Гражданское дело Главы 11-14

                11

               Открывши утром глаза, первым делом, увидела Закирова Ольгу Николаевну. Та сидела за столом перед зеркалом полубоком к кровати, на которой спала девочка, и тщательно наводила на лице макияж. Учительница была уже одета по-парадному, и прическа  на голове уже была  приведена в порядок.
        «Красивая!» - мысленно оценила Закирова. И прическу, и  учительницу. И с интересом принялась любоваться неотразимой учительницыной внешностью, которая не могла не привлечь к себе внимания сочетанием грации, гармонии и  простоты. Природа явно была в прекрасном расположении, создавая этот «гений чистой красоты». Ольга Николаевна была занята губами, когда, отвернув от зеркала глаза, обратила внимание, что девчонка уже не спит.
        -Ты давно не спишь? – спросила учительница, облизавши языком  губы.
        -Не-а! Только что проснулась, - соврала Лина.
        -Ну, тогда вставай скорей! Нам пора идти.
        -Куда?
        -Завтракать.
        -И, что же, вы ради завтрака  весь этот марафет наводите?
Ольга Николаевна непонимающе уставилась на девочку:
        -А ради чего же еще, по-твоему? Мы же пойдем завтракать в ресторан. А там люди. Конечно, не так много там будет людей, как вечером. И, наверняка, кто-то будет щеголять в домашних тапочках или халате. Но я так не могу. Даже если бы мне нужно было перейти из этой комнаты в соседнюю, то я и в этом случае привела бы себя в надлежащий вид. Я и тебе рекомендую придерживаться этого правила. Людей, как известно, встречают по одежке.
        «Хорошо, конечно, когда эта одежка есть, - подумала Лина. -  А если всего одно платье на все случаи жизни, то как тогда быть?»
        -А мне, что ли, опять ваше платье надевать? – спросила.
        -Разумеется. Других вариантов пока, к сожалению, нет.
             Ольга Николаевна оказалась права насчет домашних тапочек и халатов. Даже вчерашние официантки выглядели не столь парадно, как накануне. Они, кстати сказать, как и некоторые посетители выглядели  неряшливо, и передвигались по залу ресторана сонно, словно полудохлые мухи. Однако к Ольге Николаевне одна из них подскочила весьма проворно. Видимо, вчерашние чаевые послужили хорошим подстегивающим средством.
        -Чего прикажете подать, мисс? – проворковала она.
        -Завтрак, - коротко ответила Ольга Николаевна. Потом указала на меню. – У вас тут этого не обозначено. Но моему ребенку требуется какао, свежий творог с брусникой, сливочное масло и настоящая глазунья из яиц, а не из яичного порошка. Для меня приготовьте кофе капучино.
        -Простите, - извинилась официантка, - но я не знаю, что это такое.
        -Ах, да! Это черный кофе с молоком. Только натуральный кофе, а не какую-нибудь бурду.
        -И все?
        -Да. Видите ли, мне необходимо заботиться о своей фигуре, - кокетливо пояснила Ольга Николаевна.
        -Я понимаю, - кивнула головой официантка и  побежала выполнять заказ.
              Рассчитавшись после завтрака с официанткой, Ольга Николаевна сообщила Лине, что намеревается вместе с нею прошвырнуться по «тряпочным» магазинам.
        -У вас, что ли, мало  шмоток? – удивилась Лина.
        -У меня достаточно, - сухо заметила учительница. – А у вот у тебя их явно не хватает.
        -Деньги вам, что ли, некуда девать? – насупилась девочка. – Или  слишком уж хочется вину свою замазать?
        -Ни то, ни другое, - нисколько не обиделась Ольга Николаевна. – Во-первых, к деньгам, как и ко всем прочим ценностям, я всегда относилась и отношусь весьма уважительно, - назидательно пояснила она, - поскольку, чтоб ты знала, деньги очень любят счет. Особенно они не терпят, когда ими сорят. Во-вторых, сударыня, я ни в чем перед тобой не виновата. Перед твоими близкими тоже. На суде и до суда, исследуя документы, я выполняла свою работу. А к работе тоже следует относиться уважительно. К тому же, лично  я не заставляла твою маму пить с горя, или с радости, не заставляла беспорядочно принимать мужчин, не выгоняла ее с работы и не преследовала ее за ее антиобщественный образ жизни, я не лишала вас куска хлеба, и никого из вас не оскорбила каким-нибудь наветом, ложью или сплетней. Но если я  и чувствую какую-то вину перед вами, то не за свои поступки и дела по отношению к вам, а за чужие. За то, что мне так же, как и вам, приходится жить в нашем несовершенном обществе. Поверь, мне тоже очень много пришлось вытерпеть и перестрадать, чтобы не только выстоять, но и в чем-то подняться над другими. Это нелегко: не сломаться, а выстоять. Вот в этом я хотела бы тебе помочь. Пусть немного, но все-таки. А самое простое, что я  прямо сейчас могу предпринять, так это слегка обеспечить тебя самым необходимым в любом жизненном странствии: одеждой и питанием. Ведь мы с тобой не знаем, куда тебе придется отправиться в самое ближайшее время.
