В соавторстве с Виктором Хорошулиным
ЧАСТЬ II. ОБРАТНАЯ СТОРОНА СТРАХА
Глава 1. Ответный ход
Пасмурный и ветреный день 19 октября заканчивался. Близилась полночь. Пройдёт менее часа и - здравствуй новый день, такой же сырой и унылый. И опять тёмные тучи нависнут над городом, а сквозь них изредка и робко станет проблескивать солнце, но тут же вновь нырять за серые кучевые громадины, заполонившие небосвод. Золотая и рубиновая листва продолжит усыпать улицы Кёнигсберга, ещё совсем недавно празднично зеленеющие, шумные и весёлые. А ветер, словно наслаждаясь растерянностью и беспомощностью деревьев, примется швырять листья в стылую грязь и лужи… Да, настала осенняя пора, причём, не самая радостная её часть.
Андрей Болотов, с пером в руке, задумался над своими дневниковыми записками. Последние дни не радовали горожан событиями. Из Санкт-Петербурга тоже не было добрых новостей, которые можно было бы с радостью обсуждать с сослуживцами. И чем, скажите, он может порадовать своего «любезного приятеля»? (64)
Но в мыслях у молодого человека мелькали и иные образы. Он задумался о другом - о пьесе, которую твёрдо решил сочинить. В ней жили бы красивые молодые люди, и меж ними вдруг вспыхнула страсть... Но их любви мешают предрассудки, порождённые ещё века назад в обществе людей... Впрочем, не повторяет ли он Шекспира? Но душа всё равно требовала излияния, а бумажный лист и перо, поистине, обладали магической притягательностью!
Он окунул кончик пера в чернильницу и по листу побежали ровные строки... Их было уже около десяти, когда возникший внизу шум потревожил раздумья поручика. Несмотря на поздний час, хозяева не спали. Их выкрики свидетельствовали о том, что случилось что-то ужасное!
- Господин Болотов! Герр Андреас! - громко постучали и в его дверь. - Беда, господин поручик!
Так Андрей Тимофеевич узнал, что его невеста похищена...
Удар сразил поручика в самое сердце. Грудь охватило железными обручами и сдавило так, что потемнело в глазах. Некоторое время ушло на то, чтобы прийти в себя.
- Аврам! - наконец, крикнул поручик. - Седлай и выводи коня!
Сам же бросился одеваться: натянул сапоги, спешно надел мундир, сверху набросил епанчу, прицепил к поясу шпагу. Не взглянув на убитых горем чету Тиггитс, выскочил на улицу.
- Мы слышали, что они поехали в Хайлигенбайль! - крикнул ему вдогонку кто-то из сыновей Франца.
«Догоню!» - решил Болотов.
Он подбежал к соседнему дому, там, где в конюшне держал своего Барина - гнедого жеребца, соскучившегося по дальним военным дорогам.
«Теперь прогуляемся, дружище!.. Но почему так долго возится с лошадьми слуга? Сейчас же дорога каждая минута!.. Ах, как жаль, что армейские товарищи сейчас далеко!.. Придётся действовать одному! Ну, ничего, главное - догнать! »
На улице - пустынно. Кое-где горят масляные фонари, еле-еле освещая улицу... Заскрипела дверь, Аврам, наконец, вывел из конюшни Барина. Болотов встал возле калитки, вглядываясь в белеющее во тьме лицо слуги.
«Главное – догнать!»
- Конь заждался вас, Андрей Тимофеевич. Куда же вы, на ночь-то глядя?.. - слуга, видимо, до сих пор не понял, что произошло.
И вдруг... Свистнула дубинка и в голове поручика вспыхнула молния.
- Что с вами, Андрей Тимофеевич?! – куда-то в остатки сознания вонзился крик изумлённого Аврама…
- Пресвятая Дева! Он очнулся!
Это - голос Шарлотты. Болотов открыл глаза. Над ним склонился старый Франц.
- Ну, господин поручик, теперь всё будет хорошо... Вас ударили сзади тростью... Хвала Пресвятой Деве, голова у вас оказалась крепкой...
Появился Аврам.
- Барин, тебе уже лучше? - слёзы хлынули из глаз слуги. - Слава Господу... А я насмерть перепугался...
- Что случилось? - язык едва шевелился во рту поручика.
- Да кто ж знает, батюшка? - развёл руками Аврам. - Темно было... Подкрался кто- то к тебе сзади, ударил по голове, и тут же скрылся...
- Чёрт возьми... Мне же надо было мчаться... Догонять...
- Никуда они не денутся, - уверенно сказал Аврам. - Завтра и отправимся. Но сначала надо вылежаться, выспаться, успокоиться... И доложить начальнику канцелярии не мешало бы...
- Да-да... я завтра... прямо к губернатору...
Наутро, едва поручик явился на службу, ему сообщили об адресованном ему письме, которое доставили в Замок буквально полчаса назад. Вид у Андрея Тимофеевича был неважен - под глазами чернели круги. Выглядел он бледным, озабоченным и растерянным.
- Что за письмо? - удивлённо пробормотал Болотов, принимая свиток и срывая сургучную печать. Ничего хорошего от этого послания он не ожидал.
«Милостивый государь!
Во-первых, приношу Вам свои искренние извинения. Похищение чужой невесты было вынужденным шагом, когда дело не терпит свидетелей и отлагательств. Согласен, это не к лицу дворянину, однако, вполне в традициях прусского народа. Но я каюсь, и попрошу для себя снисхождения у Пресвятой Девы Марии.
Во-вторых, я готов вернуть Вам Вашу Марту. Но при одном условии - в обмен на Ваши записи, которые Вы вели, работая с электричеством. Нас интересует всё - начало, ход и результаты Ваших опытов с овощными культурами, чертежи и схемы электрических машин и иных приспособлений, используемых Вами.
Поэтому настоятельно рекомендую Вам собрать все означенные документы, сложить их в отдельную суму и привезти её в город Хайлигенбайль (65), где и состоится обмен сих документов на Вашу красавицу-невесту. Думаю, Марта Тиггитс стоит трёх-четырёх фунтов бумаги.
Смею заверить, что, ожидая различных подвохов с Вашей стороны, мы продумали действенные ответные меры.
Итак, я жду Вас в Хайлигенбайле с 23 по 25 октября сего, 1761 года, на постоялом дворе «Слепой конюх». Если Вы не появитесь в течение этого срока в означенном месте, или не пришлёте своего человека, то я буду считать, что сделка не состоялась. Тогда Марту Тиггитс Вы не увидите никогда.
Жду Вас одного. Впрочем, можете взять с собой не более двух друзей для поддержания духа. И упаси Вас Господь сделать какую-нибудь глупость - пожаловаться властям или пригнать в Хайлигенбаль кавалерийский полк! Мы будем настороже и при малейшей опасности уйдём в Польшу. Но сначала позабавимся с Вашей невестой, а затем перережем ей глотку.
Надеюсь на Ваше благоразумие.
Всегда Ваш
Барон Теодор фон Зинген, дворянин из Баварских земель.
Sapere aude!».
«Зинген?.. – закрутилось в мозгу Болотова, - Уж не тот ли это учтивый молодой человек, вызвавший у меня поначалу столь благоприятное впечатление? Ах ты, немчура хитрющая!.. Вот, значит, чем вызван твой интерес к моим исследованиям! Ладно, получишь ты у меня и документы, и Марту!..»
На сердце немного отлегло. Поскольку появилась надежда, что похищение невесты - просто повод для того, чтобы поручик был посговорчивей. Когда действовать нужно быстро и решительно, сгодятся любые методы, даже такие дикие, как этот... Если за сим не кроется нечто больше. Убеждён ли Андрей Тимофеевич, что этого «большего» в данном случае нет?.. Ну, откуда может появиться такая уверенность? Ясно одно: нужно ехать в Хайлигенбайль и попытаться договориться. Бог с ними, бумагами, главное - спасти Марту! А там, глядишь, и в отношении документов можно будет что-нибудь придумать!
Кого бы с собой взять? Студентов нельзя, пусть учатся. Да и молоды больно, не обучены ничему... Вот армейские товарищи - совсем другое дело! Год назад они вместе провернули такую операцию, что только залюбуешься! (66).
«Где мои старые приятели Сергей Непейцын, Василий Тригуб да братцы пластуны»? И тут он вспомнил, что пластунские батальоны ещё весной покинули Кёнигсберг...
Василий Иванович Суворов, в кабинет которого вошёл поручик, встретил его острым проницательным взглядом.
- Что стряслось, голубчик? На тебе лица нет! – обеспокоенно поинтересовался генерал-губернатор и по его высокому, чуть выпуклому лбу пролегли несколько глубоких складок.
Болотов знал, что в данной ситуации без толку скрывать свои тревоги и волнения, выражение лица всё равно выдаст его.
- Беда, ваше высокопревосходительство! Мою невесту украли, вот, оставили только послание..., - поручик протянул генерал-губернатору свиток.
Тот ещё раз взглянул на письмоводителя, покачал головой и, развернув лист, углубился в чтение.
Болотов, сжимая эфес шпаги, терпеливо ждал.
- Ну-с.…, - наконец, строго изрёк губернатор, сворачивая свиток, - и что это за исследования, поручик? Почему я о них впервые слышу?
- В свободное от службы время, - объяснил Андрей Тимофеевич, - я занимался вопросами повышения урожайности полей при использовании свойств электричества...
- И что? - взгляд губернатора «упёрся» в любознательного поручика. - Твои опыты оказались успешными?
- Более чем, ваше высокопревосходительство... Доказана полезность электричества для созревания и роста многих овощных культур. Надеюсь применить это новшество и у нас на родине...
- Похвально..., - взгляд Суворова стал задумчив. - Весьма похвально, что молодые офицеры занимаются в свободное время наукой, а не просиживают в трактирах и не бегают за шлюхами.... А твоя невеста.... У вас уже всё решено? И свадьба намечена?
- Так точно, ваше высокопревосходительство. На Рождество... Родители её не против...
- Вот оно как... Стало быть, ты хочешь взять несколько дней отпуска на то, чтобы вернуть свою красавицу?
- Так точно, ваше высокопревосходительство! И прошу отпустить со мной капитана Тригуба и поручика Непейцына...
- A-а, этих орлов..., - вспомнив события прошлого года, ответил губернатор с улыбкой. - Что ж, они - достойные офицеры...
За окном начало светать. Обозначились ветви клёнов, увешанные жёлто-красной листвой. Листья тут и там срывались с «насиженных мест» и отправлялись в плавный и бесшумный полёт, устилая собой землю.
- Хорошо, - наконец, ответил губернатор. - Дел особой важности и срочности у нас сейчас нет, я готов предоставить тебе и твоим друзьям отпуск... На десять дней. Распоряжение командирам я сейчас отдам. Только, хочу тебя предупредить, любезный друг... - Болотов весь напрягся. - Ищи не охотника до твоих бумаг, но - соперника... Охотника до женского сердца! - и вдруг, взглянув по-отечески тепло, добавил: - Пойми, любезный Андрей Тимофеевич, - думается мне, что не бумаги-документы, но твоя невеста - вот его истинная цель!.. И постарайся, брат, быть осторожным... Не лезь на рожон... Я желаю тебе успехов!
- Дай-ка обнять тебя, дражайший брат мой Болотов! Ты в своей канцелярии совсем позабыл старых друзей-товарищей! - распахнул объятия Сергей Непейцын, коренастый двадцатипятилетний поручик, храбрец и рубака, неутомимый балагур и дамский угодник, служащий нынче в кёнигсбергском гарнизонном полку. Данный полк был сформирован из частей, занявших Кёнигсберг в 1758 году. Вошли в него и «архангелогородцы», к коим были приписаны Болотов и два его приятеля. Полк состоял из двух батальонов, по четыре роты в каждом. В ротах числилось по сто сорок человек. В гарнизонный полк входили также кавалерия и артиллерийские батареи.
- И я рад тебя видеть, брат! Спешу обрадовать - я выхлопотал для тебя и нашего друга Тригуба краткосрочные отпуска! Кстати, где он?
- A-а, понимаю! Затеяли какое-то дело... - догадался Непейцын. - Что же касается нашего капитана, то он сейчас служит при комендатуре!
- Пойдём же и обрадуем его! - предложил Болотов.
- Он больше возрадуется кружке тёмного пива! - рассмеялся Непейцын. - Однако, изволь, сходим!
- Так вот, почему ты выглядишь так... неважно, - приглаживая пышные чёрные усы, переходящие на щеках в густые бакенбарды, обронил Василий Тригуб после того, как Андрей Тимофеевич поведал своим друзьям о том, что произошло. В их небольшой компании, этот двадцатисемилетний капитан был самым старшим и самым опытным.
- Дело, действительно, щекотливое... - заметил Непейцын, прочитав письмо от фон Зингена. – Казалось бы, всё просто: привёз бумаги - забрал Марту... Но что-то мне подсказывает, что будет совсем по-другому... Во-первых, он не один, как это видно из письма, а во-вторых, сдаётся мне, Андрей, твоя невеста нужна ему самому...
- И это - самое скверное, - вздохнул видавший виды Тригуб, - Прежде чем действовать, нужно всё как следует обмозговать...
- За этим я и собрал вас, - Болотов был несказанно рад тому, что в своей беде он не остался один. - Но пока приказа по полку об отпуске нет, то мы сейчас убываем по своим местам службы, а уж завтра встретимся в альтштадском трактире «Усы сома», где и разработаем план наших действий!
Вечером 20 октября все трое собрались в трактире «Усы сома». Как ни странно, в кажущимся обилии людей и создаваемом ими гомоне, можно было спокойно поговорить и даже обсудить самые сложные дела. Поэтому здесь, зачастую, заключались важные торговые сделки и решались непростые юридические вопросы. Да и шум был не так, чтоб очень - просто гул голосов, ровный и монотонный. Иногда он прерывался музыкальными номерами.
- Вот он, Хайлигенбайль, - развернув и расстелив карту на столе, ткнул пальцем в её угол Болотов. - До него - не более семи прусских миль (67). Можно доскакать за полдня. Нас ждут не ранее 23-го октября. Но, отправляясь туда, мне бы хотелось знать, численность наших противников и их планы... А также - местонахождение Марты. Возможно, её держат в каком-нибудь помещении, и её можно... освободить без выкупа. Тогда нам и договариваться не о чем... Поэтому, любезные друзья мои, я предлагаю вам проследовать в этот городишко заранее, числа эдак 21-го, провести там разведку и рекогносцировку, и ждать меня! Я, к сожалению, не смогу составить вам компанию, поскольку уверен, что меня сразу узнают и весь наш план рухнет...
- Боюсь, что план никуда не годится, - нахмурился капитан Тригуб. - Представь, бесценный друг, что появляются в городке два русских офицера и начинают что-то вынюхивать... Это сразу же вызовет подозрения!
- Что же ты предлагаешь, Василий Никитич? - растерялся Болотов.
- Хорошо бы туда послать кого-нибудь из немцев, - ответил тот. - Есть среди завсегдатаев кёнигсбергских трактиров такие типы, которые за кружкой пива настолько глубоко влезут в душу, что, хочешь-не хочешь, а выложишь им всё, что у тебя на уме....
По виду Андрея Тимофеевича можно было прочитать, что он вот-вот впадёт в отчаяние.
- Ты не волнуйся, дружище, - тотчас утешил приятеля капитан. - Есть у меня на примете люди, которым можно доверить такое дело...
- Господа русские офицеры, конечно, не будут возражать против нескольких кружек нашего знаменитого пива? - подошедший кельнер источал радостную улыбку.
- Конечно, братец, - ответил Болотов. - Нам - по две кружки пива каждому и три порции жареного судака с картофелем!
- Судак прегельский, - доверительно сообщил офицерам кельнер. - Только сегодня пойман, свежий...
- Ну и неси, голубчик...
Кельнер, кивнув, с достоинством удалился.
- Значит, так... - наклонившись к столу, капитан Тригуб сразу стал похож на заговорщика. Впрочем, в данном заведении никто на подобное не обращал внимания. - Завтра... нет, сегодня я поговорю с одним типом и постараюсь склонить его к сотрудничеству. Если он даст согласие, а он его даст, то тогда завтра, на рассвете, я, он и господин Непейцын выезжаем в Хайлигенбайль, где и остановимся на постоялом дворе...
- А что это за тип? - спросил Болотов. - Ему можно доверять?
- Ну, знаешь… - усмехнулся Тригуб, - присяги на верность императрице он не давал, но выгоды своей не упустит. Мы прижали его в связи с некоей... сомнительной коммерческой деятельностью, впрочем, это - неважно, но он будет чрезвычайно рад, если комендатура в данном вопросе пойдёт ему навстречу. А за это он окажет нам необходимую услугу...
- Видимо, придётся согласиться, - задумчиво произнёс Болотов. - Поскольку лучшего варианта у нас нет...
- Даже очень неплохой вариант, - добавил Непейцын. - Пусть этот человек постарается пронюхать что-нибудь. А мы будем рядышком, прикрывать и присматривать...
- Значит, он может... за кружкой пива... разговорить любого собеседника? - на лице Болотова заиграла улыбка.
- Я же говорю, - принимая пиво, ответил Тригуб, - что он в самую душу влезет, вот ведь какая бестия!..
Глава 2. В Хайлигенбайль!
Вилли Кригер не относился к числу уважаемых бюргеров Кёнигсберга. В молодости он несколько лет проработал в рыбацкой артели, скопил кое-каких деньжат и, поняв, что можно неплохо зарабатывать, покупая товар в одном месте и продавая его с выгодой в другом, пустился в коммерцию. При этом он хватался за любое дело, сулящее прибыль, то и дело попадая в зону интересов полиции. Смошенничать для Кригера - было плёвым делом, а о собственной репутации он не особо заботился.
Когда началась война, Вильгельм принялся снабжать войска противоборствующих государств всем, что мог приобрести на складах, арсеналах, рынках - начиная от продуктов питания и заканчивая лекарствами, а также порохом с пулями. Вот на порохе он и погорел. Войскам Фридриха II оного явно не хватало, ради его экономии король даже был вынужден ввести поправки в Устав, уменьшив расстояние, с которого должен вестись орудийный огонь. Порох Кригера неоднократно был подмочен и ни на что не годился, но Вильгельму удалось его всучить армейским интендантам, правда, после этого пришлось удариться в бега, поскольку, когда стало очевидно низкое качество товара, Кригера заочно приговорили к повешению.
Негоциант, впрочем, решил не рисковать и перебрался в Кёнигсберг, где мошенничество с порохом могли посчитать героизмом в борьбе против Фридриха. И, возможно, в столице Восточной Пруссии дела у Вилли Кригера пошли бы на лад, но он и здесь испортил отношения с новыми властями, пытаясь продать сначала полусгнивший овёс, а затем попавшись на сделке по сбыту негодной пеньки. Русские власти заподозрили в действиях купца намеренное нанесение ущерба действующей армии, и разбирательство грозило перерасти вскоре в трибунал и закончиться смертной казнью. Капитан Тригуб, служащий в гарнизонной комендатуре, так и собирался вначале поступить.
Но, расследуя некоторые дела, в которых фигурировало имя Кригера, Василий Никитич был вынужден признать две неоспоримые вещи. Во-первых, никакого политического умысла негоциант не имел, просто, был всегда жаден и не всегда честен, случалось, мошенничал. И во-вторых, он удивительно быстро находил «тему» для очередной своей авантюры. Для этого ему не требовалось иметь штат советников и аналитиков - он всё, что ему было интересно, узнавал в обычных трактирах, находя новых знакомых, легко входя в их доверие и располагая к откровенному разговору.
Василий Никитич Тригуб, по натуре человек честный и открытый, начинал допрашивать «скользкого, как угорь» торгаша с чувством отвращения. Но к концу допроса он уже мило беседовал с ним по душам, искренне сочувствуя далеко не во всём везучему коммерсанту. Прижать Кригера можно было очень даже крепко, но, с другой стороны, вина его, как оказалось, не носила столь очевидного характера, к тому же, сотрудничая с властями, он мог принести им реальную пользу.
- Я смотрю, вы - человек проницательный и отлично разбираетесь в людях, - начал капитан «артподготовку» перед тем, как раскрыть свои карты.
- А как же, господин капитан, - с грустной ухмылкой ответил Кригер, улыбчивый круглолицый человек со вздёрнутым носом. - В нашем деле без этого нельзя. Перед тем, как... перехитрить потенциального покупателя, нужно удостовериться в том, что он не одурачит вас. Таков непреложный закон торговли.
- Вы нанесли существенный вред Российской империи, и вам придётся держать за это ответ.
- Меньше всего мне бы хотелось навредить именно России, - печально вздохнул коммерсант, - тем более что совсем недавно я принёс ей большую пользу, продав Фридриху негодный порох, за что и был приговорён к повешению… - Кригер склонил голову, словно перед ним был не стол, а плаха, и находился он не в комендантском помещении, а на эшафоте.
- Я вижу, вы полностью раскаиваетесь в содеянном…
- И это - чистая правда, клянусь Гробом Господним! Могу ли я чем-нибудь доказать тот факт, что мои поступки навеяны обычной жадностью, а не злым умыслом? Я ведь пруссак, и хочу жить в сильной, процветающей стране. Имею в виду Россию, которая присоединила к себе Восточную Пруссию...
- Вы это говорите так, потому что над вами нависла угроза трибунала, который по законам военного времени, я уверен, приговорит вас к смерти!
- Не приведи Господь попасть в руки трибунала... - на глаза Кригера навернулись слёзы. - У меня есть семья... Разве стал бы я рисковать ею? Клянусь вам, что я сам недосмотрел, когда покупал негодный овёс... Да и пеньку тоже... И тут, и там нам стараются впихнуть низкосортный товар, а глаз не хватает, чтобы всё проверить... Что я могу сделать для того, чтобы вы мне поверили? – последовал молящий взгляд в сторону дознавателя.
- Хорошо, - после длительной паузы, в течение которой бедняга Кригер перенёс истинное потрясение, произнёс Тригуб. - Я знаю способ, как вытащить вас из данной скверной истории. Отделаетесь штрафом за продажу негодных товаров, и на этом - довольно.
И вперил тяжёлый, изучающий взгляд в круглое лицо преступника.
Тот лишь кивнул головой и судорожно сглотнул слюну, выражая готовность выслушать любое предложение от русского капитана.
Василий Никитич вздохнул, словно давая понять допрашиваемому, как нелегко ему идти на компромисс с мошенником, и продолжил:
- Насколько я знаю, вы легко сходитесь с людьми за... кружкой пива. У вас прямо- таки талант находить нужных людей, заводить с ними знакомство и.… мимоходом выведывать всё, что вас интересует...
- Ну, - Кригер пожал плечами, - мой бесхитростный внешний вид, благообразный облик и... направление разговора в интересное для собеседника русло... Вот и всё, что надо. Плюс - пиво, как правило, за мой счёт. Это сразу располагает к вам любого человека... Попробуйте сами, я убеждён, что у вас тоже получится...
- У меня к вам важное дело. Мы вместе поедем... в один городок. Там вам предлагается посидеть денька два-три в трактире и побеседовать с местными жителями... о том, о сём... Нас интересуют люди, похитившие невесту нашего друга. Девушку зовут Марта. Наверняка кто-то в этом городке что-то слышал или что-то знает об этом... Нам надо найти девушку, а уж её похитители сами отыщутся... Вот и всё поручение!
- Посидеть в трактире и попить пиво? - неожиданно повеселел Вилли.
- Вы не поняли меня! Посидеть в трактире и разузнать, где похитители могут прятать невесту нашего офицера! Или вы предпочитаете трибунал?
- Ни в коем случае! Я буду рад помочь вам даже просто так, по доброте души...
- Ну-ну... С похитителями мы чуть позже встретимся сами. Всё, вроде, договорено - они обещали вернуть девушку... Дай Бог, чтобы так и случилось.... Но есть серьёзные опасения, что они собираются обмануть нас...
- Ваши подозрения небезосновательны. Таким людям верить нельзя. Я с удовольствием вам помогу... Когда выезжаем? - изъявил готовность Кригер.
- Завтра. Готовьтесь в путь. Я лично заеду за вами...
- Могу я поинтересоваться, куда мы едем?
Капитан выдержал паузу, словно раздумывая, стоит ли посвящать мошенника в детали плана. Но, не придумав ничего стоящего, ответил:
- В Хайлигенбайль.
Вечером 21 октября поручик Болотов собирался в дорогу. Он решил выехать завтра поутру и быть на месте ближе к вечеру, когда ещё не стемнеет. Переночевать на постоялом дворе и с утра ждать фон Зингена с его приятелями... Правда, сначала он встретится со своими друзьями, которые, по его подсчётам, уже должны быть в Хайлигенбайле.
- Прошу вас не волноваться, - успокаивал он семью Тиггитс. - Коль похитителей Марты действительно интересуют только мои наработки, то вот они, - он кивнул на стол, где были разложены бумаги. - Я обменяю их на Марту и привезу её сюда.
- Всё так, - вздохнул старый Франц, - всё так...
- Да хранит вас Пресвятая Дева Мария, господин Андреас, - всхлипнула Шарлотта. - Пусть дорога у вас будет лёгкой и удачной.
Габриела молча поглаживала щенка лайки, которого Франц Тиггитс принёс домой подлечить и подкормить.
- Позвольте, герр поручик, мы поедем с вами! - братья невесты, Густав и Иоганн, горели желанием поквитаться за свою младшую сестру. Густав теребил в руках арапник, охотничий кнут для собак, который, если им умело пользоваться, можно считать грозным оружием в ближнем бою. Иоганн сжимал в ладонях настоящую шпагу.
- О, вот и вояки! - стараясь выглядеть уверенно и беззаботно, - улыбнулся Болотов. - Нет, ребята, ваша помощь не понадобится. Я честно расплачусь с похитителями, и мы с Мартой спокойно уедем. Лишний раз рисковать... своей невестой я не хочу. К тому же, я буду не один. Меня будут сопровождать два наших офицера!
- Всё так, - выдохнул клубы дыма Тиггитс. - Вы убеждены, герр поручик, что путешествие не опасно?
- Не более опасно, чем прогулка по реке, господин Тиггитс. И, если что-то пойдёт не так, я сумею защитить Марту, будьте в этом уверены!
- Да хранит вас Пресвятая Дева Мария, - прошептала Шарлотта. - Я соберу вам в дорогу съестных припасов...
- Всё так, всё так… - пыхтела трубка Тиггитса.
- Барин, - пробубнил верный Аврам, - нешто без меня едешь? А вдруг лихие люди встретятся?
- Да, дружок, - легонько приобнял поручик своего слугу, - без тебя. Надо всё исполнить так, как велено.
- Возьми пистоль с собой, батюшка...
- Непременно возьму, Аврам, два пистоля возьму и шпагу не забуду!
Наутро Болотов выехал. Он взял с собой сумку, куда сложил свои записи, касающиеся опытов с электричеством, перевязав их тесьмой. Что ж, ради спасения невесты он не пожалеет своих трудов, тем более, что многое осталось в голове, и в Россию он вернётся далеко не с пустым «багажом». Лишь бы фон Зинген оказался человеком слова...
В сумку он поместил и узелок с едой, приготовленной заботливой Шарлоттой. Там была картошка, сало, жареная рыба и что-то ещё. Старый Тиггитс снабдил будущего зятя внушительным кисетом с табаком.
Один пистолет у поручика находился в кобуре, притороченной к седлу, второй был заткнут за пояс. Оба тщательно проверены и заряжены, и могли быть пущены в ход в любой момент. Шпага висела в ножнах, как положено, с левого бока. Одет был Андрей Тимофеевич в походный военный мундир, который покрывала тёмно-зелёная епанча, на голове сидела треугольная шляпа.
Первоначально путь Болотова лежал в Альтштадт, откуда по Лавочному мосту он перебрался на Кнайпхоф, а с острова перешёл по Зелёному мосту в Форштадт. Далее путь поручика лежал вдоль залива Фришес-Хафф, на юго-запад.
Лодок и кораблей на воде по-прежнему было множество. Только большинство из них уже обустраивались «на зимовку»... Ещё месяц - и Прегель может покрыться льдом... Хотя, обычно зима в Кёнигсберг не торопится заглядывать, но год на год, как известно, не приходится.
В пути ему предстояло находиться - четыре-пять часов.
По дороге поручик пересёк несколько небольших селений, находящихся на расстоянии версты друг от друга. Дома здесь стояли основательные, кирпичные, а дороги были вымощены булыжником. В каждом селении находилась военная комендатура. Проезжавшего мимо офицера неизменно останавливали и спрашивали его документы. В основном, проверяющие были настроены дружелюбно и снабжали поручика в дальнейший путь, как добрыми пожеланиями, так и советами.
