Гражданское дело Главы 7-10

                7

              В аэропорту районного центра пассажиров этого спецрейса уже поджидал милицейский «воронок». Сначала в него поместили осужденного с конвоиром. Затем в машину один за другим поспешили члены судейства.
      -Что вы стоите? – обратился к Ольге Николаевне прокурор. – Садитесь, пожалуйста! Мы подбросим вас в РОНО. Может быть, еще успеете до конца рабочего дня.
             Прокурор галантно протянул руку, чтобы помочь взобраться на ступеньку машины. Ольга Николаевна слегка подтолкнула Лину вперед.
Доехали быстро. Автозак остановился прямо у входа в  административное здание, в котором размещались почти все государственные службы района, в том числе и РОНО.
      -Может, сопроводить вас? – опять обратился к Ольге Николаевне услужливый прокурор.
      -Да нет, спасибо! – отказалась учительница. – Мы теперь сами. Я полагаю, что у этой девочки все-таки присутствует здравый смысл.
             Она  тронула Лину за рукав и повела в здание администрации.
Однако в РОНО их никто не ждал.
      -Да, мы в курсе насчет этой девочки, - ответствовала инспектриса, занимающаяся опекой и попечительством. – Но зачем Вы её к нам притащили? Вы же не думаете, что мы будем её поселять прямо в этом кабинете. Вам нужно идти в инспекцию по делам несовершеннолетних. У них есть там детская комната, куда они временно помещают всех своих задержанных.
      -Простите, кого? – переспросила Ольга Николаевна.
      -Ну, всяких  малолетних правонарушителей, бездомных, бродяжек.
      -Вы хотите сказать, что я должна  отправлять эту девочку в их обезьянник?
      -А куда же вы предлагаете нам её поместить? – непонимающе уставилась инспектриса.
      -И как долго она должна там находиться?
      -Ну, пока не решится её вопрос.
      -А кто должен этот вопрос решать?
      -Я же уже сказала, - раздраженно ответила инспектриса. – Инспекция по делам несовершеннолетних. Все дела по малолеткам – их компетенция.
      -Да какое же тут  дело? – в свою очередь возмутилась Ольга Николаевна, указывая на стоящую рядом Лину. – Вы её уже записали в преступницы?
      -Никто никого не записал, - успокоила инспектриса. - Да и все документы на неё, вероятно, там
      -Как это: «вероятно». Разве вы не занимались делом этой семьи?
      -Это не наша компетенция. Дети же не сироты.
      -Но вы должны быть членом комиссии по делам несовершеннолетних. Разве на комиссии дело Закировых не решалось?
      -Не знаю, - раздраженно бросила инспектриса.
      -Кто председатель этой комиссии? – спросила Ольга Николаевна.
      -Зампредседателя  райисполкома  Гущин Павел Олегович. Второй этаж, двести пятнадцатый кабинет.
            Получив в бухгалтерии РОНО  командировочные, Ольга Николаевна поднялась на второй этаж к заместителю председателя  Гущину П.О. К счастью, он  каким-то чудом оказался на месте. Выслушав незваных посетителей, кисло поморщился и сказал:
      -Вообще-то, поторопились вы с судом. Мы же на комиссии мамашу не слушали. А тут сразу суд. Кто документы готовил для суда?
      -Школа, - ответила Ольга Николаевна.
      -А с каких это пор школа стала подменять  районную  комиссию? Ну да, ладно, раз уже суд все решил, отправляйтесь к инспектору в детскую комнату. Ей и сдадите  девочку.
      -А потом куда? – спросила Ольга Николаевна.
      -А потом вы свободны. Отправляйтесь, куда хотите. Можете, к примеру, посетить наш ресторан, - Гущин рассмеялся, довольный своим предложением. – Очень рекомендую: музычка там превосходная, да и кормят отменно. В гостиницу я позвоню, чтоб вас устроили, - добавил он. – Так что не извольте беспокоиться.
      -Я хотела спросить, Павел Олегович, куда поместят Лину?
