Откровение и умозрение

Ибо Господь дает мудрость,
из уст Его – знание и разум.
(Притч.2:6)

Надейся на Господа всем сердцем твоим
и не полагайся на разум твой.
(Притч.3:5)

                Наш трагичный век – это время духовного упадка, исторических катастроф, национальных трагедий и цивилизационных потрясений, катастрофическая эпоха столкновения социокультурных миров. В нашу драматичную эпоху приходится слышать речи о столкновении цивилизаций и духовном упадке Запада, о конце истории и утрате Россией ее цивилизационной идентичности, а философия, как русская, так и мировая переживает сейчас глубочайший кризис. Где в нашу кризисную эпоху отыскать великих мудрецов – Платона и Достоевского, Августина Блаженного и Мейстера Экхарта, Кьеркегора и Паскаля, Плотина и преподобного Максима Исповедника? Существует обилие научных исследований посвященных патристики и иконографии Церкви, классикам русского духового ренессанса и философам Серебряного века, но где новые христианские метафизики и мудрецы, поэты, философы и богословы? Многие представители интеллигенции читают богословскую литературу – книги мистические и аскетические, беседуют об исихазме и гимнографии Церкви, посещают храм, но подходя к христианству интеллектуальным путем, они не могут постичь духовной глубины христианства, нравственно преобразить душу и жизнь, обрести догматическое сознание. Только через жизнь в Церкви происходит очищение сердца от страстей, а через обращение ума к Богу в молитве и творческое усилие воли – познание Божественных тайн и духовных реалий метафизического мира. Для библейских книг характерна духовная глубина и величественность речи, пророческое вдохновение и вечная мудрость, пламенное обличение грехов и милосердие к падшим, ибо Сам Господь со страниц Священного Писания говорит с нами. Святитель и пламенный проповедник Иоанн Златоуст говорил, что жизнь Церкви – это таинство Богопознания, а сама Церковь – Царица из Псалмов в золоте Офирском, сидящая одесную Всевышнего. В мистическом плане Церковь образована огненными языками Святого Духа, а потому Церковь метафизически свята и нетленна. Духовная основа Церкви – это Сам Христос, несущий Крест на Голгофу, а ее вечная сила – это любовь Бога к сотворенному Им миру. Поэтому и врата Ада не одолеют Церковь, а ее ветхозаветный образ – ковчег, корабль спасения. В Церкви действует Святой Дух и Логос – Премудрость и Сила Божия. Если Христос – это Богочеловек, Ипостасная Премудрость и Слово Божие ставшее плотью, то христианство – это богооткровенная религия, а не философская система. В основе веры – Божественное Откровение, а не аналитическое мышление и логические умозаключения. Спаситель говорил о сокровенных очах сердца – это таинственные очи веры, духовное зрение, дающее созерцать вещи незримые. Религия – это духовный союз человека с Богом, а вне религиозной веры человек не обретет истинное духовное познание. Церковь – это «столп и утверждение истины», духовная сфера жизни, где душа соприкасается с Божественным Светом, преображающим человека и открывающим истины веры. Вне Церкви познание Бога и духовного мира – это погоня за тенью. Но если жизнь в Церкви – это критерий истины то, как соотносятся философия и религия, Откровение и умозрение?
                Существует три решения вопроса о соотношении философского умозрения и религиозного Откровения: примирение библейской веры и плалотоно-аристотелевского интеллектуализма; критика философии как источника компромиссов с язычеством и ереси гностиков, Филона, Ария и Оригена; воцерковление и преображение философской мысли, представленное в сочинениях святых отцов Церкви – в благодатной философии. В первой позиции философия понимается как «отблеск» и «тень» истинной мудрости – христианства, а древнегреческие мудрецы – Гераклит, Сократ и Платон, жившие ранее пришествия Спасителя на землю – объявляются «христианами до Христа». Если Христос – источник мудрости и вечных истин, то философия у древних греков, как Ветхий Завет и древних иудеев – это путеводитель ко Христу. Христианский богослов и мученик Иустин Философ говорил, что назначение философии – это поиск Истины и смысла жизни, а христианство – высочайшая философия, ибо «Христос-Логос и Истина-Логос суть тождественны». Иустин проповедовал о Христе Богочеловеке, не только используя Священное Писание, но и книги эллинских мудрецов. Церковь почитает Иустина как «небесного покровителя рода философов» и всех ищущих Истину. Древний теолог и церковный писатель Климент Александрийский превратил философскую мудрость в блестящую апологию христианства, полагая, что истинная философия – союзница религиозной веры, делающая «бессильными атаки противников истины, а крепостной бастион веры неприступным». По мысли христианского гностика Климента Божественный Логос – вечный источник мудрости философов и вдохновения пророков. Но «переводя» библейские книги на интеллектуальный язык и понятия античной мудрости, можно подменить Откровение умозрительной философией, оторвать мысль человека от духовного мира и превратить разум из ученика веры – в ее судью и наставника. В католической схоластике, где религию и Священное Писание проверяют силлогизмами Аристотеля, философия нанесла ущерб теологии и превратила христианство в рационалистическую доктрину, а живого Бога пророков и Откровения – в абстрактную идею, предвосхитив отвлеченный идеализм европейских философов от Декарта и Канта до Гегеля. Но никакими рассудочными доводами и логическими аргументами нельзя доказать или опровергнуть бытие Бога и вдохнуть веру в душу. Примечательно, что средневековый мыслитель Иоанн Скот Эриугена, совмещающий схоластику с гностицизмом и неоплатонизмом, стремясь снять дистанцию между философским умозрением и христианским вероучением, полагал, что разум в деле познания Истины стоит выше веры и учения святых отцов Церкви. Более того, как рационалист он считал, что если Божественное Откровение учит одному, а разум – иному, то философ должен довериться доводам разума и аргументам логического мышления. В философской системе Иоанна Эриугены, с присущей ее рационализацией веры, нет места догмату Святой Троицы, Богочеловечеству Иисуса Христа и совершенному Им искуплению грехов мира. Умственные построения Эриугены – это не христианская философия, а идеалистический монизм с ярко выраженными пантеистическими чертами – существуют различные типы бытия: «природа творящая и несотворенная» – предвечный и непостижимый Бог, «природа сотворенная и творящая» – платоновский мир идей пребывающий в разуме Бога, «природа сотворенная и не творящая» – эмпирический мир вещей, «природа несотворенная и не творящая» – Бог как цель мировой истории. По мысли философа Бог есть источник бытия, а соединение с Ним – конечная цель. Схоластика с ее девизом –  «верую, чтобы понимать», представляет собой грандиозное умственное явление Средневековья, где теологи не только стремились обосновать веру рационально, но и поднимали глубочайшие метафизические вопросы. Грандиозный спор Фомы Аквинского и Иоанна Дунса Скота о свободе воли в Боге, о том, что выше в Боге – воля или разум – одна из величайших и неразрешимых проблем для схоластики. Если интеллектуалист и детерминист Фома Аквинский полагал, что все деяния Божьи совершаются на основе Его премудрости и разума, а Божественная воля определяется идеей добра, то волюнтарист Иоанн Дунс Скот, опираясь на учение Блаженного Августина, был убежден, что Божественная воля безусловна, Творец создал мир в акте абсолютно свободного волеизъявления, а не по некоему образу идеального добра. Для христианина Господь всемогущ, Его свобода абсолютно безусловна и неограниченна, а для Его Божественной воли нет никакого идеала, ибо Бог Сам  есть высочайший идеал – Любовь, Он мерило добра и зла, и источник всех духовных ценностей, а если Бог есть Любовь, то и предвечная Его воля – абсолютное добро.
