Без родины 2 - Глава 31
Возвращаясь поздним вечером с шабашки, я с удивлением замечаю, что в небе, над Настино, бегает луч лазера. Что-то новое, такого у нас еще не наблюдалось. Но сегодня суббота, наверное, это связанно дискотекой, которую по выходным дням проводит Вадик. Только я думаю о нем, тут же мой телефон сообщает о его звонке.
– Привет, Вадик! – ответив на вызов, говорю я, – богатым будешь…
Но в ответ голоса приятеля не слышно. Лишь невнятные звуки, которые можно трактовать как угодно. Это мне не нравится, я даю отбой и перезваниваю. Но Вадик не отвечает. Был бы кто другой, я не придал значения, однако Вадик человек серьезный, и случайные звонки от него исключены. Забеспокоившись, я прибавляю ходу, чтобы быстрее оказаться в селе и узнать, что происходит.
Оставив машину на привычном месте, я сквозь заросли выхожу на «пятачок» перед домом культуры и вижу множество людей обоего пола. Вадик здесь, однако сейчас он не организатор деревенских танцев на открытом воздухе, а настоящий повелитель звука и света. Вадик стоит в «зеркальном» костюме на высоком крыльце здания, в лучах прожекторов, и отбрасывает в стороны блески всех цветов радуги. Опыт, приобретенный в им секте, сказался на новом поприще. Я живо вспоминаю собрание братьев «Вей» и приторную улыбку главного сектанта при «дружеской» встрече за кулисами сцены. Вадик сумел перенять и его улыбку, и способность изливать фальшивую «любовь» на окружающих.
Глядя, как народ совершает нелепые движения под современную «музыку», я поднимаюсь к Вадику. Перед ним новенький пульт ди-джея, а сбоку, на высокой тумбочке, огромный телевизор. По его экрану, поверх нашего изображения в реальном времени, строкой бегут смайлики. Я собираюсь глянуть ближе, но тут угрюмый мужчина уголовного вида пытается схватить меня за руку. Вадик делает жест, означающий, что все в порядке, и тот, сопровождаемый моим изумленным взглядом, отходит.
– Поприветствуйте моего друга! – кричит Вадик в микрофон так, что я на секунду лишаюсь слуха. Но оказывается, он не особенно нужен: меня приветствуют не словами, а поднятыми вверх руками. Ответно помахав толпе, я, перекрывая окружающий шум, говорю Вадику в ухо:
– Ты зачем ко мне звонил? У тебя всё хорошо?
– Более чем! – кричит в ответ Вадик, – но это не я, наверное, она, случайно, – он показывает пальцем на стоящую за телевизором девушку, «живую Барби», невидимую никому, кроме нас, – кстати, встань рядом с ней, эта сцена принадлежит только мне!
Немного опешив от резкого тона Вадика, я выполняю его просьбу.
– А для чего здесь зомби–ящик? – спрашиваю я у «Барби», скорее для того, чтобы установить с ней контакт, чем на самом деле желая узнать.
– Я веду онлайн трансляцию в интернете, – вместо девушки отвечает Вадик, – и хочу видеть, как выгляжу на экранах зрителей.
– А смайлики, реакция подписчиков? Много их у тебя!
– Да, мое шоу популярно!– соглашается Вадик и от переизбытка чувств издает длинный вопль: «поехааали!». Присутствующие дружно повторяют за ним. Насладившись их реакцией, Вадик глазами показывает на телевизор:
– И там, сам смотри, что делается!
Я имею честь наблюдать через зеркальце на пульте Вадика, как интернет кипит от восторга.
– Я счастлив, как никогда в жизни! – восклицает Вадик, сияя как в буквальном, так и в переносном смысле, – пожалуй, такой успех следует отметить, заодно и восполнить силы. Мари, доставай!