      -Как куда? – непонимающе воззрился Гущин на собеседницу. – В детприемник. У нас имеется прекрасный детприемник. Ну, что-то вроде детского дома для временного содержания беспризорных детей и подростков. Очень, кстати, хорошо оборудован. Столовая, спальня, игровая. Книжки всякие, там, игрушки. Правда, сегодня, к сожалению, в этот детприемник девочка не сможет попасть. Поздновато вы приехали. Да и без решения суда никто никуда девочку не сможет помещать. В общем,  придется, к сожалению, девочке побыть в детской комнате инспекции по делам несовершеннолетних. Там, конечно, не столь комфортно, как в детприемнике, но ведь всего два дня перекантоваться. В понедельник мы решим её вопрос. А, может быть, прямо сразу уже и на  постоянное  жительство отправим, если место  свободное где найдем.
      -Простите, Павел Олегович, - обратилась Ольга Николаевна, - я полагаю, не будет никакой разницы, если я доставлю ребенка не сейчас прямо, а в понедельник? Ведь, насколько я поняла, сейчас все равно никаких действий относительно её никто предпринимать не будет?
      -К сожалению, действительно не будет, - согласился Гущин. – Но куда же вы собираетесь  девать её до понедельника?
      -Мы пойдем с нею в гостиницу. Там, я думаю, будет гораздо приятнее, нежели в милицейской детской комнате. Я полагаю, что Вы черкнете администратору гостиницы пару строк, чтобы предоставили два места, - улыбнулась Ольга Николаевна.
      -Пожалуй, что вы правы, - задумчиво изрек Гущин и написал записку для администрации гостиницы.

                8

              Приехали в гостиницу. Добрались до комнаты. Записка зампредседателя райисполкома устроила Ольге Николаевне отличный двухместный номер с ванной и туалетом. Люкс по местным меркам.
      -Вот, что, детка, - обратилась Ольга Николаевна к Лине. – Я  не отправила тебя в милицию сейчас вовсе не для того, чтобы ты устроила мне  побеги с препятствиями и погоней. Я хочу, чтобы ты не в кутузке  среди малолетних бродяг и преступников парилась, а пожила эти два дня  человеком.  Впрочем, конечно, ты можешь удариться в бега. Но сначала подумай, что это тебе сулит? Если на этот счет соображения у тебя не хватает, то я нарисую тебе полную картину того, что произойдет в случае твоего побега. Тебя, разумеется, все равно поймают,  где бы ты ни пыталась спрятаться. Да и прятаться тебе негде: город маленький, железнодорожного и автомобильного транспорта нет. На реке навигация откроется не раньше полугода. Остается только авиация. Но незамеченной ты не проберешься ни на один самолет. Родственников и знакомых у тебя здесь нет. Ломиться в тайгу или на болота ты не станешь, если  жизнь тебе дорога. Короче, заметут тебя менты в момент. И уж тогда  получишь «райской» жизни ты по полной программе. Ко всем твоим подвигам припаяют тебе какую-нибудь уголовку и отправят не в детский дом или училище, а прямо в колонию для малолеток. А это, я тебе скажу, такое дерьмо, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
       -Ой, да не надо меня на понт брать! – брезгливо поморщилась Лина. – Да и чё бодягу разводить? Я же вижу, что на тебя мусора  перевели стрелку, а  ты лоханулась, ну и теперь собираешься за меня впрягаться.
       -Я требую, чтобы ты мне не тыкала! – громко и  твердо заявила Ольга Николаевна. – И разговаривай со мной нормально! Я тебе не подружка. А выпендриваться насчет своих широких воровских познаний будешь перед своими дружками.
       -Ну, нормально, так нормально, - согласилась Лина. – Чё надо от меня-то?
       -Я предлагаю тебе, сударыня,  соглашение. Я содержу тебя два дня на полном пансионе, а ты  не дергаешь  ноги. Поживем  спокойно, как порядочные люди.
       -Заметано! – кивнула головой Закирова. – Век свободы не видать!  Жрать-то мы сегодня будем, или нет?
       -Ты хотела спросить, когда будем ужинать?
       -Ну, да, ужинать, - неожиданно смутилась Лина.
       -Прямо сейчас и пойдем искать ужин.
