Оккупация глазами подростка

               
Всё дальше и дальше неумолимое время отдаляет  нас от  кровавых и трагических событий Великой Отечественной войны. Пролетит примерно двадцать пять лет и не останется ни участников, ни свидетелей тех событий, а школьники будут воспринимать последнюю  (очень надеюсь) войну, как  сухой исторический факт, также как войну 1812 года против полчищ Наполеона.
Тем ценнее и значимее представляются воспоминания очевидцев- детей войны, которые, находясь уже  в преклонном возрасте,  могут рассказать и пролить свет на многие события того рокового периода. Тем более отпала необходимость оценивать факты с позиции КПСС ( для тех кто родился после 1991 года –Коммунистическая партия Советского Союза), замалчивать позорные страницы нашего прошлого, искажать историю в угоду политической конъюнктуре. Правда и только правда , какой бы горькой она не была.
Моя мама встретила 1942 год девятилетним  ребенком, проживая с родителями в селе Мухо -Удеревка, Алексеевского района, Воронежской области( в настоящее время Белгородская область). Крупных, тяжелых боев в районе села не было, наши оставили село, а оккупанты вошли в него в один из душных ,жарких дней июля.Немцы согнали всех оставшихся жителей села на небольшой площади около церкви, через переводчика зачитали приказ. Основная идея которого заключалась в немедленном расстреле на месте за невыполнение положений приказа, разрешалось только дышать. Селяне, в основном старики и женщины, да любопытные ребятишки среди которых была и  мама настороженно и понуро выслушали  переводчика и быстро рассеялись и попрятались в своих погребах и сараях. Несколько немецких офицеров красовались в черной военной форме,вели себя самоуверенно и нагло, скорее всего эсэсовцы. Спустя примерно неделю , захватчики назначили  старосту из местных жителей, которым оказался малограмотный мужчина- инвалид, побывавший в плену у немцев  в первую мировую войну и сносно знавший немецкий язык, что и определило выбор.  Офицеры и солдаты вермахта, по хозяйски расположились, все лучшие дома заняли, а хозяев бесцеремонно вышвырнули на улицу, не стеснялись, отстреливали кур, свиней, отбирали молоко, яйца и другие продукты. Местное население обрекалось на вымирание и голод. Почти сразу изо всех темных и вонючих щелей стали появляться разного рода предатели, дезертиры, раскулаченные, репрессированные, обиженные Советской властью. Весь этот сброд стал изо всех сил выслуживаться перед оккупантами, они поступали на службу в полицию, выявляли семьи коммунистов, евреев, цыган, родственников красноармейцев. Фашисты стали арестовывать несчастных , не успевших эвакуироваться, больше в селе их не видели. Позже , весною 1943 года, в одном из озёр всплыли трупы расстрелянных жителей, одного из них опознали по искалеченной правой руке ( культе). Маму вместе с двумя сестрами и бабушкой также выгнали из собственного дома, приютили их дальние родственники, жившие на окраине деревни, тем и спасли от голода и холода.  Местных жителей , в том числе и бабушку (мать моей мамы) оккупанты заставляли прислуживать – топить печь, мыть полы, стирать белье и выполнять другую грязную работу.Чудом уцелевшую коровенку бабушка ежедневно доила и часть молока удавалось утаить от немцев и поддерживать своих детей. Фашисты стали замечать, что корова дает подозрительно мало молока, и решили сами заняться дойкой. Бабушка,  отчаянно жестикулируя руками, пыталась предупредить немчуру о том , что корова с норовом и не подпустит чужака.Однако двое солдат легкомысленно отмахнувшись от бабушки, приступили к дойке. Один приспособил ведро , присел и начал дергать русскую коровенку за вымя,последняя , не стерпев, неожиданно лягнула фрица ногой, тот упал и заверещал от боли и позора, изрыгая немецкие ругательства. Второй оккупант не раздумывая, передернул затвор автомата и наставил на обомлевшую бабушку , ещё секунда и все .... Спасло то, что очухавшийся фриц вскочил и принялся рьяно успокаивать своего напарника и убедил не стрелять. Так бабуля оказалась на краю гибели, ведь жизнь русаков ничего не стоила.Завоеватели  относились к местным жителям как к людям низшей расы, недочеловекам. Не стеснялись, нарушали все мыслимые и немыслимые нормы человеческого поведения, если к ним их можно примерить. Мылись,  тут же испражнялись,  грабили, насиловали женщин, издевались, изощренно унижали. Например, бросали кусок хлеба в толпу голодных ребятишек и с садистским наслаждением наблюдали, как те отчаянно дерутся и  вырывают кусок друг у друга.
Из воспоминаний матери: чтобы выжить тайком ходили на железную дорогу, пролегавшую в нескольких километрах от села и из разбомбленных вагонов пытались добыть продукты, соль, сахар, крупы , рассыпанные на насыпи. Проявляли чудеса изобретательности, отделяя продовольствие от песка, земли, мазута, мусора и грязи.