Девушка приподнимает короткую юбчонку, снимает с чулочной подтяжки прозрачный пакетик с белым порошком и сыплет «дорожку» на краю телевизионной тумбочки. Я наблюдаю, как они занюхивают порошок, а потом шмыгают носами и утирают нахлынувшие слезы. Вадик с удвоенной энергией кричит: «поехааали!», и, дождавшись ответного рева толпы, спрашивает у меня:
– Ну, как тебе вечерок? Хорош? А впрочем, будешь с нами? Угощаю!
– Чем? Детской присыпкой? – лениво интересуюсь я.
– Ну, ты как скажешь! – обижается Вадик, – настоящий кокс, попробуй, тебе понравится!
– Скажешь тоже! Откуда в деревне колумбийская радость, она бывает лишь в столице. Да и безумных денег стоит, не каждый может себе позволить! – Говорю я, зевая. – Все воображаешь, строишь из себя богему!
Рассердившись на меня за «воображаешь», Вадик показывает на кусты, где стоит ранее незамеченное мною такси, и раздраженно говорит:
– Гриша, да ты спишь с открытыми глазами! Очнись! Кокс давно подешевел! И сегодня Олег, по случаю дня рождения, раздает «снежок» бесплатно. Так что угощайся на халяву, пока есть возможность!
Моя сонливость сразу пропадает, и возникает ощущение, что приступ астмы может начаться в любую секунду.
– Как ты можешь в таком участвовать, Вадик! – с ужасом восклицаю я, сообразив, наконец, откуда у него дорогое оборудование, и почему на мероприятии аншлаг, – ты в своем уме? Неужели не понимаешь, что происходит? Подумай о своей семье, что с ней будет?
– О чем ты, семьи у меня давно нет!– недовольно хмурится Вадик, – отец пьяница, сестра наркоманка и проститутка. А мать во мне не нуждается, еще сама в силах. И, если честно, мне надоело о них заботиться, я для себя пожить хочу! Вот, Мари «арбузную» грудь куплю! Пусть деревня от зависти соплями умоется! Правда, Мари? – спрашивает Вадик и с размаху шлепает девушку по заду. Та вульгарно смеется, а я, морщась, спрашиваю у Вадика:
– А куда делась скромная, работящая девушка, с которой ты меня знакомил? Ведь у тебя на нее планы были!
– Так это она и есть! – смеется надо мной Вадик, – сейчас люди быстро меняются! Требование прогресса, Гриша!
– У вас тут не прогресс, а полнейшая деградация! Так мы от наркотиков скоро погибнем! – возмущаюсь я.
– Мы всё равно умрем! – запальчиво восклицает Вадик, – какой смысл ждать старческого изнеможения? Можно расстаться с жизнью в расцвете сил, и среди друзей! Смотри, сколько их у меня! Поехааали! – кричит он, и довольно смеется, слушая толпу.
– Потому что за естественным концом можно обрести блаженство. А тех, кто сам ищет смерти, Бог наказывает вечным мучением.
– Бог!? – словно демон, хохочет Вадик, – Он не спросил меня, хочу ли я существовать в созданном Им мире, просто поставил перед фактом рождения. Но этого мало, Бог хочет, чтобы я угождал Ему, лежа в гробу! Нет уж, вопрос, как мне умереть, я хочу решить сам! И, мне не нужна вечная жизнь! В ней не будет моей справедливости, только Его! Да если хочешь знать, теперь я – бог! Смотри, что я могу сделать с этими людьми! – сумасшедшие, на выкате, глаза Вадика расширяются, лицо передергивает гримаса, и он набирает воздуха в легкие, чтобы издать свой дурацкий клич. Однако тут из кустов выбегают люди, в основном азиаты, и принимаются самодельными дубинками бить всех, без разбору.
Такси тут же срывается с места и едет в сторону трассы, с ревом набирая скорость и подпрыгивая на ухабах. В машину бросают бутылку с бензином, но промахиваются, и загораются старые покрышки перед входом на танцплощадку. Клубы едкого дыма заполняют пространство, от чего становится трудно дышать и плохо видно, что происходит.
