле. Сначала за нами критяне погнались, пришлось ввязаться в стычку с ними. Десяток гребцов наших убили, чтоб их, отродье Минотавра, Посейдон покарал! А тут еще буря налетела, думали – конец нам пришел, да все-таки выдержали, только еще с полдюжины рабов на дно отправились. Наконец, сегодня утром до берега кое-как добрались. А тут и ты!

- Так что я должен сделать? – гоплит мрачно смотрел в лицо худого и усатого.

- Дураком притворился, - издевательски рассмеялся толстяк. – Ты растолкуй ему, Леонник.

- Проведи нас незаметно в деревню, - худощавый пожевал ус, опять сплюнул сквозь «пробоину» меж передних зубов. – Ты же все здешние тропы знаешь, так? Мы овечек двуногих врасплох застанем.

«Так вот зачем я нужен этим разбойникам? – Эвридам все так же молчал, переводя взгляд с одного пирата на другого. – Им нужны покорные гребцы, а кто, как не илоты, лучше всего годится на эту роль. Трусливые, заискивающие перед спартиатами, часто не умеющие владеть оружием ковырятели земли, полурабы, мессенские илоты. Когда-то лакедемоняне преподали им суровый урок. Еще и ныне время от времени спартанцы устраивают ночные криптии, выслеживая и убивая тех, кто способен стать вожаком черни и вновь, как это случилось однажды, бросить вызов спартанской власти. Какое жалкое и ничтожное племя…»

- Эй… ты опять онемел?! – потеряв терпение, рявкнул толстяк. – И вдобавок оглох? Тебе предложили пустячное дело – провести нас в ближайшую вонючую деревню – и ты свободен!

- Ткни-ка его копьецом, Гордий! – Антимен мрачно уставился на спартиата. – Может, тогда у него язычок зашевелится. Они же обычным греческим языком изъясняться не могут, только афоризмами сквозь зубы цедят.

- Я согласен! – выпалил Эвридам. – Я проведу вас горной тропинкой в деревню.

- Вот это другое дело, – засмеялся худощавый. – Всегда приятно находить полное взаимопонимание. – Он нагнулся, поднял набедренную повязку и тунику, швырнул их Эвридаму. – Одевайся, ты ж не на спартанских состязаниях, чтоб вот так, голышом…

Спартиат оделся. Гордий концом копья поддел сандалии и тоже бросил их Эвридаму.

- Пошли, - «атлет», пристроившись за спиной Эвридама, мечом легонько кольнул промеж лопаток. Гордий шел слева, Леонник – справа. Первый нес копье наперевес, второй свалил в мешок доспехи, кроме шлема, который красовался на его косматой голове. Щит Антимен приспособил на спине, прикрутив бечевкой, прицепил к поясу меч.

- Сделаешь дело – все вернем, - пыхтя, выпалил Гордий. – Ты по этой тропке спустился, – он указал наконечником на крутой спуск.

- Да. Но к деревне ведет другая, она чуть дальше, - Эвридам хотел обернуться, но меч в руке Антимена снова ткнул его в спину. – Это не так далеко, всего полстадия.

Они двинулись в сторону, противоположную городу, куда изначально собирался идти Эвридам. Когда они обогнули высокую скалу, взору спартиата предстал пиратский парусник: весьма потрепанный, с обвисшими парусами, вдоль бортов, лениво позевывая и изредка перебрасываясь малозначащими фразами, прогуливались четверо вооруженных разбойников.

Завидев троих товарищей и Эвридама, один из находившихся на корабле крикнул:

- Ну что, ребята, одного гребца уже нашли? А что ж так мало? Или это такой силач, что за десятерых грести будет? Второй Геракл?

- Это проводник наш, – крикнул Леонник, гремя доспехами в мешке. – Согласился отвести нас в илотскую деревню. Они ж спартиатов боятся, как овцы льва. Без спартанца никак: дороги не знаем, а если даже и найдем – илоты нас на вилы насадят или цепами забьют.

Пираты, находившиеся на корабле, помахали руками своим соратникам по морскому разбою, которые в это время медленно шли по скользким камням, неуклюже балансируя на каждом валуне, чтобы не плюхнуться в волны прибоя.

