У будущего есть одно большое достоинство: оно всегда выглядит в реальности не так, как себе его представляешь…
Милорад Павич. Внутренняя сторона ветра
(Перевод с сербского Л. Савельевой)
Глава первая
Воскресный свет. Все кажется не та,
не та толпа, и тягостны поклоны.
О, время, послужи, как пустота,
часам, идущим в доме Аполлона.
Иосиф Бродский. «Приходит март. Я сызнова служу…»
I
Налетевший ветерок едва коснулся ветвей осины, что стояла на краю крутого песчаного утеса, и зашептала осина о своем тревожном предчувствии. Несколько бойких золотистых листьев сорвались с ее ветвей и поплыли, кружась и порхая, вниз по склону обрыва. Над цветком шиповника забормотал грузный шмель, он погрузился в сладкую сердцевину венчика и, бубня цветку что-то важное, закопошился в его маркой желтизне. На сочно-синем небе разбросаны рыхлые мысли облаков. Море испещрено пенистыми бороздами волн. Они спешили к берегу, ложились на песок и сползали обратно, оставляя за собой влажный глянцевый след. На пляже и сейчас, в конце курортного сезона, собирается народ. Люди загорают на разостланных покрывалах, играют в мяч, прогуливаются у воды – купаться теперь прохладно. Хотя, нет, вон там нашлись несколько закаленных смельчаков, их головы торчат посреди волнистой поверхности неподалеку от берега.
Роща пригрелась в золотистом солнечном свете. Здесь каждая былинка, всякий куст и дерево цепляются за жизнь корнями – не сорваться бы, а несколько тонких осин столпились у кромки обрыва, как приговоренные. Но сейчас безмятежно. Как вдруг среди деревьев послышался чей-то невнятный разговор и шорох неловких шагов. Двое молодых людей штормовой походкой появились из-за кустов. Тяжело ступая, они подошли к осине и осмотрелись тут, выбирая место для приземления. Один из них уже хорош, он оперся рукой о деревце и опустил голову; на его лице киснет противная тошнота, с уголков рта текут слюни, в глазах кружится вихрь, на заросшем щетиной лице смертельная бледность; другому, спящему на ходу, потребовалось добавить еще, и он не преминул поднести к губам бутылку, хлебнул, громко икнул, отер губы рукавом, после чего допил водку на одном дыхании. Не в силах больше устоять на ногах один за другим, придерживаясь за ствол осины и судорожно цепляясь за ее ветки, опустились на траву. Выпущенная из рук пустая бутылка покатилась вниз по склону, прямиком под облепиховый куст, но там не задержалась, шурша в сухой траве и позвякивая о камни, заскользила дальше и скрылась из виду.
Молодой человек, созерцавший живописные окрестности, теперь с досадой глядел на хмельную пару. Разочарованный вмешательством забулдыг, он собрался было покинуть оскверненную их присутствием любимую рощу, как вдруг его окликнули:
– Эй, друг, закурить не будет? – Олицетворение тошноты подняло глаза, пытаясь поймать взглядом почему-то быстро-быстро вращающегося незнакомца.
– Нет, – коротко ответил тот, слегка качнув головой.
– А-а-а… как жаль, – горестно пробормотал вопрошавший и помахал рукой, будто силился отогнать навозную муху.
Юноша бросил короткий презрительный взгляд на развалившихся под осиной молодцев и направился по тропинке через рощу.
– Петруха, не спи! – послышалось из-за дерева. – За сигаретами щас пойдем.
– М-м-м, – сонно промычал тот в ответ, не желая покидать уютное место.
– Пошли, говорю, курить охота, – настаивал тот, локтем толкнул приятеля в бок и стал подниматься, но не смог удержаться на вращающихся ногах, рухнул рядом с Петрухой и, смиренно вздохнув, погрузился в забытье.
Это было в начале сентября 1997 года. Мирное субботнее утро. Светлогорск в трепетном ожидании наплыва горожан. Валера, так звали молодого человека, который только что с упоением наблюдал море с вершины обрыва, шагал по извивающейся среди берез тропинке в направлении кафе «Раушен». Ему было двадцать с небольшим лет, высокий, крепкого сложения, с поэтически красивым лицом и курчавыми светлыми волосами. В кафе «Раушен» он проработал официантом за стойкой бара досадно большую часть солнечных летних дней, с неуклонно возрастающим желанием, чтобы прилив посетителей поскорее схлынул. Валера никогда прежде не дожидался окончания лета с таким нетерпением, как теперь. Дни здесь превратились в затянувшуюся череду испытаний его сил и нервов. Однако хозяин, Сергей Федорович, с простодушной радостью сообщал, что изматывающая шумиха посетителей будет длиться еще, как минимум, весь сентябрь – обычно теплое, солнечное продолжение лета в наших краях, поэтому расслабиться удастся не скоро. Отпуск маячил призрачным обещанием, как мираж, где-то там, в неопределенном будущем, поэтому настойчиво ассоциировался с пронизывающими снежными метелями.
II
Окончив среднюю школу в Светлогорске, Валера попытался поступить в университет на английское отделение филологического факультета, но не сумел набрать проходного балла. Поэтому, вместо шариковой ручки очень скоро судьба вручила ему боевое оружие. Отслужив два года в артиллерийских войсках, Валера вернулся домой повзрослевшим окрепшим человеком, переполненным массой практических идей, как обустроить свою жизнь.
Май под конец разгорелся по-летнему. Установилась жаркая погода. Теплый ветер сдул всякую серую краску с голубой акварели прозрачного неба. Белыми лепестками осыпались плодовые сады, на лугах поднялась трава, в густой зеленый сумрак погрузились леса. Глядя на родные окрестности из окна поезда, Валера испытывал легкое волнение, смешанное с нарастающим чувством радости от встречи с любимым городом на холмах, вечно сизым морем, пышными лугами и лесами, куда они с отцом Семеном Гавриловичем, когда-то ходили собирать грибы и ягоды. Там маленьким мальчиком поймал он свою первую ящерицу. Она была коричневая с зеленоватыми боками и блестящими пятнышками. Но вдруг нечаянно ее упустил, не успев показать отцу, – юркая бестия мгновенно исчезла в густой траве. Где-то здесь отец показывал гнездо жаворонка, а потом они шагали по лесной тропе и учились разбирать птичьи трели, подробно, как по нотам. Отец любил природу и сумел привить сыну почтительное к ней отношение… Поезд скользил мимо сел, а впереди Валеру ждали родные кособокие улицы, по которым он катался на велосипеде с друзьями, где, бывало, разбивал в кровь коленку, где бренчал по вечерам на гитаре, и где в самый первый раз целовался с одноклассницей. Светлогорск. С детства Валера не был обделен вниманием взрослых. «Какой красивый ребенок! – восхищенно говорили о нем во дворе, на улице, в магазине. – Милое дитя, как тебя зовут?» Знакомые баловали его конфеткой, любили с ним поболтать о всякой чепухе, замечали, что он весь в отца, ерошили его золотистые кудри, нежно хлопали по щеке, что было ему особенно противно. Но деваться было некуда, он все же смирился с этим клеймом ангелочка и перестал смущаться. Затем Валера вспоминал море, чуть солоноватую, прохладную воду, в которую погружался с головой; вспоминал горячий песок, на котором подолгу валялся после купания; вспоминал светлые майские вечера с приятелями на пикнике в сосновом бору, что начинался сразу за школой; вспоминал прогулки с той симпатичной одноклассницей по окрестным лесистым холмам, пока она не уехала поступать в Москву, и поступила на растениеводство в Тимирязевскую академию, и пропала в тех растениях с концами. И конечно, вспоминал запах сирени, пропитавший весенние улицы и скверы. Этот аромат душистый, мягкий и ласковый как прикосновение девушки, он отчаянно вызывал в памяти, когда отдыхал в душной казарме. И сейчас, в поезде, он уже отчетливо его ощущал: рядом маленькая старушка везла сиреневый букет в плетеной корзине. Родной Светлогорск принял своего солдата с необыкновенно теплым, солнечным благодушием, освежил благотворным хвойно-морским ветерком и ароматом цветущих садов.
Мама Валеры, Маргарита Павловна, была маленькая, невзрачная, бледная и щуплая с мешками под глазами, но довольно бойкая особа, с короткой безобразной прической. В ослепительно-яркой своей юности она сбежала от всеобще принятых норм и провела три года в горах Кавказа, у Черного моря, подальше от смурных коммунистических порядков, в свободолюбивой компании, одеваясь в джинсы, нося пестро-крашенную прическу фонтаном, увешиваясь ожерельями, пока не встретила во время очередной своей вылазки в один из Сочинских магазинов за пропитанием, отдыхающего там симпатичного молодого человека. Они стояли в одной очереди за продуктами, а потом он помог донести ей тяжелые сумки до автобусной остановки, где на прощание, на каком-то бумажном клочке, вроде бы на товарном чеке, написал адрес своей гостиницы, номер комнаты и с надеждой ей вручил. Маргарита полюбила Семена так крепко, что отказалась от привольной жизни в горах и оставила компанию пещерных друзей навсегда. Семен увез ее с собой в Прибалтику, где вскоре они поженились. Произошло это в 1973 году.
С тех пор Маргарита Павловна работала продавцом в продуктовом магазине «Светлогорье», а по вечерам с плавным погружением в мысли о своем романтическом прошлом все больше слушала теперь уже не запрещенный рок семидесятых, с особенным упоением вкушая “Rolling Stones”, Джими Хендрикса, “Sex Pistols” – любимых ею музыкальных оракулов вольномыслия, личной свободы, прогресса, ностальгически переживая о том, что больше уже никогда не удастся вернуться в то, пускай, щекотливо опасное, насыщенное запретами и гонениями, захлебывающееся в адреналине, как зверь под страхом лишения необходимой ему вольности, время, которое она в компании беззаботных единомышленников провела в пещерах на диком Кавказе. Но случилась беда, Семен Гаврилович, служивший лейтенантом милиции, погиб при задержании браконьеров на реке Неман. Валере тогда шел восьмой год. Все рухнуло разом: счастье, мечты, надежды. Маргарита Павловна, храня светлую память о муже и не признавая больше никого, кто бы к ней ни клеился с навязчивым предложением, воспитывала сына в одиночку, проявляя незаурядную твердость, мужественность и безграничную властность. К Валере она относилась с прохладной строгостью и редко позволяла себе похвалу в его адрес, ну разве что, если это наверняка требовалось, хотя про себя иной раз с удовольствием замечала, какой он растет добрый, покладистый и скромный.
В день возвращения сына из армии Маргарита Павловна отпросилась с работы на часок и пришла к поезду, точно, когда тот уже выползал из-за поворота на конечную станцию. После, на скорую руку, чуть сентиментальной встречи в обнимку, она отправила своего солдата домой. Обед на плите. Разогреет – не маленький. И вернулась в магазин.
Вскоре, по приезду, Валера осознал, что навеянные суровой казарменной жизнью мечты о будущем и те замечательные идеи, особенно о поступлении в университет, о создании большой семьи, о хорошей работе, оказались слишком хороши, чтобы воплотится в удручающих обстоятельствах бытовой реальности дома, и очень быстро, одна за другой увяли, как нежные цветы в неожиданно промозглый день.
Но была весна, цветущая и пахнущая любовью. Хладнокровная судьба сразу дала Валере понять, что за время службы с приобретением физической силы, выносливости, терпения и прочих навыков, больше полезных в военное время, постепенно утратились другие, более важные – те, что должны были пригодиться ему в мирной жизни, и что поступить в университет в этом году точно уже не удастся, поскольку вспомнить школьный курс за оставшийся короткий срок оказалось невозможно. Валера принялся искать работу и покупал газеты, в которых размещалось довольно много предложений для неквалифицированных рабочих. Каким-то вечером, путем исключения из длинного списка вакансий, он остановился на объявлении, в котором предлагалось место подсобника на строительстве нового торгового центра. Эта работа на стройке привлекла Валеру довольно высокой зарплатой. Но тем же вечером его планы вдруг резко изменились. Маргарита Павловна за ужином подсунула сыну другую газету.
– Вот, посмотри, что тут пишут: требуется официант в кафе «Раушен». Желательно знание иностранного языка. – Она прочла это твердым убедительным тоном, водя по строкам длинным узловатым пальцем. – Прикинь, там обещают хорошую зарплату… Ну, чего ты задумался? У тебя английский на пять.
Валера взял газету и стал читать объявление с некоторым сомнением, сразу выплывшим на его лицо. Маргарита Павловна затягивалась сигаретой, выпускала дым, стряхивала пепел в пустую тарелку и все время глядела на сына внимательно. Наконец, не удержавшись, нетерпеливо проговорила хрипловатым голосом:
– Чего не нравится? – устремила в сына острый, как молния на электрощитовой, взгляд. – Работа не пыльная, язык повторишь, чаевые будут. Лучше чем котлованы рыть и бетонные блоки ворочать. Соглашайся, ну?.. Я бы на твоем месте и не думала.
Валера прочитал объявление в третий раз, отложил газету на стол и поднял глаза, хотел что-то сказать, но прежде него с обидой в голосе заворчала Маргарита Павловна:
– Тебе все не так! Чего не посоветуй. Никуда твоя дрянная стройка не денется. Не понравится в кафе, пойдешь свой бетон месить и кирпичи таскать.
– Да я и не против, – произнес наконец Валера. – Только возьмут ли? Тут тоже особые знания и навыки нужны. Кухня все-таки.
– Ничего, дуракам везет, – мать махнула рукой. – Такие вещи обычно на халяву прокатывают. Ты главное по-английски с ними говори. Я-то уж сомневаюсь, что кто-то лучше тебя здесь по-иностранному брешет. – Ухмыльнулась и мечтательно добавила: – А кухня – это всегда хорошо. Сыт будешь.
Валера пожал плечами. На счет сытости – это верно подмечено. Маме будет меньше хлопот. На другое утро он вышел из дома с какой-то неуверенностью на душе, у ближайшего перекрестка, где посреди маленького зеленого газона врос в землю большой гранитный валун, повернул не направо, как собирался прежде – на стройку, а налево – в кафе «Раушен», как советовала мать.
Это был небольшой домик, облицованный камнем, с большими окнами и двускатной черепичной крышей. Он находился возле спуска на пляж. Во дворе, огороженном деревянным совсем кукольным заборчиком, среди маленьких квадратных клумб цветущих маргаритками, фиалками и какой-то травой похожей на сорняк, но с необыкновенно красивыми мелкими желтыми цветочками, расположились столики под большими зелеными зонтами. С противоположной стороны, на газоне с высокой сосной и несколькими худощавого сложения березками, пирамидой возвышались детские качели. В кафе был довольно просторный зал с громоздкими дубовыми столами и скамьями, в глубине мерцал огнями и бутылочным стеклом бар, по стенам, оклеенным обоями под рыжий кирпич, были развешаны картины с балтийскими пейзажами (к сожалению банальными, мало отличающиеся от таких же картин, висящих на стенах других кафе и ресторанов), скучными инсталляциями из янтаря, облизанных морем деревяшек, гладких, как лысина, тщательно окатанных и ошлифованных волнами камешков (некоторые были с очаровательной сквозной дырочкой), морских ракушек и прочим мусором, который море возвращает на пляж за ненадобностью. Если в начале рабочего дня здесь еще слышался одухотворяющий шум морских волн, шепот ветра в соснах, крик чаек, что так ценится курортниками, то уже спустя час эта романтическая музыка напрочь заглушалась отравляющим слух навязчивым пустозвонством популярных исполнителей, чей ритмичный бред шустрым потоком изливается из массивных динамиков, расположенных по обе стороны над стойкой бара.
Перед кафе в ожидании вызова на собеседование стояли две хрупкие девушки и немало взволнованный смазливый молодой человек. Наконец пришел директор и стал приглашать кандидатов в свой кабинет по очереди, но там они задерживались ненадолго, выходили несколько опустошенные с впечатлением обреченной неизвестности в глазах, садились за столики и ждали результатов. В зале ощущался запах жареного мяса и чуть слабее – аромат моющего средства для пола, за стеной стучал по разделочной доске нож, словом, обстановка была как у белки в колесе. Валера оказался в очереди последним. Он достал из сумки ручку и принялся заполнять лежащую на столе анкету. Пока дело дошло до разговора с директором, от надежды на успех не осталось и следа: претенденты выходили из кабинета какие-то не воодушевленные. С безнадежным спокойствием Валера отправился на прием.
Он постучал и вошел. Сергей Федорович средних лет человек, бросил на него испытующий взгляд, погладил лоб, плавно переходящий в лысину, оправленную в клочья рыжеватых волос и, откинувшись на спинку кресла, предложил садиться. Валера сел и приготовился отвечать на вопросы. Собеседование произошло, как легкий испуг, наспех и завершилось внезапно. Сергей Федорович вначале пробежался взглядом по анкете, потом задал несколько, на первый взгляд не имеющих к делу вопросов, поговорил с кандидатом на хорошем английском и наконец поинтересовался:
– Вы уверены, что хотите здесь работать?
Валера слабо кивнул.
Сергей Федорович вытянул губы дудочкой, задумчиво покачал головой, улыбнулся и наконец произнес самую невозможную в подобных обстоятельствах вещь:
– Да, именно вас, молодой человек, я и ждал.
Этим было сказано все. Вначале Валера решил, что его разыгрывают, но когда Сергей Федорович, сотворил полуулыбку на своем голом как у женщины и круглом как богиня Сытость лице, когда сказал, чтобы Валера с завтрашнего дня начал проходить медицинскую комиссию, и когда попросил его, объявить трем оставшимся за дверью кандидатам, расходиться по домам, только тогда Валера окончательно осознал, что его и в самом деле почему-то приняли. Судьба и тут его здорово наколола.
III
Эти воспоминания все еще вызывали знобящий трепет в душе, хотя работа в баре давно превратилась в ежедневную круговерть мельницы. Вот как это было.
Валера приступил к работе. Вначале ему определили место на кухне. Он мыл посуду и овощи, чистил картошку, бегал на местный базар за свежими фруктами, рыбой или мясом, ходил с бумагами в городскую администрацию и с прочими поручениями, а вечером трудился за стойкой бара; искусству этому обучал его Василий – молодой человек лет двадцати пяти, невысокий, носатый, умело ладящий с клиентами и бутылками, а главное – племянник Сергея Федоровича. Валера перенимал опыт старательно и особенно преуспевал в обслуживании иностранных гостей, общаясь на безупречном английском, что тем более радовало хозяина, самодовольно потиравшего руки. В новом сотруднике он не ошибся.
В течение первого месяца работы в «Раушене» Валера познал все сразу: не проходящие цыпки на руках от бесконечного кругооборота посуды в мойке, боль в плечах и спине, гудение в ногах после долгих часов коловращения в баре, капризы клиентов, нереализованные безнравственные предложения старых, но веселых дам, жаждущих новых ощущений за отдельную плату, таких же омерзительных предложений нетрадиционно ориентированных любознательных молокососов и вполне зрелых гомиков, звон разбитых бокалов под грохот музыкальных динамиков над головой, в табачном дыму и под шутки посетителей, вечно застревающих до глубокой ночи, когда уже едва стоишь на ногах от усталости. Очень быстро к Валере приклеился восставший из прошлого ярлык – этот вульгарный эпитет «красавчик», которым его обзывали теперь местные завсегдатаи, приезжие, и даже иностранцы, которых Валера видел впервые; как бы там ни было, а терпеть надо и старательно показывать, что гостей у нас любят. Стойкость честолюбивого бармена вознаграждалась сполна жалованием два раза в месяц, плюс чаевыми. Обычно, прежде чем погрузится в это вращающееся безобразие вечернего бара, Валера заходил в парк и, шагая по сосновой аллее, старался надышаться свежим воздухом, это помогало взбодриться, как боксеру перед боем. Приходилось набираться изрядного терпения, умело скрывать эмоции и ругаться только молчком, понимая, что мир не идеален, в нем довольно много взаимоисключающих событий и вещей, которые на нормальной планете не смогли бы существовать бок обок. И в этом наш непостижимый мир в очередной раз подтверждает свою вездесущую дуальность. Но больше всего Валеру возмущало другое, а именно то, как воры, взяточники, бандиты, чиновники размещаются тут в красивых, под готику, усадьбах или десятикомнатных квартирах с бассейнами, фонтанами, тропическими лесами, Амазонскими водопадами, горными хребтами, Антарктическими айсбергами, храмами, пещерами, золотыми приисками, английскими клубами, Московским Кремлем (со всеми его кабинетами), вертолетными площадками, причалами, египетскими пирамидами… и при всем этом обязательно с балконами, откуда открывается вид на озеро, парк, лес, Тихий океан, извергающуюся Этну, бразильский карнавал, Большой Каньон, Гаагский гей парад, заснеженный Эверест, поверхность Луны и всю Вселенную (Боже, как я люблю балконы! готов часами там стоять, пока не прогонят) и так далее… тогда как ветераны войны и первые поселенцы, среди которых родители Валериного отца, переехавшие в Кёнигсберг из Ярославля, поднимали новый город из руин, и до последнего своего дня ютятся в убогих тесных квартирках. Валеру раздражали хамы, извращенцы, негодяи, выпивохи, проститутки, идиоты, иностранные декаденты, сифилитики, хапуги, москвичи, чиновники и прочие проходимцы, хлынувшие в этот край, будто понос человечества, открывшийся по причине распада мрачной империи, как от приема слабительного, и находили в маленьком «Раушене» уютное себе развлечение. От всего этого несчастья Валера негодовал. Но бывали в «Раушене» и вполне честные люди, иногда компанией, в одиночку или с ребенком. Они заказывали пива, минеральной воды, а своих детей на последние деньги угощали вазочкой мороженого без тертого шоколада.
Ежедневную, изнурительную карусель среди столиков, непристойные предложения пошлых клиентов время от времени скрашивали приятные мгновения, когда утомленный взгляд неожиданно вылавливал в шумном сумбуре очаровательные девичьи образы. Мгновенное впечатление, вспышка сознания, яркая искра, и вот, наконец, летний сон: она приближается – красивые глаза, нежные черты лица, нечаянный взгляд, открытые плечики, откровенно обтягивающая тело блузка, короткая юбчонка, изящная походка, блеск в черных глазах, приближение и… увы, короткая фраза о стоимости пива, нового коктейля, подайте, принесите, уберите и так далее. Еще реже: ничего не обещающая беседа, обмен впечатлениями о капризном характере местной погоды, непродолжительная игра улыбок, пустые шутки и тому подобное – голова начинала кружиться к концу рабочего дня.
Отчаяние приходило вместе с усталостью. И вдруг неожиданный поворот: один свежий, крепко засевший в памяти образ хорошенькой девушки, что в компании двух других, на вид ее ровесниц, второй или уже третий, трудно вспомнить, какой именно, вечер, притягивает замыленый взгляд. Она была прекрасна.
Обычно они выбирали столик у окна, если занят – какой-нибудь другой, не важно, садились и щебетали за стаканчиками сока или коктейля. Та девушка почему-то всегда садилась к бару спиной, разумеется, невольно, просто так повелось с первого дня. К стойке бармена, чтобы сделать заказ, она не подходила. Эту миссию обыкновенно исполняла ее не столь привлекательная слишком полноватая подруга – объевшийся одуванчик или другая – еще лучше – худосочная травинка, уцелевшая после гербецидной катастрофы. Но та девушка среди своих подруг была поистине очаровательна. Валера ждал ее прихода каждый вечер, а потом без конца бросал взгляд на ее прелестные голые лопатки. Они доведут до безумия, соображал он, если не получится знакомство поближе. С этой поры работа превратилась в череду коротких созерцательных романчиков разделенных стойкой и нескончаемыми хлопотами во благо питейного заведения, в которое превращалось кафе после девятнадцати.
Ее волосы собраны в хвостик. Тонкая шея с нежным пушком и тонкими кудряшками. Плечи раскрашены солнцем в теплый розовый цвет. И снова эти две остренькие, плавно двигающиеся под кожей лопатки, они приковывали к себе взгляд до сладкого трепета в груди. Они были похожи на зачатки крыльев. И Валере казалось, что они вот-вот прорежутся, начнут расти и покрываться перьями. Крылья вдохновенной любви. Валера слегка пьянел, едва эта девушка появлялась в кафе. Иногда ему все же удавалось выбрать время и тайком провести крадущейся рукой, кончиками пальцев или даже губами вниз по ее шее, по волшебным лопаткам, изнемогая от вожделения, – мысленно, разумеется.
Спустя три дня наблюдений прелестных подруг, Валере, наконец, представился случай познакомиться с красавицей поближе (скорее бы узнать ее имя), когда эта обладательница чудесных лопаток вдруг сама подошла к нему, чтобы сделать заказ. Валера мигом преобразился. Все внимание девушке. Его захватило волнение такое, что сердце заколотилось о ребра, как в дверь. Светлое лицо очаровательной клиентки едва тронуто загаром. Ее тонкие губы, черные глаза, длинные темно-русые волосы, изящная фигура околдовали его. В какое-то мгновение нечаянный взгляд девушки и рассеянный взор Валеры пересеклись. Этого было достаточно, чтобы между ними произошел этакий неуловимый биоэлектрический разряд, потрясший чувствительные души. Что там, внутри, происходило дальше, то подробным образом расписано в учебниках физиологии, но хочется на скорую руку выделить самое важное: головной мозг, мигом оценив ситуацию, тотчас отправил сигнал в гипоталамус, и тот незамедлительно дал команду к выработке химических веществ сексуального влечения, ибо половой отбор, описанный Дарвиным для оправдания необходимости выбора лучшего партнера, гарантирует закрепление наиболее ценных качеств будущих отпрысков. Следующие химические реакции в организме молодых людей происходили по известной цепочке: надпочечники энергично выделяли адреналин, мозг – дофамин, отчего усерднее забилось их сердце. Но если выйти наружу, то произошедшее можно назвать просто генетически выгодным случаем обоюдной симпатии между двумя людьми, или еще проще – любовь с первого взгляда. Первичная оценка совместимости. В таких случаях, если между людьми не возникает в будущем никаких преград, они способны полюбить надолго, быть счастливыми и дать жизнь полноценному потомству. В чем можно быть достаточно уверенным, поскольку подтверждено такими важными науками-китами, как генетика, эволюционная теория и биохимия. Но эти знания нам еще пригодятся в будущем, а пока есть возможность, помусолим еще немного романтическую предысторию.
Так или иначе, Валера испытал притяжение незнакомки, и мгновенно ее захотел. Она с легкой улыбкой кокетства попросила два коктейля с клубничным ликером и один апельсиновый сок. Валера улыбнулся и принялся готовить коктейли, то и дело, бросая на девушку сияющий взгляд. В ожидании она присела на высокий табурет и принялась изучать ряды сверкающих в лампах бутылок на полочках за Валериной спиной, потом она следила за работой его рук и между тем украдкой заглядывала ему в лицо. Когда заказ был исполнен, Валера поставил три стакана на поднос и скромно улыбнулся. Она тоже улыбнулась в ответ и, рассчитавшись, понесла поднос к столу. Он, не отрываясь, следил за ее плавной походкой, за движением ее бедер, затем, как она ставила стаканы, как переглянулась с подругами, как села на стул и… тут к нему обратился следующий клиент – старый седой немец с животом, и заказал пива.
