Радуга и Эдмунд

— Я равноправная гражданка Нарнии, а не ездовое животное из Тархистана! — воскликнула рассерженная пегаска и улетела. Причём кончик её хвоста не больно, но обидно, щёлкнул по-носу человека, который уже по-хозяйски без спросу положил одну руку на спину крылатой лошади в то время, как другая рука опять-таки без спроса владелицы начала перебирать разноцветные пряди гривы.
— Я на тебе ещё воспарю в Небеса, слово короля! — закричал парень, грозя кулаком вслед улетевшей пегаске и в этот момент больше смахивая на шута, чем на короля.

Однако затем Эдмунд достойным короля усилием воли успокоился и начала размышлять. Только вот сами его размышления, вернее их цель, оказались недостойными и простолюдина: «Что я знаю о пегасах такого, чего нет у обычных лошадей? Коли словосочетание обычные лошади вовсе подходит для разумных коней Нарнии, говорящих с людьми на одном языке.

Во-первых, умение летать, конечно. Их кости пористые, а сами сравнительно низкорослые пегасы отличаются худощавым телосложением и умеренностью в питании. Однако всё-же основная причина их способности летать — это владение врождённой магией полёта, которая досталась им по-наследству от кобылы с Земли по имени Земляничка, а ей даровал крылья и новое имя Стрела сам Аслан. Только вот для меня это большая помеха, ведь я даже с помощью придворного мага вряд ли смогу летать также хорошо, как эта пегаска с радужной гривой и хвостом. Назову её, пока, Радуга. Раз уж не знаю её настоящего имени.

Во-вторых, пегасы умеют управлять погодой, а этому по слухам их научили крылатые лошадки из иного мира, кстати есть в Радуге что-то не от мира сего. Это тоже, пожалуй, минус. Ибо доброе создание меня, конечно, молнией не убьёт. Даже, если я позволю себе и большее ради того, чтобы сдержать королевское слово. Однако обеспечить мне персональный ливень, стоит мне только выйти из дворца в одиночку, озорная пегаска вполне способна, а из соправителей меня в таком случае может поддержать только моя сестра — лучница, которую раздражает правило «сначала спрашивай и только при отсутствии ответа стреляй» даже при охоте на птиц. При равенстве же голосов, решающим становится голос старшего короля Питера. Однако что-то связанное с управлением погодой есть, что я могу использовать, дабы исполнилась королевская воля. Вспомнил!»

На вершине холма, покрытого изумрудного цвета травой и благоухающими цветами с венчиками полными чудесного нектара, расположилось даже на вид плотное облачко, а с облачка свешивался радужный хвост. «Ну, как тут удержаться от того, чтобы дёрнуть за хвост?» — подумал Эдмунд. Вообще-то, многие бы удержались или вовсе бы даже ни подумали о том, чтобы дёргать за хвост, сладко посапывающую лошадку с ангельскими крыльями. «Я человек, а человек это звучит гордо!» — подбодрил себя Эдмунд, имеющей несколько превратное мнение о том, что значит быть настоящим человеком и дёрнул пегаску за хвост:
— Ох, как мне больно, как я страдаю, моя спина, как я теперь доберусь до замка Кер-Паравель! — заголосил Эдмунд, катаясь на животе и деля вид, что его позвоночник как минимум сильно зашиблен. Хотя пегаска спросонья ударила, дёрнувшего её за хвост, не копытом, а крылом. Да и то травоядное создание ударило скорее для острастки, будучи добрым по-натуре.
— Что с тобой? Неужели, я ударила слишком сильно?! Прости!!! — закричала, прозванная Радугой.
— Так и быть прошу, если ты довезёшь страдальца, то есть меня, до замка на себе, — сказал, вконец завравшийся, король.

С помощью крыльев и хвоста, забывшая о сладкой послеполуденной дрёме, лошадка взгромоздила, непрерывно охающего и ахающего как столетний дед, крепенького паренька себя на спину и начала передвигаться столь осторожно, что могла бы заняться доставкой яиц:
— Кочки, ухабы, моя спина этого не переживёт!!! — заорал, как резанный поросёнок, Эдмунд. Хотя пегаска с ним на спине уже спустилась по пологому склона холма на ровную, как стол, равнину.
— Что же делать, как тебе помочь?! — доброе создание огорчилось из-за мнимых страданий Эдмунда столь сильно, что на несколько мгновений ему стало стыдно. Однако он мысленно сказал себе: «Я король, слово короля закон, долой стыд!»
— Уверен, в небесах мне полегчает, да и кочек с ухабами там нет, — сказал Эдмунд вместо того, чтобы извиниться за становящийся жестоким розыгрыш или хотя бы сказать, что ему уже стало лучше.

Доброй пегаске было трудно взмыть в небеса с плоской равнины со всадником на спине, что, как мы видим, не щадя себя, служит королём на благо народу Нарнии ; Однако крылатая лошадка постаралась действительно ради Аслана в отличие от кое-кого и всё-же преодолела земное притяжение.

В небе Эдмунду пришлось действительно плохо. Ибо мягкие, но сильные крылья, перестали его поддерживать. Лишь длинный хвост Радуги, обернувшийся вокруг его талии, и судорожно сжатые на боках пегаски ноги человека, помогали ему удерживаться на спине не оседланной лошадки. Да и воздушные ямы оказались вполне себе реально ощутимыми в отличие от мнимых ухабов на земле. Однако королевская спесь не позволила Эдмунду попросить, вернуть себя землю. Хорошо, что добрая пегаска заметила, состоянии позеленевшего короля, и сказала:
— Держись за шею, — а кроме того, приноровилась лететь так, чтобы всаднику стало удобнее, жертвуя своим удобством ради неблагодарного короля.
— Спаси Аслан! — сказал Эдмунд, которому, наконец-то, стало по-настоящему стыдно за обман доброго и доверчивого создания, которое так преданно о нём заботится.
— Да, хранит тебя Отец Аслана! — сказала Эдмунду доброе создание так искренне, что королю стало ещё стыднее за свой обман.

Дабы отвлечься от угрызений совести, Эдмунд огляделся по-сторонам и увидел облака. Увидел облака сверху!

Даже из окна самолёта лицезрение оболочного покрова с обычно невидимой для людей изнанки является весьма завораживающим зрелищем. Эдмунд же оказался в небесах на спине волшебного создания, что щедро делилось с ним живым теплом, а главное ясным светом своей доброй души. Так, что Эдмунду захотелось поскорее вернуться на землю. Слишком уж чуждым почувствовал себя король в небесах. Так наверное могло бы почувствовать себя живое пятно грязи на чисто белой простыне, то есть крайне неуместно.

Неудивительно, что когда добрая пегаска приземлилась перед воротами замка Кер-Паравель, то Эдмунд начал неловко извиняться:
— Ты прости, я то, то есть мне, — никак не находил в себе силы признаться до конца Эдмунд.
— Я уже поняла, что ваше королевское величество меня разыграло, — сказало оказывается не столь уж и наивное создание.
— Тогда почему не бросила? — спросил растерявшийся Эдмунд.
— Бросить с такой высоты в наказание за розыгрыш мне даже не пришло в голову, а вот о высадке на полдороге подумывала, но заметила, что вам стало стыдно за обман.
— Прости! — сказал Эдмунд, обнимая за шею руками крылатую лошадку, а она улыбнулась и обняла его своими прекрасными крыльями в ответ в знак прощения.

Републикация с портала "Православный Медик" http://pravmed.cerkov.ru