Но по мере удаления от Кёнигсберга места всё меньше радовали Болотова, да и дорога становилась хуже. Небольшие рощицы с бурой листвой, кое-где рубиновые ягоды боярышника и рябины, да разбитая колея... Справа, со стороны Фришес-Хаффа дул пронизывающий ветер. Стаи ворон кружили в вышине, оглашая окрестности своими резкими и грубыми криками.
Иногда чувство глубокой тоски накатывало на поручика. И тогда дорога казалась ещё пустынней, унылые леса выглядели обречёнными, а зловещее вороньё кружило над головой грозовыми тучами, нагнетая тревогу и смятение.
Но стоило поручику закрыть глаза, как перед его мысленным взором вставало миленькое личико, и небесного цвета глаза взирали на него с надеждой и умиротворением. Тогда Болотов вонзал шпоры в бока своему Барину, и тот с шага переходил на рысь.
По мере приближения к цели своего путешествия окружающий пейзаж менялся далеко не в лучшую сторону - островки редких деревьев сменили настоящие леса - тёмные и дремучие. Едва заметная тропка, раскисшая от дождей, и две стены хвойного леса справа и слева: сумрачный бурелом и выворотни, сушняк да валежник…
Болотов припомнил, что в этой местности прежде жили пруссы – гордый и воинственный народ, который огнём и мечом был покорён тевтонцами ещё в тринадцатом веке. Где-то здесь они молились своим языческим Богам: Перкуно, Потримпо и Патолло, а также воздавали дань уважения Богу земледелия Курхо.
Да и само название «Хайлигенбайль» говорит само за себя. В переводе на русский язык оно означает «Священная секира». По легенде, завоевав эти земли и силой насаждая веру в Иисуса Христа, немцы принялись искоренять всё, напоминавшее пруссам об их древних Богах, вследствие чего начали вырубать священные деревья и рощи. Один такой дуб-великан много веков рос возле селения, которое впоследствии стало именоваться Хайлигенбайль. Крестоносцы попытались срубить зелёного красавца, но их топоры не брали шершавое тело исполина, отскакивая от него, как молот то наковальни. Наконец, нашлась секира, которой удалось повергнуть священный дуб. Так трагически закончилась долгая жизнь могучего дерева, которому поклонялось несколько поколений пруссов, зато у селения появилась название «священная секира».
Сам городок Хайлигенбайль был мал и неказист. Болотов знал, что в нём пекли хороший белый хлеб и варили отменное пиво. Неподалёку расстилался Фришес-Хафф с лесистыми, зачастую, заболоченными берегами. Но большинство торговых путей, ведущих из Польши, пересекались именно здесь.
Перед поездкой сюда поручик навёл справки о Хайлигенбайле, чтобы не чувствовать себя в нём растерянным и беспомощным гостем, которому всё чуждо и незнакомо. Городок расположился в месте слияния рек Ярфт (68) и Банау (69). Первая из них на юге образовала обширную заболоченную долину. С севера, откуда двигался Болотов, места тоже были сырые, топкие. Почва чавкала под копытами коня, этот звук раздражал и внушал всаднику малообъяснимую тревогу.
Вскоре перед Болотовым оказалась городская стена. Снизу она состояла из дикого камня - внушительных размеров валунов, перемешанных с кирпичной крошкой и щебёнкой. Сверху - тщательно уложенные кирпичи. У города была длинная история. Возник он на месте прусских поселений ещё во времена Крестовых походов. Поэтому к его строительству подошли со всей серьёзностью - окружили стеной, вырыли глубокий ров. «Монашеские» ворота, к которым приближался Болотов, были сильно укреплены, как и другие городские ворота, расположенные с противоположной стороны - «Мельничные». Да и старая кирха, находящаяся в юго- восточной части города, скорее, напоминала крепость.
Как и любой европейский город, Хайлигенбайль подвергался осадам, пожарам и эпидемиям. Так, в 1519 году он выгорел почти весь... Но, постепенно возродился из пепла, а в 1563 году герцог Альбрехт основал здесь госпиталь Святого Георга.
Более тысячи горожан погибли в Хайлигенбайле во время нашествия чумы в 1709- 1710 годах. Но она вновь вернулась ровно через сорок лет, и в 1750 году город потерял ещё полторы тысячи своих жителей.
Трижды в год здесь проводились ярмарки, собирающие множество народу, на которых очень ценились изделия местных мастеров из можжевельника, особенно - курительные трубки.
В настоящее время в Хайлигенбайле стоял небольшой русский гарнизон. Начальником гарнизона, а также военным комендантом был капитан Храпунов Николай Матвеевич. К нему и направил своего коня поручик Болотов, едва проехал в город через «Монашеские» ворота. Он обратил внимание на то, что было изображено на них, а там был нарисован рыбак, держащий знамя и опирающийся на топор. Это могло означать одно - местные жители должны быть и рыбаками, и строителями, и защитниками своего города.
Комендатура располагалась поблизости, стоило лишь пересечь небольшую площадь, уставленную торговыми лавками. Вскоре Болотов предстал пред очи самого Николая Матвеевича. Это был невысокий, уже пожилой господин, с заметным брюшком, мешками под глазами, седыми усами, но - служака из служак. Всё у него находилось под рукой, никто не слонялся без дела, часовой на посту перед дверью свирепо оглядывал каждого, подходящего к кирпичному дому, где располагалась комендатура.
- Какими судьбами к нам, поручик? - увидев Болотова, спросил Храпунов.
- В отпуск, господин капитан.
- Неужели отдыхать? - изучающий взгляд на лицо прибывшего офицера. - Что-то не похож ты на праздно слоняющегося, братец. Ну, да не наше это дело...
Он принял от поручика бумаги, среди коих было письмо губернатора, адресованного лично ему, коменданту Хайлигенбайля. Капитан молча указал Болотову на стул, а сам, надев пенсне, внимательно изучил послание Суворова.
Болотов, между тем, уселся на стул и сразу почувствовал, что это путешествие отняло у него немало сил. Отвык он от седла за годы, проведённые в канцелярии губернатора.
- Хотите кофе, поручик? - отчего-то Храпунов перешёл на «вы». - Наверняка вы устали с дороги. Я могу подсказать вам, где остановиться лучше всего... Губернатор просит, чтобы я оказал вам всяческое содействие... Только скажите, и я немедленно подключу своих людей, - он усмехнулся.
- Благодарю вас, господин капитан. Утруждать никого не надо. Я остановлюсь здесь денька на три, мне нужно решить некоторые личные вопросы. А уж если появятся затруднения, то, не обессудьте, приду за помощью...
- Извольте. Всегда рады помочь своему человеку, русскому и военному... Так как же насчёт кофе?
- Буду чрезвычайно благодарен…
Глава 3. В трактире «Слепой конюх»
По совету военного коменданта Хайлигенбайля капитана Храпунова Болотов остановился на постоялом дворе, носящем название «Солдат на привале», который в городке называли просто «Солдат». Это было двухэтажное здание из красного кирпича с небольшими окнами, напоминающими бойницы. Расположено оно было в восточной части города.
Возле дома, рядом с будочкой водяной колонки сидели две кошки и равнодушно наблюдали за редкими прохожими. Вихрастый парнишка гнал домой стаю гусей, важно переговаривающихся между собой и переваливающихся при ходьбе с одной лапы на другую. Прочие хозяева возвращали с пастбища своих нагулявшихся коз и коров.
Затворялись ворота хлевов и хозяйственных построек, зато открывались двери питейных заведений. Многие жители не хотели лишать себя удовольствия пропустить вечером кружку-другую пива.
В комнате, где поселился Болотов, было тепло, тихо и уютно. Поручику, привыкшему к удобству в кёнигсбергской квартире, тут понравилось. Впрочем, два-три дня перетерпеть он мог и в гораздо худших условиях.
Едва он освежился и сменил платье, готовясь спуститься вниз, чтобы поужинать, как в дверь постучали. Открыв её, поручик увидел своего старого приятеля Сергея Непейцына.
- Здравствуй, любезный друг! - обрадовался Андрей Тимофеевич.
- И ты здравствуй. А мы уж заждались тебя...
- Дорога, будь она неладна... Я намеревался приехать на два часа раньше, а видишь, брат, как получилось? Скоро уж стемнеет...
- Не расстраивайся. У нас есть для тебя новости. Пойдём со мной в «Слепой конюх», там Василий Никитич со своим... компаньоном с нетерпением ждут тебя. Там же и поужинаем.
- Разузнали что-нибудь? - спросил Болотов, начав собираться на встречу.
- Не особо много, дружище. Похитителей - трое. В этом мы уже уверены....
- А где Марта?
- А вот где они держат твою невесту, мы пока не знаем... Но, думаю, скоро будем осведомлены и в этом...
Больше Андрей Тимофеевич вопросов не задавал.
На территории постоялого двора «Слепой конюх», куда направили свои стопы российские офицеры, расположился и одноимённый трактир, который в этот вечер радушно принимал гостей. Рядом находилась конюшня, возле которой возились двое мужчин, сгружающих с телеги мешки с овсом.
Офицеры зашли в трактир. В нос им сразу ударил острый запах табачного дыма, пива и кислой капусты. Столы в помещении были расположены двумя рядами. Между ними суетились кельнеры, разнося пиво, вино и закуски. В дальнем конце сидел на табурете старичок и играл на скрипке мелодии прошедших лет. Некоторые захмелевшие посетители уже подхватили одну из них, и начали негромко подпевать:
Du streckte mir eine Rose,
Ich stack sick an einem Dorn... (70)
Непейцын схватил Болотова за руку и потянул за собой. Тот не сразу узрел среди отдыхающих горожан капитана Тригуба. Василий Никитич был изрядно похож на одного из загулявших жителей Хайлигенбайля - красное, потное лицо, простая, рабочая одежда. На плече у него висела рулетка, во рту дымилась трубка. Обычный мастеровой человек - мог бы подумать любой вошедший в трактир. Рядом с ним сидел круглоголовый мужичонка с залысиной на затылке и со вздёрнутым носом. Тот не отрывался от кружки с пивом, держа её перед лицом двумя руками.
Болотов хмуро огляделся. С завтрашнего дня он должен ждать в этом трактире барона фон Зингена, который обещал вернуть ему Марту. Как-то не очень верилось, что барон заглянет в это заведение, где отдыхают, в основном, простые, небогатые люди. Хотя, тогда, при их встрече фон Зинген выглядел аристократом, а поступки, которые он позже совершил, говорят о полнейшей низости его души.
- Приветствую тебя, любезный друг мой Болотов, - дружелюбно улыбнулся капитан Тригуб, когда оба офицера примостились рядом с ним. - Это, - он кивнул на соседа, увлёкшегося пивом, - Вилли. Он навёл кое-какие справки по интересующему нас делу...
Человек, которого назвали «Вилли», тут же оторвался от кружки, дружелюбно улыбнулся и протянул руку поручику. «Хитрющая бестия», - подумал Андрей Тимофеевич, глядя в бегающие глаза и пожимая плотную ладонь человека, от которого в его, болотовском деле слишком много зависело.
- Если не возражаете, то я начну излагать, - улыбка не сходила с лица Вилли.
- Будь любезен, дружок, - позволил Тригуб.
Непейцын, между тем, заказал Болотову, который приготовился внимать каждому слову Вильгельма, ужин, состоящий из картофеля и жареной сельди.
Рука Андрея Тимофеевича непроизвольно потянулась в карман сюртука, вытянула из него трубку, вторая уже нащупала кисет в кармане кафтана.
- Вчера утром, - хитро усмехнувшись, начал Вилли, - поняв, что сидеть с раннего утра и бездельничать в трактире - это, несомненно, вызовет подозрения, я решил действовать по-другому. Я наведался на постоялый двор, прикинувшись купцом, предложил хозяину кое-какой товар, а затем попросил его рассказать о посетителях, остановившихся у него в ближайшие дни. Мол, я хочу и им продать нечто полезное и привлекательное... Он заартачился, но монеты могут любого несговорчивого господина сделать более любезным... Так я узнал, что Теодор фон Зинген остановился здесь, на постоялом дворе. Но, прибыл он один. Совершенно один. Тогда я и решил за ним проследить.
- Да ты настоящий шпион, Вилли, - усмехнулся капитан Тригуб.
- В этом уж будьте уверены. Думаете, легко было улизнуть из лагеря короля Фридриха, когда тебя приговорили к повешению?
Болотов был вынужден признать, что в лице прусского пройдохи их отряд приобрёл ценного агента.
- Я обустроился неподалёку от постоялого двора, - продолжал Вилли, - прямо на бережке Ярфта, и стал ждать.... Я ждал фон Зингена, надеясь, что тот выйдет из постоялого двора и отправится к своим... сообщникам, а уж там, где-то поблизости, и спрятана ваша девушка.... Ждать пришлось недолго. Фон Зинген вышел из дому и отправился пешком в южную часть города. Значит, это недалеко, - решил я, и последовал за ним...
Болотову принесли ужин и он, прославив Святую Троицу, принялся за еду.
Вилли, подождал, пока его кружка не наполнится пивом, затем продолжил:
- В южной части Хайлигенбайля, прямо перед Мельничными воротами есть местечко Хазенберг (71). Это не улица, просто такое местечко, - уточнил Вилли. - А там находится гостиница «Хазенберг». И одноимённый трактир.
- Так они поселились в гостинице? - не выдержал Болотов.
- Нет, господин офицер. Сообщники фон Зингена остановились в жилом доме, хозяином которого является господин Браун. А в трактире они все трое встретились. Мне удалось подсесть к ним близко, и я, как мог, напрягал слух, но разобрал лишь самую малость...
- Где Марта? - Болотов вперил в купца грозный взгляд.
Тот смутился, но, прежде чем ответить, выдержал театральную паузу.
- Боюсь, в Хайлигенбайле её нет..., - и опустил глаза.
- Но где же она тогда?
- Я подозреваю, что в одном из ближайших к Хайлегенбайлю селений - в Шортроссе или Ландбау. Поскольку оба эти названия промелькнули в их разговоре. Деревеньки эти небольшие, до каждой расстояние - миля-две к норд-осту, и в каждой имеется трактир, где можно навести справки...
- Так что же мы теряем время? - в сердцах воскликнул Непейцын.
- В Ландбау я уже заглянул, - тут же ответил Вилли. - Нескольких человек мне с Божьей помощью удалось разговорить, но нужных сведений я, к сожалению, не раздобыл...
- Их там не было? - догадался Болотов, прикуривая от огня свечи.
- Не было. Во всяком случае, их никто не видел... Значит, есть все основания считать, что эти двое остановились в Шортроссе. И, вероятно, что девушка - там же... Завтра я намереваюсь это выяснить.
- Вместе поедем, - решительно заявил Тригуб. - Тебя одного отпускать рискованно... Возможно, твоя рожа уже примелькалась им!
Вилли понимающе кивнул.
- Вот что, любезный Андрей Тимофеевич, - закончил разговор Тригуб. - Ты уж с завтрашнего дня ожидай своего барона... Пожалуй, Серёжа тебе поможет, если что, - Непейцын кивнул. - А мы с Вилли поедем в Шортроссе, попробуем разузнать, не там ли твоя красавица... Ежели она там, то мы её вызволим! - и хлопнул ладонью по столешнице.
...Du hist gegangen, und der Dorn hangen geblieben...
Und mein Herz blutet... (72)
- печально напевали любители старых песен.
23 октября 1761 года, в пятницу, Андрей Болотов встал рано. За окнами лишь начинало светать. Голова шумела, словно с похмелья, сердце учащённо билось, на душе было тревожно. Когда поручик почти уже смирился со своим жалким состоянием, его спасла холодная вода, в которую он сунул больную голову…
Приведя себя в порядок, Андрей Тимофеевич спустился в трактир.
Увидев столь раннего посетителя, хозяин трактира нисколько не удивился. К тому же трое мужчин уже завтракали в разных концах помещения. Не спеша подойдя к хозяину, высокому, полному господину, поручик изобразил лёгкий поклон.
- Герр Хорстманн (Болотову уже было известно его имя), у меня сегодня важная встреча в вашем заведении. Когда придёт мой... приятель, я, к сожалению, не знаю. Вы не будете возражать, если я посижу у вас за столом и подожду его здесь?
- Конечно, господин офицер. Сидите сколько угодно. Тем более, что встреча - важная! У меня и деловые переговоры случаются, и просто свидания, и вообще - попойки! - он усмехнулся. - Вон, в том уголке, - он кивнул на дальний угол стола, - вам никто не будет мешать. Надеюсь, встреча будет удачной. Желаете что-нибудь заказать?
- Пока только кофе. И ваших прекрасных булочек, чей запах уже начал сводить меня с ума! - Болотов старался держаться легко и непринуждённо, демонстрируя прекрасное настроение.
- Сейчас кельнер вас обслужит! Эй, Ганс!.. - он поманил пальцем молодого паренька, прислуживающего за столами.
Усевшись за стол, поручик проверил на всякий случай пистолет, засунутый за пояс. Сумку он бросил рядом с собой на лавку. В ней лежал свиток из нескольких листов, хранящих заметки о наблюдениях за огородом. Основные свои записи Болотов решил пока не приносить. Сначала послушаем, что скажет немецкий барон.
Время шло. Постепенно в заведении прибавлялось народу. Кто-то приезжал в Хайлигенбайль, решая остановиться в «Слепом конюхе», и заходил в трактир подкрепиться. Иные же, улучив минутку свободного времени, заскакивали сюда для того, чтобы опрокинуть кружку-другую холодного пива.
Болотов сидел со скучающим видом и зорко оглядывал каждого проходящего через скрипучую дверь трактира. Он выпил две чашки кофе, съел несколько мягких булочек и чувствовал сытость. Однако умиротворение не приходило к нему и тому были свои причины. Пистолет и шпага поручика были наготове.
Несколько раз Андрей Тимофеевич поднимался из-за стола и выходил на улицу, подышать прохладным осенним воздухом, который вливал в него дополнительные силы и гнал прочь тревогу. Выкурив трубку, Болотов возвращался за стол, где и продолжал ожидание.
«С одной стороны, - возвращался к своим раздумьям поручик, - всё сделано вовремя и правильно. Если фон Зингену действительно нужны мои записи, то - вот они. Получай бумаги и возвращай девушку...» Вроде, всё так. Но что-то смущало молодого офицера. Почему немец не предложил ему, например, деньги? Или он решил, что расстаться со своими наработками Болотов сможет лишь при угрозе потерять нечто необычайно ценное для него? Куда более ценное, чем деньги...
Но, посмотрим. Он вот-вот должен появиться. Уж тогда мы спросим у него...
Место, предложенное ему хозяином трактира, действительно, казалось уединённым. Ближайшие посетители, усевшиеся за стол, находились от него на расстоянии не менее трёх саженей (73). Никто не обращал внимания на одинокого гостя, тихо смакующего кофе. Человек кого-то ожидает - это было понятно каждому.
Иной раз, прикрыв глаза, Болотов представлял себе лицо любимой. Вот она смущённо улыбается, сверкая голубыми искрами глаз, вот звонко смеётся, обнажая белоснежные зубы. Как ему хотелось прикоснуться губами к её губам, к нежной шее, уткнуться лицом в её золотые волосы, и обнять крепко-крепко...
Вот послышались звуки колокола, возвещавшего о том, что наступил полдень.
Народ начал собираться в трактир на обед. Всё чаще отворялись двери, впуская в помещение очередных посетителей - мастеровых, священников, торговцев... Болотов уже устал смотреть на вновь входящих... Где же этот чёртов барон?
Когда, несмотря на выпитый кофе, его глаза уже начали невольно слипаться от утомления напряжённым ожиданием, вдруг совсем рядом послышался голос:
- Спокойно, поручик! Не спешите хвататься за пистолет или шпагу!
Сквозь облако табачного дыма он увидел улыбающееся лицо Теодора фон Зингена.
- Приятно убедиться, что вы решили бороться за свою невесту, - продолжал барон, но, увидев, как напрягся Болотов, сменил тон. - Вы её, конечно, увезёте домой. А я вам приношу свои глубокие и искренние извинения...
- Бросьте, фон Зинген. Маска паяца вам не к лицу.
- Просто, я бы хотел, чтобы вы хоть немного поняли меня... Я ведь действую не от себя лично, мною руководит могущественная организация, ослушаться которую... Боже, упаси. Поэтому мы не всегда выбираем благопристойные пути для достижения своих целей, а хватаемся за то, что попадётся.
- Значит, моей работой заинтересовалась какая-то тайная организация? Уж не масоны ли? - усмехнулся Болотов.
- Нет, - заверил поручика фон Зинген. - Уверяю вас, что масоны тут ни при чём. Наша организация именуется Братством мыслителей... Или, если хотите, Братством камня гиацинта. Вы, конечно, про неё ничего не знаете. И это - правильно. С нами вынуждены знакомиться только те люди, в руках которых появляются уникальные документы, свидетельствующие о последних достижениях в разных областях науки. Ваши опыты с электричеством - вот то, что крайне заинтересовало упомянутое Братство.
- Но электричеством занимался не только я...
- Я осведомлён и об этом. Профессор Майбах тоже проводил блестящие опыты. Но его наработки были нами... куплены.
- Вы хотите сказать, что профессор продал вам результаты своей работы с электричеством?
Прежде чем ответить, фон Зинген заказал себе кофе.
- Не буду лукавить перед вами, господин поручик. Майбах отказался от вознаграждения. Поистине, бескорыстный человек... мы должны благодарить Провидение за то, что оно позволило нам жить рядом с профессором и видеть его... - по гримасе фон Зингена было неясно, глумится ли он или говорит серьёзно.
- Где Марта? - Болотов осмотрел зал. - Почему вы не привели её с собой?
- Потому что я не был уверен, что вы дадите своё согласие. Я и сейчас ни в чём не уверен, - из-под полы шляпы сверкнул вопросительный взгляд синих глаз. - Но, прошу вас не беспокоиться о Марте. Она в безопасном месте, недалеко отсюда. Если мы придём к соглашению, то договоримся и об... обмене. Всё произойдёт быстро и без лишних хлопот. Я ещё раз приношу вам свои извинения по поводу случившегося. Не к лицу мужчине и дворянину похищать чужих невест... Вы захватили с собой интересующие нас документы?
- Разумеется, - Болотов открыл сумку и вынул из него свиток. - Но пока только это. Как только мы с Мартой окажемся вместе, и нам не будет угрожать опасность, вы немедленно получите остальное.
- Что ж, это... разумно, - согласился фон Зинген, по лицу которого Болотов угадал, что того обуяли какие-то сомнения. Видимо, в голове у загадочного барона проходил мощный мыслительный процесс. И хоть внешне фон Зинген выглядел бесстрастным и даже равнодушным, но поручик угадал что это - напускное спокойствие.
- Так когда же состоится сделка? - поинтересовался Болотов.
- Можно организовать её уже сегодня, - подумав, ответил фон Зинген. - Приезжайте в Шортроссе нынче вечером. Мы вас будем ждать в трактире «Семейство гномов» с шести чесов. Там вы и получите свою Марту. В обмен, разумеется, на ваши бумаги. Постарайтесь, чтобы они были все в наличии, я обязательно проверю. Согласны?
- Хорошо, - ответил Болотов. - Я приеду.
- И не держите на меня зла, - фон Зинген натянул шляпу на брови.
Он пристально взглянул на поручика, поднялся из-за стола и быстрым шагом покинул трактир.
«Шортроссе, Ландбау… А ведь это именно те селения, в которых практически нет русских войск...»
Глава 4. Объяснение «по-баварски»
- До Шортроссе не более восьми вёрст, - сказал Болотов Непейцыну, когда они вышли из «Слепого конюха». - Успеем добраться за час. Как условлено, Василий Никитич будет ожидать нас в местном трактире!
- А более и негде. Местечко небольшое, три десятка домов, трактир да кирха... Так что, будем собираться?
- Конечно, любезный друг. Чем раньше повстречаем капитана Тригуба, тем больше времени у нас будет для того, чтобы разработать хороший план предстоящих действий!
- Тогда встречаемся у Монашеских ворот, Андрей Тимофеевич? Полчаса на сборы будет достаточно?
- Мне только мои бумаги запихнуть да Барина вывести из конюшни... Значит, через полчаса!
К полудню заметно потеплело. День был малооблачный, ветерок легонько обдувал качающиеся ветви лип и каштанов, дубов и берёз. На них кое-где ещё висела мокрая жёлтая листва, грозя сорваться с первыми заморозками. Блестели на солнце лужи, стаи галдящих ворон кружили над городом.
После душной атмосферы трактира дышалось легко и свободно.
Болотов простился с Непейцыным, с удовольствием вдохнул свежего воздуха и направился в «Солдат». Вернувшись к месту своего проживания, он быстро привёл себя в порядок, сложил документы в дорожную суму, проверил пистолеты и прицепил шпагу. Затем спустился в конюшню, где его ожидал верный Барин.
Спустя четверть часа он уже находился поблизости от Монашеских ворот.
В эту пору, на рынке перед воротами, пользуясь прекрасной погодой, продавцы разложили на прилавках свой товар. Торговля шла полным ходом. Те, кто въезжал в город, непременно проходили мимо рядов с сукном, изделиями из кожи и металла, глины и можжевельника, далее шли прилавки с мясом и рыбой, овощами, хлебом и молоком, мёдом и специями. Те, кто выезжал из города, шли тем же путём, косясь на кочаны с капустой, горки картофеля и чеснока, моркови и свёклы, да на булки знаменитого хайлигенбайльского хлеба.
Народу возле прилавков толпилось немало, Болотов с трудом пробился к воротам. Вскоре подоспел и Непейцын.
- Я тут сообразил кое-что на дорогу, - подмигнул он поручику и помахал узелком, в котором угадывалась бутылка вина. - Немного рейнского и кусок ветчины с хлебом. Кто знает, когда мы вновь окажемся за столом...
Примерно в час пополудни они выехали за Монашеские ворота и направились в Шортроссе. Стоящие у ворот солдаты с ружьями отдали им честь.
Дорога изрядно размякла, копыта коней то и дело скользили по грязи. Одежда офицеров вот-вот грозила покрыться серыми пятнами. Впрочем, те не обращали особого внимания на внешний вид: «Слякотная пора, что поделать? Вот, вернёмся домой да почистимся».
«Пожалуй, по такой дороге путешествие может растянуться вдвое дольше, - подумал Болотов, - Впрочем, в запасе ещё довольно времени».
Частенько вдоль дороги встречались хутора с крепкими хозяйствами - полями, огородами, садами, вырытыми прудами. Как правило, дома были с кирпичными стенами и высокими черепичными крышами. Это касалось всех строений, будь то жилые здания или хозяйственные постройки.
- Рябины в этом году много, - заметил Непейцын. - Да уж покраснела вся. Знать, зима будет скорой и морозной.
- Возможно, - кивнул головой Болтов.
- Рыбы на рынках полным-полно, - продолжил Сергей. - Причём, и морской, и речной! До чего же благодатный край, - вздохнул он.
- Да, выбирай, что по душе...
Поручик взглянул на Болотова, пытаясь определить, что у того на душе. Нельзя оставлять приятеля наедине со своими горькими думами. Ведь порой достаточно просто улыбки или одного доброго слова, чтобы человек воспрянул духом… Но Андрей Тимофеевич был молчалив и задумчив.
- А знаешь ли, брат Болотов, чего я намедни отведал в ресторане на кнайпхофишен Лангассе (74)? Ни за что не догадаешься!
- Наверное, копчёного угря? - предположил Болотов. - Здесь их много, и они - настоящее объедение!
- Нет, дружище. А попробовал я... солёной вороны! - рассмеялся Непейцын. - Ты, конечно, слышал об этом блюде! Так вот, я рискнул и позволил себе вкусить...
Конечно, Андрей был наслышан об этом, считающимся деликатесным, блюде, подаваемом в кёнигсбергских ресторанах за довольно приличную цену. Ворон добывают на Курише Нерунг (75), где местные рыбаки-крайбиттеры ловят птиц сетями. Затем солят их в бочках, словно салаку, и поставляют в Кёнигсберг.
- Ну и как, понравилось?
- Гадость редкостная, - поморщился Непейцын. - Хотя, что-то в этой... закуске, несомненно, есть. А вот что? - Я так и не понял.
- Наверное, не распробовал, - усмехнулся Болотов. - Не ощутил, так сказать, а prima facie (76) истинного вкуса. Наверное, мало отведал. Вот придёшь в следующий раз и закажешь себе целую корзину!
- Нет, что ты, - нарочито испуганным тоном воскликнул Непейцын, - больше я не рискну закусывать воронами!
Увидев улыбку на лице друга, Непейцын немного успокоился.
Они удалились от Хайлигенбайля на расстояние не больше версты. Октябрьское солнце настолько разгулялось, что пыталось даже немного припекать. Поля вдоль дороги потемнели-посерели, жёлтая, поредевшая красная и бурая листва берёз, клёнов, тополей и осин уже не радовала своей яркой красотой, а навевала уныние. Ещё немного - и ветви деревьев совсем опустеют.