- Иначе никак не пройти? – ворчал Гордий, косясь на спартанца.

- Есть и другие тропы, - отвечал гоплит. – В той стороне, откуда мы идем, ближе к городу. Только там вас сразу заметят и поднимут тревогу.

- Проклятье! – Леонник не удержался и плюхнулся между камней, промочив обувь, тунику, мешок с доспехами спартанца. Шлем, болтавшийся на его голове, соскочил и тоже оказался в воде. Леонник привстал – и скривил морду от боли. – Нога…

- Сломал? Вывихнул? – Антимен злобно покосился на гоплита. – Нашли проводника! Лучше сразу его прикончить!

- Да нет, вроде цела нога, ушиб только пятку, - опираясь на левую руку, а в правой держа мешок, Леонник поднялся. Гордий концом копья подцепил спартанский шлем, протянул его охающему Леоннику:

- Надо было под подбородком ремешок завязать.

- Без тебя знаю, - худощавый пират выплеснул воду из шлема, снова нахлобучил его, завязал.

- Ну, смотри, лакедемонянин: если еще кто-то из нас оступится и ушибется – пеняй на себя.

Гоплит только хмыкнул в ответ. Он-то точно не упадет, не споткнется, не сорвется с кручи в море – их с детства учили карабкаться по скалам, преодолевать всевозможные препятствия.

- Будьте осторожней, под ноги смотрите, - произнес он. – Тут еще и змеи водятся. Наступите ненароком на ехидну.

- Веди! – скомандовал Антимен. Эвридаму ничего не оставалось, как под конвоем трех пиратов начать восхождение по извилистой тропинке. Один сзади, двое по бокам. Местами тропка так сужалась, что Гордий и Леонник вынуждены были идти друг за дружкой. На полпути тропа расширилась, но стала заметно круче, и всем четверым пришлось цепляться за колючие кустики, корневища деревьев, пробивавшихся меж каменьев, двигаться медленно и осмотрительно, продумывая каждый шаг. Гордий пыхтел, Леонник ворчал, вынужденный в одной руке тащить мешок с доспехами, другой хвататься за ветви и коренья, вдобавок, он тонко вскрикивал всякий раз, когда ушибленная нога натыкалась на камень. Антимен же мрачно бранился всякий раз, как к его сандалиям осыпались камни из-под ног спартиата и двух сообщников-разбойников. Вместо меча в руке атлета теперь в спину Эвридаму упиралось копье, которое сжимал толстяк.

«Совсем немного уже осталось, - думал Эвридам, аккуратно ставя ногу меж камней. – Взойти на вершину утеса, пройти через рощицу, потом лугом – и вот уже деревня илотов. Они, конечно же, не станут сопротивляться, хотя в деревне должны быть здоровые мужчины. Не все же ушли в поле, остались кожевники, гончары, кузнецы, бондари – все они могли бы собраться скопом, взять дубины, кузнечные молоты, ножи – и покончить с горсткой разбойников и их проводником. Их ведь должно быть втрое-вчетверо больше. Но нет, илоты давно обезоружены, принижены, запуганы, они не рискнут сопротивляться, ведь впереди пиратской шайки идет Спартиат. А за убийство или ранение спартиата… Они слишком хорошо знают, что такое криптии. Не далее, как неделю назад, будущие воины ночью на пали на плотника Гарпала, который мог стать предводителем илотов. Об этом донесли его же односельчане. В разговорах тот часто сетовал на жестокосердие спартанцев, высказывал мечты о том, как однажды Мессения освободиться от гнета лакедемонян… Его подстерегли, когда он в глубоких сумерках возвращался из соседнего селения. Это был крепкий, хотя и неуклюжий детина. В схватке он покалечил дубинкой двоих юношей – и теперь они вряд ли когда-нибудь встанут в строй воинов. Неблагодарный! Ведь спартиаты защищают этих мужиков от набегов и вторжений. Не будь покровительства Спарты – и коринфяне, фиванцы, афиняне, жители островов, кто угодно захватили бы их земли, вытоптали нивы, вырубили сады, сожгли нехитрые жилища, а самих бы продали в рабство…»

- Эй ты, гоплит, живей, как черепаха ползешь! – острие копья полоснуло по спине, порвало тунику, оцарапало кожу.