                Проникнутый эллинизмом иудей Филон Александрийский пытался убедить эллинов в богооткровенном характере Священного Писания и соединить Библию с творениями Платона и греческих мудрецов, аллегорически трактуя библейский тексты, чтобы постичь таинственный смысл их «образов» и «символов». Как александрийский эклектик Филон учил, что Ветхий Завет – источник мудрости и вдохновения для иудейских пророков и греческих философов от Пифагора до Сократа, Платона и Аристотеля. Но стоический пантеизм и платонизм, отразились на философии александрийца с его представлением о сотворении трансцендентным Богом мира из предвечной материи, учением о Логосе как тварно-личном посреднике между Творцом и миром,  негативном отношении к телу как могиле и темнице души, и к чувственности как источнику и началу всех зол и грехов. Философская мысль Филона Александрийского – это яркий памятник эпохи эллинизма, ознаменовавшей встречу эллинской мудрости с верой Израиля, а он сам не только философствующий александрийский эклектик – последователь Посидония и предшественник Плотина, опирающийся на логику и умозрение, но и поэт-мистик, облекающий свои идеи в изощренные метафоры. Филон не столько оригинальный мыслитель, сколько богослов и экзегет, аллегорически трактующий сюжеты, притчи и образы Ветхого Завета. Для иудея Филона Священное Писание – это истинное Слово Божие, все слова Писания боговдохновенны. Как александрийский философ, он полагает, что аллегорический метод толкования есть заветный ключ ко всем тайнам и притчам Ветхого Завета. Филон считал буквальное понимание Священного Писания грубым и вульгарным, противным совести и нравственному чувству, и призывал обратить ум от чувственных образов Ветхого Завета к сокровенной премудрости Божией, таящейся под покровом слов. Аллегорически трактуя книгу Бытия, александрийский философ свел библейскую историю сотворения Богом мира, грехопадения Адама и Евы, всемирного потопа к иносказанию духовной жизни человека. В теософии Филона вся история мира утрачивает библейский смысл и религиозную метафизику, и предстает лишь тенью духовного состояния души, а мироздание – аллегорическим откровением Бога, иносказанием и загадкой Создателя. Филон стремился к компромиссу между верой Моисея и мудростью Платона, он хотел примирить иудейские притчи и древнегреческую философию, чтобы проникнуть в тайный смысл образов и символов Священного Писания. По мысли александрийца Моисею открылась Божественная Истина в символах и образах, а греческим философам – Гераклиту, Пармениду, Сократу и Платону – в абстрактных умозрениях. Для александрийца Филона с его аллегорическим толкованием образов и притч Священного Писания, греческая философия и поэзия – эллинский путь к Богу. Предвосхищая апофатическое богословие Дионисия Ареопагита, Филон учил, что Бог в Своей сокровенной Сущности запределен, непостижим и неописуем, превосходит всякое познание, мысль, образ и слово, а для мира Он открывает Себя в Своих творческих и промыслительных силах, простирающихся сквозь небо и землю – духовный и материальный миры. Господь трансцендентен для мира, но в Своих силах Он имманентен миру и являет Себя во вселенной через посредника – Свое истинное Слово, именуемое Логосом. Филон понимает Логос как мироправящий разум и славу Вседержителя, премудрость Бога и Его мысль, образующую умосозерцаемый мир идей, идеальный архетип миротворения и первообраз человека. Филоновский Логос не истинный Бог, но отражение, тень и образ Божества, Его первое и высочайшее творение, верховный архангел и «первородный Сын Божий», через Него сотворен мир, он – «идея всех идей» Платона и стоическая «душа мира», связующая два образа бытия – духовный и чувственный, небо и землю, Адама и Еву. Русский православный экзегет Д. Муретов определил «два образа филоновского Логоса»: иудейско-деистический тварно-личный посредник между Богом и миром, и греко-пантеистическая «душа мира». По мысли Муретова религиозная философия александрийца была «предуготовлением к христианскому теизму», но сходство в учении о Логосе у эллинистического эклектика Филона и апостола Иоанна Богослова только внешнее: «Иоанновская идея самооткровения Божества в Своем Логосе у Филона переходит в пантеистическо-стоическое понятие саморазвивающейся всеобщей субстанции», а будучи «существом самостоятельно-личным» Логос «по своей природе стоит бесконечно ниже Верховного Существа, как тварно-служебный дух или ветхозаветный ангел». Блаженный Иероним отнес Филона к христианским писателям, но философская мысль александрийского мудреца вела не только к патристике, но и к гностицизму и каббалистике, а филоновское учение о Логосе несовместимо с церковной христологией. Филон вслед за Платоном, учит, что мир создан Богом из безвидной материи, в то время как христианство проповедует, что Творец создал мир из небытия – из ничего. Филон утверждал, что Логос отличен от Бога и непричастен Его сокровенной Сущности, а христианство догматически учит о тайне единосущности всех Ипостасей Святой Троицы. Учение о Христе Логосе – духовное сердце Нового Завета. Во Христе открылся смысл всего Божьего творения и высшая цель – обожение. В христианском сознании Логос совечен безначальному Богу Отцу, Он есть вторая Ипостась Троицы – предвечный Сын Божий, Источник вечной жизни и истинный Бог, Ипостасная Премудрость и предвечное Слово Божие, ставшее плотью, Богочеловек и Новый Адам, Спаситель мира и Агнец-Искупитель грехов человечества, Победитель смерти и Ада. Религиозная философия Филона представляет собой сложное литературное явление, где истинность Откровения обосновывается философией Платона, Аристотеля и стоиков, а истинность философского умозрения – ссылками на Ветхий Завет и аллегорической трактовкой Священного Писания, поэтому учение Филона есть не только предтеча патристики, но и предвосхищении арианской ереси, где Христос Логос – не истинный Бог, а высочайшее творение, и к субординационизму Оригена, отрицавшего равенство Божественного величия всех Лиц Святой Троицы. Анализируя учение Филона, Сергей Трубецкой пришел