Что бы ни делал Валера в тот вечер: готовил коктейль, разливал напитки, рассчитывался с клиентом, отвечал на вопросы, подавал пепельницу, принимал к сведению пожелания, претензии и похвалу, производил прочие доведенные до автоматизма бессознательные движения, всеми мыслями он был с той незнакомкой. Он смотрел на ее лопатки, которые теперь двигались иначе, так, словно их касалась невидимая ласковая рука. Девушка спиной чувствовала его теплый и нежный, как лебяжий пух, пристальный взгляд и, опасаясь его вспугнуть, не решалась обернуться.
На другой вечер она снова подошла к стойке бара. Заказала три коктейля. А потом они с Валерой обменялись несколькими ничего не обещающими фразами, – познакомились. Ее звали Даша. Когда напитки были готовы, Валера сам взял поднос и в сопровождении Даши направился к столу, расставил бокалы и пожелал подругам приятного вечера. Девушки улыбались, благодарили его, просили посидеть за компанию. Жаль, должен вернуться за стойку. Много посетителей. Ну вот, глядите, уже не могут дождаться. Валера улыбнулся Даше и оставил их столик. Подруги, не будь дурами, все тотчас поняли. С тех пор Даша стала садиться к бару лицом, и заказы отправлялась делать сама. На следующий день, это была пятница, Даша заказала три чашки горячего шоколада. После чего они с Валерой разговорились.
– Вы приезжие? – спросил он, подставил чашку под клюв автомата и нажал кнопку.
– Из Москвы, – ответила она.
Он кивнул и стал глядеть в чашку, пока автомат с шипением изливал в нее горячий напиток. Есть. Поставил полную чашку на блюдце и взял другую.
– Вы так ловко управляетесь, – заметила Даша.
– Привык, – коротко ответил он. – А что вы делаете в Москве?
– Учусь на филологическом факультете, изучаю греческий.
– Здорово.
– А вы?
– Собираюсь в будущем году поступать, тоже на иностранный.
– Трудная у вас работа, – проговорила Даша с сочувствием. – Весь день крутитесь допоздна.
Валера пожал плечами и поставил вторую чашку на блюдце.
– У меня один выходной – понедельник. – Он помолчал, поглядел на Дашу и продолжил: – Если хотите, мы могли бы погулять вместе.
Даша задумчиво поглядела на него и сказала:
– Охотно.
– А ваши подруги, они не будут против? – Он кивнул на девушек, хихикающих за столом.
Даша покачала головой. Валера поставил третью чашку с напитком и спросил:
– Тогда договорились?
Она чуть заметно кивнула и скромно опустила глаза.
– Возле кафе в двенадцать, вам удобно?
– Вполне. – Она улыбнулась, подняла поднос и направилась к столу. Валера проводил ее мечтательным взглядом, затем протер тряпкой шоколадные капли под клювом автомата и принялся обслуживать подошедшую к стойке женщину с довольно отталкивающим надменным взглядом. Ей понадобился стакан облепихового сока со льдом.
Валера бы с удовольствием провел хотя бы несколько минут с девушками за столом. Он стремился к Даше, которая теперь садилась к нему лицом, но путь преграждала стойка бара, обязанности и клиенты, которые лезли, как мухи. Он встречался с ней взглядом, улыбался, и она, понимая, сложности необыкновенной такой ситуации, отвечала ему скромной улыбкой, ничего не поделаешь.
В субботу и воскресенье девушки не появились. А в понедельник Валера стоял возле кафе и ждал Дашу. Она пришла, как договаривались, в полдень. В розовом платье, белых туфлях, волосы ее были распущены до плеч, челка убрана со лба и закреплена дешевенькой блестящей заколкой. Они направились по улице, где торговцы выставили поделки из янтаря, керамические сувениры, картины. Затем миновали несколько уличных кафе со столиками под зонтами. Направились дальше – к лестничному спуску. Там, на верхней площадке, они постояли немного, глядя на море, на большие солнечные часы с мозаикой знаков зодиака и серебристой наклонной стрелой, тенью своей указывающей время, и стали спускаться на променад. По обе стороны широкой лестницы на травянистых склонах цвел красный и белый шиповник, на клумбах распустились бархатцы и фиалки. Рыхлые облака время от времени заслоняли солнце, их серые тени медленно плыли по пляжу. С моря налетал теплый ветерок и доносил шелест прибоя, голоса курортников и крик чаек.
– Мне нравится ваш город, – восхищалась Даша. – Все эти маленькие домики, парки, море, интересные люди.
– Вы впервые в наших краях? – спросил Валера.
Даша ответила утвердительно.
Потом они спустились на променад, подошли к перилам, облокотились о них и стали глядеть на бегущие к берегу волны.
– Если бы не Жанна, я бы вряд ли когда-нибудь приехала сюда, – проговорила Даша.
– Жанна, это ваша подруга?
– Да, вы ее видели, в прошлый раз она была в синем платье.
– Та полненькая брюнетка с хвостиком?
– Вот и не угадали. Та, что в очках. – Даша захихикала и обернулась к нему.
– А ту, вторую, как зовут?
– Лида. Мы втроем учимся на одном факультете. Я из Вязьмы, Лида – москвичка, а Жанна – отсюда, из Светлогорска. Мы остановились в доме ее родителей.
– Пойдемте в кафе, выпьем по чашечке кофе, хотите?
Даша согласно кивнула. Они направились к столикам под раскрытыми, красными как мухоморы, зонтами. Валера заказал кофе и два пирожных со сливочным кремом.
– Ведь мы недавно знакомы, но, кажется, будто я знаю вас давно, – признался он.
Даша улыбнулась. Сделав глоток из белой кофейной чашечки, она стала смотреть на мальчишек плещущихся и громко вопящих в волнах. В кафе народу было мало, зато весь пляж был занят растянувшимися на песке людьми, и среди волн маячили головы купальщиков. Эти люди получают удовольствие и думают, будто море чистое, хотя море давно уже грязное. Группа туристов, образовав круг, играли в волейбол, на променаде тоже было многолюдно, из соседнего ресторана доносилась музыка.
– Жаль, работа отнимает много времени, – проговорил Валера. – А то мы могли бы встречаться вот так каждый день.
– Ничего, я буду приходить к вам в кафе, – пообещала Даша.
– Каждый вечер?
– Да.
Потом они направились по дорожке извивающейся вверх по тенистому склону в город, затем спустились к Тихому озеру, и там взяли напрокат лодку. День выдался чудесный. На воде легкая рябь, дрожащие солнечные блики, отражения тучных облаков со светящимися краями, а над самой водой проносились ласточки. В лесу вдруг закуковала кукушка, и Даша сразу загадала, сколько еще дней они смогут быть вместе; вышло одиннадцать, но птица ошиблась – девушка уезжает через неделю. Лодка медленно скользила по воде, слышался стук уключин и плеск весел. Валера греб равномерно и все глядел на Дашу.
– Так мало времени нам осталось быть вместе, – проговорил он.
– Мы с Жанной договорились, что приедем в следующем году, на каникулы, – уверенно сказала она. – Возможно, кукушка посчитала нам на будущее. Мы ведь увидимся снова?
– Конечно, я никуда уезжать не собираюсь, – убедительным тоном ответил он. – Я буду вас ждать.
Теперь Даша каждый вечер приходила в «Раушен» одна, садилась за стойку бара на высокий стул с подставкой для ног, пила коктейль, горячий шоколад или сок и следила за работой Валеры. Время от времени им удавалось поговорить, пока не было клиентов, но этих счастливых минуток было так мало.
– Сегодня у нас немноголюдно, думаю, мы сможем закрыться пораньше, – сообщил Валера.
– Я подожду, – сказала Даша.
– Прогуляемся по ночному городу, – предложил он.
– С удовольствием. – Она просияла глазами.
Но после одиннадцати в зал вошла компания, – две молодые пары, – они были уже навеселе, пили вино, много смеялись и покинули кафе далеко за полночь. Даше надо было возвращаться домой, она не предупредила Жанну, что задержится. Валера отпустил ее с сожалением. Сергей Федорович требовал работать до последнего клиента, или до двух часов, после чего дежурный охранник выставлял загулявших и подвыпивших насильно. Так выходило, что Валера в те дни задерживался до глубокой ночи. Но однажды им с Дашей все-таки повезло. Освободившись к двенадцати, Валера наскоро собрался, и они отправились на пляж.
– Я иногда выхожу к морю ночью, – признался Валера. – После работы в прокуренном, шумном кафе, эти прогулки на свежем воздухе помогают прийти в себя.
– Мне нравится ночное море, когда на пляже никого нет, – сказала Даша.
Они спустились с променада и зашагали по песку, потом, сняв обувь, шли у кромки воды. Маленькие волны набегали, бились о ноги, поглаживали ступни, подобно прохладным лапам. Но воздух был теплый, тихий ветерок едва перебирал волосы, теребил подол Дашиного платья. Луна неправильным овалом показалась из-за деревьев над склоном, и была похожа на кошачий глаз. Променад с огнями фонарей и окон кафе вскоре остался далеко позади. Надо было возвращаться.
Они поднялись по деревянной лестнице, вьющейся по склону среди деревьев. И затем, по тропинке через березовую рощу, вышли на улицу. Город спал, вокруг необыкновенная тишина. Валера проводил Дашу до подъезда ее дома.
– Погуляем завтра опять, хорошо? – предложил он, понимая, что ему трудно теперь вот так просто расстаться.
– Да, я обязательно приду, – сказала она.
Он смотрел на нее восхищенными глазами. Даша откинула со лба завитую прядь и прижалась к нему. Валера обнял ее и поцеловал в щеку, затем в губы, а потом оба замерли в продолжительном поцелуе. Наконец Даша опомнилась. Все, надо идти. Взволнованно дыша, освободилась из его желанных, словно магнитных объятий, наскоро попрощалась и направилась в подъезд, там обернулась, помахала Валере рукой и исчезла в полумраке коридора. Валера постоял еще некоторое время, скованный грустными мыслями, а потом побрел восвояси.
В следующий понедельник они решили загорать подальше от Светлогорска, где не так многолюдно. Они прошли мимо станции канатной дороги, спустились с променада на мягкий теплый песок и направились вдоль кромки прибоя, где ноги ступали твердо по гладкому влажному грунту, омываемому волнами. Слева возвышались отвесные, местами, густо заросшие деревьями, склоны, впереди вдавался в море зеленый мыс, за ним другой. Валера рассказывал Даше, что к западу отсюда находится мыс Таран со старым немецким маяком на вершине, и его можно будет как-нибудь в свободное время посетить. Оттуда хорошо наблюдать прелестные закаты. Там, где пляж становился узким и каменистым, они шагали по воде, и волны обдавали их ноги, подмочили подол Дашиного платья. Над голыми песчаными обрывами с синими глинистыми подтеками наклонились березки и осины, их корни обнажены, – из последних сил деревца держатся над обрывом, их жизнь коротка. Потом Светлогорск скрылся из виду, и наконец, вот оно, то самое место, которое Валера называл «наше». Он поставил корзинку со съестными припасами и расстелил на песке покрывало.
Обычно здесь не было никого, кроме чаек, но в этот раз, едва молодые люди расположились на песке, как из воды вдруг неподалеку вынырнул ловец янтаря: высокий, худощавый в ластах и маске с большим сачком в руке и похожий на морское чудовище. Он выбрался на пляж, не замечая ничего, кроме своей добычи. Янтарь с мусором он высыпал из сачка на мокрый песок и принялся отбирать более крупные и ценные камни в полотняный мешочек. Даша между тем разделась и стала мазаться кремом для загара. Валера сидел на песке, наблюдал за водолазом, ожидая, когда, наконец, тот уберется. Надежды его вскоре оправдались. Закончив свое занятие, янтарщик снова ушел под воду.
Потом Валера поднялся, взял за руку Дашу, и они вместе отправились к воде. Они долго плавали возле берега, потом сидели на мелководье и считали катящиеся на них волны. Досчитав до тридцати, они вернулись к корзинке. Даша принялась доставать из нее бутерброды, бутылку минеральной воды, две большие кисти винограда, золотистого, как янтарь. Глядя на Дашу, Валера незаметно для себя замечтался. Она заметила его пристальный взгляд и улыбнулась. Валера опомнился, оторвал веточку с несколькими крупными виноградинами и стал есть.
Между тем, обловив свой участок, янтарщик выбрался из воды, снял свои лягушачьи ласты и направился куда-то за ближайший мыс; слава Господи, скрылся из виду.
Прошлой зимой в этом месте с кромки обрыва сорвался огромный угловатый глинистый ком и увлек за собой березку, теперь она мертвая и сухая висела на склоне, зацепившись корнями за кусты облепихи. Даша заметила ее и показала рукой.
– Как жаль, что тут гибнут деревья, – проговорила она, отрывая большую сочную виноградину.
Валера посмотрел на березку, жуя бутерброд.
– В местных газетах пишут, что море наступает каждый год. В Светлогорске могут рухнуть некоторые улицы и дома, если не укреплять побережье, – сказал он.
– Казалось бы, живи, радуйся солнцу и морю, а вместо этого деревьям здесь приходится ждать, когда случится обвал и унесет их. Ведь они совсем беспомощные, – продолжала Даша.
– Это похоже на мучительное ожидание казни, – заметил Валера.
– Как страшно! Неужели ничего нельзя сделать? – В глазах Даши отразился ужас.
Валера покачал головой.
– Никто не может им помочь, ни человек, ни Бог, – произнес он.
– Да что такое Бог? – вдруг усомнилась Даша. – Есть природа, солнце, луна, лес, магнитные бури – все, что влияет на нас. Не зря наши древние предки поклонялись солнцу. Погасни оно, и вся жизнь на Земле мгновенно погибнет.
– А не по воле Бога оно может погаснуть? – промолвил Валера, закусывая виноградом.
– А зачем ему убивать собственное творение? – спросила Даша.
– Но природа ведь убивает, – он показал рукой на обрыв.
Даша пожала плечами, а Валера продолжал:
– Именем Бога люди пытаются объяснять все непонятное, что происходит. Праведники унаследуют землю.
– Когда у тебя простуда, ты идешь не в церковь молиться, а к врачу. Значит, отрицаешь могущество Бога, – промолвила Даша.
– Молитвы тоже помогают, если в их силу по-настоящему верить, – ответил Валера, рассеянно глядя на Дашу, и к чему весь этот разговор?
Она улыбнулась ему, понимая тоже, что тема завелась какая-то ни ко времени, дурацкая. Потом Даша прижалась к Валере, и он стал кормить ее виноградом, наблюдая за движением ее тонких губ. Он отрывал ягоду и подносил к ее рту.
Еда и солнце вскоре совсем их разморили. Даша сползла на одеяло и прикрыла глаза. Валера бросил обобранную виноградную кисть в корзину, лег навзничь и стал привыкать спиной к горячему песку. Но долго не улежал, захотелось пить, тогда он приподнялся, взял пакетик яблочного сока, сделал несколько глотков через трубочку, поглядывая на Дашин живот, а потом, ради шутки, наполнил ее пупок соком до краев. Даша улыбнулась не поднимая век, будто приятному сну. Валера хотел было наклониться над ней, чтобы испить нектар из ее волшебного венчика, но вдруг над Дашей повис бражник, привлеченный тонким ароматом сока. Мотылек сделал несколько разведывательных бросков из стороны в сторону, остановился, трепеща крыльями, развернул свой длинный спиральный хоботок и стал потягивать сок, будто из чаши. Он был покрыт коричневым пушком, его крылья так быстро работали в воздухе, что их едва можно было различить. Вскоре появился еще один бражник того же вида, затем еще и еще. Они зависали над девушкой, по очереди угощаясь сладким напитком. Валера подлил немного сока, чтобы Даша могла поглядеть на кормящихся мотыльков, но тут, неожиданный порыв свежего ветерка унес их прочь. Тогда Валера сам приник губами к сочной впадинке Дашиного живота и шумно втянул остатки нектара. Потом, приспустив ее трусики, провел пальцами по жестким волосам на лобке, затем двинулся ниже и, лаская, проник в увлажнившуюся впадинку между ног. Даша томно улыбнулась. Тогда он наклонился над ней и поцеловал в лоб. Она глубоко вздохнула, открыла глаза и выразительно посмотрела на Валеру: «впрочем, я и не против» и сладко зажмурилась. Тогда он приник к ее губам, стал поглаживать ее мягкие груди, украдкой стянул тонкий лифчик. Ей стало хорошо, в блаженстве она глубоко вздохнула, раскинула руки и повернула голову: делай, что хочешь. Он поцеловал ее плотный розовый сосок, – один, потом второй. Она тихо простонала, приоткрыла глаза и вдруг вздрогнула, взволнованно задышала, смущенно отстранилась от ласкающих губ Валеры. Тогда, повернувшись, он тоже увидел, как прямо к ним приближается ловец янтаря. Разгоревшееся было желание мигом пропало. Валера сел. Морское чудовище с маской на лбу, держа в руках большой грязный сачок, облепленный бурыми лохмотьями водорослей, приблизилось, откашлялось и спросило, который час. Валера, подавляя в себе досаду, потянулся к джинсам, вынул из кармана часы и не очень обходительным тоном ответил. Ловец янтаря невозмутимо поблагодарил, повернул к воде, оставил на гальке свой полупустой рюкзак и ушел под воду. Тогда молодые люди, не желая дожидаться его очередного появления, смеясь и подшучивая, поднялись и пошли купаться. Этот глупый янтарщик так и крутился поблизости все то время, пока они отдыхали тут.
Вечером, когда они шли через парк с лиственницами, Валере пришла в голову авантюрная мысль – подняться на башню грязелечебницы военного санатория. Эта башня перстом возвышается среди пышной зелени, увитая диким виноградом и украшенная солнечными часами. Там, под самым куполом, находится смотровая площадка, и с ее высоты можно увидеть весь город и море.
– Вы куда? – суровым тоном остановила молодых людей в вестибюле пожилая, полноватая дежурная в больших очках, она сидела за столом и при свете лампы вязала.
– Мы наверх, город посмотреть, – объяснил Валера.
– Закрыто, посторонних не пускаем, тем более уже поздно, – сердито заявила дежурная. Чувствуя, видно, решительные намерения молодого человека проникнуть в заведение, она отложила вязание и поднялась из-за стола.
– Послушайте, очень надо, – принялся уговаривать Валера. – Девушка приехала издалека. Хочется показать ей красоту нашего города, море, закат, понимаете?
Даша кивала, подтверждая каждое его слово, с видом страждущей проводить солнце непременно с вершины этой башни.
– Не положено, – сухо заявила дежурная, встала руки в боки, преградив собой путь.
Валера тяжело вздохнул, потом сунул руку в задний карман джинсов и вынул бумажник, отсчитал некоторую сумму и протянул бабушке. Взгляд дежурной сделался мягче, она посмотрела на деньги, на паренька, снова на деньги, чуть улыбнулась и наконец произнесла:
– Ладно, – тяжко вздохнула, – понимаю, дело молодое, всюду поспеть хочется. – Приняла плату и добавила: – Только не задерживайтесь там. И чтоб никаких вольностей, понятно?
– Хорошо, хорошо, – охотно пообещал Валера, торопливо уводя за собой Дашу к лестнице.
– Стемнеет, сама за вами приду, коли не спуститесь, – пригрозила бабушка им в след.
Но молодые люди уже скрылись за дверями.
С высоты башни предстал их взору очаровательный вид на город, погруженный в стихию зелени, холмистые окрестности, море и солнце, которое, кутаясь в пуховые облака, садилось за морским горизонтом, а по темнеющему небу расплескались желтые, розовые и лиловые краски.
– Я так люблю закаты! – восхищалась Даша. – Ты не поверишь, но это самый замечательный закат, который я наблюдала в своей жизни.
– Ты погоди, – сказал Валера, – мы еще столько красивых закатов насмотримся. Над морем небо такое особенное.
Они облокотились о перила, и взгляд их воспарил над кронами деревьев, словно птица. С моря веял свежий ветерок. Мимо с праздничным визгом проносились ласточки. На улицах загорелись фонари. И вот уже половина солнца ушла под воду, и брюхо расписных, как матрешки, облаков озарилось его прощальными лучами. Вот от солнца остался лишь яркий гребень, потом огонек, крошечная точка и все – исчезло. Тогда небо стало быстро темнеть, гасли одно за другим облака, и город внизу погружался в бледные сумерки.
– Я бы каждый день наблюдал отсюда закаты, – признался Валера.
– Денег не хватит, – усмехнулась Даша.
– А мне их не жалко. – Он обнял ее и прижал крепко, крепко.
– Что, нравится? – вдруг послышалось сзади.
Валера и Даша обернулись. К ним приближался невысокий, сутулый старик в пиджаке и наброшенной на плечи куртке. Лицо его было бледное и морщинистое, запавшие глаза, маленький нос, впалые щеки – вид древнего призрака, скучающего в башне от одиночества.
– Очень красиво, – ответил Валера, неохотно выпуская из объятий Дашу.
Старик кивнул, остановился, сунул в зубы сигарету, затем вынул из кармана спички, сосредоточенно чиркнул и закурил, выпустив изо рта белый дым. Убрав коробок, он вновь поглядел на молодых людей, подошел к перилам и встал рядом.
– Я тоже люблю постоять здесь вечерком, – со вздохом промолвил старик.
– Вы лечитесь в санатории? – поинтересовался Валера.
– Я тут сторож, – ответил тот.
Валера и Даша переглянулись; оба почувствовали разочарование от прерванного уединения.
– Мы сюда напросились, – начал было оправдываться Валера, но сторож махнул рукой.
– Понимаю, – протянул он, затянулся сигаретой и продолжил: – Я в ваши годы и не такие вершины покорял. – Выпустил дым и добавил: – Летчик я, военный.
Валера кивнул и стал глядеть на темнеющее небо, по которому высыпали первые звезды. Даша положила на его плечо руку. Некоторое время молчали.
– Эх, молодежь, молодежь, – промолвил старик. – Ну да ладно, я мешать вам не стану. Сейчас докурю и пойду к себе.
– Да мы тут ненадолго, дали слово вернуться, как стемнеет, – объяснил Валера. – Там дежурная строгая.
Старик понятливо кивнул, затянулся еще раз, прижал окурок к перилам и щелчком запустил его в воздух.
– Будьте счастливы, – сказал он на прощание, повернулся и побрел восвояси.
На город опустилась темнота. Среди деревьев сияли фонари. Море утонуло во мраке, и слышался только плавно накатывающийся шум волн, приносимый сюда тихим ночным ветром. Валера то и дело поглядывал на дверь. В любую минуту могла явиться за ними дежурная.
IV
Вдоль тропинки стояли тонкие березы. Валера шагал и рукой проводил по их белому стволу, вспоминая прошедшие с Дашей летние дни.
Быстро пробежало то чудесное время. Бесконечная работа затягивала Валеру с головой, как трясина, и для общения с Дашей оставались только бесприютные ночи. Валера непрестанно думал о любимой девушке, томился, когда ее не было рядом, и ждал. Он хотел быть с ней как можно дольше. А скорое расставание предстояло, как печальная неизбежность. Сердце рыдало в унынии.
В последний вечер, накануне Дашиного отъезда, чувства Валеры были уже на пределе. Когда в кафе вошла Даша, было около десяти вечера. Она встала у двери и помахала Валере пальчиками. Он энергичными жестами попросил ее подождать, а затем, отпустив клиента, пошел отпроситься с работы. Больше терпеть он не мог, только что, в спешке, разбитый бокал – тому подтверждение, и Вася, понимая душевное состояние коллеги, согласился подменить его в баре, но при одном условии.
– С тебя день, отработаешь за меня? – спросил он.
– Целый день? – удивился Валера.
– Вечер целого дня стоит, – объяснил Вася.
– Ладно, договорились, – кивнул Валера.
Выскочив из бара, он наскоро собрался и вышел на улицу. На скамеечке его ждала Даша. Он заключил ее в объятия, а потом они спустились на променад. День выдался ветреным. Море волновалось в своих просторных пределах. Волны с грохотом разбивались о деревянные столбы волнорезов, пенились, бросались на песок и шипели на нем, отступая. Солнце малиновым шаром погружалось в пестрые разводы облаков над соседним мысом. Несколько чаек носились над волнами, окрашенными розовой акварелью вечерней зари. Пляж медленно бледнел и темнел, на море опускались сумерки, лиловые, с розоватыми бликами и продолговатым золотистым солнечным следом, – восклицательный знак на прощание. Когда солнце село, тени стали быстро сгущаться, краски гасли, и вскоре на променаде зажгли фонари. Сделалось прохладно. Даша накинула на плечи шерстяную кофту, которая была переброшена через ее сумочку, болтавшуюся на плече. Валера предложил зайти в ресторан. Отказаться Даша не смогла. Тогда они заняли столик возле окна. Валера заказал два бокала белого вина и закуску. Потом они смотрели на прохожих, на море, слушали музыку – в зале два молодых гитариста и саксофонист исполняли джаз. Ветер бился в окна и трепал над уличными столиками зонты, сложенные и оттого похожие на громадные увядшие цветы. По небу несло рваные серые тучи. Казалось, они проникали прямо в душу, нагнетая тоску. Наконец официант принес вино и бутерброды с сыром и ветчиной, рыбный салат – какая-то соленая тварь под шубой. Валера дождался, когда официант обслужит их и уйдет, поднял бокал и проговорил:
– За наше скорое свидание на этом берегу.
Они звонко чокнулись.
– Я никогда не забуду эти дни, – сказала Даша и отпила глоток.
– Как жаль, что все хорошее быстро заканчивается, – промолвил Валера. – Придется набраться терпения до следующего лета.
Даша поставила бокал и сказала:
– Когда я увидела тебя впервые, мне показалось: вот в этом человеке объединилось все самое лучшее. Такие красивые люди воспевались еще древними эллинами. Ты – живое воплощение Аполлона. Еще совсем недавно я и представить себе не могла, что мне посчастливится встретить настоящего бога.
– Хм. – Он улыбнулся ее красноречию. – Почему ты так думаешь?
– Да разве могут такие красивые люди быть одиноки?
Он усмехнулся.
– Не смейся. Разве я не права?
– Все зависит от судьбы. Я встречал разных девушек. В нашем кафе их бывает много, как ты понимаешь, но понравилась мне именно ты.
– Честно?
– Честно.
– У Аполлона было много прекрасных нимф и муз. Но солнечный бог почему-то полюбил больше всех только Дафну. К сожалению, неразделенная любовь. Она бежала от него и погибла.