Никто не догонял двух всадников. Зато навстречу попадалось немало путников, в основном, на телегах, гружённых разным скарбом. При встрече с русскими офицерами немецкие путешественники почтительно их приветствовали.
В это время трое членов Братства мыслителей, находящиеся в селении Ландбау, тоже готовились к поездке в Шортроссе. Похищенную Марту барон фон Зинген оставил на попечение местного священника, в своё время также давшего обет послушания Братству. Ему помогал кучер той кареты, на которой Марту увезли из дому. Его звали Иоахим, он тоже был членом упомянутого Братства. Саму карету удалось впихнуть в сарай, чтобы не мозолила глаза посторонним.
Девушку заперли в отдельной комнате дома священника и постарались сделать так, чтобы она ни в чём не нуждалась, и чувствовала себя как можно свободнее. Мол, предстоит весёлое приключение, которое завершится счастливым концом. Девушка пребывала в недоумении, хотя уже перестала бояться фон Зингена и его бравых товарищей. Ведь барон уверял, что любит её, пусть он необуздан и грозен, но его глаза пылают страстью, а дворянская честь для него - не пустой звук. Он не причинит ей вреда, и скоро она окажется дома... Так почему бы не испытать это приключение и в дальнейшем?
До шести часов, назначенного срока оставалось более трёх часов, а расстояние от Ландбау до Шортроссе - менее двух миль.
Трое членов Братства готовились к поездке. Они зарядили пистолеты, прицепили шпаги, рассовали за ремни метательные ножи. Деловитый Курт собирал в узелок съестные припасы.
Отто фон Хазе с любовью погладил свиток из десятка листов, который затем аккуратно засунул за подкладку кафтана.
- Наш Отто всерьёз взялся за романтическую балладу, - глядя на друга, усмехнулся Курт. - Он уже закончил вступительную часть и перешёл к описанию ключевых действий...
- И кто же герой баллады? - насмешливая улыбка заиграла на лице Теодора.
- Некий рыцарь, - вместо автора продолжил Курт. - Который по велению сердца похитил, точнее, высвободил красавицу из царства драконов!..
- А что драконы? - спросил Теодор, пристёгивая шпагу. - Так запросто позволили ему пробраться в их логово и выкрасть пленницу?
Отто молча смотрел в окно. За него опять ответил Курт:
- Ну, как же, позволят они.... Но наш герой, хитёр, как Одиссей, и силён, как Геракл! Словом, драконам пришлось несладко...
- Славная история, клянусь Гробом Господним! Но что же красавица? - огни от горящих свечей играли в зрачках барона фон Зингена. - Она тут же полюбила своего спасителя и оказалась в его жарких объятьях?
- Не спеши, брат! - на сей раз ответил Отто. - Без целомудрия вся баллада смахивала бы на те пошлые истории, которые во множестве рассказывают в мюнхенских балаганах. - Он глубоко вздохнул и продолжил: - Герой и раньше страстно любил девицу. Но жадные драконы, которые не гнушаются воровством и убийствами, выкрали её из отчего дома... Герой, под которым я подразумеваю брата Теодора, решился на отчаянный шаг. Он ворвался в пещеру, где жили безжалостные звери, и, сразив их, освободил пленницу! Сражение было нелёгким... я промучился над его описанием целую неделю!.. И только великая любовь позволила рыцарю справиться со злобными тварями!
- Браво! - зааплодировал Курт. В его руках появилась бутылка, из которой он осторожно наполнил стоящие на столе бокалы. - Враг повержен!
- Но красавица, - продолжал автор, - в силу своих женских предубеждений, не сразу упала в объятья рыцаря... Она сначала... немного помучила его, как это любят делать все женщины на свете, заронила в его душу зёрна сомнения и даже отчаяния. Но потом всё закончилось прекрасно. Красавица воспылала ответной страстью, рыцарь вернул её родителям и попросил её руки... Правда, в своём сочинительстве я до этого ещё не добрался... А как только закончу свой труд, тогда вы станете моими первыми читателями!
- Ну, ты совсем, как Браве (77)! Уверен, что твоя баллада получится на загляденье! - воскликнул фон Шпаннинг. - И ты возьмёшься за что-нибудь более основательное!
- И скоро весь мир узнает о великом поэте и драматурге Отто фон Хазе! - закончил Теодор. - Я рад, друзья мои, что не вижу в ваших глазах ни тени сомнения или страха! Однако нам пора ехать да решить вопрос с русскими раз и навсегда! По дороге обсудим детали...
Известный в Шортроссе трактир «Семейство гномов» получил своё название лет триста назад, и благодаря именно гномам, во множестве обитавшим в этих местах. Существа эти, именуемые также барздуками, жили здесь ещё во времена пруссов. Те с ними ладили и считали удачей, если семейство барздуков ютится поблизости. Но когда пришли немецкие переселенцы, ситуация изменилась: новые хозяева изгнали гномов с насиженных мест, и теперь встретить здесь настоящего барздука почиталось редкостью, которая, тем не менее, сулит удачу.
На вывеске трактира была изображена семья гномов, дружно сидящих вокруг стола за чаем. Заведение было расположено возле дороги. Сразу за ним росли садовые деревья - яблони, груши, сливы, огороженные заборами. Сквозь них проходили мощёные жёлтым кирпичом тропинки, прямо к домам. Неподалёку от трактира расположилась конюшня. Дальше по дороге, на берегу небольшой речушки, стояла базилика, из которой выходили люди.
Было около шести вечера. Сумерки уже начали сгущаться. Ещё немного, и совсем стемнеет.
Теодор фон Зинген толкнул дверь трактира и вошёл внутрь. Быстрым взглядом выхватил из царящей в помещении полутьмы и множества беседующих за столами людей фигурку, одиноко склонившуюся над чашкой кофе. Решительно подошёл к сидящему в отдалении офицеру. Тот, спиной почувствовав его приближение, обернулся.
- Вы прибыли, - произнёс фон Зинген, смерив взглядом Болотова. - Я-то полагал, что вы передумаете.
- Слишком длинное вступление, господин барон. Вы привели Марту?
- А вы захватили документы?
- Разумеется. Но я покажу вам их только тогда, когда увижу Марту!
- Отлично. Тогда следуйте за мной! - фон Зинген ещё раз огляделся, затем направился к выходу.
Андрей Тимофеевич поставил чашку с кофе на стол, поднялся, отряхнул мундир, взял сумку с бумагами, ставшими столь ценными, и последовал за фон Зингеном.
Прибыли они вместе с Непейцыным в Шортроссе час назад, встретили капитана Тригуба, который порадовал хорошей новостью: старина Кригер разузнал, в какой двор недавно заезжала карета. Значит, примерное место, где остановились похитители, установлено. Осталось только организовать слежку для того, чтобы выяснить всё досконально. Капитан с Непейцыным и Кригером крутились вокруг того дома и старались держать под контролем всё, что связано с невестой Болотова. Сам же поручик остался ждать барона фон Зингена.
Барон вышел из трактира и сразу направился в левую от него сторону, свернув на одну из вымощенных кирпичом тропинок.
- Где Марта, барон? Куда вы меня ведёте?
- Там, - лишь на мгновение замедлил шаг фон Зинген, обернувшись к следующему за ним Болотову. - Смелее, поручик.
«Хорошо он здесь ориентируется, чертяка!» - подумал Андрей, сразу заподозрив неладное.
Они шли по узкой дорожке, а справа и слева стояли деревянные заборы, за которыми росли плодовые деревья. На яблонях, роняющих листву, ещё кое-где висели яблоки. Под заборами густо разрослись лопухи, а сквозь щели между досок протискивались колючие веточки крыжовника.
А небо начало стремительно темнеть.
Болотов сжал рукоятку пистолета. Если произойдёт что-то непредвиденное, он будет готов всадить полновесную пулю в любого!
Барон шёл впереди, не оборачиваясь и не разговаривая. Поручик тоже хранил молчание, хотя ему было впору кричать...
Наконец, заборы закончились, сады расступились, и перед Болотовым открылась небольшая площадка, свободная от деревьев. Там стояло два человека, но оба они были мужчинами. А Марты поблизости видно не было.
Фон Зинген остановился и обернулся. Болотов увидел его надменную улыбку и стальной, холодный взгляд человека, способного на любую подлость.
Поручик выхватил пистолет.
- Что всё это значит, барон? Куда вы меня привели? Где Марта и кто эти люди?
- Отвечаю по порядку, - высокомерная улыбочка не сползала с лица фон Зингена.
Был он спокоен. Его спутники хранили молчание, с интересом наблюдая над попавшим в глупое положение русским офицером.
- ...Итак, мы находимся на окраине Шортроссе, в тихом местечке, где можем спокойно поговорить. Марта находится под охраной в одном тайном месте... А эти люди - мои боевые товарищи. И всё это значит лишь одно: вы, поручик, ни за что не получите свою Марту!
С величайшим трудом Болотову удалось сдержать себя.
- Значит, все наши договорённости и гроша ломанного не стоят?
- Вы правы. Жизнь - это званый обед, а тот, кто на него опоздал или замешкался, пусть остаётся голодным... С этого момента действует иная договорённость: вы выдаёте нам документы, и мы оставляем вам жизнь. Далее можете следовать куда угодно. Но если вы захотите получить Марту, то вам придётся рискнуть жизнью. Мы с вами схлестнёмся в поединке, и Марта достанется тому из нас, кто останется жив... Второй или умрёт, или же, будучи серьёзно раненным, даст слово, что отказывается от неё навеки... Что скажете, мой молодой друг?
Да, самые худшие опасения сбылись... Прав был Василий Иванович Суворов - барон сам увлёкся Мартой. Настолько, что потерял голову...
- Пока скажу одно: вы - лжец, барон. Слово дворянина для вас не ценнее кваканья лягушки...
- Увы, господин поручик. Я действительно вас обманул, в чём бесконечно раскаиваюсь... Но, иначе я поступить не мог. И короли, порой, бессовестно врут, - фон Зингер закатал глаза кверху, - а что прикажете делать мне, простому дворянину, который в стеснённых обстоятельствах решает жизненно важный вопрос?
Спутники барона молча наблюдали за этой сценой. Каждый из них держал в руках по пистолету.
- Жду вашего ответа, поручик, и очень надеюсь на ваше благоразумие!
- В таком случае, барон, боюсь, что вам придётся скрестить со мной шпаги!
- Значит, поединок? - словно обрадовался фон Зинген. - Прекрасно! Я знал, что вы не трус, поручик! Хотя, при вашей нынешней должности трудно заподозрить вас в храбрости!
- Бросьте паясничать, барон! Надеюсь, ваши товарищи не будут вмешиваться в ход поединка? А то я что-то разочаровался в кодексе дворянской чести у немцев!
- Будьте спокойны, - уверил поручика фон Зинген, вытаскивая шпагу из ножен. - Можете всецело доверять им...
- А мы - не можем! - вдруг совсем рядом раздался голос капитана Тригуба. - Прошу бросить оружие! Вы все, господа, находитесь под прицелом!
И грохнул выстрел, видимо, для подтверждения серьёзных намерений. Пулей срубило ветку над головой одного из товарищей фон Зингена. Та упала к ногам невысокого, крепкого человека, который тут же напрягся, выискивая взглядом противника. Но капитан укрылся за кустами крыжовника, и прятался он мастерски. Даже клубы порохового дыма не могли выдать его местонахождения из-за того, что сгустились сумерки.
- Проклятие, - процедил сквозь зубы фон Зинген. - Они всё-таки выследили нас....
Глава 5. Схватка в Ландбау
Болотов вздрогнул от неожиданности. Он, прошедший не одно кровавое сражение, вдруг растерялся. И хорошо, что всё сложилось столь удачно: товарищи выследили его обидчиков и устроили засаду. Но, столь внезапные события, сопровождаемые стрельбой из пистолета, слегка выбили его из колеи.
Барон фон Зинген, напротив, оказался расчётлив и хладнокровен. Он моментально поменял тактику.
- Не стреляйте! - миролюбиво произнёс баварец. - Мы не желали вреда поручику... и охотно вернём ему девицу... Видите, я вкладываю шпагу в ножны. Посмотрите, - он продемонстрировал свои руки, и повернулся, - я безоружен! А мои друзья сейчас аккуратно положат пистолеты на землю... - он сделал знак рукой и двое его подручных принялись неспешно выполнять его поручение. - И ни в кого не выстрелят!
Сердце учащённо колотилось в груди у Андрея. Но от души отлегло: «Обошлось, слава Богу...»
- Мы готовы выполнить любые ваши требования, - спокойным голосом, без единой фальшивой ноты, продолжал барон. Но вдруг воскликнул: - Sapere aude! - и тут же бросился на Болотова.
Одновременно с этим оба его сообщника выпалили в сторону, где, по их мнению, должен был прятаться враг.
Барон вышиб у поручика пистолет и выхватил из рук дорожную суму.
Всё случилось в один момент. Пока глаза русских офицеров, ослеплённые вспышкой выстрелов, привыкали к темноте, время было упущено. Вся троица похитителей ринулась через калитку в ближайший сад, мгновенно скрывшись из виду. Вслед им прозвучали выстрелы русских офицеров, как видно, не причинившие никакого вреда преступникам.
Фон Зинген и компания, скорее всего, заранее продумали путь отхода и сейчас находились уже на приличном расстоянии от места стычки. Пока были слышны их торопливые шаги, Болотов порывался бежать вдогонку.
- Не суетись, Андрей Тимофеевич, - тяжело дыша, но совершенно спокойно произнёс капитан Тригуб, выбравшись из кустов. - Никуда они от нас не уйдут.
- Нам известно, где они остановились, - добавил подоспевший Непейцын. - Сейчас они наверняка мчатся к себе в Ландбау. Там-то мы и навестим этих беглецов...
- Только, господа, - перешёл на командный тон Василий Никитич, - нам надо привести себя в порядок и зарядить пистолеты! Возле дома этой троицы мы должны быть во всеоружии!
- Чёрт возьми, как всё глупо получилось! - в сердцах воскликнул Болотов. - Теперь у меня нет ни Марты, ни документов! - он едва не плакал.
- Не расстраивайся, дружище, - чуть приобнял его Тригуб. - Ничего ещё не потеряно! Мы знаем, где их логово, и сейчас туда наведаемся.
- Причём, нежданно, - подтвердил Непейцын, заряжая пистолет. - Не успеют удрать!
- Но времени терять нельзя, - заметил капитан. - Вы готовы, молодцы? Тогда - с Богом! Эта троица - чертовски изворотливые ребята. С ними нужно ухо держать востро!
- А я не удивлюсь, если они покинут Ландбау уже нынешней ночью, - заметил Непейцын.
- Пойдёмте, - прошептал Болотов. - Мы должны их нагнать! Уж я не позволю себе вторично оконфузиться! Лучше я умоюсь кровью... если не чужой, то своей!
Около девяти вечера члены Братства прибыли в Ландбау. Они завели лошадей в конюшню, наказали хорошенько накормить и напоить их. Затем поднялись в свои покои, находящиеся на втором этаже дома №7 по Кёниглихе гассе. «Королевская улица» (78) отнюдь не соответствовала своему названию - два десятка обшарпанных домов, как грибы, растущие вдоль дороги, превратившейся из-за дождей в вязкое болото.
Войдя в свой дом, члены Братства сразу собрались в комнате, которая у них использовалась как гостиная. Фон Зинген был бледен, его товарищи, напротив, раскраснелись от быстрого передвижения. Никто не ожидал, что русский офицер окажется настолько хитёр, что едва не сорвёт всю операцию.
- Чёрт возьми! - дал волю своим чувствам Теодор фон Зинген. - Эти русские оказались на высоте! Они выследили нас и устроили засаду! Я не удивлюсь, если они уже пронюхали о месте нашего обитания! Мы должны немедленно выехать отсюда!.. Проклятье! Мы удирали, как зайцы! И всё оттого, что недооценили противника!
Мюнхенский барон швырнул на стол сумку, затем порылся в ней и извлёк несколько листов. Подошёл поближе к подсвечнику и принялся рассматривать...
- Написано по-русски. А я в нём ни бум-бум... Но, судя по чертежам, он принёс именно то, что надо.
Курт неспешно наполнил расставленные бокалы.
- Успокойся, брат. Откуда им знать о нашем доме? Тем более что он - в Ландбау!
- А откуда приятели поручика узнали о месте нашей встречи с Болотовым? Заметьте, они заранее выбрали место засады! Они знали, что я приведу поручика именно туда!
- Хм, обычно у меня превосходное чутьё насчёт слежки, - проронил Курт. - Но я уверен, что её не было... Или всё-таки была, но настолько искусная, что у меня не возникло и тени подозрения...
- И, тем не менее, мы едва унесли ноги!
- И всё же, я думаю, - заметил Отто, - что мы вполне можем подождать до рассвета! К тому же, с нами - дама! Своим внезапным отъездом мы только потревожим её, причиним дополнительное беспокойство. А она только-только начала приходить в себя после побега...
Курт поднял один из бокалов.
- Предлагаю выпить, братья мои. Мы завладели документами, интересующими наше Братство, и сумели без потерь скрыться.
Но фон Зинген вновь напомнил о том, что следует спешно готовиться к дальнейшему походу.
- Когда окажемся в Польше, станет значительно легче. Братство окажет нам помощь, тем более, что мы идём не с пустыми руками. Мы добыли именно то, о чём нас просили... А тут кругом русские войска... Всегда возможны... неожиданности и неприятности.
Они подняли бокалы и выпили. Доброе рейнское вино благотворно подействовало на всех.
- Значит, будем немедленно собираться? - Отто явно не хотелось мчаться куда-то на ночь глядя, тем более, что они только что совершили стремительный отход из Шортроссе.
- Пользуясь данной мне властью, я приказываю ехать незамедлительно, - строго ответил Теодор. - Ваше мнение я выслушал и учёл... Но оно не повлияло на моё решение. Ты, брат, - он обратился к Отто, - через часок выводи лошадей, короткий отдых - тоже отдых. Ты, Курт, буди кучера и помоги ему с каретой. Я же отправлюсь за Мартой. Пока поблизости крутится её жених, живой и чертовски злой, да ещё со своими дружками... нам здесь не место!
- Но куда мы поедем? - спросил Курт. - Неужели опять в Хайлигенбайль?
- Нет, - ответил Теодор. - Там сейчас опасно. Надо будет перейти границу в другом, тихом и укромном месте, где-нибудь в лесах-болотах... У меня на примете есть такое местечко, милях в пяти отсюда.
Он сложил в одну сумку все имеющиеся бумаги, полученные от Майбаха и добытые у Болотова, взвесил их на руке.
- По весу - более десяти фунтов... Кто знает, братья мои, возможно, то, что мы сейчас повезём, вскоре перевернёт весь мир!
- А я в этом не сомневаюсь! - подхватил Курт.
- Вот тогда, передав полученные документы по назначению, я смогу сказать, что с честью выполнил свой долг перед Братством. И - женюсь... И, возможно, в дальнейшем перестану принимать участие в боевых операциях... Если позволит Братство...
- Конечно, позволит, - вздохнул Отто. - Но, тогда мы... расстанемся?
- Выходит, так. Но прежде нам предстоит выполнить задачу...
Расторопный Курт, между тем, выложил на стол кое-что из припасов, заготовленных накануне, для поддержания сил. Тут были лук, сало, приличный кусок ветчины, сыр и хлеб.
- Подкрепимся, братья? - и вновь наполнил бокалы. - Согласись, брат Теодор, что всё не так уж плохо.
- Согласен, - кивнул тот головой. - Но своего решения я менять не буду. За ночь мы доберёмся до Лёбенау, а утром уже будем в Польше.
- Лёбенау? - переспросил Курт. - Незнакомое название...
- Зато какое поэтичное! - воскликнул Отто.
- Это - небольшая деревенька, - пояснил Теодор, - в пяти милях отсюда. Её основали ещё рыцари-тевтонцы. Построили кирху, трактир... Сейчас там около трёх сотен жителей. Занимаются охотой и земледелием... Эта земля весьма популярна у «лихих людей», которые не в ладу с законом. А также у контрабандистов... Вот они и шныряют туда-сюда - то в Польшу, то в Пруссию. Местность там заболоченная, но имеется тропа, и даже не одна, по которой можно безопасно и скрытно пересечь границу.
- Лёбенау... - повторил Курт. - Что ж, посмотрим на эту деревню. А пока набрасывайтесь, братья, на еду! - и вновь потянулся к бутылке с вином.
А в окна уже заглядывала ночь.
Наконец, подкрепившись и выждав необходимое время, члены Братства начали расходиться по местам, согласно означенной Теодором диспозиции. Курт вывел коней из конюшни и оставил их на привязи возле дома. При этом он постоянно бубнил:
«Лёбенау... Лёбенау...»
Отто разбудил кучера и вместе с ним направился за каретой.
Теодор пошёл к дому священника за Мартой.
- Дорогая Марта, я вынужден был разбудить вас! Примите мои глубочайшие извинения, но нам необходимо срочно выезжать...
- Вы несносны, Теодор! Опять ехать? Куда? Отвезите же меня, наконец, домой в Кёнигсберг!
- Не говорите мне о нём! Вы что, уже забыли, что я безумно люблю вас? Я увезу вас только к себе на родину, в наш родовой замок! И брошу к вашим ногам всё своё богатство!.. Правда, путь этот довольно далёк. Поэтому мы отправляемся прямо сейчас!
- Но вы даже не спросили, люблю ли вас я...
- Чего бы мне это ни стоило, я добьюсь вашей любви!.. Но мне кажется, что ваше сердце уже слегка оттаяло...
- Даже не помышляйте об этом! Если хотите, чтобы я думала о вас несколько... лучше, немедленно отвезите меня в Кёнигсберг!
- Это - невозможно, моя богиня! Не забывайте, что вы - моя пленница! Хотя... вынужден признать, что и я у вас в плену... Я не отдам вас никому, и любому, кто посмотрит на вас с.… вожделением, немедленно оторву голову!
- Вы несносны!
- Любовь моя, времени у нас очень мало... Карету сейчас подадут, за лошадьми уже пошли, мы выезжаем через четверть часа!
- Ну, так выйдите... Дайте мне одеться...
- Я жду вас внизу!
Когда Теодор с Мартой подошли к дому братьев, то убедились в том, что карета уже стоит наготове, а лошади членов Братства осёдланы и полностью готовы отправиться в путь.
- Поднимемся наверх, моя любовь. Вы должны выпить немного вина перед дорогой и съесть хотя бы кусочек мяса...
Курт и Отто уже были одеты в дорожные костюмы. Увидев избранницу Теодора, оба приветливо улыбнулись.
- Рад вас приветствовать, фроляйн Марта, - поклонился девушке Курт.
- Как вы прекрасны даже в такую хмурую ночь! - восторженно произнёс Отто.
- Здравствуйте и вы, господа. Вижу, ваши дела совсем швах, коль вы решились бежать в этакую темень?
- Поверьте, не от скуки или безделья, - ответил Отто. - Некоторые обстоятельства вынуждают...
- Теодор, - тихо добавил Курт. - Ситуация действительно усложнилась...
- Что случилось? - вновь побледнел барон фон Зинген.
Взяв за рукав своего старшего товарища, Курт отвёл его в сторонку и вполголоса сообщил:
- Они действительно здесь... По крайней мере, один из них... Когда я выводил лошадей, то краем глаза заметил шевеление в кустах...
- И что? — вспыхнули глаза фон Зингена.
- Там прятался человек. Он шпионил за нами...
- Где он сейчас?
- Там же, валяется в кустах. Я проткнул его шпагой. Но, думаю, в любой момент здесь могут оказаться и другие!
- Мы успели! - воскликнул капитан Тригуб, увидев свет в окнах дома. - Тут они, голубчики! Даже карету приготовили!
- Похоже, собираются в бега, - добавил Непейцын. - Вовремя мы подоспели. Задержись хоть немного - и ищи ветра в поле!
- Ну что, на штурм? - горячился Болотов.
- Не спеши, - одёрнул поручика Тригуб. - Давайте привяжем лошадей да дождёмся, когда наши «друзья» выйдут из дома. Заодно и осмотримся...
Октябрьская ночь была темна. Тучи заслонили звёзды, даже луне никак не удавалось выглянуть сквозь их непроницаемую завесу.
Окна же светились только в одном доме.
Холодный осенний ветерок постепенно усиливался. Того и гляди - начнётся дождь.
- Интересно, где Кригер? - прошептал Тригуб. - Он должен был здесь дежурить...
- Наверное, замёрз да пошёл пропустить стаканчик вина, - предположил Непейцын. - Я бы тоже не выдержал здесь сидеть часами...
- Ты плохо знаешь нашего пройдоху, - усмехнулся Тригуб. И вдруг: - Проклятье! Тут рядом со мной - неживое тело! Я нащупал чью-то руку!
Болотов и Непейцын подползли ближе к капитану. Андрей Тимофеевич чиркнул кресалом. Выбитая искра на мгновение осветила лицо лежащего рядом с ними человека. Глаза его были раскрыты, как и рот. На груди расплылось кровавое пятно.
- Это Кригер, - прошептал, осеняя себя крестом, Тригуб. - Они убили его...
- Упокой, Господи, его душу, - перекрестился Непейцын.
- Заколоть безоружного нетрудно, - произнёс Болотов. - Интересно, что они предпримут против трёх офицерских шпаг...
- Скоро узнаем... Чу, погасили свет! Сейчас будут выходить, христопродавцы! Всем - приготовиться!
Три русских офицера притаились за кустами в ожидании своего противника. Тот вот-вот должен был появиться в дверях. Внезапно совсем рядом послышался стон.
- Кригер? - склонился над телом поверженного агента капитан. - Ты жив?
- Лёбенау…, - голос был не громче шороха высохшего листа, отрывающегося от ветки в осеннюю пору. - Лёбе... нау...
- Что, дружище? Ты слышишь меня? Сейчас мы отправим тебя к врачу...
Но дыхание Кригера остановилось. Всё было кончено.
В этот момент со скрипом отворилась дверь дома №7. Казавшийся спящим кучер легко тронул лошадь, и та сделала несколько шагов к дому. На пороге появились две фигуры - одна высокая и гибкая, хотя, слегка угловатая, другая - приземистая и крепкая. Около трёх часов назад фигуры именно этих людей русские офицеры видели в садах Шортроссе.
- Вот они! - прошептал Болотов.
Двое подручных немецкого барона обнажили шпаги. Было очевидно, что они защищают выход других лиц, которые сейчас проследуют к карете.
Вслед за ними из двери вышел и сам барон. Он вёл за руку женщину, её лицо скрывала вуаль. Быстрым шагом пара направилась к карете, кучер которой проворно соскочил с козел и услужливо открыл дверцу.
«Марта!» - хотел крикнуть Болотов, но воздух словно завяз в его лёгких. Поручика поразило, что девушка не упирается, не кричит и не умоляет о помощи, прежде всего, его, своего возлюбленного... Напротив, она довольно быстро семенит своими маленькими ножками, и видно, что тоже торопится уехать...
- Вперёд! - скомандовал Тригуб и первым бросился вперёд. – На врага!
Прыткий кучер, быстро помог пассажирам сесть в карету, мигом запрыгнул на козлы и взмахнул кнутом...
Василий Никитич схлестнулся с одним защитником барона, более высоким, а Непейцын скрестил шпаги с низкорослым. Болотов подскочил к карете в тот момент, когда она уже казалось, вот-вот рванёт с места. Он выхватил пистолет и произвёл выстрел. Кучера, как муху, сдуло с козел. Андрей Тимофеевич подбежал к дверце... Но та резко распахнулась, ударив поручика в голову и грудь. Оглушённый поручик отлетел в сторону. Из кареты выскочил фон Зинген и тут же прыгнул на козлы.
Тригуб встретил хоть молодого, но умелого противника. Не будь он офицером, постоянно тренирующимся и готовым к пехотному бою, ему пришлось бы туго. Но Василий Никитич нанёс точный удар своему сопернику. Увидев, что тот упал, Тригуб метнулся на помощь Болотову.
- Н-но!.. - послышался крик, свист кнута, и лошади рванули карету с места.
- Андрюша... - капитан приподнял голову поручика. Тот открыл глаза. - Ты жив?
- Кажется, да... Где они?
- Уходят...
Когда Тригуб обернулся, то увидел корчащегося на земле Непейцына. Его коренастый противник, вместе с высоким, уже запрыгнули на лошадей.
- Серёжа!.. - подскочил к пытающемуся подняться поручику Василий Никитич. - Как ты? Ранен?
- Чуточку, господин капитан... Ловок, чёрт... руку задел.
- Ехать сможешь? - подоспел Болотов.
- Смогу... - Непейцын, кажется, справился с болью. - Надо плечо перевязать и - вдогонку!
- Руку?.. Это мы сейчас, - Тригуб уже рвал подол своей нательной рубахи.