к выводу, что «христианское содержание не укладывалось само собою в ту концепцию о Логосе, какую мы находим у Филона или вообще в греческой философии. Отсюда в пределах самого учения о Логосе явилась борьба противоположных элементов, христианских и нехристианских, окончившаяся торжеством христианской идеи в православной ее форме. Но, как известно, торжество это наступило не сразу. И там, где слабела христианская идея, где греческая философия или александрийский гнозис брал верх над христианскою верой и представление о Мессии-Искупителе терялось в абстракции Логоса, там мы замечаем нередко более или менее ясно выраженное возвращение к Филону, мало того, иногда даже к учению, несравненно более далекому от христианской догматики, чем философия этого благочестивого еврея. Концепция Логоса, находимая нами у Оригена есть почти чистый филонизм. А концепция Ария, например, представляет шаг назад в сравнении с Филоном, так как являет собою более резкое уклонение от нормы абсолютного монотеизма». Все христианские философы призваны помнить, что догматы Церкви и христианская вера – мистичны и апофатичны, а «религиозный рационализм» в духе Филона, Оригена и Ария, приводит к отрицанию истин Божественного Откровения.  Арий думал, что Христос – это тварный Логос, высочайшее из всех созданных тварей, но не предвечный Сын Божий. Арианский Христос не мог совершить дело искупления, Он не мог спасти мир и явить всю полноту Божества телесно, ниспослать Святой Дух для преображения мира, и в Своем Лице возвысить и обожить человеческую природу, соделав ее предметом почитания Ангелов, ибо Сам не был истинным Богом. Арий учил о сотворенности Логоса и отрицал тайну высочайшего догмата Церкви о Святой Троице. Афанасий Великий, сокрушая ересь Ария словом о Боге, отмечал, что Христос – предвечный Сын Божий, а не творение, Он как Логос единосущен Богу Отцу и Святому Духу. Глубоко справедливой представляется мысль Бердяева о том, что «от Логоса Филона Александрийского к Логосу Иоанна Богослова можно перейти лишь актом веры, лишь религиозным восприятием».
                В многотомной «Истории античной эстетики» А.Ф. Лосев подчеркивал, что «Филон Александрийский был не только сам иудеем и искренним сторонником иудаизма, но в то же самое время и человеком, для которого греческий язык был родным, который имел блестящее эллинское образование и владел историей греческой философии не хуже, а может быть, еще лучше самих греков тогдашнего времени». Пытаясь соединить иудейское вероучение и греческую мудрость, александриец Филон создал эклектическую философию, открывающую путь, как к патристике, так и к гностицизму. Древние гностики Валентин и Василид были сильными мыслителями, но в их учении философское знание заменило религиозную веру, а человеческая мудрость подменила Премудрость Божию и Божественное Откровение. Гностицизм от александрийских теософов до  Шеллинга и В.С. Соловьева, представляет собой мифотворчество и религиозный рационализм. Гностицизм как утонченный рационализм есть отрицание апофатики – аскезы мысли и самоотречения разума, не понимая, что рациональные суждения бессильны в делах веры, мудрость мира сего есть безумие перед Богом, а высочайшее познание Бога есть любовь к Богу: «любовь от Бога, и всякий любящий рожден от Бога и знает Бога. Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь» (1 Ин.4:7-8). Гностики полагали, что спасение обретается не верой через дела любви по милосердию Божиему, а обретением высшего мистического знания, освобождающего душу от уз материи. Выдающийся русский религиозный философ С.Н. Трубецкой, был убежден, что именно вдохновляясь пафосом гностицизма, великие немецкие философы – Фихте, Шеллинг и Гегель, проповедовали идею «становящегося Абсолюта» и «абсолютного знания», а себя считали «апостолами и пророками этого знания, носителями божественной мудрости, божественного самосознания», полагая, что мировой дух осознал себя в их философских системах. В пантеистических системах Фихте, Шеллинга и Гегеля отвлеченный идеализм растворил личность во всеобщем начале – «абсолютное идее», человеческий разум превратился в основу бытия и самосознания Бога, философская мысль в теогонический акт, а Сам Господь Бог из библейского Сущего и Непостижимого, в «чистое бытие» и «мировой дух»  – абстрактное понятие рационального мышления. Гностики искали философского познания Божества и духовного мира, а так как библейское Откровение громогласно возвещало о бесконечной непостижимости Бога Троицы, а догматы Церкви были не интеллектуальными теориями, а сверхрациональными истинами веры, то гностики прибегали к воображению. Величайшие философские системы гностиков Василида и Валентина – это произведение не только философской мысли, но и поэтического воображения, грандиозные поэмы, поражающие ум, но не Премудрость Божия. Бердяев в книге «Философия свободы» характеризуя гностиков первых веков христианской эры как мыслителей с «могучими умами и творческой фантазией», полагал, что в гностицизме вместо познания Божественной Истины было лишь блуждание по пустыням поэтической фантазии. Гностики пытались познать Бога рационально, не понимая, что Божественная Истина постигается не умом, а целостным духом.  Будучи вдумчивым историком философии и религии, С. Н. Трубецкой,  критически относился к подмене религиозной веры интеллектуальной интуицией мистических рационалистов от древних гностиков Василида и Валентина, до немецких мистиков – Мейстера Экхарта, Таулера, Сузо и Якоба Беме, и немецких философов – Фихте и Шеллинга, как раз из-за смешения мышления и созерцания с экзальтированным воображением. Надо сказать, что и Владимир Соловьев, несмотря на свои симпатии к гностицизму, каббалистике и немецкой теософии от Якоба Беме до Шеллинга, считал, что идеи гностиков о грехопадении эона Софии Ахамот, о Христе не как о Богочеловеке, а как о небесном эоне, имеющем только «подобие плоти», о единосущности души и Божества, «разительно напоминающие греко-индийскую мистику, по самому своему существу глубоко чужды апостольскому преданию о Христе».
