5

— Здравствуйте, капитан. – Аретейни сидела на кровати, глядя на него снизу вверх. – Вы сегодня рано.
— Не спится, – сказал Владимир, отметив, что сердце колотится намного быстрее обычного. Он машинально ухватился за ворот рубашки, и только затем сообразил, насколько глупо выглядит этот жест. Заставил себя опустить руки.
— Душно, – истолковала по-своему Аретейни. Она по-прежнему глядела на него внимательно и пристально, и капитану сделалось немного не по себе от этого взгляда. Словно от него ждут чего-то, а чего – непонятно. И вдруг девушка улыбнулась – тепло и радостно. – А знаете, я успела по вам соскучиться. Присядьте. Опять сны?
Селиванов неопределенно крутанул рукой в воздухе, отмахиваясь от вопроса.
— Поговорим о вас, – предложил он. Аретейни усмехнулась.
— А вы еще не успели все про меня узнать? Спросите у своего начальства.
— Ну, зачем вы так, – Владимир почувствовал дискомфорт, как если бы его несправедливо обвинили.
— Простите, – отчего-то вспыхнула Аретейни, заглядывая ему в глаза. – Я не хотела вас обидеть.
— Еще чего, – фыркнул капитан, злясь на себя за непрошеные эмоции. – Вы не расскажете о вашей дружбе с Эриком?
— Уже наболтали. – Аретейни пожала плечами. – Вас действительно интересует, о чем мы там разговаривали?
— И о чем же? – проигнорировал иронию капитан.
— Да как все. Просто болтали. Хотите знать больше? 
— Хочу. Я тут как раз за этим.
Аретейни улыбнулась.
— Жаль. Я надеялась, что вы пришли повидать меня. Ладно. – Не дожидаясь ответа, она поднялась. – Идемте.
— Вам разрешают выходить из палаты?
— Это вам разрешают выводить меня из палаты, – с нажимом проговорила Аретейни. Неожиданно она развернулась, плавным, танцующим движением – и вдруг больничная одежда исчезла. Теперь на девушке красовалось платье темно-красного бархата, на ногах появились туфли, а коса превратилась в сложную высокую прическу. Девушка насмешливо улыбалась. – Так лучше? Вам бы тоже переодеться.
Дэннер даже отшатнулся. Теперь он был твердо убежден, что сходит с ума.
— Не надо! – поспешно отказался он, отчаянно цепляясь за остатки привычного мира. У него галлюцинации, определенно, галлюцинации. – Куда мы идем?
— На праздник. – И Аретейни протянула ему руку. – Ну? Останетесь здесь?
— Нет, – выдохнул Дэннер, принимая руку и смутно надеясь ощутить пустоту, но тепло человеческого тела развеяло все его надежды. Тонкие пальцы Аретейни обхватили его ладонь.
— Брось, – мельком обернулась Аретейни и повлекла его почему-то к стене. – Ты не сумасшедший.
Владимир не отозвался, размышляя о природе комплексных галлюцинаций, Аретейни же провела рукой по стене, которая вдруг исчезла, провалилась, являя дыру с обколотыми краями. Из дыры тянуло холодом. Владимир хотел подойти поближе, но девушка крепче сжала его руку.
— Не отпускай, – велела она. – Иначе потеряемся.
Капитану послышались далекие переливы чьих-то голосов – не то плач, не то смех. Аретейни шагнула в дыру. Дно у нее оказалось склизким, внутри пахло плесенью. По мере продвижения голоса становились все отчетливее, и скоро сделалось ясно, что это именно смех – странный, истерический, на грани плача, но все-таки смех. Владимир не смог бы сказать, сколько они шли, в какой-то момент тоннель кончился, и они вышли в большое круглое помещение с окнами по всему периметру, за которыми бушевала гроза.
Повсюду горели свечи. Свечи на полу, на стоявших беспорядочно столах, свечи в большой люстре под потолком. Пламя металось, рождая хоровод нервных теней. Столы были уставлены самой разнообразной едой. И никого не было. Лишь у дальней стены зала напротив мокрого окна замер знакомый силуэт. Приглядевшись, Владимир различил в тенях у его ног еще несколько человек. Он обернулся к Аретейни, и она протянула ему бокал с вином.
— Выпей. Ночь будет долгая. – Девушка улыбалась, но по бледному лицу катились слезы.
— Что все это значит?! – Владимир отшатнулся, высвободив руку. – Где мы?