        -Не знаем, - тяжело вздохнула Лина.
        -Ну, вот потому и пошли в магазин за шмотками.
             Набрали целый ворох  теплой одежды и белья. Главное, купили шикарное шерстяное платье с длинным рукавом. В гостинице, облачившись в него, Лина ни за что не хотела его снимать. Вот если бы мать увидела или сестры! Обзавидовались бы до смерти. Лина живо представила себе мать и сестер и вспомнила, что теперь уж, возможно, она никогда их и не увидит. И от этого ей стало так тяжело, что она не смогла  дальше себя сдерживать: свалилась на кровать и зарыдала навзрыд. Первый раз  после суда так сильно и безутешно. Ольга Николаевна присела на кровать к девочке  и принялась гладить по плечам и спине:
        -Не плачь, деточка! Я очень хорошо знаю, что  пройдет совсем даже немного времени, и ты приедешь к маме. И вы обе  заберете ваших девочек. И вы снова будете вместе. Ты выучишься, пойдешь работать. Мама тоже перестанет пить, и будет работать. Все образуется, вот увидишь, поверь мне!
        -Как же образуется, если маме теперь нельзя быть с нами?
        -Да ведь она вполне может вновь получить свои права на своих детей, если прекратит пить и станет на путь исправления.
        -Что, правда?! – подскочила Лина.
        -Ну, конечно! – заверила учительница. – Все теперь зависит от желания и воли вашей мамы. Впрочем, и теперь еще малюсенький шанс есть что-то изменить. Понимаешь, решение суда должно вступить в силу только по истечении десяти дней после его оглашения. А за эти десять дней можно решение обжаловать.
        -Как это, обжаловать?
        -Ну, подать жалобу в вышестоящий суд. То есть, в областной суд, который может решение районного суда отменить.
        -А кто  эту жалобу должен посылать?
        -Да мама твоя. Она же является ответчиком.
        -Нет, она не сумеет! – поникла Лина. – Ничего она не сумеет. Её только и хватает на то, чтобы напиться до смерти. Потом, конечно, понимает, что  от  водки ничего хорошего. Ну, так это потом.
              Лина  задумалась. Состояние задумчивости  мало знакомо было ей до сих пор. Поэтому мысли поворачивались  у нее  медленно и с большой неохотой. Но все-таки поворачивались.
        -Ольга Николаевна, а я  могу отправить в областной суд эту самую жалобу? – спросила Лина, ухватившись за одну из наиболее толковых мыслей.
        -Нет, - разочаровала Лину учительница. – Тебе нет еще восемнадцати лет. То есть, ты не можешь быть еще юридически ответственным лицом. Кстати, я тоже не имею права подавать апелляции как ваше доверенное лицо, поскольку на суде являлась  обвинительной стороной, а не стороной защиты.
             Широченно распахнутые глаза девочки  тут же насквозь пронзили Ольгу Николаевну.
        -Почему же вы не стали стороной защиты? – почти шепотом спросила она…
             Ольга Николаевна порывисто спрятала лицо ладонями, словно хотела защититься от этого беспощадного взгляда. Она долго так сидела, застывши в одной позе. Потом, не отнимая от лица рук, умоляюще попросила:
        -Не спрашивай меня ни о чем, Лина. Я все равно ничего не смогу тебе ответить. Понимаешь?
         «Нет! Нет! Нет! Все не так! Все неправильно! – лихорадочно суетились в мозгу мысли. – Я не должна была обвинять! Я  обязана была защищать! Всеми фибрами души, до последнего. И дети, и мать должны были стоять у меня за спиной, а не напротив. Что я теперь могу сделать, чтобы не столкнуть окончательно в пропасть? Как я могу изменить ситуацию? У меня же нет никаких прав, никаких рычагов. Я ничего не могу! Стоп! У меня же есть телефон. Телефон прокурора района! Да, он, верно, сможет помочь мне! Да-да, я должна позвонить! Еще ничего не поздно… У меня есть еще девять дней!»
