Рецепт от бабы Насти

           Настроение было нецензурное.  Дорога лезла под колеса мокро шепелявившим покрытием. Деревья, набрякшие от дождя, клонились по обеим сторонам шоссе истрепанными ветром кронами, как печальные, безнадежные хичхайкеры. Погода, как мысли о самоубийстве.
           На работе перманентная  лихорадка, которую усиленно создавали и любовно поддерживали две дамы, изображавшие начальство. Арина  терпеть не могла такой стиль руководства, который часто определяли критические дни, ссоры с мужьями и любовниками, неудачно купленные туфли или поехавший чулок.
          И дурацкая ссора с Владом. Как всегда без причины, но с возникшим из ничего поводом. Впрочем, причина тоже была, и она знала о ее существовании лучше, чем кто бы то ни было.
          Не добавили радости и нелишние полсотни, час тому назад покинувшие ее кошелек и уютно устроившиеся между бумаг в папочке дорожного инспектора. Ехидный «гадишник» (авторство неблагозвучного прозвища блюстителя порядка на дорогах принадлежало ей лично)  указал ей на наличие некоего запрещающего знака, который, по его утверждению, «висит здесь уже три года» и который она столько же лет благополучно не замечала.
          Дорога круто забирала влево, угол градусов под  сто. Арина, наузусть знавшая все опасные повороты на данном отрезке пути, тем не менее, напряглась. В поле зрения  левого зеркала появился нахально красный «Пежо», который явно вознамерился догнать и обогнать ее  машину. Дорогу, видно, не знает, а на знаки не смотрит. «Ну надо же! Дебил!»
          Взглянув в переднее зеркало, Арина быстро крутанула пальцем у виска, слегка сбросила скорость и мастерски вписалась в поворот. Дебил сзади успешно собезьянничал, слегка отстал, но снова рванул вперед по прямой. – Ну, лезь, болван, - громко и злорадно произнесла Арина, отлично зная, что впереди  ожидают  еще парочка симпатичных зигзагов и самая приятная неожиданность, железнодорожный переезд.
         Слегка повернув голову, она бросила взгля на безголового владельца пожарного «Пежо» и обалдела. С выражением полнейшего торжества, «мы тебя сделали», на нее смотрели вызывающе прищуренные глаза, принадлежавшие личности женского пола, превалившей далеко за шестьдесят. «Бабка! – ахнула про себя ошарашенная Арина. –  А скорость не меньше ста двадцати.  Сдуреть можно!»
        Бросив Арине в лицо мелкую порцию непогоды, старухин автомобиль лихо прошуршал мимо, небрежно мигнув правым поворотником. - Бывает, - едва оправившись от изумления, подумала Арина, стирая дворниками мокрую оплеуху.
          Длинная очередь у переезда  являлась логичным  звеном в цепи неприятностей и даже не вызвала обычного раздражения. Красного «Пежо» в ней не оказалось. Видимо, прыткая старушенция успела проскочить. Арина опустила стекло, впустив шум дождя, раскрыла журнал. Не читалось.Снова и снова прокручивалась в голове неприглядная сцена, в которой и она, и Влад выглядели не лучшим образом. В последнее время частота мелких и крупных стычек превысила допустимые нормы. И с каждым разом все настойчивее становилась мысль о том, что рядом с ней не тот человек. Вернее, опять не тот…


         - Девушка, зачем вы купили эти туфли ?
        Свое двадцатое лето Арина провела у моря. После второго курса мединститута она резко решила стать самостоятельной и уехала на курорт. А дальше так. Подъем в семь утра, накрывается шведский стол для отдыхающих.  Скатерти - чтоб без единой морщинки, приборы, фужеры – без единого пятнышка. Жаркие обеденные часы, жгучее желание нахлобучить бифштекс на съехавшую от жары и ощущения собственной значимости  крышу привередливого клиента. И вечерняя смена, бесконечная, как надоевшие мелодии скучных, вечно поддатых музыкантов. Словом, назвался груздем – полезай в кузов. «Груздем» - официанткой в гостиничном ресторане значит.
          И все-таки это было лето! И танцы в ночном клубе до полного изнеможения, несмотря на усталость после тяжелой смены. И купание голышом в темной прохладе ни с кем не делимой волны. Отдаться морю на рассвете, как любимому, наиграться его упругим телом, лаской обволакивающей насладиться, и нет сил подниматься в свою крошечную комнатушку в мансарде, и не хочется ее тесноты после пьянящего обладания великаном. Засыпаешь на лужайке перед  домом в плетеном кресле. А очнешься едва ли после часа сна от колючих брызг – садовник цветник поливает. Радуга на ресницах, улыбаешься. Утро, счастье.
        А потом появился он. Арина знала, что его зовут Антон. Директор турагентства, он был хорошим знакомым и деловым партнером хозяйки гостиницы, по негласной договоренности  направлял к ней гостей поимпозантнее, побогаче.
        Бывает подкатит  на своей серебристой « Мазде», дверцей шлепнет небрежно. Одет с иголочки, красивый, как Ален Делон. А бывает влетит во внутренний дворик  черно-рыжая «Хонда». Девчонки - к окнам. «Ах, ах!» А у него в глазах, как в зеркале, всеобщее восхищение отражается. Куртка – шик, шлем – блеск. После байкерских сходок в гостинице оставался ночевать, в люксе. Утром, правда, коня своего железного седлал весьма опухшим.
        Женскому персоналу гостиницы улыбался без разбору: всем сестрам по серьгам, по голливудской улыбке то есть. Несколько раз Арина его обслуживала, обедать заезжал. И вдруг эта встреча в городе.
        Вообще-то  лето свое она продавала не так просто, машину хотела купить на заработанные деньги. Только они, деньги эти, которые по сравнению со стипендией огромными казались, почему-то никак не хотели задерживаться ни в кошельке, ни на кредитке. Ну как не побаловать себя: кафе, бассейн, SPA. А посидеть  на палубе  корабля-ресторана , который так красиво называется «Меридиан», нога на ногу, коктейль в высоком стакане. Свобода и независимость. Взрослость.  Но больше всего тратила, конечно, на тряпки, на косметику, которую раньше позволить себе не могла. 
           В тот день, проходя мимо обувного магазина, она подумала, что новые туфли просто жизненно необходимы, тем более что реклама в витрине обещала приличные скидки. Правда, на туфли, которые ей понравились и смотрелись на ноге очень элегантно, скидок не было, но это ее не расстроило. Она прошла в соседний отдел и выбрала себе  очень миленькие туфельки в тон к недавно купленному брючному костюму. Арина уже протягивала кассирше кредитную карту, как вдруг за ее спиной прозвучало возмущенно-насмешливое «Девушка, зачем вы покупаете эти туфли!» 
          Арина непонимаюше обернулась  и обомлела. Непонятно откуда взявшийся здесь Ален Делон, почему-то радостно улыбаясь, продолжил: «Они годятся только для того, чтобы спустить их в унитаз. Пойдемте, я знаю, что вам нужно», - взял он ее за локоть. Остальное она помнила смутно. Как Антон снял с полки ту самую дорогущую модель от Гуччи, как помогал примерить, как платил в кассе. Она двигалась как заводная кукла. Опомнилась на улице с фирменным пакетом в руке. Так ее еще никто не унижал.