                Немецкий теолог Франц Баадер мудро писал, что познание Истины – это жизнь по образу Истины. Если Христос есть Истина, то познание Истины – это уподобление Христу и стяжание Святого Духа через исполнение заповедей, участие в сокровенной и духовной жизни Церкви и принятие ее таинств, догматов и канонического строя. Священные догматы Церкви – это не умозрительные теории, а богооткровенные истины, они – не рациональны, а мистичны и парадоксальны. Все догматические истины Церкви парадоксальны и антиномичны, и гностики как рационалисты не могли постичь тайны Боговоплощения и Богораспятия. Тонкий теолог и философ Ориген, будучи интеллектуалом, не мог постичь тайну свободы и эсхатологии, мыслил Священное Писание не библейски, а платонически, о чем говорит его учение о предсуществовании душ, цикличности истории и апокатастасисе. Выдающийся богослов Августин Блаженный, пришел к вере во Христа через изучение философии, чтение Плотина и Цицерона, и преодоление соблазна манихейства и платонизма. Для христианина предвечен только Сам Бог – Создатель неба и земли, а не материя, но греческой философии чужда библейская идея сотворения мира из ничего. Как ортодоксальный теолог Августин полагал, что Бог сотворил мир из ничего, а не из предвечной материи как учил Платон. Но на многих мыслях Августина легла печать платонизма и манихейства – эстетическая теодицея, идея предопределения и теократические мечты о Церкви как Граде Божьем на земли. Русский религиозный философ, поэт-символист и богослов В.С. Соловьев стремился примирить философию и библейское Откровение, метафизически оправдать богооткровенные истины веры, но вся его философская система всеединства более склоняется к гностицизму и Шеллингу, к теософии Беме и визионеру Сведенборгу, к неоплатонизму и Каббале, нежели к патристическому наследию и соборному разуму Церкви.  Вся софиология священника о. Павла Флоренского и богослова о. Сергия Булгакова – это путь от Церкви и патристики к Платону, Шеллингу и гностикам. Флоренский и Булгаков мыслят Софию, как душу и сущность мира и как эон гностиков, обладающий личностью, и переживающий метафизическую катастрофу грехопадения. Но если Премудрость принадлежит Богу, то София не может быть сущностью и субстанцией твари и претерпеть грехопадение, иначе мы приходим от христианства к пантеизму и гностицизму. И религиозный философ Евгений Трубецкой не смог преодолеть платонизм, ведь для него универсальная идея дороже уникальной личности. Ветхий Завет повествует, что Господь сказал о Себе пророку Моисею: «Я есмь Сущий», а в Новом Завете Иисус Христос поведал о Себе апостолам: «Я есмь Истина», но будучи платоником Трубецкой, утверждал, что «неправильно определять истину как сущее», и создал идеалистическую и умозрительную концепцию «абсолютного сознания».
                С позиции борцов за чистоту православия и богословов охранительного течения – только в Библии заключены богооткровенные истины, а философия с ее свободой мысли – источник ересей. Архимандрит Рафаил Карелин определил философию как «интеллектуальные грезы ума», «прокрустово ложе логики и абстракций». Церковному писателю Тертуллиану – одному из самых вдохновенных проповедников Церкви, принадлежит крылатое изречение: «верую, ибо абсурдно». В своих неистовых проповедях и сочинениях, исполненных парадоксами, метафорами и острой полемикой, он порицал идеализм Платона и диалектику Аристотеля, провозглашая иррационализм веры: «Распят Сын Божий – не стыдно, ибо постыдно. И умер Сын Божий – это вполне достоверно, ибо нелепо. Погребенный, Он воскрес – это верно, ибо невозможно». Тертуллиан утверждал, что ум не в силах постичь истины, открывающиеся вере, ибо не умозрение источник мудрости, но Сам Бог и Его Откровение. «Что общего у Афин и Иерусалима?» – патетически вопрошал карфагенский проповедник. Если у античных мудрецов – Сократа, Платона и Аристотеля и были «проблески истины», то они заимствовали их из Священного Писания, а из философии по преимуществу проистекают ереси. С жестокой иронией Тертуллиан полагал, что после Страшного Суда мудрецы и философы будут «со стыдом гореть в огне пред своими учениками». Будучи реалистом по натуре, пылкий проповедник не мог принять созерцательный мистицизм александрийцев, загадочно толкующих образы, сюжеты и притчи Священного Писания, но держался буквальной трактовки библейских текстов. Ключевая тема философии Льва Шестова – это конфликт Афин и Иерусалима, религиозной веры и научного знания, библейского Откровения и древнегреческого умозрения, трагическая борьба верующего духа с истинами чистого разума и законами логического мышления: «В границах чистого разума можно построить науку, высокую мораль, далее религию – но нельзя найти Бога». Волюнтарист и иррационалист Лев Шестов прошедший путь от Толстого, Ницше и Шекспира к Библии и героям веры – Достоевскому, Иову, Паскалю, Кьеркегору, яростно доказывал, что «невозможно примирить греческий разум с библейским Откровением». В книге «Афины и Иерусалим», он противопоставляет героев веры Авраама и Иова – мудрецам Аристотелю и Спинозе, а эллинской мудрости и всеобщим законам – иерусалимскую веру в Бога. Для него Бог всемогущ и не подчинен истинам разума и морали, спасение обретается верой, а истинная вера – безумие и абсурд для рационального мышления. Для парадоксалиста Шестова «вера есть новое измерение мышления, открывающее путь к Творцу». Выступая против логизации Откровения и рационализации веры, он скорбел, что нет «философии, которая исходила бы из Откровения», и утверждал: «библейская философия много глубже и проникновеннее современной философии». Предтеча религиозного экзистенциализма Кьеркегор писал, что цель религиозной философии – привести человека к «тайне веры». Но истины Откровения непостижимы и подвиг веры предполагает «распятие разума» – отречение от «истины Платона» ради «веры Авраама». Религиозный философ Блез Паскаль, полагая, что непостижимое уму открывается сердцу, искал не «Бога философов и ученых» – абстрактное понятие и идею высшего разума, с которым невозможно личное общение – молитва, а живого Бога библейских пророков и Откровения – «Бога Авраама, Исаака и Иакова».