Вскоре все трое были на конях.
- В погоню? - вопросительно-утверждающе произнёс Тригуб.
- Конечно! Но куда? - пожал плечами Болотов.
- Где их сейчас искать? - недоумённо спросил Непейцын. - Кто знает?
- Бедняга Кригер знал, - ответил капитан. - И он нам сообщил...
- Лёбенау? - оживился Болтов.
- Конечно, Лёбенау! - ответил капитан. - Это вёрст тридцать отсюда, к востоку. Приграничная деревня... Они хотят бежать в Польшу, это - ясно.
- Мы нагоним их! - воскликнул Андрей Тимофеевич.
И небольшой отряд устремился в погоню.
Глава 6. В Лёбенау
- Они наверняка пустились за нами в погоню! – предположил Курт, ехавший справа от кареты и чуть впереди. – Хотя я одного из них подранил, но не знаю, насколько серьёзно…
- Как твоё самочувствие, брат Отто? – спросил Теодор, управляющий лошадьми. – Сможешь перенести путь, продолжительностью около трёх часов?
- Вполне, - ответил тот. – Рана хоть и болезненная, но не опасная. К тому же я перевязал руку. Доеду.
- А хотите, - предложил Курт, - я останусь вас прикрывать? Возьму два пистолета и шпагу, залягу в кусты. Двоих точно – положу!
Теодор долго размышлял над его словами.
- Ещё не известно, куда они поедут. Возможно, русские потеряли наш след… А вообще, я дал слово, что с поручиком разберусь самолично, если нам доведётся встретиться вновь. Так что, не будем лишний раз рисковать. Похоже, мы оторвались от них, и где нас искать – им невдомёк!
- В Лёбенау есть, где передохнуть? – поинтересовался Отто.
- Конечно, - ответил Теодор. – Как в любом селении, там находится постоялый двор. Если дорогой тебя растрясёт – отлежишься. А уж с утра пойдём через границу. Если, конечно, найдём проводника через болота.
- Там, надеюсь, - предположил Курт, - спрос на удобный переход в Польшу, минуя контрольные посты, должен быть большим, а уж самих провожатых через границу в этом месте долго искать не придётся…
- Уверен, что поиски не займут много времени, - согласился с ним Теодор. – Но лошадей придётся оставить, пойдём пешком. А там уж, как выберемся, купим новых.
- Значит, как только прибудем в Лёбенау, надо будет срочно продать лошадей и карету?
- Ты прав, брат Отто. Так и сделаем.
Бедная Марта, затаив дыхание, слушала их разговор. Значит, её жених всё-таки борется за неё! Её Андреас, тихий, умный, человек с золотыми руками, как у настоящего мастера, умеющий изготавливать удивительные машины, и писать длинные послания неизвестно кому. Человек, интересующийся наукой и умеющий находить темы для беседы со знаменитыми философами. Человек, признавшийся ей в любви, и мечтающий увезти её на свою огромную и таинственную родину… Она всё меньше верила в то, что он найдёт её…
А этот, второй? Человек с орлиным взглядом и повадками настоящего льва! Её похититель, но… в плену которого она чувствует себя намного свободнее, чем у себя дома! Тот, у которого слова не расходятся с делом, а дела – громкие, яркие, но, порой, кровавые… Что уготовил он ей?..
А в том, что случится, если эти двое встретятся, она не сомневалась: кто-то умрёт. И ей было страшно. За обоих…
Платок, которым она утирала лицо, уже промок…
- Отто, - позвал Теодор спутника, скачущего слева от кареты и чуть сзади, - на-ка, возьми, брат. Подкрепись! – и протянул тому бутылку с вином, которую вытащил из мешка со снедью. – Это придаст тебе сил!
Фон Хазе сначала оглянулся. В кромешной тьме огоньков от фонарей и факелов, свидетельствующих о том, что их преследуют, видно не было. Скорее всего, русские офицеры уже потеряли их. В том, что это были именно офицеры, сомневаться не приходилось. Тот, что налетел на него, Отто, искусно владел шпагой, и горел такой яростью, словно врубился в строй вражеских воинов. Неудивительно, что подобные ему солдаты и офицеры загнали грозу Европы, короля Фридриха, словно крысу, в подпол.
Он принял сосуд из руки Теодора, откупорил его и сделал несколько глотков. По телу волной разлилось необыкновенное тепло, на душе сделалось спокойнее.
- Клянусь Небесами, теперь мою балладу пополнит ещё один интересный сюжет, – объявил он, возвращая бутылку.
- Интересно, о чём, брат? – спросил Курт.
Отто лишь пожал плечами.
- Норов чудовищ оказался гораздо более крут, чем я изначально задумал, ярость более кипуча, а мощь – намного значительнее!
- И всё-таки герою удалось с ними справиться?
- Ему помогла сила любви! – ответил Отто, запахивая плащ. – Эта же сила поможет нашему Теодору справиться с неожиданными трудностями, возникшими у нас на пути!
- А если этих сил окажется недостаточно, – заметил Курт, - пусть рассчитывает на своих друзей, у коих верный глаз и крепкая рука!
С тёмного неба посыпал мелкий, холодный дождь.
- А точно ли они поехали в Лёбенау, Василий Никитич? – поинтересовался Болотов, засовывая пистолеты в прикреплённые к луке седла кожаные ольстры (79). – Выдержит ли такой поход наш Непейцын?
- Если ты не слышал последние слова бедняги Кригера, то он упоминал именно это селение. Возможно, он подслушал разговор похитителей…
- А если Кригер просто бредил?
- Может, и так. Но и в бреду люди не болтают что попало, все слова облечены в какой-то смысл, они связаны с действительностью... К тому же, если б даже он ничего и не произнёс, первое, о чём бы я подумал, размышляя, куда они могли поехать, так это – Лёбенау! Что же касается Непейцына, то давай, сами спросим его о здоровье…
- Я себя прекрасно чувствую, - тут же ответил тот.
Тригуб посмотрел внимательно на поручика: уж не бравирует ли он? А то, глядишь, отъедешь на версту, а он и упадёт… Но тот улыбался вполне естественно. Руку ему перевязали, кровотечение остановили.
- Ну, тогда – по коням! Сильно сближаться не будем, чую я, что постреляют в нас они из пистолей… Там, в Лёбенау возьмём их на шпаги!
Зажгли фонарь, и тронулись в путь. Некоторое время ехали молча, ёжась от холодных капель, попадающих на лицо и шею. Но о дорожных неудобствах никто не думал, все – люди военные. Приказ ясен – извольте исполнять!
- Никуда они не денутся, - иногда сквозь зубы вырывалось у Болотова.
Потом, для того, чтобы тишина и безмолвие не томили душу, офицеры тихонько затянули полюбившуюся им в полку русскую песню:
… Уж лес шумел, и падал лист,
А воин младой на коня вскочил…
А воин младой в руку саблю взял,
Саблю вострую, в праву рученьку…
Сама природа, казалось, затаила дыхание и стала вслушиваться в незатейливую протяжную песню. Так непривычно было её звучание здесь, среди стародавних прусских земель. Но она придала сил и уверенности русским офицерам. Закончив эту песню, принялись за другую. Так верста за верстой укорачивался путь на Лёбенау.
- Что там за особенные дороги в Польшу, - спросил капитана Тригуба Непейцын, - коль они пользуются таким спросом у контрабандистов? Небось, проложены в непролазных лесных чащобах?
- И в чащобах, и в болотах, - ответил Тригуб. – Издавна этими тропами пользовались пруссы, жившие здесь до немцев. По ним воины проходили в польские пределы, и возвращались обратно с добычей. Потом, говорят, когда пришли тевтонцы, пруссы сами прятались от них в этих болотах, иногда совершая набеги уже на рыцарей...
Болотов тоже немало слышал в университете о здешних трясинах, поэтому решил поддержать беседу.
- Мы говорим «болото», - стал рассказывать он, - когда имеем в виду что-то застоявшееся, затягивающее и дурно пахнущее. Но болото болоту – рознь... В наших сказах – это место обитания нечистой силы: ведьм, кикимор, леших и водяных, а при наличии озёр – то и русалок. Похожие поверья существуют и у пруссаков. Кроме того, известен целый ряд вполне научных, но пугающих явлений: огоньки, вспыхивающие тут и там над трясиной, выделения удушливого газа, бесследное исчезновение людей... Давно подмечено, что в подобной «гнилой» местности у жителей чаще возникают различные лихорадки и чахотка…
- А правда ли, что в болотах полно пиявок? – с брезгливостью спросил Непейцын.
- Конечно, встречаются и они, - пояснил Андрей Тимофеевич. – Вообще-то растительность и животный мир этих гиблых мест не отличается разнообразием. Там водятся лишь жабы да лягушки, змеи да выдры. Из птиц – журавли и цапли, кукушки и дятлы, кулики и утки. Зато много комаров и стрекоз, жуков и бабочек, правда, из-за предзимней поры их нам вряд ли предстоит увидеть. Самые распространённые растения - мох и ягодники, осока да тростник, а все деревья находятся в угнетённом состоянии…
Но вот, что нам следует твёрдо усвоить…, - посерьёзнел поручик. - Коль придётся перемещаться по болоту, то лучше всего это делать по кочкам или по грядам, потому как на них нельзя провалиться: они довольно упруги, а вода находится глубоко подо мхом. К сожалению, такое движение не всегда бывает возможно…
Но извини, что перебил тебя, Василий Никитич. Так чем закончилась история с древними пруссами?
- В конце концов, - продолжил свой рассказ капитан, - захватчики загнали целое племя пруссов прямо в топь, где люди и погибли. Но, видимо, не все. Кто-то нашёл брод и выбрался в Польшу. И там, и здесь есть знатоки, ведающие пути в ту и другую стороны… Наши похитители, должно быть, знают этих людей, и хотят с их помощью перебраться через границу. А оттуда, скорее всего, - в Бранево.
- Не доберутся они до Бранево, - мрачно заметил Болотов, - ох, не доберутся…
Он жаждал скорее схлестнуться с врагом и отобрать у него свою невесту. Свою Марту… Или она уже не его? Господи, как же все прежние увлечения поблекли, потеряли смысл и отдалилось от него за последние дни! Где они, мудрый и насмешливый Кант, быстрый и внимательный Майбах, сосредоточенный Богомольцев, деловитый Козлов, основательный и невозмутимый Суворов? Остались там, но не за милями да вёрстами, а в прежней его жизни… Там же пребывали теперь электрические машины, новые идеи по изучению этой интереснейшей материи, друзья-исследователи…
Как там поживает семейство Тиггитс? Наверняка, тревожатся за дочь и будущего зятя… Старый Франц, пожалуй, сидит сейчас за столом и курит трубку, несмотря на то, что на дворе – ночь… И Шарлотта наверняка рядом с ним, занимается шитьём… Не спится им… волнуются.
А он, русский поручик, следует по велению долга и сердца к границе Восточной Пруссии. А будет надо – пойдёт ещё дальше!
Начало подмораживать. Моросящий дождь превратился в такой же мелкий снежок. Темнота, окружавшая путников, словно сжимала плотное, непроглядное кольцо вокруг них. Порой казалось, что они сбились с пути, что впереди – только тьма, страшные коряги и раскачивающиеся ветви деревьев… Но, видавшие виды путешественники, прошедшие множество дорог, даже в такую темень не теряли духа.
- Мы правильно идём, брат? – лишь поинтересовался у Теодора Курт, озабоченно поглядывающий на Отто, который, впрочем, не показывал (или умело скрывал) свою слабость.
- Верно, - ответил тот. – Скоро должны показаться дома Лёбенау.
Дорога, какой бы она ни была, всё-таки не даст путнику сбиться с пути и забрести в дремучие дебри, если тот следит за ней в оба глаза. А справа и слева от дороги, действительно, росли леса, нередко из их чащи доносился леденящий душу волчий вой.
Наконец, стены леса расступились и в свете факелов члены Братства узрели приземистый дом, сложенный из кирпича.
- Ну вот, – облегчённо вздохнул Теодор. – Мы прибыли, друзья! Это – Лёбенау!
- А влияние Братства камня гиацинта распространяется на этот городок? – спросил Отто. – Есть ли в нём наши люди, к которым можно обратиться за помощью?
- Разумеется, брат, - ответил Теодор. – Именно из-за его расположения, а точнее, из-за возможности незаметно пройти с территории одного государства на территорию другого, Братство и заинтересовалось Лёбенау. И, если я не ошибаюсь, в следующем доме нас ждёт… тёплый приём и содействие в наших делах.
Вскоре Теодор уже стучал в ворота одного из строений, огороженного высоким забором.
- Хозяин, отворяй! Впускай гостей!
Через некоторое время скрипнула дверь, вспыхнул свет от зажжённого факела.
- Кого Господь прислал в такую тёмную, неприветливую ночь? – послышался недовольный голос.
- Sapere aude! – услышал в ответ хозяин.
- О, здравствуйте, дорогие гости! – ворота распахнулись, впуская во двор лошадей, всадников и карету.
- Здравствуй, брат Иероним! – Теодор слез с козел и распахнул объятия старому знакомому, низенькому пузатому человечку с огромными залысинами на голове. – Мы не откажемся от лёгкого завтрака и будем признательны, если ты оставишь у себя наших лошадей и эту красивую карету. Если хочешь, позже можешь продать их. А нам, будь добр, обеспечь переход через топь!
- О, – засуетился Иероним, узнав в прибывшем члена боевого отряда Братства мыслителей. – Ганс, Петер! – позвал он свих подручных, - живо лошадей в конюшню! Дайте им воды и овса! А вас, дорогие гости, прошу в дом! О-о, с вами прекрасная фроляйн? Сейчас будет тёплая вода и чистые полотенца! Стефания! – крикнул он в направление двери, - живо собирай на стол!
Видя, как забегали хозяева дома, Теодор успокоился. Он скинул плащ, расслабил ворот, взглянул на Отто. Затем уселся за стол.
- Ну как, великий сочинитель баллад, рана уже не беспокоит тебя?
Хотя тот выглядел измотанным и бледным, но всё же попытался неловко улыбнуться.
- Моя рана заживает. А вот нашей фроляйн обязательно надо поспать…
Марта и в самом деле еле сидела на табурете. Глаза её слипались, а голова то и дело клонилась книзу.
- Брат Иероним, - попросил Теодор. – Уложи-ка нашу спутницу на лавку. Ей нужно выспаться перед нашим дальнейшим путешествием…
- Куда собрался брат Теодор со своими людьми? – задал вопрос хозяин дома после того, как Марту устроили на лавку и укрыли шерстяным платком. – Хотя, уже знаю, что в Польшу… Когда изволите продолжить путь?
Иероним быстро нарезал хлеба и холодной зайчатины, достал несколько луковиц и яиц, поставил на стол бутыль с вином. По его лицу можно было догадаться, что он не очень-то рад ночным гостям. Но делать было нечего, он обязан проводить их туда, куда те скажут. За это Братство снабдило его домом и регулярно выплачивало изрядную сумму денег.
- Поутру. Знаешь ли ты человека, который проведёт нас на ту сторону?
Иероним пожал плечами. Один глаз у него косил в сторону. Поскрёб реденькую бороду, задумался.
- Надо спросить у «болотных людей», – наконец, ответил он. – Поскольку, лучшие проводники через болота – именно они. Но ещё не факт, что те согласятся вести вас именно нынешним утром. У них ведь как…, имеются строго определённые дни, когда по болоту можно пройти, а когда туда лучше не соваться… К тому же они заломили немыслимую цену за перевод людей через эти болота…
Теодор налил из бутыли вина в чарку, выцедил его, бросил в рот кусок сала.
- Пошли, - он поднялся из-за стола.
- Куда? – не понял Иероним.
- К «болотным людям». Ты же знаешь, где они обитают? Я сам поговорю с ними.
- Сейчас? Ночью? – поёжился Иероним. – Они-то и днём внушают страх…
- Утром будет поздно…
- Гляньте-ка, братцы, как снежку-то накидало! – воскликнул Василий Никитич! – Боюсь, скроет он следы наших бегунов!
Действительно, снег, начавшийся мелкой крупой, теперь падал хлопьями. На подмёрзшей земле он уже не таял, а покрывал её ровным белым полотном. Следы от кареты, ранее хорошо заметные, теперь можно было различить с трудом.
- Нам бы добраться до Лёбенау, а уж там мы их не упустим! – заметил Непейцын.
- Найдём, догоним! – твердил про себя Болотов.
Поручик, увидев Марту, теперь был уверен в том, что он и его друзья – на верном пути. Она в руках у немецкого барона и тот не собирается её возвращать! Ну, ничего, недолго тебе, фон Зинген, осталось бегать от русского офицера! Церемониться с тобой не будем!.. Но почему же она не сопротивлялась? Видимо, смирилась или боялась… А может ей подлили чего-нибудь? Её похитители способны на любую подлость! А он, Болотов, позволил себе думать о ней, будто она бежит по собственной воле… Дурень стоеросовый!
Под утро, часам к четырём снег уже лежал толстым слоем. Единственные следы, которые были видны на нём, принадлежали птице и зверю. Стены леса, тоже покрытые белой шалью, расступились вправо и влево. А впереди угадывались строения.
- Мы прибыли, господа, - объявил Тригуб. – Если я не ошибаюсь, это и есть Лёбенау!
Дома за широкими подворьями, запертые калитки, ворота на засовах… Попробуй, разберись, где тут что в этакой темноте!
Наконец, при свете факелов различили на одном из ворот табличку с надписью: Dorf;lteste (80).
- Нам – сюда! – обрадовался Тригуб и застучал кулаком в перчатке в деревянную дверь. Ему тут же откликнулись собаки, как со двора, так и находящиеся по соседству.
Минут через пять дверь отворилась. Перед офицерами предстал пожилой человек в тёплом кафтане, накинутом поверх холщовой рубахи. Ноги его были обуты в грубые сапоги, в одной руке старик держал зажжённый фонарь, в другой – кремниевый пистолет.
Увидев, что его гости – русские офицеры, отступил от двери.
- Чем могу служить господам офицерам? – спросил староста, когда всадники въехали во двор и слезли с лошадей.
- Мы разыскиваем трёх человек, похитивших четвёртого, - ответил ему Тригуб. – По нашим сведениям, они сегодня ночью въехали в Лёбенау.
- Это - политическое дело, - добавил Болотов. – Мы должны перерыть всю деревню, но отыскать этих людей!
- Эти люди сбежали из Кёнигсберга! – подтвердил Непейцын. – Их преследуют армия и полиция…
- Вы должны нам помочь, господин староста…
- Конечно, конечно, - закивал головой старик. – Но, думаю, дело может подождать до утра. Пусть рассветёт, тогда я с вами и со своими помощниками…, мы обойдём каждый дом и найдём беглецов!
Офицеры переглянулись. Похоже, придётся поступить именно так.
- А пока прошу обогреться и перекусить! У меня достаточно места! Сейчас заведём лошадей в конюшню, а уж утром… Я так думаю, что ваши беглецы намереваются через болота перейти в Польшу, ведь отсюда рукой подать до Яхово (81) …
- Да-да, у нас такие же сведения…
- Ну вот, завтра мы их и схватим! Они наверняка будут искать проводника…
Глава 7. «Болотные люди»
- Как далеко нам идти? – Теодор поправил кафтан, коснулся ладонью шпаги, проверил пистолет за поясом.
- Да уж, неблизко, - ответил Иероним, накидывая войлочный плащ. – Почти к самым болотам. Там их хижина… Да ведь спят, поди?..
- Ничего, разбудим.
- Странные они люди, - кряхтя, продолжал старик, натягивая сапоги. – Худые.… Опасайся их взгляда, брат Теодор.
- Да ты, я вижу, боишься? – насмешливо спросил барон.
- Как не бояться? Говорю же – худые люди, болотные… Черти в человечьем облике или того хуже…
- Sapere aude!
- Ах, да… Ну, конечно…
- Вы далеко? Может, помочь надо? – спросил Курт, потирая глаза.
- Нет, я только узнаю насчёт проводника. Нам всем вместе лучше не показываться. Следите за Мартой… Отто, ты как…?
- Я – отлично, брат.
- Отдохните пока. Я через час вернусь…
Петер, подручный Иеронима, поставил на стол ещё две бутылки вина.
- А это - рейнское, – пояснил сам хозяин. – Берёг для желанных гостей… Таких, как вы, братья. Угощайтесь, - и отчего-то вздохнул.
Открыли дверь, вышли наружу. Уличный воздух был уже стылым, снегу намело прилично.
- Вот и первый снег, - пробубнил Иероним, закутываясь в шерстяную накидку. – К утру, верно, растает…
В одну руку старик взял фонарь, в другую – посох.
- Пошли, что ли? – с явной неохотой спросил Иероним.
- Пошли, брат. Веди куда надо…
Они вышли на центральную дорогу, повернули влево. Пошли по заснеженной равнине. Теодор с удовлетворением отметил, что следов на снегу нет, значит, их преследователи ещё не прибыли в Лёбенау. А если Пресвятая Дева проявит милость, то и вовсе не появятся.
По обе стороны дороги стояли дома, в основном, в один-два этажа. На белом фоне они выглядели массивными, приземистыми, словно готовые к прыжку гигантские собаки. За высокими заборами притаилась настороженная тишина, до рассвета было ещё часа четыре.
Вот Иероним свернул направо, в узкий промежуток между двумя домами. По тёмной, скользкой тропе, идущей под уклон, шли ещё несколько минут. Вскоре дома закончились, тропа превратилась в тропинку, едва различимую сквозь заросли вербы и ольшаника, кое-где путникам пришлось протискиваться меж деревьев. А дальше под их ногами захлюпала вода.
- Уже болото? – предположил Теодор.
- Нет, это ручей. Болото дальше по течению…
- А где же хижина «болотных людей»?
- Там же. Они живут особняком, не лезут в дела местных жителей. А те, понятное дело, не суются в их дела.
- Что же это за люди? Обычные, как и мы с тобой, или в них есть что-то особенное?
- Обычные? – задумался Иероним. – На первый взгляд… да, вроде как обыкновенные. Но это так только кажется… Ты знаешь, брат, я думаю, что жили тут пруссы когда-то, потом – немцы… А эти – жили до пруссов, пережили их, и нас ещё переживут! Иногда мне кажется, что кроме болот им ничего не нужно! Редко, когда встретишь «болотного» у нас на рынке или в церкви, ещё реже им требуется лекарь, да и те, кто проявлял к ним слишком большой интерес, а были и такие… пропадали в болотах…
- М-да, но к ним частенько обращаются за помощью, когда надо перебраться в Польшу, минуя разные кордоны?
- Верно, они неплохо зарабатывают на этом. К тому же, о том, кого они переводили, куда и когда – ни за что не расскажут!
Неподалёку во тьме залаяли собаки. Иероним от страха присел к самой земле и осторожно раздвинул кусты…
- Мы приближаемся к их хижине…
- А сколько их вообще, «болотных людей»? И все они живут здесь?
Иероним вздохнул.
- Этого никто не знает. Здесь их обитает постоянно от пяти до десяти человек… Детей у «болотных людей» никто не видел… Только мужчины и женщины. Стариков, кстати – тоже… Одному Господу известно, где те содержатся.
- Наверное, мы своими разговорами уже разбудили их…
- Не волнуйся, брат. Они не спят. Они знают, что мы идём к ним, и уже давно следят за нами…
Словно в подтверждение к сказанному, впереди, во тьме заскрипели железные петли. Было похоже, что кто-то медленно и осторожно отворяет ворота.
- Слушай, брат, ты не будешь возражать, если дальше пойдёшь сам, договоришься с ними…, а я… подожду тебя здесь?
Казалось, Иероним уже трясётся от ужаса. Теодора начала раздражать такая боязливость проводника.
- Нет уж, пойдём со мной! – приказным тоном ответил он. – И перестань дрожать от страха! Поверь, я расправлюсь с ними прежде, чем они причинят тебе хоть какой-то вред!
Иероним только обречённо вздохнул. Они прошли ещё несколько шагов, почва под ногами хлюпала и чавкала. Наконец, в свете фонаря возникла деревянная стена, затем путники различили открывшиеся им навстречу ворота.
- Смелее, брат, – прошептал Теодор, у которого тоже было неспокойно на душе. Его спутник совсем приуныл и едва передвигал ногами.
Они приблизились к воротам. Оттуда в полной тишине вышли двое, за их спинами маячил третий. От увиденного сердце ёкнуло у Теодора. Нет, им навстречу вышли ни звери, ни черти, с виду – обыкновенные люди. Но глаза у них странно светились в темноте… Или это был отсвет от их фонаря? Но зрелище было жутковатым.
Одеты хозяева были чересчур легко. Создавалось впечатление, что они были абсолютно голыми, но перед выходом к гостям накинули на плечи то, что попалось под руку – плащи и покрывала…
Лица у «болотных людей» были безволосы и безбороды. Или они всё сбривали, или над ними так «пошутила» природа… Но во тьме, слегка рассеянной светом фонаря, выглядели устрашающе.
Иероним остановился, не решаясь двигаться дальше. Теодор сделал два шага вперёд, приближаясь к странным людям.
- Что вам нужно, забери тебя топь?.. – барон убедился, что глаза у хозяев действительно источают холодный зеленоватый свет. Что-то похожее можно наблюдать и у ночных животных, которые хорошо видят в полной темноте.
Голос у спрашивающего был грубый и глухой, казалось, что это недра чёрной трясины шумно исторгли воздушные пузыри.
- Если я имею честь беседовать с «болотными людьми», то мне нужен проводник через топь, – ответил Теодор, скрывая чувство отвращения и брезгливости. – Я и мои друзья должны этим утром перейти в Польшу. Мы заплатим, сколько требуется, главное – перебраться на ту сторону!
Было видно, что к подобным просьбам «болотные люди» уже давно привыкли. Некоторое время они безучастно смотрели барону в лицо, при этом, создавалось впечатление, что они мысленно советуются друг с другом.
Наконец, двое неспешно отошли вглубь двора. Теодор понял, что его приглашают внутрь. Действительно, тут же раздался голос:
- Проходи в дом. А тот, кто боится нас, пусть будет на улице, забери тебя топь.
Так и сделали: барон, взяв из рук Иеронима фонарь, двинулся за «болотными людьми», и опасаясь, и радуясь одновременно тому, что его просьба услышана и, возможно, вскоре будет удовлетворена. А напарник с радостью остался ждать у ворот.
«Домом» же оказался обыкновенный сарай.
- Заходи-садись, забери тебя топь…, – проговорил один их «болотных людей», когда они очутились внутри сарая, где на голом полу стояли две лавки и небольшая колода, на которой горела свеча. – Будем говорить.
При более хорошем освещении Теодор уже внимательнее взглянул на странных болотных жителей. Чувство брезгливости не покинуло его – слишком уж неказисты оказались люди, пригласившие его. Те были грязны, и от них исходил такой запах, словно хозяева жилища только что вылезли из трясины. К тому же они были босы, а на полу оставались мокрые следы от их длинных и тонких ступней. Эта странность и пугала. В остальном же, если не вглядываться пристальнее, это были… обычные люди.
- Говори, забери тебя топь…, – взгляд мутных глаз упёрся в лицо баварского барона. Что-то в этом взоре было такое, что заставило видавшего виды бойца поёжиться.
- Я ищу проводника через болота, – произнёс Теодор, стараясь выглядеть спокойным. – Точнее, я и три моих товарища. Нам нужно перейти в Польшу нынче же утром. Я слышал, что среди ваших… людей можно найти толкового проводника…
- Болото не каждый день может пропустить человека через свои пределы, – раздался голос из глубины сарая. – Сначала нам нужно попросить разрешения…
Этот голос был гораздо приятнее на слух, да и речь казалась грамотной. Вскоре на свету показался другой представитель «болотного племени», высокий, худой, тоже безволосый и чумазый, на вид, лет тридцати. На нём был наброшен шерстяной плащ. На груди висел амулет из высушенного корня дерева. «Возможно, это «болотный» шаман», - решил Теодор.
- Болотный Дух должен получить дар, затем он скажет нам, возможен ли переход именно сегодня утром…
- Дар для Болотного Духа, забери тебя топь…, - подтвердил другой представитель необычного народа.
- Какой дар? – засуетился Теодор. – Если речь идёт о деньгах, то…, – он сунул руку внутрь кафтана, где у него в кармане лежал кошель с монетами.
- Нет-нет, – остановил его человек с амулетом. – Насчёт дара мы сами придумаем.… А пока зададим вопрос Болотному Духу и послушаем его ответ… Мы оставим тебя на некоторое время, - и снова барон ощутил тяжёлый пристальный взгляд. – Обожди нас здесь.
- Хорошо, - согласился Теодор.
- Уходить не надо, забери тебя топь…
Барон дождался, когда «болотные люди» вышли из сарая.