          С высоты метр восемьдесят на нее весело смотрели нахальные серые глаза. - Может быть, теперь пообедаем, - предложил Антон и подмигнул. - За новые туфли выпить надо.
        Она еле сдерживалась, чтобы не швырнуть в него злосчастную покупку и не послать его величество благодетеля в направлении нетрадиционной ориентации .
      - Я не пью, спасибо, - сдержанно сообщила она, аккуратно поставила пакет на асфальт, но не удержалась, подвинула его  к Антону ногой. Смотреть на него снизу вверх не хотелось, поэтому она смерила доступную взгляду часть  туловища от ремня до модных остроносых  туфель и, дернув плечом, быстро ретировалась.



       Тот день был ее выходным, а последующие рабочие очень тяжелыми. Вечером к концу третьего дня она просто падала от усталости. Рассчитывая последних гостей, механически улыбаясь и приглашая заходить еще, она натолкнулась глазами на одинокую фигуру в  углу зала. Этот столик она не обслуживала, но посетитель призывно смотрел именно на нее. Только подойдя совсем близко, она узнала Антона.  Несколько секунд он молча, сочувственно смотрел на нее, потом вдруг моргнул правым глазом, как тогда на улице, и поставил на столик темно -вишневую модельную туфельку с тонким ремешком и крошечной, усыпанной переливаюшимися  камешками  пряжкой.
       - Девушка, вы потеряли хрустальный башмачок, но чтобы понять, настоящая ли вы Золушка, надо найти второй. Хотите, скажу, где он находится? – не вставая с места, он смотрел на нее снизу вверх, серьезный и чуть-чуть напряженный.
       По дороге в люкс  она ухитрилась заблудиться. Антон нашел ее  на этаже с прижатыми к горлу пальцами, поднял на руки. В спальне на подушке стояла,  поблескивая пряжкой , вторая туфелька…
        Сзади коротко вякнул сигнал. Арина очнулась. Шлагбаум подняли, навстречу друг другу двигался разнокалиберный застоявшийся транспорт. Сзади снова нетерпеливо засигналили. Видимо, владельцу синих «Жигулей» нетерпелось попасть на свою горячо любимую дачу.
         Ох, уж эта дача, царство грядок и парников, где королева – бабушка, она же добровольная заложница и рабыня. Из всей семьи дачу боготворили двое: бабуля и  трехлетка спаниэль Джонни. И именно это лохматое, пятнистое существо в первую очередь требовало  присутствия Арины. Из-за него и прокатывала она почти ежедневно долгие загородные километры из Москвы в Переделкино.  Обладатель длинных плюшевых ушей и проникновенного взгляда карих глаз, пес был редкостным негодяем с отвратительным характером. Слушался он только двух человек: Арину, хозяйку,  и ее деда. Арина обращалась с ним, как братья Запашные с тиграми, иногда подкрепляя железные интонации жесткой щетиной щетки. Дед  же попросту брался за ремень.    Как все спаниэли, Джонни был хитер и умен. Он  всегда безошибочно угадывал  грядущее возвращение хозяйки  и предусмотрительно держался в рамках приличий. Но стоило Арине по каким-то причинам  отсутствовать хотя бы пару дней, пес превращался в наглую скотину: огрызался, игнорировал команды и даже ухитрялся гадить в комнатах.   Однажды он ни с того, ни с сего вцепился в ногу бабушке, из рук которой,кстати, постоянно получал то сладкую морковку, то свежий с грядки огурчик. После этого кровавого инцидента стало очевидно, что строгий контроль одного из двоих дрессировщиков необходим.
             В настоящий момент положение осложнялось еще  и тем, что двоюродный брат Арины привез на дачу пятилетнюю дочь Танюшку,  в которой бабушка души не чаяла, и которую Джонни сразу  стал трактовать как самого мелкого и незначительного члена «стаи» и при всяком удобном случае старался унизить.  Он прятался в кустах и, когда «объект» проходил мимо, пугал ее угрожаюшим рычанием и радостно, заливисто лаял, когда она с визгом отскакивала в сторону.  Мстительно разлегшись  в ее любимой песочнице или под качелями, он следил за ее реакцией сквозь полуприкрытые веки и изредка вздыхал, видимо горько сожалея о том, что не может находиться в двух местах одновременно. Верткому и, как мячик, прыгучему ему ничего  не стоило выбить у  нее из рук мороженое или конфету и  за секунду сожрать, при этом рыча так устрашающе, как будто он в этот момент раздирал на части быка.
        Танюшка была спокойным, уравновешенным и рассудительным ребенком.  Говоря о ней, взрослые всегда  называли ее полным именем. «Татьяна пришла, Татьяна сказала». Террорист Джонни своими выходками доводил степенную Татьяну до истерик. Вот почему по возвращении с работы Арине приходилось заниматься психологическим тренингом с незадачливыми  дачниками.
        Вечером на глазах у Джонни разыгрывались сцены «мы с Татьяной ходим парой».
    - Как ты думаешь, Таня, не полить ли нам цветы, - очень серьезно и озабоченно начинала Арина, и «подружки»  шествовали с лейкой в направлении любимой бабушкиной клумбы, сопровождаемые притихшим, настороженным Джонни.
       Сосредоточенно поливая цветы, вели серьезную, степенную беседу. Татьяна умненько рассуждала о разных разностях. Арина всячески демонстрировала  свое уважение к малышке, а Джонни усаживался напротив и, наклоняя голову, смешно вздергивал то одно, то другое ухо, будто участвовал в разговоре.  На самом деле внимательно вслушивался в интонации, производя какие-то свои собачьи умозаключения, на что Арина, собственно, и рассчитывала.
     Затем, глядя прямо в блестящие,как жженый сахар, глаза собаки, Арина громко справлялась у Татьяны, как Джонни вел себя в течение дня. – Все в порядке, тетя Арина, - взрослым голосом подыгрывала ей Танюшка, - ну, разве что немного шалил. – Ну, то- то же, - произносила в ответ Арина, не спуская глаз с собачьей морды, будто телепатически посылала в его биополе предупреждающие сигналы.
       Последним  действием спектакля становилось совместное подметание террасы горячо любимой псом щеткой. Джонни забирался под крыльцо и тихо рычал, подвывая. Уезжая  утром на работу, Арина была уверена: в ближайшие часы  пес будет помнить, что у Танюшки есть «крыша». 
     Темно-серебристый мобильник под правой рукой мелодично сообщил о своей готовности послужить. Первый мобильный телефон появился у  Арины сразу после крошечного электронного зверька, тамагоши, и, может  быть, по аналогии с ним стал чем-то гораздо большим, чем просто комфортное средство связи. Поэтому до сих пор каждый новый аппарат, который обживался в ее сумке, превращался не только в помощника, но в близкое, преданное существо, доверенное лицо, хранителя ее тайн.