                Для иррационалистов типа Тертуллиана, Кьеркегора и Льва Шестова очевидно, что Афины и Иерусалим – философия и религия, несовместимы, ибо вера библейских пророков – абсурд и безумие для разума. Но для истинного христианина знание и мудрость – дар Бога, а разум и философия призваны не к упразднению, а к преображению. Как вдумчивый ученый, блестящий философ и апологет христианства, С.Н. Трубецкой полагал, что невозможно изучать историю философской мысли без ее связи с историей мифологии и религии. Христианский мыслитель считал, что философия – это путеводительница ко Христу – Слову Божиему, подготовившая древний мир к восприятию христианства, а христианство не только соединило в себе веру Иерусалима и мудрость Афин – философскую мысль древних греков и религиозное вдохновение древних иудеев, но и одухотворило и преобразило их, о чем свидетельствует богословие Церкви. Все догматы Церкви антиномичны, а догмат о Святой Троицы и догмат о воплощении Бога Слова – самые таинственные их всех истин веры, заставляющих величайших мудрецов склонится перед непостижимостью Божией. Православный богослов Г. Флоровский в письме к архимандриту Софронию – ученику преподобного Силуана Афонского, подчеркивал, что «антиномичность догматов бесспорна», но глубокомысленно уточнял, что для  преображенного разума и Божественного Логоса «нет антиномий», «Последняя «антиномия» в том и заключается, что Божественное Бытие сразу и металогично (ибо трансцендентно тварному разуму) и вполне логично (ибо сам тварный «разум» есть только «образ» Божественного Логоса). «Антиномия» снимается в «созерцании». Преподобный Симеон Новый Богослов учил, что в основе христианской философии – молитва и созерцание, трепет перед Богом и осознание, что Его сокровенная Сущность непостижима, и призывал к преображению философского ума Божественным Светом через молитву, покаяние и борьбу со страстями. Платон говорил, что «постичь Бога трудно, а изречь невозможно», а святитель Григорий Богослов полемизируя с древнегреческим мудрецом, сказал о неописуемом Боге: «изречь невозможно, а постичь еще более невозможно». В теологическом споре с калабрийским философом Варлаамом убежденным, что древнегреческие философы путем умозаключений лучше познали Бога, чем пророки и апостолы, преподобный Григорий Палама утверждал, что Бог Сам открывает Себя сердцу человека, а истинный путь Богопознания – исихазм. Святитель Григорий Палама получил прекрасное образование, изучил творения Платона и Аристотеля, но будучи великим православным мистиком, он мудро учил, что пророки и апостолы стоят выше, чем философы, ибо Бог открывает Себя не рассудку, а сердцу в его библейском смысле. В своих беседах Григорий говорил, что умная молитва и очищение сердца, покаяние и просвещение ума, стяжение благодати Духа Святого и созерцание Божественного Света – это истинная христианская философия. Святитель подчеркивал, что Церковь почитает пророков Ветхого Завета и апостолов Нового Завета несравненно выше философов и эллинских мудрецов, ибо пророки обрели дар Боговидения, а философы только размышляли о Боге. Богословский спор Варлаама и святителя Григория Паламы – это спор схоластической и идеалистической философии пытающейся заменить Откровение и втиснуть духовный мир в категории аристотелевской логики с духовной премудростью Церкви, проповедующей о запредельном и непостижимом Боге, открывающемся Своему творению в предвечном Свете. Святитель Григорий Палама учил, что монашество – это жизнь по образу Христа и исполнение Его заповедей, а величайшее сокровище монашества – это молитва. В молитве духовное око сердца и ума обращается к Богу, а высочайший подвиг исихии – это стяжение вечных и животворящих энергий Божества – Фаворского Света, преображающего человеческую личность. Святые отцы Церкви обличали гносимахов, отвергающих знание и философию, призывали к преображению ума и познанию Бога в откровениях Его премудрости и любви. Преподобный Максим Исповедник был гениальным философом, блестящим знатоком эллинской мудрости, но философствовал он, не опираясь на законы формальной логики Аристотеля, а исходя из Божественного Откровения. Преподобный Иоанн Дамаскин дал, на мой взгляд, самое лучшее и глубокомысленное из всех определений философии: «Философия есть познание Божеского и человеческого, то есть видимого и невидимого», «попечение о смерти», «уподобление Богу», «искусство искусств и наука наук», «любовь к мудрости; но истинная Премудрость – это Бог; и потому любовь к  Богу есть истинная философия». Апостол Иоанна Богослова учил, что Бог познается духовным актом любви: «любовь от Бога, и всякий любящий рожден от Бога и знает Бога. Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь» (1 Ин. 4:7-8).