– Ну, это только сказки, – сказал Валера, смутившись ее последней фразы, махнул вилкой, подцепил кусочек сыра и поднес ко рту. – Им нельзя доверять. – Он взял сыр губами и стал жевать.
– Иногда мифы очень похожи на реальную жизнь, – промолвила Даша и снова подняла бокал вина.
– Надеюсь, нас ждет иная судьба.
– Пусть будет так.
Они звякнули бокалами.
Некоторое время ели молча. Потом Даша снова подняла глаза и спросила:
– Скажи честно, у тебя были девушки?
Валера немного смутился, но списал этот вопрос ревности на воздействие выпитого вина. Он посмотрел на Дашу и признался:
– Были, но…
– Стой, не говори больше ничего. – Она поднесла палец к своим губам. – Я просто хотела понять, действительно ли мой Аполлон такой честный.
– Поверь, кроме тебя больше никого не будет, я готов ждать тебя целый год.
Дарья весело засмеялась. Валера улыбнулся и запил опрометчиво сказанное вином. Хотя в эти минуты он был в себе очень даже уверен.
– Знаешь, в прошлом семестре я сдала курсовую работу. Она называлась «Художественная значимость античной мифологии в греческих романах». Я все время думаю, как был бы хорош такой мир, в котором герои всегда побеждают зло, несправедливость, всякое уродство, оскверняющее человеческую жизнь. Эллинское искусство целиком пронизано восхищением красотой, мудростью, подвигами, торжеством справедливости. И надо же, здесь, на берегу этого моря, я вдруг неожиданно для себя нашла подтверждение этим добрым, благородным сказкам. – Она посмотрела на Валеру. Он слушал ее с любопытством. – Значит, и в современном мире, находится место для настоящего счастья. – Глаза ее блеснули хмельным огоньком.
– Ну конечно, – подтвердил Валера. – Это вполне возможно.
– Я много думала о тебе последнее время, – продолжила Даша. – Жаль, что так мало встречается в нашем мире замечательных людей. – Она сделала глоток вина и добавила: – И все-таки они существуют!
– Я рад, что твои мечты оправдались, – проговорил Валера.
– Но ведь мы должны расстаться, – вздохнула Даша.
Валера с сожалением кивнул.
– Я вернусь. Я приеду сюда снова. Я полюбила эти сосновые холмы, море, рощи, тебя. – В глазах ее появился слезный блеск. – Ведь ты дождешься меня? – Она пристально посмотрела на него.
– Да, я обещаю, – ответил он, и грусть послышалась в его голосе. Тоска накатила на его сердце.
Даша хотела броситься к нему на шею, но удержалась: в ресторане было много народу, не надо, подумают, черти что. Она всхлипнула и, промокнув салфеткой слезы, проговорила:
– Пойдем отсюда. Я слишком напилась. Хочется свежего воздуха.
Они вышли на променад. Морской ветер освежил и взбодрил их. Потом они спустились на пляж, сели на остывший песок и стали глядеть на бегущие из полутьмы волны.
– Мне жаль уезжать, – проговорила Даша. – Здесь так хорошо и уютно. Настоящее лето.
– А зима мне нравится больше, – сказал Валера. – Бывают такие особенные тихие дни, когда нет ни ветра, ни волн, город спит и тишина простирается на многие километры вокруг. Даже море молчит, словно спит, и только снежинки медленно опускаются на белую землю.
– Сегодня тоже особенный вечер, – промолвила Даша. – Такого у меня еще никогда не было.
– Со мной это тоже впервые. – Валера прижал ее к себе. – Мне хорошо с тобой.
Даша улыбнулась.
– Скажи, ты никогда не мечтала жить у моря? – спросил он.
– Раньше мне казалось, море, оно где-то далеко, – тихо произнесла Даша. – К нему надо ехать поездом или лететь самолетом, куда-то на юг. Несколько раз я с родителями проводила летние каникулы в Сочи. Тогда мне с трудом представлялось, что можно всю жизнь провести рядом с морем. Видеть его каждый день, слышать прибой и гулять по песку, как мы сейчас.
– Так и бывает: два человека выросли, где-то в разных частях света, а в один волшебный день, вдруг находят друг друга здесь, возле моря, – сказал Валера.
– Море объединяет, – согласилась она, – и это замечательно. – Как хорошо, что это произошло с нами.
Они остановились и стали слушать гулкий шум накатывающегося прибоя, а потом направились в город по дорожке, круто уводящей вверх по склону. Над головой во тьме шептали старые каштаны. По освещенным фонарями бледным улицам еще гуляли прохожие, из кафе звучала музыка, в парке кто-то бренчал на гитаре. Никому неизвестный молодой бородатый художник с худым лицом Недоедания сидел на каменном бордюре, огораживающим клумбу с глазастыми фиалками, и рисовал шарж пожилой седоголовой паре, при свете уличного фонаря и витрины соседнего магазина.
Валера приуныл. Даше тоже сделалось грустно. Последний вечер. Впереди слишком долгая разлука. Раньше не встретиться: связаны работой и учебой. Хотя, может быть в отпуске? Надо подумать. Они неторопливо шли по улице, все равно куда. У Даши в сумочке лежал ключ от входной двери – Жанна отдала его на тот случай, если подруга задержится допоздна и не будила родителей звонком, когда вернется. Редкие прохожие, железнодорожная станция, бродяга, уснувший на скамеечке возле газетного киоска; дальше, за оградой возле крыльца маленького особняка над освещенным фонарем цветком вьюнка, гибкими стеблями обвившего куст снежноягодника, завис довольно крупный бражник, своим хоботком он исследовал один цветок, потом совершал резкий бросок к другому, и тоже изучал его с тщательностью фармацевта с пипеткой; слышался шелест ветра в липах – и все это печально красивая декорация последнего вечера, совсем не по Бунину, как-то. Эту ночь они могли бы провести иначе, вместе и счастливо. Эта идея волновала их одновременно. Как никогда хочется уединения. Но где? Валера отчаянно размышлял. Дома всего одна комната, и там сейчас мама спит. Номер в гостинице не снять: все заняты; оставшиеся – безгранично дорогие, там ждут москвичей, иностранцев, актеров. Есть, впрочем, беседка в парке. Да там не уютно, комары и, хуже того, могут заявиться безмозглые подростки. В лесу слишком сыро и комары как нигде зверствуют. Валера уже было решился увести Дашеньку на отдаленный пляж, как вдруг на него снизошло озарение: он вспомнил старый и пустой немецкий дом, что разваливается на окраине соседнего поселка Отрадное; вся прогулка займет примерно десять минут. Дом этот сносить не собирались: крепко и красиво он сложен, не один еще век простоит, но продается уже несколько месяцев – никак новых хозяев не обретет. Валера предложил Даше переночевать в нем.
– Там, конечно, не очень уютно, но место укромное, – объяснял Валера. – Мы сможем побыть там до утра.
– Я с тобой, куда угодно, – откровенно молвила Даша. Выпитое вино приятно ее расслабило, кровь все еще носила ресторанное тепло, и было так хорошо!
Они заспешили вдоль санаторской ограды, затем углубились в заброшенный парк, и дальше пустились по гладко истоптанной тропе. Ущербная луна проливала сквозь листву призрачно-желтый свет. Вокруг ни души. Среди деревьев, слева по шоссе, прогудела машина, блеснула фарами и удалилась. Где-то далеко пролаяла собака. Над головой, в ночном небе, шумно дышали ветром кроны деревьев. Здесь Валера знал каждый куст, камень и овраг. Их цель уже близка. Дальше события разворачивались точно по написанному свыше плану. Желая достичь задуманное во что бы то ни стало, Валера спешил и все бессвязно бормотал: «Скоро, уже скоро…» Находясь в каком-то полусознательном, почти бредовом состоянии сна, он торопливо вел Дашу за собой. Она то и дело срывалась на бег и вдруг споткнулась, крепче стиснула руку Валеры, который больше ничего не замечал, устремленный к известному только ему одному тайному убежищу. Последний вечер, последний шанс, сейчас, уже сейчас. А чувство скорого расставания все больше надрывало душу.
Впереди, сверкнув глазами, узкую тропу перебежала огромная собака или, может быть, волк (к югу от Светлогорска простирается большой дикий лес), но сейчас это не важно, совсем не важно. Сейчас Валера готов был растерзать любого, кто встал бы на его пути. А вон там уже и парку конец, огни поселка, одна улица, следующая. Наконец, этот угрюмый на вид, престарелый дом среди деревьев за дощатым забором с лазейкой – одна доска легко отводилась в сторону и качалась наподобие маятника. Калитка запиралась на железную цепь со ржавым замком. Двор освещался уличным фонарем с дороги. Дом с облезлыми стенами, маленькой ротондой, заколоченными крест-накрест лишенными стекла окнами, похожими на глазницы мертвеца, двускатной черепичной крышей, развалившейся трубой и наглухо прибитой дверью вызывал к себе сочувствие, как одинокий нищий старик, но еще не труп. Несмотря на то, что дом весь изнутри сгнил, он все же способен был приютить на ночь молодую неприкаянную пару. Они пролезли в заборную дыру. Скорее. Сердце колотится. Учащенное дыхание не сдержать. Оглядевшись в палисаднике, Валера, подошел к окну и схватился за доску, подергал на себя: нет, тяжело. Даша, прислушиваясь к шепоту безлюдной улицы обсаженной деревьями, стояла возле забора и наблюдала за Валерой. Он попытался еще раз, напрягая мышцы, задыхаясь и рыча от напряжения. Здорово вспотел. Уф… он отдышался и снова потянул, упираясь ногой в стену, тянул и тянул, но все тщетно, оставил. Тогда, походив по двору, отыскал прочную палку и, подсунув ее под доску, сделал рычаг. Раз, еще раз… теперь пошло легче, доска, повизгивая ржавыми, очень длинными гвоздями, медленно отделялась от рамы. Валера напрягся. Наконец доска подалась, оскалилась гвоздями, хрустнула, проскрипела и, отделившись от стены, рухнула на землю. Где-то неподалеку залаяла цепная собака. Валера перевел дух.
– Не зря Архимед Землю рычагом поднимал, вот и теперь этот его прием пригодился, – бодро пошутил он, поплевал на ладони, потер их друг о дружку и снова взялся за палку.
Вторая упрямая доска сопротивлялась тоже со злобным скрежетом, но сдалась быстрее, и в отместку подняла истерический визг, и наконец, отвалилась. Цепная собака едва не захлебывалась лаем, а потом, кто-то, сердито ругаясь, пытался заткнуть ей пасть, но она не затыкалась; собака продолжала брехать с приглушенной яростью, пока ее не пнули; послышался жалобный визг. Валера торопливо залез в окно, спрыгнул на пол, звякнув битым стеклом, подал руку Даше, помог ей взобраться и принял в объятия. Они оказались в темной, пропахшей плесенью, сырой комнате со скрипящими половицами. Валера отпустил Дашу на пол. Наконец, весь тот сумбурный мир остался за окном.
– Я снова чувствую себя мальчишкой, – ухмыльнулся он, оглядываясь по сторонам.
– И часто тебе приходилось вот так? – поинтересовалась Даша.
– Бывало, – уклончиво ответил он.
В комнату проникал умирающий свет уличного фонаря. Валера подошел к двери и отворил ее в непроглядную тьму коридора. Он попросил Дашу немного подождать, достал из кармана зажигалку, чиркнул колесиком и направился по узкому, короткому коридору, освещая его маленьким, робко колеблющимся, огоньком, убедиться, что в доме никого больше нет. Под ногами хрустит и звякает битое стекло. Ноздри щекочет прелый дух. Валера отворил дверь и заглянул в соседнюю комнату, вошел в нее и тут, не заметив, сшиб ногой пустое ведро, которое с грохотом опрокинулось и покатилось. В глухих комнатах осталась кое-какая ветхая никому не нужная мебель: шкаф с висящей на одной нижней петле, сильно накренившейся дверцей, словно сломанное птичье крыло, стол здорово обшарпанный и качающийся на одну ножку, два опрокинутых стула, один без спинки. В одной из трех комнат Валера обнаружил диван. Сюда едва проникал тусклый уличный свет, но глаза постепенно привыкли. Валера убрал зажигалку в карман и огляделся. Голые стены с висящими, будто кожа у дракона во время линьки, лоскутьями обоев. И этот одинокий диван, он ждал смерти возле стены, весь изодранный, пыльный, с выпирающими под тканью пружинами, погрызенный мышами, которыми всюду довольно крепко пахло. Вероятно, грызуны из него добывали материал для строительства своих гнезд. Валера потрогал диван рукой. Вдруг сзади раздался осторожный шорох. Валера обернулся и увидел Дашу, она вопросительно посмотрела на него, затем поднесла к лицу руки, собираясь чихнуть, и чихнула. Валере хотелось извиниться за неудобства, но это было единственное случайно сохранившееся, свободное, укромное место для влюбленных на перенаселенной планете, на которой пора привыкать делать это прилюдно, либо вообще не делать этого. Зато тут никто не застанет врасплох, не облепят окна соглядатаи, нет даже случайных выпивох, занятых поиском свободного места, где бы приткнуться с сотней, другой ящиков водки, чтобы устроить себе праздник.
– Ты не против провести здесь остаток ночи? – спросил он с некоторой долей сочувствия в голосе.
– Нет, тут вполне мило, – неохотно ответила она. – Вот только больно уж пыльно… Апчхи. – Она потерла нос тыльной стороной ладони и снова звонко чихнула.
Валера улыбнулся и подошел к ней.
– Ничего, это не страшно, – проговорил он. – Главное, мы здесь одни.
– Апчхи. – Она виновато шмыгнула носом.
– Немного темновато, – промолвил он, прижимая Дашу к себе.
– А приведения тут есть? – прошептала она.
Но вместо ответа Валера коснулся ее шеи губами. Терпение дошло до предела. Дальше ждать было невозможно. Теперь уже все равно, есть приведения тут или нет. Другого места для уединения не найти, разве что в лесу, но там волки. Целуя, он стал расстегивать ее кофточку, затем распахнул ее и сбросил с плеч. Потом, пока она торопливо стаскивала с себя платье, он снял рубашку и отбросил ее в сторону. Снова прильнул к девушке, взволнованно дыша, прижимал ее дрожащими от возбуждения руками к себе, целовал шею, ключицы, грудь, осторожно касаясь языком ее упругих сосков. Они повалились на диван, который старчески тяжело, но не без удовольствия, заухмылялся под ними, как бессовестный дед, пугая своими похотливыми смешками чертей и мышей, которые внутри него плодились. Но и это было все равно. Валера жадно исследовал своими губами истомленное ожиданием Дашинькино тело. Она запрокидывала голову с глухим вздохом, беспомощно царапая его спину ногтями. Он проникал в ее таинственные жаркие, страстные глубины, все глубже, глубже, глубже… Диван скулил и конвульсивно отфыркивался: «Ах, Боже мой! Вот и дождался на старости-то». Казалось, он испытывал удовольствие не меньше, чем увлеченные друг дружкой молодые люди. Когда все было кончено, и комнату заполнила тишина, Дашенька положила голову на грудь Валеры. И он стал поглаживать ее пахнущие лавандой волосы.
– Так счастливы могут быть только боги, – проговорила она, слушая биение его сердца.
– Ничего, мы, простые смертные, тоже способны сделать себя вполне счастливыми, – ответил он.
А в следующую минуту, проехавшая мимо машина, заставила их вернуться на землю, оба содрогнулись от грустной мысли, неожиданно и одновременно обжегшей их сердца. Валера закрыл глаза, как от пронзительной боли. Даша грустно вздохнула. Они только сейчас по-настоящему опомнились, осознали, что должны будут расстаться.
– Я приеду к тебе в отпуск, – сказал он.
– Обязательно приезжай. – Она убрала волосы с его лба и поцеловала между бровями. – Ты только звони мне почаще, – прошептала она.
Потом он снова целовал ее губы, глаза, волосы. Через некоторое время, утомленные, они уснули, прижавшись друг к другу.
Ранним утром под прикрытием легкого тумана они выбрались из дома и торопливо зашагали по аллее в город.
Березовая роща росла на краю высокого крутого обрыва. Они остановились там – Даша хотела перед отъездом подышать морским ветерком. Туман совсем уже рассеялся, море открылось до горизонта и внизу на узкую полосу пляжа с бойким шумом выплескивались сизые волны.
– Как хорошо тут, – вздохнула она.
Валера обнял ее, разделяя досаду от приближающегося расставания, потом глянул на обрыв, на березку, что из последних сил цеплялась корнями за выступающий край, и, поцеловав Дашу, вдруг отпустил ее и направился к кромке обрыва, минуя табличку: «Проход запрещен – опасно для жизни!» Девушка все еще смотрела на море, как зачарованная, и не сразу поняла того, что задумал Валера. А тот встал над обрывом и с презрением поглядел вниз. Утес был почти отвесным, по его краю дерн нависал косматыми хмурыми бровями, внизу валялось мертвое деревце и гранитные валуны. «Вот она грань между жизнью и смертью», – подумал Валера и ступил на дерновую кромку, как вдруг услышал тревожный голос Даши:
– Валера! Ты что задумал? Вернись!
Она стояла на мокрой от росы траве.
– Я должен кое-что проверить, – прокричал он в ответ.
– Господи! Вернись! Я прошу тебя!
– Только десять шагов.
Он двинулся над обрывом. Шагал не спеша, осторожно ставя ногу и чувствуя как под ним осыпается грунт. Он старался не глядеть вниз, уводил взгляд и следил за кромкой.
– Валера, я прошу тебя! – беспокоилась Даша, остановившись под ближайшей к нему березкой. – Разобьешься.
– А вот и нет, – ответил он, и в этот момент огромный глинистый ком сорвался чуть ниже со склона и с шумом покатился вниз.
Эти десять шагов показались Даше бесконечными. Валера отсчитал их, улыбнулся Даше и направился от обрыва прочь. Она стояла теперь, понурив голову.
– Ну что ты? – обнял ее Валера.
– Глупо, – едва слышно проговорила она.
– Все в порядке, – утешал он, – я должен был проверить. Я не мог представить себя там, внизу, лежащим со сломанной шеей. Я должен был. Я проверить хотел.
Она обиженно повернулась и двинулась к тропе.
– Прости, что заставил тебя волноваться.
– Не делай так больше никогда.
– Хорошо.
Они вернулись на аллею. Стал накрапывать дождик. Деревья перешептывались, словно бы в недоумении. Странный и угрюмый выдался день.
Электричка отправлялась утром в одиннадцать с минутами. Валера отпросился с работы на полчасика, чтобы проводить Дашу. Они долго стояли на платформе, обнявшись, пока в тамбуре не появилась Жанна, она высунулась в дверь и сердито прокричала сверху: «Довольно уже. Даша, пора, сейчас отъезжаем». Лида сидела у окна и помахивала пальчиками своему юному, с темным пушком под носом, приятелю, который явился ее проводить, едва продрав глаза после всенощной дискотеки. Родители Жанны судорожно вспоминали, что еще забыли сказать дочери на прощание, и потом объясняли ей с волнением, наперебой, о теплой одежде, просили не экономить на питании, позвонить по приезду, навестить дядю и что-то еще поручили узнать в каком-то медицинском институте, пока Жанна вновь не исчезла в полумраке тамбура. Валера отпустил Дашу, она поднялась по ступенькам, обернулась и сказала:
– Я буду ждать твоего… – Двери с шипением сомкнулись, и последние слова ее остались за длинными стеклянными окошечками, не услышанными, но и без того понятными. Поезд дрогнул составами и тронулся в путь. Даша поспешила в салон, к окну, стала махать, сопровождающему ее вагон Валере. Он шагал все быстрее, махал ей в ответ, улыбался, но вдруг отстал от набравшего скорость поезда. Тяжелая мысль воскликнула в его сознании: «Как это несправедливо! Выходит, и на родной земле надо быть волком, чтобы иметь свое место под солнцем, иначе его займут другие хищники». Валера стоял на перроне, печально наблюдая, уползающий хвост состава, пока тот не скрылся за поворотом между деревьями, а потом оттуда раздался протяжный, разрывающий душу, гудок, он эхом прокатился по сосновым окрестностям и смолк в Валериной груди.
V
В тот осенний день, уходя из рощи, оскверненной подвыпившими приятелями, Валера брел по тропе в «Раушен» с громадным чувством протеста. Эта работа ему немало уже осточертела, тем более, после Дашиного отъезда, она превратилась в жестокое испытание.
Когда Даша уехала, он звонил ей в Москву почти каждое воскресенье. Говорили подолгу, а после разговор этот оставался в мыслях, многократно прокручивался приятным впечатлением.
И снова кафе. Эти бесконечные бутылки, напитки, пепельницы, а после семи вечера табачный дым густой и беспросветный, оглушительная музыка. Появлялись взбалмошные посетители с вульгарными предложениями. Некоторые прямиком от дьявола. Один ласковый немец средних лет, розоватый лицом, с темной щеткой под нижней губой и ужасным двойным подбородком оказался восхитительно настойчив: потягивая пиво, он сидел на высоком табурете за стойкой бара и аппетитно шарил по Валериному лицу с нескрываемым подобострастием. Сумма за совместный ночлег в его фешенебельном гостиничном номере возрастала на столько, на сколько упрямо от него отказывался Валера. К полуночи, изрядно накачавшийся пивом, раздосадованный, но все еще уверенный в себе этот наглец, оставил Валеру в покое, подбросив ему пятьдесят марок на чай, и попрощался. До завтра с надеждой.
В другой раз к Валере подкатила уже далеко немолодая дама – хорошо сохранившаяся ведьма. Изящная, полногрудая, свежая, точно ее облизывали перед выходом из гостиничного номера, на удивление почти без морщин на пошловато-лукавом лице, с фонтаном черных волос на затылке, ослепительно блестящими глазами и сочными губами. Словом, занимающаяся собственным здоровьем обожательница молодых. Выпив немного коньяка, она поставила на стойку бокал, блеснув окольцованными пальцами, и томно улыбнулась Валере.
«Как странно, такой развитый молодой человек, оказывается равнодушным к даме, – подумала она. – Со мной такое впервые». – Укоризненно поглядела на Валеру, который сейчас невозмутимо наливал очередному клиенту пиво из шипящего краника.
– Как насчет встретиться вечером? – предложила она.
– Встречи с посетителями в мои обязанности не входят, – привычно отшил Валера.
Сказал он это мягким тоном, потому что грубить даже наглым клиентам категорически в кафе запрещалось. Сергей Федорович за этим следил, грозил штрафом и даже немедленным увольнением.
Дама ни чуть не оскорбилась, она снисходительно ухмыльнулась, оставила деньги (сдачи не надо) и, смерив непроницаемое лицо Валеры надменным взглядом, пошла прочь, кивая бедрами по сторонам довольно моложаво.
Валера с недоумением повел бровями. Наверняка, эту столичную Ягу за углом дожидается ступа с метлой. Вот и пускай летит к чертям. Но желание Валеры не осуществилось. На следующий вечер эта дама появилась вновь. Вчерашняя обида, возможно, забылась, или образ услужливого мальчика всю ночь не давал ей покоя, и она, не выдержав испытания, решила пойти на удачу снова. Она заказала коктейль.
– Милый, – улыбнулась она искусственно, хлопая накладными ресницами, – я хочу, чтобы в моем коктейле растворилась капелька твоей крови.
– Одну минуту, – привычно сказал Валера.
Он смочил салфетку водкой из початой бутылки, протер фруктовый ножичек и свой безымянный палец для дезинфекции, затем кольнул подушечку пальца и выдавил рубиновую капельку. Она клюквинкой с легким всплеском упала в бокал и стала расплываться в полупрозрачном напитке розовеющим облачком, пока не рассеялась до невидимости.
– Благодарю, – выдохнула дама, не роняя своей обворожительной улыбки.
– Извините, что не предложил вам сразу, – иронично произнес Валера и занялся очередным клиентом.
Дама подмигнула ему, взяла напомаженными до металлического блеска губами краешек соломинки и потянула чудной напиток из бокала, в сверкающих стенках которого, Валера отражался по пояс. «Вот от какого мальчика родить бы хорошенького демоненка», – мечтала она, посасывала коктейль.
В августе численность посетителей «Раушена» не только ни уменьшилась, напротив, стала прибавляться. В первой половине дня – дети и взрослые, вечером – только взрослые: молодые и старые, развязные и скромные, красивые и не очень, все они кружились перед глазами разноцветным шумным вихрем, от которого нет и не будет спасения. Валера все больше завидовал людям внешне ничем ни примечательным, незаметным, даже сереньким, как, например, Лешка Зайцев – бывший одноклассник, который скромно пашет трактористом в полях. Или этот курносый официант Вася: какое-то простоватое, типичное лицо деревенского парня, невысокий крепыш немного отталкивающей наружности. Ведь к нему еще ни разу не обращались с дурацкими просьбами и предложениями. Но Валера как будто был в поле зрения каждого посетителя, он то и дело чувствовал на себе чей-нибудь любопытный, созерцающий или взывающий к нему взгляд, и потому ощущал себя живым музейным экспонатом, вроде обласканной миллионами глаз античной скульптуры. Трудное это бремя нести ярлык «курортного красавчика», все равно, что деревенский дурачок наоборот. Впрочем, находится же немало психов, которые только и мечтают о том, чтобы пройтись моделью по ковровой дорожке какого-нибудь знаменитого подиума, демонстрируя себя многочисленным зрителям.
В один из тех августовских дней в кафе появился стильно одетый парень из приезжих. Разноцветная распахнутая рубашка, тонко обтягивающие джинсы, фетровая шляпка и какие-то кожаные веревочки с кулонами, подвесками, крестиком на шее. Заказав коктейль, он сел за столик бара и, потягивая напиток через соломинку, с любопытством стал наблюдать за работой Валеры. Возможно, его так привлекали ловкость рук бармена, способность того справляться с многочисленными бутылками, искрящимися бокалами, пивными кружками, что он, как завороженный, долго не мог насмотреться. Спустя некоторое время он исчезал. А на другой день непременно являлся опять.
Молодой человек этот был не высокий, худощавый, с бледноватым, детски чистым лицом, прямыми соломенного цвета волосами, василькового цвета застенчивыми глазами и загадочно улыбающимися тонкими губами. Говорил он с московским оттенком на «а» (кактейль с апельсинавым сокам, пажалста), что нервировало Валеру. Каждый раз на этом посетителе был новый прикид, словно перед каждым походом в кафе, он заходил в магазин, делал покупки и переодевался.
В очередной раз он пришел гораздо позже, под вечер. В серой майке, джинсах и белых кроссовках. Новая прическа – под бритву по бокам и короткие, торчащие в разные стороны, пряди волос сверху. Мимо его столика проходили красивые девушки, но парень их не замечал, как помеху во время наблюдения за Валерой. Допив свой коктейль, он подошел к стойке бара и заказал еще одну порцию. Пока Валера готовил его заказ, он застенчиво улыбнулся и спросил:
– Скажи, тебе нравится эта работа?
