Ми3. Любовь и картошка

В подшефный колхоз мы прибыли в концу сентября. Картофелеуборочная бригада от нашего цеха механосборочных работ Минского тракторного завода разместилась в довольно крупной деревне, или по белоруски – «вёски»…(а вот название этой вёски забыл).

Хозяева избы уступили мне и еще троим молодым рабочим из нашего цеха комнату, где мы расположились на хозяйских кроватях и выданных колхозом, приученному к ежегодному осеннему нашествию помощников, раскладушках. Дом был добротно построенным, нехитрую снедь, основную долю которой составляла собираемая нами картошка, готовила нам пожилая хозяйка, витамины мы добирали в саду, где росло около десятка яблонь, усыпанных зрелыми плодами (сорт, кажется, мельба?)

Позавтракав, спозаранку мы выходили в поле и пристраивались за картофелеуборочным комбайном, который выбрасывал на поверхность по полведра корнеплодов с каждого куста. То, что собирали, мы грузили на грузовички с прицепами, которые довольно быстро оборачивались, отгружая собранное в огромные бурты на краю села. Работали с 7 утра до часу дня, потом на часок бегали отобедать и снова – до 6 часов вечера. Поужинав, народ отдыхал – каждый по-своему. Так как молодежи было большинство, то вскоре стали образовываться парочки, которые вместе или ходили в соседнюю деревню в кино, или просто гуляли по темным улочкам и за околицей – вечерело в осенний месяц быстро.

Я, несмотря на то, что каждый вечер бегал потренироваться в окрестный лесок, по плану, который сочинил для меня мой новоиспеченный тренер, тоже сумел обзавестись подружкой, да еще, на зависть мужичкам, самой хорошенькой. Звали ее Ниной, она была старше меня на год, обладала прекрасно обточенной спортом фигуркой – кандидат в мастера по конькам.

В отличие от меня, от тренировок она здесь отдыхала, да и то, нагрузка у нас здесь была еще та – походи, нагнувшись, 9-10 часов, роясь на каждом шагу во взрыхленной земле, таская за собой наполняемой картошкой ведро… Но я еще в спорте был почти ничем – второразрядник! –  а планы были грандиозные! И для меня, заряженного на спортивные достижения, это копание в земле воспринималось, как дополнительная общефизическая подготовка…И пока моя подруга прихорашивалась после ужина, успевая умыться, переодеться, провести косметические процедуры, привести себя в боевую готовность и даже чуть отдохнуть, я, пробежав туда-сюда по полтора километра, напрыгавшись- набегавшись на найденной в лесу опушке, до 8 часов успевал занять пост у калитки дома, где она здесь проживала…

Наши романтические похождения не отличались оригинальностью. Завидев меня через окно, она, уже готовая, выпархивала из дома и мы шли теми же тропами, что и наши молодые «коллеги». Как говорится, «страсть сразу же бросила нас в объятия друг друга». Побродив по деревне, иногда и за околицей, вдоволь нацеловавшись, мы возвращались к ее дому, где можно было уютно расположиться на лавочке у высокого дощатого забора, под раскидистым кленом.

Здесь мы окончательно входили во вкус поцелуев и доводили друг друга до сладостного изнеможения. Лавочка у ее забора была достаточно широкой для того, чтобы она, уступая моему натиску, опрокидывалась вместе со мной на нее. Из объятий она меня не выпускала, наоборот! Обхватив меня руками, прижимаясь ко мне всеми выпуклостями и впадинами своего тела, она затевала умопомрачительный танец подо мной, волнами поднимая и опуская меня, буквально растворившегося в ней…

Заканчивалось это ожидаемо и практически всегда одинаково. Я, сжимая в объятиях ее спортивную фигурку, прощупывая каждую деталь ее отдающегося мне тела, встречающих меня упругих ее бедер, играющих под моими пальцами напряженных ягодиц, только что не входил, упираясь в ее горячее, ощущаемое даже через одежду, лоно… Сливаясь с ней в запредельном поцелуе, я изливался в детородных конвульсиях, похоже, встречая от нее подобное…

Обессиленные, разнеженные, мы не сразу поднимались, не сразу отрывались друг от друга. Отпуская ее, я мысленно благодарил свою тетку, положившую в мою сумку насколько пар белья – было на что сменить изрядно подмокшее…Но до иного, большего у нас все не доходило. Да и зачем – мы получали, по моим ощущениям, не меньшее, чем потом, при полном обладании, с другими…

Впрочем, у нас должно было случиться и это… Мы уже полностью  изучили ту любовную грамоту за почти две недели таких встреч. Как-то, зайдя за любимой, как мы договорились, чтобы пойти в кино (у нас были и такие «культурные мероприятия»), я застал ее переодевающейся в спаленке, в маечке-«комбинашечке», но без трусиков. Она резко отвернулась от меня, ослепив белизной полушарий ягодиц и издала такой пронзительный визг…прямо-таки боевой клич индианки из племени команчей! Я, обескураженный, пулей вылетел из ее дома и, почему-то пристыженный, терпеливо дожидался ее на любимой нами скамеечке…

Время спустя, до меня дошло, что я упустил тогда возможность перейти к более высоким отношениям, и что ее девичий визг был, скорее, ритуальным приглашением к этому. Собственно, чем я ее так испугал, что должна была от меня скрывать, когда я, как слепой музыкант, уже неоднократно видел ее пальцами?! Ну, то, что она удовлетворилась тогда лишь походом в кино, и уже обязательной любовной игрой на скамеечке – неполной! – так не ей же, женщине, инициативу проявлять, чтобы воззвать к моему подрастающему мужскому началу!

Вроде бы ничего особенного не произошло, и времени, казалось, у нас оставалось достаточно для «работы над ошибками»… Но следующий день стал началом грядущей катастрофы. И все у нас закончилось – неожиданно и, казалось, беспричинно…