Долгое эхо войны. Часть 2. Глава 11

Зима нагрянула неожиданно и почти сразу. Задул холодный северный ветер, замела метель, и на госпитальной горе стало серо, холодно и очень неуютно.
Венедикт, ознакомившись со всеми пациентами своего отделения, был удивлен их составом, если не сказать большего. Две трети больных оказались штатскими людьми, не имеющими к армии и населению военного городка никакого отношения. Зато все они были знакомыми и близкими друзьями начальника госпиталя.
Профиль их заболевания тоже был далек от специфики отделения, и Венедикт оформил документы на их выписку.
За этим последовал жуткий скандал.
- Лавров, - орал Тарас Вакулович, - самоуправством занимаешься! Я тебя предупреждал! Объявляю тебе выговор!
- За что? Эти люди не больны венерическими или кожными заболеваниями. Кроме того, они не имеют права лечиться в военном госпитале и занимать больничные места. Я был в казармах, проверял и обследовал военнослужащих по просьбе командира полка. Там почти сто человек страдает от кожных заболеваний, а у меня в отделении нет мест свободных.
- Эти люди лежали здесь по просьбе руководства города! - бушевал «боров».
- В распоряжении начальства города имеются две больницы! - парировал Лавров. Если мы не займемся здоровьем военнослужащих, начальник воинской части грозился послать рапорт во Львов.
Эти слова Венедикта несколько остудили пыл Погоняйло, и он, уже снизив тон, сказал.
- Хорошо, я переведу их в терапию, но из-за отсутствия там стольких мест пять человек оставлю у тебя.
- Ладно, я распоряжусь поставить им кровати в коридоре.
- Ты что, спятил, Лавров? Это же нужные нам люди. Их вообще следует размещать в отдельных палатах.
- К сожалению, в моем отделении таких услуг не предусмотрено.
- Так, по-хорошему ты не желаешь! Десятого декабря, то бишь послезавтра, ты отправляешься на курсы повышения квалификации в Киев на два месяца.
Хлопнув дверью, он ушел к себе, а Венедикт, расстроенный и униженный, сел писать рапорт в штаб округа. Никогда в своей жизни не жаловавшийся ни на кого, он, поняв, что этот беспредел пустыми перебранками не разрешить, раздумывал, как можно положить этому конец. На память опять пришел Петрищев. Как прав был Алексей, когда говорил, что ему очень повезло с начальником. Но ябедничать не хотелось, и он пошел к командиру соседствующего с госпиталем полка, который жаловался ему, что у многих его солдат чесотка, лишай и разные кожные заболевания, но в госпиталь их не берут под выдуманным предлогом, что нет мест. Полковник Стригун Валерий Дмитриевич, действительно, пригрозил, что доложит об этом безобразии в округ. Это было на второй день прибытия Лаврова, когда он еще не был в курсе странных дел его начальника, хотя фельдшер Олег Осипович намекнул ему, что начальник госпиталя выделяет койки в их отделении больным другого профиля, да и вообще не военным, непросто так. Особняк, в котором тот проживает, дорого обходится начальнику.
Венедикт не обратил тогда внимания на эти слова, но теперь, после упреков в адрес госпиталя командира воинской части Стригуна, после ознакомления с диагнозами больных и их составом, в его голове многое прояснилось.
Встреча с Валерием Дмитриевичем оказалась плодотворной и очень полезной. Полковник показал ему свое хозяйство, познакомил с медицинским пунктом, где хозяйничал капитан Левченко. Венедикт осмотрел по просьбе командира трех солдат с явно выраженным лишаем. Полковник пригласил его отобедать в их офицерской столовой. Узнав о событиях в госпитале и скандале между Лавровым и Побегайло, Стригун попросил дать точные сведения о составе больных в его отделении и лежащих там гражданских лицах.
- Вы очень кстати заглянули ко мне, Венедикт Петрович. Послезавтра я лечу во Львов и подам рапорт по поводу медицинского обслуживания заместителю командующего. Вам советую спокойно отправляться в Киев. Приказ командира следует выполнить. К вашему возвращению я надеюсь исправить сложившуюся ситуацию. Он подал Лаврову руку и проводил до проходной.
Дома Веня сообщил жене о решении начальника и стал собираться в дорогу. Тоня, узнав о неприятностях у Венедикта с начальником, была расстроена и напугана.