               Хорошо поужинать в это время можно было только в ресторане, который находился тут же, при гостинице. Другие заведения общепита уже должны были быть закрыты. Ольга Николаевна знала это, поскольку ей часто приходилось бывать в этом городе в командировках. Но вести Закирову в ресторан в её хламье было верхом безумства. Оставить подопечную в номере Ольга Николаевна тоже побоялась. Хоть девчонка и поклялась, но береженого бог бережет. Учительница придирчиво осмотрела Закирову с ног до головы, потом сказала:
       -Вообще-то, в таком наряде тебя не пустят в ресторан. У тебя есть какая-нибудь другая экипировка?
                Закирова водрузила на стул свой чемоданчик, видавший виды, и принялась выкладывать из него свои нехитрые тряпки: свитерок, смену белья, носки, пару летних платьев – все из моды времен царя Гороха.
       -Нет, это не пойдет! – заявила Ольга Николаевна. – Наденешь, пожалуй, что-нибудь из моего гардероба. – С этими словами Ольга Николаевна также поставила на стул свой саквояж и стала копаться в нем.
       -Вот еще чего! – фыркнула Лина. – Не буду я ничего вашего надевать!
       -Да и не надо! – Ольга Николаевна захлопнула саквояж. – Оставайся тут и сиди голодная.
       -А сюда, разве, нельзя что-нибудь принести?
       -Сюда нельзя! – отрезала учительница.
-Ну, тогда ладно! Пожалуй, одену что-нибудь.
              Лина была почти одного роста с Ольгой Николаевной. Да и по комплекции обе оказались одинаковы. Так что нарядный кримпленовый костюм бирюзового цвета не только идеально подошел Лине по фигурке, но и превосходно оттенил её светло-русые волосы.
       -Постой! – удержала Ольга Николаевна Лину, когда та дернулась к зеркалу. – Сейчас приведу в порядок твою прическу.
              Вооружившись расческой и заколками, она минут пять колдовала над головой девочки.
       -Все! – наконец, заявила она. – Теперь можно и в ресторан.
Закирова обомлела, увидев свое отражение в зеркале. Даже в самом прекрасном сне  не могла она представить себе, насколько  может быть хороша.
       -Класс! – прошептала она. – Просто фантазия!
       -Ладно, хватит! – приказала Ольга Николаевна. – Потом налюбуешься. Пошли ужинать!

                9

              Они сразу обратили на себя внимание, как только  вошли в зал ресторана.
       -Рекомендую присматриваться, как надо вести себя за столом. Повторяй за мной или спрашивай, - шепнула  Ольга Николаевна Лине, когда они проходили к столику. Народу в зале было еще немного, однако спесивые официантки не торопились  обслуживать.
       -Эй, girl, approach to us! (Эй, девушка, подойдите к нам – англ.) – негромко, но отчетливо произнесла Ольга Николаевна.
               Официантка мгновенно подскочила к столику.
       -You should quickly serve us! (Вы должны быстро обслужить нас – англ) – на чистейшем английском приказала Ольга Николаевна.
               Официантка тупо уставилась на Ольгу Николаевну.
       -Я сказала, что вы должны быстро обслужить нас, - перевела Ольга Николаевна.
       -Да, да, я сейчас! –  разулыбалась официантка. – Что  желаете заказать?
       -Something suitable for supper. Orly without alcohol. (Что-нибудь подходящее для ужина. Только без алкоголя – англ.) Мы хотим поужинать. Принесите что-нибудь на ваш вкус. Только без спиртного.
               Официантка упорхнула.
       -Ну, Вы даете! – восторженно  отозвалась Лина. – Прямо как настоящая иностранка!
       -Что поделаешь? – улыбнулась учительница. – Иначе их до утра не дождешься. Вот увидишь, через пару минут наш стол будет завален всем, чего только душа пожелает.
       -А у вас денег хватит, чтобы расплатиться?
       -Об этом уж не беспокойся. Я не каждый день посещаю рестораны.
                Ольга Николаевна оказалась права.  Уже через пять минут она и Закирова с удовольствием уплетали за обе щеки.
