Юнкоровские страсти

Зрительный зал дворца молодёжи был полон. Ведущая большого праздника, расплёскивая блики алого платья, всеми силами старалась активизировать массы, предлагая вопросы «Занимательной викторины»:
- В каких насекомых превращался князь Гвидон, перелетая океан?
- Как рассчитался Балда со своим работодателем?
- Какие желания старухи исполнила Золотая рыбка?
Зал дружно отвечал, а потом так же дружно участвовал в игре «Рыбаки»: два ведущих в течение нескольких минут должны были настоящей рыбацкой сетью захватить со своей половины зала как можно больше «рыбы», то есть зрителей.
«Рыба», чтобы облегчить задачу "рыбакам", сама шла в сети косяком. Вытряхивать её было гораздо труднее: на это ушло намного больше времени и эмоций пламенной ведущей. Зал охал, ахал, свистел, кричал, топал ногами и аплодировал. Равнодушных не было.
Дождавшись апогея страстей, я вспомнила о репортёрском задании и, улучив момент, пробралась в закулисную зону сцены. Достала из-за пазухи микрофон и, мысленно сформулировав вопрос, стала прикидывать, к кому его обратить.
Долго выбирать не пришлось: перед моими глазами полыхнуло что-то красное и чья-то крепкая рука рванула карман моей толстовки.
- Вы здесь чей ребёнок и зачем? – раздался хорошо поставленный женский голос.
Я подняла глаза и дыхание моё пресеклось. Ведущая, чьё лицо только что лучилось со сцены обаянием, смотрела на меня таким взглядом, что я мгновенно потеряла дар речи. Размахивая моим карманом, она воинственно надвигалась на меня, всё более возвышая тон:
- Вы здесь почему?
Не ответить ей было просто невозможно: вслед за такой интонацией уже начинают бить.
Дрожащим голосом я попыталась объяснить своё присутствие за кулисами намерением написать о празднике, и в подтверждение своих слов ткнула дрожащим пальцем в козырёк с надписью «Пресса», украшавший мою голову. В следующий момент я уже вылетала со сцены, а вдогонку мне неслись гневные слова ведущей:
- Настоящая пресса – она не такая, и не так мы с ней разговариваем!
Карман, брошенный вслед, лёг к моим ногам, став категорической точкой в разговоре.
Теперь я плохо сплю. В ночных кошмарах мне слышится звон разбитых кинокамер, треск отрывающихся пуговиц и карманов…
Прикинув, ЧТО может пригодиться мне в репортёрской карьере, я стала ходить на курсы кройки и шитья, улучшать спринтерские показания в секции лёгкой атлетики и изучать приёмы самообороны...
Я, наконец, почти поверила в себя, но до сих пор мне жутко хочется услышать ответы на два вопроса, не дающих покоя моей измученной душе:
- Какая же она, «настоящая пресса»?
- Как с ней, с «настоящей», разговаривают «настоящие работники культуры»?