- Неужели нам опять придется переезжать, ведь у Марины уже учебный год в полном разгаре?
- Не думаю, - успокоил ее Венедикт, - хотя он здесь свой человек, за ним стоит местное начальство, а я - пришлый. Навряд ли, однако, местное начальство захочет конфликтовать с округом, но сказать наверняка ничего не могу. Поживем - увидим, солнышко мое.
Он обнял Тоню, и они долго сидели у открытой дверцы печи, наблюдая, как горит огонь в ней.
Через день ранним утром Антонина проводила мужа на учебу, пообещав ему приехать через неделю к нему в Киев.
Венедикт, окунувшись в атмосферу учебы, постарался выкинуть из головы все неприятности, обрушившиеся на него в госпитале, и был даже рад снова ощутить себя «студентом», как шутили здесь слушатели курсов, обращаясь друг к другу.
Он с удовольствием бродил по Киеву, любуясь этим старинным городом, его главной улицей, Лаврой, Днепром. В один из таких вечеров, когда он шел по Крещатику, намереваясь заглянуть в Вареничную, чтобы поужинать, к нему обратился какой-то нищий алкаш в форме летчика, но без погон, прося дать ему денег на чекушку. Венедикт полез в карман за деньгами, рассматривая несчастного и припоминая, где он мог его видеть, когда тот, дернув его за рукав, спросил:
- Слушай, друг, а ты случайно на Камчатке не был?
- Был, а ты, что, тоже там служил?
- В Елизово, в летном полку. Может, слышал - Соловей я.
- Венедикт содрогнулся от мысли, что достойный, профессионально талантливый человек может так вот опуститься, может не справится с последствиями контузии, полученной на фронте, и жизнь его превращается в постоянный кошмар. Ему было неприятно еще и от того, что между ними, как будто, стояла Антонина. Он отдал ему все деньги, какие нашел у себя в кармане, и, извинившись, что спешит, очень быстро пошел в противоположную от кафе сторону. Но встреча не выходила у него из головы. Ему искренне жаль было этого летчика. Он помнил, как душевно о нем говорил Алексей. Война сломала ему жизнь. А сколько еще таких летчиков, танкистов, моряков бродит по России неприкаянными?
Тоня должна была приехать через два дня, и Венедикт решил, что с ней будет обходить это место, где встретил Соловья, десятой дорогой. Он представлял, как будет Тоне больно узнать, что ее бывший друг пропадает от водки, никому не нужный. Вспомнилась Таисия. Настроение упало окончательно. Как не хватало ему сейчас верного и мудрого Леши.
Встреча запала в его душу, он чувствовал себя так, как будто он виноват в моральном падении этого человека. К приезду жены он снял прекрасный номер в гостинице, накупил билетов в театры и молил Бога, чтобы уберег их от подобных встреч. Тоня была уже на пятом месяце беременности, и такая встреча могла дорого обойтись им.
Но опасения его были напрасны. Бог берег их от неприятностей и неделя, проведенная вместе с женой в Киеве, осталась прекрасным воспоминанием, почти медовым месяцем для них.
Марина осталась в квартире одна, под присмотром Валентины Денисовины Андрукович, жены начальника терапевтического отделения, с которой Тоню познакомила Александра Овсянникова и с которой она особенно сдружилась. Валя взяла на себя ответственность за девочку, кормила ее, проверила уроки и провожала в школу. Ей тоже нравилась Антонина, ставшая ей подругой, и она искренне желала, чтобы Тоня отдохнула с мужем, набралась сил перед предстоящим рождением второго ребенка. И не напрасно. За эту неделю подруга помолодела и похорошела, была вся под впечатлением их прогулок по Киеву и совершенно счастлива. Валентина радовалась, что все их задумки так замечательно исполнились.
Венедикт обещал, что через пару недель удерет с занятий на несколько дней и приедет домой.
Но приехать ему пришлось раньше. Он был отозван с курсов в связи с особыми обстоятельствами.
После поездки во Львов командира воинской части Стригуна и его рапорта об отсутствии надлежащего медицинского обслуживания военнослужащих города Новоград-Волынска по вине начальника госпиталя Погоняйло Тараса Вакуловича, в госпиталь была направлена комиссия, выявившая большие нарушения в работе начальника госпиталя в финансовой, медицинской, политической и организационной части. Погоняйло был отстранен от должности. Под раздачу попал и Николай Овсянников, заместитель по политической работе, за то, что не поставил в известность округ об имевших место безобразиях в работе руководства. Но, учитывая, что он приехал в госпиталь совсем недавно и, возможно, не успел разобраться в происходящем, его оставили работать, но выговор объявили.