— Не уходи!.. – прошептала Аретейни. – Ты мне нужен. Не бросай меня!..
— Приступим? – За спиной стоял крепкий парень в кожанке, лицо его скрывала тень.
— Выпей, – дрогнувшим голосом повторила Аретейни. – Пожалуйста.
Владимир ухватил бокал, поняв неожиданно, что больше не может видеть ее слез. Вино оказалось безвкусным, но липким – оно плескануло на стенку бокала, и к ней неприятно прилипали пальцы.
— С полнолунием! – засмеялся парень в кожанке и поманил их рукой. – Идемте.
Аретейни обернулась на Владимира и покорно шагнула к кожаному, опустив голову. Тот хозяйским жестом приобнял ее за плечи, произнес:
— Ты привела своего нового друга. Умница.
Знакомый силуэт, в котором безошибочно узнавался Эрик, шагнул в сторону, открывая вделанные в стену стальные скобы.
— Это для кого?.. – испугавшись неожиданной догадки, спросил Владимир.
— Для королевы нашего сегодняшнего торжества, – любезно уведомил кожаный. К нему подошли еще двое. – И для тебя, конечно.
— Не подходите, – предупредил капитан, и уже приготовился драться – но рука одного из парней прошла сквозь его руку, как сквозь дым.
— Что?! – резко обернулся кожаный.
— Она защитила его, – с сожалением констатировал парень. У него были длинные светлые волосы.
— Вино… – пробормотал кожаный. – И как я не догадался… Ладно, ответишь. – Он зло дернул Аретейни к стене, еще двое, соткавшись из теней, замкнули на ее запястьях скобы.
— Оставьте ее в покое! – не выдержал Владимир, кидаясь на помощь. Пробежав несколько шагов, он словно врезался в невидимую стену. Что-то преградило путь – что-то невидимое, но прочное как прозрачное стекло. Он ударил в стену со всей силы – бестолку. Кожаный извлек откуда-то плеть с шипами. Широко размахнулся, свистнул распоротый воздух, и шипы с отвратительным чавкающим звуком впились в плоть. Аретейни выгнулась и захрипела, кровавые брызги веером сыпанули о стену.
— А ты чего стоишь? – крикнул Дэннер Эрику. – Останови их!
— Я не могу, – отозвался молодой человек. – И ты не сможешь.
 

— Капитан, вам бы отдохнуть надо.
Владимир встрепенулся и поднял взгляд.
Он сидел на полу, уткнувшись в свою руку, которая, в свою очередь, лежала на кровати Аретейни. Медсестра Дана сноровисто застегивала ремни на запястьях девушки, кровь пропитала одеяло.
— Что… – Владимир распрямился пружиной, – что с ней?..
— Приступ, – отозвалась медсестра. – Ступайте-ка к себе и отдохните пару часов. Я разбужу вас, если что-то узнаю.
— Нет, – отказался Владимир. – Я ее не оставлю.
— Капитан…
— Она просила меня остаться. Я не уйду.
Аретейни приоткрыла мутные глаза.
— Ты… – прошептала она, рука слабо вздрогнула, словно девушка хотела коснуться его. – Ты здесь…
— Да. – Владимир осторожно сжал ее ладонь. – Я с тобой.
— Теперь ты понимаешь, что не сошел с ума? – Речь у Аретейни сильно замедлилась, она с заметным трудом выговаривала слова.
— И ты не сошла, – тихо проговорил Владимир. Аретейни медленно вдохнула, отвернувшись.
— Больно, – совсем по-детски жалобно прошептала она. – Не уходи.
— Не уйду, – пообещал Дэннер, ощутив, как у него самого вдруг перехватило дыхание. Слова вырвались прежде, чем он успел их осознать. – Как я могу тебя защитить?
Аретейни мотнула головой, волосы рассыпались по подушке.
— Никак. Я это заслужила, Владимир.
— Не согласен, – сказал капитан. Он сам не заметил, как, протянув руку, коснулся кончиками пальцев щеки девушки. Она вздрогнула, но не отстранилась. Потом вдруг отвела его руку от своего лица, чуть пожав пальцы Дэннера.
— Я все-таки повторюсь. Уезжай, Владимир. И как можно скорее.
— Никакой последовательности, – улыбнулся Селиванов. – Что означает – заслужила?
— Значит, что мне отсюда не выбраться… – прошептала Аретейни, откинулась на подушку и закрыла глаза. – А ты еще можешь… – Пальцы ее разжались, дыхание замедлилось – лекарство подействовало.