      Сейчас она дружила сразу с тремя. У каждого было свое имя и своя функция. Рабочая Нокия для связи с коллегами и деловых контактов. Изящная Моторолла, подарок Влада, чаще всего говорила голосами близких. И старенький Сименс  на длинном синем шнурке. Его номер знал Антон.
     - Арина, ты где? – генеральским голосом требовательно спросил мобильник.
Дед разговаривал по телефону так, как будто отсчитывал секунды до штурма. Ни одного лишнего слова. Еще более лаконичен он становился, узнав, что Арина за рулем.
    - В таком случае ты тоже ничего не можешь мне сообщить, - услышав, что она еще в дороге, констатировал дед. «Тоже» могло означать только одно: с дачей ему связаться не удавалось.
     Бабушкин мобильник, несмотря на то, что постоянно находился в зоне действия сети, часто оказывался вне пределов досягаемости бабушки. Вопреки уговорам и требованиям держать телефон при себе, она боялась его потерять, и потому мобильник и она чаще всего находились в разных концах немаленького дачного участка.
     - Меня интересует, на месте ли уже Анастасия. Она позвонила мне из аэропорта, уточняла маршрут, и в очередной раз убеждала меня, что доберется самостоятельно. В данный момент ее номер не отвечает, и я обеспокоен.
     -  Я все поняла, деда, как только приеду, позвоню, - подражая генералу, четко и кратко ответила  Арина и покрутила головой. Ох уж эти неугомонные старики. Деду давно пора на пенсию, но незаменимость – болезнь похуже радикулита, не отпускает. Для бабули садово-огородный сезон домашних заготовок  - область, куда никто не допускается. И пусть донимает гипертония – количество консерваций должно оставаться неизменным. А теперь вот еще тетя Настя, бабулина сестра. Сегодня только прилетела из Нью-Йорка и туда же со своими причудами. Категорически потребовала, чтобы ее никто не встречал. Решила проверить, сможет ли сориентироваться и добраться до их дачного поселка сама. Это в возрасте семидесяти пяти лет! И при том, что уезжала она отсюда молоденькой девчонкой, а не была на родине страшно сказать сколько лет.
       «Сюрпризы любит тетушка. А тут переживай за нее. Таксисты ведь тоже разные попадаются»,- с легким раздражением думала Арина, подъезжая к знакомым воротам и удивляясь тому, что они не заперты. Въехать, однако, на свою территорию ей не удалось. Во-первых, чуть ли не под колеса машины вылетел откуда-то и  с лаем завертелся вокруг  Джонни. Во- вторых, въезд загораживал странно знакомый красный «Пежо». А в-третьих, от дома по дорожке к ней спешили сразу две бабушки, в одной из которых Арина признала седовласую раллистку, лихо обогнавшую ее по дороге. Все это возникло перед ее глазами одновременно и внезапно, и она так резко затормозила, что с полки на передней панели дружно посыпались ее многочисленные мобильники.
       Парадный обед в честь приезда американской гостьи был назначен на субботу, чтоб могли приехать все работающие члены семьи. Поэтому за вечерним чаем собралось женское общество, включая Татьяну. Девчушка  еще дичилась и на вопросы странной бабушки, которая,  как маленькая, неправильно выговаривала звук «р», отвечала односложно.
       Арине же общаться с бабой Настей ( тетушка велела называть ее именно так ) было на удивление легко, хотя она видела ее впервые в жизни.  Бабуля, конечно, рассказывала ей о сестре Анастасии, живущей в США. Первый раз Арина услышала о ней, когда ей было лет двенадцать. Мама тогда как раз купила ей  видеокассету с  диснеевским фильмом «Анастейша», и Арина долгие годы представляла себе тетю  Настю неземной красоты девушкой, хрупкой и одинокой, волею судьбы заброшенной на чужбину. На  самом деле история бабы  Насти была не менее удивительной.
     В 1957 году Анастасия Королева была комсомолкой, студенткой, спортсменкой. И красавицей. VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов ворвался в ее жизнь не только пьянящим ощущением невиданного праздника, будто вся планета, яркая, пестрая, веселилась здесь, в Москве, но и любовью. Как будто разноцветная, похожая на цветик-семицветик фестивальная ромашка сбросила ей прямо в ладони лепесток, и самое заветное желание исполнилось. Так просто и легко, как легко навстречу ей  поднялся с каменного парапета на набережной Москвы-реки темноволосый, загорелый парень и просто посмотрел ей в глаза.               
        «Каждый, кто молод, дайте нам руки!» Была тогда такая песня. Конечно, за руки держаться никто не запрещал. И гулять вдвоем по Москве, и целоваться ночи напролет. И даже переписываться потом. А вот быть рядом… Всю жизнь, как они хотели. Тут уж никакая ромашка, никакое чудо бы не помогло.
       Филипп через два года заканчивал Миланский университет, после чего собирался возвращаться домой с дипломом архитектора-дизайнера. И дом этот его был, страшно даже и выговорить, в Америке.
      Анастасия училась на третьем курсе I Московского медицинского, была круглой отличницей, членом студенческого научного общества. Планка, которую она себе ставила, была высокой  и в переносном смысле, и в прямом. «Прыгунья от Бога», - говорил  о ней тренер институтской  команды  легкоатлетов.
        Каждый из них готов был принести свою жертву ради возможности быть вместе, только кто ж ее просил-то, эту жертву. Нет означало нет без всяких оговорок.
       Однако счастье решило им улыбнуться, хоть ненадолго.  Летняя универсиада 1959 года проходила  в Италии, в Турине. Нельзя сказать, что Настя прикладывала какие-то особые усилия, чтобы попасть в сборную. И тем не менее попала. Потому что,  если речка-судьба решит направить тебя по течению, лодка найдется.
       Выступала она там из рук вон плохо. Прыгая, она даже не видела планки. Не было там ничего наверху, как не было и самой высоты. Была пропасть, бездна, в которую она тяжело обваливалась, не долетая до цели. Она не спала ночами, по утрам выходила из номера с красными от слез веками и синевой под глазами. Здесь, в Турине, они впервые стали по-настоящему близки с Филиппом, но в мыслях неизбежно, стремительно отдалялись.
      Если бы Филипп Дзидар, своим происхождением наполовину обязанный итальянской крови, был чуть меньше мужчина,  в этом месте на истории их любви можно бы было ставить точку. Но накануне отъезда советской сборной он просто- напросто украл ее вечером из гостиницы, а утром отвез в американское посольство. Как ни странно, Анастасия почти не думала о том, что творится сейчас у их автобуса. Она только крепко держалась за руку Филиппа и  верила в то, что нет ничего в ее жизни верней и надежнее этой руки, руки  мужа.



       Как бы ни  уставала Арина на работе, вечернее чаепитие на даче у стариков было тем, что она не променяла бы ни на какой другой отдых. В блаженной ауре большого овального стола, неспешных разговоров, незатейливой, уютной  сервировки  растворялось все плохое, чем до отказа напичкивал суматошный день.
        Правда, сегодня на столе не стоял самовар, с которым умел управляться только дед, который священнодействовал, разжигая его по-настоящему, лучинками, в летней кухне.
