Юрок
Но мне запомнился совершенно другой персонаж, полная противоположность моему приятелю, хотя знаком я с ним был не более двух суток.
Звали его Юрок. Лет сорока пяти - пятидесяти. С наивными и постоянно мутными от алкоголя глазами. Было мне тогда лет девятнадцать, и работали мы с одним из моих приятелей на фабрике «Хим-фото» раскрасчиками. Звучало, почти как художник. На самом же деле, мы наносили трафарет на раскроенные клеёнчатые заготовки для сумок. Проводили раклей, держа её каждый со своей стороны через стол, на котором и лежало полотно, а потом на палках подвешивали его на стеллажи до полного высыхания. И не дай Бог, полотна соприкоснуться между собой! Это брак, а значит, минус из зарплаты.
Юрка на фабрику привёл участковый. Раньше за тунеядство сажали, и работать обязаны были все. И отказать присланному по направлению из «органов» никакой кадровик не осмеливался. А по-другому, Юрка не взяли бы и дворником. Сразу видно было – запойный.
Первая фраза, которую он произнёс войдя в цех, не представившись и не зная никого из присутствующих, прозвучала так:
- Мужики, рубь двадцать дайте кто-нибудь, а то подохну. С получки отдам.
И, всхлипнув носом, утёр под ним грязным рукавом, как будто опохмелился. Если бы он обратился в пустыне к песку, толку было бы больше. Тогда он представился:
- Меня Юрок зовут, - и уселся на стоящую в углу табуретку, просидев на ней без звуков до самого обеда.
А в обед начиналось самое интересное. Минут за тридцать до его начала пробегала волна оживления, и все, кто находился в цеху, человек пять-шесть приходили в крайне возбуждённое состояние. Как будто члены языческой секты перед обрядом поклонения Духу Великого Зелёного Змия, несли каждый свою жертву на капище. Верховным жрецом являлся старичок по кличке «Дед». Он и собирал подношения.
«Дед» отличался феноменальным глазомером и такими же математическими способностями. В другой жизни быть бы ему профессором, но в этой он был просто «Дед». Бутылка водки стоила три рубля шестьдесят две копейки. Если на троих, то по рупь двадцать. Но желающих всегда было больше, и не каждый из них обладал заветной суммой, дающий пропуск к общению с духом. Поэтому люди давали столько, сколько имели. А «Дед», помня, кто сколько дал, при разливе, который сам и производил, на глаз лил каждому ровно на те деньги, которые были внесены.
Фабрика располагалась в промзоне, где, конечно же, никаких магазинов. Но неподалёку протекал канал, шириной в пятьдесят метров. А вот за ним уже начиналась человеческая жизнь с жилыми домами и магазинами. Летом это расстояние преодолевалось вплавь, но тогда было начало зимы, самое паскудное время - и вплавь никак, ни льда устоявшегося. Но смельчаки находились всегда! Бывало, даже рыбаки обезбашенные только пробовали сапогом кромку и разворачивались, качая головами. Собаки не решались наступить на хлипкую, ледяную корочку. Но языческие посланники смело, где на четвереньках, а где и по-пластунски, преодолевали опасную межу между тьмой и светом! Только в этот раз охотников не сыскалось.
«Дед» хмуро оглядывал потупившую глаза паству и не мог найти нужных вдохновляющих слов… Наконец взгляд его наткнулся на Юрка, тоже почуявшего спинным мозгом Змеиное дыхание и чуть вытянувшего шею, как черепаха из панциря.
- Юрий, – произнёс «Дед» и всем, даже самому Юрку стало понятно, что за этим должно последовать.
Он молча подошёл, сгрёб пожертвования, запихнул в карман и спросил:
- Ну, показывайте, чё там и куда?
Народ сразу оживился. Все стали наперебой объяснять, как ловчее через забор перелезть, как по льду проползти и т.д.
На забор его подсадили, и он кое-как перевалился на ту сторону. А чтоб обратно взобраться, с другой стороны, стояла бочка, как ступень для восхождения.
Но проблемы Юрок притягивал силой магнита, даже когда казалось всё на «мази». Две бутылки, бережно прижатые к сердцу телогрейкой, придавали ему храбрости и сил. Но на обратном пути, на льду, когда до берега оставалось каких- то несколько шагов, он словно конь, почуявший родное стойло, вскочил чуть раньше необходимого, и по грудь оказался в ледяной воде.