                Официантка не оставляла их без внимания ни на минуту, предупреждая малейшие желания.
                Впрочем, утолив первородный голод, они оставили на время   десерт в покое и принялись с интересом рассматривать  публику, все интенсивнее увеличивающуюся в количественном измерении. За соседним столиком  нагружались алкоголем четверо молодых людей. Вдруг один из них оторвался от стула и подгреб к  Закировой:
       -Линка, киса-дорогуша, привет! Ты офигенно блестишь! Ни фига себе: я в упор не узнал тебя. Пошли, киса, я познакомлю тебя с пацанами! Зуб даю, они такую камсу ни в жись ещё  не видели!
                Лина испуганно  дернулась, отстраняясь  от парня, и с мольбой  уставилась на Ольгу Николаевну. Между тем, подвыпивший молодой человек уже  решительно  стаскивал Лину со стула.
      -Эй, сундук,  скинь грабли! – тоном, не терпящим возражения, приказала Ольга Николаевна.
                Парень мгновенно отдернул руки от Лины и удивленно уставился на Ольгу Николаевну.
      -Не понял! – наконец,  выдавил он.
      -Я сказала: убери грабли от моей товарки и растворись! – повторила  Ольга Николаевна тем же тоном.
      -Как? – все так же по-дурацки  парень  пучил  глаза.
      -Мгновенно! -  коротко пояснила  Ольга Николаевна и добавила: - Растворись в тумане, говорю тебе!
               За соседним столиком ехидно захихикали. Похоже было, что уже полресторана с интересом принялось наблюдать многообещающую сцену. И этот факт не только почти отрезвил парня, но и  вселил некоторую толику фурора.
      -Почему я должен раствориться? – вызывающе подступил он к Ольге Николаевне.
      -Потому, сундук, что папашка мой большой человек. И отдыхает он у Хозяина в Чалкиной деревне на Кочке. И хотя чалиться ему еще пятерку,  провода у него хорошо натянуты с честными пацанами, которые совсем не прочь сблатоваться с местной братвой. А уж они популярно побазарят с тобой, если я  костылем двину. Исчезни! Ты достал меня! – Ольга Николаевна устало махнула рукой.
               Приятели парня мгновенно подскочили к столу Ольги Николаевны. Двое из них подхватили под руки её собеседника, третий же принялся в изысканной форме извиняться перед Ольгой Николаевной за нечаянный инцидент.
       -Все, заметано! – милостиво изрекла  достойная «наследница» «большого человека», отдыхающего на зоне. Потом добавила по-английски: - Send all!  You have bothered to me!( Пошли все вон! Вы мне надоели! – англ.)
       -Что-что? – переспросил один из пацанов.
       -Пошли, пошли! Не будем её доставать, - сказал ему приятель и  увлек  за собой к своему столику.
              Ольга Николаевна с Линой принялись за десерт. Впрочем, и теперь им пришлось прервать трапезу.
       -Ольга Николаевна! –  раздался из глубины зала знакомый бас. Ольга Николаевна повернула на голос голову.  Через весь  зал по направлению к столику Ольги Николаевны  уверенно шествовала  громадная  прокурорская фигура.
       -Ольга Николаевна, я был почти уверен, что вы будете ужинать здесь! – радостно сообщил он, галантно целуя Ольге Николаевне ручку.
       -Это немудрено, - ответила Ольга Николаевна. – В здешних местах кроме этого ресторана других  подобных заведений просто нет.
       -Можно присесть? – вежливо испросил прокурор.
       -Да уж присядьте, пожалуйста! – радушно позволила учительница.
       -Как вы устроились? – тут же поинтересовался прокурор.
       -Спасибо, мы устроились в гостинице, - ответила Ольга Николаевна.
       -Честно говоря, я так и думал, что вы не оставите девочку в нашем милицейском гадюшнике, - сказал прокурор. Потом обратился к  Закировой:
       -Ты выглядишь великолепно, девочка!
Лина не ответила ничего, а только смутилась и покраснела.
       -Ну-ну, не стесняйся! – улыбнулся прокурор. – Хорошего стесняться не надо. Стало быть, вы останетесь в городе до понедельника? – спросил он у Ольги Николаевны.