       Американская бабушка выглядела за этим столом так, будто никуда никогда не уезжала, ежевечерне садилась именно на этот , с отломанным деревянным шариком на спинке венский стул, пила имено из этой, «своей», чашки с ландышами.  Пробовала разное варенье, на которое бабуля была великая мастерица: слива с орехами, абрикосы  с яблоками и апельсиновой цедрой, «царское» крыжовенное. Арина говорила: «С прибамбасами».  Анастасия поправляла: « С выдумкой или с изюминкой». Татьяна  тут же принялась ковыряться ложкой в своей розетке и обиделась, что изюминки не попадаются.
      О своем житье-бытье рассказывала баба  Настя немного. Все и так все знали, связь сейчас не проблема: хоть Интернет, хоть телефон. Не то, что раньше – письмо раз в полгода. Бабуля вспомнила, как получили первое письмо из  Штатов. Как с Луны. Семья была простая рабочая, жили в провинции, под Калугой.   Отец, Николай Егорович, об уехавшей дочери говорить плохо не позволял никому.  Потому что   никого не боялся. Рабочего человека не очень-то запугаешь, а в партии он не состоял.
       Потом-то Настя здорово семье помогала, потому что планку свою все равно перепрыгнула, стала крупным специалистом в области акушерии и гинекологии. Доктор наук. До сих пор в разные клиники на консультации приглашают.
       Наблюдая за  тетушкой, Арина в который раз за сегодняшний день удивлялась: сколько энергии, спокойной уверенности. Взгляд, как рентген, цепкий, проницательный, ничего не скроешь, да и скрывать не хочется – наоборот.  Бабуля совсем другая, уютная, домашняя. Какую разную жизнь прожили сестры.
         На террасе звякнул колокольчик.  - Молочница пришла, - поднялась бабуля.
      - Я парное молоко пить не буду! – крикнула ей вслед Танюшка, быстро исподлобья взглянула на вторую (кажется, строгую) бабушку и маленьким розовым пальчиком завертела на скатерти коричневую сушку.
      - А тебе, красавица, чем же медицина не угодила? – обратилась Анастасия к Арине. – Ты с которого курса ушла?
     - Да не ушла я – перешла в фармацию. Не мое это, баба Настя. Хорошо, что вовремя поняла.
     -  А сейчас-то довольна? – продолжала пытать тетушка.
     - Довольна-не довольна… Деньги хоть хорошие платят, - вяло ответила Арина, но потом решилась. – Я  дело свое хочу. Собственное. И оно у меня будет.
     - Бизнес значит, - уточнила баба Настя. - И чем хочешь заняться?
    «Ах, Анастасия, - почему-то невпопад подумала Арина, - уж ты-то знаешь, что значит
раствориться в любимом человеке, в мыслях его, делах. Когда нет тебя, потому что ты – это он»…


…Теперь у черно-рыжей красавицы «Хонды» появилась еще и хозяйка. Как же гордилась Арина своим правом поглаживать ее блестящий бочок, усаживаться на мягко пружинящее  сиденье и лететь днем  ли , ночью, не различая неба и земли, замирая от счастья.
      Антон, который был старше нее на двенадцать лет, называл ее Аришкой и фуксом, подтрунивал над ней, и заботился, и оберегал, как ребенка. Она прощала ему все. Все, что он делал, было хорошо и правильно. Но Антон был для нее идеалом не только в своем мужском качестве, но и в деловом тоже. Она мечтала стать такой, как он, добиться того же, а, может, и большего. Она хотела встать с ним на одном уровне, быть не фуксом, партнером его, самодостаточным и полноценным. Она не видела себя рядом с ним в ином качестве.
     «Мама-а-а!» - истошный вопль вывел ее из раздумья и  вернул в столовую, где она увидела, как в считаные секунды Танюшка взобралась прямо на стол и глядела вниз круглыми от ужаса глазами.
        На время домашних трапез Джонни изгонялся из дома. В противном случае он  немедленно приступал к исполнению своей знаменитой арии Голодного: крутился под стульями, норовил всунуть башку между руками сидящих , пытался стащить что-нибудь со стола и клянчил еду так жалобно, как будто не ел неделю.    
   Выставленный за дверь, он скребся на террасе, хныкал или от злости гонял  туда-сюда по территории участка со страшной скоростью.
        Сегодня он превзошел сам себя. Старательно облаяв у ворот молочницу, он развернулся и припустил за бабушкой, которая, держа в руках  литровую банку, как раз открывала дверь в комнаты. Разогнавшись, как ракета, пес врезался в бабулю, выбил у нее из рук молоко, которое вылилось ему же на голову, и ринулся по длинному, слабо освещенному коридорчику в столовую. В разлетающихся в разные стороны брызгах, с мокрой, торчащей шерстью и горящими глазами, взрыкивающий от возбуждения Джонни, наверное, показался Танюшке собакой Баскервиллей.
       Джонни влетел в комнату и устремился к столу, уставленному вожделенными яствами. Вскинув передние лапы на стол, он изо всех сил пытался дотянуться мордой до оставленной  Танюшкой на краю баранкой. Татьяна взревела и полезла на большой кусок деревенского масла, пытаясь подняться повыше, чтобы Джонни ее не достал. Схряпав сушку, Джонни обратил внимание и на Татьяну. «Объект» на масле его воодушевил, и он радостно заелозил лапами по скатерти. На пол попадали чашки.
      Бабушка и Арина по опыту знали , что оттащить собаку в такие моменты невозможно. Есть риск оказаться с разодранной рукой, такое уже бывало. – Щетку и поводок, бабуля! - закричала Арина, но тут неожиданно вмешалась баба Настя. Она схватила с дивана Танюшкину маечку-футболку с резинкой вокруг горла и, подойдя сзади, ловко натянула  ее на голову собаки так, что торчащая в отверстии пасть оказалась стянутой резинкой, как намордником. Ослепший Джонни опустился на пол. Крепко замотав края майки, баба Настя еще несколько секунд держала пытавшегося вырваться пса, пока не подоспел поводок.
     Слегка придушив хулигана, Арина выволокла его на улицу и привязала у забора поостыть.
Женщины занялись ревущей Танюшкой и учиненным вокруг бедламом.  - Что же ты собаку не воспитала, кукла,  - тихо  сказала баба Настя, обрашаясь к  собирающей с пола осколки Арине. Та молча скрылась под столом. Почему «кукла»? Хотя по интонации и так понятно. Глупая значит или безмозглая.
     Свою вину Арина признавала. Джонни был подарком от очередного кавалера.   Как-то она обмолвилась, что хотела бы щенка и именно спаниэля, и парень приволок ей это сокровище.  Собака была, конечно, без документов. Арина очень любила  его, но воспитывать ни желания, ни сил не было: она  тогда заканчивала магистрантуру и уже начала работать в серьезной кампании.  Кроме того, щенок оказался  проблемным,  первые полгода много болел, и Арина баловала его как могла.  В результате получилось то, что получилось.
