Пришли мне весточку, доченька

Нелли Максимовна шла медленно, задумчиво. Глядя на эту женщину, я бы не подумала, что ее может, что-либо беспокоить. Она была хороша собой, красива, в свои восемьдесят пять лет, модно одетая. Даже в этом возрасте на нее заглядывались мужчины.
Она была небольшого росточка. Годы, что были за ее спиной, слегка ее согнули, но она держалась молодцом.
 
   … Мы познакомились с ней в Архангельском санатории, что располагается в живописном Юсуповском имении, под таким же названием, «Архангельское», близ Москвы.
В этом санатории я была уже неоднократно. Но раньше приезжала сюда с мужем. На этот раз я приехала одна, похоронив его год назад. Мне здесь все напоминало о нем. Радовало только то, что я поселилась в новом корпусе, в котором мы с ним ранее не были. Стены и вся обстановка  в корпусе не напоминала мне о муже.
 Моя  рана еще кровоточила и очень болела.
Поселившись одна в номере, я  с балкона наслаждалась, как распускается  весна. Шел май месяц, его начало.
Соседка, что рядом была комната с моей съезжала. Мы с ней даже не успели познакомиться. После ее отъезда, на следующий же день, заселилась, моя теперь  уже знакомая, Нелли Максимовна.
Так как мы, при знакомстве,  решили друг друга называть просто по имени, поэтому в дальнейшем, в своем повествовании, я буду к ней обращаться, как к Нелли.
 
…Нелли приехала в санаторий, так же, как и я, чтобы сгладить свое одиночество. Она уже давно похоронила мужа, прошло более пятнадцати  лет. У нее, так же, как и у меня, муж был военным, полковником.
После развала Советского Союза, волею судьбы, они оказались в другой стране, на Украине, в городе  Львов.
Похоронив мужа, она впервые испугалась, оставшись одна в чужой стране, хотя здесь, в Львове, они прожили тридцать лет.
Город Львов ей нравился, своей размеренной западной жизнью, своею красотою. Здесь, можно сказать прошла вся ее жизнь с мужем и детьми.
Слушая ее, я сравнивала себя с ней. Так как  мы тоже сменили одиннадцать населенных пунктов нашей необъятной тогда родины. Побывав, также за границей, как  и она с мужем,  только разница была в том, что я с мужем была в Анголе, а они были в Германии.
Работая учителем, время бежало быстро. Дети: дочь, сын, давно выросли, получили высшее образование, обзавелись семьями, появились внуки. Эту всю размеренную жизнь нарушил распад Советского Союза, распад нашей огромной страны, под названием СССР. Наружу выползли националисты, отпрыски тех бандеровцев, которые свирепствовали во время Великой Отечественной войны.
Оставаться в Львове ей было небезопасно, тем более, детей рядом уже не было. Сын, окончив  Львовское политическое училище, жил  под Москвой,  дочь с зятем и внуками уехала в Америку.
Внучке было уже пятнадцать лет, когда ее увезли в Америку, внук  был старше ее. Собственно, именно он-то и потащил за собой всех туда.
Намаявшись с болезнью мужа, а потом еще и с его похоронами, Нелли измученная и растерянная быстро, распродав все, что было нажито за эти тридцать лет, уехала к сыну, в Москву, а вернее в Подмосковье.
Сын к тому времени уже развелся с первой женой, оставив двух сыновей, и взяв в жены другую женщину с двумя детьми, с двумя дочками. Первая его жена уехала в Испанию, увезла с собой и двух сыновей, Нелли внуков.
Приехав к сыну, пока приобреталась для нее квартира, она жила с невесткой. Как ни странно, но Нелли  нашла с ней общий язык, и зачастую, больше ругала сына, защищая сноху.
После шикарной квартиры, в 150 кв. м., какая у нее была в Львове, вселилась она, наконец-то, в однокомнатную квартиру, но зато был свой угол.
Гражданства у нее не было, денег тоже, так как все вырученные деньги от продаж, в Львове, пошли на приобретение этой однокомнатной квартиры.
Живя, впроголодь, сын об этом ничего не знал. Она ему ничего  о своих трудностях не рассказывала никогда. Она брала свои любимые книги, которыми раньше зачитывалась.  Шла на мостик, располагавшийся   не так далеко от ее дома и, преодолевая страх, и стыд, стоя под осенним ветром, и дождем, продавала книгу за книгой, чтобы себя прокормить, не умереть с голоду. Продавала, чтобы было ей, на что существовать в этом, незнакомом ей городке, в  Подмосковье. Так длилось несколько лет, пока она не получила гражданство России.
Получив, в конце концов, свою законную пенсию, она, наконец-то, успокоилась. Стала привыкать к одинокой своей жизни и к этой, незнакомой ей ранее, местности.
Чем дальше удалялась, когда-то счастливая ее семейная жизнь, тем она больше задумывалась: «А была ли она у меня вообще, счастливая жизнь? А была ли я вообще замужем? А было ли все то, что было ранее со мной?»
Теперь, она все чаще и чаще обращалась к молитвам.
Шагая медленно по тенистым аллеям усадьбы, ей казалось, что она сродни той давно ушедшей эпохи.
 
