Смерть

          1. Слово "смерть" бытует в двух принципиально разнящихся между собой значениях. Чтобы лучше уяснить суть этого различия, рассмотрим схожие случаи из языковой практики.
          Так, существуют "безграничность" и "безграничность". Первая представляет собой понятие о предмете, который можно более или менее ясно представить и описать. Под таковой безграничностью понимают отсутствие внешнего контура, т.е. некоей зримой пространственной границы, за которой есть что-то ещё. Это синоним всеохватности. В метафизике такая безграничность рассматривается как один из атрибутов самоопределяющейся и самодостаточной Субстанции – того, что является границей для самой себя и причиной самой себя (в философии Субстанция выступает под разными наименованиями, например, такими как Еди'ница или Абсолют). Вторая "безграничность" относится к ложным понятиям, понятиям-фикциям: за той же самой словесной оболочкой скрывается несуществующее содержимое. Речь идёт о так называемой "дурной бесконечности" – дидактической условности геометров, не имеющей за собой реально существующего объекта. Такую вечно расширяющуюся "безграничность" невозможно представить как нечто определённое, она есть мыслительный сбой, произошедший в незрелом уме при попытке охватить понятие "пространство".
          Ещё один пример. Есть "пустота" и "пустота". Первая представляет собой понятие, за которым стоит реально существующее нечто. Такая "пустота" есть один из атрибутов (ипостасей) пространства (протяжённости), противоположность материи (плотности, наполненности), своего рода антиматерия, имеющая свои физические свойства и качества. Вторая – понятие-фикция, понятие-подделка. Это обывательское "ничто", "небытие" – то, что не имеет в себе ни качеств, ни свойств. В конечном счёте – это набор букв, за которым не стоит ничего реального.
          Таким образом, одно и то же слово может выражать собой как содержательное понятие, так и его бессодержательный двойник – смысловую пустышку.
          То же самое можно сказать о двух "смертях": первая из них – это понятие, за которым стоит нечто реально существующее, вторая – понятие-фикция, симптом детской болезни под названием "философский материализм".
          Смерть в первом значении – это синоним разлуки, разъединения. Смерть тела – это разлучение его с душой. Смерть души – это разлучение её с Богом. Представление о смерти как разлучении души и тела существовало с незапамятных времён (вспомним религию древних египтян), однако со временем человечество утратило остроту и убедительность этого представления, утратило настолько, что уже Платон (IV в. до Р. Хр.) вынужден был преподносить его как частное мнение. Так в диалоге "Горгий" он вкладывает в уста Сократа следующую сентенцию: "Смерть, на мой взгляд, не что иное, как разделение двух вещей — души и тела…" (вводное слово "на мой взгляд" свидетельствует о том, что для собеседников Сократа данная мысль не была столь очевидной). Эпохальной вехой в развитии представления о смерти как разлуке (при этом, разлуке временной), стали земная жизнь и учение Основателя нашей Церкви, Богочеловека Иисуса Христа, произведшие настоящую революцию в умах Его учеников и последователей, а у теплохладного большинства (в первую очередь — Иудеев) вызывавших лишь непонимание и враждебность. Выяснилось, что существует не только смерть тела, но и смерть души. Христос причисляет к "душевномёртвым" две категории людей: во-первых – тех, кто бросает дерзкий вызов божественным установлениям, укореняется в порочном образе жизни, например, распутничает, тратит свои силы на пустые развлечения [1]; во-вторых – тех, кто внешне соблюдая религиозную традицию (в первую очередь – обрядовость), внутренне пренебрегает нравственным Законом [2]. Их смерть – это смерть души, разорвавшей живую (этическую) связь с Богом. И наоборот, Христос говорит о бессмертии тех, кто живёт в согласии с божественными законами ("Истинно, истинно говорю вам: кто соблюдет слово Мое, тот не увидит смерти вовек" — Ин. 8, 51). Понятие "смерть души" прочно вошло в святоотеческий лексикон, став фундаментом христианской антропологии. Так, святитель Григорий Палама (XIV в.) пишет: «Как отделение души от тела есть смерть тела, так отделение Бога от души есть смерть души. И это есть главным образом смерть, смерть души. На неё указывал и Бог, когда, давая заповедь в раю, сказал Адаму: "в какой день вкусишь от запрещённого древа, смертью умрёшь" (Быт. 2, 17). Ибо тогда умерла душа его, чрез преступление отделившись от Бога; по телу же он продолжал жить с того часа и далее до девяти сот тридцати лет» [3]. Согласно святоотеческому учению, смерть души первична по отношению к смерти тела, она есть её первопричина.