Реально замерзая, вскарабкался на бочку, перекинулся было через забор, да и завис на нём! В столбе забора торчала скоба, загнутым концом вверх. Тысячи раз сотни людей проделывали этот путь, и никто ни разу даже ни задел её, а Юрок, не только зацепился, а зацепил её ртом и повис на ней, как карась на крючке! Хорошо, хоть конец тупой был, обломанный. Руками до верха уже достать не может, к скобе тоже подлезть никак, вплотную закусил, только бутыли под «телагой» прижимает и орёт!
Сколько он так проболтался, ни он, ни мы так и не поняли. Хорошо кому-то приспичило на двор выйти… Так и сняли Юрка с крюка, в цех затащили, хотели в медсанчасть оттащить, да он руками замахал:
- Водки налейте, зря что ль пострадал!
Ну, люди - не звери. Конечно, налили. Потом ещё… А когда уже все успокоились и разомлели от принятого, Юрок сам вдруг, без всяких вопросов со стороны, стал вещать о своей незавидной доле, прерываясь лишь на длинные затяги прикуриваемых друг от друга папирос.
В моей памяти, закрепились лишь несколько коротких эпизодов, хотя говорил он долго, и никто его не перебивал.
"Вся жизнь у меня наперекосяк пошла, как немцы наш поезд разхерачили. И мамку, и батьку – в пыль! Я их и не помню. Меня в детдом, а оттуда одна дорога…известно куда.
Первый раз меня по малолетке зацапали. В банях я помогал, то банщикам, то истопнику. И как-то сижу в мыльной, жду, может банщик чего попросит, а тут мужик, здоровенный такой, на столе моечном лежит после парной, млеет, яйца почёсывает. И возьми, да и крикни мне:
- Эй, пацан, ну-ка плескани на меня из «шаечки»!
А мне чего, жалко что ли… Схватил «шайку» первую попавшуюся, и херак на него! Откуда ж знать было, что в ней кипяток. Того, как от взрыва подкинуло. И завопил, конечно. Оказалось, мужик тот, НКВДшник, да в чинах. Мне тогда чуть теракт не пришили.
Освободился – работать не берут. Хорошо, участковый - золотой человек. Всё время куда-нибудь устраивал. Намаялся он со мной…
Вот раз устроил в баню, ту же, откуда и уехал. Помощником истопника. Работа не хитрая, знай уголёк подкидывай, да за давлением смотри, чтоб не превысило. День отработал, два… На третий, как в сказках, всё на счёт три…Спускается к нам директор бань, то ли проверить чего хотел, то ли настроение было хорошее, а выпить не с кем, не знаю. А только через пару часов упились мы все трое в лоскуты, вижь, опять цифра три присутствует… Помню песня тогда модная была, про «Землянку». Затянули мы её и только дошли до «сосна сгоревшая над ней»…Ка-ак звезданёт! Котёл разнесло! Про давление-то мы забыли! Опять чуть дело не пришили.
Но участковый отмазал. И на завод меня определил. Учеником шлифовальщика. Станок такой большой, в нём патрон, который крутится с бешенной скоростью. В него, патрон этот, всякую хрень вставляют, зажимают ключом и шлифуют. Тоже вроде ничего особенного. Но я забыл как-то детальку зажать понадёжнее. Так, чуть прикрутил, и, думал, хватит.. Деталька-то не очень большая была. Да и обороты на всю врубил, аж завизжало! И гляжу, деталька моя крутится, трясётся вся и потихоньку из патрона вылезать начинает. Я только и крикнуть успел:
- Ложи-ись! - сам под станину заховался. Мастер рядом стоял, так просто на пол бухнулся, и другие, кто слышал, тоже… Война-то ещё в памяти, как живая!
Тут деталь вырвало, пролетела она через пол цеха, долбанула в стену из стеклянных кирпичиков, их разворотила. Ну и обосрались все по полной, конечно...
Уволить не уволили, а перевели в карный цех. Кара - это вроде тележки самобегающей, только на электричестве работает. Я аккумуляторы заряжал, ну грузил там, чего надо. Но прокатиться всё время хотелось, страсть как.
