Наша ссылка

Эссе.

        Родился я, можно сказать, в неволе в глухой деревеньке Ораки Шарыповского р-на Красноярского края, где моя мама отбывала ссылку. Она вместе с родителями (моими дедом и бабушкой), братом и сестрой были сосланы в начале войны из Республики немцев Поволжья "по политическим мотивам и национальному признаку".
        Деда забрали в лагерь в Решётах, где он и сгинул через несколько месяцев. Младшая сестрёнка простудилась и умерла. Старшего четырнадцатилетнего брата застрелили на охоте, но коли немец погиб виновному ничего не присудили. Бабушка и мама на правах ссыльных спецпереселенцев, а точнее, без всяких прав, мыкались в глухой деревеньке в маленькой избёнке. Здесь же родились мы со старшим братом. Сибиряки, не знавшие оккупации, зачастую сами потомки ссыльных и каторжан ненависти к нам не испытывали, иногда и помогали чем могли.
        Отец у меня был русский из города Ужур. Всё было так скоротечно, их регистрация с мамой (таким способом она хотела вырваться из ссылки), моё рождение, и развод. Я отца совсем не помню, и у меня даже нет его фотографии. В 2003г. я добился реабилитации для всех. Сам даже пользуюсь какими-то льготами — квартплату половинят. Мама только моя не могла воспринять эту новость, была тяжело больна и вскоре умерла. Бабушки не стало в 1975г. Говорят, при жизни, к ней родственники из родных мест приезжали, а она от них спряталась — такой страх в человеке жил.
        То, что пацану нужен отец, я ощущал всегда. И искать его пытался. Когда вернулся из армии, запрос делал. Данные на отца у меня есть. Гор. Справка тогда хорошо работала. Мне ответили, что он умер. Надо было тогда родственников поискать, а кого? Ни одного имени мать не помнила. Было это во второй половине семидесятых.
        В 2003 году мы с братом на машине ездили в Ужур где отец с мамой жили (Ул. Пушкина 2). Их дом стоит заколочен, соседи все приехали позже, никто ничего не знает. И уехали мы ни с чем. Так хотелось могилку хотя бы навестить! Не судьба! Да и фото отца не могу ни детям ни внукам показать — нет его у меня.
        Всё судьбы людские у нас в России перековерканы, сколько народу положил ХХ век! За что нам сей тяжкий крест? Неведомо...
        Бабушке, здесь на поселении присудили десять лет за хищение зерна с зернового тока. Судила тройка. Подсудимая вину признала. Поразительно, бабушка в жизни чужой пуговицы не взяла, а здесь в валенках пыталась зерно вынести. Ещё какое-то особое —  коллекционное. Только голод мог толкнуть её на это.
        1951 год. Мать мечется с грудным ребёнком — моим старшим братом — по крохотной избушке глухого сибирского села. На руках ещё девятилетний братик. Забрали единственную опору и советчика — мать. В деле несколько заявлений-просьб навестить маму, сначала в Ачинской тюрьме, потом в лагере в г. Назарово. Везде резолюция: "В просьбе отказать!" Ощущение мерзости тогдашнего "совкового" бездушия, холодного безразличия и жестокости, казалось, пронизывало меня насквозь, когда я читал эти документы.
        Но беда не приходит одна. Чтобы как-то выжить, мама идет работать в колхоз пасти овец. Оставляла грудного ребёнка на малолетнего брата. Одним злополучным днём на отару напали волки. Чувствовали хищники, что опасаться им нечего. С криком, слезами, размахивая палкой, бегала двадцатилетняя девчонка, рискуя жизнью, пыталась отогнать волков. Двенадцать овец вырезали хищники пока пришла помощь. Судить хотели, кое-как отстоял кто-то из сердобольных сельсоветчиков... В 1953 году, аккурат после смерти вождя, бабушку освободили.
        Воспоминания мои тех лет скудные. Мне было 5 лет, когда меня перевезли в Красноярск. В 1956 году ссылку отменили, я ещё какое-то время оставался с бабушкой в деревне, а мама с моим старшим братиком уехали "пробивать дорогу" в Красноярск. Сложно описывать, как они устраивали свою жизнь здесь, в Красноярске, не имея ни "кола ни двора". Мама чистила общественные туалеты, зарабатывая какие-то деньги на еду. Жили на вокзале, а милиция, бывало, выгоняла мать с сонным ребёнком на мороз. «Ни положено находиться "бродяжкам" на вокзале!» Потом появилась комната в бараке, вызвали нас с бабушкой...
        Ссылку нашей семье тогда отменили, но вернуться на родину предков не разрешили. Вот такую расписку я нашёл в личном деле мамы, когда занимался реабилитацией нашей семьи:  Расписка
        "Мне, Гербер Л.Я., объявлено об освобождении со спецпоселения и разъяснено, что снятие с меня ограничений по спецпоселению, не влечёт за собой возвращения, принадлежащего мне имущества, конфискованного при выселении и, что я не имею права возвращаться в область, откуда была выселена.  17 января 1956 года"
        Пятнадцать лет продолжалась ссылка, а если точнее, то ВСЮ ЖИЗНЬ!!

Валерий Зиновьев.