Впрочем, причина драки и так ясна: Олег попытался вывести на рынок новый продукт и тем самым увеличить свою долю прибыли, а азиаты, традиционно торгующие только героином и гашишем, решили этому воспротивиться. К сожалению, среди них я вижу Мишу, сына Валентины Николаевны. Кулаки у него пудовые, машет он ими отменно, но это вовсе не означает, что ему следовало влезать в это дело. Азиатов привычно сменят другие азиаты, а Мише деваться некуда, полиция разбой повесит на него.
– Идем, идем! – тянет меня за локоть Вадик, покидая крыльцо вместе с «Барби», – запремся в доме культуры, переждем!
– Без меня! – отрывисто говорю я, лихорадочно ища в кармане аэрозоль.
Слышится дикий женский визг и крики «убили! убили!». Вадик, заметив, что к нам приближаются несколько человек, исчезает.
А первым идет Миша, ради матери которого я остался. Однако, увидев его лицо вблизи, я понимаю, что сделал это напрасно. Миша невменяем: он находится под воздействием не только привычной для него водки.
– Миша, Миша… – я все-таки делаю попытку установить с ним контакт, но он бьет меня дубинкой так, что я падаю без сознания…
Я прихожу в себя, лежа на ступеньках. Сняв с лица деталь от уничтоженного телевизора, осматриваюсь. Кругом темень: прожектора разбиты, а покрышки почти догорели. Тишина стоит редкостная, похоже, других пострадавших нет, что уже хорошо. А у меня сильно болит голова, и с нее капает кровь. Не иначе, рана приличная, придется зашивать. Я решаю дойти до храма, где держу аптечку (рабочие часто ранятся), и обмотать голову бинтом.
Новые распашные двери на входе оказываются открытыми настежь, а внутри горит свет, что неожиданно: я запрещаю находиться в святом месте вне рабочего времени. Но осмотревшись, я понимаю, что, хотя в храме все перевернуто, живой души в нем нет. Желая найти аптечку, я подхожу к тяжелому металлическому шкафу и открываю его «секретным» движением руки. В глаза бросается большой пакет с белым порошком. Кокс! Где рабочие его взяли? И что мне с ним делать? Выбросить? Но куда?
В этот момент слышится звук шагов на входе. Я заворачиваю пакет в случайную тряпку, прижимаю ее к ране на голове и отхожу в сторону. Тотчас в храм врывается группа сезонных рабочих, среди которых находятся и мои. Не обращая на меня внимания, они подходят к шкафу и принимаются рыться в нем, бросая мелкие предметы на пол.
– Где? – кратко спрашивает у парнишки с Украины новое действующее лицо – уголовник, тот, что хватал меня за руку возле сцены Вадика.
– Не знаю! – лихорадочно говорит парнишка, и смотрит на меня. Остальные тоже. Под их взглядами сердце у меня уходит в пятки. Но, видимо, я уже заслужил звание блаженного, да и вид у меня настолько жалок, что им не приходит в голову, будто я мог решиться на кражу. Поэтому парнишка задает такой вопрос:
– Вы давно здесь? Кто-нибудь был, когда вы вошли?
– Я перед вами зашел, здесь никого не было. – Я не собираюсь признаваться, что взял их наркоту.
– Мишка, больше некому! Понял, где храним, и забрал! – убежденно говорит парнишка.
– Ты соображаешь, что за эту пропажу Олег нас на куски порвет? – Со страхом произносит уголовник. – Где Мишку искать?
– В нашем бараке, тут недалеко! – с акцентом произносит рабочий из Казахстана.
– Тогда пошли в барак! – тронувшись с места, говорит уголовник, и показывает в мою сторону, – и этого, на всякий случай, заберите!
