История Подгорья. Глава 3

Глава 3.
Ехали долго. Почти до самого вечера ни одной остановки. Ели тоже на ходу. В городке Лисьем стоило появиться загодя: разведать, что да как. Что именно может быть и как, впрочем, никто объяснить не хотел – торговцы то ли побаивались сурового Храна, a то ли просто сам городок дружно недолюбливали. Ясно было одно: если будет Путница благосклонна, то и барыши будут знатными, a вот ежели завяжет дороги Распутица, то и задерживаться в городишке не след.
Вечером, наконец, остановились. Мьёльфа, по обыкновению, расположилась невдалеке от костра – так, чтобы и свет хорошо падал – работать сподручнее, да и к котелку хотелось сидеть поближе. Кашеварить её особо не просили: гномью стряпню мало кто любит, - так что можно было расслабиться. К тому же, у костра всегда было что послушать.
Только она уселась наземь и распутала застёжки на длинных рукавах – так-то удобнее будет мелкие бусинки ловить да прилаживать, как Зренко спутал все карты.
– Мьёльфа! – он издали махнул рукой, - Подь сюды, дело есть!
Девушка нехотя повиновалась. Всё-таки уговор есть уговор: гномья услуга в обмен на еду и плату.
– Что там? – спросила она, подойдя ближе.
– Потопали к Храну. Надобно кое-что выяснить.
– Что именно? – Мьёльфа насторожилась. Беседовать с глазу на глаз с самим Храном не хотелось. Нет, боязно не было… но всё равно неприятно. Причём, гноме почему-то казалось, что неприязнь эта абсолютно взаимна: очень уж хмуро поглядывал торговец, будто прикидывая, a не скостить ли дневную плату за какую оплошность. Гнома платила тем же, пусть и не решаясь выступить в открытую. Всё-таки до расчёта ещё ой как неблизко. Тем временем, Зренко распахнул перед Мьёльфой полы шатра – да что там, почти целого дома! – и сам шагнул следом.
Внутри было довольно светло. Со всех сторон бледно мерцали зачарованные светильники: дары чудесного юга. У дальней стенки шатра на тюфяке разлёгся и сам Хран. Кивнул – и гнома подошла ближе. Прямо перед ней был переносной столик – низкий для человека, но Мьёльфе – аккурат по пояс.
– Иди сюда! – пророкотал Хран, - Вот, погляди, - он выложил на стол три камня, - Что скажешь?
Гнома взяла в руки пёстрый рыжий камень. Повертела.
– Ржавовик, - заключила она, - Настоящий. Такие обычно в деревнях детям в бусы вставляют – от всякой порчи и сглаза.
Торговец удовлетворённо хмыкнул:
– Дальше.
Мьёльфа взяла следующий камень.
– Угрюмец! – обрадовалась она, - Эти часто берут себе благородные господа в перстни да на ожерелье. Хороший камень, красивый, - гнома покрутила его в пальцах, - Этот родом из самых Угрюмых гор – вот, видите как блестит? – она протянула руку к торговцу.
– Дальше! – только и ответил тот.
Подошедший Зренко с интересом наблюдал через низкое гномье плечо и, видимо, подавал Храну какие-то знаки. По крайней мере, пару красноречивых взглядов девушка уловить успела, прежде чем в руках у неё оказался и третий камень.
– Хм… - Гнома на миг задумалась: «Неужели всамделишный? Да ну… не может быть! Или..?» - Это лес-камень, - наконец, решилась она, крепко сжав крупную зелёную горошину.
– Верно, - довольно поддакнул Зренко. Мьёльфа обернулась.
– A ну-ка, дай сюда! – сказал тот и, забрав камень, положил его на стол к остальным, - Отойди! Глянь пока во-он туда! – Зренко указал куда-то за спину гноме. Пришлось повиноваться. Мьёльфа послушно стояла, отвернувшись от обоих торговцев, покуда Зренко вновь не позвал её.
На сей раз, на столе не было ничего, кроме перевёрнутой деревянной плошки.
– Что там? – спросил Зренко, указав на неё пальцем.
Мьёльфа на миг задумалась. Чутьё подсказывало верное решение.
– Угрюмец! – ответила гнома.
– Угадала, - торговец даже улыбнулся, - Отвернись ещё раз.
– A теперь?
Мьёльфа, даже не поворачиваясь, выпалила:
– Лес-камень!
– Точно, - Зренко деловито кивнул, - Как узнала?
Мьёльфа, наконец, повернулась.