       -Да мне в любом случае пришлось бы тут оставаться. Ближайший рейс к нам будет только в понедельник.
       -Да, я в курсе, - сказал прокурор. – А что это у вас тут за беседа была с  моими «друзьями»?
               Ольга Николаевна удивленно посмотрела на прокурора. Потом повернула голову к соседнему столику. Молодых людей, сидевших минуту назад за ним, сдуло ветром.
               Прокурор  рассмеялся от всей души:
       -Это они меня увидели и слиняли! – пояснил. – Видите ли, эти «друзья» проходили у меня по одному делу. Правда, всего лишь как свидетели. Но я давно уже накопал на них много всего. И они это знают, потому и обходят десятой дорогой. Как это вам удалось так быстро и без приключений отвязаться от них? Я уж было приготовился идти на выручку.
              Теперь очередь смеяться пришла Ольге Николаевне:
      -Я сказала им, что мой отец – вор в законе, который в настоящее время отбывает срок на Сахалине, и что, хотя ему еще мотать  пять лет, он наладил хорошие связи с преступниками, которые еще на воле. И если я захочу, то местная братва  найдет хорошие аргументы, чтобы остудить самые горячие головы.
      -И они вам поверили? – удивился прокурор.
      -Еще бы! – восторженно воскликнула Лина. – Ольга Николаевна  объяснила  все им на самом настоящем воровском языке.
      -Вы знаете уголовный жаргон? – опять удивился прокурор.
      -Но ведь я же филолог, - объяснила Ольга Николаевна. – Я обязана знать всю лексику в полном объеме.
      -Вы удивительная женщина! – воскликнул прокурор.
      -Ну, что ж, спасибо за комплимент! – поблагодарила Ольга Николаевна, поднимаясь с места. – Нам пора. – Она протянула прокурору руку:
      -Прощайте, Федор Петрович! Мне было очень приятно с вами общаться.
      -Вы разрешите проводить вас? -  попросил прокурор.
      -Вы желаете поухаживать за мной? -  спросила учительница.
      -Нет, что вы?! Впрочем, да! Я очень хотел бы за вами поухаживать.
      -Ничего не получится, - отказала Ольга Николаевна.
      -Почему?
      -Я при исполнении, - пояснила  она.
      -Тогда, может быть, вы возьмете мой домашний телефон? Возможно, вам понадобится  помощь. Тут в этом вашем деле, по-моему, имеются большие нестыковки. Я не знакомился с ним, хотя, вероятно, следовало бы. Я всегда к вашим услугам, - предложил прокурор, провожая своих дам к выходу.
      -Возможно, понадобится ваши услуги, - согласилась Ольга Николаевна. – Но удобно ли мне будет звонить вам на дом? Я не хотела бы, чтобы из-за меня у вас были неприятности.
               Прокурор улыбнулся:
      -О, вам нечего беспокоиться! Я живу один.
               Учительница  удивленно посмотрела на этого красавца-великана.
      -Действительно, один, - заверил он, протягивая собеседнице листочек с номером телефона. – Вот как-то до сих пор не удосужился завести семью. Здесь с этим делом  сложно. У нас же в Западной Сибири женщин мало. В основном, мужики кругом работают:  нефтяники, газовики, буровики, лесорубы, сплавщики, геологи.
      -Спасибо за все, - сказала Ольга Николаевна. – Нам, действительно, пора. Прощайте!

                10

      -Ну, вы даете! – восхищенно объявила Закирова, когда они зашли в номер. – Просто отпад! Как вы их всех уложили! А я сразу-то испугалась. Думала, что нам хана.
      -А тот парень, который к тебе приставал, он кто?
      -Ой, да шестерка один. Он как-то к Лыгареву приезжал за чем-то. Не знаю за чем. – Лина нервно передернулась и  отвернула взгляд.
      -Да, компания у тебя была превосходная! Ничего не скажешь. Слава  богу, что уже все позади!
      -Вы так думаете? – с надеждой  взглянула  на учительницу.
      -Вполне! Если, конечно, ты сама захочешь  изменить в себе что-нибудь.