      
…- Получилось то, что получилось, Аришка, - грустно закончил  Антон и отвел  взгляд в сторону.
 - Это понятно, - неожиданно для себя зло  сказала она, глядя на него в упор. – Только  при чем здесь я?
     - Ты ни при чем. Ты сама по себе.
    Теперь он смотрел ей прямо в глаза, и Арина поняла, что он не станет врать, сочинять и выкручиваться. И то, что он сейчас скажет, будет той жестокой правдой, которая бьет больно и наотмашь. И она опустила глаза, будто давая ему понять, что она не готова принять удар. И боится его.
        То, что он был женат, она знала. Вообще она считала, что если мужчина до тридцати трех лет ни разу не был женат, что-то с ним не то. Впрочем, как и с женщиной.
         То, что есть сын, большой уже, десять лет – тоже. Они были даже знакомы с Алешкой.
Бывшая жена часто уезжала в командировки и оставляла сына с Антоном. В тот день Леха умудрился грохнуться с велосипедом, гоняя вокруг гостиницы. Бледный Антон приволок его к Арине лечить разодранный локоть.
      Оказать первую помощь  ей ничего не стоило, и через пятнадцать минут мальчишка уже уплетал горячие блинчики с сыром, заботливо принесенные медсестрой-официанткой.
    - Классная девчонка Арина, правда? – по-мужски обратился папа к сыну.
    - Во! – Леха поднял большой палец левой руки, отправляя  правой в рот кусок аппетитного блинчика.
        А сегодня утром  ее вдруг угораздило задать вопрос, который она как-то  и не собиралась задавать. Так получилось.  Думалось, что скрывать, все время думалось.  И вот сказалось. 
   - Антон, а ты на мне женишься?
   - Нет, не женюсь.
Где-то она  прочитала « не задавай вопроса, если не готова услышать ответ».
         То, что говорил Антон потом, она воспринимала, как голую информацию без всякой  эмоциональной окраски. Видимо потому, что он старался отрубить хвост любимой собаке побыстрее.  Гражданский брак. Нет, ни любви, ни особой привязанности. Так получилось. Родился ребенок, тоже мальчик.  Проблемы с развитием , со здоровьем. Нужен особый уход. Мать работать не может. Да, живут в его квартире, но он там бывает редко: командировки, разъезды, работа такая, да и вообще..   Здесь, на вилле? Нет, никогда не бывает. Свободная площадь для игр с такими дурочками, как она? Стоп, Аришка. Не хами.
      - Господи, дай мне сил, - мысленно попросила она, - и мудрости. Мудрости, чтобы убить обиду. Ведь я люблю его. Все остальное неважно.
Она наконец подняла на него глаза, повзрослевшая за минуту. «Я готова».
     - Ты – это ты, - произнес Антон. – Такой человечек , как ты, встречается только раз. Но все случилось слишком поздно. Ты же понимаешь: я не о себе беспокоюсь…
       Этот разговор ничего не изменил. Все оставалось по-прежнему. Целых два года.
Виделись раз в два, а то и в три месяца. Все зависело от бизнес-ветра, который  носил его по  разным городам и странам. Расстояние между радостью встречи и горечью расставания  всегда было таким незначительным, что в душе оставалось странное ощущение, как суррогатная сладость примороженных ягод рябины на губах.
      Оставаясь одна, она  чувствовала себя как на обломке корабля в  шторм. Ее бросало от безнадежной покорности «пусть все остается как есть» до резко вспыхивающего света на маячке  отчаянной надежды « все равно будет мой , рано или поздно».  Пока в результате этой борьбы не родилось решение – быть третьим колесом его мотоцикла она устала и не хочет.


      У  Арины никогда не было подруги: ни в школе, ни в университете. Не складывалась в ее жизни женская дружба. Ей всегда легче было находить общий язык с мальчишками, даже задушевные беседы вести. Были, конечно, девчонки-сокурсницы, с которыми она и сейчас еще  поддерживала близкие отношения: перезванивались, встречались изредка, - но потребности в доверительных отношениях с ними у нее не было. Всегда рядом была мама, с которой можно было говорить обо всем или почти обо всем. Правда в последнее время с маминой стороны чувствовалось больше переживания, чем сопереживания. Наверное оттого, что обсуждаемые проблемы стали серьезнее.
        Но вот чего себе Арина и представить не могла – это того, что у нее вдруг завяжется дружба с женщиной ровно на полвека старше ее самой. Мысленно Арина называла ее Анастасией, хотя вслух продолжала обращаться по-прежнему, баба Настя.
       По утрам теперь она провожала Арину на работу, запирала за ней ворота. Поднималась баба Настя ни свет, ни заря и делала большой круг по лесу, говорила, что без этих пеших прогулок  чувствует себя весь день плохо. Может и правда целебными были вкус, аромат и простая музыка  раннего летнего утра, но энергии бабы Насти хватало на все и на всех: собаку, Танюшку, сестру; там – паданцы собрать, там- траву ополоть, там – у плиты, там – за веник.
          Бабулин консервный завод если и вызывал у нее удивление, то она его благоразумно не высказывала. Да и не было у нее высокомерного и глупого пренебрежения: мол, к чему это, все ведь в магазине можно купить. Нормальный-то человек понимает, что чистый и свежий овощ с грядки ни в одном супермаркете не купишь. Его только своими руками и заботой неустанной вырастить можно. Ну а отказаться от домашних заготовок в пользу переперченной и науксусенной фабричной консервации мог только гастрономический камикадзе.
       По вечерам Арина, Джонни и Анастасия ходили к небольшому круглому озерцу, подолгу сидели на берегу. Поднимешь глаза- березы-девчонки; опустишь – березы-русалки, и не понять, чей хоровод завлекательнее.
       Баба Настя прикрыла глаза, будто устала смотреть на эту колдовскую лесную пляску, вздохнув глубоко, тихо заговорила: - Вот теперь, старая ворона, понимаю, как Паустовский и Пришвин смогли написать то, от  чего невозможно оторваться. Только природа средней России говорит.
     - А может это она только с нами, со своими, говорит? – осторожно заметила Арина. – А нам никогда не понять речь, которой разражается водопад Ниагары. И украинская степь будет для нас немой. И альпийское эхо отзовется только знакомому наречию. Природа везде живая, только там ,где ты чужой, она не открывает души. Наверное, вы просто очень скучаете по России. Вы, правда, были там счастливы? – спросила нечаянно и мгновенно почувствовала озноб - вдруг сделала больно?
    Анастасия молчала. Будто не услышав вопроса, задумчиво смотрела на воду, осоку, зеленую палитру смешанного леса. «Ну какая она американка» - подумалось Арине.  Низкий пучок седых волос, сухой и строгий лик, как на полотнах Сурикова. Плечи шалью прикрыты. И курит. Американцы с курением борются, здоровье берегут. И если отбросить заокеанский акцент и то, как интонирует фразы, и лихие виражи на взятом напрокат «Пежо», энергичные жесты и нерусскую активность, тогда проявится сокровенное, которое , как в сказке, на самом дне глубокого колодца хранится: приокские заливные луга, золотая опушка бора, россыпь пригорков за рекой, перестук шагов на понтонном мосту, вкус прозрачной воды из бесчисленных ключей и святых источников. Российская глубинка, калужская сторона. Что же сильнее: то, что в глубине или то, что на поверхности?