– Так это… от него зеленью тянет, - нерешительно сказала она. Никогда девушка не задавалась вопросом, как же ей удаётся находить всякие интересные камушки. Просто сами как-то прыгали в руки – да и всё.
– Хм… Ясно, - ответил Зренко и посмотрел на молчавшего доселе Храна.
– Вот что, гнома, - наконец, сказал тот, - A цену этому камушку назвать можешь?
Мьёльфа опешила. Доселе ей не приходилось не то что держать в руках, a даже издали видеть лес-камень такой величины. Да ещё и настолько чистый!
– A вы дайте мне камень ценою в сто златов, - нашлась она, - Я вам и скажу, за сколько таких камней можно купить этот!
Торговцы недоумённо переглянулись.
– Ты что это мне? Юлить вздумала, девка?! – резко спросил Хран.
– Да… то есть нет! – Мьёльфа смутилась, - Просто раньше я никогда таких больших лесовиков не видела, - честно ответила гнома, - Я и за сто златов камней ни разу в руках не держала. Вот и прошу один – в качестве эталона, так сказать, - на этих словах девушка окончательно залилась краской.
– На, держи! – Зренко протянул золотой перстень, - Видишь этот озерок? Вот он ровно сто златов мне стоил в Норьгороде.
Мьёльфа протянула руку и взяла перстень. Присмотрелась, взвесила на ладони. Тяжёлый.
– Пять, - наконец, сказала она, - Пять таких озерков на один ваш лесовик надобно.
Торговцы снова переглянулись.
– Ладно, иди, - наконец, разрешил Хран, - Оценка камней, вижу, тебе по плечу. Позову, когда вновь понадобишься. И это! Перстень верни!
Гнома положила кольцо на стол.
– Вот и хорошо. Ну, ты иди-иди! – добродушно добавил Зренко, забирая свою драгоценность.
A Мьёльфу и не пришлось упрашивать.

***
Ночка выдалась беспокойная. В небо то и дело выскакивал белый диск луны – и тут же скрывался за тучами, вышивая их контуры зловещей белёсой каймой. Мьёльфа никак не могла уснуть, всё ворочалась, глядя на сердитые звёзды. Подложенный под спину лапник нещадно кололся. Не спалось. И что её дёрнуло в этот поход? Гнома задумалась. Ради чего..?
Соседи – которые, как и она, не гнушались ночевать прямо так, под открытым небом, – то и дело вздрагивали и просыпались. Кое-кто вставал и уходил в лес, a после торопливо возвращался, едва ли не на ходу оправляясь. В какой-то момент Мьёльфа поняла, что уже никто не спит.
Девушка села. Единственный дозорный с ужасом глядел куда-то в чащу. Все остальные поднимались и протирали глаза. Из леса доносился мерзкий скрипучий звук, будто кто зубами стучит. Мьёльфа пихнула соседа в бок.
– Вставай!
– A?!
Молодой парень – кто-то из служек Храна – протёр глаза.
– Вставай! Слышишь?
 – Что?
– Костохрусты! – с содроганием пояснила Мьёльфа, - Мне о таких дед рассказывал!
– Ёлы… Эй! Э-эй! Сказитель есть? – парень поднялся во весь рост и крикнул.
Из какого-то шатра донёсся голос Зренко:
– Может, тебе ещё озорную девку подать?! Чего орёшь-то?
Мьёльфа, наконец, нашла глазами заспанного торговца. Тот, меж тем, выглянул из-под цветастого полога, прислушался и, почесав макушку, задумчиво протянул:
– М-да-а. Сказитель бы тут не помешал. Эй, люди! Знает кто…
…но договорить Зренко так и не успел: из лесной чащи на поляну к путешественникам вышли маленькие человечки. Слишком маленькие, чтобы считаться взрослыми. Слишком большие, чтобы стать ангъяками. Нежеланные. Изгнанные на болота. Мёртвые. Их было немного: пять-шесть, не больше. Все в рубище, кое-кто и вовсе голый. Истощённые, в лицах ни кровинки, лишь глаза поблёскивают – чужие, голодные, пронзающие насквозь. Дети медленно выходили к поляне один за другим, то похрустывая костяшками пальцев, то поскрипывая челюстями.
С минуту торговцы глядели на тоненькие скелетики в рубищах. Кто-то нервно переступал с ноги на ногу. Хруст! – хрупнула ветка под сапогом. Миг – и люди бросились врассыпную. Кто-то полез на деревья, кто-то – из тех, что побойчее – схватил тлеющую головёшку прямиком из костра. Где-то сверкнули мечи.
– Что делать-то будем? – шёпотом спросила Мьёльфа.
Никто не ответил.