             Ольга Николаевна вскочила с места и бросилась к телефону. (Вот, оно, чудесное преимущество «люкса»!)  Сердце лихорадочно колотилось от страха, пока набирала номер. («Господи! Сделай так, чтобы оказался дома!»)
        -Слушаю! – долетело до слуха из трубки. – Я слушаю! Говорите же! – повторил знакомый бас.
        -Здравствуйте, Федор Петрович! – наконец, пролепетала Ольга Николаевна
        -Здравствуйте, здравствуйте, Ольга Николаевна! – радостно загремело  где-то на другом конце. – Как я рад, что вы позвонили! Вы даже не представляете, как я рад!
        -Простите, Федор Петрович! Я хотела вас попросить… То есть, я прошу вас… Очень прошу! Я, конечно, не имею никакого права… но я, собственно, не за себя прошу! То есть, наоборот, это очень важно для меня…
        -Ольга Николаевна, - поспешил на выручку прокурор, - я чувствую, что вы нуждаетесь в какой-то помощи. Где вы сейчас находитесь? В гостинице?
        -Да! – выдохнула  Ольга Николаевна.
        -Вот и находитесь там, пожалуйста! Я сейчас к вам в гостиницу подойду.
        -Да, я именно об этом и хотела просить, - воспрянула с духом Ольга Николаевна.
        -Все! Я уже иду! Мы все сейчас на месте совместно и уладим! – сказал прокурор и отключился.

                12

               Как оказалось, прокурор Федор Петрович обладал не только редким даром слушателя, но и способностью вникать в самые глубинные проявления души. Он внимательно выслушал печальную исповедь Ольги Николаевны и резюмировал:
       -Честно говоря, не хотел бы я оказаться на вашем месте, Ольга Николаевна. Однако я постараюсь помочь вам, чем смогу. Но для начала мы с вами должны вычленить, что мы в настоящее время имеем в плюсе, а что – в минусе.
       -В плюсе у нас имеется только девять дней. Да и то это, скорее, минус, чем плюс. Что мы можем успеть  только за девять дней, учитывая огромные расстояния нашей области? -  проговорила  Ольга Николаевна.
       -Ну, не скажите! – возразил прокурор. – За десять дней можно много сделать, если грамотно этими днями  распорядиться. У меня есть очень толковый приятель в адвокатской коллегии. Я сегодня же с ним свяжусь и постараюсь уговорить его взять ваше дело. Не думаю, чтобы он мне отказал. И мы сегодня же составим документ для кассации. Но, согласится адвокат или нет вести дело, вам в любом случае, Ольга Николаевна, нужно будет привезти сюда ответчицу. Впрочем, если адвокат даст добро, то достаточно будет и одной подписи гражданки Закировой.
       -А без этого нельзя? – спросила учительница.
       -Нет, - ответил прокурор. – Это в уголовных делах обязательно присутствует адвокат. А в гражданских, как правило, свои дела ведет сам ответчик. Или его доверенное лицо, представившее доверенность на ведение дела. И доверенность, между прочим, заверяет нотариус, или ответственное лицо, имеющее право удостоверять законность документа. Вот так-то!
       -Но ведь  я смогу привезти Закирову лишь к середине следующей недели. И то, если погода не испортится, - сказала Ольга Николаевна.
       -Ну, это уж, как бог даст! – развел руками прокурор. – Середина недели – это еще не конец. Смотрите, в понедельник вы улетите в Талый. Следующий рейс оттуда когда?
       -В среду.
       -Прекрасно! В среду вы прилетаете вместе с Закировой. Мы тут же оформляем доверенность и отправляем доверенное лицо в Тюмень. В четверг жалоба уже будет в суде. Главное, уложиться в десять дней с моментом регистрации кассационной жалобы. А мы успеем! – уверенно заключил прокурор. Потом добавил задумчиво:
       - Меня, Ольга Николаевна, больше беспокоит другой вопрос.
       -Какой? – насторожилась учительница.
