Армейские байки

В крутые горы
совершать нам восхождение
легко:
мы ползаем с рождения.

Армейские байки

Однажды встретились три бывших сослуживца. Дело было вечером, делать было нечего. А литровая бутылочка быстро развязывает языки. Слово за словом, фраза за фразой, и вдруг всем троим захотелось поделиться своими необычными воспоминаниями. Первым заговорил майор Назаров:
– Я тогда был ещё зелёным лейтенантом. Отправили нашу ракетную бригаду на полигон. Прибыли мы эшелоном в Сарышаган, и дислоцировались в восьмидесяти километрах вглубь пустыни. Развернули боевую технику, установили палатки. В общем, через сутки армейская жизнь наладилась.
Как сейчас помню: я впервые заступил дежурным по дивизиону. Вечером прибыли солдаты и офицеры с боевых позиций.
Умылись, поужинали и разошлись по палаткам, готовиться ко сну. Офицеры – в свои, а личный состав – в казарму, сооружённую из большой армейской палатки. У входа в неё выставили дневального. После вечерней проверки я направился в палатку дежурного по дивизиону и решил написать письмо домой. Сижу, чаёк попиваю и не спеша сочиняю послание. Минул час. Вдруг палатка распахнулась, и я услышал окрик:
– Лейтенант Назаров, ко мне!
Поправил кобуру, с пистолетом на ремне, я выглянул из палатки. Передо мной стоял комбат, майор Шитов.
– Ну что застыл, как памятник? Пойдём, проверим твою службу.
Не спеша, при тусклом свете фонарей, мы направились ко входу в солдатскую палатку дивизиона. Подходим и видим: дневальный, который должен был стоять у тумбочки при входе в палатку, отсутствует, а на тумбочке лежит его снаряжение: солдатский ремень и пилотка.
Я вопросительно поглядел на комбата: «Что делать?», а тот, как ни в чём небывало, усмехнулся и взял в руки вещи дневального.
– Ну и засранец! – тихо произнёс он. – Подержи-ка лейтенант.
Он быстро отстегнул от своего полевого кителя погоны и сунул их, вместе со своей портупеей и пилоткой, мне в руки, а сам напялил себе солдатскую пилотку по самые глаза и подпоясался ремнём с начищенной бляхой. Толстый живот майора раздвоился и всё равно выпирал. «Ну и видок», – прячась за палаткой, прошептал я, еле сдерживаясь от смеха.
Через пару минут из-за бархана показался чей-то силуэт. Мелко семеня, он приближался к солдатской палатке, и вдруг, метрах в десяти, замедлил свой ход и застыл. Это был дневальный, рядовой Майшибаев. Он устремил свой растерянный взгляд на место дневального. Узкие глаза заметно округлились, и безмолвно раскрылся рот. Напротив него, по стойке «смирно» стояла огромная туша. Вдруг эта туша оглушительно гаркнула: «Дивизион смирно!» и строевым шагом, вздымая в воздух пыль и песок, направилась к нему. Распахнув руки по сторонам, словно собираясь взлететь, рядовой Майшибаев заметался на месте. Он ничего не понимал и явно был до ужаса напуган происходящим.
– Товарищ рядовой! – рявкнул бас комбата. – За время Вашего отсутствия происшествий не случилось. Доложил дневальный по дивизиону, майор Шитов.
Майшибаев со страха шлёпнулся на задницу и, заикаясь, что-то промямлил по-узбекски. Майор схватил его за плечи, встряхнул и поднял на ноги.
– Ещё хоть раз оставишь боевой пост, под трибунал угодишь. Понятно?! – Сказал, как отрезал.
Тот закивал головой и заплакал.
На протяжении всей своей службы, я не знал более исполнительного и старательного солдата. Урок, который преподнес майор Шитов, был полезен не только ему, но и мне, хотя неправильные выводы, которые я тогда сделал, для меня в будущем чуть не закончились печально.
Год спустя я заступил на дежурство начальником караула бригады. Ночью пошёл проверять посты. И вот подхожу к одному из них и вижу: часовой, свернувшись калачиком, дрыхнет на шинели, а его автомат стоит, опёршись о ствол сосны, подле него.
Недолго думая, я подкрался и, тихонько подняв автомат за ремень, прихватил его с собой. Только было зашёл с трофеем в караульное помещение, как вслед за мной ввалился дежурный по гарнизону, всё тот же майор Шитов, и вопросительно взглянул на меня.
– Товарищ майор, боец уснул на посту, и я решил его проучить.
– Лейтенант, что за детство? Так не шутят. Пошли на пост.
Я нехотя подчинился, и, слава Богу. Мы едва успели снять с берёзы солдатика. Он оказался слабонервным и впечатлительным. Едва проснулся, тут же обнаружил пропажу оружия, и, боясь последствий, чуть было не натворил дел, которые не только бы ему одному «вышли боком».
Да, шутить нужно в меру и не зло, а самое главное, как я понял со временем, подчинённых наказывать необходимо так, чтобы они понимали свою вину и внутренне были согласны с наказанием. Лишь только тогда возможно потребовать от них чёткого исполнения любого, даже абсурдного и противоречивого на первый взгляд, приказа.