- Если я буду спешить, то неизбежно запнусь о камни и корневища, и покачусь вниз, увлекая всех вас. И мы все разобьемся о камни, - не оглядываясь, произнес Эвридам, подумав при этом: «А что, если так и сделать? Хотя нет, я наверняка погибну вместе с разбойниками, а настоящий спартанец должен умереть как воин, в бою с достойными противниками. Вот поднимемся, достигнем рощи, тогда…»

- Дело говорит! – снизу рыкнул Антимен. – Будем спешить – вернемся не на корабль, а в лодку Харона.

Восхождение было медленным. Пока Эвридам поднимался по аккомпанемент ворчания и ругани пиратов (одного, грузного и притом торопливого, мучила одышка, другого – ушибленная нога, третий, самый сильный, боялся соскользнуть вниз и потому бормотал проклятия скале вперемежку с мольбами, обращенными к богам Олимпа), в его сознании непроизвольно возникали картины нехитрого быта мессенцев-илотов, с которыми гоплиту так или иначе приходилось соприкасаться сызмальства.

Однажды он соревновался в беге с товарищами и, устремившись вперед, налетел на корягу, торчавшую посреди дороги. Когда-то на обочине рос платан, его давно срубили, оставив лишь широкий пень для отдыха путников. А корень остался, об него споткнулось немало людей и коней, не одна повозка лишилась колеса, но у илотов все не доходили руки убрать препятствие, а спартиаты не снисходили до всяких бытовых мелочей. Он ушиб ногу – наверное, сильней, чем слегка прихрамывающий Леонник, перелетел через корягу – и больно ударился коленом о землю, к тому же расшиб правую ладонь, которую при падении инстинктивно выбросил вперед. Мальчишки, его соперники в беге, со смехом пронеслись мимо, подняв облачка пыли из-под резвых ног. Лишь один из них, участливый Палиандр, на бегу обернулся и крикнул:

- Эй, Эвридам, ты цел? Идти можешь?

Опершись левой рукой на тот злополучный корень, Эвридам поднялся и двинулся вслед за убегающими. Он мог идти, он не сломал, не вывихнул ногу, а всего лишь ушиб ступню, значит, помогать неаккуратному бегуну не следовало – впредь будет наука: смотри под ноги.

Эвридам не мог бежать, но не мог и повернуть назад, рискуя стать мишенью для насмешек товарищей: «Он же всего лишь ушибся – и на тебе, сошел с дороги. Ну, какой из такого неженки воин? Он же заноет от первой полученной в схватке царапины, покинет поле боя, как Аристодем, заклейменный «трусом» – тот выжил при Фермопилах, когда все его соратники пали в сражении. И этот будет никудышным воякой…» Эвридам, стиснув зубы, заковылял по дороге, петлявшей среди холмов. Вдалеке мелькнуло облачко пыли – это трое его товарищей по играм и состязанием летели к заветной цели – старой овчарне в конце пути, упиравшейся в горный склон. Там мужи и старцы ждали отроков под сенью раскидистых деревьев. Он мог бы стать первым, но… На глазах Эвридама выступили слезы, он смахнул их левой, чистой рукой – правая была перепачкана в дорожной пыли и саднила.

Он упрямо брел, повторяя все зигзаги дороги, не раз ему хотелось присесть на придорожный камень или пенек, но он крепко, до крови прикусывал губу и продолжал идти, подволакивая ногу. Кровь на разбитой коленке запеклась, зато слезы вновь и вновь смачивали его ресницы – хорошо, что никто из спартиатов не увидел его хныкающим. Пока он добредет до конца дороги, глаза высохнут. Он не должен, просто не может предстать перед старшими заплаканным и унылым. Нет, он проделает весь путь с гордо поднятой головой. А потом, когда эти жалкие ушибы заживут – а они заживают быстро – вновь бросит вызов своим товарищам. И победит, непременно победит! Тогда он сам выберет дорогу, вдвое длиннее этой, с множеством рытвин и ухабов, камней и старых корневищ.

Старик с мешком за плечами ковылял навстречу ему по дороге. Спутанная борода, залатанный хитон, разбитая обувь. Обычный илот, каких множество. Завидев юного спартиата, он остановился и приветливо поманил его пальцем.

