Недоразумение

                Недоразумение
                Новелла об учительстве
                Милой Марье Михайловне
      Каждая замужняя женщина имеет незаконченное педагогическое образование.
А каждая барышня больше стремится попасть в дамки, чем получить это образование.
Поскольку реализовать свои способности в школе этим педагогиням не всегда удаётся, складывается, казалось бы, безвыходная ситуация. Но тут им под руку подворачивается такой педагогически запущенный человек, как муж. Именно так этого странного типа назвал некий ЗАГС – хотя его иначе, как Недоразумением, и назвать-то было нельзя. Тот же ЗАГС выдаёт ей свидетельство о том, что она является его женой.
     Остальных женщин мы отбрасываем в сторону: если у них не хватило ума выйти замуж, то с ними не о чем и говорить. Эти беленькие кружевницы могут иметь хоть по десять образований, но птицу счастья им никогда не удастся поймать – даже за хвост. Дуры вообще легче выходят замуж, но не все замужние женщины такие; однако что-то в этом есть; ведь не зря же почти все они говорят: «Ах, какая я была дура, что вышла за него!». Давно замечено: простые работницы и крестьянки, сохраняя свою гордость, одинокими не остаются; поэтому, чем меньше у женщины образования, тем больше вероятность того, что она выйдет замуж.
    *
      Замужество
– На свадебной фотографии у меня такой глупый вид, как будто я не невеста, а обманутая женщина: именно тогда я поняла, в какую мы с мамой попали передрягу. Мало того, что мои новые родственники быстренько напоили моего папу: сбившись в кучу, они никому не давали проходу, а на меня смотрели, как на корову, которую выставили на продажу. Мне вообще показалось, что они посчитали нас с мамой круглыми дурами; а ведь так оно и было. Сколько раз мама – и мне, и всем, и тогда, и потом, и всегда – говорила, что он мне не пара, и что зря я связалась с этой деревенщиной. А как она страдала от того, что отдала своё хрупкое сокровище в эти заскорузлые руки! И теперь мне предстояло исправлять все эти промахи.
     Даже краткое знакомство с этим Недоразумением показало мне, какие громадные прорехи существуют в его образовании. Схватившись за голову, я поняла, что заделывать их мне придётся всю жизнь! Но поскольку в педагогике воспитанию придаётся главнейшее значение, муж был для меня просто счастливой находкой: это «богатое» месторождение можно было бы разрабатывать десятилетиями. Я это чувствовала интуитивно – а интуиция развита во мне гениально. Здесь и пригодился мой врождённый талант: ведь это минёр ошибается один раз в жизни, а педагог никогда не ошибается!
      Я расправила над ним свои крылья, и приступила к тяжёлой, неблагодарной работе; полного послушания мне, конечно, добиться не удалось – слишком неординарный это был случай. И когда самые перспективные мои наработки не возымели действия, я развелась с ним – хотя сама в себе всегда знала, что никуда это Недоразумение от меня не денется. Однако матроны на работе недовольно кривились: «безмужняя жена» (так они меня называли вместо ругательного «разведёнка») – хуже вдовы; поэтому, по их мнению, я легко могла превратиться в залежалый товар. И они напророчили: через несколько лет, когда государство бросило народ на произвол судьбы, мы опять начали жить вместе; но это – нетипичная история.
      Лет через тридцать мой нерадивый ученик начал-таки признавать мои заслуги. Это случалось, когда на него снисходило вдруг какое-то откровение: он вскидывался, и, как припадочный, вопил не своим голосом:
– Школа! Школа задыхается от недостатка учителей, а ты сидишь тут со мной, дураком, на кухне! Да тебе нужно завучем в школе работать!
Эта мысль – пойти работать в школу – очень мне понравилась. А что? Я прошла такую школу обучения, что любая школа была бы мне по плечу. Но меня эти слова настораживали: если он ко мне подлизывался – значит, где-нибудь напроказничал; вот и приходилось резко осаживать его:
– Прибереги эти льстивые слова для дурочек; а я тебя насквозь вижу!
Но он надо мной уже издевался:
– Да ты мне сто раз говорила, что видишь меня насквозь; тоже мне, рентген. Шла бы ты…в бизнес, открыла бы частную клинику, и просвечивала бы всех. Тогда людям не нужно было бы проходить УЗИ, а ты заработала бы уйму денег. 
А с каким трудом далось мне обучение этой персоны! Да, не очень-то приятно вдалбливать прописные истины человеку, который даже мусорное ведро не может нормально вынести. За столько лет это Недоразумение так и не научилось ни водить машину, ни копать землю на даче; помимо того, что этот недотёпа ничего не делал, всё, что он делал, он делал неправильно. Если, например, я наказывала ему идти в магазин, то его обязательно обвешивали, или впаривали ему что-нибудь некачественное. Он вообще не понимал цену деньгам, да и денег от него тоже было не дождаться: он не умел их зарабатывать, а только тратил на всякую ерунду. Этот список можно было бы продолжить до бесконечности: Недоразумение – оно и есть недоразумение. 