– Не очень, – признался Валера.
– Хм, – усмехнулся тот, – тогда тебе нравятся деньги, правильно?
Валера с недоумением на него посмотрел.
– То есть, я хотел сказать, приходится работать ради денег, так?
– Ничего другого пока не придумали, – ответил Валера и поставил полный бокал перед собеседником.
– Но ты так классно управляешься, долго учился? – спросил он.
– Не очень, – прохладно ответил Валера.
– Извини, я тут наплел черти что. Мне просто интересно. – Смутился и потом добавил: – Меня зовут Илья, – протянул руку.
Валера неохотно представился и пожал бледную, как у привидения, нежную руку Ильи, который не находя, о чем еще поговорить, неуверенно, будто чего-то стесняясь, взобрался на высокий стул за стойкой и, взяв кончик соломинки губами, стал потягивать свой мутно-оранжевый напиток. После этого Валера занялся другим посетителем – пузатым, в черной кожаной безрукавке, темных очках, и пошлой наколкой в виде русалки с якорем на плече. Расплатившись, пузатый забрал кружку пива с пенной шапкой, поднявшейся высоко над краем, и покачивающейся широкой походкой двинулся к столу, за которым сидели два его приятеля таких же здоровых могучих лба, как он сам. После пузатого был еще клиент, потом еще один. Не дождавшись, когда клиенты схлынут, и Валера освободится, Илья допил свой коктейль, взглянул на наручные часы и с разочарованием качнул головой, нужно было уходить. Отставив пустой бокал, он полез в задний карман джинсов, вытянул черный кожаный бумажник, открыл его и стал вынимать банкноты: одну, вторую, третью и так далее, словно это были игральные карты. Очередь на время иссякла. Освободившись, Валера с недоумением посмотрел на Илью.
– Ты собираешься расплатиться за два коктейля или за всех посетителей сразу? – с иронией поинтересовался Валера.
Илья положил еще одну бумажку сверху и ответил:
– Бери, это все твое.
– Ты что же, очень богатый? – спросил Валера, удивленно приподняв брови.
– Да так, водятся, – скромно ответил Илья.
Валера взял две бумажки, которые сверху, сунул их в ячейку кассы и стал отсчитывать сдачу.
– Послушай, я же сказал, это все твое. – Илья пододвинул пачку поближе к нему.
– Забери, это лишнее, – холодно проговорил Валера, кладя сдачу сверху.
– Да бери же, это твои чаевые, – настаивал Илья.
– Ты, наверно, хорошо зарабатываешь? – Валера, взял салфетку и принялся протирать мытые бокалы, стоящие рядами вверх дном на подносе.
– Достаточно, чтобы проводить время, как я захочу, – самодовольно проговорил Илья.
– Ты работаешь в Москве? – спросил Валера, ставя очередной бокал на место.
– Да, программистом, – сказал Илья и добавил: – И учусь в МГУ.
– Хорошая профессия, – кивнул Валера.
Тут к стойке подошел посетитель, и Валера стал принимать у него заказ. Илья заторопился, махнул Валере рукой на прощание и направился к выходу. Валера собрал оставленную им пачку денег и безразлично бросил в ящик стола.
На другой вечер Илья снова появился в кафе, заказал малиновый коктейль, сел за стойку поближе к Валере и, потягивая напиток, стал наблюдать за барменом с прежним интересом. Илья был в синей рубашке без рукавов, шортах и сандалиях. Валера обслуживал теперь молодую немку с короткой, под мальчишку, стрижкой рыжих волос. Он поставил на блюдце чашку чая, затем положил слоеное пирожное, и когда девушка унесла свой поднос, Илья выпустил из губ соломинку и проговорил:
– Здорово ты говоришь по-английски. Где учился?
– Школьный курс и практика в этом кафе. Хотел поступить в университет, но не прошел по конкурсу, – ответил Валера, взял полную пепельницу со стойки, вытряхнул ее в ведро и поставил на дежурный столик возле входа на кухню.
– Будешь поступать в следующем году?
– Попробую.
Илья снова припал к соломинке. Валера протер стол от капель, глянул на собеседника и спросил:
– А ты один отдыхаешь?
Илья оставил соломинку и поднял голову:
– С родителями, у нас тут дом на побережье.
– Дом?
– Отец купил в прошлом году, это на окраине Светлогорска, неподалеку от новой гостиницы, кажется, ее назвали «Русь».
– Знаю, хороший район.
– Да, здесь всюду классно. А какая березовая роща! Совсем как в Подмосковье, но главное, рядом пляж и море, чего нам так не хватает дома. Теперь мы каждое лето будем сюда приезжать.
– А кто твои родители?
– Отец директор торговой компании, мама занимается горнолыжным спортом – тренер. Всю зиму в Альпах проводит. Я тоже ездил с ней на каникулах.
Валера понимающе кивнул. Илья вставил соломинку в губы и заметно понизил уровень напитка в своем бокале, проглотил, облизнул губы и спросил:
– Послушай, у тебя девчонка есть?
– Есть, – коротко ответил Валера.
Илья высосал коктейль до клокотания пузырей на дне и отставил стакан в сторону.
– Хочешь еще? – спросил Валера.
– Нет, мне пора, – ответил Илья, слез со стула и достал из кармана бумажник.
– Ты вчера оплатил на шесть месяцев вперед, – напомнил Валера.
– Оставь. То деньги твои. – Илья бросил две бумажки на стойку. – Сдачи не надо.
Валера пожал плечами.
– До завтра, – сказал Илья.
– Пока, – ответил Валера.
В очередной раз Илья появился в «Раушене» только спустя три дня и долго с удовольствием рассказывал о поездке в Польшу: Эльблонг, Мальборг, Гданьск и, конечно, вспомнил Оливский орган. Впрочем, без последнего пункта программы можно было, по его мнению, запросто обойтись, но родители настояли. Валера слушал в пол-уха, крутясь за стойкой, словно привязанный к ней цепью. Потом Илья сел за столик напротив бара и, потягивая коктейль, погрузился в печальную задумчивость. Валера обслуживал гостей и время от времени бросал взгляд на Илью. На сей раз тот расположился как раз там, где обычно сидела Даша. До сих пор ее отчетливый образ являлся Валере, точно она и в самом деле вернулась на свое любимое место, сейчас поднимется и подойдет. И ничего лучше этих мгновений невозможно было желать. Эх, она только мерещилась – сказывалась усталость, отчего сознание рисовало в прокуренном зале ее прекрасный образ. Но Дашин призрак скоро рассеивался в воздухе.
На следующий день Илья снова сел за стойкой, дождался, когда Валера освободится от очередного клиента, и спросил:
– У тебя выходные бывают?
– Только понедельник.
– Хочешь, мы проведем выходные вместе? – Илья застенчиво улыбнулся.
«Чего еще не хватало», – возмутился про себя Валера и ответил:
– Сожалею, но у меня другие планы.
– На весь день?
– На весь.
– А вечером?
– Тоже занят.
Илья грустно вздохнул и снова припал к своему коктейлю, а Валере заказали три кружки пива. Потом, когда он отпустил клиента, их разговор возобновился.
– Скажи, эта твоя девушка, кто она?
– Студентка, изучает греческий в Москве.
– В Москве?
Валера неохотно кивнул.
– И сейчас она тоже в Москве?
– Три недели, как уехала.
– Хм, странно.
– Что странно?
– Я думал, вы вместе живете.
Тут к Валере подошел хмурый, подвыпивший мужчина средних лет, волосы всклочены, лицо красное, брови низкие. Со стуком, едва не выплеснув пиво, он поставил кружку и стал возмущаться «ненастоящим вкусом» этого напитка, доказывая, что в Германии (он якобы ездил туда лет сто назад, но все еще хорошо помнит) вкус этой марки пива был совершенно другим.
– Вы все обманываете, это не то пиво, – мрачно заверял он громким басом. – Я могу привести огромное число доказательств, это подделка.
– Я не могу отвечать за содержимое бочек, которые доставляет нам немецкий производитель, – ответил Валера давно и крепко заученную от многократного использования фразу.
– Но я точно вам говорю, это пиво – дрянь. – Брезгливо потыкал указательным пальцем в бок кружки. – Меня не провести! – Похлопал широкой ладонью по столу, сверкнул непримиримым взглядом и громко потребовал: – Возвратите мне деньги, иначе…
– Хорошо, – Валера открыл кассу, отсчитал и вернул деньги, прежде чем скандалист предпримет более решительные меры, привлекая внимание прочих посетителей.
Тот сгреб банкноты толстыми пальцами, бросил на бармена гневный взгляд, развернулся и побрел прочь, хлопнув на прощание дверью. Илья покачал головой и спросил:
– И часто такое бывает?
– Бывает, – коротко ответил Валера.
– Нет, я бы тут работать не смог.
– Как прошел день?
– Так, ничего. Полдня валялся на пляже, а потом родители затащили в органный зал. Пол вечера потратил на музыку Баха. – Поглядел в глаза Валеры. – Послушай, проведем выходной вместе, а?
– А почему бы тебе не познакомиться с девушкой?
Илья махнул рукой.
– Они все скучные и глупые.
– Почему ты так думаешь? – Валера пробежал глазами по прокуренному залу.
– Послушай, когда я увидел тебя в первый раз, то подумал, нам было бы интересно вместе. С тобой можно говорить обо всем на свете. – Илья робко заглянул ему в глаза. – Я чувствую себя одиноким, мне здесь не с кем общаться, кроме тебя, понимаешь?
Валера смутился таким неожиданным признанием. Тогда Илья осторожно взял его руку. Но Валера резко освободил ее из мягких теплых пальцев юноши и сказал:
– Извини, приятель, советую тебе поискать кого-нибудь другого. – Иногда здесь бывают парни с похожими трудностями. Попробуй сблизиться с ними.
– Жаль, – глаза Ильи печально опустились.
– Ты что же, думаешь, я соглашусь на это? – Валера с пренебрежением скривил рот. – Глупости.
– Нет, это совсем не то, что ты думаешь, – заторопился объясниться Илья. – Мне хотелось бы только пообщаться с тобой.
– Послушай, я подсказал тебе, что можно сделать в твоем случае, – сказал Валера.
Илья пожал плечами, отвел со лба челку и вдруг оживился:
– Кстати, ты как-то обмолвился, твоя девушка уехала в Москву. Хочешь переписываться с ней по Интернету? У нас дома компьютер подключен к электронной почте. Это замечательная возможность общаться, она сможет сразу тебе ответить, послать фотографию, что угодно.
– Спасибо, я подумаю, – небрежно бросил Валера.
– Тогда я приду сюда завтра, ты не против?
Валера кивнул.
– Отлично. – Илья взглянул на часы. – Ну, я пошел, пока родители не прислали за мной охранника. Чтоб он провалился.
– Желаю удачи, – холодно ответил Валера.
«Ну и дела, – кипятился он, провожая Илью подозрительным взглядом. – А не свихнусь ли я тут? Не пора ли сменить место работы? – Он принялся усердно протирать стол тряпкой. – Нет, пожалуй, не так скоро, надо еще поработать. Где еще бросают такие крупные чаевые? Никогда прежде я не откладывал деньги, а тут они сами собой накапливаются, потому что тратить их не на что. Выдержать бы до отпуска, а там будет видно. Впрочем, зимой тут не особенно людно. Возьму отпуск и поеду в Москву, к Даше. – Эта недавно родившаяся идея успокаивала Валеру. Он достал из-под прилавка початую бутылку минеральной воды и сделал несколько судорожных глотков. Стало немного легче, убрав бутылку на место, он снова задумался. – Только бы продержаться. А то лезут каждый со своими претензиями и желаниями. Хм, барчук нашелся, общения ему не хватает. Несчастный. Хотя, парень, видно, не плохой, добрый. Может и стоит разделить его благородное одиночество, заодно послать электронное письмо Даше. Адрес она оставила, так, на всякий случай: Даша, собака, Лесникова. Выходит смешно, придумали название это хвостатой альфе, и причем тут собака? Надо попробовать. Даше это наверняка понравится. Заманчивое предложение».
Остаток вечера прошел под знаком новых компьютерных технологий. Мысль отправить Даше электронное письмо нравилась Валере с каждой минутой все больше и больше. Он сочинял текст, автоматически обслуживая посетителей, и потом, по ночной дороге, домой еще продолжал сочинять. На следующий день Илья вновь заявился в кафе со своей простодушной искренностью.
– Ну как, хочешь посидеть в Интернете? – сразу спросил он, ожидая чашку черного кофе (коктейль уже надоел).
– Я с утра набросал письмо, – проговорил Валера, ставя чашку перед Ильей на блюдце. – Если можно, завтра перед работой.
– Отлично, буду тебя ждать. – Илья достал из кармана визитную карточку и протянул Валере. – Тут наш адрес, покажешь визитку охраннику, он пропустит.
– Спасибо. – Валера взглянул на карточку, адрес ему был знаком, и сунул ее в карман рубашки.
Илья оживился и принялся взахлеб рассказывать о достоинствах и безграничных возможностях Интернета. Валера слушал его, протирая бокалы, пока очередная посетительница из породы сексуальных домогалок не потребовала к себе внимания. Подождав, когда Валера освободится, Илья вернулся к теме и заговорил без умолку, так что в уголках рта его взбивалась слюна, эта односторонняя беседа была ему приятна. С Валерой его чувство грусти и скуки пропадало и время пролетало незаметно. В тот раз из кафе Илья впервые ушел около полуночи.
В начале одиннадцатого утра Валера прошел по тротуару вдоль высокой металлической ограды с вензелями и остановился у калитки. Обнаружив сбоку домофон, на столбе с молочно-белым фонарем в виде амфоры, он нажал на плоскую черную кнопку, и тут же раздался далекий колокольный «бон-бон». Через мгновение входная дверь отворилась, из дома вышел пожилой охранник Митрич в черном костюме и белой рубашке без галстука. У старика была маленькая светлая бородка и вьющаяся седеющая шевелюра, а глаза, как от вечной подозрительности, по привычке прищурены. Завидев молодого человека, он направился к калитке по выложенной плиткой дорожке.
– Здравствуйте, я к Илье, – сказал Валера и сквозь решетку протянул ему карточку.
– Доброе утро, – безразлично промолвил Митрич. – Вы господин Светлов?
– Да, это я, – ответил Валера.
Митрич щелкнул замком и отворил калитку с маслянистым беззвучием, впустил Валеру, закрыл дверцу и повел гостя в дом. Это был новый двухэтажный особняк в неоготическом стиле, с высокой островерхой крышей, башенкой и крыльцом с двумя колоннами. Дом стоял посреди разреженной сосновой рощи на огороженной территории, покрытой ярко-зеленой травой, которую в это утреннее время поливали вращающиеся фонтанчики, радужно переливающиеся в косых лучах солнца. По земле и траве колебались солнечные пятна. Вдоль дорожки и вокруг дома были со вкусом разбиты клумбы, оригинально возделанные и засаженные желтыми и синими фиалками, огненно-красными, кучерявыми лилиями и кое-где гладиолусами, с усеянными по высокому стеблю красными граммофончиками. Посреди газона в вечной неподвижности катил свою тележку большой керамический медведь, в его тележке цвел пышный куст малиновой пеларгонии (выдумка хозяйки дома). Войдя в прихожую, охранник велел подождать в вестибюле, а сам прошел по ковровой дорожке, и хотел было подняться на второй этаж, но сверху послышались шаги, и затем на лестнице появился Илья. Он был в желтой футболке, шортах и сандалиях. Митрич вытянулся и любительски важно проговорил: «это к вам», затем повернулся и вышел на крыльцо.
– Привет, – сказал Илья, продолжая спускаться, – очень рад, что ты пришел.
– Привет, – ответил Валера.
Они пожали друг другу руку.
– Пойдем в комнату, я только что подключился к сети, – сказал Илья, и они стали подниматься наверх. – Ты сможешь набрать письмо сам?
– Я давно не работал за компьютером, – признался Валера, – помнится в школе…
– Ерунда, это очень просто. Черновик есть?
– Да, он в моей голове. Я обычно сразу пишу набело.
Они вошли в светлую комнату окнами на юг, сквозь кроны сосен сюда проникал солнечный свет. Возле открытого настежь окна, с полупрозрачными, как дым, зеленоватого цвета занавесками, которые едва слышно перешептывались с теплым ветерком, находился стол, на нем замер экран компьютера с заставкой – красивыми заснеженными горными пиками и озером на переднем плане в зеленом ожерелье хвойного леса. В комнате находились прилежно застеленная кровать, стулья, тумбочка возле кровати, к углу прижался толстый платяной шкаф, над столом висела книжная полка с журналами и книгами, а по стенам развешаны фотографии с видами: Колизей, египетские пирамиды, горы, Лувр, Сиднейский лотос и еще какие-то неузнаваемые пейзажи.
– Родители уехали в город по делам. В доме только Елена – наша экономка и этот старый ворчун Митрич, – объявил Илья. – Я уже создал для тебя личный почтовый ящик. Потом пароль сменишь. Садись за стол. Итак, это окошко для письма. – Илья взялся за мышку.
Валера сел и стал следить за живо бегающей по экрану стрелочкой.
– Вот здесь пиши ее адрес, – продолжал Илья, – это который с собакой, а потом наберешь текст письма, вот здесь.
Валера рассеянно поглядел на клавиатуру, отыскал букву «d», затем «a», и так далее, сосредоточенно тыкая двумя указательными пальцами, вывел Дашин адрес, то и дело, поглядывая на бумажку, которую она однажды передала ему на всякий случай. После этого Илья щелкнул мышью на поле письма, сделал русский шрифт, и Валера принялся писать. Целый час он трудился над своим посланием. Илья, тем временем, спускался на кухню, приготовить гостю чашку кофе, потом сидел на стуле, листая журналы, и зачитался какой-то длинной статьей. Когда Валера напечатал письмо, получилось с пол-листа, допил кофе и, подумав немного, в конце приписал: «Надеюсь, увидимся в Москве зимой. Если удастся, приеду в отпуск», и после этого позвал Илью. Тот сел на его место, тотчас отправил послание и объяснил:
– Даша получит его, как только войдет в свой почтовый ящик, начиная с этой минуты. Ты можешь прийти ко мне, когда узнаешь, что Даша выслала ответ.
– Я позвоню ей сегодня.
– Ты можешь попросить ее отправить фотографии. У меня цветной принтер, мигом распечатаем.
– Было бы неплохо. Спасибо тебе.
– Не за что, пользуйся, пока я здесь, а потом, может быть, тоже обзаведешься собственным компьютером.
Валера скептически усмехнулся.
– Это будет не скоро.
– Хочешь, полазить по сайтам, тут масса любопытных картинок. Что тебя интересует: эротика, автомобили, музыка или кино?
– Мне уже пора, – сказал Валера, взглянув на часы. – Опаздывать нельзя, иначе оштрафуют.
Но Илья хмыкнул и быстрым пробегом своих длинных пальцев по клавишам, а потом щелчком мыши открыл нечто такое, от чего Валера невольно вздрогнул и почувствовал, как по спине пробежали мурашки.
– Как тебе это? – спросил Илья, с улыбкой глядя на изумленного гостя. Снова щелкнул мышью. – А вот это? – Картинки сменялись одна за другой. Илья торжествовал. Им овладевало возбуждение.
Валера смотрел на появляющиеся вздорные изображения, как оглушенный. Их было много: постельные сцены, возбуждающие воображение оргии, обнаженная натура во весь экран, в профиль, крупным планом, в автомобиле, верхом на коне, в бассейне, на зеленой лужайке, на дереве, в клетке тигра, в людном баре. Валеру пробрало до мурашек. Он перевел дух. Сердце колотилось предательски громко, казалось, его стук раздавался по всей комнате. Взволнованный, он переступил с ноги на ногу, сглотнул. На краю сознания, он едва ли теперь соображал: надо идти, время поджимает, опаздывать на работу нельзя. А Илья продолжал развлекаться. И вот, когда на экране появились однополые, Валера очнулся и поежился от презрения. Все, впечатлений на сегодня достаточно.
– И часто ты проводишь так время? – с трудом вымолвил он.
– Когда делать нечего, – просто ответил Илья. – Тут чего только нет! Кстати, полезное занятие, – вдруг заявил он, – мой мудрый прадедушка головную боль себе лечил, листая порнографические журналы. Помогало. И прожил до восьмидесяти шести.
– И отчего же умер? – поинтересовался Валера.
– От цензуры, – сказал Илья. – Когда эти дела советская власть запретила.
Валера скептически ухмыльнулся.
– Погоди, тут такое еще будет, – проговорил Илья.
– Нет, не надо, мне пора. – Валера снова посмотрел на часы. – Вот черт, я уже опаздываю! – С этими словами он поднялся и поспешил из комнаты. Илья – за ним, проводить. Вместе они сбежали по лестнице.
– Теперь я понимаю, почему ты одинок, – проговорил Валера, когда они вышли на крыльцо.
Илья посмотрел на него с недоумением.
– Почему?
– Только и сидишь за своим компьютером. Смотришь всякую дрянь с утра до вечера. Интересно, твои родители знают об этом?
Илья пожал плечами. Проводив Валеру до калитки, он выпустил его и сказал на прощанье:
– Я приду сегодня в кафе, часикам к восьми.
– Приходи, – ответил Валера и, повернувшись, торопливо зашагал по безлюдной мостовой.
Даша ответила в тот же вечер, сразу после Валериного звонка. Ее письмо до утра ждало в почтовом ящике. Валера пришел к Илье пораньше, и тот распечатал письмо и несколько холодного тона московских снимков, они оказались почему-то все зимними – с прошлого года (летние еще не готовы). А потом, едва только Валера написал ей ответ, Илья отослал письмо и принялся сопровождать друга по виртуальному миру безумной страсти, захватывающих душу сцен, фанатичных групповых игр. Этакий Вергилий, сопровождающий Данте по морю грешников. И вновь возбуждение, отчаяние, трепет, протест, смешанные со страхом опоздать на работу. Валера торопился в «Раушен» по мостовой, как угорелый. Так продолжалось теперь каждый день, пока Даша писала. Родители Ильи не подозревали об увлечении друзей, и вместо этого с удовольствием отмечали, что сын, наконец, стал общаться с живым человеком, а не с виртуальными корреспондентами. Нашел бы еще подружку, что ли, а то молодость проходит как-то вяло, неполноценно. Впрочем, они были слишком заняты своими делами, чтобы уделять сыну внимание, кроме того, до их отъезда в Москву осталось уже чуть больше недели.
На следующий выходной Валера застрял в этом доме надолго. Это был последний понедельник августа. Прежде всего, он отправил Даше электронное послание, в котором сообщил, что Илья уезжает послезавтра и на этом их электронный диалог временно прекратится, потому что другого доступа в Интернет в Светлогорске у него пока не ожидается. После чего друзья сели за компьютер и отправились в очередное свое эротическое путешествие в сети. Валера отродясь ничего подобного не видел, такое не приснится даже в самом фантастическом сне. До знакомства с Ильей он что-то слышал о существовании грешного виртуального мира, но то было где-то далеко.
Родители Ильи в тот день опять были заняты в городе – они делали покупки в дорогу; Елена, закончив готовить обед, вышла в сад, и там, г-образно согнувшись, копалась в цветущих клумбах; Митрич с газетой в руках мирно подремывал на стуле возле крыльца в тени пышной зонтичной сосны. Илья спустился в гостиную, где в большом серванте размещался довольно богатый бар, и вернулся с начатой бутылкой коньяка «Инстербург», разлил по бокалам и подал один Валере.
– Вот эта красотка! – комментировал Илья картинку из компьютерного будуара. – Хороша, правда? – Он сделал глоток и поставил бокал возле монитора.
– Так себе, – проговорил Валера, неловко чувствуя в себе растущее волнение.
– Изящная фигурка, груди подобны спелым плодам, окропленным утренней росой, соблазнительная шерстка под животом. Хочется прильнуть к ее лону губами, да? – Илья забылся в фантазиях.
Валера кивнул и пробормотал:
– А ты, оказывается, поэт.
Потом были красавицы на сыром лугу, проститутка, демонстрирующая сладость между ног, девушки в одуванчиках, затем на ветвях цветущей яблони, как сказочные русалки, от которых можно заработать хроническую эрекцию и до прихода старости искать ей место в плотно обтягивающих плавках.
– Я уже чувствую его могучую силу, – взволнованно признался Илья и перевел дыхание. – А ты?
– Отвали, – сухо проговорил Валера.
Очередной щелчок мышью, – и появилась другая картинка: Линга Шивы во весь экран.
– А вот этот, как тебе? – Илья ухмыльнулся. – Магический, жарко налитый страстью истукан, этакий Демон стоящий. Ему покланялись индуисты, в его честь устраивали торжественное шествие, перед ним совершали тайные обряды и жертвоприношения. Его покрывали поцелуями, чтобы получить благословение бога на плодовитость, урожайность и мужское здоровье.
– И ты находишь это привлекательным? – скептически спросил Валера. – Мне всегда казалось, что эта часть нашего тела не для созерцания.
– Ерунда, – возразил Илья. – В любом предмете, то есть члене нашего тела, есть важный смысл, заложенный самой природой. Даже этот, на первый взгляд, странный, нецензурный орган, этот трахель оказывают сильное воздействие на наше сознание. Только человеку природа позволила наслаждаться любовью полноценно. Животных она обделила. Всего только инстинктивное воспроизведение себе подобных. – С сочувствием вздохнул. – Человек сам придумал делить мир на прекрасное и уродливое, но для природы подобных мер не существует, она щедра, но прагматична и создает лишь самое необходимое. Нужно учиться ценить все то, что создано природой. Осознавать ее промысел, а не стыдиться его.
– И этому вас учат в университете? – с подозрением спросил Валера.
– Нас учат понимать и правильно оценивать образ, – объяснил Илья. – Работа с компьютерной графикой требует обширных знаний, навыков и эрудиции.
«Этот малый – чокнутый, – решил Валера. – Всякий срам в его глазах видится прекрасным. Природа сотворила много разного добра, пусть полезного, но то, что неприглядно человек нормальный лестным эпитетом не назовет. Странное расширение границ красоты, или, быть может, все дело в плохом вкусе. А может, это такая отчаянная реакция души: невольное стремление достигнуть баланса в окружающей нас среде, насыщенной пошлостью, грязью и мерзостями. Чтобы окончательно не свихнуться, сознание ищет пути для преодоления возможных эмоциональных перегрузок».
– Ведь ты был с ней, ты познал похожие ощущения? – спросил Илья, после недолгого молчания перед волшебным экраном.
– Ну, нам вдвоем было хорошо, – уклончиво ответил Валера. Илья чуть кивнул, похоже, он испытывал чувство близкое к зависти. – Конечно, если любовь настоящая – это прекрасно, – продолжил Валера. – Но если появляются другие, противоречащие природе влечения – это надуманный разврат или даже патология.