       -Я не могу никак вникнуть: какого беса вы привезли сюда эту девчонку? Нет, нет, я не толкую сейчас о вас лично, - замахал прокурор руками. – Я знаю, что   это не ваша инициатива. Я сам говорил вашему директору, что он не вправе был предпринимать действия по изъятию детей до вступления решения суда в законную силу. И вообще это совсем не его дело. И даже судья не имела права что либо предпринимать в отношение ребенка. По крайней мере, она обязана была вынести специальное постановление. Или я имел право дать санкцию на арест, если бы в этом была необходимость. Но лично я ничего не давал. Да и, вообще, профукал, если честно сказать,  факт элементарного произвола. Ну, подумал, что у директора есть конкретное указание от комиссии по делам несовершеннолетних. Но в том-то и дело все, что никаких указаний не было, а была просто устная договоренность по телефону. Причем, по инициативе самого директора. Я  звонил, на всякий случай, вчера вечером Гущину. Тот сказал, что, действительно, слышал что-то об устройстве детей Закировой. Но заседания комиссии по этой семье не было. Более того, Гущин сам был жутко удивлен, когда  ему позвонили из РОНО о том, что уже состоялся суд, и что девочка отправлена в район. Ну, не мог же он поворачивать самолет обратно.
        -Так что же вас беспокоит? – воскликнула Ольга Николаевна. – В понедельник я отвезу Лину обратно в поселок.  А старшую Закирову привезу сюда. И все дела.
        -Да нет, тут что-то не то, - предположил прокурор. – Не мог директор просто так сам. А потому у вас будут неприятности, если вы привезете девчонку назад. Вас же специально командировали с тем, чтобы вы сюда её доставили. Так ведь?
        -Ну, да! – согласилась учительница. – Но причем тут неприятности, если речь идет о судьбе человека?
        -Ага! – расцвел Федор Петрович, - Именно это я и ожидал от вас услышать. Вы же девушка храбрая, и всякие мелкие неурядицы вам нипочем. Но, представьте себе, что, коль скоро ваш патрон отправил девчонку с вами, то ему ничего не стоит тем же макаром отправить её снова с кем-нибудь другим. И устроить, разумеется, вам отменный нагоняй.
        -Да, пожалуй, вы правы. Стало быть, вы считаете, что Лину не следует отвозить домой?
        -Да кто его знает, как лучше? Предположим, возвращается девчонка домой. Об этом событии сразу же весь поселок узнает. Но её же  по каким-то причинам спровадили поскорее с глаз долой. Не просто спровадили, а с целью  где-то поместить. Спрашивается: почему спровадили, и куда собираются поместить? Я говорю во множественном числе, потому что один директор сам по себе не мог взяться за такое гнилое дело. Скорее всего, из  РОНО  кто-то подсуетился  и директору указание спустил. А если из РОНО, то за девчонку тут на месте возьмутся серьезно. Это меня и настораживает.
        -Меня тоже насторожило, - сказала Ольга Николаевна, – потому я и забрала Лину в гостиницу.
        -У тебя есть здесь какие-нибудь родственники? – спросил прокурор у Лины. Все время  беседы учительницы с прокурором она тихой мышкой сидела на кровати, обхвативши колени руками.
        -Нет! – отрицательно махнула головой. – Никаких.
        -Ну, а знакомые? Такие, у которых можно  погостить?
        -О знакомых, Федор Петрович, лучше не будем спрашивать, - заметила  учительница.
        -Ну, понятно, - сказал прокурор. – Это я к тому, что идеальнейший вариант был бы, чтобы она погостила у своих. На это всякий гражданин имеет право.
        -Моих знакомых мы, разумеется, отметаем сразу? – вставила Ольга Николаевна.
        -Естественно! Похищение человека. Статья …     УК. Да и вы сами можете держать девчонку  возле себя только до понедельника. В понедельник вы должны будете сдать её в инспекцию, в РОНО, в комиссию по делам несовершеннолетних – неважно.
        -Как чемодан, - усмехнулась Ольга Николаевна.
        -Напрасно иронизируете! – заметил прокурор. Закон есть закон. И в данном случае он справедлив.
        -А давайте, я лучше убегу! – неожиданно предложила Лина. – Где-нибудь перекантуюсь, а когда все утрясется, я домой  вернусь. И никому не будет никакого нагоняя.
             Учительница вместе с прокурором дружно и от всей души  расхохотались. Лина обиделась. Чего смеяться-то? Дело стоящее. Главное, никому за это не влетит.
       -Да ты не обижайся, - серьезно обратился к девочке прокурор. – Предложение, конечно, хорошее. Но побег – это дело серьезное. Статья, как-никак. Ты убежишь, милиция тут же предпримет по городу и району  розыск. Обшмонает  все углы и закоулки. Попутно  приберет  в ментовку  свободно болтающихся братанов, до которых раньше руки не доходили. И братаны, которые из-за тебя попухли, через своих малолеток серьезно  с тобой поговорят, когда тебя менты найдут и будут держать за решеткой. Ольгу Николаевну, естественно, привлекут к ответственности за халатность (есть такая уголовная статья).  Какой вывод?