И однажды выпал случай. Уже после смены карщики долбанули по паре стаканов, а мне не налили, как чувствовали. И вдруг заявка срочная: какие-то болванки в один цех отвезти надо. А карщики уже никакие. Ну и меня спрашивают, мол смогу ли груз доставить. А чего ж хитрого - две педали: газ да тормоз. Жми любую, не ошибёшься. Да и самому катнуться хотелось.
Погрузили мне, что положено, посадили, последние напутствия дали и перекрестили напоследок. И вот еду я, а душа поёт от удовольствия, и хочется мне этим удовольствием и удалью своей ещё с кем-нибудь поделиться. А не с кем.
Подлетаю к цеху. Ворота раскрыты. А цех-то длиннющий, метров сто, а то и больше. От ворот до самой противоположной стены дорога ровная, в плитке кафельной, а по обеим сторонам станки стоят. Разогнался я дальше некуда и думаю, влечу в цех, половину проеду, а потом по тормозам резко, чтоб оценили и, может, тоже в карщики переведут. Врываюсь внутрь, как на танке, и мчусь. А там собрание какое-то, в самом конце моей дороги народ собрался, и трут своё, а больше, начальника слушают. Он за трибункой такой переносной, вроде столика, стоит и вот им по ушам ездит. Столик, как положено, красной скатёркой застелен, посредине графин с водой. А самое хреновое, что форма у этого столика буквой «П», то есть тот, кто стоит за ним, с трёх сторон окружён этим самым столом, и не выпрыгнуть!
Пролетел я, сколько задумал, и хрясь по тормозам! Да хрен мне по всему рылу! Какой-то чудило масло машинное именно в этом месте пролил, и я, как летел, что с тормозами, что без, так лететь и продолжал… Даже скорость вроде увеличилась. Я уж и про клаксон забыл, только пасть свою разинул пошире, да как сирена и заорал! Нечего такого вразумительного, просто:
- А-а-а!!!
Смотрю народ, как брызги, в момент в разные стороны, кто куда. И только начальник, бедолага, запутался в своей трибунке, суетится, мечется, и никак у него ничего не выходит. Ну думаю, такой же невезучий, как и я. Подумал, да и
сиганул с кары на полном ходу! Но начальничек, на то и начальник… Собрался всё же в последний момент и рыбкой в сторону, аккурат под станину станка, который ещё и убрать после смены не успели. Тут кара моя долетает до столика, прессует его в стену вместе с красной скатёркой и графином и так грохочет, что со стен и потолка штукатурка и лампы посыпались…"
Юрок замолчал и заснул. Ребята отнесли его в кладовку, где он благополучно проспал до утра. Утром, придя на смену ночной бригаде, я увидел Юрка в предпоследний раз. Он вышел, пошатываясь, из кладовой, посмотрел на нас ещё сонным взглядом и спросил:
- Ну чего вам тут красить-то надо?
После этого икнул, и его болтануло. И он упал. Но упал, зацепив стеллажи с непросохшей партией полотен, которую всю ночь шарашила ночная смена, и про которую теперь можно было забыть.
Бить его не стали. Просто мужики из ночной, по-моему, впали в ступор, как тот начальник, о котором Юрок рассказывал.
Последний раз я его увидел на следующий день, когда он увольнялся. Он сидел тихо в уголке на лавочке, с гипсом на ноге и самодельным костыликом в ожидании подписей на его расчётных бумагах.
Кто-то спросил:
- С ногой-то что?
Юрок поднял голову и ответил:
- Сломал.
- Когда успел?
- Вчера.
Больше Юрка я никогда не видел и не слышал о нём. А зачем написал всё это? И сам не знаю. Просто этот Юрок столько лет долбился изнутри моей черепной скорлупы, что захотелось его, наконец-то, выпустить наружу. А так как у меня таких, как Юрок, целый инкубатор, буду выпускать всех по очереди. Сколько успею…
08.01.2018.
Свидетельство о публикации №218113001212
Иронично и горько. Читается легко и с удовольствием. Спасибо, Владимир.
Тамара Петровна Москалёва 04.12.2022 21:31 Заявить о нарушении
Панкратов Владимир 05.12.2022 09:51 Заявить о нарушении