– Что верно, то верно, – согласился с ним подполковник Иванов. – И у меня был интересный и поучительный случай. Я тогда ещё в училище учился. Был у нас во взводе один чеченец, заводной курсантик, по фамилии Суюнчев, имени не помню. Все его звали, за его бесшабашность, Абреком. А нашим взводом командовал преподаватель, капитан Хренов, человек мягкотелый и бесхарактерный. Этим часто пытались пользоваться некоторые недобросовестные курсанты.
Однажды его, в присутствии подчинённых, начальник курса, полковник Мельников, окрестил, за очередную провинность, «хреновым капитаном», и с тех пор за ним закрепилось это унизительное прозвище.
Так вот, в те дни, как обычно, шли занятия. Мы в очередной раз, позёвывая, изучали по схемам работу электронных устройств, блоков и узлов радиолокационных станций. Сидим и наблюдаем, как Суюнчев, надломив покороче спички, вставил их между век, и, прикипев взглядом к схемам, тихо посапывая, дремал.
Прошла неделя. Он до того наловчился таким образом отсыпаться, что спички ему уже были не нужны.
Время шло. Однажды «Хреновый капитан», похаживая меж рядов, в очередной раз наизусть излагал свою лекцию. В кабинете было тихо и спокойно. Мерно шагая, он вскоре приблизился к курсанту Суюнчеву и замер. Удивлённо наклонившись, провёл ладонью перед глазами Абрека.
Никакой реакции.
– Товарищи курсанты! – заговорщически промолвил он. – Я сейчас дам команду «Встать! Смирно!». Всем сидеть. Понятно? И рявкнул, что есть мочи:
– Взвод встать! Смирно!
Курсант Суюнчев, как ошпаренный, вскочил и, приняв стойку «смирно», замер. Хохот потряс аудиторию.
Красный, как рак, ничего не понимая, расстроенный Абрек тихо сел на своё место. Он был уверен, что этот случай станет поводом для издёвок и насмешек, со стороны однокурсников.
На следующий день он решил отомстить капитану Хренову, и подговорил с десяток своих корешей-курсантов, которые, желая того или нет, но сознательно были готовы к вольности по отношению к своему взводному.
В перерыве перед очередной парой, они всей толпой ввалились в туалет и затаились. Как только начались занятия, по одному стали перемещаться из него в кабинет, где проводил занятия капитан Хренов. Постучится один из них и входит в аудиторию, а второй тут же начинает движение от туалета в направлении кабинета по длинному коридору.
– Разрешите, товарищ капитан?
– Садитесь, курсант. – И только было соберётся капитан Хренов с мыслями, как тут же снова раздаётся стук в дверь:
– Разрешите, товарищ капитан?
После седьмого или восьмого стука, расстроенный капитан Хренов не выдержал, и, оставив за себя замкомвзвода, вышел из кабинета.
Обе пары занятий никто не проронил ни слова. Все ожидали разноса вышестоящих начальников, но, что удивительно, пронесло.
На следующий день нас ожидали, согласно расписанию, практические занятия на учебном полигоне. Изучив устройства «лимонок», мы приступили к их метанию. Каждый, срывая чеки, метнул учебные снаряды с десяток раз, после чего капитан Хренов объявил: всем в окоп и сам для примера бросил боевую «лимонку» за пределы окопа. Прогремел взрыв.
– Товарищи курсанты! – Негромко произнёс он. – Принимаю зачёты. Для этого каждый из вас метнёт боевой снаряд. Главное – не суетиться. Спокойно выдёргиваем чеку, спокойно метаем, спокойно прыгаем в окоп. Пять-семь секунд до взрыва, что вполне достаточно настоящему мужчине на эти действия. Вопросы есть? Если нет, кто первый?
– Разрешите, товарищ капитан, – как всегда первым напросился Суюнчев. Расписавшись в ведомости, он деловито взял «лимонку» в руки и играючи выдернул чеку. «Лимонка» выскользнула из рук и упала в окоп, где находился наш взвод. Мы растерялись. В доли секунды капитан Хренов оттолкнул ничего не соображавшего Абрека, и прыгнул вслед за нею, накрыв «лимонку» своим тощим телом.
Тишина нависла над учебной площадкой полигона. Десять секунд тянулись, словно вечность. Перед тем как встать, капитан, не шевелясь, дал команду курсантам выбраться из окопа, после чего медленно и осторожно приподнялся сам и, словно хрустальную вазу, аккуратно поднял «лимонку», и резко швырнул её за окоп. Раздался взрыв.
Неведомое чудо, словно в благодарность за спасение нескольких десятков жизней, спасло и этого храброго офицера. Кто бы мог подумать, что бесхарактерный человек был способен на подобное. Сомневаюсь, что многие храбрые и бесшабашные люди сумели бы это повторить. С того памятного дня никто в училище не посмел даже в мыслях назвать капитана, пардон, майора Хренова, «хреновым…»
– Товарищи офицеры! Давайте подымем тост за здравие настоящих мужчин перед тем, как я начну свою, иного вида историю, – произнёс старший прапорщик Великанов. – В те годы я начинал службу в авиации, куда, по распределению из школы прапорщиков и мичманов, попал в одну из частей, что дислоцировалась под Выборгом. Не успел обжиться и принять должность, как меня вызывают в строевой отдел полка.