      -А у вас, что, и вправду папашка – большой человек?- сменила Закирова тему разговора.
      -То есть авторитетный вор в законе?
      -Ну да.
      -Да  бог с тобой! -  сказала Ольга Николаевна. – Мой папа умер, когда мне было семь лет. Потом через год умерла мама. А меня и младшего брата воспитывала бабушка. Она и теперь живет в деревне под Воронежем.
                Закирова удивленно выпучила глаза:
      -Откуда же у вас тогда все это?
      -Ты хочешь сказать:  моя профессия, иностранный язык,  независимость и возможность посещать рестораны?
      -Ну, в общем, да. С вами  же всякие начальники, как  с равной, разговаривают. Да и вы никому спуску не даете.
      -Учиться много надо, деточка моя, чтобы такой независимой быть, и укладывать противников на лопатки без боя. Надеюсь, это тебе понятно?
      -Еще бы! Вон, вы их как всех! Даже не крикнули ни разу. А они, как сявки, вокруг вас. Ой, правда, смешно так!
      -Ну, ладно, оставим аплодисменты на потом! – остановила   учительница. - Давай, двигай в ванную! И спать! Культурную программу на завтра придумаем утром.
Никакой сон не шел в эту ночь к Ольге  Николаевне. Ну, хоть глаза выколи! Не сказать, чтобы и кровать была неудобная. Нормальная кровать: широкая деревянная, из тех, какими обычно укомплектовывают «люксы»  провинциальных гостиниц. И никакие посторонние городские шумы не мешают. Какие шумы?  В этой,  оставленной Богом, сибирской глубинке с полным отсутствием какого-либо общественного транспорта   долгими зимними ночами даже тараканы ведут себя смирненько. Возможно, тоже впадают в зимнюю спячку.
             Всякие неспокойные мысли не давали спать  Ольге Николаевне Весниной, учительнице русского языка и литературы Таловской 8-летней школы. Какого черта  она ввязалась во всю эту историю с судами и пересудами,  в сотый раз спрашивала она себя. Могла же, например, вообще остаться в стороне от этого дела? Нет, не могла, отвечала себе. Потому что всегда и везде старалась занимать активную жизненную позицию. Потому что стремилась к справедливости.  Потому что считала, что порок должен быть наказан. Торжествовать должно добро, закон и порядок.
«Ну, и что? Какая в этом деле получилась справедливость,  кто наказан, и какое добро торжествует? Нет, ну, внешне, конечно, все в полном порядке, соблюдены все нормы, сроки. И даже с моралью все в полном ажуре. Только какая, к черту, здесь мораль присутствует, если в итоге получилось форменное  и безобразное насилие над природой. И это насилие порождает новые пороки, из которых ненависть и стремление к мщению (самые естественные в данной ситуации) уже проявились довольно явственно. Справедливость и добро – это когда  рождается радость и свобода, когда  человеку счастливо и покойно. Но разве от итогов всей этой  судебной «деятельности» кому-либо стало радостно, покойно, свободно и счастливо? Да никому. Абсолютно.  Одни только мучения и страдания   получили все участники от   разыгранного вчера балагана.
              В самом трагическом положении, конечно, оказались  Закировы-дети. Господи! Как они, все трое, цеплялись за мать там, у машины! Как неистово ревели и молили о защите! Взывали к справедливости, потому что нутром чувствовали всю несправедливость происходящего. Кого молили? Господа Бога разве что. Он, может, и услышал эти вопли. А люди? Впрочем, те, которые  толпились  рядом с Закировыми, конечно, слышали. Они и вышли на улицу именно для того, чтобы все услышать и увидеть. И продемонстрировать  свою ненависть к нам. Ага! Я сказала: нам.  Вот оно самое-то и то, что я сама причислила себя к этим, которые по другую сторону. Да ведь так и было, так и есть, что я вкупе с ними, а не с народом. И вчера с ними, и сегодня, и в понедельник я буду вместе с ними довершать свое гнусное дело. И вместе с тем я буду вещать этому народу  разумное, доброе, вечное. Этому народу, который вынес мне свой беспощадный приговор: «ВОН, из поселка ВОН!» Пожалуй, только этот приговор и был наиболее справедливым. Но в силу вступит только тот приговор, который определили МЫ. А мы насильно разорвали кровные узы. Мы отобрали у матери её детей. Мы лишили её права, данного свыше. Мы это сделали, руководствуясь только лишь принципами нашей морали, которая не является абсолютно совершенной. И у этой морали есть обратная сторона, которая принесет свои пагубные плоды».