«Что ж, у них свои Боги.… Пусть посоветуются…» - размышлял он. А потом подумал, что будет, если сегодня переход не получится? Вдруг «Болотный Дух» заартачится? А также и завтра. Выходит, они надолго застрянут в Лёбенау. А это – очень опасно, забери тебя.… Тьфу, дьявол…
Теодор поднялся с лавки, взял в руки фонарь. Любопытство проснулось в нём. Он решил немного осмотреться в этом, кажущемся пустым, помещении. Действительно, разве каждый день удаётся побывать в жилище «болотных людей»?
Он осенил себя крестом и, с фонарём в руке, принялся осматривать стены сарая.
Ничего необычного, на первый взгляд, здесь не было. В одном углу стояли длинные шесты, срубленные из стволов молодых деревьев. Это ясно, слеги – неотъемлемый атрибут каждого, переходящего через болото. Далее вдоль стены стояли косы, валялась пара топоров. Похоже, «болотные люди» вовсе не гнушались обычным хозяйством… Так, что тут ещё? Сваленные в кучу сети… Они, видимо, и рыбу ловят. Уж не в болотах ли? А, может, птиц?.. Но из дальнего угла на Теодора пахнул такой смрад, что тот не решился осматривать его источник. Вернулся на место, сел за стол. Принялся ждать.
«Хоть бы вина предложили, черти… Стаканчик-другой, Господь – свидетель, не помешали бы».
Зевнул, потянулся… Бессонная ночь, будь она неладна…
«А Иероним отчего-то панически боится этих людей… Какие они, к дьяволу, «болотные»? Обычные деревенские мужики… ну, не совсем деревенские… Интересно, что там так воняет в углу? Пойти, глянуть? Похоже, так и задохнёшься здесь от смрада, пока они вернутся…»
Однако ждать пришлось недолго. Дверь сарая истошно заскрипела, и в помещение ввалились трое из «болотных людей».
- Здесь он, забери тебя топь! – послышался довольный голос.
Хозяева подошли к столу, вновь оставляя на полу мокрые следы босых ног, и сели на лавку. Тот, что был с амулетом, в упор смотрел на Теодора. Барон попытался было прочитать по его глазам, насколько удачно прошло «совещание» с болотным божеством, но вскоре бросил это занятие: взгляд был абсолютно непроницаем.
- Болотный Дух сегодня милостив, – после недолгой паузы произнёс человек с амулетом. – Он дал своё согласие на переход по болоту!
«Хвала Пресвятой Деве Марии!»
- При одном условии, – продолжил «болотный колдун».
- И каково же оно? – спросил Теодор, явно показывая, что заранее готов на любые условия.
- Если с вами не будет женщины…
«Что?! Нет, Марту я здесь не брошу!»
- Гроб Господень…, а какая разница, кто со мной будет?
- Никакой, - ответил человек с амулетом. – Но только если с вами окажется женщина, то путешествие через болото может закончиться для вас плачевно. Такова воля Болотного Духа, и не нам с ним спорить…
- Без баб, понял, забери тебя топь? Они принесут беду….
Теодор лихорадочно соображал. В конце концов, лишь бы перейти болото… А Марту можно переодеть в мужчину…, скажем, если не приглядываться, за паренька вполне может сойти… Пусть только помалкивает.
- Ну, что? Или среди ваших друзей есть женщины? – подозрительно сверкнули глаза шамана.
- Нет, что вы… Чисто мужская компания! Баб нам только не хватало…
- Вот и хорошо. Проводником вашим будет Астах, - шаман указал на стоящего рядом детину. – Он хорошо знает болота и гати для безопасного передвижения. А за свои труды он попросит у вас небольшую сумму.
- Да, забери тебя топь, - осклабился Астах, обнажив в дьявольской улыбке совсем не человечьи зубы, скорее – лошадиные, кривые и жёлтые. – Небольшую…
- И сколько же? – спросил Теодор, едва скрывая охватившее его отвращение. Он вытащил кошель и развязал тесьму, чтобы отсчитать требуемую сумму.
- Всё давай, забери тебя топь…, - в глазах Астаха сверкнули алчные огоньки.
- Верно, если учесть срочность и секретность грядущего… дела, то вам лучше всего расстаться со всем кошелём, - заметил шаман. – И прямо сейчас. Это будет справедливо!
- Справедливо, забери тебя топь…, - повторил довольный Астах.
В кошеле Теодора хранилась приличная сумма. Но он решил с ней расстаться без сожаления, денежный вопрос всегда можно решить. К тому же, как только Астах переведёт их через топи…, кто знает, не вернётся ли этот кошель снова к своему хозяину?
- Забирай, - барон кинул деньги в лопатоподобную ладонь проводника. Затем поднялся. – Как только рассветёт, мы придём к вам…
- Приходите прямо к хижине. Астах будет ждать вас.
- Да, буду ждать, забери тебя топь…
Теодор отвернулся, чтобы не видеть мерзкой, «лошадиной» улыбки Астаха.
- Ну, как там? – поинтересовался Иероним, едва Теодор вышел за ворота. Казалось, он был немало удивлён, что барон вернулся целым и невредимым.
- Порядок, – чуть слышно ответил тот. – А сейчас – домой!
«Домой… Пресвятая Дева, как далёк отсюда мой настоящий дом…»
- Как я рад, что вопрос решился к всеобщему удовольствию. Проводник есть? – Иероним был страшно доволен тем, что его миссия подходит к концу.
- Есть. Но они поставили одно условие – в походе не должно быть женщин…
- Это - плохо… Неужели Марта останется у меня?
- Нет. Мы переоденем её в мальчишку. У тебя ведь найдётся мальчишеское тряпьё? Штаны, рубаха… На голову наденем шапку, волосы спрячем под неё, сверху – плащ с капюшоном… Они и не заметят…
- Как можно? – искренне возмутился Иероним. – Обмануть «болотных людей» ?..
- И – что? Я отдал им двести талеров, поэтому переведу того, кого мне надо, и куда надо!
«Ну, двести – не двести…, но около сотни там точно было…»
С приближением рассвета ещё более похолодало. Ветер верховодил высоко над макушками деревьев… Они пришли в дом Иеронима, и Теодор сразу рухнул на табурет. Отто и Курт спали, сидя за столом, Марта почивала на лавке. Зыбкое тепло забытья, волшебный покой… Хозяин кликнул жену, та ушла искать старые мальчишечьи вещи.
- Через час светает, брат…, - робко напомнил Иероним.
- Успею выспаться, - ответил Теодор. – А ты поищи что-нибудь из одежды нашему… пареньку…
Иероним помог перебраться Теодору на другую, свободную лавку. Тот, едва вытянув ноги, захрапел.
- Гроб Господень, - пробормотал Иероним, наливая себе вина. – И чего только не сделаешь, лишь бы поскорее избавиться от вас…
Глава 8. Дядюшка Густав и сорванные переговоры
Очень похожий на деревню, городок Лёбенау возник в приграничье Восточной Пруссии ещё во времена покорения пруссов Тевтонским орденом. Вырос он на месте древнего прусского поселения, название которого было утрачено под обломками языческого городища ещё в далёком XIII веке. До этого времени данное местечко пользовалось особым спросом у прусских кунигсов (82), совершающих дерзкие набеги на польские земли. Нередко прусские дружинники оказывались перед воротами Бранево или Ольштына, а случалось, продвигались и дальше. Поскольку эти болота в Польше считались непроходимыми, защиту здесь практически не оставляли, и прусские воины сваливались как снег на голову, ухитряясь самым чудесным образом перебираться через топи.
Много лет потратили польские крестьяне на изучение этих болот. Они прокладывали вглубь них гати, отмечали места, по которым можно пройти без опаски провалиться в трясину... Но гати кем-то разрушались, а опасные и безопасные места с течением времени меняли местоположение и превращались одни в другие.
Поэтому, знатоков болот, ведающих тайные тропы, во все времена ценили, одаривая особыми привилегиями. Их освобождали от налогов, разрешали им строить дома, где заблагорассудится... Со временем из этих «знатоков» даже сложилась привилегированная каста, члены которой, впрочем, постепенно отдалялись от болот, ставя превыше ценности, привычные для обычных людей. И только некоторые из них, найдя в болотах ни с чем несравнимые «прелести», навсегда поселились поблизости от страшных и гиблых мест. Неуклонно вырождаясь, они ушли от цивилизации и в какой-то степени даже одичали. Они поклонялись только своим, болотным Богам, и навсегда отделились от прочего населения. В народе их прозвали «болотными людьми» и они старались полностью соответствовать этому имени.
Видимо, только из-за болот, а также троп через них, поселение Лёбенау до сих пор стояло на своём месте, и даже понемногу разрасталось. Местный люд, в основном, жил земледелием, торговлей и пчеловодством. На момент описываемых событий в нём насчитывалось примерно три десятка домов различной величины, стоящих двумя рядами вдоль дороги на Пройсиш-Эйлау (83), а также разбросанных по обе стороны от неё и затерянных в густой растительности.
Старшим над этой «сельской общиной» ещё с довоенной поры был поставлен пожилой Густав Ригель, отставной майор, которого всё население Лёбенау звало попросту: дядюшка Густав. Бывший военный ввёл и во вверенном ему населённом пункте уставной порядок: место своего обитания он назвал «Kommandatur» (84), сам величал себя комендантом, организовал гарнизонный караул (десяток крепких парней, следящих за порядком), которых тренировал и обучал на свой лад, а также отстроил гауптвахту, куда периодически сажал провинившихся жителей.
Три российских офицера нашли в его лице понимающего и услужливого человека. С первых минут их знакомства он «обозначил» и своё мировоззрение: «Фридриху конец, мы все - подданные российской императрицы, и всеми силами желаем скорейшего завершения этой никому не нужной войны...» Но больше всего ему импонировало то, что все три русских офицера превосходно изъясняются на его родном языке.
- Зовите меня «дядюшка Густав», - с любезной улыбкой объяснил он русскому капитану и двум поручикам. - Так зовёт меня всё Лёбенау, и я надеюсь, так напишут на моей могиле...
Пока прибывшие осматривались, снимали с себя дорожную амуницию и развязывали дорожные сумки, комендант объявил:
- Вы пока устраивайтесь, господа, а я пойду, отдам кое-какие распоряжения своим людям!
Он поднял на ноги «гарнизонный караул», и шестерых человек отправил в разные концы городка, дабы те искали следы и смотрели «во все глаза» за «беглыми преступниками», пытающимися наладить контакт с «болотными людьми».
Русским же офицерам седой ветеран посоветовал отдохнуть и набраться сил.
- Мои парни сейчас прочешут всю местность. Самое большее, через час мы уже будем иметь необходимые сведения о беглецах. А сейчас прошу господ офицеров перекусить, чем Бог послал и, по возможности, вздремнуть...
Василий Никитич согласно кивнул. В доме дядюшки Густава было жарко натоплено, и каждого из прибывших уже порядком сморило.
- Ну, часок поспать можно, - добродушно произнёс Тригуб, доставая трубку. - Показывай, хозяин, где тут у тебя свободные лавки!.. Мы немного передохнём...
- А как мои парни разузнают что-нибудь ценное, я вас разбужу!
- Спасибо тебе, дядюшка Густав! Но не позже, чем через… два часа!
- Я службу знаю! - козырнул отставной майор.
Ровно через два часа раздался его густой бас, от которого задрожали стёкла окон:
- Alarm! Dormer wetter! Zu den Kanonen! (85)
Заснувшие было офицеры мигом вскочили на ноги.
- Что случилось? - выпалил ошарашенный Тригуб.
- Наши беглецы здесь? - выдал очередной «залп» Непейцын.
- Ты их нашёл, дядюшка Густав? - обрадованно возопил Болотов. - С ними была женщина?
- Так точно! Если поторопитесь, то не дадите им уйти в болота! Мои парни выследили их! - в руках у дядюшки Густава появился пистолет. - Нельзя медлить!
Через несколько минут офицеры уже были на лошадях.
- Похоже, - сообщил им комендант, тоже забираясь на коня, - у них уже есть проводник. Если они уйдут в болота, нам их не достать. Придётся искать другого проводника!
- Ничего, не упустим! - проворчал Тригуб, пришпоривая свою лошадь. - А если прозеваем, наймём своего проводника! Всё равно не уйдут!
У ворот стояли два молодых, разгорячённых парня, и размахивали руками, показывая, куда нужно ехать.
- К «болотным людям»! - догадался дядюшка Густав. - Ну что ж, навестим болотную нечисть! Давно у меня руки чешутся разогнать этих нехристей! Да простит меня Пресвятая Дева Мария!
Уже рассвело, снег, выпавший в ночь, начал таять. Чёрные ветки деревьев и жёлтые листья уже освободились от снежной присыпки. Но в сером небе галдели галки, предвещая наступление новых холодов. На улицу вышли люди, где-то звенела колодезная цепь, слышались бодрые голоса, мужские и женские.
Всадники направили своих лошадей в сторону жилища «болотных людей». Впереди ехал дядюшка Густав, за ним - три русских офицера. Замыкали небольшой отряд двое подручных коменданта, из числа «гарнизонного караула». Мокрый снег чавкал под копытами лошадей, их животы и бока быстро увлажнились.
«Только бы успеть, - вертелась мысль в мозгу Болотова. - Эти негодяи волокут Марту в болото! Ну, разве это люди?». Да, его светлокудрая невеста с выразительными глазами подвергается смертельной опасности. И его долг - вырвать её из лап похитителей, а самих их - сурово наказать!
Они свернули в узкий переулок, где лошади едва протиснулись между досок заборов. Вот дорога закончилась, закончились и сады. Впереди стеной стояли тонкие, ветвистые деревья, протесниться сквозь которые тоже удалось лишь с трудом. Слева «обозначился» ручеёк - он мирно журчал, словно пел свою незатейливую успокоительную песенку.
«Хорошо тебе, ручеёк! Бежишь, не ведая куда, и радуешься жизни...»
- Вон их хижина! - воскликнул дядюшка Густав, указывая вперёд. Там, где ольшаник расступился, виднелось тёмное строение, возле которого, словно мухи на столе, сновали люди. Всадники прибавили ход.
А над топями поднимался туман. И хоть видимость была отвратительной, дядюшка Густав разглядел четырёх человек, направляющихся туда, в самое чрево болот.
- Вот они! - воскликнул старый солдат.
В этот момент откуда-то из скирды, покрытой холщовой тканью, грохнул выстрел!
Первая пуля сбила шляпу с головы капитана Тригуба. Вторым выстрелом ранило коня под дядюшкой Густавом.
- Дьявол! - выругался отставной майор, соскакивая с падающего животного. - Они оставили прикрытие!
Болотов попытался было броситься за людьми, уходящими в болото, но новый выстрел заставил его упасть на землю. Пуля просвистела совсем рядом с головой поручика, ещё бы чуть-чуть - и всё...
- Дьявол! - повторил дядюшка Густав. - Похоже, у злодея там целый ружейный арсенал...! Как бы выкурить его оттуда?
Офицеры спешились и залегли в подлеске. Непейцын предложил обойти стрелка со стороны леса и со стороны дома. Было ясно одно: стоять на месте нельзя! Но и лезть под пули - тоже не имело смысла.
- Хорошо, - наконец, проговорил капитан Тригуб. - Я попытаюсь его выманить из лазейки. А вы уж не оплошайте, братцы, как высунет нос - палите!
- Давайте, лучше я! - вдруг заявил дядюшка Густав. - Как-никак, а всё-таки я – представитель власти!
- Ну, попробуй, - согласился капитан. - А уж мы не промахнёмся.
Офицеры достали пистолеты и прицелились.
«Болотные люди», в количестве трёх душ, молчаливо и безучастно наблюдали за происходящим.
- Эй! - крикнул дядюшка Густав. - Стрелок! С тобой говорит комендант Лёбенау Густав Ригель! Если ты не уймёшься, мы всё равно схватим тебя и повесим без суда, поскольку сейчас действуют законы военного времени! Бросай оружие и выходи, тогда мы тебя не тронем!
Ответом было молчание.
- Не дури, сынок, - уже более мягким тоном продолжал комендант. - Всё равно мы выкурим тебя оттуда. Возможно, ты выиграешь минуту-другую, зато потеряешь жизнь!
Стрелок опять не ответил.
Болотов, тяжело дыша, поймал на мушку краешек скирды, за которой мог прятаться один из похитителей Марты. Тригуб с Непейцыным выбрали примерно то же место. Пусть негодяй только высунется!
Раненый конь жалобно ржал, изредка дёргая ногами. Пуля попала ему в грудь. Рана сильно кровоточила. Возможно, животное и удастся спасти, но сначала нужно избавиться от стрелка.
- Молчишь? - снова повысил голос дядюшка Густав. - Тогда я иду к тебе, раз ты сам не решаешься это сделать! Я пойду к тебе безоружным, не вздумай стрелять!..
Не дождавшись ответа и на этот раз, комендант быстро поднялся, что для его лет было удивительно, и, сделав два шага навстречу залёгшему в засаде стрелку, тут же шмякнулся на землю. И совершил это как нельзя вовремя – из-за скирды вырвалось облачко дыма, и послышался грохот. Но пуля просвистела над старым воякой, не причинив тому вреда. Зато русские офицеры ясно увидели голову человека, стреляющего по ним. Три пистолета «рявкнули» одновременно.
Две пули нашли свою цель - голова вражеского стрелка буквально взорвалась красным фонтаном.
- Вот, как надо стрелять! - удовлетворённо воскликнул дядюшка Густав, потирая руки. - Теперь я не удивляюсь, почему Фридрих растерял основную массу своих войск на полях сражений! К русскому солдату ближе, чем на полмили, не приближайся!
- Пойдёмте, друзья, посмотрим на этого героя..., - Тригуб осторожно поднялся с земли и отряхнулся. - Надеюсь, он был один...
Вслед за капитаном вскочили Непейцын и Болотов. Дядюшка Густав поднимался тяжело и долго.
Сначала взглянули на стрелка. Это был молодой ещё человек, лицо которого было обезображено тяжёлыми пулями.
- Это он меня проткнул, - заявил Непейцын, потирая предплечье.
Лёгкий ветерок ворошил тёмные кудри поверженного противника.
- Они уходят! - воскликнул Болотов и рванулся к болотам.
- Осторожно, поручик! - крикнул ему вслед дядюшка Густав.
Беглецы ушли в болото не так уж далеко. Их фигуры, даже в тумане, были хорошо различимы. Но бежать вслед за ними?.. Один неверный шаг и - всё! Чёрная, вонючая трясина заглотит и не поперхнётся! А раз так, значит, беглецы ускользнули!
- Что делать будем? - в сердцах вскричал Андрей Тимофеевич.
Дядюшка Густав и капитан Тригуб подбежали к безразличным, хранящим молчание «болотным людям» и попытались объяснить им, что необходим проводник для того, чтобы догнать убегающих людей. Но никакие доводы на тех не подействовали.
Непейцын достал пистолет и прицелился в сторону болота.
- Кого ты хочешь подстрелить? - со страхом в голосе спросил Болотов.
- Того, кто ведёт их, - ответил тот. - Потеряв проводника, они застрянут на месте. И мы их достанем...
«Болотные люди» заволновались.
- Что поделать, братцы, - промолвил Тригуб. - Мы вынуждены остановить эту группу людей.
Грохнул выстрел. Все увидели, как шедший впереди человек неловко взмахнул руками и рухнул в жижу. Остальные беглецы замерли на месте...
Птицы взлетели с насиженных мест, сорванные оглушительным звуком и закружили над топью.
- Ай да Серёжа! - восхищённо произнёс Тригуб. - Не промахнулся! Тут саженей шестьдесят....
- Ну, всё, теперь они попались! - воскликнул дядюшка Густав. - Теперь их надо оттуда достать! Эй, «болотные»! Укажете нам путь к этой группе людей?..
Но те опустили головы. Было видно, что на них удручающе подействовала гибель их собрата. Только слышны были горестные всхлипы:
- Астах... Астах...
- Боюсь, они нам не помогут, - пробормотал комендант. - А то, ещё хуже - заведут в трясину... Надо пробовать самим. Взять слеги и - потихоньку... Один провалится - другие вытащат... Так, постепенно, и доберёмся... Только я уже стар, в болото не полезу...
- О чём разговор? - оживился Тригуб. - Сами пойдём! Эй, барон! - крикнул он, сложив руки рупором, сможешь возвратиться? Отдай девушку... и катись ко всем чертям!
В ответ грохнул выстрел. Но для пистолета фон Зингена расстояние было слишком велико. Непейцын хотел было пристрелить наглого барона, доставившего им в последнее время столько хлопот, схватил пистолет... Но тот прикрылся маленькой фигуркой мальчишки, в которой офицеры узнали переодетую девицу.
Или это она прикрыла его?
В это время Болотов направился к тёмной хижине «болотных людей». Ему надо было достать несколько длинных палок для прощупывания дна. «Болотные люди» наблюдали за ним, оставаясь по-прежнему, немыми статуями. Слеги поручик нашёл прислонёнными к стене. У противоположной стены, ближе к углу лежала какая-то тёмная куча, источающая мерзкий запах. Отворяя дверь, Болотов взглянул на неё при свете. Это были останки какого-то человека, судя по виду, немало лет пролежавшие в трясине.
Очутившись на берегу, поручик застал своих друзей, которые, не теряя надежды, пытались вразумить беглецов. Но те не собирались сдаваться, напротив, решили сами найти путь дальше. Они прощупывали дно, выбирали достаточно устойчивые места и медленно уходили дальше...
- Это - безумие! - воскликнул Болотов, бросая слеги на землю. - Они погубят её и погибнут сами!
Рыжая ряска, покрывающая воду, в некоторых местах хранила следы прошедших людей. Если приглядеться, то угадывался путь беглецов.
- Не будем терять времени! - произнёс Тригуб, нагнулся и выбрал себе слегу по росту. - Друг за другом, нога в ногу! - повторил он. - Если провалился, не паниковать, а сразу дать знать остальным. Двое всегда могут вытащить третьего из трясины!
- Так что, идём? - Непейцын поднял слеги, одну из них протянул Болотову. - Тебе, Андрей Тимофеевич, должно быть легче в таких местах....
- Отчего же? - не понял Болотов.
- Фамилия у тебя подходящая, - рассмеялся Непейцын. - Родная, можно сказать, стихия!
Глава 9. Смерть на болотах
- Проклятие! Твои драконы из баллады, брат Отто, оказались гораздо опаснее и хитрее! Они ухлопали нашего проводника! И это был поистине мастерский выстрел!
Барон фон Зинген удручающе смотрел на тело Астаха, почти полностью сокрытое тёмной болотной жижей. Торчала лишь макушка головы. Побледневшая Марта вцепилась в рукав кафтана Теодора и стиснула зубы. Глаза её были полны слёз.
- Да и нашего неунывающего Курта… - Отто также едва шевелил языком от усталости и волнения, - тоже теперь нет... И мы совсем одни посреди болот...
- Не унывай, брат! - Теодор всем своим видом показывал, что не потерял силы духа. - Не спеша, аккуратно прощупывая дно, мы выберемся куда нам надо! У нас есть слеги, и нас - трое! А мы постараемся создать для нежной Марты комфортное передвижение, и легко обойдёмся без этих диких проводников! Не правда ли, любимая?
Девушка не сразу поняла своего спутника, а когда до неё дошёл смысл его слов, согласно закивала головой. Теодор крепко обнял её, успокаивая.
- Вон, видите, шагах в двухстах от нас заметен островок, на котором растут сосны? Там, где сосны, - там сухо. Мы передохнём на нём, и подумаем, куда идти дальше! К тому же, нам надо искать метки, которые оставляют «болотные люди». Они ведь тоже должны как-то ориентироваться...
- По-видимому, наш проводник как раз на этот островок и вёл нас! - согласился с Теодором Отто.
- Вот видишь! Смелее, брат! Sapere aude!
Они выстроились в линию: впереди - фон Зинген со слегой в руках прощупывающий путь, за ним - Отто, поддерживающий за руку Марту, и наконец, сама девушка, переодетая в парнишку, хотя этот маскарад уже ни для кого секретом не был. Марта в значительной мере закрывала своим телом остальных членов группы, поэтому стрелок из числа русских офицеров, преследующих их, не решался открыть по ним огонь. Зато сами они могли огрызнуться пистолетным выстрелом, подойди преследователи ближе...
Приходилось не только внимательно смотреть вперёд и под ноги, но и постоянно оборачиваться. Особенно, после того, как убедились: русские решились догонять их без проводника.
Рыжая ряска перед глазами, казалось, прикрывала собой жадную, чёрную пасть ужасного зверя. Несколько раз слега проваливалась в бездну. Тогда Теодор останавливался и начинал прощупывать другие участки. Он отметил про себя: раньше ледяная жижа была им лишь по щиколотку, теперь доходила до колен. Пистолеты и порох пришлось перевешивать выше - не дай Бог, промокнут.
«Бедная Марта! Как она всё это выдерживает!..» Иногда возникала крамольная мысль - шагнуть бы в чёрную пучину, и покончить с этим миром раз и навсегда...
От холода сводило ноги и дрожало сердце.
- Ничего, до островка совсем ничего, выберемся - зажжём костёр, отогреемся. А там - видно будет...
- А там, - поддержал фон Зингена Отто, увидим другой островок. И пойдём к нему!
- Верно, брат! Так и перейдём всё болото! Оно в длину, я слышал, чуть более четверти мили! (86).
- Это если идти по прямой, - заметил Отто, а не петлять...
- Как ты, любимая? - склонился фон Зинген к лицу Марты. - Я вижу, у тебя тоже зуб на зуб не попадает... Мы скоро выберемся отсюда, поверь мне!
Девушка только согласно кивала головой и глотала слёзы.
- Ну, с Богом, братцы! - капитан Тригуб с шумом вошёл в болотную жижу. Насколько хватало видимости, можно было проследить путь прошедших не так давно по болоту людей. Ряска хоть и затянула «потревоженные» места, но по едва заметным следам на поверхности воды было ясно, куда следует двигаться. - Дно пока держит... Смелее, братцы, за мной! Мы быстро их догоним!
Пёстрая ряска закачалась на волнах. Поначалу капитан использовал слегу лишь для того, чтобы удерживаться на ногах, прощупывать дно он не особо старался, поскольку верил, что именно этим путём шли беглецы. Но, попав пару раз в ямы, из которых его не без труда вытащили Непейцын и Болотов, стал больше доверять деревянному щупу, нежели собственному чутью.
- Ты уж, Василий Никитич, больше не горячись, - увещевали капитана его товарищи. - А то ещё придётся за тобой нырять в этакую кашу...
Тем не менее, группа преследователей неуклонно продвигалась вперёд. А туман продолжал сгущаться. Фигуры беглецов были практически «съедены» им.
- Взгляните, братцы, - вдруг воскликнул Болотов. - Посмотрите на лоскутки материи, висящие на отдельных ветках и на торчащих коряжках! Я уже три штуки обнаружил! Уж не метки ли это «болотных людей»? Они расположены как раз на «фарватере», по которому мы движемся!
Тригуб остановился. Действительно, если присмотреться, то видно, где пестрят маленькие тряпочки, развешенные по болоту.
- Ты хочешь сказать, что если идти от одной метки к другой, то это и будет единственно правильный путь? - усомнился Непейцын. - А вдруг тут всё зависит от цвета лоскутка? Допустим, белый - означает «иди ко мне», а красный - «не вздумай приближаться»?
- Кто знает? - пожал плечами Андрей. - Пока не проверишь - не узнаешь....
- Сейчас и проверим, - отозвался Тригуб. - Всё же, веселее идти, коль видишь следы человеческих рук. Значит, тут были такие же рабы божьи, которые оставили нам свой сигнал...
- Надо держаться поближе к ним, - решил, наконец, Василий Никитич, после того, как ощупал дно возле нескольких из них.
- Братцы, - вдруг опомнился Непейцын, растерянно оглядываясь, - а не сбились ли мы с пути?
Действительно, туман сделался настолько густ, что беглецов совершенно не было видно за ним. На расстоянии двадцати саженей видимость терялась.
- Чёрт возьми, - пробормотал Тригуб. - Куда же идти?
- Сейчас узнаем, - ответил Болотов. И вдруг крикнул, что есть мочи: - Зинген! Ты - свинья!
В ответ немедленно грохнул выстрел. Хоть барон стрелял на звук голоса, но пуля просвистела довольно близко от Андрея. И шлёпнулась в болотную жижу за спиной поручика.
- Там они, - определил направление, откуда был произведён выстрел, Тригуб.
Он рванулся было туда, но тут же увяз по грудь. Оба поручика протянули ему свои слеги.
- Э, нет, братцы, - выбравшись из трясины и отдышавшись, произнёс капитан. - Наобум мчать мы не будем... А вот по лоскуткам - да, хоть и придётся сделать крюк....