       -Так что же мы, все-таки предпримем? – спросила Ольга Николаевна.
       -А предпримем мы вот, что, - подвел итог дискуссии прокурор. – До понедельника вы  находитесь  в гостинице. Ну, можете, конечно, ходить-бродить по городу, в гости, в кино и прочее. В понедельник утром вы идете  к инспектору детской комнаты, коль скоро к ней вас отправил Гущин. В детской комнате вы, Ольга Николаевна, ни за что не оставляете Лину, а добиваетесь, чтобы инспектор вместе с вами  и с имеющимися у неё документами проехала к директору детприемника. Если инспектор, начнет упираться, то звоните прямо мне. Что касается приемника, то это вполне приличное заведение. Плохо там  девчонке не будет. Я сам не раз посещал этот детприемник. Небольшой такой домик без всяких заборов и решеток. Обычный приют для детей. Малолетних правонарушителей там нет. Просто помещают на короткий срок сирот и маленьких бродяг. Сейчас там, кстати, почти и нет никого. По-моему, всего трое или четверо, которые потеряли родителей. Бродяг нет: зимой детки не пускаются в путешествия. Штат у них там маленький: директор (она же и воспитатель), нянечка, повар и сторож. А кормят там великолепно. В то время, когда в магазинах на полках одни консервы, хлеб и водка, в приюте  ребятишек не обижают. В общем, пожить там  несколько дней  можно. В отношение РОНО и комиссии по несовершеннолетним я учиню надзор. А вы, Ольга Николаевна, тем временем, в понедельник же, непременно отправляйтесь в Талый за ответчицей. В крайнем случае, если по каким-то причинам её приезд окажется невозможным, вы должны будете на месте сделать доверенность. Текст доверенности я вам дам. Закирова должна будет подписать его в присутствии ответственного руководителя и хотя бы одного свидетеля, которые собственноручно должны заверить её подпись. Доверенность вы привезете мне.  Ну, а дальнейшие действия позже мы  будем разрабатывать  конкретно. Проблемы надо решать по мере их поступления. Ну, что, все всем понятно? – поднялся с места прокурор.
       -Да! – почти одновременно сказали обе его собеседницы.
       -Тогда я предлагаю всем спуститься на обед! -  объявил он.

                13

       -Хочешь в кино? – спросила Ольга Николаевна у Лины, когда они, пообедав все в том же ресторане, распрощались до понедельника с прокурором Федором Петровичем.
       -Не, не хочу, - ответила Лина.
              По правде, она не прочь была бы прошвырнуться в кино. Но ей было боязно выползать куда-нибудь из гостиницы: перспектива нечаянно встретиться с кем-нибудь из бывших  знакомых, а тем более, знакомых Лыгарева,  не сулила ничего приятного. Еще не остыл страх от встречи в ресторане.
      -Ну, тогда пойдем в книжный, - предложила учительница. – Это здесь недалеко, за углом. Надо же чем-то занять себя до понедельника.
             Лина справедливо решила, что в книжном магазине она уж точно никого не встретит, и согласилась. Учительница навыбирала целую кучу книг. Пришлось даже их увязать в стопочку, чтобы удобней нести было.
      -И что же, вы их все читать будете? – спросила Лина.
      -Да это я не для себя взяла, а для школы, -  ответила Ольга Николаевна.
      «Стала бы я для школы деньги тратить, - подумала девочка. – Все эти учителя совершенно ненормальные люди: другие обычно с работы что-нибудь прут в дом, а они, наоборот, все из дома на работу».
              В номере Ольга Николаевна стала хвастать своими приобретениями. Одну книжку (не очень толстую) отложила в сторонку. Потом, опять увязавши остальные в стопку, взяла книжку в руки:
      -Вот, смотри, Лина, какая замечательная книга. Её написал Борис Васильев.
Лина  приняла книжку из рук учительницы и прочитала название: «А зори здесь тихие».
      -Про что она?
      -Это повесть о   девушках-зенитчицах. Во время войны пять девушек вступили в неравный бой с фашистами и все погибли.
      -И что, никак нельзя было спастись?
      -Ну, можно было,   к примеру, не вступать в бой. Они были в лесу. Фашисты  никак не могли бы  их обнаружить. Более того, это девушки  обнаружили фашистов и вступили в бой. Но немцев было в три раза больше, и вооружены они были лучше.
      -Зачем же тогда эти девушки  вступили в бой, если врагов больше было? Не могли, что ли, подождать подмогу?