— Вы идете? – позвала Дана.
— Останусь тут. – Владимир устроился поудобнее. Он и сам не сумел бы сказать, зачем это делает. Просто не мог уйти – и все тут.
Дана вздохнула, махнула рукой и вышла.
 

На Четыреста Тринадцатой стояло туманное летнее утро. День обещал быть жарким и тягучим, как терпкий мед. Мед с металлическим привкусом крови.
Этот надоедливый привкус сделался неизменным спутником, многочисленные язвочки лопались в дыхательных путях, во рту, и сочились серозной жидкостью и солоновато-металлической кровью. Есть ли у него иммунитет к Морене, или ему просто сказочно везет – Дэннер не знал, да и не мог узнать. Каждый день мог стать последним.
Впрочем, ему и к этому не привыкать.
Скрипнула, хлопнула хлипкая дверь бара, дохнула в прокуренный зал утренней прохладой. Грязные солдатские ботинки глухо простучали по дощатому полу. Пол был усыпан соломой, но не очень помогало, пыли тащило изрядно изо всех щелей.
— Виски есть? – спросил Дэннер. Голос прозвучал хрипло. Очень хотелось смыть пыль и кровь. Машинально он кинул взгляд на свою руку – она тоже вся сплошь покрылась нарывами, и желтовато-красные пятна плыли по повязке на ладони. Если он выживет, и болезнь все же отступит, тело покроют шрамы. Много-много шрамов, как будто следы ожога…
— Вы не болеете? – спросила юная девушка за стойкой. У нее были большие наивные синие глаза, и ими она сейчас уставилась с опасливым любопытством на командира миротворцев.
— Нет, – ответил Дэннер. До чего же отвратительный виски. – Ну, разве только немного. – Он улыбнулся девчонке, и та поспешно опустила взгляд. На зубах кровь заметно сильнее, чем на коже под слоем пыли.
— Разве так бывает? – почти шепотом спросила девушка и наклонилась к нему. – Понимаете, мне сказали, что Морену можно излечить на инкубационном периоде. Сказали…
— Кто сказал? – перебил Дэннер.
— Сказали, у вас есть профилактическая вакцина… – голос девушки предательски задрожал. Дэннер выпрямился.
Девушка сглотнула вязкую от пыли слюну, не смея отвести взгляда. Она была похожа на маленького зверька – обреченного, беспомощного, готового яростно защищаться.
— Нет!.. – умоляюще прошептала она. – Вы этого не сделаете!
Дэннер провел руками по лицу, размазывая грязь. Ему бы только отдохнуть немного… совсем чуть-чуть, полчасика. Полцарства за полчаса отдыха.
— Вы знаете, что сделаю.
— Нет!
— Что с глазами? – Дэннер подался вперед, ухватил девушку за тонкое запястье. – Глаза почернели?
Она замялась, открыла рот, снова закрыла. Вдохнула.
— Правду.
— Не полностью. Только пятна. Вы сможете ему помочь? Пожалуйста!
Крик взлетел к закопченным стропилам, заметался птицей. Дэннер покачал головой. Сказать вслух так и не сумел – горло перехватило. И ударом грома в повисшей тишине прозвучал щелчок предохранителя.
— А если бы это был ваш ребенок? – По лицу девушки текли слезы. – Если бы ваш ребенок заболел?.. Ему и недели нет!.. Он совсем крохотный… такой беззащитный малыш… – Дэннер выпустил ее руку, и она разрыдалась в голос, закрыв лицо. Командир шагнул в дверной проем, просто отодвинув ее, механическим, неживым движением.
Младенец лежал в кроватке. Он проснулся от звука чужих шагов, завозился, и на Дэннера с интересом уставились два больших, почти еще синих глаза. Ребенок улыбнулся ему и, протянув пухлую ручку, ухватил пистолет за ствол.
— Прости, малыш, – тихо проговорил Дэннер.
«Я не могу, – раз за разом металась в пустой от боли и усталости голове одна-единственная мысль. Он все-таки не выстрелил, не смог, поставил укол, дав малышу легкую смерть и свою дозу препарата. Казалось, ребенок уснул, и во сне улыбался навеки застывшей улыбкой. – Я не могу больше. Я хочу умереть.»
Дэннер накрыл маленькое тельце одеялом и, не оглядываясь, покинул комнату.