Пятнадцать сабель и домовой

Впрочем, один раз, при белых, всех служащих, чиновников и частично студентов,  прибывшие прямо в учреждения  команды белогвардейцев вооружили винтовками, раздали по два десятка патронов и погнали колонной за Дон, отбивать предполагаемое наступление красных со стороны Батайска.
Был чудесный апрельский солнечный день, один из первых нежных, погожих приветливых дней весны.  На левом берегу Дона, Среди лугов и рощ,  зазеленевших молодой листвой, было так хорошо, так мирно и ласково веял из степей теплый пахнущий полынью ветерок, что воевать совсем не хотелось.
Видимо красные прониклись тем же настроением, а может быть по какой-то другой причине, но в этот день в наступление они не пошли. Так, без единого выстрела,  прошел для Арсения единственный день, проведенный им на Гражданской войне.  Вечером, мобилизованные «представители среднего класса» сдали винтовки с боеприпасами и   разошлись  по домам.  Что бы вторично не оказаться на позициях, Арсений попросился в командировку.
Любопытно, что железная дорога  как отрасль огромного хозяйственно-экономического механизма великого государства. –продолжала не только жить ,  но,  если и не развиваться, то, по крайней мере, не отказываться от планов дальнейшего своего развития.  Так , проехавшему в командировках по всему Северному Кавказу Арсению особенно запомнилась экспедиция в Алагир, небольщой город в Северной Осетии, славный месторождениями цинка и свинца. Эти металлы добывали там с давних времен. Идея вести железнодорожную  ветку в Алагир возникла еще во время Германской войны, если не раньше.
Добычу цветных металлов на Северном Кавказе контролировали бельгийские капиталисты.   И конечно, бельгийцы были заинтересованы в железной дороге в Алагир.  Но первая ознакомительная экспедиция в этот городок, в состав которой вошли инженер из ростовского управления, инженер из его Владикавказского  отдела и молодой, скажем так,  лесотехник Арсений,  состоялась в самый разгар Гажданской войны,  когда бельгийцы выдерживали паузу.  Приехали вечером на подводе,  переночевать думали в лесничестве. Лесничеством оказалась старая покосившаяся сакля с земляным полом, куда экспедицию впустил живший рядом старик, знакомец лесника,  служителя лесничества, уехавшего по делам куда-то в горы.   Дров в сакле не оказалось.  Железнодорожники остались без ужина,  намерзлись в  шинелях на земляном полу.  Поутру Арсеий и его старшие коллеги,  чертыхаясь и ругаясь, пошли в поселок, что бы найти лошадей, и ехать куда подальше из Алагира.  Но на главной площади их встретили человек пятьдесят празднично одетых в новые  черкески с убранными в серебро газырями, ножнами и рукоятками шашек и кинжалов, самые уважаемые граждане городка.  Кланяясь, и прижимая руку к груди,   алагирцы стали просить прошения у экспедиции за то, дорогим гостям, приехавшим строить для горцев железную дорогу, они не устроили достойной встречи. Принялись упрашивать  остаться в Алагире и пригласили на завтрак в дом главы города.  После прекрасного угощения инженеры решили провести ознакомительную поездку верхом  по окрестностям Алагира. Им тут же предоставили лучших лошадей,  а также, поскольку в горах было неспокойно, там действовали зеленые, выделили охрану в пятнадцать сабель. 
Погода была прекрасной. Поездка прошла успешно. Вечером в доме местного врача состоялось большое застолье. Алагирская элита поднимала тосты за дорогих гостей, за железную дорогу, которая была таки построена, но уже при советской  власти.

В другой раз с лесником кабардинцем Арсений, также верхом,   обследовал леса Приэльбрусья, и даже поднялся на великий погасший вулкан на три километра. Спали у костра укутавшись в бурки.
В Ростове, в вечерней гимназии для взрослых, Арсений познакомился с дедом Георгием.  Из слушателей сложилась компания приятелей вологжанин: Арсений,  двое греков: Георгий и Спиридон, нахичеванский армянин  Степан  и москвич Петр Орлов. Были и девушки-ростовчанки, студентки Пражского университета, (из захваченной немцами Варшавы в Ростов-на -Дону был эвакуирован университет, называемый пражским в честь предместья польской столицы, взятого в свое время приступом чудо-богатырями Суворова), сестра Георгия Ольга, ставшая  Арсению невестой, казачка Екатерина, вышедшая за Петра за муж,   в эту же компанию вошла и Антонина Иосифовна Головкова, вернувшаяся в Ростов из Москвы, где она занималась в студии МХТ. Вскоре она выйдет замуж за Георгия и станет моей бабушкой.  Георгий и Антонина были дружны с высокой светловолосой красавицей Еленой. Она прекрасно катавшейся на коньках по донскому льду дворяночкой-гимназистской, увлекалпсь поэзией серебряного века. На ее столе стояла фотография Александра Блока. Отец Елены Иван Иванович был большой любитель книг, пушкинист, собравший солидную библиотеку. Когда сто лет назад, в дом Ивана Ивановича и Лены ввалились красноармейцы, и дело могло закончиться, не приведи Господь как, старший увидел не  столе Лены фотопортрет Блока.