Второй заместитель начальника госпиталя по медицинской части – Лавров - был отозван с курсов повышения квалификации и временно принял на себя руководство госпиталем.
Вместе с Погоняйло лишился своего места и заместитель по хозяйственной части - Пригобатько.
Были обнаружены большие растраты государственных средств и дело передано в военную прокуратуру.
Вернувшийся раньше срока Венедикт целыми днями разгребал последствия нарушений в работе своего недавнего командира. Проверки следовали одна за другой. Выполнять свою основную работу приходилось ночами, по выходным дням. Все происходящее вносило нервозность и напряжение в работу, но результаты нормального функционирования госпиталя уже просматривались.
Госпиталь буквально был переполнен нуждающимися в лечении больными, и следовало обеспечить их нужными медикаментами, питанием и уходом. Но оказалось, что всего этого нет, поскольку лекарства и оборудование просто исчезли, и выяснить, куда все материальные средства ушли, предстояло следственным органам. Но больные не могли ждать, пока следствие закончится. Значит, нужно было обеспечить, найти, достать все необходимое. У Венедикта голова шла кругом от этих хлопот. Склады с медицинскими препаратами находились в Житомире. Именно туда отправились Лавров и Овсянников, чтобы достать, хотя бы частично, все необходимое для работы.
И тут произошло невероятное событие, из которого они чудом выбрались живыми.
Машина, на которой отправились в Житомир Лавров и Овсянников, была взята в полку Стригуна, она летела с большой скоростью. Венедикт очень спешил. Нужно было успеть на несколько складов и в две воинские части, чтобы к вечеру вернуться в Новоград-Волынский. Лавров все время подгонял шофера. Но в какой-то момент он отвлекся, обсуждая с Николаем, к кому лучше им обратиться в первую очередь, чтобы успеть получить необходимые средства и успеть вернуться до темноты, когда прогремел выстрел, и машину занесло, а водитель с пробитой головой упал на руль. Сидевший рядом с ним Лавров чисто автоматически, перегнувшись через труп шофера, сумел перехватить руль, а по машине вовсю били пули. Автомобиль влетел в дерево и встал, а Лавров вылетел из него в распахнувшуюся дверь вместе с погибшим шофером. Он пришел в себя быстро и бросился к машине, из которой пытался выбраться Николай.
- Слава Богу, ты жив! Но что произошло?
- По-моему, нас обстреляли, - ответил Николай.
Он поспешно выхватил пистолет и стал целиться в приближающихся к ним бандитов. Преследователи были уже рядом. Впереди мчались два мотоцикла, а чуть сзади - студебекер. Выстрел Николая попал в цель, и один мотоциклист вылетел с сидения, а сам мотоцикл рухнул в кювет. Но второй мотоциклист приближался, а выстрел Лаврова не достиг цели.
Мгновение, и перед ними уже стоял бандит с автоматом в руках.
- Руки за голову! - скомандовал он.
К нему на помощь спешил хозяин машины, вполне цивильного вида человек, довольно представительный. Глядя на него, никто не подумал бы, что он связан с бандитами.
- Бандеровцы! - прошептал весь белый от ужаса Овсянников. Он не успел выстрелить в подходящего. Первый бандит выбил пистолет из его рук и ударом поддых вывел Николая из строя на несколько секунд. Этого времени бандиту хватило, чтобы скрутить обоих и, толкая автоматом в спины, вести их к машинам. Вышедший из машины человек, был до боли знаком Лаврову, и, поняв кто это, Лавров еле устоял на ногах. Он узнал бы это лицо из тысяч других лиц, потому что перед ним стоял плод его хирургического творчества.
Человек, видимо, тоже узнал Лаврова, подтверждением чего стал неприятный квакающий голос, который Лавров запомнил на всю жизнь.
- Этого отпусти! - проквакал он, ткнув пальцем в Лаврова.
Его подельник явно не хотел выполнять приказ, но все же убрал автомат от спины Лаврова.
- А що с тем робыть? - спросил он.
- На твое усмотрение! - проквакал Йозас.
У Венедикта больше не оставалось сомнения, что это именно он.