                *
     А что же наш подопытный кролик? Так ли безропотно он всё это принимал? Да нет – он давно понял: худо дело, коли жена не велела. Чужая беда – за сахар, и после развода ему пришлось пойти в люди. Однако найти замену жене оказалось не так-то просто: одиночек он сам сторонился, а «мочалки» его не устраивали. Так что ему оставались одни разведёнки – очень достойные, кстати говоря, женщины: чистюли, хозяйки, красавицы и умницы. Все они, безусловно, были жертвы чудовищных обстоятельств: «Это был родник, не всегда прохладный и не всегда прозрачный, но всегда желанный для мужчины, потерпевшему крах на ниве бытия. Они прекрасны внутренним светом мудрости, и начисто лишены чванства устроенных женщин. Тоска, которая порою прочитывается в их глазах, исключительно небесного происхождения».
На этот лакомый кусочек с жадностью набрасывались прохиндеи, ничем не отличавшиеся от бывших мужей. И всем эти женщины были хороши – если бы не их мягкий деспотизм: накинут удавку на шею, и тянут за неё, норовя придушить. Одиночество сыграло с ними злую шутку: они хотели владеть мужчиной, как собственностью – это, мол, моя игрушка, и я её никому не отдам. А кому понравится жить на коротком поводке? Вот и наш подопечный, помыкавшись на стороне, прибился, наконец, назад, к семейному берегу: жена – не лапоть, с ноги не скинешь.
                *
     По правде говоря, не всё у них с женой было плохо: они как впряглись в семейный воз, так и тянули его, сколько было сил. Были ведь в их жизни счастливые моменты, и даже целые периоды: например, когда рождались дети, или когда они вспоминали, что люди – это парные животные. Срабатывал и основной инстинкт: они, всё-таки, были разнополыми. А вот вразумить их – чтобы они не елозили – было некому; да никто и не смог бы этого сделать. Жаль только, что жена и мысли не допускала, что у мужа может быть другой взгляд на жизнь.      
                *
                Женитьба   
     – Я всегда был очень застенчив и робок с девушками; и когда я, неожиданно для себя, женился, то мало что соображал, потому что влюбился, как дурак. Будущее представлялось мне в каком-то розовом свете: мне хотелось создать свой, уютный уголок, и я был безмерно рад.
      Моя мама посчитала мою женитьбу чем-то несерьёзным – она всегда видела меня маленьким мальчиком в коротких штанишках. Поэтому она решила, что меня захомутала какая-то коварная женщина, и ни в какой форме не принимала мою жену. А когда пошёл разговор о разводе, моя мать – неожиданно для меня – поддержала жену в этом вопросе (хотя прежде на неё щетинилась), ибо посчитала, что только так я могу сбросить с себя неведомые мне оковы. Она не сомневалась, что теперь передо мной откроются какие-то фантастические возможности.
      Мне-то брак представлялся как обретение взаимных прав и обязанностей, и я никак не ожидал, что здесь скрыты совсем иные пласты родственных отношений. Меня всегда поражала та лёгкость, с которой женщины, имеющие детей, идут на развод: я, своей дурной головой, никак не мог понять, как может жена – даже шутя – говорить об этом. А она вроде как даже и переживала за меня:   
– Вот разведёмся мы с тобой, и куда ты пойдешь?
– Прибьюсь к кому-нибудь, – отвечал я. 
– Да кому ты, на фиг, нужен!? – ехидничала она. – Ни одна приличная баба с тобой жить не будет. А если и будет, то больше недели не протянет. 
     Мне было очень обидно, что я такой никчемный, а жена просто искрилась: знала, зараза, что потом, когда мы опять сойдёмся, ей будет чем меня попрекнуть. А вот другие женщины плакали, когда я от них уходил: волшебство любви не помогло им удержать меня, и они понимали, что мы расстаёмся навсегда. Это было сложное чувство, и в моей памяти от них осталась забота, нежность, отчаяние, растерянность – и вспышки неземной нимфомании вместе с детской преданностью.
      Я ещё не знал тогда, что первая жена – от Бога, а вторая – от людей; поэтому бери, что дают, и не ропщи. Здесь, правда, была одна загвоздка: дело в том, что жена мне досталась современная; а для таких женщин развод – плёвое дело. Если бы она была какая-нибудь малограмотная, или чухонка, ей даже мысль о разводе в голову не пришла бы. А Клуб одиноких женщин, ищущих самооправдания – нервных, угрюмых и смиренных – так активно её подержал, что она сорвала аплодисменты.
Жена почти уверила меня в том, что я весь соткан из недостатков, и что нервная система у меня отсутствует – поэтому я бесчувственный, как бревно. А мне трудно было с этим согласиться, потому что я всегда был очень восприимчив к женским капризам, и женщины умело этим пользовались.
      Но ведь я тоже не ёжик, и у меня тоже накопилось сорок лет педагогического стажа. Правда, на этом деле я поседел и облысел; стал плохо видеть и хромать; а достигнутый результат получился настолько мизерный, что его даже в микроскоп не разглядишь. Ну что тут поделаешь? Волос длинный – ум короткий; отсюда только один  вывод: жена – это вообще женщина, а грубо говоря – баба. 