Постучался, приоткрыл двери и слышу:
– Заходите, товарищ прапорщик, – пригласил меня начальник строевого отдела, майор Нехорошев, – и познакомьтесь: младший лейтенант Коротышкин. – Передо мной стояла двухметровая глыба. Затем он кивнул Коротышкину в мою сторону, – а это: Ваш напарник, прапорщик Великанов. Ставлю обоим боевую задачу. Она предельно проста. Сегодня же вы оба убываете в командировку в город Пушкин, в учебное подразделение, где вам передадут, согласно предписанию, для препровождения в наш полк, тридцать трёх солдат-специалистов. В пути не материться, спиртное не употреблять, к женщинам не приставать, форму не нарушать. Везде передвигаться категорически строем. Завтра к вечеру ждём вас в полку. Вопросы есть? Если нет, получить предписание, командировочные и проездные документы. Свободны.
Мы вышли в коридор.
Я взглянул с высоты своего полутораметрового роста на двухметрового гиганта и почувствовал себя ущемлённым: мне было неловко за свою фамилию, как впрочем, наверняка, и ему за свою.
– Эх, поменяться бы нам фамилиями, – то ли шутя, то ли серьёзно произнёс Коротышкин вслух и протянул мне руку:
– Павел.
– Валерий.
Вот так мы и познакомились.
В «учебку» города Пушкина прибыли к ночи, а утром, после построения на плацу, нам, согласно предписанию, передали тридцать два солдата-специалиста во главе с сержантом.
– Ну что, отцы-командиры?! – напутствовал нас ротный школы специалистов. – Счастливого пути. Советую следующее: не уклоняться от маршрута. Одному возглавить колонну, а второму находиться сзади, чтобы никто из солдат не отстал. И последнее: отдавать честь каждому встречному, кто званием повыше вас. Патрули здесь очень строгие и не рекомендую уклоняться от требований устава.
– Павлик, – предложил я. – Раз ты – офицер, значит впереди строя будешь находиться, а я – всего лишь прапорщик, моё место позади, согласен?
– Ладно, – нехотя ответил Коротышкин.
И вот передвигается наше подразделение по историческим местам города Пушкина строем: «ать-два», «ать-два», солнышко ласково греет, птички поют, девушки улыбаются… хорошо на душе и тоскливо.
– Привал, – на подходе к вокзалу, громко произнёс младший лейтенант. – Прапорщик Великанов, остаёшься за старшего, а я на вокзал: отмечу командировочные у коменданта. И не спеша направился в сторону вокзала.
Только примостились, глядим, навстречу ему из привокзальной толпы вынырнул патруль во главе с капитаном.
А младший лейтенант, как ни в чём небывало, дальше продолжает идти вразвалочку.
– Ну, – думаю, – попался.
И вдруг, метров десяти, не доходя до Коротышкина, патруль переходит на строевой шаг и отдаёт ему честь «под козырёк».
Наш младший лейтенант так и оторопел от увиденного. Стоит, как вкопанный, и
молча глядит, как те отчеканили шаг, пройдя мимо него, опустив руки по швам, и двинулись дальше по своему маршруту.
– Здравия желаю, товарищ майор! – поддёрнул я Павлика, когда он возвратился от коменданта. – Да ты и впрямь издали, при своём росте и весе, мелькая одинокой звёздочкой на погоне, выглядишь как майор.
Похохотали мы да поприкалывались, а ехать пора. Это подошла наша электричка.
– Взвод, подъём! – дал команду Коротышкин. – Передвигаемся в сторону второго вагона строем «не в ногу» и занимаем места в головной части вагона.
Только поднялись, как к Паше подбежал взволнованный сержант:
– Товарищ младший лейтенант, поглядите: в нашу сторону идёт генерал!
– Взвод, равняйсь! Смирно! Равнение налево! – рявкнул что есть мочи Коротышкин, и тридцать пять пар пыльных сапог, чётко отчеканили шаг мимо оторопевшего золотопогонника. Испуганно озираясь по сторонам, разодетый, как петух, «дембель», поблёскивая на груди значками и сверкая алыми генеральскими лампасами на брюках, метался на месте и не знал, что ему делать.
Лишь в вагоне до нас дошло во что мы вляпались, когда увидели на уходящем назад перроне того, кому отдавали честь.
Не знаю, кто из нас тогда больше опростоволосился: опытный и прожжённый служака – офицер патруля, или мы, абсолютные дилетанты в службе: прапорщик Великанов и младший лейтенант Коротышкин?!

– Да, и не такое в жизни случается, – подвёл итог услышанному, подполковник Иванов. – Недаром ещё Вильям Шекспир так охарактеризовал наше земное существование: «Жизнь – театр, а люди – актёры». А я добавлю, что пьесу создаёт его величество СЛУЧАЙ!