      Наконец баба Настя взглянула на Арину. – Ты человек взрослый, а значит знаешь: все совершенное хорошее возвращается наградой, совершенное плохое – наказанием. Да я ведь, деточка, ни от кого ничего не скрывала.



       Настя и Филипп и вправду оказались половинками единого целого, которое не разбивает время.  И было все: взаимное чувство, любимое дело, востребованность и уважение, деньги и комфорт. Вот только счастья материнства Насте узнать не пришлось. Беда была ее, и Филипп отнесся к ней, как к беде, постигшей близкого человека. Не говоря об упреках, он даже не пытался докучать ей , навязывая какое –то решение.
        Ежедневно наблюдая вынашивающих, рожающих и кормящих женщин, Анастасия хорошо представляла, что такое счастье настоящего материнства, и суррогатного не хотела. Да и Америка – не Россия: рынка никому не нужных детей здесь не было. Действовали разные социальные программы. Наиболее реальной была возможность взять на воспитание ребенка из проблемной семьи, но в таких программах обычно участвовали семьи, где уже росли свои дети.
       Как-то Насте пришла в голову простая мысль о том, что в мире все уравновешено, и для того, чтоб она была счастлива, где-то по какому-то стечению обстоятьств должен стать несчастным ребенок, подросток, малыш или едва родившийся крошка.  Получалось, что ее страстное желание растить ребенка могло вызвать что-то страшное, что больно ударит по ни в чем не повинному существу. Эта мысль ужаснула ее и в то же время заставила принять то, что казалось ей жестокой несправедливостью.
       - Я, деточка, заплатила за предательство, - сухо и жестко произнесла  баба Настя. – Я ведь тогда в пятьдесят девятом не только родину -  близких, родных за спиной оставила. И увидеть их надежда была слабая.
      Появилась она только в конце семидесятых. Узнав, что  Олимпиада-80 будет проходить в Москве, Настя радостно засобиралась к своим. Не использовать такой шанс было нельзя. Но Америка бойкотировала московскую олимпиаду, и ее мечты не сбылись. А потом, когда рухнул Союз, а с ним все препятствия, тяжело заболел Филипп. Восемь лет одна половинка держала другую, силой своей любви не позволяя ей исчезнуть.
      - А теперь я совсем одна, и это тоже мое наказание, - строго закончила Анастасия.
      - Ты любила ,- также строго ответила Арина. – Кто посмел бы тебя осудить.
     Она сама не заметила, как сказалось это  «ты», обращенное к старой женщине, так естественно оно прозвучало. И по-другому уже не могло быть.
       Арина встала и поискала взглядом четвероногое сокровище, истово пытавшееся вырыть неподалеку противотанковый ров. Любимым развлечением Джонни было копать ямы, и поскольку на территории дачи его рвение поддержки не находило, вырываясь на свободу, он старался вовсю, после чего  из кустов или из-под берега появлялось совершенное  чудовище, лохматое, грязное, с красными глазами и торчащими из пасти хвостами дерна. Арина волокла его в воду, стирала, обсушивала, как ребенка, полотенцем и уж потом всю дорогу домой тащила на руках.
       - А ты почему одна, кукла? -  словно продолжая разговор, спросила Анастасия, когда они вышли на тропинку, ведущую к дачному поселку. – Да отпусти ты этого беби, пусть ножками шагает.
      Арина наклонилась, цепляя поводок и не находя металлической скобки. На ухо собаке упала и застряла в коричневом бархате прозрачная капля. Нервы, черт бы их…  Ее совсем не обижало это ироничное «кукла». В нем никогда не звучала издевка. А вот вопрос задел за живое.                Усилием воли она прогнала туман с глаз и выпрямилась.
     - Да не одна я,- не глядя на бабу Настю, проговорила она. – Влад вот…
     - Ты хочешь сказать, что  если в позапрошлое воскресенье рядом с тобой за столом сидел некий мужчина, это значит, что ты не одна. Ты забыла, сколько мне лет, деточка.
     - Я бы не пригласила  кого попало на семейное торжество, - попыталась было возразить Арина и осеклась. Устремленный на нее взгляд-рентген был осуждающе печален.
    - Ты о чем-то другом, Арина. Разве я об этом спрашиваю?
… Расставшись с Антоном, она пустилась во все тяжкие. С ходу чуть не выскочила замуж за диджея: восемь классов образования, море обаяния и неумение пользоваться парфюмом. К счастью, жених сбежал сам, после знакомства с ее родными. Видимо, сразу понял, что статус  мужа неизбежно повлечет за собой малоприятную перспективу снова оказаться за школьной партой.
    Около года она встречалась с элегантно- утонченным коллегой, обожавшим богемный образ жизни: светские тусовки, казино, выходные в загородных усадьбах в  компаниях раскрепощенных нуддистов с купаниями в росистых лугах в неглиже. Потом ее вынесло на полугея. Потом был суровый, мужественный байкер, чья  «Хонда» буквально сводила ее с ума. Последствия этих отношений были не слишком тяжелыми,  всего лишь небольшая трещина в малой берцовой кости. Влад во всем этом обезьяннике был наиболее похожим на нормального человека и даже возможного кандидата в мужья. Серьезный, с престижным образованием, ученой степенью, хорошей должностью в отделе по борьбе с экономическими преступлениями и перспективой работы за границей.
    - Так, -  насмешливо  констатировала баба Настя, когда Арина закончила  повествование  эпопеи  подвигов под названием « Я и мои мужчины», - ну а мужики в России повымирали что ли?
    - Ну, почему же, - усмехнулась Арина. – Вот у моей соседки Натальи бойфренд – серьезный мужчина. С ней как-то в одном восточном ресторанчике то ли невежливо обошлись, то ли приставать стали - она туда перекусить зашла. Так мужик, недолго думая, бензопилу прихватил – и  прямехонько в заведение посчитаться. Восточному персоналу одного его вида хватило, чтоб начать на пузе ползать, так ему мало показалось.  Заказал у них  порцию кебабов, уселся за столик и давай на глазах у всей публики эти кебабы бензопилой разделывать. Говорят, ресторанчик потом сутки пустовал.
    - Да, больше сорока лет прошло, - погасив смех, раздумчиво проговорила баба Настя. –  А и правда, не взглянуть ли мне поближе на вашу новую жизнь. Засиделась я на грядках. Да и взгляд у меня поострей твоего будет, может мелькнет где карась на безрыбье.
    Кто бы сомневался, что  баба Настя окажется легкой на подъем. Неделя отпуска, которую Арина  попросила, чтобы поработать  гидом для Анастасии, пролетела мгновенно. Где они только не были. Начали, понятно, с Оки, Тарусы и Калуги, с того, что для американской подданной Анастасии Дзидар было началом мира. Вместе стояли, обнявшись, в тишине старого кладбища у могил Арининых прабабушки и прадеда. Вместе замирали на обрыве, с которого открывалась такая красота, что захватывало дух от восторга, и тело теряло вес.