- Кто это?
- Это мой друг - гордо ответила девушка.
Красноармейцы извинились и вышли, ничего не тронув в квартире. После стало известно, комиссар, еврей, в полку к красных внешне был очень похож на Блока.   
Во главе этой компании  стоял старик Прокофий Петрович Орлов, социал-демократ, профессиональный революционер, известный читателю по роману Шолохова «Тихий Дон».  Во втором томе, в тридцатой главе, посвященной трагедии отряда Подтелкова это человек упомянут и даже кратко описан внешне, одной фразой, как бы росчерком, вместе с остальными красноармейцами ведомый на расстрел.   «Некоторые хранили на лицах подобие внешнего безразличия: седой большевик Орлов — тот задорно махал руками, поплевывал под ноги казаков…».
Однако в действительности в  строю обреченных Орлова не было. Прокофий Петрович был командирован в отряд Подтелкова и, скорее всего, был бы расстрелян вместе с остальными. но по пути из Москвы  слег в тифу в Саратове. Кто-то неизвестный воспользовался  его документами, попал к Подтелкову и погиб от казачьей пули.
К тому же Орлов был меньшевиком, а не большевиком, это обстоятельство не позволило ему сделать карьеру при Советской власти.  Единственное, что предложили большевики своему соратнику, - командовать ростовской помойкой на речке Темерник.   И все же, не смотря на то, что он, по его же словам, не во всем был согласен с Лениным, «дед Орел»  стоял за красных.  Он был симпатичен молодежи и сам нуждался в обществе молодых. Он ратовал за окультуривание пролетариата, за строительство учебных заведений, библиотек, театров и волейбольных площадок. В быту был деспотом, и когда у его супруги обнаружили рак, уверял, что это притворство. И даже, когда она умерла, был убежден, что это произошло от доведенного до крайности притворства, а не в следствии болезни.   
О предках со стороны бабушки  Антонины Иосифовны необходимо сказать отдельно. Той, о ком хоть что-нибудь известно,  наиболее далекой по материнской линии будет уже ее мама, соответственно моя прабабушка, дворянка по происхождению, Антонина Елисеевна.
Где-то в Воронеже или в Царицине, - точно не помню, - она родилась и росла в  в большом доме-усадьбе с  надворными постройками, и, конечно, с конюшней. И вот, еще девочкой в конюшне она встретила фантастическое существо, - домового.
У входа,  перед стойлами лошадей, стоял пребольшой ларь с овсом. Когда Тоня вошла к лошадям, ларь был открыт и на краю сидел неведомый зверек.
Сидел, расставив лапки ладошками вверх, и перебрасывал из одной в другую горсть овса.
Увидев девочку,  домовой испугался  подпрыгнул. нырнул прямо в овес, и над овсом взметнулся фонтанчик из зерен.
Тоня тоже  испугалась. На ее крик прибежали конюх, кучер, прочая челядь.  Узнав от барского дитя в чем дело,  принялись искать зверька. Пересыпали весь овес. Но, как и положено домовому, того и след простыл.
Прабабушку выдали замуж совсем молоденькой девушкой за пожилого чиновника высокого ранга, столбового дворянина, (см. картину Ивана Николаевича Крамского «Неравный брак»).
Вскоре он помер.  В богатом наследстве,  отошедшем молодой вдове, была и дача в Крыму с названием «Нора», ( ударение на первый слог: влияние великого Норвежского драматурга Генриха Ибсена).
До того, в летние дни в саду, куда выходили открытые окна кабинета супруга, она забавлялась тем, что  незаметно подкрадывалась меж кустов сирени , и присев под окном, замогильным голосом звала:  «Ва-а-а-ся. Ва-а-а-ся…».  Пока старый муж подходил к окну, что бы увидеть, кто его кличет, молодая  жена-проказница успевала убежать.
- Опять родня умершая меня звала на тот свет - жаловался старик за обедом.