Рабочие, предварительно прощупав мои карманы, но побрезговав окровавленной тряпкой, ведут меня за собой. Я хочу оказать сопротивление, но потом думаю, что пойти нужно: если с Мишей дойдет до крайностей, мне следует вернуть кокс.
По пути уголовник звонит к Олегу. После их разговора события ускоряются: парнишка получает затрещины, от которых впадает в истерику, а группа переходит на бег.
Пешеходная дорожка приводит разгоряченную группу к недавно построенному туалету. Он мешает движению, и его злобно бьют ногами. От этого туалет, жалобно скрипнув, разваливается. Издав торжествующий крик, парнишка прыгает на обломки досок сверху, и … проваливается в выгребную яму по пояс. Несмотря отчаянный вопль, никто не останавливается, чтобы помочь ему выбраться.
В бараке при нашем появлении случается жуткий переполох: жители лезут к нам, кто с чем, пьяно воют и кричат матом. Уголовник, растолкав их, срывает дверь с петель, и с рабочим из Казахстана врывается к Марине. Из-за того, что ее комната маленькая, все остальные, и я в том числе, остаются за порогом.
Марина необъяснимым предчувствием ждала нас; она стоит посередине, держа одной рукой младенца, а другой, обнимая дочерей. У них одинаково неподвижные, широко распахнутые глаза, в которых, как в зеркале, отражается то, как незнакомые им, озверевшие от ярости мужчины, ломают детские кроватки, вспарывают матрасы, валят на пол старенький холодильник и разбивают бутылки с детским питанием.
Ничего не найдя, уголовник хватает Марину грязными руками за горло и грубо спрашивает:
– Где он? – имея в виду Мишу.
– Я не знаю, он два дня, как бросил меня… – она с трудом находит в себе силы сказать это побелевшими губами, и мы вдруг видим, как по ее щеке скатывается слеза. Я с изумлением смотрю на Марину. Безалаберная, всегда ищущая конфликта деревенская баба, оказывается, обладает большим сердцем. Для нее трагедия не то, что сейчас происходит в ее комнате. Она страдает от того, что ушел человек, которого она любит.
Сопереживая душевной боли матери, девочки, прижавшись к ней, тоже начинают плакать. Это невыносимо, смотреть на них. Такое чувство, что в эту минуту о своей нелегкой доле плачут все женщины мира. Даже уголовник не выдерживает: он грубо отталкивает Марину и идет из комнаты.
– Ну что, нашли Мишу? – во дворе встречает нас вопросом только что подбежавший парнишка, от которого страшно воняет.
– Нет, – кратко отвечает ему рабочий из Белоруссии.
– Что нет? – переспрашивает парнишка.
– Нет его там, – отвечает рабочий, а затем, подумав, говорит, – или он хорошо прячется!
– Ах, прячется? – кричит парнишка, лихорадочно бегая туда–сюда под окнами барака, – я ему покажу, как прятаться! Сейчас все, кто прячется, сюда выскочат! – он направляется к стогу сена и поджигает его спичками.
Сено вспыхивает так, словно только и ждало огня. Я с ужасом понимаю, что сгорит не только этот, но и все другие бараки. Будут жертвы, жители останутся без крова и скотины. Я хочу броситься тушить, но чувствую, что сил у меня на это нет, да и огонь хорош. Крайнее отчаяние овладевает мною, и я прошу Бога помочь, прошу так, как до этого никогда ни о чем не просил.
Над бараком грохочет гром, и случается ливень, да такой сильный, что вокруг нас текут ручьи. Пожар сразу прекращается, так толком и не начавшись....
Свидетельство о публикации №218112700470
Спасибо, что помогли мне найти потерянную главу.
С уважением и с наступающим Новым Годом Вас, здоровья, успехов и удачи.
Любовь Арестова 19.12.2018 21:58 Заявить о нарушении
Виталий Поршнев 20.12.2018 19:59 Заявить о нарушении