          Смерть во втором, ложном, значении – это мнимый переход от бытия в небытие, от реальности в ничто. Для человека, верящего в неуничтожимость души, её загробное существование и последующее воскресение тела, такой смерти не существует (точно так же, как для философа не существует дурной бесконечности или бескачественной пустоты). Это очередное понятие-фикция, плод жалких потуг обескрыленного ума проникнуть в тайны человеческого существования.
          Как ни странно это выглядит, но именно в церковной среде, которая акцентирует своё внимание на раскрытии тайны смерти и отвергает всякую недосказанность и неопределённость в толковании этого предмета, вокруг смерти образовалось изрядное количество семантического тумана. В своей речи некоторые церковные ораторы не уточняют, какое из двух вышеприведённых значений "смерти" имеют в виду, возлагая на слушателя обязанность уяснить это самому. Эта недосказанность порождает путаницу в неискушённых головах. Например, можно встретить такую слушательскую реакцию: "Вы, люди Церкви, начинаете с того, что говорите: смерти нет, но потом утверждаете обратное – что она есть. Как это совместить между собой?" В таких случаях необходимо разъяснять, что когда мы говорим "смерти нет", то имеем в виду смерть-2 (атеистическое ничто), когда же говорим о смерти как состоянии души и тела, то имеем в виду смерть-1 (временную разлуку). Требуют разъяснений и такие выражения, где присутствует полисемия внутри границ понятия "смерть-1". Это дихотомия "смерть тела" и "смерть души". Если человек не осознаёт этого различия, то смысл текста ускользает от него или понимается превратно.
          2. Следует сказать несколько слов о правильном отношении к смерти. Для безбожника смерть – это источник леденящего ужаса, это вселенское зло, это предел всякого человеческого горя. Отсюда проистекает хорошо знакомая людям старшего поколения похоронная эстетика советской эпохи: мрачные лица, траурные одежды, непременный марш Шопена, обморочные состояния и прочее. Безбожник отчаянно цепляется за жизнь. Оттянуть момент смерти как можно дальше – его заветное желание. Совсем иное восприятие смерти у человека, живущего с Богом и верящего в неуничтожимость души. Смерть для него – это не столько окончание земных страданий и надежда на переселение в лучшие миры (праздника может и не случиться), сколько установленный Богом непререкаемый закон бытия. Противиться смерти означает противиться Божьей воле. Бояться смерти означает серьёзно грешить. Конкретное время ухода человека из этого мира также установлено Богом [4], и по-настоящему верующий воспринимает его по стойке "смирно" – как в армии. Душа получила приказ: поменять место жительства. С приказом не спорят. Никакого сопутствующего траура, никаких душераздирающих стенаний. Только надежда на милосердие и человеколюбие Высшего Судии. Только вера в Его премудрый Промысел.
          3. Очень хорошо рассуждает об отношении жизни к смерти святитель Игнатий Брянчанинов. Смерть есть переход из кратковременности в вечность. Наша земная жизнь – лишь драматическая прелюдия-подготовка к этому переходу. Святитель пишет: "Приготовимся к вечности и к переходу в вечность, именуемому смертью, во время земной жизни, в этом преддверии вечности. Земная жизнь есть не собственно жизнь, но непрестанная борьба между жизнью и смертью: попеременно мы уклоняемся то к той, то к другой, колеблемся между ними, оспариваемся ими. Если оценим справедливо, тО краткое мгновение, на которое мы поставлены здесь, на земле, сравнив его с неизмеримой и величественной вечностью, то найдём только одно правильное употребление земной жизни. Употребляется она правильно, когда проводится в приготовлении к вечности" [5].

________________________

[1] См.: Притча о блудном сыне (Лк. 15, 11-32).
[2] Cм.: Мтф. 8, 22.
[3] Послание ко всечестной во инокинях Ксении, 4 // Добротолюбие, том 5, гл. 18.
[4] Ср.: "И кто из вас хлопотами сможет прибавить к сроку жизни своей хоть на один локоть?" – Мтф. 6, 27. Пер. С. Аверинцева.
[5] Свт. Игнатий Брянчанинов. Слово о смерти. // Он же. Собрание творений. Том III. М., изд. "Ковчег". С. 180-181.