– Любовь в любой форме прекрасна, – с достоинством изрек Илья, откинув со лба нависшую челку. – Глядя на всех этих людей, можно представить, какие сильные переживания они испытывают, наслаждаясь друг другом.
– Это не естественно, – возразил Валера, с неприязнью поглядев на экран.
– Будь я таким красивым человеком, как ты – каждое утро смотрел бы на себя в зеркало, чтобы весь день пребывать в хорошем настроении, – проговорил Илья, и на его щеках проступил нежный румянец. Признаюсь, я попал под твое обаяние с того вечера, когда впервые увидел тебя в кафе. Наверное, мне повезло.
Валера промолчал. Картинки сменялись. Прежнее волнение постепенно угасло, теперь виртуальные изображения чужого удовольствия казались пустыми, как приевшиеся конфеты. Больше не хотелось. Спорить было не о чем.
– И потому тебе хочется со мной общаться? – Валера с недоумением посмотрел на Илью.
– Меня никто не понимает кроме тебя. – Илья слегка провел ладонью вверх по руке Валеры, против выбеленных солнцем волосков, потом вниз, и поглядел ему в глаза в поиске сочувствия.
Валера ощутил неловкое смущение.
– Мы могли бы попробовать, как это выходит на самом деле, – промолвил Илья с застенчивой улыбкой. – Ведь у тебя уже был опыт.
Эта компрометирующая лесть взбесила Валеру.
– Сожалею, но дальше мне с тобой не по пути. – Он резко поднялся со стула.
– Ты уходишь? – печально спросил Илья, в его тоне послышалось негодование.
– Да, мне пора, – холодно сказал Валера и направился к двери.
Илья молча проводил его взглядом. На его лице проявилось разочарование. А внутренний голос язвительно прошипел странное: «Тебе от нас не уйти».
Валера вышел из комнаты, спустился в вестибюль, попрощался с дремлющим на ходу Митричем и устремился прочь. Оказавшись на улице, он почувствовал облегчение, как будто выбрался из вязкой болотной жижи. Им овладело смущение, словно мама застукала его за каким-нибудь гнусным и пошлым занятием. Было досадно, и прежде всего, оттого, что так глупо попал под влияние этого избалованного барчука, позволил завлечь себя в какую-то безобразную игру. На душе остался неприятный осадок, Валера сплюнул в траву. Вернувшись домой, он закрылся в ванной, разделся и долго стоял под прохладным душем. Впечатления ошеломляющих виртуальных сцен жутко хотелось смыть, как грязь. Оставшийся день он провел, сидя на теплом валуне неподалеку от «нашего» места, за чтением Бунина. Вечером, уже дома, он взялся за гитару, потом долго сидел в кресле, перебирал струны, и напевал себе под нос что-то романтическое из Высоцкого, с мыслями о Дашеньке.
VI
Летние воспоминания Валеры могли бы стать основой какого-нибудь авантюрного романа. Произведение вышло бы довольно внушительного объема, возьмись Валера его написать, но делать этого он не собирался. Не до того ему было. И странная работа в «Раушене», граничащая с пошлостью и сумасбродством, его ничем не вдохновляла. Заработать бы скорее денег и поступить в университет. В школе Валера сочинял неплохие стихи. Получались лаконичные четверостишия. Но потом, в армии, под залпами легкой артиллерии во время учений на военных полигонах, его поэтическое влечение куда-то улетучилось, чувство слова и ритма притупилось. Последнее, что Валера, будучи салагой, с большим трудом и надрывом смог создать – это рифмованная запись в дембельском альбоме старослужащего, с которым у него сложились довольно жесткие неуставные отношения. Стихотворение хоть и отдавало безвкусицей, но сержанту очень понравились, за душу его схватило, о родном доме напомнило, слезу вышибло, так что, находясь под впечатлением, «дед» освободил «духа» от чистки своих сапог и гимнастерки до конца оставшихся до увольнения в запас пяти недель. Эти строки сержант перечитывал много раз, пока не запомнил наизусть. А кто-то из его друзей пробовал их взять на гитару.
Весенний ветер юной зеленью пропах,
Напомнил мне родные дом и яблоневый сад;
Все чаще слышатся шаги в счастливых снах,
Как возвращается домой солдат.
Повторяя стих, сержант немало удивлялся, отчего солдат раньше-то молчал? Ну салага, талантливый черт! А потом, перед демобилизацией, переговорив со своим приятелем, вручил Валере гитару. Отказываться от подарка даже из чувства скромности было не хорошо. С тех пор Валера исполнял песни Высоцкого, Цоя, Окуджавы, и до окончания собственного срока службы особенно преуспевал на войсковой сцене, участвуя в художественной самодеятельности.
В последний вечер перед отъездом в Москву, Илья снова сидел в «Раушене», пил коктейль, общался с Валерой, и ни словом не обмолвился о прогулках по грешной сети интернет. В его голосе и взгляде Валера заметил сожаление о произошедшем между ними разговоре в тот последний день, проведенный в его доме. Оба теперь не хотели об этом вспоминать. Перед уходом Илья пообещал приехать сюда летом в следующем году, а может быть даже зимой, на каникулах. После этого стиснул на прощание руку Валеры и ушел. А на следующий день закончилось лето. Аминь.
Валера, наконец, вышел из парка и направился по асфальтированной дорожке, плавно перетекающей в городскую улицу. Светлогорск медленно оживал: в этот субботний день здесь уже было много народу. На тротуарах разворачивали торговлю продавцы янтаря, сувениров, игрушек, открывались кафе и магазины. Валера пересек улицу и вошел в прохладный сумрачный зал «Раушена». Едва он приблизился к стойке бара, как на кухне зазвонил телефон, там никого не оказалось. Валера снял трубку.
– Алло, это баня? – тотчас послышался неожиданный, хрипловатый голос старика лет, кажется, девяносто девяти, он был не терпелив.
– Нет, вы ошиблись, это кафе «Раушен», – вежливо ответил Валера.
В трубке прозвучал разочарованный вздох, и затем многоточие коротких гудков. Валера с недоумением оставил телефон и вернулся в зал.
В сентябре работы заметно убавилось, посетителей стало меньше, теперь редко кто засиживался допоздна. Валера стал возвращаться домой на час раньше обычного. Но недолго ему пришлось радоваться такому приятному облегчению: вскоре предприимчивый Сергей Федорович задумал поставить в зале бильярд. Его идея осуществилась уже через неделю, и на следующий день после установки бильярда, число посетителей порядком увеличилась, а рабочий день Валеры вновь распростерся далеко за полночь. Игроки много курили, важно прохаживались вокруг зеленого суконного чудовища, будто журавли, присматривались к шарам, примерялись кием и вдруг метко били. Шары со стуком прокатывались по углам, один или другой проваливались в сетку. Скучая за стойкой бара, Валера со страдальческим выражением наблюдал за игроками в полузабытье. Была бы здесь Даша, в ее присутствии работалось легче, время пробегало незаметно как во сне, и сил хватало хоть до самого утра. Потом он с удовольствием наблюдал, как Даша играет в бильярд, и радовался за нее, когда метко пущенный ею шар катился в сетку. Но это видение тотчас пропадало, когда игрок требовал холодного пива.
Осень нарядила рощи в золотые и багряные платья, в воздухе пахло терпкими, сладковатыми благовониями отцветающих растений, прелыми листьями и сырой землей. Солнце все чаще пряталось за пеленой мрачных бородатых облаков. С моря веяло прохладой. Кусты облепихи на склонах покрылись янтарем кислых ягод, шиповник тоже зарделся плодами. По воздуху на тонких паутинках путешествовали крошечные пауки, они то и дело цеплялись за ветви деревьев и болтались на них, пока порыв ветра не подхватывал летунов и уносил в неизвестность. Курортники одевались в свитера и легкие куртки, прогуливались по пляжу и променаду, словно задержавшиеся перед дальней дорогой птицы. Улицы опустели, лишь по выходным в солнечную погоду, Светлогорск вновь преображался, наполняясь праздно шатающейся толпой. Размышляя об отпуске, Валера откладывал деньги на поездку в Москву к Даше. Они каждую неделю созванивались и мечтали, как встретится снова, и как в будущем году проведут лето в Светлогорске.
Томительно прошел сентябрь, за ним пополз октябрь. В какой-то убийственно-многолюдный выходной день к стойке, пьяно покачиваясь на непослушных ногах, подошел молодой человек, заказал бутылку водки, два стакана и четыре бутерброда с ветчиной и сыром.
– А я тебя где-то видел, – медленно выговорил он, пристально разглядывая Валеру, когда тот отсчитывал сдачу. – Точно видел, только не помню, где.
– Здесь, наверное, видели, – подсказал Валера, кладя деньги на блюдце.
– Не, я в твоем заведении раньше не бывал. Это вот сегодня приятель привел, Серега, – он указал на поджидавшего его за столиком друга.
– Леня, ты чего там долго? – возмутился тот.
– Погоди, я тут знакомого встретил, – продолжал Леня, глядя на бармена искрящимися глазами. – Ага, кажется, вспоминаю, ты мне однажды сигарету не дал. Так?
Валера был застигнут врасплох. Сейчас он тоже узнал этих двоих, что месяц назад прикорнули под осинкой, опустошив бутылку водки. Теперь ему показалось, будто знал он эти физиономии всегда, во всяком случае, наверняка, учились в одной школе.
– Да, вспоминаю, – ответил Валера. – Только не было у меня сигарет. Не курю.
– Это хорошо, что не куришь, – похвалил Леня, хватаясь за поднос с бутылкой и бокалами. – Здоровье нужно беречь. Но в другой раз я тебе жадность не прощу. – Он подмигнул бармену правым глазом, повернулся и пошел к столу.
Валера проводил Леню презрительным взглядом. Хм, не простит. Только не в баре, Сергей Федорович за драку оштрафует, а вот в парке можно было бы поупражняться. Повторить несколько новых приемов борьбы. Спустя, примерно, час, друзья уговорили содержимое бутылки, после чего, находясь в полупамяти, придерживаясь друг за друга, они шатко выбрались из кафе и, невнятно напевая о черном вороне над могилой, побрели по улице вниз, в направлении пляжа.
Валера ждал отпуск с нетерпением. Сергей Федорович обещал отпустить через месяц: «вернется Василий, пойдешь следующим». Валера приуныл.
– Алло, это баня? – вопрошал знакомый голос в очередное субботнее утро.
– Нет, это кафе «Раушен», – прежним, терпеливым тоном отвечал Валера.
Сопение в трубку сменилось гудками, и Валера недовольно буркнул на нее, кладя на место.
– Дурдом, – в отчаянии проговорил он телефону.
Октябрь едва шевелился, он, словно лез в гору, высунув язык и тяжело дыша от усталости. Вася вернулся в первый вторник ноября, хорошо отдохнув на Крите. Но Сергей Федорович все равно заартачился и просил Валеру немного подождать, могут еще появиться иностранные туристы, ведь английским языком больше никто в кафе не владеет. «Если этот лысый черт меня не отпустит, до середины ноября, уволюсь», – задумал про себя Валера. Но время шло, а разговор об отпуске не затевался, пока однажды Валера не решился войти в кабинет хозяина и заявить об увольнении. Но Сергей Федорович как будто этого ждал.
– Пойдешь с двадцатого числа, – объявил он, прежде чем Валера успел выразить свой отчаянный протест.
Ураганный ветер налетел внезапно, с моря. Шторм бушевал два дня, вздымая белесые волны, поливая землю дождем и срывая с деревьев последние увядшие листья, повалил три старых дерева на шоссе, у выезда из Светлогорска, на береговых склонах тоже хорошо погулял: там сошли синюшные оползни, утянув вниз растущие у кромки обрыва березы и осины, и только тогда ненастье затихло. Небо серое и сморщенное как свежевыжитое белье, висело над головой и давило. Обнаженные рощи стыдливо прикрывались черными ветвями. Сосны давали приют холодному ветру, и он посвистывал в их кронах притаившимся дерзким разбойником. Приморский городок погрузился в сонную тишину предзимья. Улицы опустели, редкие прохожие, хрустя наледью на тротуарах, кутались в теплые одежды. По пляжу слонялись только пожилые пары, ветераны, одинокие пенсионеры, которые сменили богатых курортников в санаториях, где теперь проходят лечение по бесплатным путевкам.
– Алло, это баня? – прохрипел в трубку все тот же роковой субботний голос.
– Нет, вы снова ошиблись, – сдержанно ответил Валера и добавил, как полагается: – Это кафе «Раушен». – Бросил трубку. – Проклятый маразматик! – выругался он на телефон, и тот зазвонил опять. Валера бросил на него хмурый взгляд и ответил.
– Валера, это Сергей Федорович, Вася далеко? – раздался голос хозяина откуда-то из Москвы.
– Он еще не вернулся из мэрии, – ответил Валера.
– Гм… Передай, пожалуйста, чтобы приехал за мной в аэропорт к пятнадцати. Утренний рейс задерживается, слышишь?
– Хорошо, Сергей Федорович.
– Там у вас все в порядке?
– Да, все хорошо.
– Ну, до встречи.
– До свидания. – Валера положил трубку.
«Замечательно, пока Вася будет встречать своего дядю, можно позвонить Даше в Москву и сообщить о своем скором приезде, – с удовольствием потирая руки, решил Валера. – Остальным дела нет, куда я тут названиваю». – Он имел в виду поваров и уборщицу.
Последние рабочие дни в «Раушене» оказались уже не такими хлопотными, посетителей было мало, они не засиживались и расходились до десяти. Бильярд никого не интересовал до выходных. Зато те два приятеля из-под осины повадились ходить в кафе почти каждый вечер. Они выпивали, настойчиво приглашали Валеру присоединиться к их компании и сообразить на троих, но Валера отказывался. Тогда его оставляли в покое с обещанием встретить как-нибудь еще раз в парке.
Капризные посетители, сумасшедший любитель субботней бани и вот эти двое пьяниц, порядком осточертели. Все, этой кухней я сыт по горло, – размышлял Валера, – надо уходить совсем. Приехав из командировки, Сергей Федорович наконец-таки подписал Валере заявление на отпуск и сделал расчет. Валера в тот же день купил билет на поезд до Москвы и стал собираться в дорогу. На другое уже свободное утро Валера проснулся по привычке рано, но приятно опомнился, что в «Раушене» его никто сегодня не ждет. Позавтракав, он весь день потратил на сборы и кое-какие покупки. Небо ему солнечно улыбалось, в притихших кронах деревьев весело попискивали синицы, обнаруживая там мелких насекомых и пауков, которые не успели спрятаться поукромнее. Ворчала одна только мама.
– Нормальные люди отпуск проводят на курортах, подальше от города, а ты, как всегда, поступаешь наоборот. Что за человек? – Она хмурилась, качала головой, вздыхала и горестно разводила руками. – Неужели некуда больше поехать? Татры, Средиземное море, острова, не так уж и дорого. Москва дороже выйдет. Ну скажи мне, чего тебя тянет дышать городской пылью?
Валера ответил, что его там ждет девушка. Маргарита Павловна подозрительно на него прищурилась, покачала головой и ушла смотреть телевизор, не кинув больше ни слова. Валера пожал плечами.
В Москве Валера рассчитывал провести пять дней, но вышло семь. Даша ждала его с нетерпением. На вокзале, при встрече, они бросились в объятия, изголодавшись друг по другу, а потом долго стояли посреди перрона в затяжном поцелуе. Потом Даша спохватилась и сообщила: «Что же мы, обед стынет, я такое нам приготовила! Пальчики обли… – Не успела докончить: Валера прильнул к ее губам. Отпустил. – Просто чудо, – она выдохнула и договорила, сияя: – курица-гриль с картошкой».
Валера поселился в общежитии в одной комнате с Дашей. Жанна временно перебралась к другой подруге. Ради любимого Даша пропустила несколько не очень важных лекций и занятий. Тогда, на удачу, выдались прекрасные, морозные с хрустким снежком, солнечные дни. Валере вернулось вдохновение, и он прямо на ходу слагал рифмы, в которых восхищался Дашей. И она отвечала ему звонким смехом. Ему нравилось все: ее голос, манера говорить плавно и просто, очаровательная улыбка, вкус к подлинному искусству, в музеях она рассказывала о живописи не хуже экскурсовода, а после Чеховской «Чайки», по дороге домой, рассуждала на тему художественного своеобразия спектакля, так интересно, что Валера заслушался и открыл для себя Чехова с новой, неожиданной стороны. Потом они смотрели «Волки и овцы», «Сон в летнюю ночь» и какую-то, едва ли запомнившуюся прохладную мелодраму малоизвестного современного автора излишне экспрессивного, представившего жизнь в печальных образах с вульгарными характерами, задерганными жизнью героями, привыкшими выражаться нецензурно и много курить. Но это не важно. Валера убеждался, что судьба не так жестока, как на первый взгляд кажется, раз она позволила ему обрести Дашу. По вечерам, в тайном уединении, милая Даша вновь отдавалась ему, такая безгранично доступная, упоительно прекрасная и чувственная. Лето для них возвращалось. Дашенька. Пахнущие лавандой волосы, красивая фигура плавно сужалась в талии, затем расширялась в бедрах, шелковистая кожа, ласковые кисти рук, тонкие пальцы, дышащая грудь – все в ней восхищало, волновало, будоражило чувства Валеры при зеленоватом свете ночной керамической лампы в виде самодовольного выпрямившегося черного кота под зонтом-абажуром, стоявшей на тумбочке возле кровати. Впрочем, лампу они, в конце концов, уронили, задев ногой в порыве отчаянной и бурной страсти. Но тогда им было все равно. Головокружительное, едва не до потери сознания, общение тел, обостренная чувствительность к любому прикосновению, радость слияния в нечто однородное, дышащее, жаркое, влажное, до самого приступа эйфории, после которого наплывали умиротворение и сон.
Вдребезги разбитую ночную лампу Жанны склеить не удалось, и ее пришлось выбросить. На другой день Валера купил новую, в виде лебедя, держащего в клюве фонарик. Замена Жанне понравилась. В таком вот переполненном счастьем сумбуре проходили московские дни. А потом был последний вечер в ресторане при свечах, с живой музыкой: певец, саксофонист и пианист, уже не молодые, исполняли что-то романтически медленное, приторно старомодное и нежное. Зато было приятно танцевать в обнимку. Потом, в общежитии, здорово умаявшись за день, Валера и Даша лежали бок обок. Валера вдыхал аромат Дашиных волос, и в памяти его возникали сладкие переживания летней сказки. Желая его вновь, Даша провела рукой по его бедру и стала поглаживать кучерявую растительность внизу его живота. Он перевел взволнованное дыхание и, опустив ладонь на ее грудь, стал теребить и ласкать упругий лиловый сосок. Потом она взяла его горячего притомившегося друга вожделений и стиснула в кулачке. Валера, отчаянно превозмогая прилив новой страсти, не смел пошевелиться. Но Даша повлекла его к себе. И тут терпение сорвалось, Валера набросился, словно хищник. Ласки, волны телодвижений, шумное дыхание – все слилось в волнительном вихре ощущений. Все, до полного бессилия. Печальное утро. Чем сильнее счастье, тем тяжелее потом будут вокзальные минуты расставания. Теперь уже надолго.
В поезде Валера то и дело возвращался мыслями к проведенным с Дашенькой дней. На волне этих воспоминаний он сложил четверостишие, импульсивное, взволнованное, с осадком тоски между строк:
Жаль, краток миг счастливого полета,
Но не забудем, как любя,
Парили в облаках божественного флота;
Я снова буду ждать тебя.
Вечером по приезду, Валера выложил эти отчаянные строки на открытке разрисованной незабудками, подписал: «Тебе» и отправил на следующее утро. Вернувшись с почты, он взял гитару и провел с ней до вечера, мурлыча романсы Рахманинова. Когда пришла с работы Маргарита Павловна, он все еще продолжал петь что-то грустное. Мать покачала головой, устало сбросила пальто на спинку лакейски преданного стула, включила магнитофон и под мощные децибелы группы “Def Leppard” попросила Валеру почистить картошку на ужин, пока она сама на бумажном клочке сведет остаток с достатком, чтобы уже со спокойной совестью «намесить жорево», поесть и спокойно ночью спать, не думая о кассе.
До конца отпуска оставалась неделя. Но возвращаться в «Раушен» Валере до тошноты не хотелось: зимой тут денег не заработать, а посетители от безделья становятся еще капризней и скупей. На третий день, когда тоска по московской поездке притихла, Валера занялся поиском работы. Он стал покупать рекламные газеты и штурмовать все объявления. Маргарита Павловна, заметив вялое, бездарное время провождение сына, захлопотала, надо бы подыскать ему место получше, пока отпуск не прошел, а то снова кафе затянет, фиг потом Валерку оттуда вытащишь. Однажды, вернувшись с работы, она, скинув пальто на ходу, вынула из сумки газету с ничего не обещающим названием «Дворник», развернула ее и решительно подошла к Валере, который только что нечаянно задремал в кресле перед телевизором. Эту газету Маргарите Павловне подсунула подруга, объяснив, что в городе «Дворником» бесплатно набивают почтовые ящики. Ценность этого номера заключалось в том, что в нем нашлось одно весьма привлекательное объявление. Бесцеремонно разбудив Валеру, энергичной тряской за плечо, Маргарита Павловна подсунула ему газету под нос и укоризненно проговорила:
– Вот, работу тебе нашла.
Валера, спросонок, взглянул на маму, с трудом соображая, снится она или, в самом деле, машет перед ним газетой.
– Ты уже пришла? – проговорил он неосторожно, первое, что пришло на ум.
– Нет, сыночек, это только твой кошмарный сон, – сердито проворчала она. – На вот, почитай и подумай, клевое предложение. – Она указала на абзац, подчеркнутый жирной красной линией. – А я пока ужин приготовлю. Через десять минут жду твоего ответа.
Валера взял газету и уставился в указанное место рассеянным заспанным взором. Первая строка – «Работа без границ» – вызвала подозрение в ее коварном простодушии. Он стал читать дальше. Предлагали заработок в Греции от семисот американских долларов в месяц на сборе апельсинов. В конце был указан адрес, куда следует обращаться. Какие-то глупости. Валера перечитал объявление еще раз, но так и не нашел в нем чего-либо привлекательного, кроме зарплаты, которая равнялась как минимум трем месяцам работы в «Раушене» и решил: надо подумать. За ужином, это были макароны по-флотски, Маргарита Павловна немедленно завела разговор о Греции. Валера задумчиво жевал и смотрел на нее с недопониманием.
– Чего вылупился? – с любезной улыбкой спросила она, словно говорила с покупателем у прилавка. – Коли не хватило тебе ума поступить в университет сразу, поезжай за границу, там хотя бы денег заработаешь, хорошую тачку, наконец, купим, а может, и квартирку одолеем, тогда и девушки тобой заинтересуются. Хватит дурака валять и в кафе на побегушках носиться, видал, сколько на плантациях платят? – смерила Валеру суровым взглядом. – Поезжай, хуже не будет.
Валера ухмыльнулся и сунул в рот кусочек мяса.
– А что тебе не нравится? – на материнском лбу между бровями собрались хмурые восклицательные складочки. – Вон, тети Верина дочь в Испании гувернанткой работает, деньги домой высылает и возвращаться не хочет. И ты валяй, поработаешь с месяц, не понравится – вернешься.
– На плантации, что ли?
– Силы у тебя будь здоров сколько, вымахал точно богатырь, справишься.
Валера пожал плечами. Маргарита Павловна, услыхав за спиной шипение чайника, поднялась, выключила газовую горелку и занялась приготовлением чая, продолжая убеждать, сменив тон:
– Поезжай, сынок. Нахрена тебе в этой дыре пропадать. Там все-таки столица. Кучу денег заработаешь, невесту найдешь хорошенькую. А вернешься, пол квартиры отдам и сад в придачу. – Она поставила чашки на стол и принялась разливать чай. – Чего молчишь? Поезжай завтра в город, сходи в ту контору, как там она?.. Да, «Работа без границ», народ поспрашивай. Выясни поподробнее, ничего не упусти, все записывай. Приедешь – расскажешь, а там вместе решим, что делать будем.
– Ну хорошо, поеду, – ответил Валера, помешивая ложечкой в чашке. – Может быть, и в самом деле стоит поработать на этих апельсинах.
– Не сомневайся, сынок, туда многие сейчас текают. Хуже не будет – уже просто некуда. А кафе твое никуда не провалится, всегда сможешь вернуться. Вот я в твои годы-то, повеселее время проводила. Свобода, представляешь? В горах. Классное время было… – Она села за чай и с ностальгически задумчивым видом продолжила рассказывать о своей боевой романтической юности. Мамины истории Валера знал наизусть, но из опасения обидеть, делал вид, что внимательно слушает, а сам улетел мыслями в иные края, к Дашеньке.
На другой день, по родительскому совету, Валера вышел из дому пораньше, на распутье, возле камня, повернул направо и зашагал к железнодорожной станции. День выдался пасмурным, хмурое небо изливало какое-то свое горе. В лужах змейками расползался отраженный свет окон и светящейся рекламы. На улице Яблочной, Валера отыскал контору «Работа без границ», она располагалась в старом кирпичном немецком здании на втором этаже, вошел в кабинет и поздоровался. За столом напротив окна сидела худенькая девушка в сером костюме, с приветливой улыбкой на некрасивом рябом и длинноносом лице.
– Я по вашему объявлению, в «Дворнике», – объяснил Валера. – Меня интересует работа в Греции.
– Садитесь, пожалуйста, – сразу предложила девушка, указав на стул возле стола. – Мое имя Ирина.
– Очень приятно, Валера.
– Вы хотите работать на уборке апельсинов?
– Да, кажется в газете это заявлено.
– Верно. – Она достала папку, перелистала ее, вынула один лист и снова улыбнулась Валере. – Для этого вам потребуется заграничный паспорт, пять фотографий, две заполненные анкеты и потом нужно будет подписать договор.
– Но мне бы вначале хотелось узнать о работе в Греции поподробней.
– Я дам вам распечатку. Хорошенько прочтите все дома. – Она поднялась, подошла к копировальной машине, стоявшей в углу кабинета, и сделала с листа копию. – Здесь вся информация и расценки. – Протянула бумагу Валере. – Но если будут вопросы, пожалуйста, звоните.
– Спасибо.
– Если ваши документы будут в порядке, мы откроем вам Греческую визу в течение недели. Вы отправитесь поездом до Варшавы, затем пересядете на автобус, который доставит вас через двое суток в Афины. Мы снабдим вас адресом конторы, в которую следует обратиться. На плантации проживание и питание за счет хозяина.
– А самолетом туда нельзя?
– Можно, только выйдет дороже.
– Скажите, как часто вы отправляете желающих в Грецию? Или может быть в другие страны?