- Мальчик, ты расшибся? Давай я помогу тебе. Тут, недалеко моя хижина, - он указал на убогий домишко в стороне от дороги. – У меня есть мази от ушибов.

«Не хватало еще жалости от жалкого илота! – Эвридам презрительно фыркнул. – Пусть лечит мазями своих внуков, таких же ковырятелей земли».

Старик остановился и пристально смотрел на мальчика, медленно, преодолевая боль, приближавшегося к нему. Юный спартиат сделал неосторожный шаг – и непроизвольно вскрикнул. Лицо старого илота приняло сочувственное выражение.

«Проклятье! Я выказал слабость перед этим ничтожеством! – гримаса досады на мгновенье появилась на лице Эвридама и тотчас исчезла, уступив место каменной маске – точь-в-точь как у тех героев древности, перед чьими изваяниями склоняют головы все спартанцы. – Он, чего доброго, решит, что мы, спартиаты, ничем не отличаемся от илотов – так же хнычем, внезапно вскрикиваем от боли, стонем…» – и Эвридам опять закусил губу, ощутив соленый привкус крови.

- Зайдем ко мне, – каким-то странным, умоляющим голосом произнес старик. – После того, как я смажу твою ногу, ты в соревнованиях по бегу одолеешь всех, уж поверь моему слову.

Мальчик остановился. Ушибленная тупня опять заныла.

- Многие твои соплеменники натирались моими мазями, – продолжил он. – Спроси старших, они подтвердят мои слова. В нашем роду и отец, и дед умели приготовить снадобье…

Быть может, слова старика о том, что благодаря чудодейственной мази Эвридам одолеет всех, а, может, уверения в том, что услугами илота пользовались многие взрослые спартиаты, подействовали на мальчика, но он решил пойти в хижину деда-илота.

- Я понял тебя, мессенец, – прервал слова деда Эвридам (если бы с ним говорил старик-спартанец, юный бегун не помыслил бы перебить его, а терпеливо дослушал до конца). – Я пойду в твой дом и испробую мазь, которую ты так хвалишь.

Жилище мессенца поразило отрока своим убожеством. Грубо сколоченная мебель, неуклюже вылепленная из глины и вырезанная из дерева посуда («Все своими руками делаю», - гордо произнес илот), нехитрая одежонка. Впрочем, большинство спартиатов жили немногим богаче этого автохтона Мессении: ведь обилие вещей, часто излишних, домашний уют, изысканная пища только расслабляют тело и дух воина. Однако то, как жили спартиаты, можно было назвать скорее разумной умеренностью, чем бедностью.

Дед указал ему на скамью в углу.

- Сначала ты сядь, - ответствовал мальчик. – Юный не может сидеть, пока старый стоит.

- Будь по-твоему, – и дед грузно опустился на колченогий табурет, который сразу же угрожающе затрещал под тяжестью его старого, но еще крепкого тела. – Покажи свою ногу.

Он долго, бережно втирал в его пятку какую-то пахучую мазь, сваренную из животного жира и сока целительных растений, о которых Эвридам слышал только то, что они существуют, но не знал их лечебных свойств. Перед этим старик тщательно вымыл ногу юного спартиата – нельзя, чтобы дорожная грязь впитывалась в поры вместе с целебной мазью, потом аккуратно перевязал ее чистой тряпочкой.

- Попробуй ступить на эту ногу, – произнес старик, помогая мальчику надеть сандалию поверх повязки.

Эвридам встал. Боль была ощутимой, но не такой, чтобы мешать идти. Мессенец протянул ему палку, но Эвридам решительно отстранил ее.

- Я еще не достиг твоих лет, чтобы опираться на посох, – бросил он.

- Как знаешь… – дед тоже поднялся. Он предложил Эвридаму перекусить, но юный спартиат отверг и это предложение:

- Меня, наверное, уже хватились. Я благодарен тебе за помощь, – и Эвридам, слегка прихрамывая, покинул хижину.

Как звали того старика? Он не помнил, нет, он даже не спросил имени деда, а тот не сказал.

