Повесть о приходском священнике Продолжение CIX
Для Бируте
А дома нас ждал сюрприз. Приехал Шкалин и уже несколько часов просиживал на веранде, беседуя с Алей или играя с Марком. Сергей помогал Алисе уладить дела с социальными службами, так как местные власти до сих пор ставили палки в колёса нашему проекту церковной богадельни. Инициатором, конечно же, был Богданка-раскольник, не без поддержки Рувима Захаровича Бесса. Но Господь милостив, и все эти козни удавалось преодолевать.
К сожалению, случались и другие неприятности. Мелкие, но всё же... Как я говорил раньше, наш участок находился возле места, которое облюбовали местные рыбаки, празднолюбцы, разные забулдыги. Долгое время приходилось бороться со всей этой братией, потратив немало нервов. Кто-то молча убирался восвояси, но находились и такие, кто строил козни, делал пакости.
Некто Прыщ, не ведаю уж, фамилия это или прозвище, никак не желал смириться с тем, что на его любимом месте теперь церковная территория. Он часто являлся сюда, демонстративно проходя через наш двор, сам или с дружками. Садился на фундамент храма или возле него и принимался распивать спиртные напитки, а затем во всю горлопанить срамные песни. После того, как Валет цапнул его несколько раз за ногу, двором шляться он перестал, но безобразничать на церковном дворе не прекращал. Уговоры и увещевания не помогали. Прыщ бранился, угрожал, даже богохульствовал. Говорят, он раньше работал участковым в посёлке, но его оттуда выгнали за пьянство и поборы. С тех пор он живёт, словно паразит, пакостит, где только может, людей ненавидит. Устал я с ним бороться. А он давай безобразить пуще прежнего. То мусора возле построек набросает, а то и вовсе разденется догола и на фундаменте ляжет загорать. Однажды пришёл ко мне Шота. Он иногда приходил на чай, за которым мы могли подолгу вести беседы на интересные темы, или он рассказывал о своих странствиях в бытность службы на флоте.
Видим Прыщ с дружками в этот день напились и забрались на фундамент храма. Орут, матерятся, гогочут словно безумные.
— Ох, как же они мне надоели! — произнес я сокрушённым голосом.
Как раз в это время Прыщ снял штаны и принялся испражняться на ступеньки. Его друзей это завело. Давай они пританцовывать, песни горлопанить.
— Вах, какой нехороший человек! — сурово выговорил Шота.
С этими словами он резко поднялся из-за стола, громко отставив стул, и тут же направился к хулиганам. Нужно сказать, что Шота имел исполинский рост, казалось, в его ладонь может запросто поместиться голова Прыща. Я не стал выходить вслед за Шотой, так как понял, что мало этой компании не покажется. Так и получилось. Просьбу убрать за собой и покинуть церковную территорию пьяная компания подняла на смех, кто-то даже непочтительно выразился о маме Шоты. Делать этого не стоило ни в коем случае. Через минуту пьяницы лежали на лужайке вразброс, как нашкодившие котята. Их заводилу Прыща Шота сгрёб за бары, вытер им ступеньки, затем отнёс к речке и бросил его туда со словами:
— Ещё раз здесь появишься или кто-нибудь из твоей компании, закопаю в землю, как морковку, и буду полевать гноем!
Компания улепётывала безо всяких слов и пререканий. Вдогонку им полетели грабли Лидушки и неистовый лай Валета.
— Шота, ну это как-то слишком уж круто, — сказал я, подавая полотенце, когда тот помыл руки, брезгливо отряхивая их, словно стараясь избавиться от остатков мерзости, к которой пришлось прикоснуться.
— Батюшка, — подняв указательный палец кверху, ответил он, — с такими подонками нельзя иначе. К сожалению, они способны понимать лишь язык силы. Теперь вряд ли сюда посмеют сунуться.