              «… А по душам просто так с нею кто-нибудь разговаривал?» - вспомнила Ольга Николаевна вопрос судьи. «Действительно, разговаривал ли кто-нибудь с Закировой-матерью  кто-нибудь из «вершителей судеб» по-человечески? – пришла в голову Ольги Николаевны мысль. – Ну, то, что  различные «задушевные» разговоры у нее были со всякими дружками и собутыльниками, сомневаться не приходится. Собутыльники-то разговаривали, угощая водкой. А мы, так называемые нормальные люди? Каждый живой человек нуждается в  душевном общении. А слабые, убогие, больные и обездоленные особенно. Их нужно понять, принять, пожалеть, с ними следует говорить бережно и осторожно. Им нужна действенная и эффективная помощь. А мы их презираем, пинаем, бьем, гоним от себя, наконец, судим беспощадно, прикрываясь добродетелью, оформленной в собрания, комиссии, советы и заседания различных комитетов. И при этом, мы безмерно гордимся своими достижениями от всяких подобных «мероприятий»,  и не устаем от самодовольных славословий в свой адрес. И у нас  ни в одной извилине в мозгу не поворачивается, что мы гробим, ломаем, уничтожаем не только то и тех, кто путается у нас под ногами, но и самих себя. Души свои мы коверкаем, вот что! И потому  от всех этих наших  «благих»  дел и от нашей «справедливости»  мы не получаем ни покоя, ни радости, ни удовлетворения. Фу! Как все это мерзко!
             Да, мерзко и противно! Потому и неспокойно. И не только мне, я думаю. Разве спокоен, к примеру, сейчас директор? Вряд ли. Разумеется, он вполне удовлетворился тем, что, наконец-то, все утряслось: школа избавилась от неудобной ученицы и от ряда «отрицательных показателей», возникших из-за этой ученицы, сохранена благодушная репутация самого директора, но, главное, наказан порок. Все так. Но почему директор так суетливо торопился, скажем, с тем, чтобы поскорее отправить ненужную ученицу в район? Что, нельзя было подождать до понедельника? Даже нужно было, чтобы избежать лишних проблем, связанных с выходными днями, когда не работает ни одно учреждение. Хотя бы ради гуманного отношения к девочке следовало не только до понедельника подождать, но и до того времени, когда, вообще, уже стало бы точно известно, куда ей надлежит ехать. К чему, спрашивается,  устраивать ребенку лишние  испытания с пристрастием? Почему директор, вообще, так сильно торопился со всеми этими процессами и  обвинениями? Почему, действительно, сначала Закирову не заслушали на заседании районной комиссии по делам несовершеннолетних? Возможно, для  исправления женщине достаточно было бы решения комиссии. И, вообще, с какой стати директор  самостоятельно занялся этим делом? Кстати, по-человечески, он обязан был представить суду от общественности  не обвинителя, а защитника. Но он стремился  поскорее обвинить и покарать, а не защитить, разобравшись во всех деталях происходящего.
             Ему тоже стыдно! Да. И неприятно. И  потому он постарался как можно скорее убрать с глаз долой все, что мозолило бы его неспокойную душу. Он и свое гнусное дело постарался выполнить моими руками, чтобы не слишком жег позор. А я-то, идиотка, пошла у него на поводу! Действительно, «лоханулась», как сказала эта несчастная девочка. И вот теперь я рассчитываю что-то еще сделать для нее? Уже все сделала!!! Что теперь её ждет? Детдом? Ни в какой детдом её не отправят. Судья точно на этот счет высказалась. Да и этот идиот Гущин подтвердил. Спецучилище ждет этого ребенка в лучшем случае. А это зона. ЗОНА – и ничто другое. Только под удобной вывеской. Выдержит ли эта, уже сломленная насилием  девочка все «прелести» зоны? Вот, в чем вопрос».
