Отрава тщеславия

Зарисовка.

Безрассудочные дни тянутся к затухающему закату.
Словно в трактире ночные пирушки, протекающие без лирики.
Каждый раз новые разрумяненные лица в парадных платьях, ступают с шумом на вахту.
Театральный смех для особенной этакой вычурности.

Деньги и женщины проносятся не рекой, а морем.
Пенится вино, торопливо сдаются колоды карт,
Слышатся дерзновенные крики, шум, гам и споры.
Тускло мерцает лампочка в полумрак.

Черно-белые клавиши трепещут под изящными пальцами пианиста. Сумасшедшие танцы, и драки сотрясают сколотый потолок.
Он один сидит, безразлично снуя по лицам,
Бледен, как мертвец, лишний, белокаменный человек.

Молча пьёт вино, нервными тонкими пальцами подвигая,
К краешку стола пенно-бордовый бокал
Он сегодня понял, что ничего о жизни не знает.
Потому что, в принципе никогда ее и не проживал.

Разве что на заре белокурого, как ангел восхода,
Взгляд, как сталь блеснул надменно мятежным огнём,
Было это, правда, бог знает какого "лохматого" года,
Там, на воле точно не пахло ни вином, и ни табаком.

Там листва дрожала, шелестели морские приливы.
Нежно обволакивал аромат сирени и спелых роз.
День, как гость случайный, утопал в пьянеющем эликсире
Обнимая ночь. Впрочем... , все равно он ее никуда не увёз.

Только летние тихие вечера скользили
Меж берёз молоденьких в свете лун,
Человек с улыбкой томною на клавире
Издавал мелодии голубых лагун.

Пел в красивом фраке своей любимой
Не берег ни младости, ни огня,
С буйволом сражался, страстно, неколебимо
Для утехи дамы он отдавал себя.

Милая смеялась звонко и беспечно,
прикрывая нежными ладошками алый рот,
Буйвол рог вонзил, глубоко в предплечье,
Только дева знала, что ее гордец все на свете переживёт.

Не простил гордец своего безжалостного паденья,
Блеснул надменно и с укоризною, взглядом льва
Было это, кажется, в прощеное воскресение
Во всяком случае, так говорит молва.

-Я не шут вам, милая, не циркач с цирковой арены,-
произнёс воинственно, с чувством сплюнув кровь.
И толкнул любимую, встав с колена,
В миг погасла пламенная любовь.

Безрассудочные дни потянулись к затухающему закату.
Но и в трактире ночные пирушки под утро кончаются.
Старики вспоминают сладостно: "Как мы кутили когда-то...
Жаль, только молодость наша не возвращается".