                В Новом Завете сказано, что Бог есть Дух и Любовь. Если Господь сотворил человека по образу и подобию Своему как создание духовное, то ум наш призван к Богопознанию, сердце – к любви, а уста – к умно-сердечной молитве и апостольской проповеди. Святитель Григорий Богослов мудро учил, что человек – это дух, душа и тело, и человеческая природа во Христе объемлет духовное, душевное и телесное. Если бы Христос Логос не принял и не преобразил ум и дух человека, а именно дух и ум – зачинатель греха, то не совершилось искупление. Во Христе Бог стал человеком, чтобы человек стал богом по благодати, и Божественный Логос через дух и ум соединился с душой и телом. Господь открывает Себя существу мыслящему – человеку, и утверждает религиозный смысл мысли. Философствование о Боге и духовный поиск Логоса – Смысла и Истины – это творческое исполнение религиозного назначения человека. Вопреки иррационалисту Тертуллиану наша душа –  язычница не по уму, а по страстям. Если ум и сердце не едины в вере, то душа наша верит только наполовину. Тайна живой веры в том, что она соединяет ум и сердце во Христе. Но таинство веры – это акт свободного духа, и чтобы обрести живую веру в Богочеловека Иисуса Христа, человек призван принять на себя подвиг Богоискания. Человек призван к познанию Бога в Его откровениях и делах – в жертве и любви Спасителя, премудрости Промыслителя и величии Создателя. На высоком языке молитвенной поэзии ветхозаветный пророк и иудейский царь Давид возвещает о духовном искании Бога: «Боже! Ты Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я; Тебя жаждет душа моя, по Тебе томится плоть моя в земле пустой, иссохшей и безводной, чтобы увидеть силу твою и славу Твою, как видел я Тебя во святилище» (Пс. 62:2-3). «Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к Тебе, Боже! Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому: когда приду и явлюсь пред лицо Божие!» (Пс.41:2-3). Церковь осудила ересь Аполлинария считавшего, что «невозможно, чтобы не было греха в помышлениях человеческих», и отрицающего во Христе Богочелове¬ке наличие человеческого ума. В Церкви все священные истины веры – это истины преображенного разума, соединенного с Божественным Логосом – с «умом Христовым». Христос воспринял не только человеческую плоть, но сердце, волю и ум, а значит, человеческий разум призван к духовному преображению, а не к угашению. Вся патристика и молитвенная поэзия, религиозное искусство и богослужебные песнопения, иконография Церкви и пламенная проповедь апостолов ярко свидетельствуют о тайне духовного преображении целостного человека. Выдающийся богослов Владимир Лосский, для которого православие было «вселенской истиной» писал, что «древняя философия преподавалась в духовных академиях для развития и культуры ума, а отнюдь не ради постижения через ее посредство истин Откровения». Но еще более прозорливый русский религиозный философ и православный богослов о. Георгий Флоровский мудро пояснит: «Для великих учителей древней Церкви умозрительное Богопознание было образом благочестия, образом Богопочтения и Богослужения, - и в этом на все времена установлена непреложная мера и мерило». Ибо зачем христианину совершенствовать «культуру ума», о которой писал Владимир Лосский, если она не имеет никакого отношения к постижению тайн веры и не возносит его ум к истинам Божественного Откровения?
                Священное Писание – это Откровение вечных истин, а не собрание нравственных правил, древних мифов, философских размышлений и притч восточных мудрецов.  В основе веры – религиозное Откровение, ибо Господь Сам открывает Себя человеку, но человек призван сам свободно открыть двери своего ума и сердца, чтобы встретиться со Христом. Господь призывает каждого из нас следовать к Нему. Бог открывает Себя в жизни Церкви, в священной книге – Библии, в красоте сотворенного Им мира, в духовных качествах нашей души, сотворенной по Его образу, в шедеврах творческого гения и в сердцах, творящих Иисусову молитву. Человек – словесное создание и христианство есть религия слова – Божественного и человеческого. В Священном Писании сказано, что Бог сотворил Словом мир и благословил Свое творение. Бог все сотворил из ничего через Свое предвечное Слово – Божественный Логос. В Новом Завете Иисус Христос назван Словом Божиим. Христос есть Слово Божие ставшее плотью, Сын Божий ставший Сыном Человеческим. Человек сотворен по образу и подобию Бога, он – существо словесное и мыслящее. В слове проповедуется о распятом и воскресшем Христе во храмах. Апостолы через слово пронесли по всему миру благую весть о Христе – Победителе смерти и Ада. В слове человек обращается к Богу в молитве, через слово он размышляет о духовных вещах. Христианство – это Слово Божие – Откровение, слово о Боге – богословие, и слово к Богу – молитва. Е.Трубецкой в книге «Смысл жизни», писал о диалогическом и богочеловеческом характере религиозного Откровения: «Откровение не есть божественный монолог: оно – диалог, живая беседа между Богом и человеком, в которой человеческое сознание божественной мысли достигает высшего напряжения. Оно – акт не только божеский и не только человеческий, а богочеловеческий». Бог открывает  Себя человеку, но восприятие Откровения Божиего предполагает величайшее напряжение всех духовных сил личности. Не усилие одного интеллекта характерное для чуждых апофатике гностиков, создававших грандиозные философские поэмы, но далеких от истинного Богопознания, а духовное усилие воли, ума и сердца – путь молитвы. В евангельской притче о Сеятеле сказано, о том, что Слово Божие как духовное зерно, приемлется живым сердцем человека. Человек призван к духовному подвигу – восприятию и осмыслению Откровения. В религиозном Откровении есть момент апофатический – оно приемлется через священную исихию – безмолвное созерцание, и момент катафатический – через духовное усилие и творческий подвиг Богопознания. В религиозном познании есть два аспекта – Откровение как нисхождение Бога к человеку, и духовное искание и философское умозрение как восхождение человека к Богу. Бог открывает Себя человеку как разумному и словесному существу. Слово Божие становится словом человеческим, а Премудрость Божия соединяется с человеческой мыслью и преображает человеческий ум. Священное Писание – это Божественное Откровение, написанное на человеческом языке, приобщающее волю, сердце и ум человека к таинству веры. Библейские книги – это духовное звено между Божественной Премудростью и человеческим духом.