Новый порядок подразумевал четырехлетнее обучение детей местных жителей в школе, то есть  начальное образование. Однако попытки  старосты и хозяев ни к чему не привели, детей прятали, учителей не нашли. Так третий класс 1942/43 года выпал из биографии моей мамы.
Старшая сестра Маруся  имела пять классов образования и понимала отдельные немецкие слова и предложения. Приближался Новый 1943 год, оккупанты стали злее и раздражительнее, исчезло равнодушие  и безразличие к местным жителям. В разговорах можно было уловить слово «Сталинград», которое повторялось все чаще и чаще. Жители не могли понять, что наши уже основательно надавали фашистам по зубам и перемолотили миллионную группировку Паулюса под Сталинградом. Ребятишки и женщины старались не попадаться на глаза фашистам, предпочитая отсиживаться по хатам и погребам. Где-то в начале февраля нового 1943 года на Востоке заполыхало зарево пожаров, отчетливо слышались раскаты выстрелов артиллерии. Фронт неумолимо приближался, а с ним и освобождение от рабства.  Первыми, ночью в деревню нагрянули наши разведчики, завоеватели без боя   оставили село, побросав своих раненых и обмороженных союзников- мадьяр ( венгров). Один из них лежал в хате на печи с обмороженными ногами. Осветив фашиста фонариком, разведчики молча стащили его с печи, бабушка сообразила в чем дело и заголосила: « Только не здесь!!!!» Тот тоже заскулил,смекнул, что настал его смертный час,  мол у меня пять кичей ( детей) и стал показывать на пальцах и умолять . Ничего не помогло,наши выволокли его во двор и всадили пулю в затылок с близкого расстояния. Утром труп перевернули, развороченный лоб и ошметки мозгов запомнились на всю жизнь и спустя семьдесят пять лет мама отчетливо помнит эту праведную месть. Мадьяры по своим зверствам и жестокости превосходили даже наших «братьев»- бендеровцев, истребляли население оккупированных территорий не щадя ни стариков, ни детей. Когда факты зверств подтвердились, в частях Советской армии, воевавших на Воронежском фронте, появился негласный приказ , мадьяр в плен не брать, а уничтожать на месте, что и было реализовано на глазах у мамы.
После освобождения , фронт продвинулся на Запад и через село потянулись колонны пленных немцев и их сателлитов –мадьяр, румын и прочей европейской нечисти. Охрана колонн осуществлялась конными конвоирами и пешими автоматчиками. Однако некоторым пленным удавалось бежать и скрываться в сараях, погребах , землянках. Их обнаруживали и сгоняли в заброшенный сарай, сердобольные бабенки бросили пленным несколько клочков сена, приносили еду в касках, приспособленных под котелки.Милосердие к пленным фашистам вызывало злобу и раздражение у жителей села, родственники которых воевали или погибли в боях. Трупы умерших от ран и обморожений оккупантов, волоком стаскивали в ров за селом , предварительно содрав с них одежду. Мама отчетливо помнит, как туда бегала в компании с другими подростками и ожесточенно тыкала в трупы палкой, мстя за своих родных, погибших на фронте.
Из того далекого и жуткого времени до наших дней дошли нехитрые, угловатые стихи, которые мама в восемьдесят шесть лет помнит наизусть:
Фриц лежал и млел на пляже
в теплом солнечном Крыму,
сколько вздора, сколько блажи лезло в голову ему.
Бредил Фриц , что онемечен наш Советский Крым навечно.
Фриц наградою отмечен, стал помещиком конечно.
Гитлер Фрица не обидел щедрой крымскою землей,
в эту райскую обитель мчится Фриц со всей семьей.
В море льются речки-змейки, горы в розовом дыму,
сладко фрицевской семейке в завоеванном Крыму.
Тучки, словно ожерелья, блещут в небе вечно синем,
чадо фрицев разжирело наподобье прусским свиньям.
В день по бочке пьют они вина,
толще бочек стали дочки, разрумянилась жена.
Только что поделать с тещей?
Жрет и пьет без меры дура, век жила в Берлине тощей,
а в Крыму её раздуло.
И сколько платьев ей не шили, все узки Гертруде толстой.
Жир с неё согнать решили, мажут грязью Евпаторской.
Извели грязищи груды, всё пришлось кругом заляпать,
 день сгоняют жир с Гертруды, а она жиреет на пять.
Что-то ветер в поле носит запах битых черепов, наши фрицев перекокали ,
и одолели Перекоп.
Не поправивши здоровье в страхе мчат из Крыма фрицы,
от своей арийской крови стали мокры как мокрицы.
Любим мы просторы Крымские, воздух весь волнами вымыт,
только зря там немцы рыскали, в Крыму немцам жить не климат.
Эти стихи читались мамой перед ранеными бойцами Советской армии в госпитале, куда детей приглашали с концертами.
Возмездие настигло  предателей, сотрудничавших с оккупантами в годы войны, в частности, старосту установили и арестовали уже после войны, осудили на длительный срок. 
 А маманя  уже после войны ,  окончив Острогожское педучилище в 1952 году по комсомольской путевке уехала в Сибирь , на Алтай осваивать целинные земли.