Мертвецы тем, временем, подходили всё ближе. Торговцы пятились. Кто-то за спиной у Мьёльфы жалобно завыл. Раз – и обступили повозку. Схватили пару цветастых тряпок, растянули широким пологом, накинули на плечи. Удовлетворённо клацнули челюсти. Два – и стреноженные кони пущены на свободу. Несутся прочь под сиплое улюлюканье мертвецов. Три –подобранная с земли шишка уже летит вслед какому-то трусу на дереве.
«Они же шалят, как дети!» - подумала Мьёльфа, - «Да это же дети и есть!» - гнома вгляделась. Костохрусты, и правда, вели себя – что твои непоседы. «Сказки… Так вот что им нужно!» - девушку осенило: «Дети страсть как любят сказки! A ну как рассажу им что-нибудь этакое! Мигом отстанут!»
Гнома пораскинула мозгами и, ухватив какой-то ещё ей самой не ясный образ, начала:
– Слушайте! – Мьёльфа встала и расправила плечи, - Расскажу я вам старую гномью сказку, - девушка обвела костохрустов взглядом. Те мигом притихли.
– Было это давным-давно, так давно, что даже у старейшин бороды были выше колен. Пришли как-то к мудрому царю Шломо двое гномов. Они работали на одном прииске да в одной шахте. Оба недавно руду ворочали. Прошлой ночью нашёл один гном искряк-камень невиданной величины, a другой позарился да и выкрал его, подменив куском породы. Утром же гномы стали спорить: оба доказывали, что искряк этот его, a руда – соседа. Так же спорили они и перед царём. Тогда мудрый царь молвил: «Пусть же будут довольны оба! Разделите сей самоцвет пополам да отдайте каждому его долю!» Один из гномов, услышав эти слова, изменился в лице и воскликнул: «Пусть же будет этот искряк его! Это его находка! Только не дели камня, великий государь!» Другой же, напротив, согласился с решением царя: «Делите искряк! Пусть не достанется он ни ему, ни мне!»
Только царь Шломо за то и был прозван мудрым, что знал: не разделить сего камня простым инструментом. A потому и выбрал он самое мудрое: повелел заколоть обоих жадин, a находку оправить в золото да вставить в корону царскую, ибо негоже такую красоту в скупом рудокоповом сундуке прятать. С тех пор носят цари двергеновы корону с огромным искряком на радость другим гномам да заезжим купцам на диво. Спорщики же обратились столпами каменными – только глаза лесовиками да угрюмцами посвёркивают…
Мьёльфа замолчала. Сказка была старая – из тех, что не каждый молодой гном упомнит. Сама-то она её от дедушки Модри слышала, но по малолетству не поняла. Сердце бешено колотилось: a ну как и эти не поймут? Однако костохрусты молчали. Чуть погодя один улыбнулся, a за ним и другой. Захлопали в ладоши, заплясали, затрясли костями, a после, радостно прищёлкивая зубами, унеслись в лес, оставив путников облегчённо вздыхать.
– Ну, даёшь! – донеслось откуда-то из-за спины.
– Ага, - только и ответила Мьёльфа, еле стоя на ватных ногах.

***
Бледный рассвет обещал пасмурный день. Путники лениво собирались. Завтрак – сушёные хлебцы и кусок вяленой дичи – был скудным, но сытным. Путь же предстоял долгий. «Ох, надеюсь, на обед всё-таки остановимся…» - с тоской подумала гнома. Конечно, в Хладокорье было куда вольготнее: ешь, коли проголодался, a не желаешь – так и не надо. A тут не важно, лезет ли кусок в горло, али с голоду пухнешь: будешь есть то, что дают, и тогда, когда дают. Эх…
Наконец, все собрались и по свежей утренней росе двинулись в путь. Шли молча. Кто-то пешком брёл по мокрой траве, изредка переругиваясь, a кому-то повезло больше – те ехали на телегах с поклажей. Мьёльфа хотела было поразмять ноги, да не дали: чего доброго, отстанет коротышка, a переход сегодня длинный – кому искать её потом? Да и подстраиваться под пешего мужа – одно дело, a под мелкую гному – совсем иное. Мьёльфа особенно и не противилась: путь в горы неблизкий – нагуляется ещё на своих двоих.
Воспоминания о ночном происшествии мало-помалу выветривались, оставляя лишь неприятный осадок. Торговцы, хоть и привычные к превратностям дороги, нечасто сталкивались с костохрустами. Твари-то эти, в основном, безобидные: так, озоруют. Торбы с поклажей разворотить могут, коней стреноженныйх развязать… не больше. Но приятной такую встречу всё равно назвать трудно.
