Преждевременный. Исторический роман. Глава 34

Глава 34. Институт благородных девиц

О шестнадцати годах отсутствия столица напоминала Чижевскому практически ежедневно и на каждом шагу…

Спутники запускаются, пятилетки гудят, съезды рапортуют, демонстрации и парады оглушают…

Горькое чувство при сём присутствующего не оставляло его ни на минуту…

Кто, за что, а главное - зачем изолировали его от этого привычного для него ритма жизни?!

Эти вопросы мучили его день за днём, хотя трезвый ум давно знал на них ответы: человек… Слабый человек…
Его зависть, его страхи, его подлость и жадность, его жажда власти и кровожадность…

Да, он пытался не сдаваться и не поддаваться…
Теперь даже кажется, что за колючей проволокой его интуиция обострилась, восполняя недостаток научной информированности, а жёсткие условия подневольной и скученной человеческой массы как бы компенсировали отсутствие экспериментальной базы.

И вовсе не факт, что все тридцать с лишним иностранных академий и университетов, членом которых он был избран, осознавали, где и как двигал науку все эти шестнадцать лет их действительный и почётный член из загадочной России?!

Отечественную науку теперь разруливали новые люди, однако, косность и недальновидность удручали по-прежнему.
И на глобальные исследования всё так же не хватало средств…

«Да, наладится всё потихоньку», – его ангел-хранитель Нина Вадимовна по-прежнему черпала оптимизм из неведомого и неиссякаемого источника…

«Вот что нам с управдомами делать, ума не приложу!
Понесла ему очередные справки, а он из меня полчаса жилы вытягивал: мы из троцкистов или из врачей-вредителей?! Ну, не дурачок ли?!»

Александр Леонидович с радостью встретил у дверей жену, взял у неё из рук авоську с провизией, с удовольствием поцеловал в щёчку:
«Кругом, кругом одни управдомы! Но мы их одолеем, зуб даю!»

Они с наслаждением оттаивали в столице после Караганды, интуитивно находя маленькие радости в мелочах новой жизни.

Новые приятели находились с трудом, тем интереснее и приятней было отыскивать старых.

Как-то Нина Вадимовна предложила мужу пойти в гости к своей давней подруге по Екатерининскому институту благородных девиц…

Предложение было довольно неожиданным, но он быстро поймал себя на мысли, что с удовольствием глотнёт воздуха того времени и послушно согласился…

Долли Александровна де-Лазари была всего на год моложе Нины Вадимовны, поэтому в Воспитательном обществе благородных девиц они довольно быстро сдружились.

Современная интерпретация сообщества с таким интригующим названием просто обречена на двусмысленность и неоднозначность, поэтому возьмём на себя смелость помочь определиться любопытствующему читателю некоторыми фактами и замечаниями по существу…

Дать государству образцовых женщин, хороших матерей, полезных членов семьи и общества - озаботилась вдруг Екатерина Вторая.
И по Ея высочайшему указу в 1764 году было основано первое Воспитательное общество благородных девиц, более известное в народе как Смольный институт благородных девиц.

Довольно скоро и в Москве, и в губерниях усилиями меценатов появились аналогичные заведения, образовавшие, таким образом, систему женских закрытых институтов.

За сто пятьдесят лет её существования попечителями, кроме особ императорской семьи, становились Орловы, Потёмкины, Демидовы, Салтыковы, Голицины и другие богатые люди.
Это - не считая государственных мест, относимых на кошт казны.

Жаль, что после переворота 1917 года у большевиков с благотворительностью как-то не складывается до сих пор…

Петербургский институт благородных девиц ордена Святой Екатерины – его звали Екатерининским - был создан на деньги упомянутой выше племянницы светлейшего князя Потёмкина Браницкой.
 
На средства специально образованного Фонда Браницкой обучались девушки из небогатых дворянских семей.
Преимуществом же при поступлении пользовались те девицы благородных фамилий, которые были связаны родственными узами с Потёмкинами или Браницкими:
Голицыны, Вяземские, Глинские, Высоцкие, Ледуховские.
В их число входили и семейства Энгельгардтов и де-Лазари.

Обучение одной институтки в год обходилось в шестьсот рублей золотом.
Кроме того, после окончания института каждая выпускница получала из того же Фонда Браницкой две тысячи рублей на приданое.

Образованные женщины, хорошие матери, полезные члены семьи и общества, как того повелевала Екатерина Вторая, воспитывались в условиях весьма и весьма суровых. Никаких излишеств в питании, жёсткий распорядок дня, строгая форма одежды…

Дважды в неделю институткам разрешали свидание с родственниками в общем зале в присутствии бдительных классных дам.

Домой девочек отпускали лишь на каникулы – рождественские, пасхальные и летние.

Напоминает уклад современных закрытых школ Великобритании, не так ли?!

Почему нет: сохранилась монархия, сохранился и уклад…

Более всего институток одолевал холод.
Зимой температура во всех помещениях не превышала шестнадцати градусов.
О дополнительной тёплой одежде не могло быть и речи: одинаковые камлотовые платья со шнуровкой на спине, белые фартучки, обнажённые руки и плечи…

Когда девочки на каникулах живописали приятельницам о своей жизни в институте, те в ужасе заламывали руки:
«И как вас родители могли отдать в такую жуткую тюрьму?!»

Помимо традиционных гимназических предметов воспитанниц учили кулинарии и ведению домашнего хозяйства; правда, в меньшем объёме, чем, скажем, французскому и немецкому языкам.