      -Да неоткуда было ждать  помощи. А пропустить врага нельзя было. Впрочем, хочешь, я почитаю тебе!
      -Давайте! – согласилась Лина.
             Читали до ужина. Книжка так увлекла, что Лина попросила даже не спускаться вниз в ресторан.
      -Ладно, - согласилась Ольга Николаевна, - попробую принести что-нибудь сюда. Я пошла, а ты почитай пока сама.
             Она придирчиво осмотрела себя в зеркало и, убедившись, что внешний вид её вполне соответствует мероприятию, вышла из комнаты. Возвратилась довольно быстро  с огромным бумажным пакетом. Поставила пакет на стол и принялась выгружать из него бутылки  с лимонадом и  тарелки с бутербродами и бифштексом.
             Поужинали славно.
      -Давайте читать! – попросила Лина.
      -А я предлагаю сделать перерыв, - сказала Ольга Николаевна.
      -Но интересно же, что там дальше, - стала упрашивать Лина.
      -Ну, вот, что дальше, сама и прочтешь. Тут уж не так много  осталось.
      -А вы расскажите,  как там все закончилось!
      -Расскажи лучше ты о себе, Лина! – неожиданно попросила Ольга Николаевна.
             Лина откровенно сникла. Вот уж чего ей больше всего не хотелось, так это  говорить о себе и о своих близких. Не то, чтобы говорить, но даже и думать.
             Все это  слишком тяжело и неприятно, потому что ничего хорошего и примечательного в её малолетней жизни отродясь не было. Хотя сохранились у нее, конечно,  в памяти какие-то кусочки из той, прошлой жизни в городе, где они жили с мамой, отцом и маленькими сестренками. Мама работала в детском садике нянечкой. И детки её любили. У мамы в халате был «волшебный» карман, из которого она  частенько извлекала конфетку и одаривала малыша за хороший поступок. Лина уже ходила в школу, но к маме приходила в садик часто. Почти каждый день. И помогала прибираться, мыть посуду и ухаживать за детками.
       -А что потом случилось? – спросила Ольга Николаевна. – Как вы попали в Талый?
       -Это  отец попал сюда, - уточнила Лина. – Он сюда завербовался, чтобы заработать денег. Ну, пожил здесь, а потом написал маме, чтобы мы все вместе приехали к нему жить. Мама продала все в городе и приехала.
       -А  город-то, в котором вы жили, далеко отсюда? -  опять спросила Ольга Николаевна.
       -Угу!  На юге. Новочеркасск называется.
       -Да, весьма не близко, - сказала Ольга Николаевна. – Что же это мама твоя не побоялась в такую даль с тремя детьми махнуть?
       -Так ведь отец писал, что здесь хорошо, и что деньги большие получает. И что можно здесь жить припеваючи.
       -Но припеваючи жить не получилось? А, кстати, куда отец-то ваш делся? Почему  вас только одна мать воспитывает? – поинтересовалась Ольга Николаевна.
       -Так ведь он умотал  сразу после того, как мы приехали.
       -Как умотал? Куда?
       -Дык, в районе здесь  и живет. С  любовницей, навроде. Мы ж когда приехали сюда все, а  у него новая жена.
       -Так-так, Лина! А ну-ка, давай отсюда все как можно подробнее и точнее, - воскликнула Ольга Николаевна. – Его новая жена была кто такая?
       -А фиг знает.  Молодая. В конторе работала.  Ну, они нам и говорят: мотайте, мол, назад, откуда приехали. А куда мотать, когда все продали, а денег только на дорогу хватило. А назад чтобы ехать, отец денег не дает. Ну, мама, конечно,  в контору пошла, ругаться стала, заявление написала, чтобы его заставили  с семьей жить. А он взял, да и умотал. А потом и она уехала. Ну, маме комнату дали и на работу приняли. Но денег все равно мало было. Соседи нам помогали, да в школе одежду покупали. А потом мама пить начала.
       «Вот когда надо было еще руководству сплавучастка, школы и местного совета заняться проблемой этой семьи и  помочь несчастной женщине, - подумала Ольга Николаевна. – И материально помочь, и морально». Учительница живо представила себе, в каком бедственном и униженном положении оказалась Закирова, когда она с тремя маленькими детьми, преодолев огромное расстояние и лишившись практически всего  нажитого, оказалась выброшенной на улицу собственным мужем. А руководство не только ничем не помогло в разрешении ситуации, но даже позволило проходимцу бросить семью и скрыться. Да и потом, вероятно, отмахивалось, кидая время от времени подачки. Было, отчего запить! А  любовница?  Что она  за штучка была, хотелось бы знать? Лина  говорит, что работала в конторе. Кем?... Стало быть, отец у девочек имеется. А его, между прочим, никто не лишал родительских прав. И получается, что ни одна собака не имеет права  отправить  кого-нибудь из детей в какой-нибудь казенный дом до тех пор, пока суд не лишит родительских прав отца. Его обязаны заставить их содержать и воспитывать. Если, конечно, Закирова жила со своим мужем в законном браке.