Мьёльфа растянулась на тюках. Да, не так представляла она себе путешествие… Не так! В дедовых-то побасёнках всё куда проще было. «Пойдёшь через земли людские…, - говаривал дед, - …сначала средь беловолосых да ясноглазых. Добром проси пропустить: они нашего брата знают, препятствий чинить не будут. Скажись, что в гномью слободку али в самые Златовершие горы путь держишь – более и вопросов задавать не станут. После – выйдешь к землям кочевников. Глаз у них узкий да зоркий, a порядки суровы. Почитай богов их, уважь вождей – и, пусть другом тебя не нарекут, a и врагом называть не станут. Ежели любо им твоё ремесло придётся, то и дорогу укажут. Ну, a там и до Златоверших гор рукой подать – встретишь кого из рода Златова – в пояс поклонись и внучкою деда да дочерью своих отца с матерью скажись…» - при этих словах дедушка Модри по обыкновению хитро улыбался. Не досуг было Мьёльфе спросить, почему же. A теперь и спрашивать было некого.
Девушка глядела в серое небо. То не торопилось ронять звонкие капли, но и солнцу пути не давало. Воздух давил на грудь. По всему выходило, что дороги-то Мьёльфа совсем и не знала. «Эх, дедко-Модри… Вот кабы ты рассказал, что на самом деле такое – эта дорога…» - Мьёльфа задумчиво почесала макушку. Нет. Во всём Хладокорье только и разговоров было, что о Гинумадаманте да о сокровенных его богатствах. A ну как дремлет внутри пара драконов? И что тогда? Гнома торопливо отогнала от себя эту мысль. «Да ну, глупость!» - решила она, - «Кабы так, то полыхали бы леса во всём Норьланде, да и дальше. Так ведь нет – стоят. Стало быть, не всё так плохо», - девушка повернулась на бок. Сама того не заметив, она забылась зыбким, тревожным сном.

***
Зима. С неба летят белые мухи. Хрустит под ногами наст, мороз рисует узоры на льду хладокорского озерца. Озерцо вымерзло до самого дна. Мьёльфа бредёт на лыжах. За спиной – торба с добычей: в силки угодил заяц. Впереди – взрослые. Волокут сани. В санях – туша огневолка. Последнего в Хладокорье. В рыжей шкуре пляшут языки пламени. Синие, красные, жёлтые. Перетекают, прячутся в складках меха. Гаснут. Их становится меньше и меньше. Промёрзшие сани уже не затлеют, не загорятся. Тёплый мех уйдёт торговцам – на север али на юг: не важно. Будет роскошная шкура украшать шатёр самого южного шаха или станет мантией королям Дикого севера – то гномам неведомо. Их дело маленькое: сбыть последний оплот сказки на южной оконечности Адаманта – да и дело с концом. Грустно. Жалко.
Взрослые о чём-то спорят. Вроде, даже ругаются.
– Ты чему, старый дурак, детей учишь? – ух, бабуля Альви раздухарилась. Мьёльфа знала этот тон: лучше под руку не попадаться. Она и не попадалась. A вот братцы… Мьёль и Мур как раз топали сзади, волокли сани поменьше: дровишки, кое-какая добытая мелочь… Волокли. Нет, пару мгновений назад точно волокли. A сейчас вовсю бросались снежками, с визгом и криками рассекая между деревьями, совершенно забыв и сани, и поклажу. Мьёльфа остановилась. Позвать взрослых? Да ну, потом ещё от братцев влетит. К счастью, отец и сам уже заметил этакое непотребство:
– Эй, мелюзга! Вы чего там? A ну, быстро сюда!
Братья обменялись ещё парой снежных комьев и, снова ухватив сани, побежали догонять остальных. Дедуля, тем временем, тщетно оправдывался перед нахмурившей брови супругой:
– A что я? Должны же мальцы свои корни знать. Ребятки-то у нас боевые, далеко пойдут…
– Ты уж пошёл однажды, - скептически заметила ба.
– Пошёл. Да и ты пошла. Все мы пошли, да не по своей воле. Вон, этот тоже пошёл… - дед кивнул на отца. Тот, насупясь, заметил:
– Уж кончал бы ворчать. Ма дело говорит: не след детям моим по людским землям шастать да беды наживать.
– Беды не беды, a дракона того – тьфу, чтоб его шиши взяли! – давненько и след простыл. Могли б всем семейством  назад податься… - дед мечтательно поднял взгляд. В небе, прикрытый серыми тучами, сиял большой золотой кругляш.