     Двадцать лет мы прожили с ней, как на вулкане; чтобы прекратить этот раздрай, я пошёл на решительный шаг: предложил жене обвенчаться – и она согласилась. Но даже такого сильного средства хватило только на полгода; а потом рутина опять заполонила всё наше пространство, и продолжился «забег в ширину». Я и в газете читал, что с возрастом у людей развиваются нейродегенеративные заболевания; вот только слово «дегенерат» мне не понравилось. А ещё мне сказали, что с годами мозг у женщин скукоживается до птичьего размера, и поэтому им остаётся только одно: тюкать, тюкать и тюкать. Мужской же мозг, наоборот, находится в постоянном развитии (если мужик не спился); отсюда и разность мужского и женского начал. Учёные говорят, что пол – это характер; а с физиологией – ясень пень – не поспоришь; значит ли это, что с возрастом половой признак захватывает весь женский организм, и становится чертой характера?
     Только не нужно представлять меня каким-то женоненавистником. В организме человека есть много членов, и все они важны – зубы, например. Когда-то они были молочными; это – как период юношеской влюблённости. Потом зубы стали крепкими, и дело закончилось женитьбой; потом они заболели, их начали лечить, а потом удалять: вот вам и развод. Вместо зубов можно было бы, конечно, вставить протезы, но это будет уже не то.   
      В последнее время я чаще бываю на похоронах, чем на свадьбах, и всё больше убеждаюсь о том, что самое добродетельное свойство покойника – это молчание. Я и сам всегда был молчунишка; а теперь, когда мы с женой уже всё сказали друг другу, в молчании и состоит наш удел; поэтому мы и сосуществуем, как два покойника. Иногда мне кажется, что жена была бы рада, если бы я умер – но при условии, чтобы моя зарплата и пенсия остались бы у неё; вот это была бы жизнь! Ведь, как ни крути, а жене со мной не повезло; она часто мне об этом говорит, и тихонько плачет. Да, я – не Рокфеллер, и не родственник Абрамовичу, и даже не рублёвый миллионер. В своё оправдание могу сказать, что я никогда не смотрел на женщин меркантильно: фиговый листочек под названием «составить хорошую партию» всегда был чужд мне.       
      Древнегреческие философы считали, что жизнь зародилась из четырёх стихий: воды, воздуха, огня и земли; экими, однако, наивными были эти мудрецы! Им не дано было знать, какая стихия заложена в женщине, потому что они никогда не видели торнадо; а я – каждый подтвердит – с ней живу! К такому же выводу, задолго до меня, пришли американцы: у них синоптики ещё со времён Второй мировой войны стали давать ураганам и тайфунам женские имена. А как по-другому они могли намекнуть, что их жёны и тёщи – суть ведьмы, которые только и могут вызвать такие стихийные бедствия? Эту традицию в Штатах сохранили до сих пор; более того: желающих запечатлеть своих «любимых» столько, что из их имён составились уже огромные списки. Я представляю, какая у нас (в природе и в прессе), поднялась бы буря, если бы ураган назвали «Маня», «Соня», или «Вика».   
*
Полное недоразумение
      Есть такое всеобщее заболевание – учительство; оно проявляется тогда, когда взрослые люди начинают учить друг друга. Первый признак этой болезни – мелкая грызня, которая переходит потом в такую нетерпимость, что даже рассеянный взгляд вызывает раздражение. И постепенно родные люди, дергаясь по пустякам, начинают ругаться из-за тяпки, из-за тряпки, из-за грядки; из-за кошки, из-за мошки, из-за мышки… Отсюда – один шаг до рукоприкладства: это, конечно, эффективный, но непедагогичный метод воспитания. Соскоблив с души защитный слой любви и уважения, людям остаётся только один вариант: война на уничтожение, которая с каждым днём всё больше и больше разгорается. 
                *
     А ведь она не утратила ещё былой красоты, хотя волосы у неё поседели, а лицо покрылось предательскими морщинами. Жаль только, что её недовольство переросло в сарказм: она и сама не заметила, что стала таким же недоразумением, как и все её педагогические изыски. А поскольку наш штрафник уже дал признательные показания, то подтвердилась старая истина: два сапога – пара.
     *
      Всё это было, есть, и будет; но от отчаяния нас спасает великий и могучий русской язык. Только в недрах нашего языка существуют глаголы-исключения, в которых отражены все оттенки семейного бытия. Эти слова мы заучили ещё в школе, но именно в нашем ракурсе они заблистали во всей своей красе: гнать, держать, смотреть и видеть; слышать, дышать и ненавидеть; и обидеть, и вертеть, и зависеть, и терпеть. Прикиньте их на себя: гнать и держать друг друга, смотреть и видеть; слышать друг друга, дышать и ненавидеть; обидеть друг друга, а потом вертеть, зависеть и терпеть. И каков итог?
     Удачное замужество может быть только в наших мечтах.
     А удачная женитьба – только в наших воспоминаниях.
     И вся наша жизнь – одно сплошное недоразумение…