       -Лина, - обратилась Ольга Николаевна к девочке, - скажи, а у отца такая же была фамилия, как и у вас?
       -Конечно! – кивнула Лина.- Он же нашим отцом был.
       -Прекрасно! -  обрадовалась учительница. – Ты, случаем, не знаешь, кем работал здесь твой отец?
       -Не-а.
       -Ну, хотя бы, чем занимался?
       -Да в лесу работал с лесорубами. Еще бумажки всякие в конторе заполнял.
       -Ладно. Все это, в общем-то, несложно узнать.  Хватит болтать! Сейчас дуй в ванную, а потом в постель. А я попробую звякнуть нашему общему другу.
               Ольга Николаевна подошла к телефону и сняла трубку.
               
                14

               Ночью Лине приснилась мать. Будто она совсем старенькая и больная. И лежит она, будто, на льду, на речке, где зимой всегда каток устраивают. Силится мать подняться на ноги, а лед скользкий-прескользкий. Ноги скользят и подворачиваются.  Вот мать приподнимется, вроде, привстанет, а ноги – в разные стороны. И она опять падает. А кругом люди на коньках и санках катаются, и мимо пролетают. Мать плачет, к людям тянется, просит, чтобы помогли встать, а никто не слышит. А сама Лина на берегу в сугробе застряла. Хочется ей к матери побежать, чтобы помочь подняться, но никак Лина не может из сугроба выбраться. Крутится, барахтается, но только еще глубже в сугроб проваливается. И чувствует, как из сугроба пробирается холод. Сначала к ногам, потом  по телу, и уже к самой груди подступил – все, замерзает уже окончательно. Да только плевать Лине на то, что замерзает. Она от матери глаз оторвать не может, видит, как та мучается на льду: подняться не может и кричит Лине, обливаясь слезами: «Доченька, помоги подняться! Я тебе конфетку из «волшебного» кармана дам, только помоги!» «Мама! – отчаянно кричит Лина, - Мамочка-а-а!!! Подожди-и-и! Я сейчас! Мама-а!»…
              Тут она и проснулась. Ольга Николаевна  тоже проснулась. Встала и включила свет.
       -Ты на другой бок повернись, Лина, - посоветовала она. Потом спросила:
       -Свет оставлять или выключить?
       -Мне все равно! – отозвалась Лина, отвернулась к стенке и беззвучно заплакала.
              Ольга Николаевна посидела на своей кровати, потом поднялась, подошла к столу и налила из графина воды в стакан. Принесла  девочке:
       -Попей водички! Легче станет.
       -Отстаньте! – огрызнулась Лина и стала реветь  не таясь.
              Ольга Николаевна молча подала  Лине полотенце. Постояла еще немного со стаканом в руке, потом опять протянула:
       -Все-таки выпей воды! – сказала. – А то истерика будет. И успокойся, пожалуйста! Я обещаю тебе, что мы с Федором Петровичем все уладим.  Он же  районный прокурор, а не какой-нибудь там директор школы.
              Лина приняла из рук учительницы стакан, отпила несколько глотков и, действительно, успокоилась. Потом  выбралась из постели и отнесла на стол стакан.
      -Вы на самом деле нам  поможете? – спросила у Ольги Николаевны, вернувшись к кровати.
      -Непременно! – уверенно ответила учительница. – Предпримем все меры, чтобы и решение суда обжаловали, и вас из семьи никуда не увезли. Тем более, что у вас, оказывается, имеется отец, которого никто  от родительских прав и обязанностей не освобождал. Завтра же его начнут искать, и разбираться с ним. А на это уйдет не один день. И это хорошо, потому что сейчас очень важно выиграть время.
      -И что же, в понедельник мне не надо будет идти в ментовку?
      -Нет, надо! – сказала Ольга Николаевна. – Очень даже надо. И бояться ментовки тебе сейчас не нужно. К тому же, инспекция по делам несовершеннолетних – это далеко не то, что представляет собой настоящая милиция. Да и никто не будет тебя держать в детской комнате. Тебя отведут в детприемник, о котором говорил Федор Петрович. К понедельнику он  подготовит  на этот счет прокурорское предписание. Так что здесь все у нас будет в ажуре. Нам сейчас главное – успеть с кассацией. Так что, не волнуйся, пожалуйста! Ложись и спи! Отдыхай, пока есть возможность.