– Да куда тебе, старый! – всплеснула руками бабуля. По лицу скользнула лёгкая тень: хотелось ей отпустить какую-то колкость, но долгие годы брака научили мириться с ребячеством мужа. В конце концов, и её сварливая натура не всякому была по душе. Бабушка всё-таки промолчала.
Мьёльфа всё шла и шла, скользя по следам старших. Лыжня выходила хорошая, ровная. Снег легко расступался перед остроносыми полозьями. Девчушка любила дедовы сказки. И про гору Гинумадамант, и про Северный лес, и про огневолков. Именно она углядела этого – последнего в Хладокорье. И как взрослые могли проворонить этакую громадину? Мьёльфа задумчиво посмотрела на тушу перед собой. Неужто, и правда, показываются чудесные звери не каждому? Эх, жалко… Знала бы – нипочём не сказала бы взрослым! Красивый был волк. A теперь лежит совсем мёртвый. Одно слово: добыча. Из глаз брызнули слёзы. Мьёльфа быстро утёрла их мохнатой рукавицей. Негоже охотнику по добыче плакать. Но ведь жалко! Солёные капли размазались по лицу. Они жглись, замерзая на холоде. Колкие льдинки царапали кожу. Будут к вечеру все щёки в мелких царапках. Жалко…
Телегу тряхнуло. Мьёльфа очнулась. Кругом всё ещё лето. Душная хмарь вот-вот зайдётся проливным дождём. Спутники развеселились. Кто-то даже запел. A ведь гнома так и не знала: был то настоящий огневолк или самый обычный серый, по малолетству за сказку принятый. «Эх, дедко-Модри!» - Мьёльфа в сердцах стукнула себя по коленке. Та мигом отозвалась болью.
– Ты чего это, гнома? – спросил возница: тот самый вихрастый паренёк, которого гнома разбудила ночью.
– Да так… - девушка не нашлась, что ответить, и неопределённо махнула рукой, вновь уткнувшись лицом в набухшее мрачное небо.

***
– Мьёльфа! Тебя ведь Мьёльфой звать? – немного смутился возница. День медленно клонился к закату.
– Да, - чуть погодя ответила гнома и вопросительно посмотрела на собеседника.
– А я Хлыст, - весело ответил юноша, - Ты хошь, полезай сюда: вместе-то оно веселее в пути, - добавил он и указал на облучок рядом с собой. Девушка чуток подумала да и перелезла через тюки, уселась рядом. Спина немилосердно гудела, руки просили работы.
– Тебя что в дорогу-то дёрнуло?
– Да уж не впервой, - чуток слукавила гнома. Ей уже доводилось путешествовать по ближайшим к Зимовне хладокорским деревенькам. Бывала и в пограничных Норьландских городах пару раз, но так глубоко к соседям никогда не забиралась.
– Э, нет, - усмехнулся Хлыст, - Меня не проведёшь. По тебе сразу видать: непривычная к дороге-то.
– Это ещё почему? – нахмурилась Мьёльфа.
– Дык при тебе ни топорика, ни мечика там какого нет. Пути ты тоже не знаешь – вон как по сторонам глядишь, сам видел! Ладно, здесь, в Норьланде – не дикие земли. A случись беда какая: куды деваться-то будешь?
Мьёльфа задумалась. Действительно, из колюще-режущих при ней только небольшой охотничий нож, но от него в бою проку мало. «Надо бы арбалетом что ли разжиться», - подумала гнома, - «Вот в Норьгороде и гляну», - решила она, a сама спросила:
– A ты сам чего неоружный?
– Хе-хе, - вновь разухмылялся парень, - Ежели тебе чего не видать, не значит, что этого нет, - сказал он и красноречиво посмотрел на ближайшую пару тюков. Мьёльфа не стала задавать лишних вопросов.
– Так куды едешь-то, гнома? – вновь спросил Хлыст.
– В Гинумадамант, - буркнула девушка прежде, чем успела подумать, a стоит ли говорить правду.
– Ишь ты! – юноша присвистнул, - Далече… К родне что ль?
– Что-то вроде того, - гнома облегчённо выдохнула: новых вопросов не будет.
– Дело нужное, - парень простодушно кивнул, - Ты это… Дядьку Храна-то не боись. Он суровый, но своих не обидит.
– Да я и не боюсь, - ответила девушка.
– Вот и прально! – Хлыст довольно кивнул, - Но! Пошла!
Впереди замаячили огоньки города Лисьего. Люди заметно приободрились: к ночи будет и теплая постель, и горячий ужин. A уж наутро – и бойкой торговли черёд!
;