                Священное Писание – не просто исторический документ, но вечное и универсальное Божественное Откровение, где каждая книга – священна, и каждый стих, таит глубочайшую богословскую мудрость, изложенную на поэтическом языке символов и притч, образов и метафор, а в центре библейских книг – Сам Христос. Христос – это живое звено, связующее два Завета – Ветхий и Новый. Он – Мессия и о Нем пророчествовал Ветхий Завет. Во Христе исполнились все ожидания и обетования ветхозаветных пророков и мудрецов. Если человек не исповедует Христа Сыном Бога Живого – Искупителем и Спасителем мира, то он не может быть последователем боговидца Моисея, Давида, Соломона и пророков. Христос не упразднил Ветхий Завет, а исполнил и преобразил. Церковь отвергла радикальное стремление гностика-моралиста Маркиона отвергнуть и отсечь Ветхий Завет от христианской веры и Новозаветного Откровения, учила о внутреннем согласии библейских книг, и воспринимала Ветхий Завет как пророческое «приготовление Евангелия». Ветхий Завет – это духовное сокровище Церкви, туда входят Пятикнижие Моисеево и книги пророческие, философские притчи и грустные раздумья иудейского мудреца Соломона, поэтически вдохновенная Песнь Песней, мистически истолкованная Оригеном и святым Григорием Нисским, и Псалмы царя Давида – образец высочайшего молитвословия и церковной поэзии, трогающей даже каменное сердце. Вся гимнография Церкви, основана на согласии пророков и апостолов, ее богослужение и молитвенная литературы исполнена ветхозаветными аллюзиями и образами. Иустин Философ подчеркивал, что иудеи, отвергнув Христа, потеряли право на Ветхий Завет. Новозаветная Церковь, образованная Святым Духом, сошедшим в Сионскую горницу – «новый Израиль», и вся мудрость и все пророчества Ветхого Завета – ее священное наследие. Только Церковь имеет благодать Святого Духа – истинный ключ к пониманию Священного Писания. Символически и анагогически истолковывая сюжеты, образы и притчи Священного Писания, святые отцы Церкви никогда не злоупотребляли аллегорическим методом александрийца Филона, имевшего конечно огромное влияние на церковную экзегетику эпохи патристики. Но если иудей-платоник Филон пытался найти в ветхозаветных книгах «божественную мудрость» – теософию, то святые отцы Церкви созерцали в Библии не только собрание нравственных поучений, притч и аллегорий, но и священную историю, подчеркивали ее мессианские и эсхатологические мотивы. Символично, что в Церкви  соединились две школы экзегетики: александрийская, обращенная к познанию таинственных смыслов библейских книг и созерцанию Бога, и антиохийская, придерживающаяся буквального понимания священной истории. Святитель Иоанн Златоуст, виртуозно соединяя два метода, толковал библейские книги типологически – созерцая в событиях и героях Ветхого Завета «типы» и «образы» грядущих событий, подчеркивая религиозную истину библейской истории, но и никогда не сводя ее к букве. Библия – это священная книга Церкви, Откровение истинного Бога, где каждое слово прекраснее звезды, глубже морской бездны и драгоценнее жемчужины, хранительница Истины, соединяющая ум человека с предвечной премудростью Всевышнего, истинное Слово Божие, изреченное на языке человеческом, послание Бога всему миру.
                В Священном Писании сказано, что разум и мудрость от Бога, а значит христианская вера – мудра и разумна в высшем смысле этих слов, и христиане верят в Богочеловека Иисуса Христа – ипостасную Премудрость и Божественный Логос. Символ Веры – это драгоценное сокровище Церкви, ее прекраснейший духовный алмаз богословской мудрости, изложенной на трогающем сердце языке молитвенного песнопения, дает душе созерцать Христа в Его земном пути, воскресении и вознесении. Православный философ Иван Ильин был убежден, что «целостный религиозный акт не может и не должен исключать мысль», но «мысль о Боге должна родиться из созерцающего сердца» – из любви к Богу, молитвы и созерцания, и стать «разумно-сердечной», «молящейся мыслью». Сущность религии заключается в любви к Богу, в тоске по небу и вечности, в стремлении к общению с Творцом и Спасителем – с Тем, Кто непостижим мыслью и неизречен словом. Религиозная вера невозможна без молитвы. Молитва – это духовный пульс веры, основа ее жизни, обращение ума и сердца к Богу. Церковь – это наставница веры, проповедница Откровения, толковательница Священного Писания, хранительница богооткровенной мудрости и учительница молитвы. Истинная молитва – это духовный опыт Богообщения, открытость сердца Христу, пребывание с Богом и в Боге, поклонение Ему в Духе и Истине, предвосхищение «тайны будущего века». Святые отцы Церкви знали безмолвную молитву – исихию, и молитву «взывающую с воплем», и обе эти молитвы – духовны, а не душевны. Страдалец Иов молился Богу с «неистовой речью», и молитва его была духовной. Молитва – это основа аскезы, упражнение в духовной брани, учитель богословов и наставник философов, высочайшее из искусств и великая наука Богопознания. В молитве человеку открывается бесконечная глубина мудрости, содержащейся в Священном Писании, именно поэтому чтение библейских книг и духовной литературы всегда предваряется молитвой к Богу. Все великие подвижники Церкви от Макария Египетского и Исаака Сирина до Силуана Афонского учили «держать ум в сердце», и «молиться умом из сердца». В основе духовной молитвы по учению Церкви заложено воспоминание о Боге и трепет перед Его неописуемым величием, хранение ума от помыслов и сердца от страстей, освобождение духа от помышлений и представлений о вещах чувственных, воображаемых и умозрительных. Истинная молитва учит богослова и философа мыслить о Боге апофатически, а истинный молитвенники среди богословов – Дионисий Ареопагит, Григорий Богослов, Симеон Новый Богослов, Иоанн Дамаскин, Максим Исповедник. Нельзя жить духовно без молитвы – сокровенного общения с Богом: дух без молитвы – мертв, ум – глуп и циничен, сердце – пусто и холодно, художественное чувство – пошло и безобразно, а воля – порочна. Человек – это творческое существо, а молитва – высочайшее творчество. Человек призван Богом к сотворчеству, призван молиться в картинах как Рафаэль, Нестеров и Эль Греко, в музыке как Бах, в сонатах и симфониях как Бетховен, в одах, элегиях и лирических стихах как Державин, Пушкин, Лермонтов и Тютчев, в духовных писаниях как все великие поэты и мудрецы, богословы и философы.