– Каждый месяц выезжают пять – шесть человек. Дело в том, что сейчас лучше всего отправиться на заработки именно в Грецию.
– И как у них складываются дела?
– Хорошо. Во всяком случае, ни разу не жаловались. Ведь помимо работы вы сможете посещать местные музеи, природные парки, острова. Словом, заработаете и привезете с собой не только деньги, но и массу впечатлений.
– Заманчиво.
– В стоимость входят: консульский сбор за визу, билеты, оплата услуг наших и афинских коллег.
– Теперь все понятно, я подумаю и сообщу вам свое решение.
– Хорошо, только не думайте слишком долго, сейчас самое время отправиться на заработки.
Из конторы Валера вышел с твердым убеждением, что надо ехать. Но с выводами он не торопился. Перед тем как отправиться на Северный вокзал, он зашел в кафе «Причал», и там, сидя возле окна с кружкой пива, хорошенько обдумал положение дел: все очень просто – или ехать, или отказаться. Оттого, как он преподнесет маме полученные в конторе сведения, будет составлено ее мнение. И если действительно стоит ехать, так и надо будет сообщить, что авантюра весьма многообещающая. Допив пивную кружку, Валера вышел из бара, полностью утвердившись в идее отправиться в Грецию. Хорошая возможность подзаработать и совершить путешествие на три месяца, мысленно рассуждал он, жаль, Даши не будет рядом, ну это ничего, потом можно будет вместе поехать, когда она закончит университет. Наверняка ей будет интересно, ведь она так много знает о Греции. В тот же вечер, высказав маме свое положительное решение, Валера весьма ее обрадовал. Маргарита Павловна торжествовала и даже ободряюще похлопала сына по плечу.
На другой день он позвонил Даше.
– Я так рада за тебя, – сказала она.
– Пусть это будет разведка, а потом мы вместе отправимся, – пообещал он.
– Да, я бы очень хотела поехать с тобой, – вздохнула Даша.
– Я буду высылать тебе снимки и длинные письма, – заверил Валера.
Все необходимые документы он оформил за необыкновенно короткий срок. Выезжал в город, заключил договор с компанией «Работа без границ» и определился с датой отправления – пятое января. Вернувшись из отпуска в «Раушен», Валера тотчас признался в своем намерении отправиться на заработки в Грецию, чем удивил и расстроил Сергея Федоровича. Сверкая колючим взглядом, он принялся отговаривать Валеру от нехорошей идеи, много рассуждал о частых случаях обмана недобросовестными конторами, обещал с января увеличить зарплату на пятьдесят процентов, избавить от самых рутинных обязанностей, сулил отпуск по графику, но старания его были тщетны, твердость Валеры была все равно, что кирпичная стена. Отработав еще две недели, несколько дней, из которых пришлись также и на новогодние праздники, Валера получил расчет, отдал деньги за московские звонки – Сергей Федорович вычислил его по накануне подоспевшему счету, и после этого Валера стал собираться в дорогу. Часть денег пришлось занять на три месяца, за этим Маргарита Павловна ходила кланяться к тете Вере, та охотно одолжила, дело-то понятное, нужное.
Накануне отъезда сына Маргарита Павловна, нацепив на нос очки, весь вечер сидела в кресле и, слушая западный металл, мирно вязала Валере свитер, и при этом постукивала ногой в такт отбойных мелодий. Свитер будет готов к утру. Мама торопилась. Валера вынес в коридор собранную сумку, и Маргарита Павловна позвала его примерить полуготовую обновку. Свитер вышел на славу, осталось только довязать рукава. Но это потом, а сейчас, заметив, что Валера не носит нательного крестика, Маргарита Павловна нахмурилась.
– Помоешься, не забудь надеть, – потребовала она. – Я проверю. Чтоб на чужбине никогда крест не снимал – так безопасней.
– Хорошо, мама, – пообещал Валера, приобнял ее, поцеловал в щеку и пошел в ванную.
Маргарита Павловна вздохнула, качая головой, зачем-то обозвала судьбу «курвой» и продолжила вязание.
Одетый хрустящей снежной шубой Светлогорск, спокойное на редкость прозрачное, так что у берега видны бурые валуны, море, окутанные легкой дымкой печали утесы и тусклое пепельно-сизое небо снова провожали Валеру в дальний путь.
– Что бы это значило? – спросил Валера себя, едва проснувшись. – Какие-то цифры. Почему они приснились?
Он поднялся, пока не забыл, подошел к столу и на полях газеты записал приснившиеся цифры: 243315.
– Выглядят как номер телефона, – продолжал он рассуждать. – Что за номер?
Он подошел к телефону, набрал, приложил трубку к уху.
Всего только гудок раздался и сразу же пророкотал низкий старческий голос:
– Слушаю.
– Извините, я ошибся номером.
– Неправда.
– Кто вы?
– Я ждал твоего звонка.
– Мы разве знакомы?
– Заочно.
– Тогда, что вам нужно?
– Я жду тебя.
– Идите к черту.
Валера бросил трубку и тотчас проснулся. Прижимая к груди скомканное одеяло, он попытался осознать только что приснившееся. Номер. Какой-то номер. Не получается вспомнить. Но очень явственно, как эхо, звучали последние слова из трубки: «Я жду тебя».
Утром, пока мама готовила «пожрать в дорогу»: пирожки с мясом и капустой, бутерброды, яблоки, курятину в фольге, Валера ходил прощаться к тете Вере, к друзьям, в «Раушен», где Сергей Федорович просил его вернуться хотя бы к летнему сезону. Валера что-то рассеянно пообещал, хотя мыслями был давно уже далеко, где-то в Греции.
Глава вторая
Мелькай, мелькай по сторонам, народ,
я двигаюсь, и кажется отрадно,
что, как Улисс, гоню себя вперед,
но двигаюсь по-прежнему обратно.
Так человека встречного лови
и все тверди в искусственном порыве:
от нынешней до будущей любви
живи добрей, страдай неприхотливей.
Иосиф Бродский. Я как Улисс
I
Автобус на Афины, принадлежащий польской транспортной компании, выехал из Варшавы вечером и покатил по сияющим огнями заснеженным улицам. Пассажиры, в основном поляки, работающие в Греции, возвращаясь после новогодних праздников, проведенных с семьей. Валера сидел у окна, настроенный на длительный и утомительный переезд по заново переделанной Восточной Европе. Как слайды запечатлевались в его памяти пейзажи: крепко подмороженная Польша с большими сугробами, утренние, будто сахарные, заснеженные Карпаты, сияющие золотисто-розовыми красками зари, следом пепельно-серые тона Словакии и Венгрии с домиками и спящими голыми садами, вечерний Дунай, скованный морозом, всю ночь петляющая горная дорога Сербии и Македонии, и вдруг, Валера перевел дыхание, – последняя граница.
Было раннее предрассветное утро. На контроле серьезный служащий греческой таможни, изучив паспорт господина Светлова, спросил, сколько есть с собой денег? Ответ Валеры удовлетворил офицера, словно пароль, открывающий таинственную дверь (отныне этот вопрос еще долго будет звучать в сознании Валеры с той же интонацией и подозрительным тоном). Офицер проштамповал визу, и тогда, будто со стуком этой печати, как по торжественному сигналу, перед Валерой открылись ворота в заветный мифический мир страны древностей.
Автобус продолжил путь, и в утренней дымке появились акварельные пейзажи теплых тонов, словно зима потерялась в ночной темноте и осталась далеко позади. Зеленые склоны, сияющее море, цветущие сады, мраморные города и уютные деревушки, оправленные в гущу деревьев и цветов. Вот так раз! Зима и в самом деле позабыла навестить эту страну, прошла мимо, уступив место сразу весне. Один лишь Олимп возвышается с горностаевой шапкой на вершине, словно пирог покрытый сахарной глазурью. Весь день дорога вела среди гор и долин, затем картина вдруг оборвалась: все куда-то провалилось, и слева распростерлась синяя шелковая скатерть – залив. Он блестел золотом в лучах закатного солнца. Вдали растянулась фигуристая Эвбея, закрыв собою горизонт, и складки ее гор застенчиво розовели перед сном. В каком-то месте дорога пролегла над склоном обрыва, и Валера припал к окну, наблюдая, как там, внизу, о скалистые уступы и острые камни разбиваются пенистые волны. Потом, вдоль дороги потянулись дома, они становились все выше и выше, улицы разветвлялись и были уже теснее, и вскоре автобус покатил по Афинским предместьям, выехал на широкий проспект, и дальше направился к столичному центру.
Сумерки опускались, на улицах загорались разноцветные огни. Автобус, объехав по кругу, должно быть, площадь Омония, свернул на улицу, вероятно, Агиу Константину, как приблизительно сориентировали Валеру в конторе, и остановился. Где-то здесь должна быть гостиница с забронированным для Валеры номером. Из багажного отделения Валера забрал свою сумку, надутую и помятую в тесноте, как оскорбленная жаба, надел на плечи рюкзак, достал из грудного кармана копию схемы со стрелочками, заботливо предоставленную Ириной, куда следует направляться, и принялся бумагу изучать. Понимая, что в незнакомом вечернем городе схема мало чем поможет, Валера подошел к поляку – соседу, с которым ехал всю дорогу, и поинтересовался, как лучше выйти на улицу Веранзеру.
Его звали Тадеуш, это был невысокий, плотный человек средних лет с рыжеватыми усами, загнутыми книзу, он работал в порту Пиреи второй год и вполне ориентировался в городе. Взглянув на схему, Тадеуш ответил:
– Мы на улице Агиу Константину. Вам надо повернуть на Сократос. Пойдемте, я немного провожу.
– Если вам не трудно, – сказал Валера, сворачивая схему.
– Ничего, мне тут близко – на Омонию и в метро, – объяснил Тадеуш. Сделаю небольшой крюк с вами.
Подняв сумки, они направились по Агиу Константину, затем повернули на улицу Сократос. Некоторое время шли молча друг за другом: улица вдоль тротуара была тесно заставлена машинами так, что пешеходам оставалась лишь узкая часть.
– Вы хорошо знаете Афины? – поинтересовался Валера, когда места на тротуаре стало больше и им удалось ненадолго поравняться.
– Центр города изучил, не больше, – ответил Тадеуш. – Я живу в Пиреях, в Афинах бываю не часто.
Тут снова из-за машин стало тесно и Валера, пропустив попутчика вперед, зашагал позади. Миновав один перекресток, затем второй, они остановились у третьего.
– Вот эта улица Веранзеру, – объяснил Тадуеш. – Вам теперь налево, а мне направо.
– Спасибо, дальше я сам, – сказал Валера, после чего они пожали руки, пожелали удачи и на том расстались.
Валера зашагал по улице сияющей витринами магазинов и неоновой рекламой. На тротуаре лежали отблески желтоватого света, в которых кривлялись тени прохожих, машины двигались сплошным потоком, то и дело раздавались их гудки, а воздух был теплым и насыщен каким-то тонким ароматом не то кофе, не то ванили. Затем он перешел дорогу и продолжил путь, читая вывески, пока не покажется нужная – отель «Дриада». Вот она, наконец. Здесь его ждали комната, оплаченная им на двое суток, желанный душ и отдых после долгого изнурительного сидения в автобусном кресле. Администратор за стойкой – улыбчивый молодой человек в голубой рубашке без рукавов и галстуком, зарегистрировал прибывшего постояльца в журнале, нажатием кнопки вызвал портье и попросил Валеру минутку подождать. В вестибюль вышел мальчик, подхватил Валерину сумку, и они вместе направились к лифту. Комната находилась на третьем этаже. Мальчик открыл дверь, включил свет, поставил у зеркала сумку и, пожелав по-английски спокойной ночи, удалился. Валера осмотрелся в номере, проверил, есть ли в душе вода, снял туфли, пошевелив уставшими пальцами ног, и присел на кровать на минуту. Потом был горячий душ в пене жидкого мыла и цитрусового шампуня, потом электробритва с аппетитом прожужжала по его ощетинившимся щекам, вискам и особенно тщательно – подбородку и, наконец, чистое белье. Переодевшись, Валера спустился в регистратуру, позвонил домой и затем Даше, сообщил, что добрался хорошо и пообещал быть на связи почаще. Потом вернулся в номер, достал недоеденные дорожные припасы: бутылка минеральной воды, четверть батона, пол плитки шоколада и чай в пакетиках (пресловутую курятину в фольге через польскую границу не пропустили, и потому ее пришлось выбросить). В номере оказался электрический чайник, два стакана и пакетики сахара. Валера отворил окно в дворовую темноту и вдохнул теплый, шумный городской воздух. Потом приготовил чай и поужинал. После этого, перебрал свои вещи в сумке, разделся, выключил свет, лег в постель и скоро уснул.
II
Солнечное утро разбудило Валеру пронзительными гудками такси. Он поднес к глазам руку с часами, – половина девятого. В раскрытое окно, сквозь плавно покачивающуюся тюль проникали яркие лучи, изобразив на стене и полу изломанную копию окна. Валера поднялся, подошел к окну, отодвинул занавеску и выглянул на улицу. Перед соседним домом на противоположной стороне на зеленом газоне стояла высокая пальма и шевелила своими длинными, словно пальцы пианиста, листьями. Валера с удовольствием заметил, как эта пальма похожа на те, что изображают в «Крокодиле»: остров посреди моря, человек под пальмой, а вокруг треугольники акульих плавников. Валера ухмыльнулся, это была самая первая живая пальма, которую он видел в своей жизни, растущая свободно, а не в цветочном горшке, как та, что стояла чахлая возле окна в кабинете Сергея Федоровича. Вдруг на пальмовую ветвь села самая обыкновенная ворона, снисходительно посмотрела на иностранца в окне и хрипло прочистила горло до неприличия банальным карканьем. Валера с презрением махнул на птицу рукой, прикрыл окно и стал собираться.
В начале десятого он вышел на улицу, взглянул на схему, в которой было отмечено красным крестиком местоположение фирмы по трудоустройству, и направился на уже знакомую улицу Агиу Константину. Тадеуш что-то рассказывал о церкви, которая располагалась на этой улице, возле нее часто собираются эмигранты из бывших союзных республик, при случае туда полезно заглянуть. На схеме церковь Святого Константина тоже была указана и находилась она как раз по пути, нужно будет обратить внимание, что это за место такое. На углу улицы Сократос Валера обнаружил кафе. До десяти часов, было еще много времени, тогда он решил выпить чашку кофе. Небольшую часть денег Валера разменял еще вчера, в кассе возле магазина за пограничным переездом, автобус сделал там санитарную остановку, прежде чем продолжить путь.
Угловое кафе было маленькое с большими окнами и очень ароматное, приятный запах распространялся на улицу, возбуждая аппетит. Валера взял чашечку кофе с густой пенной шапкой, два напудренных кренделька и сел возле окна. Посетителей было мало. Мимо мелькали прохожие, проносились машины, окна высокого здания, что напротив, загорелись огнем восходящего солнца, и тень медленно покидала улицы. Покончив со своим завтраком, Валера вновь развернул схему и несколько минут изучал ее. Как бы там ни было, а мимо церкви все равно придется пройти.
Становилось жарко. Солнце, поднявшись над домами, тотчас начало припекать. Валера расстегнул куртку, пожалев, что надел еще свитер. Улицы были, как летом зеленые: кипарисы, апельсиновые деревца, оливы, газоны, на которых что-то робкое пыталось цвести. Валера дошел до перекрестка Сократос – Агиу Константину, повернул направо, и впереди, слева, увидел церковную башню, на противоположной стороне улицы должен находится национальный театр; так и есть – невзрачное, серое здание. Мостовая была перекрыта: шел ремонт дороги. Валера пересек улицу и зашагал мимо церкви. Под мраморными стенами этой церкви на панели возле металлической ограды стояли несколько человек. Валера услышал обрывки русской речи, перебиваемые оглушительным тарахтением отбойного молотка, вскрывающего асфальт. Не останавливаясь, Валера повернул за угол церкви, прошел мимо ее главного входа с высоким ступенчатым подъемом, пересек выложенный плиткой маленький сквер с апельсиновыми деревцами, на которых болтались перезрелые плоды, а дальше улицы расходились, пересекались в невообразимом беспорядке. Попытка быстро выйти на улицу Вулгари, где находится контора, не удалась. Помыкавшись туда-сюда, Валера обратился к прохожему. Остановленный им полноватый грек в синей куртке подробно объяснил по-английски, как следует идти, но окончательно запутавшийся Валера его не понял. Прохожий, сообразив, что иностранец хоть и симпатичный, но малость туповат и совершенно беспомощен, отодвинул рукав пиджака, бросил хмурый взгляд на свои часы, покачал головой и велел следовать за ним. Путь оказался близким, вот она улица Вулгари, кто бы мог подумать, что это совсем рядом. Распрощавшись с любезным проводником, который сразу заторопился восвояси, Валера вошел в серое здание, поднялся на лифте на четвертый этаж и там нашел указанный кабинет. Дверь оказалась закрытой, хотя было уже начало одиннадцатого. Валера принялся ждать, прохаживаясь по коридору туда-сюда. Спустя четверть часа, из лифта вышла средних лет высокая дама в легком длинном пальто и черными до плеч волосами. Она подошла к двери, сосредоточенно повозилась в сумочке, нашла ключ, отворила кабинет и, не обращая внимания на скучающего поблизости молодого человека, скрылась за дверью. Валера не тотчас последовал в кабинет, а с предусмотрительной вежливостью позволил даме привести себя в рабочее состояние. Помедлив минуту, другую, он постучался и вошел.
Дама сидела за столом. Прежде всего, она вынула из сумочки пачку сигарет, пододвинула к себе чайное блюдце с греческой каемкой, которое служило пепельницей, и наконец подняла глаза на молодого человека. Валера поздоровался.
– Доброе утро, – ответила она деловым хрипловатым голосом, чиркая колесиком зажигалки. – Слушаю вас.
– Мое имя Валерий Светлов. Я направлен к вам компанией «Работа без границ», – начал он четко, как на плацу. Однако его слова не произвели на даму большого впечатления, разве что некоторое разочарование промелькнуло в ее черных глазах. Она затянулась, выпустила вверх голубоватый дымок и посмотрела на Валеру с такой ироничной полуулыбкой, что его внутри покоробило. – Я на счет работы, – заключил он как мог увереннее.
– Присядьте, – сказала она безразличным тоном. – Вас интересует работа? – Уголки ее губ немного опустились. – Мне очень жаль, но сейчас для мужчин ничего нет.
– Как нет, но уборка апельсинов? – удивился Валера.
– Садитесь же, не стойте, – она стряхнула уныло повисший испепеленный кончик сигареты в блюдце. – Еще раз, как ваше имя?
– Валера, – ответил он, снял с плеч рюкзак и сел возле стола.
– Очень приятно, мое имя Георгия. – Раздавив недокуренную сигарету в блюдце, она повернулась, сняла с полки шкафа толстую зеленую папку и открыла ее. – Вы давно приехали в Грецию?
– Вчера вечером, – голос Валеры прозвучал с интонацией самооправдания.
– У вас хороший английский, – вдруг сказала она. – Откуда вы приехали? – Принялась листать подшивку в своей папке.
– Из России. – Валера смотрел на эту папку с надеждой. – Вам разве ничего не сообщили?
– А кто должен был сообщить? – Георгия посмотрела на него с удивлением, и затем на ее губах мелькнула улыбка. В эту минуту ее взгляд сделался таким любопытным, каким обычно посетители смотрят на диковинных зверей в зоопарке.
Валера смекнул, что о конторе «Работа без границ» она, похоже, не имеет никакого понятия. Он открыл молнию рюкзака, вынул из него бумагу и протянул ей, будто козырь.
– Вот, это договор.
Георгия с безразличием взяла бумагу, пробежала по ней глазами и, возвращая ее, сказала:
– Увы, я не читаю по-русски.
– Хорошо, но мне дали ваш адрес и обещали работу на уборке апельсинов.
– Кто вам обещал? – Георгия снова стала листать в своей папке.
– Компания «Работа без границ».
– Вас обманули. Сбор апельсинов начался давно, и людей на плантации уже набрали. И вообще, заявок на работников к нам уже несколько лет не поступает. – Она снова закурила, выпустила дым и продолжила: – Ждите следующего сезона. Месяца через два.
– Как через два? – Валера чуть не взревел от негодования, почувствовав, как будто внутри что-то оборвалось и закачалось на ниточке. Он перевел дух. Надо было держать себя в руках.
Георгия продолжала изучать папку. Сначала Валере показалась, она это делает для него, но ошибся, те бумаги не имели к нему никакого отношения. Какие-то рекламные буклеты о прошедших рождественских каникулах в Европе.
– Сочувствую вам, – проговорила она. – Но мы ничем не можем вам помочь.
– Но я не готов ждать два месяца, – проговорил Валера упавшим голосом. – Может быть, найдется другая работа?
– Нет, для мужчин ничего нет. – Георгия облокотилась на спинку кресла, затянулась сигаретой, стряхнула пепел и продолжила: – Чаще бывают заявки на женщин: сиделки, домработницы, гувернантки. Вы женаты?
– Нет.
– Для женщины сейчас можно было бы подобрать. – Она выпустила вверх дымок. – Понимаете, к нам каждый день обращаются с просьбой подыскать работу ваши соотечественники. С тех пор, как распался Советский Союз, оттуда приезжает много рабочих. Но, увы, Греция не способна всех принимать, здесь тоже высокий уровень безработицы. – Посмотрела на Валеру, слегка прищурившись. – Кстати, неподалеку отсюда находится церковь Святого Константина. Возле нее собираются ваши эмигранты. Поспрашивайте их, может быть, кто-нибудь вам поможет.
Валера сидел весь бледный, разочарованный, с трудом понимая теперь, что его, оказывается, еще дома обманули.
– Скажите, есть ли здесь другие фирмы по трудоустройству? – спросил он без особой надежды.
– Великое множество, но, я боюсь, там тоже ни чем вам не помогут. Впрочем, я дам вам несколько адресов, можете поинтересоваться, вдруг повезет найти что-нибудь подходящее. – Георгия положила дымящуюся сигарету на краешек пепельницы, открыла ящичек стола, вынула тонкую папку, перебрала бумаги и протянула один лист Валере.
Он пробежался глазами по адресам и спросил:
– Я могу взять?
– Да, пожалуйста.
Валера вышел из кабинета точно оглушенный. В голове роились мысли одна ужасней другой: обманулся, отвалил крупную сумму фирме за услуги, которые она не исполнила до конца. Нужно позвонить Ирине, пусть объяснит, что все это значит?.. Как глупо оказаться на улице чужого города без обещанной работы, как надутый идиот, но хуже всего, если придется возвращаться домой уже сейчас, с позором, а потом долго объяснять тете Вере, что все-таки случилось, ведь ей нужно будет вернуть деньги. Собираясь в путешествие, следовало бы приготовиться к худшему, это помогло бы избежать неожиданных разочарований, особенно там, где не ждут. Можно было бы ожидать разных нестыковок, отсрочек, накладок, но чтобы так: нет и все, валяй обратно – это логически не объяснить. Звонить домой и Даше в Москву пока не хотелось, надо подождать, незачем раньше времени признавать свое поражение, может быть, все еще уладится.
Погруженный в тревожные мысли, Валера вышел на площадь Омония и огляделся. Перед ним лестничный спуск в метро, дальше мостовая, по которой гудят, движутся машины и автобусы, всюду перекрестки, высокие здания, кафе, газетные киоски, толпы людей. Валера направился к ближайшему киоску с холодильником, купить бутылку минеральной воды, и там, возле амбразуры – окошечка продавца, завешенного вокруг журналами и побрякушками, на полочке увидел телефон. Он оказался с международным выходом. Недолго думая, Валера набрал номер Ирины. Последовали длинные гудки, никто не брал трубку, Валера решил перезвонить позже. Зато в киоске, кроме газет, журналов, книг, сувениров, конфет, открыток, воды, печения и еще всякой мелкой всячины, нашлась карта центральных районов Афин. Валера купил ее тоже, после чего вернулся в знакомый сквер, сел на скамейку в тени церкви, выпил воды и стал изучать адреса фирм по трудоустройству и отыскивать нужные улицы на карте. В списке Георгии значилось шесть фирм. Валера нашел улицы, на которых они находились, и решил начать обход с ближайших.
III
По высушенному солнцем голубоватому небу плыли белые как лебеди облака, их тени ползли по тротуару, перебирались через ограду, поднимались по каменной церковной стене, башне и скрывались из виду. Сунув бутылку воды в рюкзак, Валера поднялся со скамейки и зашагал на площадь Омония. Для сокращения пути он спустился в подземный переход, где, к своему недоумению, обнаружил одного, затем еще одного нищих и потом безногого калеку, которые никому тут ненужные, сидели у стен с мольбою в глазах о подаянии. Валера прошел по коридору, пробежал по ступенькам наверх и вышел на свежий воздух. Возле киоска он снова позвонил Ирине, да опять тщетно – никто не брал трубку. Придется звонить время от времени, пока не ответят, – решил он.
Прежде чем продолжать поиски работы, Валера зашел подкрепиться в кафе. Он съел тарелку греческого салата с творожным сыром и оливками, выпил чашку чая с булкой и почувствовал себя немного легче и бодрее. «И суток не пробыл в Афинах, а деньги из бумажника уже потекли, словно прожорливый Пифон вытягивает их, – размышлял Валера. – Этак, без пополнения, они быстро иссякнут». После обеда он зашагал на улицу Атинас, где располагалась ближайшая из его списка контора. Но и этот визит не увенчался успехом. Работы нигде не было. В этом он убедился также и в другой, третьей и четвертой конторах.
Два дня Валера бесполезно бродил из конторы – в контору. Все они были похожи одна на другую: серое многоэтажное здание, лифт, кабинет и равнодушные, пожимающие плечами, консультанты, которые привыкли отвечать на одни и те же вопросы забредающим к ним посетителям: сожалеем, на мужчин заявок не поступало. Проездом, из окна городского автобуса Валера видел Акрополь, Национальный музей, развалины храма Зевса Олимпийского и прочие музеи, куда так хотелось попасть, но все не досуг. Вдоль улиц стояли апельсиновые деревья, некоторые были увешаны оранжевыми плодами. Школьники с рюкзаками за спиной, проходя мимо, пинали упавшие апельсины, как мячи. Все это было похоже на странный сон. Мимо проплывали здание Парламента, ботанический сад, древний стадион, и всюду над домами виднелась гора Ликавитос, увенчанная маленькой белокаменной церковью Святого Георгия, для Валеры она стала надежным ориентиром. Валера откладывал посещение музеев до тех пор, пока не определится на работу. В гостиницу он возвращался поздним вечером, разочарованный, усталый и без капли надежды. До Ирины дозвониться по-прежнему не получалось, как будто пропала она. Но еще больше удручали его невосполнимые расходы.