Через неделю выписали из больницы Петра Шабулея. Вечером того же дня он пришёл ко мне. Я как раз сидел в беседке, выдавливая овощной сок через марлю для Марка. Пётр несмело потоптался у калитки, прокашлялся, чтобы его услышали и, наконец, под лай Валета вошёл во двор.
— Здравы будьте! — не поднимая головы произнес он, когда я вышел ему навстречу.
Маринка, игравшая на веранде, едва услышала голос отца, тут же с радостным криком бросилась к нему, обхватив шею. Пётр почему-то ещё больше засмущался, лицо его залилось краской. Прижимая к себе дочку, он стал бормотать ей что-то на ухо, отчего девочка обрадовалась ещё сильнее, затараторила, осыпая родителя поцелуями.
— Вот, — сказал наконец Пётр, — пришёл забрать Малинку домой. Ну, а вас поблагодарить, как говорится. За заботу о дочке, за всё хорошее, что для неё сделали.
— Проходите, — сказал я чисто из вежливости, показывая жестом на беседку, — сейчас ужинать будем.
Шабулей слегка усмехнулся, потер нос, зашёл в беседку и тут же, вынув из кармана бутылку самогонки, громко поставил её на столик.
— А как раз кстати! — сказал он, присаживаясь на скамейку.
— Что это? — спросил я, глядя, как мой гость выкручивает из бутылки пробку, сделанную из стручка горького перца.
— Понемножку, — сказал ухмыляясь Пётр. — По-соседски, со всем почтением.
— Думаю, это лишнее.
Шабулей покривил губы, повертел в руках бутылку, будто рассматривая её впервые, наконец цокнул языком, произнеся:
— Брезгуешь?
— Не в этом дело.
— Значит, простить не можешь за жену?
Я зашёл в беседку. Усевшись напротив Петра, положил руки на стол, сомкнув их в замок.
— Простить? — сделав паузу, я задумался и сразу понял: вот сейчас, в данный момент, нет никакой обиды, злобы, остался лишь гнетущий осадок, в котором заключалось моё личное переживание, сопряжённое с чем-то невосполнимо и навечно утраченным.
— Просто стараюсь не думать об этом, — сказал я.
Пётр утвердительно покачал головой то ли соглашаясь с моим ответом, то ли думая о чём-то своем, но было видно, что он тоже переживает.
— Тяжело мне сейчас, понимаешь, — со всей силы зажмурив глаза, произнес Пётр. — Душу рвёт на части отчаяние, тоска гложет. Нет сил, право, терпеть эту адскую пытку. Я ведь не всю жизнь в пьяном угаре прозябал. На флоте служил, в дальние страны ходил, романтики искал. Катьку как встретил, будто померкло всё. Вот она, любовь, думал, вот оно, счастье... Не тут-то было. Проклятая водка всё сгубила. Моя мать, покойная, самогонку варила. Каждый день к нам алкаши захаживали. Уж невмоготу было глядеть на их отвратительные рожи. Сначала Катька пристрастилась. Я в плаванье уйду, а она в запой, да ещё налево любовь крутить начала. Ушёл я с флота, уж больно Катьку любил. Плохо это закончилось. Работы никакой не нашёл, также потихоньку выпивать стал. Ну, а затем уж… Эх, как иногда хочется повернуть жизнь вспять, ошибки исправить, глупостей не натворить. Да только невозможно...
Пётр подёргал плечами, отвернул в сторону лицо, незаметно смахнув слезу. Посидев так с минуту, он молча поднялся и не оборачиваясь ушёл со двора. Странно, только Маринка не увязалась за ним. Мало того, она будто не заметила ухода отца, продолжая играться с Ночкой, дразня её бантиком на верёвочке. А Пётр и сам забыл, зачем приходил. За калиткой свернул куда-то в сторону просеки и поковылял неспешным шагом невесть куда.
Продолжение следует...
Свидетельство о публикации №218113001443