Мальчишки, увидев его обмотанную белой тряпочкой ногу, не стали расспрашивать, кто помог юному спартиату, отнесшись с молчаливым пониманием к заботе неизвестного доброхота. Примерно через год Эвридам вновь столкнулся с благородством мессенских илотов. Тогда он решил в одиночку переплыть бурную, порожистую речку, сбегающую с лесистых склонов Тайгета. Не проплыв и половины расстояния, он попал в стремнину. Река сносила юного спартанца к гибельным порогам, где нашел смерть уже не один неосторожный пловец. Друзья Эвридама, наблюдавшие с берега его борьбу со стихией, порывались броситься на помощь парню, но тот громко и отчаянно голосил:

- Нет, не нужно. Я справлюсь сам! Другие же смогли!

И друзья не решались спасать его, чтобы не превратиться во врагов.

И вот течение подхватило его и повлекло туда, где белая пена кипела вокруг гладких камней, которые вода обкатывала тысячелетиями. Эвридам, теряя силы, захлебывался в волнах, тщетно пытаясь перебороть силу воды. Яростно барахтаясь, он и не заметил, как человек в челноке сзади подплыл к нему и прокричал, с заметным мессенским акцентом:
 
- Малец, давай ко мне. Всего несколько гребков, ты осилишь. Я помогу тебе…

- Я сам… - начал, было, упрямый подросток, но накатившая волна накрыла его с головой.

Вынырнув через мгновенье, он принялся отплевываться. И тут в затылок Эвридаму что-то уткнулось. Бревно, коряга, рыбина? Он из последних сил развернулся. Полуодетый, загорелый мужчина протягивал ему весло. И снова илот пришел на выручку спартиату!

Резко, обеими руками он схватился за лопасть весла. Дернул так, что илот-спаситель едва не вывалился из челнока, воскликнув с удивлением и невольным уважением:

- А тебе, малец, силы не занимать! Поплыли вместе.

Он втащил отрока в свой челнок, в котором они вдвоем едва умещались. Спасший его крестьянин пропах рыбой и потом, на дне суденышка трепыхался в последних конвульсиях его скудный улов. Мальчик оглядел илота: высокий, с могучей мускулатурой, которая заставила бы лопнуть от зависти иных спартанских атлетов, притом, что этот рыболов и пахарь едва ли занимался физическими упражнениями до изнеможения – вместо этого он каждодневно, за вычетом храмовых праздников, трудился до седьмого пота. Речной рыбак орудовал веслом столь же уверенно, как спартиаты мечом и копьем, и, наверное, так же ловко управлялся с плугом, цепом, и чем они еще работают, эти ковыряльщики земли. Челнок быстро справился с течением, его хозяин выгреб на плес. Впереди был песчаный бережок, поодаль – деревня илотов: дома были выстроены на безопасном расстоянии от реки, которая в сезон дождей имела неприятное свойство разливаться и затоплять низкий берег.

Челнок уткнулся в берег, илот повернулся к Эвридаму:

- Ну вот, вылезай, мы уже приплыли.

- Назад я поплыву сам, - гордо вскинул голову мальчик.

Он видел, как на противоположном берегу сверстники внимательно наблюдали за ним. Ветер относил их голоса, шум близкого порога тоже не давал расслышать слов, но Эвридам понимал: ребята оценивают его поступок и едва ли одобряют. Поэтому, не слушая возражений рыбака, он ринулся назад в реку, побежал, расплескивая воду, как, бывало, пес устремляется за подбитой уткой. Пробежав небольшое расстояние, он вдруг почувствовал, что ноги его оторвались от дна, и тело провалилось куда-то в глубину, только растрепанная голова торчала из воды. От неожиданности он потерял дар речи и только отчаянно болтал руками. На берегу мальчишки что-то пронзительно кричали.

- Здесь яма, а ты и не знал – челнок илота вновь оказался рядом с ним, весло плюхнулось почти перед носом, окатив голову водой.

- Если хочешь плыть обратно, я помогу тебе. Только держись за борт челнока и работай ногами. Я в детстве так делал: папа в лодке, а я плыву рядом…

- Потому что ты не спартиат! – крикнул мальчик. Воспользовавшись помощью мессенца во второй раз, он отплыл на расстояние от коварной ямы и отпустил весло.

- Я сам поплыву обратно! – радостно прокричал он, энергично работая руками и ногами.