На третий день Валера предусмотрительно отсчитал и отложил неприкосновенный запас денег на обратный билет и плату за гостиничный номер на оставшиеся десять дней действия его визы; это в случае неудачи. Те деньги он спрятал понадежнее – во внутренний карман теплой куртки, которая без надобности висела в шкафу. Оставшуюся сумму Валера разделил на десять частей и с удовольствием заметил, что денег хватит и на питание, пусть скромное, и на посещение музеев, и еще останется на прочие мелкие траты. «Если все же придется возвращаться домой с пустыми руками, то хотя бы привезу снимки афинских достопримечательностей», – размышлял он.
В последней, из списка Георгии, конторе ему посоветовали возвращаться домой. Этот дружеский совет дал молодой человек с узким, как у селедки, смуглым лицом, вьющимися волосами и с приветливой улыбкой.
– Выпускники наших университетов не могут найти для себя приличную работу, – говорил он. – А вы иностранец, тем более не владеете греческим языком, словом, никаких у вас шансов.
– Меня обманули, – признался Валера.
– А вы не первый, – заметил тот. – Впрочем, на стройках, в карьерах и каменоломнях обычно рабочих не хватает, если вы согласны на такой тяжелый труд, могли бы попробовать.
Валера попрощался с консультантом. Теперь он окончательно потерял всякую надежду пристроиться в Греции. Пожалуй, и в самом деле, надо возвращаться домой.
Каждый раз возвращаясь в гостиницу уже затемно, Валера проходил по Агиу Константину мимо кинотеатра, на стене которого, крепилась огромная афиша, судя по изображенной на ней голой женщине, привольно раскинувшейся на белоснежной перине, причем кисть ее левой руки покоилась между ног, прикрывая заманчивую суть, заведение это отличалось демонстрацией захватывающих кинокартин. «У нас в городе такую афишу не за что бы ни повесили, – размышлял Валера. – А здесь, пожалуйста, в самом центре города. На ней даже взгляд задержать совестно». – Только он об этом подумал, как вдруг к нему приблизился обаятельного вида мужчина в костюме, маленькими усиками и с тонким ароматом хорошего одеколона. Он тронул Валеру за руку и с легкой улыбкой вкрадчиво заговорил: «девочки, мальчики, не дорого». Валера отшатнулся от него, как от демона и, бросив с раздражением: «Пошел к черту», ускорил шаг.
Ночью, лежа без сна, Валера соображал, какое наказание больше всего подошло бы конторе «Работа без границ». Пусть возвращают деньги по-хорошему или через суд, а если скроются, буду искать. Достану из-под земли! Обманом взяли деньги, забросили в чужую страну, а теперь скрываются или сменили телефон. Хорошо, что Договор сохранился. Вспомнив об этой бумаге, Валера выбрался из постели, включил свет, достал из рюкзака Договор и, сев на край кровати, стал его изучать. Перечитав бумагу заново, и как будто в первый раз, Валера с удивлением обнаружил, что все пункты исполнителем добросовестно выполнены, не к чему придраться: документы оформили, проезд обеспечили, номер в гостинице на двое суток забронировали, даже с продлением в случае необходимости, с Афинской фирмой по трудоустройству связали, только не было в ней ни слова об обязательстве предоставить работу клиенту, подразумевалось, что этим должна заниматься греческая компания, с которой никаких соглашений не подписывалось, и требовать от них тоже нечего. Проглядел, – с досадой соображал Валера, – и сам эту бумагу подписал. Горький опыт, обидная ошибка, дурацкое испытание. Что же следующее? Отбросив бесполезный Договор в сторону, Валера поднялся, погасил свет и лег в постель. «Это как если бы я плыл по знакомому руслу реки, который непременно рано или поздно вынес бы в море-океан, – размышлял он. – Но вдруг я увидел развилку – место впадение другой реки – приток. И поддался любопытству: а что если отправиться по нему вверх? Вот он шанс. Воспользоваться им или не стоит? Я решился на это и повернул. Но теперь нужно плыть против течения. И неизвестно, что там меня ждет: удача или поражение». – Он задумался над своим нелепым путешествием и рассуждал, как быть дальше, пока его не сморил сон.
IV
На другое утро Валера направился к Георгии, узнать, не появилась ли где вакансия, хоть и чувствовал безнадежность. Он вышел из холла, аккуратно, боком, обошел уборщицу, намывавшую с помощью швабры мрамор крыльца и ступенек пенящимся мыльным средством, и зашагал по шумной улице. Выдался пасмурный день. Тротуар блестел после ночного дождя, еще бежали ручьи на обочине мостовой, дул прохладный ветерок, прохожие кутались в куртки. Многим удалось найти себя в этом мире: вот распространители лотереи, то есть шанса на лучшую жизнь, с длинными разноцветными лентами билетов, прикрепленными к специальному крестообразному посоху, зазывают прохожих, или продавцы бубликов, что катят свои тележки на рынок, или торговцы жареными каштанами – они были пристроены, заняты делом и наверное довольны собой, во всяком случае, уверены, что сегодня голодными они не останутся. «Кому-то удача сама идет навстречу, а мне приходится ее ловить», – подумал Валера, глядя, как маленький мальчик получает монету за свой счастливый билет. Возле перехода Валера пропустил молодого велосипедиста с бренчащим на руле звонком, пересек дорогу и подошел к церкви.
Это место среди эмигрантов называлось «Пятачок надежды». На панели группами и в одиночку стояли несколько женщин и мужчин. Они чего-то ждали (можно подумать, автобус, который должен увезти их к заветной мечте), взгляд у многих смиренный, уверенный, ни тени беспокойства и волнения в нем. Георгия советовала попытать счастье у этой церкви. Бывает, здесь продают работу. Валера остановился, с минуту он пребывал в нерешительности, мучительно соображая, к кому подойти, и о чем, в первую очередь, нужно заговорить.
Вскоре от группы женщин отделился маленький пожилой человек, похожий на гнома, с массивным горбатым носом, черными глазами под нависающими, подобно карнизам, бровями, маленькой черной бородкой и в вязанной зеленой шапочке. Он был в джинсах и сереньком пальтишке. Решительно семеня, гном подошел к Валере.
– Здравствуй. Продаешь работу или комнату? – поинтересовался он по-русски, но с заметным южным акцентом в нос.
– Ищу работу, – ответил Валера.
– Так тебе нужна работа! гм… – он с недоумением посмотрел Валере в глаза и спросил: – Ты откуда приехал?
– Из России.
– О-хо-хо-хо. – Трагически покачал головой. – Давно ли?
– Шестое утро уже, и все без толку, – ответил Валера, в его голосе звучало негодование.
– О, молодой человек, здесь не время сейчас для поиска работы. Теперь тут хорошую работу сложно найти.
– Да мне хоть какую.
– Лет пять с работой в Греции было еще хорошо. А потом, как Советский Союз распался, народ сюда понаехал, все места занял, теперь редко, кому везет.
– Тогда я еще в школе учился, о Греции и не мечтал. Даже представить себе не мог, что когда-нибудь окажусь в Афинах едва ли не бездомным бродягой.
– Как же ты решился поехать?
– Пообещали хорошую зарплату, а потом кинули.
– Бывает, часто так и бывает, – с пониманием проговорил он. – Хотя, многие своим ходом приезжают. – Показал рукой на стоявших поблизости людей. – В основном тут народ с Украины, много понтийцев, молдаван, армян. Но вот из России давно что-то никого не видно. Как тебя зовут?
– Валера. – Пожал протянутую руку.
– Рад познакомиться, а меня Карен зовут. – Посмотрел на Валеру и снова устремил взгляд мимо него, куда-то в сторону, словно этому гному было трудно разговаривать все время с задранным кверху носом. – Три года как из Армении приехал. Да-а, сложно теперь в Афинах с работой.
– От этих кантор по трудоустройству никакой помощи, – признался Валера.
– О, дорогой, туда ходить бесполезно. – Махнул рукой в неопределенном направлении. – Там давно ничего не предлагают.
– Тогда за чей счет они живут? – удивился Валера.
– Женщины, – многозначительно ответил Карен. – Для женщин всегда работа есть, для мужчин – нет. Ты приходи каждый день сюда, к церкви, тут скорее найдешь. Бывает, хозяин сам на машине приезжает, людей, какие понравятся, набирает и на работу увозит: обычно стройки, ремонт квартир, бывает, грузчики на склад нужны. Ты хороший парень, крепко выглядишь. Подожди немного, что-нибудь найдешь.
– Дня три подожду, а потом покупаю билет и домой, – твердо сказал Валера. – Надолго у меня денег не хватит.
– Э-эх, это верно, дорогая тут жизнь. Ты где снимаешь комнату?
– Я в гостинице живу.
– Как в гостинице?! – Карен изумился, да так, что глаза округлились, а брови взлетели на лоб. – Конечно, денег не хватит, разоришься! Надо комнату снимать, гораздо дешевле выходит. Тут на прошлой недели одна женщина приходила, хороший комнату предлагала, не знаю, нашла кого-нибудь уже или нет. Походи, поспрашивай.
– Без работы и снимать пока не зачем, – проговорил Валера. – А вы работаете?
– Сторожем на даче у одного старика за городом. Собак кормлю, за порядком слежу, когда надо, кусты подстригаю, грядки пропалываю.
– Так много обязанностей у сторожа?
– Мне за каждое дело в отдельности платят.
– Не плохо.
– Так я три года у него работаю, – удовлетворенно проговорил Карен и пригладил назад свои черные с проседью волосы. – Доверяет.
– А зачем к церкви приходите?
– Привычка. Знаешь? Я тут, возле церкви, почти месяц провел, прежде чем на работу взяли. Со своими земляками хочется повидаться, по выходным здесь много наших встречаются. Всегда есть, о чем поговорить. Вот и ты приходи.
– Хорошо, если здесь помогут.
– Давай, давай, удачи тебе. – Похлопал Валеру по плечу.
Попрощавшись, Карен направился к газетному киоску, что стоял на углу церкви, купил карточку, вошел в телефонную будку и стал звонить. Валера подумал с минуту, посомневался и все же решился подойти к женщине, которая ждала кого-то, грызя семечки и сплевывая шелуху в кулак.
– Извините, вы не знаете, кто-нибудь сейчас предлагает комнату? – спросил Валера.
Женщина задумчиво покачала головой.
– Бывает, хлопец, предлагают, – ответила она и хрустнула в зубах семечком. – Надо вам день, другой тут походить, да поспрашивать. – Сплюнула в кулак. Долька шелухи приклеилась к пухлой нижней губе, но ее тут же смахнули. – Я-то сама у хозяйском доме живу. Вот сейчас подруга моя придет, у нее спросим.
Валера поблагодарил, отошел к церковной ограде со скучающим видом и решил, что сходит к Георгии в другой раз.
Но в тот день комнату никто не предлагал, и вечером Валера вернулся в свой гостиничный номер в полной растерянности. Без работы и жилье незачем искать, если придется скоро уезжать. Не умирать же тут с голоду. Скоро уже и денег останется только на обратный билет. Рисковать больше нельзя. Бессмысленная трата денег. Хоть бы на Акрополь попасть перед отъездом. Позор. Тяжелое будет возвращение.
По вечерам, Валера пересчитывал деньги, отмечая в записной книжке расходы, превысил ли он сегодня дневную норму или нет. Это волнующее занятие особенно расстраивало его, когда выходило превышение, значит, на следующий день придется в чем-то себе отказать. На пятый день своей бестолковой неприкаянности, он решил сэкономить на еде, чтобы хватило денег на покупку еще одной фотопленки и отправиться поснимать виды на Акрополе. Впрочем, он и так последние дни пребывал на скромной диете: молоко, хлеб, чай, плитка черного шоколада и одно яблоко в день. Что дороже, полноценная еда или посещение музеев с выставленными в залах изувеченными, покрытыми выщерблинами античными скульптурами? Посетить Грецию и не увидеть ее достопримечательностей, по меньшей мере, странно; друзья не поймут. Исходя из этих соображений, он героически выбрал поход в музеи, пусть даже, если к ним придется ползти, умирая с голоду. А деньги уходили так, словно и в самом деле ненасытное чудовище вытягивало их. Его невозможно было остановить. Просыпаясь утром, Валера уже предчувствовал безнадежность нового дня, выпивал чашку чая с батоном, таким легким, что его можно было сжать в кулаке, и отправлялся к церкви ловить удачу.
На другой день, это было воскресенье, бесполезно послонявшись у церкви с полдня, Валера отправился на Акрополь. Погода была переменчивая, но без дождя. Задувал прохладный ветер. Время от времени, сквозь разрывы тяжелых серых туч, выглядывало жаркое солнце. Валера направился по брусчатке древних узеньких улочек Плаки, петляющих и пересекающихся друг с другом на склоне холма с Верхним городом на вершине. Шел он переулками среди невысоких каменных побеленных домиков с пышными цветами герани в горшках у крыльца и на подоконниках. Тут и там ему попадались корявые от старости оливковые деревья. На какой-то узенькой улочке он наткнулся на привязанного у двери очень грустного осла, – возможно, потомка тех доблестных и не менее упрямых ослов, которые возили на работу гениального Фидия и его мастеров двадцать пять веков назад. Валера протиснулся между стеной и боком животного, коснувшись рукой его горячего тела, покрытого коротким ворсом, и зашагал дальше. Затем пришлось свернуть на другой тесный переулок, где вскоре тоже замаячил толстый зад крупного осла да еще с большими корзинами цветов на боках; его вел старик. Никакой возможности обойти попутчиков не представлялось, пришлось следовать за ними терпеливо и медленно, лишь бы осел не заупрямился. И тут старик со своим ослом остановились. У Валеры упало сердце. Но старик обернулся, улыбнулся ему всем своим маленьким очень морщинистым лицом и поздоровался. Валера ответил старику тоже приветливо. Потом хозяин, приговаривая что-то убедительно увещевающим тоном в ослиное ухо, и толкая животное в бок, вынудил его прижаться к стене и тогда помахал рукой молодому человеку, мол, проходи. Валера осторожно обошел попутчиков и спросил старика:
– Далеко ли Акрополь?
– Да, да, Акрополь, – старик махнул рукой неопределенно вперед.
Валера поблагодарил его и уверенно продолжил путь, желая себе поскорее выбраться из этого лабиринта полного ослов. Выйдя, наконец, на более широкую улицу, он поднялся по склону вместе с группой туристов, нашел кассу, купил билет и двинулся вверх по мощеной булыжником дорожке, затем по мраморным ступеням, отполированным миллионами подошв за две с половиной тысячи лет до зеркального блеска, древними жителями, современными ценителями искусства и многочисленными дилетантами с их фотокамерами, запечатлевающими до тошноты типичные виды (сколько всего раз позировал Акрополь – не знает никто, должно быть, с него сделан миллиард другой снимков, хранящихся теперь в бесчисленных семейных альбомах по всему свету). Валера вошел в античный город с полуразрушенным храмом Афины Парфенон и прочими многострадальными сооружениями, ценность которых заключается в камне, обработанном зубилами древнегреческих мастеров, таких далеких от нас, что их жизнь стала славной легендой, а знаменитые рельефы – ключом к пониманию мифов и античной истории, и вдруг обнаружил здесь прекрасную скульптуру. Это была мраморная Дафна, и она очень напоминала Дашу! Похожие черты лица, взгляд, фигура и даже та особенная поза, с которой Даша, бывало, стояла на променаде, созерцая море. Валера с четверть часа рассматривал скульптуру. Когда опомнился, он оторвался от шедевра и, чувствуя приятное ощущение на душе, побрел, едва не спотыкаясь, среди развалин, попутно делая снимки своим «Зенитом». Вскоре Валера приблизился к краю обрыва и увидел Афины с высоты голубиного полета, похожие на каменное море. Белый, залитый солнцем, город с длинными прямыми Оттонскими улицами и темно-зелеными садами, серыми горами в окружении прибоя домов, карабкающихся по их склонам, выглядел впечатляюще. Долго оставался Валера на вершине, как зачарованный, созерцая столицу, в которой, возможно, никогда не придется жить. Оправившись от восторга, он стал делать снимки, думая и сейчас о Даше, которая в эту минуту могла бы стоять рядом и слушать его воодушевленные комментарии, делиться с ним собственными замечаниями или просто многозначительно молчать. Потом они вместе (пусть мысленно), держась за руки, бродили среди храмов, мимо портика с безустанными кариатидами, рассматривали высокие колоннады, бесценные скульптуры и рельефы, и снова Парфенон этот апофеоз классического искусства в творении Иктина и Калликрата, как объясняла бы Даша, который чудом не разлетелся по сторонам от взрыва турецкого порохового склада 26 сентября 1687 года, прочие сооружения, которые избежали английского грабежа, перетерпели лязг подкованных фашистских сапог, выдержали удушливый городской смог и, пожалуй, этого достаточно. Он мечтал о том, что когда-нибудь вместе с Дашей и в самом деле окажутся здесь. Это было бы замечательно, и он улыбнулся своему воображению. Затем Валера подошел к бесхозно валяющейся ребристой колонне, упавшей, вероятно, от рук каких-нибудь вандалов, и провел по нагретому солнцем бесценному мрамору, – стоять бы ей на своем месте, да никто теперь не поставит, и Парфенон не восстановят полностью, да может, теперь это и незачем – ведь в нем, в каждой трещине, выщерблине и потертости отразились, к сожалению, губительные события разных эпох. И снова подойдя к краю обрыва, Валера осмотрел сверху амфитеатр Диониса – полу развалившаяся память о боге сумасбродных празднеств и театральных представлений. Воодушевленный сокровищами древней культуры, Валера покинул Акрополь и отправился погулять по узеньким дорожкам в парке на горе Филопапу. В Афинах его восхищало все: другая, очаровательная, не увядающая и вечнозеленая природа, античные памятники, подпорченные, но стойкие, все-таки камень, и люди, с которыми интересно общаться, но огорчало то, что придется так скоро все это покинуть, не познав мифический дух этих мест до конца.
Вечером, после похода на Акрополь, Валера снова отправился к церкви Агио Константину. Там, уже без надежды, он решил позвонить Ирине, может быть, сейчас ответит. И вдруг эта попытка неожиданно удалась. Выслушав возмущенный Валерин голос, Ирина немало смущенная и удивленная, справилась с собой и после короткого неловкого молчания заговорила, что-то невразумительно-оправдательное, словно беседовала с выжившим случайно смертником.
– Не может быть… это какое-то недоразумение… я не понимаю, что произошло, – сбивчиво молвила она, прежде чем собралась с мыслями. – Попробуйте обратиться в контору Георгии еще раз, возможно, работу придется подождать. – Разговор был не долгим: связь почему-то внезапно прервалась.
Валера повесил трубку, понимая теперь, что разговаривать с Ириной больше нет никакого смысла. Она стервятски любезна. Она знает, что здесь происходит, это наверняка. И тот, кто сюда отправился должен сам позаботиться о себе. Ничего, вернусь домой, тогда и разберемся, решил он, чтобы унять охватившую его злобу. Если надо будем судиться. Хватило бы денег. Но жадный, беспощадный Пифон вытягивал эти деньги с ненасытным упорством, словно это была какая-то дань. Валера экономил, и до того приучил свой организм к скудному рациону: перебивая аппетит чаем с булкой, что желудок перестал требовать большего.
Валера уже собрался оставить «Пятачок надежды» и вернуться в гостиницу, когда к нему подошел незнакомый молодой человек и предложил уход за больным стариком, скованным параличом со всеми вытекающими отсюда последствиями.
– Я домой возвращаюсь, в Киев, – объяснил паренек. – Вот и предлагаю эту работу. Старику девяносто два года. Недавно он умер, но его воскресили в реанимации. Живучий какой-то. Теперь лежит без движения...
Несмотря на маленькое вознаграждение сиделки, Валера было согласился, но тут бдительный и проницательный рассудок шепнул ему, что если старик умрет до нового сезона сбора апельсинов, тогда, кроме переживаний и разочарований больше ничего не останется, даже денег может не хватить на то, чтобы уехать отсюда. Остаться без средств на существование Валера не решился и от сомнительного предложения предусмотрительно отказался. Молодой человек не стал уговаривать долго и, махнув рукой, направился к группе женщин, что лузгали (именно хрустко лузгали) семечки возле церковной ограды. Пока созреют эти проклятые апельсины, можно сто раз обнищать, пятьдесят раз проголодаться и один раз врезать дубу.
V
На другое утро Валера отправился на улицу Кипселис в польскую транспортную компанию и забронировал на свое имя билет до Варшавы. Автобус ходил раз в неделю, и следующий рейс будет в пятницу вечером. Надо как-нибудь дожить. Потом Валера пошел к церкви, чтобы узнать, как добраться до мыса Суньон. Он все же решился отправиться на побережье перед отъездом. Храм Посейдона, говорят, находится в красивом месте, там можно поснимать очаровательные пейзажи.
На этот раз на «Пятачке надежды» Валера встретил еще одного интересного человека. Он был средних лет, невысокий, крепкого сложения, с толстым носом и жесткой щеткой усов.
– Продаете комнату или работу? – поинтересовался незнакомец, подходя к молодому человеку.
– Искал работу, – ответил Валера в иронично-прошедшем времени.
– Долго ли? – ухмыльнулся тот.
– Неделю, – сказал Валера.
– Хм, я полтора года тут перебиваюсь, как приехал из Могилева, сейчас работаю на стройке. – Меня Иваном зовут.
– Очень приятно, Валера.
Они пожали друг другу руку.
– Значит, вы ничего себе не подобрали?
– Ничего.
– Надо бы вам обождать. Я, конечно, спрошу хозяина, может ему еще человек требуется.
– Сколько ждать? У меня уже и денег не осталось. Все, через несколько дней уезжаю.
– Не хотите больше испытывать судьбу? – на губах Ивана мелькнула снисходительная улыбка.
– Нет, это бесполезно, – с горечью ответил Валера.
– Зря, могли бы обождать еще. Вдруг подвернется. Как бы плохо с работой тут не было, а с голоду не умрете, даже не надейтесь. – Ухмыльнулся. – Вот я, хоть и работаю, но до сих пор по выходным хожу на благотворительные обеды у польской церкви Святой девы Марии. Католики, понимаете ли. У них это хорошо сорганизовано. Бесплатное питание для безработных и бездомных. Всех накормят. Никто не спрашивает, кто ты и откуда. Раз пришел, значит нуждаешься. Так-то вот. – Иван поглядел на Валеру, заложил руки за спину и продолжил: – Вот как это у них происходит. Перед обедом все должны собраться в церкви, кто-нибудь из присутствующих поднимается на кафедру и минут десять читает отрывки из Библии, а затем уже все выходят во внутренний двор, берут поднос, идут к раздачи. Там, на отдельном столе, большие кастрюли, где прислуживают мальчики, каждый получает полный обед и садится за стол. Сытно кормят. Хм, если бы изжога после этого не мучила, то лучше не придумаешь.
– Извините, но у церкви я побираться не стану, – сказал Валера.
– Есть другая возможность питаться бесплатно, – проговорил Иван дальше. – Мы, бывает, по ночам ездим на овощные склады, когда там завоз происходит. Подпорченные овощи и фрукты отбрасывают, иногда мешками. Так мы, пошустрее, все это и подбираем, подумаешь, на яблоке вмятина, или картошка с гнильцой, ее обрезать можно, но поставщики в свои магазины не берут, а нам и то сойдет. Экономия.
– Спасибо за совет, но я на такое убогое существование не рассчитывал, – промолвил Валера с насмешливой улыбкой.
– Вы конечно правы, дома-то легче выживать, чем на чужбине, мамка всегда накормит, – сказал Иван, ехидно прищурившись. – Но если зацепитесь тут за какую-нибудь работенку – не пожалеете, у вас будет все: и деньги, и жилье, и неплохое питание.
– Да вы как будто уговариваете меня, – сказал Валера.
– Нет, что вы, я только представляю, каково это возвращаться домой ни с чем. Небось, и денег на дорогу занимали, подрастратились, верно? – спросил Иван.
– Да, неприятно возвращаться раньше времени, но я уже решил, – твердо сказал Валера.
– Жаль, а то я хотел комнату вам предложить, одному дороговато выходит. – Иван глянул на Валеру с разочарованием, почесывая в своих коротко стриженных русых волосах.
– Спасибо за беспокойство, – сказал Валера и вдруг опомнился: – Скажите, вы случайно не знаете, как до мыса Суньон своим ходом добраться? Я завтра собираюсь.
– Суньон? – Иван на минуту задумался. – М-м, я не бывал там еще. Вот что, отправляйтесь на улицу Панепистымиу, оттуда много автобусов ходят. Там спросите в кассе.
– Это возле площади Синтагма?
– Не доходя до нее.
Последняя, прощальная вылазка в античность, на которую Валера мужественно сэкономил ради снимков для Дашиной курсовой работы, состоялась на другой день. Этой поездки на Суньон он не хотел упускать еще и потому, что вернувшись с пустыми руками домой, можно будет с чистой совестью всем рассказывать, как «я тоже там был». Хотя любители диванных путешествий перед экраном телевизора, по которому показывают все эти легендарные красоты практически бесплатно, все равно не поймут Валерины треволнения, лишения и поползновения, больше похожие на отчаянные порывы обездоленного бродяги. Накануне вечером, проведя очередную ревизию личного бюджета, Валера подсчитал, что если отказаться от ежедневного стакана молока, то других жертв это небольшое путешествие от него не потребует.
На Суньон Валера отправился около полудня рейсовым автобусом. Выкатив из города, автобус помчал на юг по шоссе среди белых деревушек и зеленых оливковых рощ, между горных склонов, которые затем остались позади, и тогда вокруг открылась широкая долина. Вскоре, с левой стороны, показалось море, похожее на синий шелк, поблескивающий под солнцем. Автобус сделал десятиминутную передышку в приморском городке Лаврио и, освободившись от большинства пассажиров, двинулся дальше – на самую южную оконечность Аттики. Спустя некоторое время, море показалось с двух сторон, но затем пропало за каменистыми склонами. Автобус сделал кольцо и остановился. Здесь была конечная станция, гостиница и ресторан.
Валера вышел из салона и торопливо зашагал мимо ресторана, дабы не разбудить в себе дремлющий Голод кухонными ароматами, которые призывно вели прямо в лицо. Он направился по каменистой дорожке вверх по пологому склону, на плоской вершине которого возвышался белый, подобно скелету доисторического животного, храм Посейдона. Высокие мраморные колонны, сложенные из массивных дисков с ребристой поверхностью и перекрытые сверху тяжелыми блоками, удивляли своей простотой и величавостью. Дорический храм пережил войны и землетрясения, как ему это удалось – загадка для науки, так что это языческое святилище и поныне гордо возвышается над окрестностями, словно искалеченный, но непобежденный ветеран. Несколько туристов бродили среди развалин, фотографировались, сидели на камнях, созерцали море, маленькие острова, покрытые кустарниками и вздымающиеся посреди пенистых волн, будто спины морских чудовищ. Валера делал снимки для Даши, мечтая, как ей будет приятно узнать, что он думал о ней, находясь в самом храме.
