Преждевременный. Исторический роман. Глава 30

Глава 30. «…Время насаждать и время вырывать насажденья…»

Живописная фигура долговязого бородатого старика в видавшем виды чёрном, с коричневыми подпалинами пальто, за самодельным мольбертом, жителей восточной окраины Караганды сама по себе не удивляла.

Жителей Караганды вообще трудно было удивить какой-либо персоной…

Видали они и генералов, и артистов всенародных, и академиков всяких.
Мно-о-го их тут перебывало-пересидело как в карантине между заключением и свободой…

Ссылка – она и есть ссылка…

Любопытствующих останавливало другое…
Старик рисовал вроде бы пейзажи, вроде бы с натуры, но смотрел куда-то в прострацию.
Отродясь в этих местах не было ни безбрежной воды, ни таинственных глухих лесов…

«Родину рисует… По памяти…» - сочувственно цокали знатоки.

За широкими полами грубого, на вид и на ощупь «пуленепробиваемого», кожаного пальто, казалось, пытался, как в раковине, скрыться такой же заскорузлый, обиженный сородичами рак-отшельник…

Ан нет…
Иногда его сопровождала высокая женщина с волосами цвета его бороды.

Наблюдательный абориген без труда определял в ней особу не простую по природной стати, по сдержанности в разговоре, по аккуратности во всём.

И с назойливыми седовласый старик-художник вовсе не был строг.
Наоборот, охотно и обстоятельно отвечал, народ оставался доволен…

«Пейзаж незнаком, а вот тревога и тоска в нём весьма характерны для здешних мест», – очередной прохожий с монголоидными глазами, без сомнения, искал сочувствия…

Жидкая бородёнка делала образ восточного мудреца вполне законченным.

«Позволю заметить, что названные вами эмоции произрастают в душе человека, а потом уж на полотне художника…»

«Это так… Но и вашей кистью двигала не только рука, согласитесь…
Бьюсь об заклад, название у этого пейзажа предполагается тоже минорное…»

Александр Леонидович посмотрел на восточного мудреца с новым интересом.
Он обожал игру ума и от этого подарка даже заулыбался.

«”И снова осень”, – как вам?!»

«Годится, – подхватил восточный и тоже с понимающей улыбкой протянул сухую руку: - Баатр Гармаевич Баатаров».

Чижевский представился.

«Однако нравы и традиции изрекаете как свои… Нет?!»

«Да уж, за семнадцать лет, можно сказать, свои…
Калмыки мы, теперь вот здесь с тридцать восьмого года…»

«Это под какую же кампанию попали, позвольте полюбопытствовать?!
Врачи? Военные? Учёные?»

«В точку! Интеллигенция… Гнилая… Учитель рисования, с вашего позволения… Директор школы в той жизни…»

«Силы небесные! Да чем же провинился калмык, да к тому же учитель?!»

«Можно подумать, вы, профессор, сидючи здесь, осознали свою вину!»

«Враг, знаете ли, народа, пятьдесят восьмая…»

«Знать, не пропадёт Россия, если такие страдальцы, как вы, уже гордитесь сим штришком в биографии…»

«Да, пожалуй, ссылочные эссе имеют все шансы выглядеть забавными…
Если бы не вычеркнутые годы…»

«А я, знаете ли, вождя нарисовал по просьбе директора Дома культуры…
Вообще, портретов-то моих по Элисте пару сотен наберётся.
С удовольствием земляков рисовал…

А тут некий кадр из Москвы…
Калмык, говорит, у тебя Владимир Ильич, и всё тут!

А я в ту пору был под впечатлением только что прочитанного нового романа Мариэтты Шагинян – это же тридцатые годы.
Так там чёрным по белому: бабушка Ленина по отцовской линии Анна Алексеевна Смирнова, вышедшая замуж за Николая Васильевича Ульянова – калмычка!

Ну, скуластый же он, азиат, значит, факт…

Этим аргументом я приезжего знатока и пригвоздил прилюдно…

А пятого августа 1938 года появилось разгромное постановление Политбюро ЦК:
«Первая книга романа Мариэтты Шагинян о жизни семьи Ульяновых, а также о детстве и юности Ленина является политически вредным, идеологически враждебным произведением…»

В первую очередь, вину за эту грубую политическую ошибку возложили на вдову Ленина, Надежду Константиновну Крупскую, которую Сталин не любил…

Без ведома и согласия ЦК, мол, за спиной ЦК ВКП(б)…
 
Монопольный истолкователь общественной и личной жизни Владимира Ильича…
ЦК никому таких прав не давал, и всё такое…

Казалось бы, что тут особенного: ну, дед-еврей, ну, бабка-калмычка - какая разница?!