     Потом сестры- бабушки решили совершить паломничество к местам студенческой юности. Старшая – на Фрунзенскую набережную в I-ый медицинский, где постигала нелегкие основы ремесла. Младшая – аж в Загорск, где на территории Троице-Сергиевой Лавры располагался когда-то учительский институт, и где озорные студентки изучали тот же  марксизм-ленинизм, что и в двух шагах, в стенах духовного заведения, молодые семинаристы. Только по-разному.
     Музеи и выставки, дворцы и парки подмосковных усадеб, книжные ярмарки и поиски подлинной Гжели и павловских платков. О первоначальной цели тура тоже иногда вспоминали.
    - Не морочь мне голову, - ворчала баба Настя. – Порядочного мужчину  всегда можно встретить в театре.  Шли в театр. Давясь от смеха, Арина наблюдала, как баба Настя придирчиво и с плохо скрываемым недоумением рассматривает окружающую публику в подчас нечищенном и неглаженном прикиде.
     - В наше время молодежь запросто знакомилась в метро, - вспоминала вдруг тетушка.  Спускались под землю, катались по разным линиям. Было душно, окружающие неприятно косились друг на друга, особенно на пассажиров с портфелями и  большими сумками, и облегченно вздыхали, выходя иь вагона.
      - Еще были танцы, - Анастасия явно не желала сдаваться. – Надеюсь, молодые люди не разучились веселиться.
      - Ну, в ночной клуб-то мы уж точно не поедем, - Арина начинала терять терпение.
      - Отчего же, - решительно заявила престарелая леди. – Вот уж где я точно разберусь с ситуацией.
     Арина взялась за голову, но потом подумала, что подобная авантюра вряд ли когда-нибудь еще повторится в ее жизни, и согласилась.
      - Будем каждая сама по себе, чтоб не мешать друг другу, - заявила баба Настя, едва вступив в парадиз, состоящий из однообразного ритма  музыки и цветного коктейля толпы.
      - Я тебя ни за что не отпущу, - Арина испуганно схватила  тетушку за рукав легкого темно-синего пиджачка от Армани. Анастасия взглянула на нее так, что она решила не спорить, но и не спускать глаз с неугомонной  бабы Насти. Впрочем, это оказалось неосуществимым.
      Потолкавшись в разных концах зала, выпив от скуки и невыносимой жары пару  самых слабеньких коктейлей, она безнадежно уселась за столиком со стаканом ананасового сока.
«Бестолочь, - мысленно обругала она себя, - надо было собрать компанию. Хотя бы повеселились, пока баба Настя изучает местных аборигенов. И где же она, наконец!»
     - Спляшем? – к ней склонилось некое существо с хвостиком, серебряным черепом на шее и кучей браслетов на левом запястье. Арина по опыту знала, что легче отпрыгать несколько минут, чем объяснять   подобному дебилу свое нежелание с ним общаться. Лениво покручивая бедрами, она водила глазами по залу и безумно обрадовалась, обнаружив бабу Настю у стойки бара разговаривающей с каким-то высоченным мулатом. У нее даже настроение поднялось.
       Не спускавший с нее глаз дебил явно принял это на свой счет  и, проводив ее к столику,  по-хозяйски уселся рядом так, что его обтянутое продранными джинсами бедро влипло в Аринину ногу. Молча взяв свой стул, она уселась напротив. – Как тебя зовут? –  понятливо отреагировал на ее жест  кавалер. – Арина, - машинально ответила  она, стараясь не потерять из виду хрупкую фигуру своей спутницы. – Родионовна?- уточнил дебил.   Ну, хватит.  Арина встала, обошла неудачно блеснувшего эрудицией юнца и решительно направилась к бару.
        Судя по всему, беседа здесь шла совсем в ином ключе. Темнокожий  верзила держал в лапищах маленькую сухенькую ручку дамы и улыбался во весь рот.  – Great  pleasure, Missis! I’m so thankful! You’re so kind! My best wishes and respect to your granddaughter! Good luck! -  одарив ослепительной улыбкой и подошедшую Арину, парень  поклонился обеим и исчез в толпе.   – Замечательный мальчишка, -  глядя ему вслед, тепло улыбнулась баба Настя. -  Учится здесь. А его родители  и две сестры живут в Скарсдейле. Это совсе недалеко от меня. Обязательно съезжу и расскажу им об этой встрече. Я знаю, для них всех  это очень важно, ведь их разделяет целый океан. А как ты?  Познакомилась с кем-нибудь?
      - О, - засмеялась Арина, - тебе повезло гораздо больше, уверяю тебя. Поедем домой, - и  она бережно повела Анастасию  к выходу.
       Заглушив мотор, Арина вышла из машины и потянулась. Ночь теплая-теплая. И спать совсем не хочется.   – Чаю бы выпить сейчас, -  прошептала она, - но шуметь нельзя. Бабуля спит очень чутко. У нее вообще со сном проблемы.  – А  пойдем-ка чаевничать в летней кухне, - предложила баба Настя.  Потихоньку забрав из дома все необходимое, они устроились во флигеле, с наслаждением вдыхая аромат свежезаваренного чая с жасмином, смешанного с запахом малины и цветущих флоксов.
     - Ну, а теперь рассказывай  все, - баба Настя пристально смотрела на нее, и Арина поняла, что никуда не деться от ее рентгеновских глаз, хотя и изобразила недоумение, мол,  ты о чем?
    - Опять забыла, сколько мне лет? – пресекла ее увертку Анастасия. – Я и по жизни, и по профессии диагност, а ты мне не чужая.
        Арина помолчала. Рассказывать-то в общем было нечего. Все умещалось в одном предложении, в одной мысли, а боль и нежность не передать словами. Вот почему она молчала. Смотрела невидяще в темноту, и ночь уже не казалась такой блаженно теплой. Или это близился рассвет, неизбежно холодный и отрезвляющий.
     - Любишь? – сама нарушила молчание Анастасия.  Арина опустила голову.
      Все эти годы Антон был рядом. Она все мерила по нему, всех сравнивала с ним, и ничего поделать с этим не могла. Он бесцеремонно влезал во все отношения, какие бы у нее ни завязывались. .Мешал, толкался, иронизировал и открыто издевался, все выворачивал наизнанку, искажал, как в кривом зеркале, наконец все ломал и победно утверждался в своем неизменном статусе на очередных обломках. Он и безжалостно разрушал ее душу, и заботливо восстанавливал.
        Связь была не только духовной. Они перебрасывались SMS-ками, общались на его личном форуме в Сети, реже созванивались, в основном когда нужна была услуга или помощь. Она рассказывала ему о своих успехах: дипломах, проектах, статьях, конкурсах,  престижной работе, финансовой самостоятельности, покупке квартиры.  Он искренне радовался, но хвалил сдержанно, и эта его сержанность подхлестывала ее и заставляла не обольщаться достигнутым., двигаться дальше и выше. Раза три они встречались. Последний раз год назад. Встреча, как и две предыдущих, была сугубо деловой, но к концу ее  оба, с какой-то радости или наоборот, так надрались коньяка, что  в глазах было золотисто-коричнево. Она никогда не говорила ему о своих чувствах, избегала даже упоминаний о прошлом, но в тот вечер, помнится, все-таки решилась сказать, что в ее отношении к нему все по-прежнему. Он ответил : «Так не бывает».