               Ольга Николаевна выключила свет и прошла к своей постели. Сон у неё, конечно, пропал окончательно. Однако  нужно было  хотя бы делать вид, что спишь, чтоб не тревожить понапрасну ребенка. Но и ребенок, по всему видать,  не в состоянии был успокоиться. Вон, как  вертится с боку на бок: вся кровать ходуном ходит. Видать, родные приснились девчонке, вот и убивается. Ох, как ей сейчас должно быть муторно! Не приведи господь! Тоска, обида и страх перед неизвестным будущим  - это не самые лучшие попутчики на пути к самостоятельности. А тут еще и мрачные воспоминания, небось,  камнем давят. Кстати, очень важно  было бы знать, что у неё там с этим Лыгаревым произошло? Что-то плохо верится в ту версию, что она сама  напросилась в постель к этому  отвратительному бугаю. Никак не похожа девчонка на дешевую профурсетку. Спросить, что ли, её? Все равно ведь не спит.
       -Лина, - всколыхнул мрачную тишину голос учительницы, - ты же все равно сейчас не спишь. Расскажи, пожалуйста, как это у тебя вышло… ну,  каким образом ты с этим…
       -Да уж так прямо и спросите, как я с этим  козлом  трахалась, – зло выкрикнула Лина. – Не буду я ничего рассказывать! И вообще, чего вы ко мне пристали? Расскажи да расскажи! Чего в душу-то лезть? Мое это дело! И никого это не касается.
               Добавив к этому еще пару непечатных ругательств, Лина  поглубже втиснулась в постель и  натянула на голову одеяло.
      -Ты прости меня, Лина! – попросила учительница. – Я понимаю, что тебе тяжело об этом говорить. Но, пойми меня, пожалуйста: я не  от праздного любопытства спрашиваю. Чтобы тебе помочь, нужно знать правду, а не то, что придумали люди в своих версиях. Ты же сама слышала, что говорил на суде адвокат Лыгарева. Он же выставил его этакой невинной жертвой. А я не верю тому,  что он сказал на суде. А когда я буду знать правду, мне и Федору Петровичу легче будет вести дело.
      -Да к мамке он моей приходил, - отозвалась Лина. – Ну, жил с ней. Деньги приносил, всякие гостинцы. Он даже никогда не обижал. Другие напьются, и давай кулаками размахивать. А этот ничего. Даже не матерится. Ну, а потом, как-то мамки не было, а он пришел. Стал ко мне подлизываться. Конфетами угощал. И даже вина дал попробовать. Я сначала не хотела. А он сказал, что вино – не водка. И что хорошее вино пользу приносит. А я уже совсем взрослая. Ну, чтоб его уважить, я выпила немножко. Тут он и стал ко мне лезть. Противно так было!
      -Зачем же ты  потом снова позволила ему над тобой издеваться? Почему никому ничего не рассказала?
      -Не знаю, - простодушно призналась Лина.
      -А зачем на суде сказала, что тебе нравилось то, что он делал?  Ведь не нравилось же на самом деле? – продолжала допытываться учительница.
      -Не знаю, -  повторила Лина. И заплакала.
      -А вот теперь ты зря плачешь, - сказала Ольга Николаевна. – Я, вообще, на твоем месте сейчас даже порадовалась бы.
      -Почему? – удивилась Лина. Слезы у неё мгновенно высохли.
      -Да потому, что, во-первых, ты, наконец, сказала правду. И теперь тебе станет легче. Во-вторых, все это уже в прошлом. Все ушло. Ничего нет, и подобного больше не будет, если этот опыт научил тебя чему-нибудь. Разве не смешно печалиться о том, чего нет? В-третьих, за все свое безобразие этот человек получил возмездие, пусть небольшое, но все-таки. Тебе стало легче, а ему  намного труднее. Кто много страдал, может получить наслаждение. А кто много наслаждался за чужой счет, получает страдания. Вот как! А ты ревешь. Ей-богу, зря.
      -И вправду зря, - повеселела Лина.  Потом добавила: -А все-таки очень жаль.
      -Чего?
      -Ну, что вы раньше нам не встретились, чтобы все вот так растолковать.
      «И опять ты права, девочка, - подумала Ольга Николаевна. – Почему раньше не обратила внимания на эту семью?»