И они продолжили путь, придерживаясь направления на конечную точку. Дно под ногами хоть и держало путников, но прогибалось и качалось, отчего у каждого сердце неизменно ёкало. Холод сковал ноги, которые уже едва сгибались, но отступать никто не собирался.
Туман, между тем, постепенно начал рассеиваться. На небесах через скопища облаков иногда проблёскивало солнце. Где-то вдалеке раздавалась дробь дятла. Но тишина, царящая в этом мире, от этого далёкого звука казалась ещё гуще, ещё мрачнее. Вместе с тишиной подступало щемящее чувство тоски и безысходности.
- Я вижу их, - наконец, после томительного молчания раздался голос Непейцына. – Вон они, похоже, на островке… Отдыхают, черти баварские!
- Не только отдыхают, но ещё и греются! Вижу, что и костерок разожгли! – вторил ему Болотов.
- Но к этим чертякам, видит Бог, так запросто не подберёшься, - вздохнул Тригуб. – Мы представляем для них отличные мишени! Почти неподвижные….
- Подстрелят, как только приблизимся, - Болотов вынул шпагу из ножен и вылил из них набравшуюся воду. – Вот если бы повторить выстрел, а, Серёжа?
- Боюсь, понапрасну растратим заряды, - засомневался поручик. – Хотя, если подползти поближе… Шагов этак со ста…
- Заметят… Да, похоже, нас уже заметили!
- Ну, и что же мы будем делать? Не торчать же здесь, в жиже!
- Я думаю, нам надо перебраться на другой островок, - предложил Тригуб.
- Нет, так мы ничего не добьёмся! – воскликнул Непейцын.
- Что ты предлагаешь, любезный друг?
- Атаковать!
Поручик вытащил пистолет, проверил его, зарядил. Затем достал из внутреннего кармана нетронутые влагой куски сухой ткани, аккуратно завернул в один из них оружие, перемотал бечевой. Чтобы не разворачивалась… Затем те же манипуляции проделал он со вторым пистолетом.
- Что ты собираешься делать, Серёжа?
Серые глаза сверкнули из-под шляпы.
- То, что и сказал! Я обираюсь их атаковать! – Он тщательно «обшарил» взглядом местность, видимо, определяя путь, по которому собирался сближаться с противником. – А вы, друзья мои, по возможности, прикрывайте меня!
Он лёг на живот, так, что полностью скрылся в болотной жиже. Только голова и плечи торчали над чёрной, затхлой водой.
Было заметно, как ледяная вода «прикоснулась» к его телу. Поручик зажмурил глаза и стиснул зубы.
- Постараюсь достать хоть одного, - шепнул он.
Один пистолет сжав зубами, второй – держа в руке, Непейцын пополз, прячась за торчащие тут и там кочки и коряги, к острову.
- Нам тоже надо, но с двух сторон...
- Поодиночке? - отрезал Тригуб. - А если провалишься? Я уже побывал там, - он кивнул под ноги. - Поверь: сам, без посторонней помощи, не выберешься!
Болотов отшвырнул слегу, достал пистолет, проверил его. Затем бухнулся на пузо. Холодная вода стальными обручами сдавила грудь, сердце на некоторое время замерло.
- Я поползу рядом с Непейцыным! Если утону тут, то так тому и быть: без Марты мне нет жизни! А ты, любезный Василий Никитич, уж держи порох сухим, не суйся в воду, как мы, целиком, - и так же, как его боевой товарищ, то ли ползком, то ли вплавь, держа на поверхности лишь голову да руку с пистолетом, ринулся в атаку...
Капитан Тригуб стоял по колено в воде, сжимая в руках оружие и слегу, и растерянно смотрел на двух офицеров, которые, почти полностью скрывшись в болотной жиже, продвигались вперёд.
«А что, пока те, на островке у костерка, заняты обогревом, глядишь, мои парни и подкрадутся…» И сам сделал шаг вперёд... Справа, из чёрной глубины трясины, всплыло несколько грязных пузырей, которые лопнули, издав противный звук.
Сизый дымок из сложенного кучкой сухого валежника взмыл вверх. Вслед за ним появился полупрозрачный язычок пламени. Треснула ветка внутри костра.
- За упокой души нашего славного брата Курта, - произнёс Теодор, доставая флягу. – Тут - коньяк, - добавил он, откручивая крышку. – Мы промокли и замёрзли, нам не помешает немного взбодриться. Господь – свидетель, что здесь, на острове мы в безопасности, но нам ещё идти и идти… Возьми, любимая, - он протянул флягу Марте, - сделай глоток и тебе сразу полегчает.
Языки пламени, наконец, обрели цвет и очертания и, самое главное, - от них пошло настоящее тепло. Костёр разгорался и дарил людям новую надежду. По очереди приложившись к горлышку фляги, да ещё возле огня, беглецы почувствовали себя гораздо веселее.
- Ничего, брат Отто. Ничего, любимая Марта… Остался рывок-другой, и мы – на том берегу! Sapere aude!
- Да, - вздохнул Отто. – Славным малым был наш Курт! Но он выполнил поставленную задачу: хоть ненамного, но задержал преследователей. Придётся внести небольшие изменения в балладу…, - он задумался.
- Кстати, о преследователях, - встрепенулся фон Зинген. – Туман рассеивается, надо быть начеку. Уж больно хваткие эти русские…
Оба поднялись и принялись всматриваться в угрюмое пространство болота. Одного из преследовавших их людей члены Братства обнаружили довольно быстро – тот не прятался и медленно, осторожно продвигался к острову.
- Этого и снимем, как только приблизится на достаточное для выстрела расстояние… Но где же другие? – удивился Отто. – Неужели Болотный дьявол забрал их к себе?
- Не верю я в такие добрые сказки, - пробормотал фон Зинген, буравя глазами унылый ландшафт, пропитанный влагой и страхом. – Похоже, они задумали какую-то хитрость…
Некоторое время члены Братства осматривали болото. Марта же безучастно сидела у костра, протянув к огню озябшие руки.
- Я вижу ещё одного! – наконец, воскликнул Отто, беря поудобнее пистолет в руки. – И он – совсем близко!
- Где же, брат?
- Чуть левее того господина, что не прячется… Он полностью скрыт под водой, только голова торчит! Ну, кочка – кочкой! Взгляни, брат!
- Да, точно… Теперь и я его вижу… Вот ведь какие хитрецы…
- Позволь, брат, я избавлюсь от одного из преследователей, - прошептал Отто, у которого загорелись глаза.
- Действуй, брат… Это хороший шанс! Только целься тщательно, - фон Зинген был уверен, что третий преследователь замаскировался точно так же… И, пожалуй, тоже мог находиться где-то поблизости.
Отто сделал сучок дерева надёжной опорой для своего пистолета, и припал щекой к ореховому ложу оружия.
Тот, в кого целился Отто, не мог долго находиться без движения. И как ни была похожа его голова на болотную кочку, выдал себя. Голова-кочка медленно поплыла под укрытие из кучи валежника, торчащей из воды.
- Стреляй, брат…
Указательный палец медленно начал своё поступательное движение вместе с курком. И грохнул выстрел. Фонтан грязной воды взорвался возле самой головы преследователя. Было ясно – пуля должна была угодить и в тело несчастного.
Но тут же воздух над болотной гладью содрогнулся вторично! Тот, кого члены Братства так и не обнаружили, находился совсем близко от своего товарища, но прятался более умело. Сизый дым взметнулся над чёрной корягой, и Отто, схватившись за грудь, рухнул наземь.
- Отто! – воскликнул фон Зинген, и ответил неприятелю выстрелом, который, впрочем, только поднял фонтан болотной воды. Отшвырнув пистолет в сторону, барон подскочил к лежащему другу и склонился над телом несчастного поэта.
- Брат, ты жив? – Теодор увидел, что пуля пробила грудь его боевого товарища. Совсем рядом с сердцем. Кровь хлынула изо рта Отто. Теодор слегка приподнял его голову.
- Гроб Господень… Как обидно…
Кадык друга судорожно дёргался, струйка крови из уголка рта пролилась на шею.
- Господь милосердный, помоги!…) Не забирай его…
- Тео… дор…, - еле слышно прошептал раненый, - Теодор…
- Что, брат?
Случайный солнечный луч отразился в зрачках Отто.
- Ты выберешься… А я уже нет… Я ошибся… - с трудом выдавливая из себя слова, произнёс побледневший Отто.
- Что? В чём ты ошибся? – не понял друга Теодор.
- Я ошибся, брат… И моя баллада – дерьмо… Это не они – драконы… Это - мы…
Оставив бездыханное тело друга, Теодор подошёл к Марте.
- Мы остались одни, любовь моя… Наш Отто тоже погиб…
Капитан Тригуб достиг места, где был ранен Непейцын. Тот лежал на спине, но его голова и нос находились над водой, чудом поручик не захлебнулся.
- Как ты, Серёжа? – он склонился над товарищем. – Пуля попала в плечо… Погоди, я сейчас вытащу тебя туда, где посуше…
Подоспел и Болотов.
- Как он?
- Без сознания… Тяжёл… Сейчас я перевяжу рану.
- Ему нужен врач, и чем скорее – тем лучше…
Они вдвоём вытащили друга на небольшой бугорок, торчащий из воды, перевязали рану куском сухой ткани.
Вскоре поручик пришёл в себя. Он пошевелил рукой и застонал.
- Жив наш Непейцын! – обрадовался Тригуб. – Ничего, Серёжа, потерпи немного, скоро будешь ухлёстывать за кёнигсбергскими барышнями!
- Как?.. – спросил раненый, не найдя сил закончить фразу. Но друзья поняли его вопрос.
- Того немца, что тебя подстрелил, Андрей Тимофеевич утихомирил, - сообщил Тригуб. – Стало быть, один барон остался… Но преследовать его мы не можем… Тебя, Серёжа, к доктору надо…
- Василий Никитич, - обратился Болотов к капитану. – Сможешь ли ты сам довести… или донести Непейцына? Я не могу упустить тех, за кем мы гнались… Тем более, что они – совсем рядом…
- Вижу-вижу, - усмехнулся в усы Тригуб, - как ты рвёшься за невестой. Что ж, я понимаю тебя…, - и Непейцыну: - Сможешь идти, Серёжа? Хоть еле-еле, держась за моё плечо?
- Смогу… Но как же ты, дружище, один на один с баварцем?.. Совладаешь?
- Господь поможет. А нет – так и жить мне тогда незачем…
Спустя несколько минут друзья простились.
- Ты уж будь осторожнее, Андрюша, - глаза капитана увлажнились. – И рад бы я тебе помочь, но… сам понимаешь…
- Да, конечно, спасибо вам, братцы. И простите меня, что не иду вместе с вами…
Он проследил, как Непейцын, держась за плечо Тригуба, медленно и осторожно начал движение по только что пройденному, смертельно опасному, пути, затем повернулся в сторону островка.
- Марта…. Я иду за тобой!
Глава 10. Злоключения Майбаха
Профессор Пауль Майбах и не предполагал, что очень скоро к нему в дом придёт беда. В тот самый день, когда группа русских офицеров отправилась в Хайлигенбайль по одному деликатному вопросу, он занимался своими университетскими делами, ни словом ни духом не догадываясь о разыгравшейся среди его знакомых российских военных драме.
День его проходил буднично, по давно установленному распорядку. До обеда он читал лекции «школярам» медицинского факультета, после чего имел непродолжительную беседу с Иммануилом Кантом.
- Дорогой профессор, - завидев в коридоре университетского корпуса неторопливо прохаживающегося Майбаха, тут же обратился к нему философ, - я слышал о ваших успехах в деле целительства электричеством, и мне не терпится выразить вам своё почтение! – Кант учтиво поклонился. – Как хорошо, что столь новые и удивительные знания достались именно вам, человеку многоопытному и решительному!
- Благодарю вас, господин приват-доцент, – Майбаху льстили слова известного философа. – Но, поверьте, мои исследования ещё в самом начале. У меня не готов теоретический базис, на основе которого я бы мог всесторонне обосновать свой метода лечения. К сожаленью, пока - только результаты немногочисленных опытов и наблюдения. А этого, согласитесь, недостаточно… Часто мне приходится действовать чисто интуитивно…
- О-о, – улыбнулся приват-доцент, – Интуиция живёт там, где сияет разум. Она никогда не подводит того, кто ко всему готов.
Майбах был рад низкорослому большеголовому Канту, от которого исходили искренняя доброжелательность и мощная позитивная энергия.
- Да, моё лечение даёт хорошие, обнадёживающие результаты… Но, даже исцелив человека электрическими зарядами, я… не до конца понимаю механизма их воздействия, любезный коллега. А действовать вслепую в медицине, это… недостойно звания врача!
- Но ведь наука не стоит на месте? – улыбнулся Кант. – Я слышал, что исследования электрической материи идут полным ходом, и не только в Германии, но и в Англии, Франции, России…
- Вы правы, господин приват-доцент. Я уверен, что скоро мы будем настолько вооружены знаниями об электричестве, что сделаемся с ним добрыми друзьями!
- Вы знаете, дорогой профессор, что наш рассудок ничего не может созерцать, а чувства совсем не могут мыслить? Только из соединения их чудесных способностей может возникнуть знание. А у вас и того и другого – хоть отбавляй! Мне кажется, что педант Бютнер уже не смотрит на вас так, как прежде, словно хочет съесть! – он улыбнулся ещё шире. – А достичь его благосклонности – это дорогого стоит!
Вечером того же дня профессора ожидала очередная пациентка…
Сорокалетняя генеральша, графиня Зубова, была полной и страстной женщиной, не лишённой тяги к удовольствиям. Екатерина Антоновна обладала тихим голосом и томной улыбкой. Её карие глаза несли в себе заряд обаяния, действующего на мужчин с губительной силой. Она знала это, и старалась испытывать волшебство своего взгляда при любом подходящем случае. Её супруг, граф Зубов, был без ума от своей второй половины и старался потакать всем её капризам.
Так уж повелось, что тяга к деньгам, роскошной жизни и красивым нарядам, неизменное беспокойство о своем самочувствии и внешности требовало присутствия в судьбе Екатерины Антоновны мужчины, который будет заботиться о ней и оберегать её покой. Поэтому она с радостью вышла замуж за военного интенданта, в ту пору пребывающего в чине полковника, а два года назад перебралась к нему в Кёнигсберг, город, покоривший её сердце своим европейским величием, строгостью и таинственностью.
Детей у супругов, по неизвестным причинам, не было.
Графине по жизни больше нравилось сострадать самой себе, чем кому-то другому. Поэтому она быстро приучилась играть роль жертвы, а супруг, Павел Сергеевич, как она о нём отзывалась – «по пояс деревянный солдафон», обычно являлся причиной всех её неудач. Она умело управляла им с помощью хорошо разыгранных спектаклей и всевозможных припадков, якобы возникающих на нервной почве. Все сопровождающие данное представление семейные сцены были, как правило, великолепно поставлены и мастерски исполнены…
На самом же деле никакими серьёзными заболеваниями Екатерина Антоновна не страдала, зато сильно расстраивалась по поводу появляющихся вокруг глаз морщинок и дряблости кожи на лице и руках, возникающих у неё с возрастом и от нервного переутомления. Генеральша часто заглядывала в аптечную лавку за различными мазями и примочками, а также, дабы попечалиться о своём здоровье. Наконец, ей посоветовали обратиться к профессору Майбаху. Тот согласился вылечить её «нервические недуги», и назначил приём на 22 октября.
Петер Вурст встретил графиню, которая прибыла в карете, запряжённой двойкой великолепных лошадей, и с осанистым кучером, у порога дома профессора. Её сопровождал русский офицер, исполняющий обязанности переводчика, поручик Козловский.
Графиня немецкого языка не знала, но фразы: Guten Tag, frau Zuboff и Der Doktor wartet auf Sie (87) поняла и без перевода. Она оценила взглядом фигурку слуги профессора, одетого просто, по-домашнему. Затем оглядела прихожую: висящие на стенах скромные гобелены и картины, стоящие в углу большие часы, полюбовалась чёрным пушистым котом, также вышедшем познакомиться с гостьей.
Наконец, спустился и сам профессор.
- О, какой вы душечка! – защебетала генеральша, лучезарно улыбаясь и включая «волшебство взгляда». – Маленький, уютненький, прямо домашненький…
- Фрау Зубова приветствует вас и справляется о вашем здоровье, - «перевёл» Козловский.
Майбах улыбнулся в ответ:
- Благодарю вас, любезная фрау. Все проблемы со своим здоровьем я решаю самостоятельно. А вас попрошу подняться в мой кабинет. Я слышал, что вы жалуетесь на нервные расстройства, кои влияют непосредственно на вашу кожу, прибавляя на ней морщин…
- Да, – ответила Зубова, когда переводчик донёс до неё смысл сказанных профессором слов. – Вот тут у меня появились морщинки, – она указала на переносицу, – и глаза выглядят такими усталыми…
Пока они поднимались по крутым ступенькам на второй этаж, профессор произнёс:
- Значит, графиня русская? Это - прекрасно. Вы знаете, ведь в моих работах мне оказали неоценимую помощь русские люди – студенты и офицеры. Многие из них стали моими приятелями. Будь они постарше, то я бы их назвал друзьями. Но они очень молоды, у некоторых вполне ещё может поменяться мировоззрение и интересы… Это Алексей Самойлов, Никита Богомольцев, Андрей Болотов, который, кстати, собственноручно сконструировал медицинский электрический прибор, которым я пользуюсь для лечения своих пациентов…
Козловский старательно переводил тираду профессора.
Когда же они вошли в кабинет Майбаха, генеральша удивлённо воскликнула:
- Так вот как выглядит рабочее место учёного человека! По правде сказать, я представляла его несколько иначе! А тут и стеклянные колбы, и провода, и вполне вместительный диван, горшки с цветами, и картины… А у нас в доме – коллекция хрусталя. Муж привозит из разных мест, куда его посылают по службе, одно, два, а то и три изделия. У нас чего только нет: и фигурки зверей, и посуда… А почему ваш кот неотступно ходит за нами?
- Это - мой научный консультант, - с улыбкой ответил Майбах. – Его имя – Уголёк, и он всё понимает…
- Действительно, он чёрный, как уголь…
- Прошу присаживаться, фрау Зубова, – профессор указал на кресло, к которому подходили провода, тянущиеся из большого чёрного ящика через стоящий на столе удивительный прибор со стрелкой и градуированной шкалой.
- Боже, как занимательно, - графиня осенила себя крестом.
Она впихнула в кресло своё объёмное тело, поёрзала на сидении…
- Устраивайтесь удобнее, фрау Зубова.
- Это надолго?
- Нет, но чашечку кофе вы успеете выпить… Вы позволите вам его предложить?
- С удовольствием… И что же, после этого… лечения морщинки улетят с моего лица? – она недоверчиво усмехнулась.
- Кое-где они, несомненно, разгладятся. И складочки возле губ… Но для этого понадобится не один сеанс, а, как минимум, пять.
- Ах, дорогой профессор… Хоть пять, хоть двадцать пять… Лишь бы избавиться от этих гадких морщин!
Профессор Майбах многозначительно взглянул на Петера, и вскоре чашечка ароматного кофе появилась в ухоженных руках генеральши.
- Итак, приступим, - сказал Майбах, когда генеральша выпила кофе и в блаженстве закрыла глаза. – Вы позволите, уважаемая фрау, прикоснуться к вашему прекрасному личику, дабы наложить пластины, через которые на вашу кожу будут воздействовать оздоровительные и омолаживающие электрические заряды?
- Так и быть, прикасайтесь, - разрешила генеральша. – Надеюсь, они не причинят мне боль?
- Что вы, уважаемая фрау, никакой боли. Так, небольшое покалывание, но это… скорее, приятно, чем больно.
- Ну, тогда так и быть, прикладывайте ваши пластины, - вздохнула госпожа Зубова.
Петер взял пустую чашку из рук генеральши, а Майбах принялся аккуратно прилаживать пластины на голове пациентки, одну – к подбородку дамы, другую – ко лбу.
За его манипуляциями внимательно наблюдал кот.
- Как быстро стало темнеть, – пожаловалась фрау Зубова, глядя в окно.
- Увы, скоро зима, - поддержал разговор Майбах, подходя к аппарату. – Сейчас я испытаю на себе силу электричества, чтобы убедиться в том, что оно не причинит вам неудобств, затем переадресую его вам.
Он включил аппарат, взял в ладонь два вывода от «электрического бочонка», довольно хмыкнул и соединил их с проводами, идущими к пластинам на лице фрау.
- Вы чувствуете что-нибудь?
Улыбка озарила уста дородной генеральши.
- Как вы изволили меня предупредить, - лёгкое покалывание, довольно приятное…
Вдруг гримаса боли исказила лицо генеральши, она дёрнулась и закатила глаза.
- Фрау…! – воскликнул профессор, кинулся к аппарату и оборвал провода.
Затем попытался привести в чувство свою пациентку.
Но так и не смог. Он лишь с великой печалью зафиксировал смерть супруги высокого военного чиновника, причиной которой послужила внезапная остановка сердца. Это была первая трагедия, которая произошла в ходе сеансов исцеления электричеством, практикуемого профессором Майбахом.
Учёный схватился за грудь и тяжело опустился на табурет. Голова его склонилась, и он безутешно охватил её ладонями. В такой позе его и застал Петер, поднявшийся в кабинет.
- Что случилось, герр профессор? – сразу заподозрил неладное слуга.
- Беда, дружок, - прошептал убитый горем Майбах. – Она умерла… Я слишком увлёкся лечением электрическими зарядами… Я наивно уверовал в то, что ничего плохого не произойдёт… Но не зря говорится: Ab aqua silente cave (88), сердце у моей пациентки оказалось больным и очень слабым… А я – просто старый, заносчивый дурак…! Я убил её, Петер…
Дурные вести разносятся особенно быстро. К вечеру 23 октября уже весь город знал, что в ходе лечебного сеанса, в результате несчастного случая погибла важная дама – супруга влиятельного армейского чиновника. И виновен в её смерти, пусть косвенно, пусть случайно – профессор Альбертины Пауль Майбах, известный всему Кёнигсбергу доктор.
Об этой трагедии быстро засудачили торговцы и покупатели на альтштадском рынке, студенты и преподаватели в Альбертине, об этом написала даже городская газета.
С генералом Зубовым, узнавшим от поручика Козловского о гибели своей супруги, случился настоящий истерический припадок. Он избил тростью двух своих слуг, беспрестанно кричал, чем сорвал себе голос, и требовал немедленного ареста врача-прусака. Ему и прежде всюду мерещились враги, замышляющие свои коварные планы. А тут такое…
Недавно Павлу Сергеевичу исполнилось сорок шесть, он был человеком здоровым, хотя и начал тучнеть. В Кёнигсберге генерал занимался поставками в армию амуниции, вооружения и продовольствия, а в Петербурге у него имелись влиятельные покровители, о коих он неизменно упоминал в приватных беседах.
Граф был взбешён. И, хотя для утешения у него имелась любовница, и даже не одна, он приказал немедленно доставить профессора Майбаха в Жёлтую башню (89) и возбудить судебное дело.
Утром в субботу 24 октября 1761 года в дверь профессора уже стучал молодой офицер и двое солдат:
- Открывайте! Именем Российской Императрицы, вы арестованы!
Побледневший Петер Вурст, едва отпер дверь, был отброшен вглубь сильной рукой военного человека. Через минуту бедный профессор был посажен в фургон зелёного цвета, в каких обычно перевозили преступников, и доставлен на остров Кнайпхоф, в Голубую башню, поскольку альтштадская, Жёлтая, постепенно разрушалась, и в ней отсутствовало жильё для сторожей.
Через два дня, 27 октября состоялось заседание городского суда Кёнигсберга (ранее он носил название «Королевский», но в связи с переходом Восточной Пруссии в состав России, это название было упразднено). Большинство членов суда сохранили свои места и при новой власти. Губернатор не стал менять сложившиеся устои, правда, включил в состав суда своих, русских людей, знатоков юриспруденции, дабы и здесь, в Восточной Пруссии действовали российские законы, и соблюдался судебный регламент, действующий в России.
Пользуясь тем, что Василий Иванович Суворов находился в отъезде, а он отбыл в Пиллау для осмотра строительства береговых укреплений, граф Зубов развил бурную деятельность по скорейшему разбирательству в отношении профессора Майбаха, настаивая на том, чтобы последний был как можно скорее осуждён.
Прокурор выдвинул учёному обвинение в преднамеренном убийстве, заговоре против властей и пособничестве королю Фридриху.
- Профессор Майбах, - вещал с трибуны Карл Херльсберг, главный обвинитель, - весьма умело вёл двойную игру! С одной стороны – это врачеватель, видный учёный, исследователь. Но, с другой – ярый сторонник короля Фридриха! Два его сына погибли на полях сражений за короля, и теперь он мстит за их смерть всем – и российской армии в лице генерала Зубова, и нашей императрице! Суду достоверно известно о подозрительных лицах, появляющихся в доме у Майбаха, по некоторым данным, это – лазутчики из стана короля Фридриха!..
Карл Херльсберг, к вящему удовольствию некоторых военных чинов, сидящих в зале поблизости от графа Зубова, требовал сурового наказания для профессора, а именно – смертной казни через повешение!
Те два дня, которые Майбах провёл в тюрьме, сильно сказались на нём. Пожилой человек не привык к столь крутым переменам в своей жизни, особенно, если они ведут к росгартенскому рынку (90). Он очень осунулся, похудел и уже мало чем напоминал прежнего «деловитого торопыгу» с внимательным и насмешливым взглядом.
Затем выступали преподаватели Альбертины, коллеги Майбаха. Кто-то из них пытался убедить суд не «рубить с плеча», а разобраться: ведь речь идёт о врачебной ошибке или несчастном случае, но никак не о заговоре против императрицы.
Некоторое время суд находился в замешательстве. Действительно, доказательств о причастности профессора к заговору и измене практически не было, а вот самонадеянность и неосторожность, а также использование на практике непроверенных и опасных методов лечения – как раз, налицо. Правда, в отношении электролечения не существовало ни разрешения, ни запрета, ни каких-либо ограничений или рекомендаций. Имела место врачебная ошибка, но «кто из нас, мыслящих людей, никогда не ошибался?»
Но граф Зубов, выступивший в качестве свидетеля, был непреклонен:
- Видит Бог, что мы считаем жителей Восточной Пруссии, выразивших горячее желание жить в великой Российской Империи, своими близкими, соотечественниками, собратьями. Вы знаете, господа, что Кёнигсберг со своими складами является базой для снабжения всем необходимым нашей армии, действующей в Северной Польше и Германии… Разладить выверенный механизм снабжения можно и таким изуверским способом – лишив начальника этой базы… точки опоры. Что и сделал Майбах. Он нанёс мне точный, выверенный удар в самое сердце, поскольку никого дороже супруги у меня в жизни не было! Он знал, куда целиться, и не промахнулся! Но кто стоит за этим, казалось бы, обычным докторишкой? Фридрих, любезные господа. Именно он!
Над профессором Майбахом сгустились чёрные тучи. Вот-вот следовало ожидать грозового удара.
Глава 11. «Дуэль» с болотным духом
Болотов, как ни торопился встретиться с врагом и увидеть свою любимую, всё же, не спеша зарядил пистолет, сунул его за пояс и, взяв слегу обеими руками, медленно двинулся к островку. С каждым шагом он чувствовал, как твёрже становится дно, а пронзающего тело холода офицер почти не ощущал. С островка до него донёсся терпкий запах дыма от костра. Андрей оглянулся. В чахлой дали он увидел две фигурки своих товарищей, медленно передвигающихся в сторону суши.
«Дай Бог вам, братцы, выбраться живыми… А тебе, Серёжа, выздороветь…»
А сам он?.. Да уж, как Бог уготовил!
И вот он на твёрдой почве. Как это славно – иметь её под ногами! Первым желанием Болотова, едва он оказался на островке, было – упасть на землю, на эту жёлтую траву, обнять её, вдыхать ароматы былинок и слушать дробь дятла, доносящуюся издалека! И – забыться в глубоком, здоровом сне… Но, армейская привычка сработала и тут: поручик внимательно осмотрел ближайшее пространство и шагнул за широкий ствол сосны – враг хитёр и коварен, пальнёт из-за куста… Но, похоже, сей островок пуст. Неужели барон с Мартой пошли дальше?
Неторопливо и осторожно Болотов принялся осматривать остров. Кривенькие, словно пританцовывающие сосенки, тонкие стволы рябин и осин, кусты черники, брусники и можжевельника… Жёлтая и красная листва, уже довольно редкая на ветвях деревьев…
А вот и кострище. Лёгкий дымок вьётся над обгоревшими поленьями, рядом валяется котелок. А в нескольких шагах от костра – лежащий на животе человек… Оглядываясь, поручик приблизился к нему и перевернул на спину. Рана на груди… Ба, так это же тот стрелок, который ранил Непейцына, и которого он, Болотов, сразил метким выстрелом! Тут же валялся и разряженный пистолет… Значит ли это, что барон лишился огнестрельного оружия?