Не-ет… Союз советских писателей роман запретил, потому как Мариэтта Шагинян, мол, дает искажённое представление о национальном лице Ленина, гения всего человечества, гордости русского народа…
 
Короче говоря, было запрещено говорить, что у Ленина могли быть нерусские предки.

С таким-то козырем мой столичный визави меня на раз-два врагом народа сотворил!»

«Кабы не вы, Баатр Гармаевич, живьём, это смотрелось бы как дурной анекдот!»

Восточный развёл руками…

«Погорели, можно сказать, за вождя мировой революции…
Надо полагать, рисовать вождя всех народов вас теперь сподвигнуть нелегко…»

«Вот чем хороша наша Караганда, так это обилием колоритной натуры.
Да вот, взять хотя бы вас, профессор: находка портретиста по всем статьям…
Одна бородища чего стоит! А на фоне чекистского пальто…»

Рассмеялись…

Встречи продолжились…

Новому знакомому Чижевского не составило труда рассмотреть в нехитрых его картинах щемящее смешение тоски и любования, сожаления и ожидания, прощения и надежды…

От рисунков цветными карандашами на обёрточной бумаге у гостя защемило сердце…

«Журавли улетают», «Сторожка», «Одиночество», «Склоны гор», «Морская даль», «Листья падают», «Вид у окна», «Осенью», «Закат в горах», «Тревожный вечер», «Лунные блики», «Причуды ночи», - перебирал картины военных лет.

Невольно подумал: « А война-то в них и не чувствуется…
Настолько он здесь изолирован от её ужасов?!"
 
По мере знакомства станет ясно, что это – всего лишь защитная реакция человека, потому что гнёт ужасов на его душу зашкаливал разумные пределы…

Опытный глаз учителя рисования уловил побогатевшую палитру красок последних лет: после 1951 года Чижевский был не в заключении, а в ссылке…

Но и в этом цикле – редкое тепло на фоне сплошного холода:
«Холодная осень», «И снова осень», «Первый снег», «Лунная морозная ночь», «Зимняя ночь», «Холодное солнце», «Блики на воде», «Безбрежность»…

По утверждениям биографов А.Л. Чижевского, последняя его картина – «Приближается осень» – датирована 1957 годом.
Неблагоприобретённые напряжение и драматизм с трудом, но уступают место упокоению…

Знатоки утверждают, что в течение жизни Чижевский написал более тысячи картин и рисунков – масло, темпера, гуашь, акварель, пастель, цветные карандаши…

Самые ранние картины относятся к 1914 году и написаны маслом на холсте в окрестностях Александровки – имения бабушки, Анны Петровны Невиандт, на Брянщине.

Довоенная серия – пейзажи Подмосковья и Костромской области, в Доме отдыха актёров Малого театра.

Большая же часть акварелей родилась в Карлаге.
Без ложного пафоса можно утверждать, что выжил Александр Леонидович в нечеловеческих условиях во многом благодаря этим скромным картинам, а также стихам и светлому чувству к Нине Вадимовне…

Больше половины всех произведений конфискованы, утеряны, раздарены…
Специалисты насчитали около четырехсот уцелевших работ…

Большая часть хранится в фондах Государственного музея истории космонавтики имени К.Э. Циолковского и в доме-музее А.Л. Чижевского в Калуге…

Есть они в Москве, Петербурге, Воронеже, Караганде, Челябинске…

А предположение Мариэтты Шагинян о родственниках-калмыках В.И. Ленина не подтвердилось.
 
Да в старой России особо и не занимались расовыми изысканиями…
Значение имели религиозные различия. Принявшего православие считали русским человеком…

Так что зря обидели калмыцкого учителя рисования…

Да, кабы его одного…


Всё та же высь и ширь земная,
И даль – синеющая даль.
Неотвратимая, родная,
Тысячелетняя печаль…

А. Чижевский


Продолжение следует...