- А я буду следить за тобой, чтобы снова прийти на помощь, если понадобится, - прозвучал за спиной голос настырного илота.

- Как зовут тебя? – крикнул отрок, рассекая волны.

- Фрасилл. Я ловлю рыбу ниже по течению. А тебя как?

Эвридам назвался.

- Моего дядю так звали. Его убили в прошлом году во время криптии, - донеслось вслед Эвридаму, который, обретя откуда-то свежие силы, упрямо боролся с течением и преодолевал его. Наверное, это оттого, что Эвридам стремился доказать другим юным спартиатам: вмешательство в его судьбу илота – чистая случайность, он сам, без чужой помощи способен преодолеть водную стихию. Пловец обернулся: илот все так же правил челноком в отдалении, готовый в любой момент прийти на помощь мальчику, как оказалось, тезке его убитого дяди. «А если его спасителя завтра вот так же подстерегут в сумерках на горной тропе старшие юноши и прикончат, как поступали они с десятками илотов, заподозренных в антиспартанских настроениях или просто оказавшихся, на свою беду, не в том месте и не в то время?» - подумал мальчик, уже подгребая к берегу. Он опять оглянулся – Фрасилл приветливо помахал издали рукой и резко развернул челнок.

- А ты все-таки переплыл речку! – насмешливый соперник Элей протянул ему руку. – А мы с ребятами не верили. Сначала, когда этот лодочник вмешался, я подумал: «А Эвридам слабак, воспользовался чужой помощью, спартиаты так не поступают. Но ты молодец, доказал все-таки, что можешь!»

- Да если б не этот лодочник, я бы достался другому лодочнику – Харону! – почти выкрикнул Эвридам. – Этот илот выручил меня, а я все равно переплыл речку – не с левого берега на правый, так с правого на левый, какая разница? – Глаза мальчика блестели, сквозь загар проступал багрянец – небрежно-снисходительный тон Элея возмутил его.

- Действительно: какая разница? – только развел руками Элей. – Никакой!

…Чем выше, тем круче тропинка. Пират-толстяк стал задыхаться, худощавый угрюмо ворчал, только атлет помалкивал, подобно спартанцу, молча преодолевающему любые препятствия, только лишь поторапливал Эвридама.

- Тут что, нет никакой другой тропы? – наконец, возмущенно пропыхтел Гордий.

- Раньше надо было думать, - огрызнулся Леонник. – И вообще надо было другого Эфиальта искать. Это заведет нас…

Услышав имя подлого изменника, спартиат передернулся и состроил брезгливую гримасу. «Я вам не Эфиальт, гнусные разбойники! – хотелось крикнуть ему. – Я не предаю Спарту, а только отведу вас в мессенскую деревню. Спартиаты – не эти жалкие землепашцы!»

…Илот Пелон. Отец часто рассказывал о нем. Верный слуга, надежный оруженосец, однажды защитивший отца в стычке, когда вражеский меч готов был обрушиться на его спину. Он отразил коварный удар – и сам лишился пальцев на левой руке. Герой! Он поступил так, как должен действовать в бою настоящий спартанец.

А еще вспомнил он илотскую старуху – дряхлую, беззубую – которая протянула чашу с молоком измотанному долгим маршем по горам, терзаемому жаждой эфебу Эвридаму. И тех деревенских жителей, что протягивали им ломти свежего, ароматного хлеба, а юные спартиаты решительным жестом отклоняли угощение: нет, мы поужинаем в конце пути, а сейчас нам предстоит пробежать еще десяток стадий. И Эвридам впервые осознал, что они – и спартиаты, и илоты, лакедемонские и мессенские – составные части единого народа, хотя одни презирают и даже убивают других.

«Отдать своих соотечественников пиратам? – думал Эвридам, карабкаясь по склону. – Не есть ли это предательство, подобное поступку проклятого Эфиальта? Или трусости Аристодема? Он же просто боится, что завладевшие его оружием разбойники убьют его в случае отказа помочь?»

И вот они на вершине утеса. Толстяк шумно перевел дух, повалился на зеленую лужайку, худощавый тотчас же пнул его:

- Вставай! Нечего тут рассиживаться! До деревни совсем недалеко. Я прав? – обратился он к Эвридаму. Тот, погрузившийся в непривычные размышления, лишь рассеянно кивнул в ответ. Толстяк, кряхтя, поднялся на ноги. Антимен размял мышцы, поиграл мечом.