- Я никуда не пойду без него! - заявил Лавров.
- Логично! - квакающий голос Йозаса хмыкнул. -Отпусти их обоих! - приказал он подельнику.
- Еще чего! Ты спятил!
- Я сказал, отпусти! Нехай идут! - квакающий голос зазвенел от злости. - Ты шо, спорить со мной будешь?! Знай свое место, щенок!
Он размахнулся и съездил по морде своему холую так, что у того вылетело изо рта два зуба и кровь залила глаза.
- Им все равно не жить! - зло обронил он. - Зачем мараться. Привет от Тараса! - он захохотал, подняв вверх руку, но смех его был настолько наигранным и жутким, что у пленников волосы на головах зашевелились.
- Быстро на мотоцикл! - проквакал Йозас своему подельнику и, сев в машину, приказал шоферу трогать. Машина сорвалась с места, за ней последовал мотоцикл.
Овсянников опустился на землю, и его вырвало. Лавров стоял, не зная, как объяснить все происшедшее. «Неужели этот подонок служит Бандере? Предатель! Я должен его убить! Нет! Этого не может быть. Он бы не отпустил меня, а он назвал мне Тараса, который все это устроил».
Его мысли прервал Николай, который поднялся, подошел к нему и сказал:
- Спасибо, Веня! Я этого никогда не забуду.
- Ты лучше скажи, что нам теперь делать и как будем объясняться с начальством?!
- Я думаю, нужно ехать обратно. Машина вся пробита пулями. Нас обстреляли, убили нашего шофера, мы отстреливались, застрелили их мотоциклиста и ранили шофера. Они, по-видимому, чего-то испугались и уехали, мы не смогли их догнать. Но главное, говорить нужно одно и то же и тебе, и мне. Смотри! Они оставили труп своего мотоциклиста! - сказал он.
Лавров спустился в кювет. Мотор мотоцикла оказался пробит их пулей. Николай разрядил в него свой пистолет, Лавров тоже отстрелял свои патроны.
- Интересно, почему этот квакающий хрен решил тебя отпустить?
- А зачем ему пачкать руки? Он же сказал, что нам все равно не жить. Весь расчет он строил на этом. Помнишь, он сказал: «Логично», когда я отказался уйти один. Он знает, что мне невозможно было бы доказать свою невиновность. Но я думаю, нам и двоим выкрутиться будет нелегко.
- У нас есть доказательства. Убитый Кравцов, пробита пулями машина. Мотоцикл брать не стоит. Патруль выедет сюда, сами заберут. По-моему, это дело рук нашего «борова», я уверен - это его месть. Да и этот гад привет ему передал. Интересно, он что, сам с приветом? Он же выдал нам «борова».
- Может, у него свои счеты с ним. Тогда получается, что нас он отпустил, чтобы его подставить. Возможно, ты прав. Тарас мог быть связан с ними. Отсюда и ненависть к нам. Вспомни его слова. Он же нас кацапами называл. У него прямо руки чесались, так хотелось нас уничтожить. Спасибо Стригуну. Настоящий мужик! Не побоялся рапорт падать.
- Чего ему бояться? Командир полка, герой Советского Союза!
- Да ты что! А я не знал.
- Эх, Веня! Что-то напиться хочется. Ты как, поддерживаешь?
- Не возражаю.
Овсянников полез куда-то под сидение и достал флягу, открутил с нее пробку и подал Венедикту.
- Помянем сержанта Кравцова.
Они выпили. Затем подняли и уложили мертвого Кравцова на заднее сидение. Лавров сел за руль, и машина тронулась в обратный путь.
- Кстати, машину нам дал Стригун, водитель из его подразделения. Думаю, самое верное для нас сейчас, в первую очередь, поехать к нему и рассказать о том, что с нами случилось.
- Я тоже так считаю, - поддержал идею Николай. - Вень, ты весь в крови. Может, умоешься?!
- Потом, сейчас главное застать Валерия Дмитриевича на месте.
Он прибавил газ, и машина понеслась со всей возможной скоростью.
Им повезло. Командир полка оказался на месте. Он сам вышел им навстречу и уже по виду простреленной во многих местах машины понял, что стряслась беда. Увидев Лаврова всего в крови и мокрого от грязи и крови Овсянникова, он приказал дежурному прислать к нему полкового фельдшера.