«Какая длинная жизнь!» - тихо произнесла она и вздрогнула, услышав свой же голос. Посмотрев по сторонам, она продолжала свой путь в неизвестном направлении. Главное, чтобы двигаться, идти, куда глаза глядят.
Мужчины делали ей комплементы, но, глядя на все эти ухаживания, она не переходила границу недозволенного. В таких случаях она, как бы отшучивалась: «Вы бы мне такие комплементы лет десять, двадцать назад делали, я бы их от вас с большим удовольствием принимала, и может быть, на них  реагировала, совсем иначе».
 
…. Мне было приятно общаться с Нелли, прогуливаться с ней по тенистому парку, ходить на увеселительные мероприятия: концерты, оздоровительные лекции, ходить в бассейн, куда мы спешили с большим удовольствием.
Она часто мне рассказывала о  своем сыне, жалуясь на него, что у того дерзкий, неустойчивый характер. Зато очень тепло рассказывала о дочери и здесь снова сетовала на сына, что он не общается с сестрой, даже не хочет подходить к телефону, когда та звонит, так как он ей никак не может простить, что она уехала в Америку, которую он ненавидел.
«Понимаете, Анна – говорила она мне, сетуя на сына, – он считал её предательницей родины, и никакие аргументы в счет не берутся».
Нелли не знала, как ей примерить своих детей и от этого еще больше страдала.
Так как дочь свою она обожала и говорила о ней мне все время только в красочных красках, показывая ее фото, то я подумала, что дочь у нее в любимчиках.
 
… Мы присели на лавочке, по ходу нашей прогулки по парку.Она угостила меня мороженым, купив, в  рядом стоящем лотке, где его продавал кореец.  Она, как малый ребенок любила до сих пор мороженное, и отказать себе в этом удовольствии, не могла.
Я долго сопротивлялась, так как боялась набрать лишний вес, но Нелли все же уговорила меня.
Мы сели на лавочку, под тенистыми кронами деревьев, съели  мороженное, пообщались с ней, а после, встав медленно пошли в сторону нашего корпуса.
«Надо держаться»– сказала она, как бы обращаясь, сама  к себе. Мы зашли в свои номера.

Ей сообщили о смерти дочери,  ранним утром. В Америке была ночь. Страшную весть ей принес сын. Ей напрямую звонить с Америки не стали, а позвонили ему. Она металась по комнате не в состоянии все это осмыслить.
Затем она резко остановилась и, глядя, на сына сказала: «Мне нужна виза, срочно и билет в Америку».
Сын  стоял, растерян, бледен. Только сейчас он почувствовал, как он любил ее, свою дорогую сестренку. Только обида, что она уехала, бросив его, глубоко залезла к нему в душу, не давала с ней помириться.
Теперь он осознавал  страшную потерю, которую нельзя ничем исправить.
Он мотал своей головой в такт голоса матери и во всем с ней соглашался. Подтверждая, что он сделает обязательно все, и быстро.  Когда она, наконец-то, замолчала, вышел из ее квартиры, оставив с матерью свою жену, чтобы не оставлять мать одну с этим страшным горем.
Ей не дали визу в Америку, не дали и сыну.
Дочь, кремировали и развеяли над океаном в Лос-Анджелесе в Калифорнии.
 
Об этой трагедии я узнала от Нелли, когда мы с ней уже расстались. Я уехала на два дня раньше ее, она  же пока оставалась в санатории.
Приехав в Москву,  спустя неделю я позвонила Нелли, чтобы узнать, как она добралась домой из санатория.
После долгого разговора с ней по телефону, она вдруг открыла мне эту страшную тайну, которая произошла два года назад.
То есть, Нелли, это горе свое, держала в своей душе. Ни словом, ни пол словом со мной  не обмолвившись. Не показала она и  своим видом. И только потому, что  не хотела мне омрачить отдых, зная мою беду, смерть мужа, недавно похоронившего.
Не обмолвилась ни единым словом о дочери, а только говорила о ней, как о живущей на этой земле, родненького ей человечка, ее дочери.
 
...«Пришли  мне весточку, доченька … Хотя бы прилети ко мне птицей. Посиди у меня у окна, или ветерком прилети, обдай меня нежно, как будто обними, как ты это раньше делала, я сразу узнаю тебя, я почувствую тебя, доченька.  Приснись во сне, моё солнышко, и скажи маме, как тебе там живется.
Скажи, где мне тебя искать, ведь мой век не долог, ведь я должна буду тебя там найти. Дай мне весточку о себе, доченька…»   

30.11.2018г. Москва


Рецензии
Жизненно,трогательно,и очень душевно!
Написано прекрасно.Рада за тебя,Аннушка.
С нежностью и любовью.

Тамара Рожкова   02.12.2018 01:00     Заявить о нарушении
Спасибо, Томочка за прочтение!

Анна Присяжная   04.12.2018 17:11   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.