Письмо

Знаешь, ТЫ один не оставайся. Пишу и боюсь, тем больше оттого, что ты из вредности своей, только чтобы мне вопреки, заточишь себя в замок Иф, из которого одна дорога – в мешке.


Пишу потому, что сегодня на улице встретила деда без ноги, вроде как. Просил помочь на крыльцо взобраться и денежку… "на хлеб с кефирчиком". А вообще, не мое это дело, думать – на что. Пусть и на водку даже. По-моему, только так и нужно: можешь себе позволить – дай, не можешь – не давай, и не дело это выяснять, на что, да про что.


Я дала, конечно. И не к тому сейчас рассказываю, что хвалюсь, а к тому, что рассказывал он о себе, говорил, что детдомовский, как в Афгане служил, о том, что не женился по молодости, потому что не хотел жену молодую по гарнизонам за собой таскать, а теперь один остался – а воображение мое уже разглаживало черты его сморщенного лица. Спина, перекошенная от долгого упора на костыль, на глазах принялась выпрямляться. Отставленный нелепо в сторону протез подтянулся "по струнке" вдоль туловища, и вот, уже мужчина, молодой и поджарый стоит на своих ногах, а некогда старый, беззубый рот улыбается мне ТВОЕЙ улыбкой.


Вот так послушала я, и где-то внутри защемило. Эх, думаю – вот так вы, хорошие мои: волк-одиночка сегодня – дед-одиночка завтра! Молодость-то пролетела. Миг – а не молодость! А ему теперь, жизнь, вон она какой длинной кажется. До дома доковылять, какой-то километр – вечность. Преодолел – значит выжил. А дома – не ждет никто.


Пусть хоть иногда выпить есть с кем – и то ладно. Молодость вспомнить – как баб, косматых да грудастых, по углам зажимал. Обсудить, как со мной сейчас, несправедливость, мол, старики никому не нужны, и пенсия маленькая.


– Деда, а получаешь-то сколько, если не секрет?


– ...дцать. Тут еще за квартиру заплати. Так, всякое…


– Ну в этом плане мне легче – мне платить не за что. А с пенсией-то такой, ты деда – местный олигарх. Я, на эти деньги, с двумя детьми живу, ишь оно как повернулось, таким манером – это ты мне подавать должен.


Посмеялись. Помогла ему на крыльцо забраться. Поплелась плюшек к обеду прикупить, а осадочек остался.


Присовокупил, конечно, деда всего для яркости, тем более, не первый раз уже его выручала, да и не одна я – молодые бабенки от сердобольности своей ведутся, по обыкновению. Что греха таить – мог и наврать с три короба – сим еще больше ТЕБЯ напомнил, но в голове то, картина маслом: телогреечка, ножки скрюченные, костылек, штаны от грязи не скрипят только – а ведь не так стар дед-то.


Пусть бы даже после расставания нашего, он костылек свой отбросил в сторону и запрыгал радостно вдоль дороги – а глаза не обманут, в глазах все одно – просьба: поговори со мной, выслушай. Сиротское это желание, притвориться что тебе еще хуже, чем на самом деле. Скрючиться, потирая протез, застывшими пальцами, как бы оправдаться – я заслужил, посмотри на меня, я заслужил твоего внимания, но при этом «держать лицо». Как ТЫ, «держать». А я не заслужила его оправданий, и от этого так неловко, я как будто голая рядом стою.


А ведь скольких, наверное, баб оттолкнул по молодости. Дед-то не промах был – это в манере говорить очень себя выдает, потому что сидит это в нем, и светится, «одиноковолчье». Не пафосное, напускное: «Лучше буду один, чем с кем попало» – а настоящее, матерое, хищное.


Такое никакими женскими «чарами», «хитростью» и всякой прочей ересью – не проймешь. Одно плохо – просыпается иногда человечишко внутри: бесхозный, необласканный, ничей муж, ничей отец – и дает слабинку. А признаться, хоть бы себе даже, не получается, что не от силы идет это одиночество – а от слабости, что Волк твой внутренний загнан был в угол и болен, поэтому и не подпускал никого. А теперь вот отбился от стаи и бродит неприкаянный. А деду хочется и на луну повыть с кем-то, и чтобы под ручку поддержали, и до дома довели, и "кефирчика".


Только ему, сбитому летчику, вряд ли судьба преподнесет такой подарок, а у тебя, я уверена, будет еще шанс, и ты главное, знаешь – ТЫ один не оставайся...


#АрсентьеваИрина #чтиво #читать #книга #слово #современная #проза