Неотъемлемой частью обучения было зазубривание ритуала приёма августейших особ, равно как и штудирование дворянских родословных книг и этикета чинопочитания. Кто благородие, кто высокоблагородие, а кто и превосходительство – а как без этого…

Почитали за честь учиться в российских институтах благородных девиц и иноземные аристократки, дочери грузинских князей, балканские и скандинавские принцессы…

Вероятно, во избежание международных трений для таких институток делали послабление: и спальня потеплей, и кухня другая.

По результатам обучения выдавались знаки отличия: кроме медалей, преуспевающих институток отмечали бантами-кокардами, шнурками с кисточками для волос, а то и шифрами.

Шифр – это металлический вензель царствующей императрицы, он носился на левом плече на банте из белой в цветную полоску ленты. Цвет полос зависел от учебного заведения.

Характернейшим атрибутом каждого такого института, который навечно врезался в память институтки, была классная дама.

Именно они ревностно блюли завет Екатерины Второй дать государству образованных женщин, хороших матерей, полезных членов общества.
Примечательно, что основным критерием отбора классных дам был их незамужний статус.

«Во времена, когда удачный брак был главным (и, соответственно, наиболее желанным) событием в жизни женщины, неустроенность личной жизни весьма негативно откладывалась на характере.

Окружённая молодыми девушками, осознавая, что жизнь не оправдала ожиданий, стареющая особа начинала (осознанно или нет) отыгрываться на своих подопечных, запрещая всё, что можно, и наказывая за малейший проступок.

Телесные наказания для воспитанниц не были приняты, однако с теми, кто совершил какой-либо проступок, особенно не церемонились: окрик, брань, наказания – таков был привычный арсенал средств и методов институтской педагогики.

Обычным считались наказания, когда нарушительниц позорили перед всем институтом, снимали передник, прикалывали неубранную бумажку или рваный чулок к платью, оставляли стоять посреди столовой во время обеда…»

Так сведущие люди обрисовывали классных дам.

Впрочем, и такую, казалось бы, незавидную карьеру выбирали девушки, по разным причинам не рассчитывавшие устроить свою судьбу лучшим образом.
 
Пепиньерки – так назывались девушки, остававшиеся после окончания основного курса для получения дальнейшего образования и дальнейшего карьерного роста до классной дамы.

Когда воспоминания Нины Вадимовны и Долли Александровны неспешно докатились до начала войны 1914 года, Александр Леонидович с воодушевлением отметил единый порыв патриотизма, охвативший в ту пору большинство молодых людей России.

Институтки демонстративно перестали посещать уроки немецкого языка и все дружно кинулись вязать для солдатиков варежки, носки, шарфы и кисеты для махорки.

Учащиеся же Калужского реального училища Шахмагонова, как мы помним, для солидности сразу обзавелись чахлыми юношескими усиками и разными путями норовили удрать на фронт.

Александр Леонидович не без гордости напомнил дамам, что он, знаете ли, Георгиевский кавалер за ту кампанию…

Единодушно сошлись во мнении, что с патриотическим воспитанием в ту пору как раз всё было в порядке.

Три дворянина вдруг заспорили, а были ли они тогда монархистами?

Да, ежедневно молились за здравие императорской семьи…
Ну, так и император дённо и нощно пёкся о своих подданных…

Да, искренне полагали, что царь – помазанник Божий, а они – в элите…
Ну, так это вовсе не мешало им дружить с детьми других сословий…

Долли Александровна с умилением вспомнила, как весело проводили они летние каникулы в имении родственников в Смоленской губернии.
Гоняли в салочки с крестьянскими детьми, по воскресеньям пели литургию в деревенском храме…

«Барышеньки вы наши, золотые ангелочки», – говорили им крестьянские бабы, руки целовали.

Потом вдруг горестно вздохнула и с упрёком, непонятно кому адресованным, подвела итог:
«Трудно себе представить, что те крестьяне потом разграбили и сожгли имение…»

Нина Вадимовна поведала аналогичную судьбу родового имения Энгельгардтов в Бельском уезде Смоленской губернии.

Её дед, П.П. Энгельгардт, в конце 18 века построил большой, дом заложил парк с прудами…
К концу 19 века имение унаследовал отец, Вадим Петрович Энгельгардт.

В 1897 году он открывает школу для крестьянских детей, было создано образцовое сельхозпредприятие.
Работали сыроваренный и винокуренный заводы, несколько мельниц, маслобойня. Никогда никаких эксцессов не случалось…

Вадим Петрович одно время даже возглавлял губернский департамент земледелия.

В 1918 году имение национализировали, хозяева были репрессированы…

Потом на базе усадьбы был создан совхоз, прозябавший ни шатко, ни валко несколько лет, пока окончательно не захирел…

Куда делась громадная библиотека и другие культурные ценности, неизвестно…

«Помилуйте, милые дамы, – Александр Леонидович решил оживить беседу, - но ведь большинство стран Старого Света сочли нужным монархию сохранить.

Нужны им, видите ли, их короли и королевы. Консолидируют, надо понимать, нацию…
 
Что же мы-то со своими, как варвары?!
Вы только вдумайтесь, голубушки: четыреста тысяч российских дворян покинули Россию!

Это - не эмиграция, это – эвакуация! Они что, не любили Россию или они не были ей нужны?!
 
Ну, поменяли власть, ну, перевернули идеологию, но Россия-то осталась!
Так зачем же умных и образованных её патриотов ставить к стенке и гноить в лагерях?!»

Нина Вадимовна, как могла, старалась уходить от этой извечной их боли:
«Успокойся, дорогой, от трусости всё это и от неуверенности…
Так всегда в жизни бывает…»


Так! От себя нам некуда уйти,
Как нам не скрыться от страдания.
О, Мать-Материя, - трудны пути
На высоту Миросознания…

А .Чижевский


Продолжение следует...