              Ольга Николаевна  осторожно поднялась с кровати и подошла к окну. Раздвинув слегка шторы, она  принялась рассматривать  заоконную ночь. Заснеженный город тихо и покойно спит. На улицах темно, хоть и усердствуют кое-где редкие уличные фонари. И в окнах домов тоже черно. Только лишь местами просматриваются  желто-золотистые глаза, демонстрирующие полуночный образ жизни хозяев. Зато как  золотисто небо! Мириады  мерцающих звездных крупиц рассыпано по всему небосводу. Красота! «О, господи, как все прекрасно и гармонично в природе! – подумалось Ольге Николаевне. – И насколько беспорядочна и неустроенна жизнь человеческого общества. Мы  далеко ушли от природы и, более того, мы принялись её перекраивать по собственному усмотрению.  И мы основательно заплутали в своих передвижениях  внутри природных кладовых.  И потому принялись грубо вмешиваться в естественный ход её развития. Природа не простит нам. Я знаю: за все, что мы сотворили против природы, каждый из нас понесет личную ответственность. Я тоже понесу рано или поздно».
             Кто знает, нужно считать это случайностью или закономерным следствием всего пережитого за последние два дня, но факт остается фактом: в эту ночь довольно долго не спалось и Закировой Лине. Конечно, её  мысли, которые совсем не давали спать, были не столь глубоки, как у Ольги Николаевны. Но они были.  Она думала об этой странной, на её взгляд, женщине. Об Ольге Николаевне. И мысли эти были жутко противоречивы.
             «Фиг её знает, что она за тетка, - думала Лина. – Да и не тетка она вовсе. Какая тетка? Может, лет на десять всего старше меня. И выглядит, как девчонка. Ну, правда, строгая. Но в школе-то её любят. Говорят, что добрая и справедливая. Ага! Очень справедливая! Мать у нас теперь отняли от её справедливости. На суде, вон, как шпарила. И про мать  всякое вранье  базарила. «О детях не заботится, не создает им условий, и любит только в бутылку заглядывать»…  Как бы ты заботилась, если бы в кармане ни шиша? А  с работы гонят. У самой-то, вон, капусты куры не клюют, полные карманы. Стырить бы у неё половину да мамке послать! А ей все равно они ни к чему. Много она знает, мымра паскудная! Ну, вообще-то, знает она много. Факт. По-английски шпарит – мама дорогая! Да и не только по-английски. Не, она, конечно, бикса, что надо! И вся такая видная из себя. Ха! А директор её боится! Точно боится. Я видела в школе, как он перед нею, как сявка. И так прыгнет, и по-другому вякнет. А она ему спокойно: так, мол, и так. Как шкету какому-нибудь. И с  ментами она без всяких церемоний. Никого не боится. Во, баба! 
              Не,  нормальная она. Классная! Если бы она мать мою не засудила, я бы за неё кому хошь пасть разорвала. А чё? Она не  жадина, не стерва какая-нибудь и, вообще, не западло. Другие  как начнут баланду травить, аж противно, хоть уши затыкай. А она честно: так и так. И вовсе не брезгует с честным человеком рядом оказаться. Другая  ни в жизнь не потащила бы с собой в гостиницу. Бросила бы в ментовке, и поминай, как звали. А эта, вишь, пожалела. Ну, понятно: допёрла, что слегка лоханулась. А теперь вину  загладить хочет. Другие допрут если, то еще злее становятся. Гляди, и не испугалась, что я дерну. Вот, возьму и дерну! Тут тоже какой-никакой причал имеется. Не, нельзя дергать! Слово дала. Западло нарушать. Если бы она из мусоров была, тогда не западло. А она сама все  эти ментовки терпеть не переносит. Небось, приходилось когда-нибудь бывать. Сказала же, что без родителей росла. И какого черта она мать мою засадила? А то, может, и подружились бы».
            Так на этой светлой мысли Закирова и успокоилась, погрузившись в сон.


Продолжение следует.