                Христианство – это конечно не философская система, а духовная жизнь по образу Иисуса Христа, путь спасения - очищения сердца, восхождения в Царство Небесное и уподобления Богу, в основе христианства лежит - Божественное Откровение и вера, которая есть таинство. Апофатика – это теологическая аксиома христианского Богопознания, ибо сверхсущий Бог запределен и непостижим для самих Херувимов и Серафимов, но Он открывает Себя творению в нетварных энергия и силах – в любви и красоте, премудрости и свободе. Преподобный Максим Исповедник учил, что на вершине Богопознания стоит высочайшая тайна бытия Божиего – священная тайна Троичности. Вершина религиозного Откровения есть догмат о Святой Троице – о предвечном и безначальном Боге Отце, предвечно рожденном от Отца Боге Сыне и предвечно исходящем от Отца Боге Святом Духе. Церковь хранит Божественное Откровение, дает человеку духовно соединиться с Богом через таинства веры и познать Его бесконечную любовь. В Церкви пребывает Бог и действует Его премудрость и сила, а голос Церкви – это Слово Божие, огненный язык Святого Духа. Бог говорит с человеком в Церкви и через Церковь, хранящую евангельский образ Спасителя. Жизнь в Церкви – это духовный опыт живого общения со Христом, преображающего человека. Только в Церкви сердце и ум узнают в историческом Иисусе из Назарета – Богочеловека Христа, Спасителя мира и Искупителя грехов. Внутри Церкви оживают все библейские книги как живое Предание веры, как проповедь о распятом и воскресшем Спасителе, как пророчество о горнем Иерусалиме, сходящем с небес, где Бог будет всем во всем. Вне Церкви невозможно познание Бога и общение с Ним, ибо Церковь – мистическое Тело Христово. Христианская философия – это философия вечная и церковная, опирающаяся на богословскую ученость и молитвенное богомыслие, пастырскую проповедь и аскетический подвиг, иконопись и гимнографию Церкви. Церковь исповедует священные догматы как богооткровенные истины веры, изреченные в Слове Божием, ибо догмат есть изреченное Откровение. В Церкви догматы оживают в опыте веры, в молитве и созерцании. Догматы Церкви – это умозрительные заповеди Христа Логоса, премудрый ответ Слова Божиего на вопрошания ума человеческого. В духовных исканиях христиан конечно не должен возвращаться к платонизму как богословы Серебряного века – о. Павел Флоренский и о. Сергий Булгаков, или к аристотелизму как Сергей Аверинцев, но призван творчески воспринять патристику как мудрость святой Церкви. Георгий Флоровский подчеркивал, что творения великих подвижников, аскетов и мудрецов Церкви были проникнуты пафосом умозрения и познания, стремлением к созерцанию, и  представляли собой истинную христианскую философию, основанную на Божественном Откровении, где разум не отсекается от духовного акта веры, а преображается через умную аскезу, молитву и любовь к Премудрости – Богу.
                Протестантская теология в лице историка Церкви и мыслителя А. Гарнака пришла к мысли, что христианство заражено «эллинистическим духом». Для протестантских теологов, ратующих за «историческую миссию Лютера», основной идеей является несовместимость библейской веры и философской мудрости, умозрения и Откровения. Критикуя гностицизм и считая учение о Христе Логосе и догматы Церкви – делом греческого духа, Гарнак утверждал, что в догматическом богословии святой Церкви философская мысль Сократа, Платона и Аристотеля взяла верх над Божественным Откровением – произошла «эллинизация христианства». Протестантские теологи и ученые, изучающие историю Церкви, считали ключевым моментов в Евангелии «нравственное учение Иисуса Христа», а в богословии и философии видели только «языческую прививку» к христианству. Но догматы Церкви – это богооткровенные истины веры, а то, что они изречены на языке древнегреческой философии имеет таинственный и глубоко провиденциальный смысл. Ветхий Завет исполняется в Новом Завете. Но народ иудейский не принял Христа, не прозрел за образом страждущего Мессии лик Сына Божиего, Спасителя мира и Искупителя грехов рода человеческого. В истории мира таинственно действует Промысел Божий и в избрании эллинов христианин прозревает неизъяснимые и неисповедимые пути Божественного Провидения. Евангелие дано миру на греческом языке – с поэтического и пророческого языка древних иудеев Божественное Откровение было переведено на язык древнегреческих мудрецов и философов, а когда Божественная Истина изрекается на языке человеческом, то язык освящается, одухотворяется и преображается. Георгий Флоровский проницательно писал: «составляя догматы, Церковь выражала Откровение на языке греческой философии. Если угодно, - переводила Откровение с еврейского языка, поэтического и профетического, на греческий. Это было в известной степени «эллинизацией» Откровения. Но прежде всего, это было воцерковлением эллинизма». Невозможно примирить мирскую мудрость и рациональную мысль («чистый» и «практический» разум по Канту) с Божественной Премудростью, ибо вера во Христа – страждущего и воскресшего Богочеловека есть безумие для рационалиста, но разум может быть преображен благодатью Святого Духа, научен Им в познании Божественной Истины, соединен с Логосом – предвечным Богом Словом, с Силой и Премудростью Божией. В Церкви философская мысль преображается через причастие Христу Логосу, а богомыслие – размышление о Боге, таинственное умозрительное созерцание величия Божия и Его премудрости, осознается как высочайшее религиозное призвание мыслящего человека.