Итак, островок пуст…
«Где же ты, подлый баварский барон? И где ты, ангел, находящийся в плену у безжалостного похитителя?»
Куда они делись? Разве им известен путь через болота? Андрей Тимофеевич приблизился к краю берега, где почва уже начала пружинить под ногами и внимательно осмотрел чахлую, болотную равнину… Так и есть! Вон они, всего в ста шагах от острова! Эх, сразить бы барона из пистолета, да Марта снова закрывает его своей фигуркой… Да и расстояние всё-таки велико… Нет, нужно идти в погоню!
«Я убью тебя, чёртов Зинген! Прикончу, как собаку!»
И поручик ринулся в болото. Вновь ноги обожгла холодная вода, словно в плоть воткнулись сотни стылых игл.
«Я буду терпелив и точен, - думал Болотов, глядя вслед удаляющимся от него фигуркам. – Едва ты на пол-аршина оторвёшься от Марты, я нажму на спусковой крючок… А как ладно я стреляю, ты уже успел убедиться!» Но для удачного выстрела нужно хотя бы немного сократить расстояние между беглецом и погоней.
Солнце уже поднялось высоко, ветер разогнал тучи. Одежда на поручике начала понемногу подсыхать. Вдали желтел и краснел лес. Всё было бы хорошо, если б не коварное болото…
Внезапно чёрная масса буквально «взорвалась» чередой пузырей, поднявшихся из недр трясины. Они лопнули, наполнив воздух отвратительным запахом. Вонючая смесь, выделяемая болотом (91), как показалось Андрею, начала дурманить его. Ноги сделались ватными, движения размашистыми и неточными, реальность словно «уплывала» от него, а на смену ей «приходил» совершенно другой мир – сонный и тягучий… При этом, ноги уже не чувствовали холода воды, а тело разогрелось от движения. Или всё это - результат усталости и нервного истощения?
Барон с Мартой, как показалось Болотову, направлялись к ближайшему островку. Тянущиеся к небу сосенки указывали на наличие там твёрдой земли. Когда они выберутся на сушь, то фон Зинген сможет занять удобную позицию для стрельбы. Если, конечно, у него есть пистолет. Впрочем, скоро увидим. Но, бедная Марта… Как можно водить за собой по смертельно опасным болотам хрупкую девушку, это нежное, неземное существо, обладание которым любого мужчину может сделать счастливым? Нет, фон Зинген – настоящий дьявол, и русский офицер обязан рассчитаться с ним!
И снова, шаг за шагом по зыбкой жиже, иногда проваливаясь выше колен, прощупывая дно слегой, чтобы не угодить в яму, из которой в одиночку уже не выберешься… А вокруг – тишина, нарушаемая лишь звуком лопающихся пузырей, гостей из чёрной преисподней…
Но вдруг это безмолвие было нарушено странными звуками, доносящимися из глубины болот, откуда-то справа от Болотова. Поручик остановился и прислушался, повёл глазами в сторону, откуда донёсся этот невнятный звук. Какой-то отдалённый рёв, похоже, что крупного зверя… Затем он различил в болотной дымке какие-то тени, и догадался о причине появления столь тоскливого рёва. Это стая волков загнала в трясину то ли лося, то ли оленя, который, провалившись по шею, издавал прощальный крик…
- Любовь моя, присядь на этот упавший ствол, подожди, я сейчас разведу костёр, - суетился возле выбившейся из сил Марты барон фон Зинген. – Нам уже немного осталось, вон, пестреет полоса леса… А наши преследователи повернули назад!
Сам он хоть и видел, что два русских офицера отправились в обратный путь, поскольку один из них был ранен, но вот третий… И кто он, этот третий, Теодор, конечно, догадывался… Уж Болотов не отступится, он станет бороться до конца! А раз так, то несчастный ревнивец будет убит.
Зинген быстро собрал сухой валежник, сложил возле ног своей возлюбленной ворох хвороста и, выбив искру, поджёг мелкую щепу вперемежку с сухой травой. Вскоре огонь взялся сильнее и радостней, и барон подкинул в костёр сучья покрупнее.
- Возьми, любимая, - он протянул девушке флягу с коньяком. – Один хороший глоток поддержит тебя.
- Они… отстали от нас? – еле слышно спросила Марта.
- Да, любимая. Во всяком случае, опасность нам больше не угрожает… А скоро мы переберёмся через топи и окажемся в Польше.
И вдруг, краем глаза, в глубине болота он заметил какое-то шевеление. Проклятье! Действительно, там движется человек! И это – его соперник, который упорно идёт за ним, чтобы отнять Марту! Ну что ж, пора раз и навсегда решить вопрос: кто - кого!
- Постарайся вздремнуть, любимая, - он укрыл девушку плащом. – Скоро мы продолжим путь… Нам дотемна необходимо выбраться отсюда… Или хотя бы остановиться на другом острове.
Теодор вытащил пистолет, проверил его, насыпал на полку порох, вкатил в ствол пулю, заткнул её пыжом. Конечно, было бы неплохо затаиться в кустах, дождаться, пока Болотов приблизится к нему на расстояние прицельного выстрела, да и покончить с ним. Но, дворянская честь… хотя, он уже неоднократно поступался с нею, противится такому исходу. Нет, он должен встретить соперника лицом к лицу. Всё же, тот достоин уважения – идёт за ним по пятам от самого Кёнигсберга! Пусть же и умрёт, как подобает воину – в честном поединке!
Теодор поднялся, взвесил в руке пистолет, затем взял его удобнее в правую руку.
«Ну что ж, дружок, не подведи хозяина… Отомсти за его несчастных братьев…»
Барон направился к болоту, ступил на зыбкую почву, сделал несколько шагов. Вода здесь доставала ему чуть выше щиколоток. «Если кто-то из нас будет ранен и упадёт в воду… Мы будем в равных условиях». И он стал ждать Болотова.
«Пусть Марта не видит, как умрёт её жених… Пусть думает, что он оставил её и вместе со своими товарищами вернулся в Кёнигсберг».
Андрей двигался осторожно и медленно, экономя силы. Привычка делать всё основательно, учитывая каждую мелочь, сыграла роль и здесь. Слега надёжно прощупывала дно, опасные места поручик уверенно обходил.
Когда до очередного островка оставалось не более тридцати шагов, он почувствовал запах дыма. «Значит, они здесь!» - мелькнула радостная мысль.
Болотов поднял голову и встретился взглядом с фон Зингеном. Тот стоял, держа в руках пистолет, и насмешливая улыбка кривила его губы.
- Да, это я, поручик. Не удивляйтесь.
- Именно вас я и ожидал здесь встретить, - ответил Болотов. – Верните мне Марту, и я вас не трону.
Улыбка тут же исчезла с губ фон Зингена.
- А я тут как раз для того, чтобы не пустить вас к ней.
Болотов тоже достал пистолет.
- Если вы сделаете шаг, или станете целиться в меня, я тут же выстрелю, - предупредил Теодор. – Единственное, что может вас спасти, это если вы немедленно ретируетесь!
- В таком случае, - ответил Болотов, - посмотрим, у кого быстрее рука!
Он поднял своё оружие и произвёл выстрел.
Но фон Зинген сделал то же самое.
В результате пальбы оба остались на ногах. Но Болотов почувствовал резкий толчок и сильную боль в левом плече. Его правая рука невольно схватилась за поражённое пулей место, а пистолет выпал из рук…
Но фон Зинген тоже получил пулю. И рана его, как показалось Болотову, не была пустяшной. Он схватился за надплечье, хотя, пуля угодила гораздо ниже. Похоже, было задето лёгкое. Пистолет Теодора также упал в воду. Сделав два шага назад, барон нетвёрдой походкой направился вглубь острова.
Превозмогая боль и зажимая рану, из которой хлынула кровь, Болотов последовал за ним. Ноги его словно сделались деревянными, больших усилий стоило поручику, чтобы не упасть. И ещё этот тошнотворный запах! Он закрадывался в сознание, и без того замутнённое, и отнимал последние силы.
Вот он, остров, ноги с радостью ощутили твёрдую землю. Ещё несколько шагов по суше… Ты невелик, остров, но ты – настоящее спасение!
«Надо остановить кровь…» - мелькнула мысль в его голове. Он уже не думал о погоне, и понимал: если не прекратится кровотечение – не выжить.
Болотов присел на поваленный ствол и расстегнул кафтан. Вынул кусок белой, чистой материи, которую припас на подобный случай, потом полез во внутренний карман и извлёк серебряную коробочку, в которой хранил целебную мазь. Затем он стянул с себя верхнюю одежду, оголил плечо и осмотрел рану.
Пуля прошла навылет через мякоть руки. Было довольно болезненно, но кость не пострадала. Едва не лишившись чувств, он смазал рану и туго перетянул её материей. Затем неспешно натянул на себя камзол и кафтан. Облегчённо вздохнул.
Итак, сейчас он остался без огнестрельного оружия. «Что ж, возьму подлеца на шпагу!» - решил поручик и тяжело поднялся. В голове шумело, видно, из-за большой потери крови, и покачивало, словно он до сих пор находился на болоте.
Офицер осмотрелся. Ни Марты, ни фон Зингена не наблюдалось. Значит, барон отошёл дальше… Или отполз, он ведь тоже ранен… Как бы то ни было, сейчас всё решится!
Андрей попытался вытащить шпагу из ножен. С трудом, но это ему удалось.
«Держись, негодяй!» Он сделал всего два шага, но почва предательски ушла из-под его ног. Потеряв равновесие, поручик рухнул наземь и потерял сознание.
Когда Болотов очнулся, была ночь. Первое, что он почувствовал – это страшный холод и боль в плече. Впрочем, боль вполне можно было перетерпеть, а вот холод был нешуточный. Минуту поручик приходил в себя, стараясь вспомнить, где он, и что с ним произошло. Наконец, всё стало на свои места: он на островке посреди болота, его противник серьёзно ранен и находится где-то поблизости… Его бы отыскать да отнять Марту… Но в такую темень нечего и думать заниматься поисками, придётся ждать до рассвета. Но, первым делом нужно согреться!
«Костёр, огонь!..» - завертелось в мозгу Болотова.
Пользуясь довольно ясной погодой, когда луна льёт свой бледный свет на окрестности, он сорвал несколько пучков сухой травы, наломал веток. Как у всякого солдата и курильщика, у поручика всегда имелось при себе огниво. После долгих усилий он выбил искру, и в траве родился столь желанный язычок пламени.
Ёжась от холода, Болотов заставлял себя активнее двигаться. Вскоре нашлось то, чем можно было «подкормить» огонь. Ветки, хвоя, кора – всё пошло в дело. Отыскались и более крупные сучья. Через небольшой промежуток времени он уже сидел возле жаркого костра.
«Проклятый Зинген, вероятно, перешёл болото, пока я был без сознания. На это ему потребовалось часа два… Что ж, я пойду по его следу!»
Одновременно возникло и чувство голода, утолить который было нечем. Оставалось только терпеть. «Ничего, утром выйду к жилью, куплю что-нибудь перекусить, монеты имеются. Мне бы найти Марту… Как там она?» Сейчас он особенно остро ощутил, как любит её…
Подкинув ещё сучьев в костёр, Болотов поднялся. Подошёл к краю болота, вгляделся в жуткую темноту. «Если Зинген жив, он тоже должен зажечь костёр… Мне бы хоть увидеть огонёк, чтобы понять, что она рядом…»
Но только тьма, тонущая в мрачной пустоте болота… Некоторое время он стоял, напрасно оглядывая черноту ночи и размышлял. Казалось, ещё совсем немного – и он достигнет цели своего похода, он вернёт себе невесту, а чете Тиггитс – дочь. Ради этого он был готов хоть сейчас вновь отправиться в трясину. Но, в темноте можно забрести невесть куда, да, скорее всего, найти свою погибель. Нет, он дождётся рассвета!
Почувствовав, что вновь начинает замерзать, поручик решил вернуться к костру. Но вдруг услышал в глубине болот странные звуки: Хлюп…хлюп…хлюп… Казалось, кто-то бродит в топях…
«Уж не фон Зинген ли это с Мартой?»
Он вернулся к костру, вынул из огня горящую ветку и вновь подошёл к болоту. Странные звуки стали слышны более отчётливо. Почудилось, что к ним прибавилось шумное дыхание… Болотов взмахнул горящей веткой.
- Зинген! Марта! – крикнул поручик.
Тот, кто бродил по трясине ночью, остановился. Но звуки тяжёлого, хриплого дыхания вновь донеслись до Андрея.
«Нет, это не они…»
Казалось, что Болотов и тот, кто ходит по болоту, смотрят друг на друга. Поручик был неплохо освещён, а сам ничегошеньки не видел, но всё равно ощущал жёсткий взгляд неведомого существа. Поневоле, ужас начал овладевать молодым человеком…
«Если это не они, то кто же тогда?»
И тут хлюпанье и чавканье возобновилось. Неизвестное существо продолжило путь. Но на сей раз, как показалось Болотову, оно направилось прямо к нему. Отступив на несколько шагов вглубь островка, поручик обнажил шпагу, готовясь встретить неведомого врага.
Хлюп… хлюп… хлюп… – теперь раздавалось всё ближе.
«Господи, кто же это?»
Наконец, свет луны, вырвавшейся из объятий туч, осветил одинокую сгорбленную фигуру «болотного скитальца». Это было существо, ростом с человека, но с неимоверно длинными и худыми руками… Лица его не было видно – светло-зелёное пятно с чёрными дырами глазниц.
«Господи, так это же не человек!» - слова молитвы застряли в горле Болотова. Волосы зашевелились на голове поручика. Он мог только мысленно повторять: «Свят… свят… свят…»
Существо вновь замерло, разглядывая поручика. Но тот решил ретироваться, не испытывая судьбу. Тем более что за костром надо было следить. От холода и ужаса челюсть Болотова дрожала, зубы выбивали дробь, как полковые барабаны. Да и всего его охватил озноб.
Вернувшись к костру, поручик накидал в него ещё больше дров. Пламя и жар – это было как раз то, в чём он сейчас нуждался более всего. Одновременно он прислушивался к тишине, царившей на болоте. Если тот, кто разгуливает по нему, двинется на остров, Болотов возьмёт его на шпагу, кем бы тот ни был!
И вот, хлюпанье послышалось вновь. На сей раз звуки удалялись…
«Пронесло… Но пронесло ли?»
Некоторое время Болотов провёл в ожидании повторного визита ночного гостя. Но, ничего не происходило, видимо, тот ушёл дальше по своим делам. А может, всё это Болотову просто померещилось? Кто знает, как действуют на сознание человека вонючие болотные миазмы?
А огонь согревал и успокаивал. «Эх, сейчас бы трубку закурить, жаль, табак остался у Василия Никитича… Да не мешало бы чарку водочки откушать…» Но ни того, ни другого, даже сухаря не было в распоряжении Болотова. И то хорошо, что живой остался. А уж табачок он раздобудет…
Больше подходить к болоту поручику уже не хотелось. Если надо, он всё услышит. Впрочем, прислушиваться тоже незачем. Пустота тут. Тишина и пустота…
Сон постепенно начал овладевать уставшим человеком. Глаза стали слипаться, голова склонилась на грудь… «Уже завтра я верну тебя, Марта…»
До рассвета оставалось часов шесть… Болотов поднялся, поискал ещё дров. Приволок здоровую корягу, хотя пришлось потрудиться, одной рукой тащить её оказалось весьма неудобно. Зато она, тлея, могла дать тепло, которого хватило бы на долгое время.
Наконец, отряхнувшись он снова сел на высохшее бревно и задумался. Сон не шёл, в голове крутились мысли: о Марте, о фон Зингене, о Тригубе с Непейцыным, о странном существе, обитающем в болотах, о том, что война вот-вот кончится…
Внезапно он услышал чьи-то голоса… И встрепенулся, согнав с себя дрёму. Нет, ему не почудилось: где-то, совсем рядом – люди! Он не понимал слов, но речь действительно была человеческой! Мужские и женские голоса, чувствуется, что тревожные… Вот послышался плач ребёнка… Боже, неужели он, Болотов, сходит с ума?
Голоса слышались со стороны болота.
Некоторое время поручик сидел смирно, не шелохнувшись. Страх холодной гадиной вновь заполз в его душу. Не может быть здесь и сейчас людей! Вновь чертовщина преследует его! Он знал, что не стоит идти и смотреть, кто там бродит. Но пересилить себя не мог. Поднялся и медленно пошёл к болоту.
То, что он увидел, показалось настоящим кошмаром. Там, в тёмной дали, словно в тумане, висели полупрозрачные светящиеся фигурки людей. Казалось, что они парили над болотом. Однако вполне можно было различить их лица и детали одежды. Мужчины несли длинные копья и топоры, женщины – детей и домашний скарб. Возле них сновали собаки.
«Да это же… древние пруссы! – вдруг вспыхнула догадка в мозгу Болотова. – Точнее, их призраки…»
Он же слышал, что в этих местах погибло множество пруссов, которых тевтонцы загнали в болота. Знать, до сих пор их души не нашли упокоения…
Глава 12. Наветы и торжество справедливости
Известная всему Кёнигсбергу тюрьма Голубая башня располагалась на острове Кнайпхоф, в юго-восточной его части. Неподалёку от Альбертины. Казалось, такое соседство должно было служить назиданием студентам: учитесь прилежно и работайте честно, живите по Божьим заповедям, дружите с законом, каким бы суровым он ни был, иначе не миновать вам страшных тюремных казематов.
Нижние этажи Голубой башни предназначались, в основном, для хранения разных припасов и имущества, в верхних же находились камеры. Там было непосредственно узилище.
Немало повидала тюрьма за четыре века своего существования, много несчастных в разные годы томились в её камерах: и ведьм, и колдунов, и мошенников, и грабителей, и бунтовщиков, и мародёров… Сюда помещали не только арестантов, приговоренных к лишению свободы. Тут содержались и подследственные, задержанные до выяснения обстоятельств. К таким можно было отнести и профессора Майбаха.
Маленький каменный мешок: гнетущие своды, спёртый воздух, сырость и отвратительная еда, вот что было уготовано профессору. Каждый проведенный здесь час казался годом. Никаких контактов с близкими, коллегами и учениками. Этого никто не ценит, пока такая связь есть, но, когда её нет – тоска, беда у всех без исключения. Невыносимы были и унизительные для честного человека ежедневные допросы. Добавьте к этому обвинение, грозящее смертной казнью.
В течение трёх дней заключения пожилой учёный начал быстро слабеть и чахнуть. Прежде довольно бодрый, он сделался безразличным и вялым, начал беречь силы, а следом – экономить слова…
- Господин Майбах, - допрос вёл совсем молодой следователь, но уже с заметной лысиной на макушке. Его донимал насморк, и он постоянно мял в руках носовой платок. Это был бывший студент юридического факультета Альбертины, профессор даже помнил его имя – Герхард Молле. – Следствием установлено, что к вам, под предлогом лечения различных заболеваний, приходили люди, сотрудничающие с королём Фридрихом. У нас имеется список этих лиц. Ответьте: чем интересовались агенты короля, и какие задачи они ставили перед вами? – видя скверное состояние профессора, он делал паузу, а затем якобы проявлял заботу: – Если вам тяжело говорить, выпейте воды, не спешите… Я понимаю, что вас просто использовали, вы действовали не как открытый враг государства, а, скорее, как человек, который запутался...
Майбах мотал головой, с трудом открывал рот и выдавливал из себя:
- Не было… агентов. Только больные… пациенты…
Следователь понимающе кивал головой, загадочно улыбался, делал пометку на листе бумаги и задавал следующий вопрос… Так продолжалось три бесконечных дня. На четвёртый день пришёл русский офицер с переводчиком.
Выразив сочувствие профессору, новый следователь, подполковник Филиппов, выразил надежду на то, что в скором времени дело Майбаха будет решено таким образом, что с подследственного снимут все обвинения, и он вновь займётся любимым делом.
- У меня вопрос к вашей исследовательской деятельности, господин Майбах. Вы использовали электричество для лечения людей. Где записи с результатами ваших работ? Кому вы передали их, и с какой целью?
- Основные результаты я изложил месяц назад на собрании медицинского факультета Альбертины, - тихо ответил профессор. – А записи, которые я вёл… Там больше размышлений, чем результатов… Их копии я передал дворянину из Мюнхена для дальнейшей совместной работы с целью обоснования новых методов лечения... Его имя – Курт фон Шпаннинг. Вы тоже считаете его агентом короля Фридриха?
- Как знать, уважаемый профессор, как знать. Вы, кстати, не располагаете сведениями, где он остановился?
- Не имею понятия. А сейчас он, верно, на пути в Мюнхен.
- Я вижу, вам трудно говорить…
- Ничего, господин подполковник, спрашивайте. Я желаю как можно скорее избавиться от ложных обвинений и подозрений.
- Вы врач. Какова, по вашему мнению, причина гибели госпожи Зубовой?
- И я, и мои коллеги вряд ли ошибёмся, если предположим, что причиной смерти моей пациентки стало её чрезвычайно слабое сердце.
- И что же его могло так ослабить?
- Болезни, господин подполковник, – Майбах печально покачал головой. – Болезни некоторых внутренних органов иногда больше убивают сердце, чем сами эти органы… Дама страдала избыточной полнотой, одышкой и потливостью… Я бы смог поставить ей правильный диагноз…
- А что вам помешало это сделать?
- Видите ли, - Майбах смутился, - фрау Зубова ничего не сказала мне о своём сердце. Она настаивала на том, что желает избавиться от морщин на своём лице и нервических припадков… Хотя, я, конечно, мог заподозрить и сердечную болезнь, но не успел…
- Как изволите вас понимать?
- Вот взять хотя бы насморк. Казалось бы, какая мелочь - он сам через недельку пройдет. И большинство людей относятся к нему довольно легкомысленно. Но не нужно «чихать» даже на обычную простуду! Точно с таких же симптомов порой начинается и чума, но что бы её распознать нужно некоторое время, а у меня его не было…
- А какую роль в смерти графини сыграло электричество? – поинтересовался подполковник.
Майбах задумался.
- Я бы сказал, - наконец, промолвил он, - что электричество ускорило то, что должно было случиться, может, через месяц, а может – через полгода… Произошёл паралич сердечной мышцы… и сердце остановилось…
- Значит, не примени вы эту малоизученную материю…
- Сейчас фрау Зубова бы была жива… Господь – свидетель, я очень скорблю об утрате. Но до того трагического дня моё лечение электричеством проходило весьма успешно… Подобных сердечных аномалий более ни у кого из моих пациентов не было…
А Кёнигсберг жил своей обычной жизнью. Торговля шла полным ходом, город готовился к зиме. Склады пополнялись новыми припасами, одни – пшеницей, рожью и овсом, в другие загружали уголь. В ледники магазинов складывали мясо и рыбу, в аптеки, памятуя о недавней эпидемии чумы (92) и со страхом полагая, что она, не дай, Бог, может повториться, завозили лекарства.
Дожди шли почти каждый день. По ночам в город наведывались морозы и лужи подёргивались тонким ледком. Дворники старались сметать лишнюю влагу, но она появлялась вновь и вновь, вместе с жёлто-красно-бурой листвой, опавшей с деревьев и густо усеявшей брусчатку и тротуары.
Экспериментальный участок Андрея Болотова продолжал жить. И, хоть на поле сейчас ничего не росло, ветряки крутились, заряжая «электрические бочонки», хранилища удивительной материи. За всем этим хозяйством присматривали Никита Богомольцев и Алексей Самойлов. А руководил обоими Савва Константинович, уже полностью уверовавший в «чудесную силу сих замечательных машин».
- Вернётся Андрей Тимофеевич, - с улыбкой говаривал он, - взглянет на свой домик, на агрегаты, пополняющиеся электрическими зарядами, и душа у него возрадуется, и с благодарностью он о нас подумает.
Никто и не догадывался о том, что Болотов в настоящее время в одиночестве пропадает на болотах вблизи местечка Лёбенау.
Ближе к полудню 28 октября в Кёнигсберг вернулся генерал-губернатор Василий Иванович Суворов. В Пиллау он осмотрел береговые укрепления, проверил боевую выучку и быт гарнизона, одних, исполнительных лиц, поблагодарил, других, безответственных, наказал. Заодно осмотрел пристани – готовился приход в Пиллау русской военной эскадры.
Возвращался он в дурном настроении: до него дошли слухи о том, что императрица полностью отошла от государственных дел, что страна сейчас находится в руках графа Воронцова и графа Шувалова, да и наследник, Пётр Фёдорович открыто готовится занять престол. А коль станет он государем, что тогда случится? Побежит по скудоумию на поклон к королю Фридриху, когда тот уже побеждён?
- Упаси, Господи, от царя-дурака, – осенил себя крестом Василий Иванович.
Рядом с ним, в карете ехал его слуга Захар, старый солдат, вот уже два десятка лет верой и правдой служащий Суворову. Видя скверное настроение генерал-губернатора, слуга забеспокоился.
- Не маялся бы ты, батюшка, – Захар порылся в своих корзинах и выудил на свет Божий бутылку с коньяком. – На-ка, отведай благородного напитку. И согреет, и на душе полегчает…
- Чайку бы сейчас, Захарушка…
Наконец, прибыли в Кёнигсберг, подъехали к Королевскому замку. Здесь губернатора встретили важные чины, несущие ответственность, как по военной, так и по хозяйственной части.
Приняв посетителей и отобедав, генерал-губернатор собрался было отдохнуть, но его адъютант Иван Хитрово доложил, что к нему на приём рвётся важный господин из Университета – профессор медицины Христиан Готлиб Бютнер.
- Проси, – махнул рукой Суворов. – С докторами нужно быть потактичней, – вздохнул он. – Профессора по пустякам не приходят, знать, случилось что-то…
Так он узнал о том, что профессор Майбах арестован и заточён в Голубую башню, где дожидается суда.
- На каком основании?! – возмутился Суворов.
- По подозрению в пособничестве королю Фридриху… И в убийстве супруги графа Зубова.
- Хитрово! – громогласно позвал генерал своего адъютанта. – Немедленно коменданта ко мне!
Несколько минут спустя, военный комендант Королевского замка стоял перед возмущённым губернатором.
- Объясните мне, господин полковник, что за странные, я бы сказал, безумные приказы вы отдаёте в моё отсутствие?
Полковник Аракчеев стоял «во фрунт» и молчал. Лишь глаза его испуганно следили за генерал-губернатором.
- Я жду ответа. По чьему распоряжению в тюрьму заточён профессор Майбах? Какие обвинения предъявлены ему? На чём они основаны? Вы можете мне объяснить?
Комендант продолжал молчать. Наконец, выдержав долгий и пристальный взгляд Василия Ивановича, он выдавил из себя:
- Граф Зубов, ваше высокопревосходительство… Лечение Майбахом жены графа закончилось трагедией… Генерал Зубов убеждён в том, что профессор состоит на тайной службе у короля Фридриха. Я… рекомендовал провести всестороннее расследование, но он… Поэтому Майбах сейчас в Голубой башне…
- Как вы могли! – не успокаивался всегда выдержанный и немногословный Суворов. – Я прекрасно знаю этого человека. Профессор Майбах не способен на столь подлый поступок. А в причинах смерти пациентки надо разбираться! И не вам, и не Зубову, а самим врачам! Я уверен, что никакого злого умысла, а тем более измены в данном случае не было!
- Я немедленно распоряжусь, чтобы Майбаха выпустили.
Тогда Суворов немного успокоился.
- Держите это дело под контролем. И обо всём, что связано с Майбахом, – непременно докладывать мне! До окончания разбирательства, считаю, можно ограничиться домашним арестом. Предоставьте мне документы с обвинениями в адрес профессора и доказательную базу, имеющуюся у следствия!
- Все эти документы – у графа Зубова…
- Хорошо. Я лично поговорю с ним. Слишком многое позволяют себе некоторые высокие чины…
Этим же вечером, едва начало темнеть, Майбаха освободили под домашний арест. Выйдя из тюрьмы, учёный, не веря своему счастью, побрёл домой в направлении Лавочного моста. Он вежливо отвечал на приветствия встречных людей, которые искренне радовались тому, что видели известного доктора на свободе.
Слуга профессора, Петер Вурст, встречая на пороге дома своего хозяина, прослезился.
- Дорогой профессор! Я уж не ожидал увидеть вас живым!..
- Не беспокойся, Петер. Приехал губернатор и всё поставил на свои места…
Чёрный кот Майбаха выбежал встречать хозяина и получил свою долю ласки.