- Ну что, тронулись в путь? – Гордий, указывая вперед копьем, встал справа, Леонник – слева. Антимен снова пристроился за спиной спартанца.

Они шли по лугу в сторону оливковой рощи, за которой – не чуявшая беды деревня илотов.

«Мы – один народ, пусть спартиаты – потомки завоевателей-дорийцев, а мессенцы – покоренных ими ахейцев. И эти пираты – наши враги, такие же враги, как афиняне, персы и прочие чужаки, замышляющие недоброе против Спарты и ее жителей», - Эвридам, размышлявший на ходу, неожиданно начал бормотать под нос. Это заметил Леонник.

- Ты чего там бурчишь? Не нравится? – рыкнул он. Гордий погрозил копьем, только Антимен никак не реагировал.

Они вошли под уютную сень олив. Солнечные лучи, процеженные сквозь листву как вода через сито, испещрили траву и кусты причудливыми узорами из золотистых пятен и полосок.

«Пора!» - как будто щелкнуло что-то в голове гоплита. Он бросил небрежный взгляд через плечо: «атлет» с его мечом расслабился и отстал. Гордий принялся что-то насвистывать сквозь привычную, видимо, для него одышку. Леонник равнодушно бряцал доспехами в мешке, изредка вздрагивая, когда ушибленная нога наступала на камень, корень или сломанный сучок. Скоро роща кончится…

И он решился. Резкий удар локтем сбил с ног Леонника. Падая, он зацепился за что-то больной ногой и вскрикнул. В тот же миг резким движением Эвридам выхватил копье из руки Гордия – и тот тоже упал, а копье хрустнуло и переломилось. Резко развернувшись, гоплит всадил обломок с наконечником в горло Леонника. Антимен, размахивая мечом, бросился на спартиата, но тот, внезапно повернувшись на месте, сшиб его с ног, и силач с оружием в руке перелетел через пригнувшегося Эвридама. На все это ушли секунды.

Леонник бился в смертных судорогах. Спартанец переключился на Гордия. Пока тот, яростно пыхтя, поднимался с колен, Эвридам схватил его за толстую шею и повернул ее, хрустнули позвонки. Оставался третий пират.

- Ты погибнешь, мерзавец! – Антимен описал мечом полукруг и ударил по ногам уже разогнувшегося спартанца. Эвридам, вскрикнув, рухнул наземь с подрубленными ногами.

Превозмогая жестокую боль, он нащупал в траве толстую, корявую ветвь и, пока последний оставшийся пират, злорадно ухмыляясь, поднимался, нанес ему роковой удар в висок. Не успев осознать, что же с ним случилось, Антимен пал к ногам спартанца, душа пирата, выскользнув через пробоину в черепе, устремилась в Аид.

Он успел отползти  на небольшое расстояние, оставляя позади широкий кровавый след, цепляясь руками за траву и ветки кустарника. Вот послышались голоса. Эвридам поднял голову: по тропинке шли двое илотов. Внезапно они остановились.

- Ты посмотри, какое тут побоище было! – воскликнул один.

- А этот, гляди, еще жив! Троих завалил, морда лакедемонская! – второй в упор глядел на Эвридама, силившегося приподнять слабеющее от потери крови тело и шепчущего: «Не ходите к морю! Там стоит парусник пиратов».

- Что тут стряслось? – вопросил первый.

- Зевс его знает! – ответил за Эвридама второй.

- Мой брат Фрасилл уважал спартиатов, - первый опасливо приблизился.

- А они его вот так же, как Гарпала – подло, ночью, во время криптии. Отомсти за него!

Первый испуганно замотал головой.

- Ничего, на нас не подумают. Скажут: сцепился с тремя чужеземцами, они его и …

Брат Фрасилла, чуть поколебавшись, поднял меч спартиата и отсек ему голову. Его приятель пнул ее, словно мяч, далеко в кусты. Задумчиво оглядев окровавленное оружие, убийца бросил его возле обезглавленного тела.

- Правильно! – оценил второй илот. – Если спартиаты обнаружат меч у тебя, несдобровать!

И они двинулись к берегу моря.