Солдат

Солдат
«антивоенный кошмар?
это ведь так нереально!»

Гепардом медленным сквозь пляжи времени, тоски, я убегаю.
Солдат преследует меня. Стреляет в спину.
Снова. И еще.
Вновь в никуда.
Я убегаю.
Вновь ничто.
Проходит время.
И пески.
Теперь их двое.
Он, другой.
Они стреляют.
Снова.
И попадают в спину.
Гепардом медленным сквозь пляжи времени, тоски, я падаю.
И падаю.
Все хуже.
Они воздвигли столб.
И привязали по рукам, ногам
Один из них, стрелял что первым.
Подходит. И кричит.
В лицо.
Таких же, как и я, других, давил и убивал.
И не последний я средь них. Я не последний.
Он избивает, а второй
Что позади,
Нещадным смехом заливается.
Не чувствую.
Пытаюсь.
И наигравшись, он берет ружье.
Стрелять он хочет.
И целится в лицо.
Стрелять он хочет и увидеть
Как распадется.
И далее
Курок он взводит.
Смеется.
Смеется громко, что не слышно боле.
Ничего.
Смеется он и медленно, чуть медленно
То обращает на себя ружье.
И метит он в лицо.
Хлопок.
Стреляет.
И не промахнулся.
И распадается лицо.
Он не смеется.
И тот, что позади.
Тот убегает.
Не решился.
В дали детей я вижу.
Женщину.
Семья.
Его.
Того, кто от лица себя избавил.
И дети те смеются и кричат.
Они слова ведь знают.
Он научил их говорить, ходить.
Между войной.
Убийством.
Убивал.
И тех учил детей
Ходить и говорить
Он сделал все.
И он успел…
И дети те берут теперь еще чуть свежий и кровавый труп
И раздевают. 
Та женщина подходит бренно
Становится устало на колени.
Она целует ноги мне.
А дети форму грязную отца.
Снимают.
Не нужен больше.
После.
Они подходят к даме той и отдают ей форму.
Погибшего уносят дети прочь.
Свободен я.
И я теперь солдат.
В чужое горе строю счастье я.
И есть семья.
Детишек двое.
В чужую смерть построил счастье я.
И я теперь солдат.
И становлюсь я тем, во что я верил.
Ненавидел.
Теперь свободен я....

***

В одинокой пустыне я возвел себе дом. 
Там живу я и дети,
Жена.
Они не мои.
Я жертва отца и супруга,
Что погиб у столба,
Возведя свою кару к себе.
Мальчик и девочка.
Двое.
Они не зовут меня папой.
Они отрезают мне голову.
Вот уж пол жизни, как я убиваю солдатом
Других, 
Они отрезают мне голову.
Я не вижу своей головы.
В семейном альбоме.
Я не вижу своей головы.
А они отрезают мне голову.
На детских и праздничных фото.
Я сплю и они
Кромсают меня в тишине.
Без звука.
И руки, и ноги, и головы.
Все.
Не вижу себя на детских и праздничных фото.   
Не любят они, 
Может, меня.
Но я их кормлю.
Детишек чужих.
Другого отца.

***

Пол жизни прихожу домой,
Сегодня вновь убив других.
На той потрепанной и грязной форме много крови.
Она зеленая. И черная. Бардовая. Любая.
Но дама та, что целовала ноги мне
Тогда
Мне не стирает.
Я говорю теперь, что это та… моя жена.
Жена убитого.
Моя.
Моя жена мне не стирает форму.
Моя жена мне не стирает.
Я приношу ей золото.
Кровавое, но золото.
Я всех кормлю,
Своих и не своих детей,
Ее.
Я всех кормлю.
Она мне не стирает.
Я прихожу и ем.
Она мне не готовит.
Я забиваю без конца свой рот вчерашним гноем, гнилью.
И медленно жую.
А после, проглотив, ее целую,
Но ничего в ответ.
Моя и не моя жена мне не готовит.
Моя жена мне не стирает.
В забрызганной последней кровью форме
Я ухожу к тому столбу и всякий раз плюю.
А после.
Возвращаюсь.

***

Весенним или зимним утром 
На том конце кровати 
Всегда лежит ружье.
Я убивать готов всегда.
Весенним или зимним утром
Я смело отдаю большому папе честь.
Он хвалит мою смелость.
Он говорит, что я умен, хитер.
Он говорит мне убивать,
Он говорит, мне это нужно.
Он говорит, что это избавленье,
Честь.
Я избавляю тех больных.
Бессмысленно больных бессмысленной болезнью.
Я санитар и доктор.
Санитар бессмысленного леса.
Я вновь рождаю, убиваю в нас абсурд.
Из большего абсурда рождаю наибольший, что возможен.
Он говорит, такой, как я, им нужен.
Бессмысленный и смелый.
Готов убить и вновь родить.
Тот санитар и доктор.
Санитар бессмысленного леса.
Пол жизни приходя домой, 
Сегодня вновь убив других,
Я приношу жене и детям золото.
Но те скорбят.
Для них мои богатства – пыль.
Я падаю.
Молю и падаю.
Они хотят.
К тому позорному столбу.
Мой дом,
Что я воздвиг в пустыне боле им не нужен.
Или не нужен я.
Они уходят вновь.
Искать теперь погибшего отца.
На одиноком склоне
Средь пустынь 
Я прихожу, покинув дом, с ружьем.
Как тот, поверженный, отчаянно смеюсь.
Я - то, что ненавижу и чему не верю.
Мои слова – записка.
Мое и не мое ружье в последний раз верно.
Верно.
Я обращаю то ружье.
И я стреляю.  Себе в лицо.
И попадаю.
Мое лицо разбилось.
Мой папа может мной гордиться.
Теперь уже.
И покатилось 
С печального холма того 
Бессмысленное, мелкое.
Но я не вижу.
Я не вижу больше.
Мое лицо разбилось 
И не видит.
Мои слова – записка.
Я санитар и доктор.
Санитар бессмысленного леса.
Я избавляю тех больных.
Бессмысленных больных бессмысленной болезнью.
Я угасаю.
Мои слова
Записка.