- Уголёк…, - потрепал питомца по шее учёный. – И ты беспокоился за меня…
- Прошу к столу, профессор, - послышался голос Петера. – Я хоть и отчаялся вновь увидеть вас, но в глубине души всё же ждал каждый день… И у меня кое-что припасено к вашему приходу… вот тут квашенная капуста, картофель, говядина…
При виде таких яств, Майбаху сделалось дурно. Слуга поддержал его, иначе бы профессор упал.
- Вас морили голодом, изверги… Тогда вам не помешает добрый коньяк! Я надеюсь, с теми страшными обвинениями, про которые судачит весь город, покончено?
Профессор скинул плащ и сел на табурет, а Петер поспешно наполнял коньяком стеклянный бокал.
- Пока нет, - тихо ответил Майбах. – Но такого огульного обвинения, думаю, в дальнейшем уже не будет. Генерал Суворов помнит добро и не даст меня в обиду. Так что, любезный мой Петер, я пока нахожусь под домашним арестом…
- Но это же дома! – расплылся в улыбке Вурст. – Это же не в тюрьме!
Кот забрался на колени к профессору. Тот прижал его к себе и ласково поглаживал. Уголёк громко заурчал от удовольствия.
- Вот ведь, хоть животное, – заметил Петер, кивая головой на усатую мордочку, – а всё понимает. Он чувствовал, что с вами произошла беда, а теперь радуется тому, что всё обошлось.
- Пресвятая Дева, - пробормотал счастливый профессор, - до чего же хорошо дома…
Массивные старинные часы из красного дерева пробили семь раз.
- Ваше высокопревосходительство! – появившийся в кабинете Суворова генерал Зубов, сразу «бросился в атаку». – Почему вы приказали освободить Майбаха? Разве вам не известно, что он – шпион короля Фридриха? Он убил мою супругу, имея целью нанести удар по мне и моим чувствам, рассчитывая, что это скажется на снабжении наших войск всеми необходимыми припасами, и привести, в конце концов, Бог знает к каким последствиям!
Генерал-губернатор сидел за своим столом и даже не потрудился встать при появлении графа. Лицо его нахмурилось, взгляд же напоминал каменную глыбу, которая медленно покатилась в сторону вошедшего генерала.
- Василий Иванович, голубчик, ну что же случилось? – генерал Зубов перешёл на фамильярность. – Почему вы приказали освободить преступника? Скоро должен состояться суд, и я уверен, что Майбаха повесят! И правильно сделают!
- Павел Сергеевич, – глаза Суворова прищурились. – Вы что же, решили оспорить мой приказ? Не слишком ли усердствуете, сударь? Или вы изволили забыть, кого из нас императрица назначила генерал-губернатором Восточной Пруссии?
На Зубова словно вылили ушат холодной воды. До сей поры он, потеряв жену, всюду находил понимание, сочувствие, везде ему выражали готовность помочь. А тут…
- Вы что же себе позволяете, генерал? – всё сильнее распалялся Суворов. – Или думаете, что я стану потакать вашим преступным поступкам? Сегодня же уйдёт моё донесение в Санкт-Петербург, а пока вы сами посидите под домашним арестом!
- Но позвольте, ваше высокопревосходительство!..
- Не позволю! – тон генерал-губернатора, впрочем, начал успокаиваться, - Это как же вас следует понимать? Стоит губернатору отлучиться по делам, как за его спиной начинается странная возня, невиновных, заслуженных и уважаемых людей начинают обвинять в ужасных делах, сажают в тюрьму и вообще, грозят повесить!
Зубов совсем сник. Он словно уменьшился в росте и сжался, его холёные ладони втянулись в рукава камзола. Взгляд генерала плутал вокруг оконной рамы, робко заглядывая за неё, на поливаемую дождём улицу.
- Я понимаю, потеря супруги надломила вас, но извольте держать себя в руках, Павел Сергеевич. И не чернить огульно уважаемых людей. По данному делу будет проведено тщательное расследование, и, если совершена врачебная ошибка, Майбах заплатит штраф… Большой штраф. Но впредь не смейте обвинять профессора в измене!
Глава 13. Объяснение
Ночь Болотов провёл у костра, который к утру, когда Андрея Тимофеевича сморил сон, всё-таки погас, махнув на прощание лёгкой, сизо-голубой ручонкой дыма. Возле углей было ещё относительно тепло, но чуть дальше от них царил холод. Пар валил изо рта раненного офицера, а иней покрыл жухлую траву и вечнозелёный плющ.
Едва рассвело, поручик поднялся, сделал несколько согревающих движений руками, затем пофехтовал шпагой, разгоняя кровь по телу. Упражнения закончились резким выпадом, в результате которого воображаемый противник (наверняка, фон Зинген) был пронзён насквозь. После этого Болотов ещё раз тщательно обыскал островок, обойдя его вдоль и поперёк, и убедился в том, что барон и Марта давно покинули его.
Обострилось и чувство голода – более суток поручик ничего не ел. Но это было не главным, он вырвет Марту из рук похитителя, затем они найдут какой-нибудь трактирчик, пусть даже в Польше, где смогут наесться и отдохнуть.
Непонятно было другое: куда они с бароном ушли и что с ними сталось. Некоторое время поручик стоял, всматриваясь в болото. Ему ещё чудились чьи-то тяжёлые шаги по зыбкой почве. От ночного кошмара он едва отошёл, поэтому лезть в топь очень не хотелось. Но там – Марта. И он обязательно пойдёт за ней.
А над топями вновь поднимался туман. И он становился всё гуще. Сквозь густую дымку едва просматривалась жёлтая полоса леса. Там болота заканчивались, и там – спасение. Скорее всего, именно туда направил свои стопы фон Зинген. Стало быть, и ему, поручику Болотову, должно идти туда же. К тому же, о, радость, в нескольких шагах от него на тонких веточках чахлого деревца висела белая тряпочка – метка «болотных людей»! А немного подальше – вторая! Значит, перед ним – путь на берег, к суше! Следовательно, нечего рассиживаться, надо идти дальше!
Он нашёл свою верную спутницу-слегу, зачерпнул ладонью из лужицы талой воды, чуть схваченной ледком, жадно и с удовольствием её выпил. Сунул в рот несколько ягод клюквы, и, поскольку других вещей, кроме шпаги, у него не было, немедля пустился в путь. Торопился он оттого, что прекрасно видел впереди два-три висящих лоскутка.
Быстрое движение согревало, и даже холод воды, когда офицер порой проваливался выше среза сапога, уже ощущался не так остро. А мысли о том, что где-то здесь бродит неведомое существо, которое явилось ему ночью, он гнал прочь. Возможно, оно ему просто померещилось, что немудрено, поскольку он надышался ядовитыми болотными миазмами.
Впереди рыжела полоска леса, и это придавало поручику дополнительные силы и уверенность в себе. Всё было так же, как и вчера. Хлюпала под ногами чёрная жижа, всплывали из её глубин зловонные пузыри. Поначалу дорога была сносной – нога проваливалась лишь по щиколотку, почва хоть и покачивалась, но держала, и идти было легко. Однако чем дальше забирался поручик в болото, тем тяжелее становился путь.
Когда он остановился для того, чтобы осмотреться и отдышаться, то увидел, что заветная полоска леса, к которой он следовал, похоже, ни на аршин не приблизилась к нему. К тому же её почти полностью поглотил туман.
«Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твоё, да придёт Царствие Твоё; да будет воля Твоя как на земле, так и на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как мы прощаем должникам нашим; и не вводи нас во искушение, но избавь нас от лукавого…»
Он прошептал слова молитвы, и с ужасом обнаружил, что не видит меток, указывающих путь, нигде – ни впереди, ни сзади…
Вокруг него – только туман, и окрест – бесконечная топь… И тут же нахлынули такие постыдные для офицера страх и уныние.
«Спокойно, Андрей, - приказал он самому себе, - это оттого, что туман скрыл полосу леса… Но ориентиры были обозначены, и я их найду… Слега – под рукой… Значит, вперёд! А туман скоро рассеется!»
И он вновь, действуя двумя руками (сегодня раненое плечо болело гораздо меньше), принялся ощупывать дно и продвигаться вперёд. Действовал не спеша, аккуратно и внимательно.
«Они где-то рядом… Возможно, добрались до леса и там свалились от усталости…»
«Лежат? Вместе?..»
«Фон Зинген ранен… Возможно, он уже умер… Но Марта?.. Сохрани её Господь…»
И вновь – тяжелейший путь, полный смертельного риска. Дважды он слегой попадал в бездну и едва не делал в неё роковой шаг… Но, вовремя останавливался, переводил дух, и обходил опасное место. Затем ощупывал новый участок и находил узенькую, едва приметную тропку, которая прогибалась, но держала отважного путника.
Через некоторое время ветерок немного разогнал туман, и вновь впереди стал просматриваться частокол деревьев. На душе у Болотова сразу стало веселее – до леса оставалось каких-нибудь полверсты. Правда, проходили они через топи. Но, шаг за шагом поручик эти топи преодолевал.
Господь благоволил к Болотову. К концу дня ему удалось перейти болото и выйти на противоположный берег. Как раз под увешанные рыжей листвой кроны деревьев.
«Неужели я перебрался? Слава Богу Всемогущему!»
Очутившись на твёрдой почве, он необыкновенно обрадовался. И теперь был готов лететь сломя голову куда угодно. На глаза навернулись слёзы. Он жив! И скоро обнимет свою невесту!
Андрей, забыв об усталости, с удовольствием притопнул ногами по земле. Великим наслаждением было ощущать то, что она тверда и прочна!
Тут кипела иная жизнь. Белки бегали по стволам высоченных сосен, птицы перелетали с дерева на дерево, под каждым кустом шуршали мыши… Это - лес! Это – жизнь!
А неподалёку журчал родник. Болотов припал к нему губами и с наслаждением глотал холодную, сладчайшую воду.
Но куда направили свои стопы те, по чьим следам идёт он? Немного успокоившись, Болотов принялся тщательно осматривать местность. И вскоре его поиски принесли результат – он нашёл кусок окровавленной материи. Было видно, что она брошена совсем недавно.
«Фон Зинген ранен… Он не мог уйти далеко!»
Пушистые ёлочки, стройные сосны, уже почти голые берёзы и осины…. Высокая сухая трава, кусты можжевельника и брусники… Меж ними петляет едва заметная тропинка, а на ней отчётливо видны свежие следы, которые ведут… А вот и то место, куда они ведут – небольшой, приземистый домик, возможно, охотничья избушка!
«Они здесь! Обои…»
Зарычав, словно дикий зверь, Болотов вынул шпагу из ножен и ударом ноги распахнул тонкую деревянную дверь.
Он не ошибся. Внутри хатки горела свеча. Она стояла на столе, возле которого располагался деревянный топчан. На нём лежал мужчина. Над мужчиной склонилась женщина.
Обернувшись на шум, Марта встретилась с горящим взглядом Болотова.
- Марта! – Андрей обезумел от счастья. – Я нашёл тебя, любимая! – И кинулся к ней.
- Нет! Стой, Андреас! – умоляющий тон заставил Болотова замереть на месте.
Его невеста вновь склонилась над раненым и нежно обняла его голову.
- Уйди, Андреас… Уйди…
- Что ты, любимая…. Я так долго искал тебя… - поручик обратил внимание на лежащего без движения фон Зингена. – Он… жив?
«Если сейчас жив, то завтра Господь приберёт его к себе…»
- Да, он плох…, - слёзы навернулись на глаза Марты, - но он дышит. Я вылечу его…
Её слова ударили в сердце Болотова пистолетным выстрелом. Самые страшные опасения сбылись! Было похоже, что его невеста влюбилась в своего похитителя!
- Что ты говоришь, Марта? Как можно?..
- Да, Андреас! – её полные слёз глаза блеснули в полумраке. – Я люблю Теодора, и никогда не покину его!
Болотов рухнул на колени перед возлюбленной. Он не мог поверить в то, что результатом его долгих рискованных поисков окажется такое жалкое и унизительное положение.
- Марта, первый раз в жизни я так сильно полюбил. Никто кроме тебя мне теперь не нужен. С каждым твоим взглядом, вздохом и словом, я понимал, насколько мне повезло и как я счастлив! Мы жили под одной крышей, для меня всё было очень серьёзно, и я надеялся, что вскоре мы обвенчаемся. Ты тоже отвечала мне взаимностью. Я видел, что это – искренние чувства, настоящие. И теперь мне не понять, что с тобой случилось? Разве я тебя хоть чем-то обидел? Ведь невозможно любить лишь чуть-чуть… Нельзя любить и одновременно так больно ранить! Отчего в тебе произошли такие перемены?
Некое подобие жалости мелькнуло в её печальном взгляде.
- Милый Андреас… Когда я давала согласие на брак с тобой… любви в моём сердце не было… Было великое уважение и душевная привязанность. Я сказала «да», не подумав… Вернее, мной руководил рассудок, а не чувства… Прости меня, но я была неискренна. А когда любовь, наконец, во мне проснулась, то она пробудилась не к тебе, пойми…
- Так ты любишь этого… баварского барона?
- Да, я люблю его и останусь с ним, потому что так мне велит моё сердце!
Болотов почувствовал, как пустеет его душа, как что-то самое главное утекает из неё, улетая безвозвратно.
Глаза фон Зингена были закрыты, а грудь умело перевязана довольно чистой материей, сквозь которую над раной просочилась кровь. Лицо барона сделалось таким бледным, что казалось, будто он уже умер. Но ему мало было просто умереть, нужно, чтобы в его смерть поверила Марта...
«Какие слова найти для возлюбленной, как заставить её пойти со мной? Господи, подскажи!»
- Марта… Теодор уже не жилец… Идём со мной. Мы вернёмся в твой дом…
- Не говори так. Я не покину его, а буду выхаживать, - она погладила тёмные волосы своего возлюбленного. – Он мечтал увезти меня в Мюнхен, и эта мечта непременно сбудется…
Да, это была уже совсем другая Марта… Дыхание спёрло в горле Болотова.
- Не надо так, любимая… Ты же видишь… Я предложил тебе руку и сердце. Я сделаю всё для того, чтобы ты была счастлива. Не отказывай мне. Прошу тебя…
На некоторое время ему показалось, будто она колеблется. Горящая свеча, тихо потрескивала. Пламя прыгало на кончике фитиля. Казалось, словно оно безутешно рыдает и прячет заплаканное лицо в ладонях.
- Нет, Андреас… Прости меня. Я знаю, что больно раню твоё сердце, но… не могу иначе…
«Боже мой… Да она точно не в себе! Мне бы схватить её, связать и насильно отвезти в Кёнигсберг…»
- Собирайся, Марта! Прощайся с бароном, мы немедленно возвращаемся домой!
- И не думай, Андреас! Я никого не хочу видеть, ни своих родителей, ни тебя! А его я выхожу… Обязательно спасу… Неужели ты не понимаешь? Уходи!
- Но как я возвращусь к твоим родителям, которым обещал вернуть тебя домой? Что я им скажу, как посмотрю в их глаза?
- Скажи им что хочешь. Убеди их, что я счастлива в Мюнхене со своим любимым!
«Почему я не утонул в трясине? Почему меня не убила пуля фон Зингена?»
Прежде чем уйти, Андрей достал из внутреннего кармана, пожалуй, самое главное своё богатство – заветную коробочку с целебной мазью, и аккуратно положил её на стол рядом со свечой. Рядом высыпал горсть серебряных монет.
- Смазывай ему рану, Марта. Это лекарство славно помогает…
- Благодарю тебя, Андреас. Ты – благородный человек.
Он повернулся, взглянул ей в глаза. Вероятно, он надеялся, что сейчас она передумает и остановит его… Вместо этого Марта произнесла:
- Когда разбивается сердце любимого - это всегда очень больно, потому что чувственная и духовная связь между людьми рвётся. Завершить наши отношения нужно с благодарностью и уважением. А признательность придёт лишь после того, как мы простим друг друга. Прости меня, пожалуйста, дорогой Андреас. Я очень виновата перед тобой…
Печаль и тоска сдавили грудь Андрея. Он понял, что уже никогда не вернёт себе Марту. Тихо и от волнения сбивчиво, он произнёс:
- Теперь я знаю, что самое горькое чувство – это разочарование в любимой женщине. А такая незаслуженная обида, нанесенная дорогим тебе человеком - страшная вещь. Ведь любовь, прежде всего, это - взаимопонимание, доверие и умение прощать, иначе - она не любовь. Но я тебя прощаю и отпускаю… Потому что люблю... Будь счастлива, Марта…
Когда он выходил из хижины в темноту вечера, то слышал за своей спиной:
- Всемилостивый Господь! Прошу Тебя, пусть этот человек будет счастлив, а его душа всегда светится одной лишь любовью. Даруй ему крепкого здоровья и сил, понимания и сочувствия ближних. Огради от злословия и зависти, уныния и отчаяния, от боли телесной и душевной, если же всё это неизбежно, не покинь его и тогда, дав надежду и утешение. Пускай Ангел Хранитель всегда поможет ему, когда его собственные крылья начнут слабеть и опускаться вниз...
Ещё не наступила ночь, как Болотов, Бог знает, каким образом, появился в польском селении. Он не помнил, как договаривался с местными жителями, как покупал лошадь на постоялом дворе и спрашивал дорогу в сторону Хайлигенбайля. Его уговаривали остаться на ночь, мол, незачем отправляться в путь в ночную пору. Потом он упал без чувств и проспал до утра.
На заре Болотов слегка перекусил, привёл себя в порядок, и отправился в обратный путь. В Кёнигсберг он прибыл только спустя два дня.
О том, что произошло с ним на болотах, он не рассказал никому, кроме самых близких друзей, и не делал записей в своём дневнике…
Эпилог
Прибыв в Кёнигсберг после своих мытарств, Болотов предстал пред очи четы Тиггитс. Он объяснил им, что с Мартой всё в порядке, она убыла в Мюнхен со своим избранником, которого любит. Она просит прощения у родителей и обещает в скором времени дать о себе знать.
Позже он приступил к выполнению своих служебных обязанностей в Королевском замке. Он встретился со своими друзьями, помогавшими ему в его приключениях. И капитан Тригуб, и поручик Непейцын были живы и здоровы. Путешествие по болотам не сказалось на их здоровье и боевом духе…
Казалось бы, жизнь в Кёнигсберге движется своим чередом, и так будет всегда, по крайней мере – на долгие годы… Но всё изменилось очень скоро.
17 ноября у больной российской императрицы резко ухудшилось состояние здоровья. Последовал «первый острый приступ болезни», как отмечали придворные медики. О том, то это была за болезнь, до сих пор неизвестно.
12 декабря 1761 года у Елизаветы Петровны неожиданно возник сильный кашель с кровохарканьем и последующей резкой слабостью.
25 декабря 1761 года императрица скончалась.
На русский престол вступил Пётр III. Как большой обожатель короля Фридриха II, он немедленно заключил мир с Пруссией.
Все земли, отошедшие России, вновь возвращались Пруссии.
Русские офицеры и чиновники в Кёнигсберге начали сдавать дела и обязанности немцам. Восточная Пруссия перестала быть российской губернией.
Но русские войска ещё не убыли из Кёнигсберга, как в июне 1762 года из Санкт-Петербурга пришло новое известие: Пётр III свергнут, Россией правит императрица Екатерина II. Российские офицеры не успели обрадоваться, как получили сообщение о том, что государыня оставила в силе указ своего бывшего супруга.
В 1762 году начался отвод армии из Восточной Пруссии. А в августе этого же года последние русские солдаты покинули её.
Но ещё в январе Андрея Болотова назначают флигель-адъютантом генерал-полицмейстера Петербурга Н.А. Корфа. Уезжая из Кёнигсберга, Болотов написал в своём дневнике:
«Прости, милый и любезный град, и прости навеки!.. Никогда не позабуду я тебя и время, прожитое в недрах твоих. Если я доживу до старости, то и при вечере дней моих буду ещё вспоминать все приятности, которыми в тебе наслаждался. Слеза горячая, текущая теперь из очей моих, есть жертва благодарности моей за вся и всё, полученное от тебя! Прости навеки!»
В марте же он прибыл в Санкт-Петербург, в котором не задержался. После столицы Восточной Пруссии, где он занимался науками, здешняя праздная жизнь была ему противна. Он решает уйти со службы. Его мечтой теперь стала деревня, спокойная жизнь среди книг и друзей.
14 июня 1762 г. Болотов ушёл в отставку и отправился в родное Дворяниново. Здесь началась его новая жизнь, долгая и плодотворная. В 1764 году Андрей женился на юной дворянке Александре Михайловне Кавериной. Она стала ему верной женой, родила девятерых детей и сделалась хорошей хозяйкой.
Благоустраивая своё имение, Болотов старался всё делать сам – работал и по дому, и в саду, ухаживал за деревьями и грядками. Как повелось, он вёл дневник. Всё, что происходило в его жизни, заносилось в его «Записки», названные автором как «Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков».
Кроме этого, он писал сочинения по агрономии. В 1767 году его избрали членом Вольного Экономического общества.
Убедившись в пользе томатов и картофеля во время жизни в Кёнигсберге, Андрей Тимофеевич приложил немало трудов для того, чтобы эти культуры прижились и в России. Желая облегчить крестьянский руд, Болотов придумывал и изготовлял различные приспособления, изобретал способы обмолота семян.
Неутомимый исследователь и творец, русский писатель, мемуарист, учёный, ботаник и лесовод, философ-моралист, один из основателей агрономии и помологии в России оставил после себя богатейший архив. Он настаивал на том, что необходимо жить в согласии с самим собой и с окружающим миром. Основы же его жизненных и философских концепций родились ещё в Кёнигсберге.
Болотов страстно желал раскрыть все тайны природы, и мечтал о всеобщем счастье и благоденствии. Только об «электрических машинах» и способах повышения урожая с помощью электричества он очень долго не упоминал. И понятно, почему. Слишком глубока была душевная рана, полученная им в последний период пребывания в Кёнигсберге, когда он работал над этой проблемой. Лишь на склоне лет он написал труд: «Краткие и на опытности основанные замечания об електрицизме и о способности електрических махин к помоганию от разных болезней», которая содержала рецепты диагностирования и лечения самых различных заболеваний - от насморка до психических расстройств.
Друзья Болотова, Тригуб и Непейцын остались в действующей армии, ходили в походы под знамёнами сына Василия Ивановича Суворова – Александра. Оба дослужились до полковничьего чина, после чего убыли в отставку.
Профессор Майбах продолжал жить в Кёнигсберге, преподавать в университете и лечить людей.
Иммануил Кант вскоре стал профессором Альбертины, имя этого замечательного учёного-философа теперь известно всему миру. Он умер в 1824 году. Могила Канта находится на одноимённом острове (бывший остров Кнайпхоф) у стен Кафедрального собора. Всяк прибывающий в славный город Калининград обязательно приходит почтить память великого философа.
О Марте Тиггитс и бароне фон Зингене история не сохранила никаких сведений, а мы не стали брать на себя ответственность, чтобы сочинить более-менее правдоподобное продолжение их жизненного пути. Пусть добрый читатель сам измыслит подходящий для его душевного настроя сюжет.
КОНЕЦ
Калининград – Москва
апрель - сентябрь 2018 года
Примечания
1 – с января 1758 года
2 – Балтийское море
3 – Johann Georg Haman - 1730-1788 гг., немецкий философ, идеолог итературного движения «Буря и натиск»
4 – 19 (30) августа 1757 г. Русскими войсками тогда командовал фельдмаршал С.Ф. Апраксин. Русские победили, но никакой выгоды из победы не извлекли
5 – об этом читайте в нашей книге «Хвост ящерицы. Тайна русского Кёнигсберга»
6 – немногим более четырёхсот метров
7 – заводчика охотничьих собак, лаек
8 – Даниэль Вейман, в те времена - магистр философии
9 – австрийский командующий в Семилетней войне
10 – Гофман Иоганн Адольф (1676-1731)
11 – в этот момент тоже была европейской страной, поскольку её владения простирались на Балканском полуострове довольно далеко
12 – 1701-1721 гг.
13 – 1733-1739 гг.
14 – 1740-1748 гг.
15 – война Короля Георга, 1744 -1748 гг.
16 – 1756-1763 гг.
17 – 1490-1568 гг., последний магистр Тевтонского ордена, первый герцог Пруссии, Альбрехт Бранденбургский-Анбахский Гогенцоллерн
18 – прототип современного фотоаппарата, оптическое устройство, позволяющее воспроизводить изображение объектов
19 – ныне г. Приморск
20 – фраза принадлежит профессору Х.Я. Краусу
21 – Чтение питает ум (лат.)
22 – Высоких целей достигают, преодолев большие трудности (лат.)
23 – 1544-1603 гг.
24 – 1602-1686 гг.
25 – 1724 - 1802, российский и германский физик, астроном и математик
26 – от нем. locktig - кудрявый, кудрявый лес
27 – Орден розы и креста - теологическое и тайное мистическое общество, созданное в период позднего Средневековья в Германии Христианом Розенкрейцем
28 – подробнее о Братстве мыслителей читайте в нашей трилогии «Дух Альбертины и тайна древней книги»
29 – решись быть мудрым (лат.)
30 – с нем. Sp;ter Gast - Поздний гость
31 – Всё неизвестное кажется грандиозным (лат.)
32 – ныне – Вислинский залив
33 - немецкая миля примерно равна семи километрам
34 - около 80 км
35 - ныне Пльзень
36 - в 1683 году
37 - одна из наиболее могущественных монарших династий Европы во времена Средневековья и Нового Времени
38 - 1571-1639 гг. - немецкий астроном, математик, механик, оптик, первооткрыватель законов движения планет Солнечной системы, более десяти лет работал в Праге
39 - ныне - г. Вроцлав
40 - около 350 км
41 - 1310-1370 гг. Король Польши
42 - примерно 130 км
43 - улица, пересекающая Кнайпхоф с запада на восток
44 - ныне - ул. Пролетарская
45 - ныне - Верхний пруд
46 - Нолле, Жан-Антуан (1700-1770) французский священник (аббат) и физик-экспериментатор (член Парижской Академии наук)
47 - Братство мыслителей (лат.)
48 - 1689-1764 гг.
49 – Иоганн Генрих Винклер (1703-1770), немецкий физик
50 – В Германии в конце XVIII века за 33 года было убито 120 звонарей и разрушено 400 колоколен
51 – Сомневайся во всем (лат.)
52 – место казней в Кёнигсберге, сейчас находится возле Парка Культуры
53 – Diez von Schaunburg, в других источниках его имя записано как Diez von Swinburg
54 – ныне - Нижний и Верхний пруды
55 – 1706 - 1776 гг., Кёнигсберг. Профессор медицины
56 – сторонники пиетизма, религиозного течения, противопоставляющего формально-обрядовой стороне религии мистическое чувство
57 – имеются в виду препараты ртути, широко применяемые для лечения «любовного недуга»
58 – Форштадт, пригород Кёнигсберга, расположен к югу от Кнайпхофа
59 – введение в организм лекарственных веществ с помощью постоянного тока в последствии получило название «лекарственный электрофорез»
60 – 1754-1801 гг., будущий император Павел I, сын Екатерины II и Петра III
61 – Дружба украшает жизнь (лат.)
62 – Друзья - воры времени (лат.)
63 – С прекращением причины прекращается действие (лат.)
64 – Болотов в своих «Записках» каждое письмо начинал словами: «Любезный приятель...»
65 – ныне городской округ Мамоново Калининградской области
66 – об этом читайте в нашей книге «Хвост ящерицы. Тайны русского Кёнигсберга»
67 – 48 км
68 – ныне река Витушка
69 – ныне река Мамоновка
70 – Ты протянул мне розу, я укололась о шип… (нем.)
71 – Hasenberg - заячья гора (нем.)
72 – Ты ушёл, а шип остался торчать...
И моё сердце кровоточит (нем.)
73 – более шести метров
74 – самая длинная улица Кнайпхофа, пересекающая остров с севера на юг
75 – Куршская коса
76 – «на первый взгляд» (лат.)
77 – Иоахим Вильгельм фон Браве (1738-1758 гг.) - немецкий драматург
78 – так переводится на русский язык Кёниглихе гассе (Konigliche Gasse)
79 – чехлы для оружия, они же – чушки, кобуры
80 – деревенский староста (нем,)
81 – ныне – населённый пункт в Польше, южнее Калининградской области
82 – вождей
83 – ныне г. Багратионовск Калининградской области
84 – комендатура (нем.)
85 – Тревога! Чёрт возьми! К орудиям! (нем.)
86 – около 2 км
87 – Здравствуйте, фрау Зубова (нем.) Доктор ждёт вас (нем.)
88 – Берегись тихой воды (лат.)
89 – альтштадская тюрьма
90 – в те времена – место казни преступников
91 – газ метан и проч.
92 – 1709-1710 годы
Кенигсберг 1761. Ч. 2. Гл. 1- 13
© Copyright: Валерий Сергеев Орловский, 2018
Свидетельство о публикации №218112801655
Свидетельство о публикации №218112801655
Рецензии