- Там Кравцов! - показал на машину Венедикт. Подошедший к ним фельдшер с двумя санитарами достали из машины безжизненное тело их товарища, и все присутствующие сняли головные уборы.
- Пошли ко мне, - распорядился Стригун и велел фельдшеру следовать за ними.
Но Венедикт заверил, что с ними все в порядке, а разговор у них будет особый, не для посторонних ушей.
Когда они уселись, Венедикт рассказал обо всем, что произошло с ними, Овсянников иногда дополнял его повествование.
- Значит, Тарас Вакулович хотел от вас избавиться. Я всегда чувствовал, что он нечестный человек. Но ситуация непростая. Сейчас я приглашу своего политрука Завьялова, будем держать совет.
Майор Завьялов выслушал и спросил:
- В политуправление будем докладывать?
- Попробуем сами разобраться, потом доложим, когда обстановка будет ясна. Ты, Василий, поезжай на место происшествия. Возьми с собой роту солдат, медперсонал и нашего эксперта. Изучи обстановку, почисти там все, что нужно, и мигом обратно. Не хотелось бы, чтобы пострадали и без того пережившие этот налет мужики.
Завьялов согласно кивнул и вышел, а Стригун повел своих гостей в душевую, чтобы дать им возможность умыться и очиститься. После водных процедур их пригласили в столовую, где кроме обеда дали для улучшения самочувствия по сто граммов водки.
Через полтора часа вернулся Завьялов и сообщил, что ими обнаружены еще два мертвых тела в пяти километрах от первого мотоцикла. Убиты второй мотоциклист и, вероятно, водитель машины выброшен на полном ходу.
- Странная картина получается, - сказал Стригун. - Что произошло между бандитами? Убиты эти двое из немецкого оружия: мотоциклист из автомата, а водитель, скорее всего это он, из пистолета. Завьялов сказал, что он сообщил в военную прокуратуру, и они уже начали расследование. Что он рассказ им о гибели сержанта Кравцова и о том, что на машине имеются следы обстрела.
Стригун молчал, обдумывая ситуацию. Затем он сказал:
- Кравцов был послан в Житомир для получения почты и медикаментов. Будем придерживаться этой версии. С ним были товарищи из госпиталя Лавров и Овсянников, которые тоже ехали для получения медикаментов. После обстрела машины и гибели Кравцова они вернулись к нам и привезли убитого сержанта. До Житомира не добрались. Бандиты их не преследовали, видно, у них была другая цель. Возможно, между ними произошел разлад, и старший убрал двоих своих сообщников. Но кто был этот их старший, сработавший против них. Почему он крикнул: «Привет Тарасу»?
Стригун несколько изменил картину, потому что не хотел, чтобы в прокуратуре знали, что Лаврова и Овсянникова выводили из машины, и старший бандеровец их отпустил, заявив, что им и так не жить.
Пока шло обсуждение инцидента, Венедикт мучился мыслью, что хотел сказать ему Йозас, передав привет Тарасу. Понятно, что, спасая их, он рисковал очень сильно, но хотел назвать им предателя. И главное, что он, действительно, работает на нас. Не зря Венедикт так старался изменить его внешность. Он представил, какую опасную миссию тот выполняет, как ежеминутно рискует и как, наверное, трудно ему приходится. Ему пришлось убить двоих бандеровцев, а если после этого его заподозрят?
Николай же больше всего опасался, что заподозрят в измене их с Венедиктом. Но, как ни странно, их вызвали в прокуратуру, как свидетелей всего один раз. В доме Тараса нашли склад с оружием и двух разыскиваемых бандитов. Дело было передано в трибунал, и Тараса приговорили к расстрелу.
Однако нервов это происшествие попортили всем немало, зато впоследствии, вспоминая этот случай, Венедикт с радостью рассказывал, что больше никогда не жалел, что исправил внешность Йозасу, и даже, как он говорил, его голос вспоминался ему без такого пристрастного неприятия. Более того, он мысленно желал ему успешно закончить свою миссию и вернуться, выполнив задание, живым и невредимым.
Вскоре в госпиталь прибыл новый начальник, полковник Андреев Матвей Евгеньевич, и жизнь в Новоград-Волынском Венедикту стала даже нравиться.
В августе у них в семье появился сын Юрочка. Юрий Лавров стал главной заботой, счастьем и гордостью Венедикта и его семьи.