        В предрассветную тишину стали вторгаться звуки: короткий взлет  еще сонного шмеля, быстрые пальцы ветерка в траве, мягкие лапы соседской кошки на шифере бани. Баба Настя сидела, прикрыв глаза рукой, потом отняла руку, потянулась к сумочке, достала сигарету. Встала на пороге флигеля. Докурив, повернулась к Арине.
         - Кто скажет тебе, что любить можно много раз – не верь. Если скажут: любовь одна – не верь тоже. Просто она бывает по уму и по сердцу. И та,что проходит через сердце, встречается раз в жизни или не встречается вообще, кому как повезет. Но уж если встретила ее  -  береги. Не изменяй ей и себе.
       - Да знаю я, знаю! – вскочив с места, уже со слезами отозвалась Арина. – Но что же мне делать? Выбор-то какой: или изменить себе, или быть всю жизнь несчастной!
      - А изменишь себе – счастливой  будешь? 
Издалека, из глубины, из времени на нее испытующе смотрели строгие серые глаза.
      - Да это еще не все, - Арина устало опустилась на скамейку. – Мне рожать надо, по медицинским показаниям.
      - Так, - Анастасия быстро вернулась к столу, села напротив. Она как-то сразу отдалилась, подобралась, стала неуловимо другой, сурово деловой. Очки, прямая осанка и это требовательное «ну-ка поподробнее, пожалуйста».
       Уже не очень хорошо понимая, с кем же она разговаривает, Арина рассказала об операции, которую сделали замечательно, и о прогнозах врачей, и о настоятельных  рекомендациях
 специалиста, который ее наблюдал.
    - Все хорошо, - улыбнулась она одними губами, - только вот рожать не от кого.
    Профессор Пенсильванского университета доктор  Дзидар приблизилась и, прижав к себе ее голову, заговорила голосом бабы Насти: - Рожать, деточка, надо от любимого человека. Желанного и счастливого ребенка. И ты это сделаешь.
   - Ни за что! - Арина вырвалась и резко встала. Самым ужасным было то, что эта мысль не давала ей покоя. Она отбрасывала ее, душила, сопротивлялась ей как могла. А теперь  ей же пытаются ее навязать.
   -   Ни за что! -  повторила она, чувствуя, как заколотила ее нервная дрожь. – Ты что же думаешь, я железная? – в ее глазах слезы мешались с ненавистью, она задыхалась от них. – Допустим, он согласится. И что? Лечь с ним в постель , а на следующий день повеситься или выброситься из окна!
    - Прекрати истерику, - Анастасия жестко взяла ее за руку, усадила, дала воды. Отвела растрепавшиеся пряди волос, вгляделась в лицо. Доктор Дзидар и баба Настя стремительно сменяли друг друга.  – Глупая, на дворе двадцать первый век. Способ, которым можно тебе помочь, прост, как истина. И к нему сейчас прибегают тысячи людей. Тебе только надо поговорить с ним. Ну, хочешь, я это сделаю, хочешь – как врач.
        Еще не до конца осознавая то, что ей говорилось, Арина почувствовала, что ей стало легче.
Слава Богу за то, что в один ненастный день он вывел на ее дорогу красный автомобиль с нестандартным  водителем. И еще где-то в подсознании  билась и ликовала мысль: есть повод позвонить, есть повод встретиться…
       Антон появился в конце сентября.  К тому времени Арина  благодаря бабе Насте, просидевшей несколько дней за компьютером, точно знала: все теперь зависело только  от него.
      День, когда они наконец встретились, выдался по-летнему теплым, и они устроились в открытом кафе на Петровке в удобной суете улицы, где никому ни до кого нет дела.
   … - А зачем такие сложности? –  он повторил-таки  этот проклятый вопрос, который она пропустила мимо ушей.
     Не понимает. Неужели не понимает? От жуткого напряжения заломило в висках, закружилась голова, все завертелось перед глазами. Ничего не видя, она видела скрещенные кисти его рук, его губы. И глаза, глаза, глаза…
     - Это как раз наименее сложно, Антон, - она  была не уверена, что произнесла это вслух,  но выражение его лица вдруг стало другим.
     - Операция там?
     - Там.
     - Проблем с вывозом не будет?
     Головокружение прошло. Коротко и отстраненно взглянув на него, она достала из сумки визитную карточку бабы Насти и положила  перед ним на столик.
      - Я очень тебе благодарна, Антон. По всем остальным вопросам с тобой свяжется мой врач. Еще раз спасибо и прощай.   Она заставила себя улыбнуться. Ничего особенного. Еще одна деловая встреча.


        Через два месяца Арина  и Анастасия улетали. Сборы и проводы были почти спокойными. В самом деле, ну чего бояться и  волноваться.  – Холодной войны нет, - говорил дед. -   Не понравится – вернется.
       Мама  хоть и плакала, соглашалась. Страна огромная, интересная, отчего не посмотреть. А может и мечты о собственном деле осуществить удастся. Пока молодая надо вперед двигаться.
        Бабуля переживала за всех и за  собаку в том числе. Правда Танюшкин папа сказал, что заберет Джонни к себе. Ему мужское воспитание требуется, и с Татьяной они  уже подружились.
       Об истинной цели  отъезда знали только Арина и баба Настя. И еще тот, чье согласие лежало в числе прочих  важных документов, сопровождавших ценный груз.
    «Ladies and gentlemen,» - прозвучало в салоне. Арина физически ощутила, как откатили трап, и сердце у нее замерло. Анастасия успокаивающе погладила ее по руке: все будет хорошо. И в этот момент в  ее сумке запищал мобильник. Она по звуку поняла, что это Сименс, и сильно вздрогнула. «Принято сообщение. Антон», - высветилось на дисплее. Сердце заколотилось, как сумасшедшее, заглушая текст, который проговаривала стюардесса, в то время как на экране проявлялись  буквы и складывались в слова. «Не улетай. ВЫ МНЕ НУЖНЫ».
    Она откинулась на спинку кресла, совершенно теряя ощущение реальности.   – Пристегнись, - услышала рядом голос Анастасии, прозвучавший почти одновременно с новым звонком телефона.  – Это он, - ей показалось, что она сказала это одними губами, но баба Настя услышала.  В обращенных к ней мгновенно потускневших глазах Арина прочла отчаяние и страх.   «Не бросай меня», - говорили эти глаза.
      А телефон все повторял и повторял знакомую мелодию, и она наконец рашилась нажать кнопку ответа.
     - Я здесь, - голос в трубке вибрировал и прерывался. – Не улетай.
       Арина попыталась встать. Когда она успела пристегнуть ремень?
    - Я здесь. Ты слышишь? Я здесь!
    -  Не  бросай меня…