Древний колос был огорожен веревкой, по пояс (зрителя, разумеется) натянутой между металлическими столбиками, чтобы самые любопытные не подходили к памятнику слишком близко и случайно не толкнули колоннаду. Можно подумать, от прикосновения к исполинской колонне, они друг за другом сложатся, подобно домино. Но запретная территория притягивает, как искушение. Перешагнув через ограждение, Валера направился по ступеням, пока никто не видит. «Все равно остались считанные дни, – решил он. – Я тут, в первый и, возможно, последний раз. Кто знает, что готовит будущее: случится ли что-нибудь со мной или рассыплется храм, поэтому использовать возможность надо прямо сейчас». – Валера поднялся по древним ступеням и вошел, если можно так сказать, поскольку войти можно внутрь какого-нибудь помещения, но в данном случае, он попросту остановился посреди огромных колонн, и огляделся по сторонам. Никто не окликнул его и не потребовал вернуться. Колонны возносились над ним к небу, и в них угадывалась красота и удивительное мастерство древних строителей, сумевших воздвигнуть храм без подъемного крана и вертолета.
Внезапно, посреди нагретого солнцем каменного зала, Валера почувствовал себя так легко и свободно, точно на него снизошла благодать. Откуда-то возникло ощущение, словно он перенесся на три тысячи лет назад. Древний камень, дикая природа, морская стихия. Теплый ветерок играл в его светлых волосах, завившихся от южного солнца, которое сияло так ярко, что слепило глаза. Внизу, под самой горой, шумно билось о камни море, вдали, среди островов, ходили стайки белопарусных яхт, а воздух был наполнен ароматами морской воды и трав. Как долго Валера находился в храме – он не осознавал, только длинные тени столбов, как стрелки гигантских часов незаметно двигались по полу. Валера почувствовал, как здорово припекает солнце, и пожалел, что не взял с собой кепку, захотелось пить, и вдруг в ногах появилась слабость, но быстро отступила. В какой-то момент Валере показалось, что он здесь не один. Он огляделся, но никого не увидел, однако чувство близости какого-то существа проявлялось все явственней. А потом послышался шорох.
– Кто здесь? – спросил Валера.
– Тот, к кому ты пришел, – неожиданно прозвучал мощный, как океан, голос.
От неожиданности Валера вздрогнул и огляделся.
– Извините, что зашел за ограждение, сейчас вернусь на тропу, – проговорил он и повернулся, чтобы уйти.
– Не стоит торопиться, чувствуй себя, как дома, мой лучезарный друг, – ответил ему тот же голос.
– Кто вы? – в замешательстве спросил Валера.
– Ха-ха-ха! – в окружающих столбах раздался хохот, да такой громкий, что посыпались мелкие камешки. – Я тот, к кому ты пришел.
– Я не понимаю, что вы имеете в виду? – промолвил Валера с недоумением.
– Тяжелый случай, это бывает от недоедания и утомления, – проговорил незнакомец. – Ничего, я позабочусь о тебе, мой племянник. Мое имя Посейдон, я очень рад приветствовать тебя в моем храме.
– Но этого не может быть, – возмутился Валера. – Что вы хотите?
– Странный вопрос. – Послышалась усмешка. – Как не может быть того, что на самом деле быть может? Ты не разумен, Аполлон, как дитя. Не вежливо, придя в храм Посейдона, спрашивать его, кто тут хозяин, как будто это заранее тебе не известно?
– Вы морочите мне голову, – проговорил Валера.
– Нет, это солнечный удар, – послышался голос.
– И все-таки покажитесь, где вы? – потребовал Валера. – Не очень-то вежливо разговаривать, скрываясь от собеседника.
– Погоди, сейчас только взберусь. Ведь я уже не так молод, чтобы скакать по камням с резвостью нимф. – Послышалась тяжелая одышка, словно кто-то поднимается по крутому склону. – Эх, а может, этот склон сделался таким крутым. Фух. Обернись, я уже здесь.
Валера повернул голову и увидел тщедушного на вид старика с трезубцем в руке. Он вошел в храм, поднявшись по крутому обрыву со стороны моря. Щуплый и дряхлый старик совсем не походил на того величественного бога, за которого себя выдавал. Длинная борода была спутана и напоминала грязную морскую пену, клок длинных седых волос торчал на макушке, и казалось, его вот, вот сдует ветром, истрепанная хламида, переброшенная через плечо и ниспадающая наподобие юбки с застрявшими в складках водорослями, прикрывала старое, морщинистое тело, грудь вздымалась от тяжелого после крутого подъема дыхания, с лица не сходила улыбка старого маразматика, даже трезубец, на который он опирался, был такой ржавый, словно его выкопали археологи.
– Добро пожаловать, Аполлон! – гордо проговорил старик, едва только смог отдышаться. Он шагал босиком по полу, постукивая древком своего трезубца.
– Ничего общего с Аполлоном, – признался Валера. – Я обыкновенный человек.
– Скромности у тебя не занимать, – иронично заметил Посейдон и воскликнул на удивление мощным дребезжащим голосом, пробирающим до костей: – Ты все так же молод и красив! – Остановился перед Валерой и дружески похлопал его по плечу. – Ни седого волоска, ни морщинки на твоем миловидном лице!
– Извините меня, но разве не показалось бы вам странным, увидеть перед собой Посейдона посреди дня? – проговорил Валера, морщась от неприятного запаха гниющих водорослей и рыбы, исходящего от сумасшедшего старика.
– А кого ты надеялся увидеть в храме Посейдона, Зевса, что ли, а может, Адиса? – громко рассмеялся.
– Никого.
– Ха-ха-ха! Чувство юмора у тебя, как у Диониса! Многому тебя научил этот пошлый развратник. Ты голоден? Хочешь вина?
– Нет, я, пожалуй, пойду.
– Постой, ублажи старика, пообедай со мной и поиграй на кифаре. Давно я не слышал твоей чудесной музыки.
– Сожалею, но я не играю на кифаре. – Валера отчаянно соображал, как бы поскорее отделаться от ненормального старика. – А свою гитару я оставил дома.
– Хм, и в самом деле Дионис испортил тебя, – задумчиво поглаживая пальцами бороду, проговорил Посейдон.
– Я не понимаю, может быть, здесь снимают исторический фильм, но я не актер и мне в самом деле пора, – заторопился Валера.
– Жаль. – Посейдон нахмурился, его густые белые брови сомкнулись над переносицей. – Отчего же мой любимый племянник, едва придя к родному старику, торопится теперь назад, бежит от красоты и счастья, к которым до сих пор так стремился из своего сумбурного мира?
– У меня нет ни работы, ни денег, ни жилья. Эта земля оказалась не такой гостеприимной, как я ожидал, – признался Валера.
– Да, современные люди совсем позабыли о своих старых добрых богах, – с горестным вздохом промолвил Посейдон. – В жертву ничего не приносят, не строят нам храмы, а старые разрушаются, так что теперь в них гуляет ветер. – Он повел трезубцем вокруг, указывая на развалины. – Поклоняются новому богу – Христу. Оттого и влачим уже две тысячи лет жалкое существование. Но, покуда наш мир озаряет солнце, мы будем помогать друг другу. Я не оставлю тебя в беде, мой дорогой племянник.
Валера окончательно убедился, что старик не в своем уме, и решил немедленно отступать, но внезапно у него закружилась голова, он споткнулся, задев ногой камень, и упал. Спустя некоторое время, Валера очнулся и обнаружил себя, лежащим в окружении толпы посреди храма. Повернув голову, Валера увидел полицейского, который сидел перед ним на корточках, держал его руку и ловил пульс на запястье.
– Кирие, с вами все в порядке? – проговорил он, когда Валера открыл глаза.
– Да, – прошептал, наконец, Валера слабым голосом и стал подниматься.
Полицейский помог ему встать на ноги и строго проговорил:
– Не следует заходить за ограждение, кирие. Это запрещено.
– Извините, – пробормотал Валера.
Полицейский мог бы выписать штраф, но поскольку нарушитель – иностранный турист и к тому же болен, а толпа прониклась к нему сочувствием, то полицейский делать этого не стал. Люди бубнили, говорили что-то о жаре, худобе несчастного молодого человека, бледности его лица и солнечном ударе. Какай-то господин заботливо подал Валере бутылку воды, а дама – бумажный платок, чтобы он приложил к кровоточащей ссадине на руке. Валера сделал несколько глотков воды, смочил платок и, вернув бутылку, протер рану, после чего, извинился за доставленное беспокойство и пошел прочь. Полицейский попросил всех немедленно покинуть храм. Валера заметил, что странного старика в лохмотьях среди столпившихся вокруг него людей не было, значит, и в самом деле привиделся.
Валера шагал вниз по тропе, чувствовал себя он неважно: сильно болела голова, в ногах дрожала слабость, снова хотелось пить. Он подошел к киоску возле ресторана, купил бутылку воды, напился и освежил потное лицо, а потом спустился по дорожке на пляж, снял сандалии на влажном песке и побрел у кромки воды. Море было спокойное, волны накатывались на ноги, и Валера почувствовал себя легче. Вдоль берега протянулись гостиницы с красивыми клумбами и палисадниками, по пляжу прогуливались или сидели на покрывалах курортники. Среди них Валера заметил девушку в легком светлом платьице с длинными распущенными волосами, она шла ему на встречу. Приблизившись, она робко улыбнулась ему, словно хотела заговорить, но чего-то смутилась, понурилась и медленно прошла мимо. Валера решил, что девушка обозналась. Но тут же пришла в голову мысль, что ему снова мерещится, на этот раз ангел, эта подсказка сознания заставила его остановиться и обернуться. Прекрасный ангел тоже остановился и грустно улыбнулся ему. Нет, все-таки это была девушка.
– У вас не найдется сигареты? – спросила она.
– Нет, я не курю, – ответил Валера, не сразу сообразив, что с ним говорят по-русски.
– Извините, – она немного смутилась, хотела что-то еще сказать, но передумала.
– Вы отдыхаете здесь, вы из России? – поинтересовался Валера.
Но девушка грустно кивнула, повернулась и поспешила прочь. Он двинулся дальше, подошел к торчащему из песка серому камню, сел на него и стал смотреть на удаляющуюся девушку с недоумением. Ветерок колебал подол ее платья, голова опущена, словно девушка была чем-то расстроена. Она направлялась к дальней гостинице и вскоре скрылась за высокими кустами олеандра. Валера пожал плечами, озадаченный встречей с печальной незнакомкой, и потом несколько минут наблюдал бегущие к берегу волны. Ветер веял в лицо, и Валера закрыл глаза, слушая шумную мелодию моря. Ему стало легче, головная боль немного утихла, но не прошла окончательно. Он поднялся, побродил еще некоторое время возле моря и потом вернулся на остановку.
До Афин Валера добирался иным маршрутом. Автобус двигался по шоссе вдоль изрезанного западного побережья, проезжал красивые курортные городки с белеющими в зелени и цветах домиками, а кое-где среди сосен и тамарисков виднелось море. В Афинах Валера вышел на площади Синтагма и зашагал прямиком в гостиницу, он чувствовал себя усталым и разбитым. Город быстро погружался в глубокие фиолетовые сумерки. Фонари и витрины магазинов залили улицы золотистым светом, а на горе Ликавитос засияла, будто звезда в ночном небе, маленькая церковь. Забравшись, наконец, в свою комнату, Валера наскоро помылся и рухнул на кровать.
«Умру ли я с голоду, – рассуждал он, – или, может быть, наконец повезет. А все-таки жаль покидать эту красивую страну. Хотелось бы поглубже ее понять, изучить. Хотя, то, что я успел при скудных возможностях не так уж и плохо: Акрополь, исторический музей, Суньон. Найдется, о чем рассказать Даше, и снимков тоже будет достаточно. Вот угораздило упасть в обморок в самом неподходящем месте? Хорошо, что фотоаппарат не разбил. Да еще пригрезился старик со странностями. А было ли это только видение? Может, этот чокнутый ради шутки разыграл комедию и быстренько свалил, когда я рухнул на пол. Испугался неприятностей. Пообещал помочь, а сам удрал. Хорошо же он помог, оставил меня лежать, а сам исчез, когда туристы собрались, и полицейский явился. А потом эта девушка, кто она? Почему она так смутилась меня? А сигарету она могла бы спросить у любого другого курортника, и вообще, не похоже, что она курит. Бьюсь об асфальт, она не курит. Может быть, она хотела завязать со мной знакомство? Странный выдался день. Много вопросов, и ни одного ответа. Но, довольно испытывать себя на живучесть, надо убираться отсюда пока еще целый и невредимый». – Он ухмыльнулся, вспоминая странное видение в храме, и, задумавшись о ненормальном старике, вскоре заснул.
Глава третья
Тот, кто вольно отчизну покинул,
волен выть на вершинах о ней…
В. Набоков. К России
I
На другое утро, проснувшись в тревоге рано, Валера продрал глаза и вдруг почувствовал какое-то облегчение оттого, что уже сегодня он отправится выкупать билеты, а следовательно, все бессмысленные мытарства его скоро, наконец, закончатся; осталось пережить два дня. Он выскочил из постели. Погода выдалась ясная, с улицы доносилось звенящее, шумное оживление. Надоевший вид из окна и эта пальма напротив, теперь не так раздражали, как последнее время, скоро и этого не будет. Валера не спеша выпил чаю, собрался и вышел из гостиницы.
В польской конторе он выкупил билет до Варшавы, а потом отправился побродить по улицам, двигаясь в сторону Центрального рынка. На душе появилось теплое беспечное спокойствие, тревога куда-то исчезла, и теперь всеми мыслями он устремился домой. Придется признать свою неудачу, требовать объяснений от Ирины и возвращать долг тете Вере. «Ничего, его можно отработать в «Раушене» или на какой-нибудь стройке, – утешал он себя. – Пусть меня называют слабовольным, пусть клеймят позором, но в греческие каменоломни я не полезу». Уже на рынке у него появилось странное чувство, будто его всюду преследует чей-то взгляд, но тогда он не придал этому значения. Купив апельсины, чай, хлеб на оставшиеся дни, – скудно, но это ничего, дома можно будет отъесться за все это время сразу, – Валера пошел назад, в гостиницу. Возле церкви Святого Константина народу было немного, и Валера, не задерживаясь, зашагал мимо, как вдруг, его окликнули. Валера обернулся и увидел Карена. Он был не один, с ним стоял невысокий человек лет пятидесяти в темном пиджаке и джинсах, лицо его было чисто выбрито, на голове аккуратно постриженные, седеющие волосы. Карен помахал Валере рукой, приглашая подойти.
– Вот, этот молодой человек, о котором я говорил, – объяснил он незнакомцу, когда Валера приблизился к ним.
– Конин Николай Андреевич, – вежливо представился тот, пожимая протянутую Валерину руку. – Мне сказали, что вы ищете работу?
– Искал, – ответил Валера.
– Вы говорите, искал, в смысле нашли? – деликатно уточнил Конин.
– В смысле не нашел, – ответил Валера и серьезно добавил: – Я уезжаю послезавтра вечером.
– Как, уезжаешь? – удивился Карен. – Что значит, уезжаешь? Разве ты передумал?
– Да, здесь больше нечего искать, а работать на плантациях и кормиться благотворительными обедами вместе с нищими, как раб или каторжник, я не хочу, – проговорил Валера с трагическим достоинством.
Конин с сожалением покачал головой.
– Подожди, этот человек предлагает хороший работа. – Карен схватил Валеру за рукав.
– Но я уже купил билет, – признался Валера.
– Тебе хороший работа дают, а ты уезжать собрался! Подумай лучше, – с негодованием проговорил Карен, пристально глядя на парня.
– И что за работа? – прохладно, без интереса, спросил Валера.
– Сейчас тебе все расскажут, – ответил Карен. – Зачем торопиться?
– Но, если вы уезжаете, тогда и не зачем об этом говорить, – задумчиво произнес Конин, посмотрел на Валеру, у которого в глазах появилось любопытство, и продолжил: – Впрочем, дело не сложное. Я работаю книготорговцем на складе издателя Яниса. Недавно ушел один наш сотрудник, на его место нужен другой продавец.
– Торговать книгами? – уточнил Валера.
– Да, хозяин ставит нас на оживленных улицах города. Будьте уверены, заработок выходит не плохой, особенно в праздничные дни.
– Хороший работа, – твердил Карен, слегка хлопая Валеру по плечу, – где еще найдешь? Соглашайся.
– Вы уезжаете в пятницу? – переспросил Конин.
– Да.
– Тогда у вас есть время, чтобы попробовать.
– Да я греческого не знаю, – признался Валера.
– Не важно, – ответил Конин.
Валера вопросительно поглядел на него и проговорил:
– А вы сами давно так работаете?
– Полгода, – ответил Конин и, напустив на себя равнодушный вид, проговорил: – Я бы на вашем месте не торопился с отъездом. Выгодное предложение.
Валера заколебался. Если это правда, можно было бы сделать еще одну попытку, и задержаться. Но вернут ли деньги за билет? Риск слишком велик. Остаться без последних денег – совсем не хочется. Вот так задача на прощание. Трудно сделать выбор, словно предлагают пройти по краю обрыва, если не сорвешься – впереди ждет вознаграждение. Сердце забилось от искушения и тревоги, защекотало под ложечкой. Жаль, мало времени на такие эксперименты. Почему бы раньше с этим человеком не встретиться. Теперь все, как на острие ножа. Напряжено. В смятении мысли путались. Как нелегко теперь собраться, решиться. По спине в нервозной спешке забегали мурашки. Отчаяние захватило сознание.
– Понимаю вас, трудно сделать выбор сходу, – произнес Конин, заметив Валерино замешательство, и добавил: – Но возвращаться домой ни с чем, тоже плохо.
– Ладно, я посмотрю, что это за работа, – сказал Валера.
– Думаю, у вас получится. Торговали, когда-нибудь раньше? – спросил Конин.
– Нет, но я работал в кафе, имел дело с кассой, – ответил Валера.
– Это хороший опыт, – улыбнулся Конин.
– Может, ему с жильем поможешь? – снова заговорил Карен, обращаясь к Конину. – Парень до сих пор живет в гостинице.
– Была бы работа, а жилье найдется, – благожелательно ответил Конин.
– Ну, тогда, как договорились, – промолвил Карен.
Конин кивнул ему и попросил Валеру подождать, после чего оба отошли в сторону.
– Сколько? – спросил Конин.
– Тысяча, – ответил Карен.
Конин достал из внутреннего кармана пиджака бумажник, отсчитал деньги и отдал Карену, который тотчас спрятал их в карман, затем пожелал Валере удачи, попрощался и в мгновение ока исчез.
– Вы заплатили ему? – сразу спросил Валера.
– Да.
– За что?
– Он сделал услугу, нашел мне человека. За это приходится платить.
– Теперь понятно, почему он тут каждый день крутится.
– Всякий выживает, как может, – проговорил Конин. – Здесь все продается и покупается.
– Выходит, вы купили меня? – откровенно спросил Валера.
– Не думайте об этом, – улыбнулся Конин. – Это всего лишь плата за услугу. Когда-нибудь вы сможете продать свое место, кому-нибудь другому. Кстати, я мог бы взять деньги и с вас, ведь я нашел вам работу, верно?.. Но я этого не сделаю.
– Почему? – Валера недоверчиво прищурился.
– Я не стану брать денег у соотечественника, – ответил Конин и ободрительно подмигнул. – Сегодня я отпросился на выходной, нужно решить кое какие личные дела. А пока, если желаете, пройдемся, поговорим, а то здесь шумно, ремонт дороги.
Они направились вверх по улице, к площади Омония. По пути Конин расспрашивал, какими судьбами Валера оказался в Афинах, а потом рассказывал о себе.
– Я, как и вы, откликнулся на объявление похожей конторы, заплатил, приехал, а здесь никто не ждет. Работу нашел только через неделю. Наверное, повезло. Здесь же, у этой церкви, понтиец продал мне свое место у Яниса и проводил на книжный склад. С тех пор торгую книгами. – Конин вздохнул и продолжил: – А в Новосибирске моя семья: жена и взрослый сын.
– Мне бы до сезона апельсинов продержаться, – признался Валера. – Там неплохо платят. Заработать бы денег и скорее вернуться домой.
– Не получится с книгами, отправитесь на апельсины, – сказал Конин.
От площади Омония, они повернули на пешеходную улицу, мощенную плиткой, с газонами, небольшими апельсиновыми деревцами и уличными кафе, здесь было много народу и аппетитно веяло едой. У Валеры заворчали внутренности, – чуткий Голод проснулся и затребовал пищи. Конин будто догадался и показал рукой на столик.
– Присядем? Я угощаю, – предложил он.
Они заняли место возле большой кадки с цветущей геранью. Подошел официант, высокий черный грек с волосатыми руками. Конин заказал две чашки кофе и две порции ;;;;;;;; (мясо с овощами).
– Так вы до сих пор живете в гостинице? – сказал Конин и покачал головой. – Это очень дорого. Надо перебираться на квартиру. Я, пожалуй, поговорю с хозяйкой. Думаю, для одной койки у нас место еще найдется.
– Что за квартира? – спросил Валера.
– Не очень удобное, но дешевое место. Наша хозяйка – Зинаида, она приехала несколько лет назад из Львова. Теперь снимает трехкомнатную квартиру. Пустила к себе жильцов, чтобы самой плата дешевле обходилась. Одну маленькую комнату занимает сама, в другой – мужчины, в третьей женщины. Словом, дешевая ночлежка. Главное условие – порядок. И еще, важно, чтобы владелец квартиры не знал, что Зинаида содержит постояльцев.
– Разве он не может проверить?
– Нет, если за квартиру платят исправно, ему нечего проверять.
Тут появился официант с подносом, он поставил два стакана воды, чашки с кофе, суфлаки на тарелочках и полную соусницу, затем поинтересовался, не угодно ли чего-нибудь еще и, получив отрицательный ответ, удалился.
– Вы тут слишком долго без работы, на что приходится жить? – спросил Конин с сочувствием и сделал глоток кофе.
– Стараюсь экономить, – признался Валера, макая суфлаки в острый соус.
Конин покачал головой и тоже принялся за еду.
– Вы, я заметил, хорошо говорите по-гречески, – сказал Валера, протирая руки салфеткой. – Но как же я буду торговать книгами, если не знаю ни одного слова?
– Когда я начинал, тоже не мог хорошо говорить, но быстро выучил. Это не так сложно. А вообще, вы скоро поймете, что для этой работы, нет необходимости заканчивать академический курс новогреческого языка.
– Мне это кажется странным.
– Но как же вы собирались работать в Греции?
– Надеялся, хватит и английского. К тому же, на апельсиновой плантации вряд ли пришлось бы общаться языком Казандзакиса. Не тот уровень.
– Хм, это верно. Вы мне напоминаете моего сына, Володю, он примерно вашего возраста и такой же излишне самоуверенный.
– Чем он занимается в Новосибирске?
– Учится в университете. Будущий инженер. Теперь ему требуется отдельное жилье, у нас ведь только однокомнатная квартира. Сколько смогу, заработаю здесь, попытаемся собрать на квартиру общими силами.
– Я тоже надеялся в Греции заработать, хотел машину купить. Только теперь, сомневаюсь, что это возможно.
– Ничего, если захочешь, все можно.
– Вы оптимист.
– Иначе нельзя. Все складывалось хорошо, пока в институте не сократили, я инженер по машиностроению. Теперь надеюсь только на собственные силы. Я вас очень хорошо понимаю, возвращаться домой с пустыми руками – тяжело. Но, не отчаивайтесь, я помогу вам.
Официант принес счет, и Конин расплатился.
– Спасибо вам, Николай Андреевич, – проговорил Валера.
– Ничего, мы должны помогать друг другу, – проговорил Конин. И эти его слова прозвучали как-то очень знакомо. Валера вспомнил старика в храме Посейдона. Он говорил также.
– У меня еще кое-какие дела, – объяснил Конин, поднимаясь из-за столика. – Встретимся завтра утром в девять возле церкви, договорились?
– Хорошо, – ответил Валера.
Теперь он чувствовал приятную сытость и пребывал в умиротворенном настроении, а главное появилась надежда. Нужно испытать новый шанс. Этому Конину почему-то хочется доверять. Все должно определиться завтра.
В гостиничном номере делать было нечего, тогда Валера пошел побродить по торговым улицам Монастираки, где в изобилии продают сувениры и антиквариат, – там бывает много любопытных вещиц, как в музее. К вечеру стало пасмурно, но улица Эрму была полна народу: тут множество магазинчиков, лавок и кафе. Одни витрины сверкают золотыми изделиями, другие плотно заставлены керамическими поделками и скульптурами, в-третьих, – развешаны меха. По улице Эрму прохаживались шарманщики, клоуны-жонглеры, скрипачи, тут и там на продажу выставили свои работы художники. Валера рассматривал их картины, условно примеряясь, какую хорошо было бы купить. Потом слушал музыку, стоя в кругу зрителей перед мальчиком-скрипачом с кудрями как у Моцарта. Валера хотел бросить монет в лежащую на земле шляпу юного музыканта но, сунув руку в карман, один, другой, не нашел ни драхмы. Тогда он отступил и направился дальше. И снова возникло странное ощущение, будто за ним присматривают. Он явно привлекал чье-то внимание. Он оглядывался по сторонам, но ничего подозрительного не замечал. Откуда это странное ощущение, недоумевал он, может быть, падение в храме Посейдона так повлияло? Или от голода уже окончательно рехнулся? Но вскоре праздные жизнерадостные лица прохожих, беззаботная суета торговой улицы, музыка, детский смех отвлекли его, и дурные мысли куда-то улетучились.
II
Утро поднялось дождливое. Около девяти часов Валера и Конин встретились на «Пятачке» у церкви и зашагали по мокрым улицам. Вскоре полил дождь. Конин распахнул большой черный зонт, Валера набросил на голову капюшон куртки. Несмотря на сырую, сопливую погоду, было довольно тепло, и обоим такая волшебная зима, больше похожая на дремлющую осень, казалась даже очаровательной. Дождь – это всего лишь временное недоразумение, которое, судя по васильковым просветам среди туч, вскоре должно прекратиться.
– Нам предстоит тридцатиминутная прогулка, – объяснил Конин. – Я каждый день так хожу, срезая углы. Во всяком случае, это доставляет мне удовольствие. Постарайся запомнить маршрут, может быть, придется когда-нибудь идти одному.
– Вы разве уверены, что я стану работать с вами?
– Да.
– Почему?
– Уверен, ты именно тот человек, с которым мы хорошо сработаемся. Поэтому можешь смело идти в транспортную контору и сдавать свой билет.
– Скажите, вам нравится здесь? – поинтересовался Валера после недолгого молчания.
– Ты имеешь в виду, в Афинах?
– Да.
– М-м… Я был бы счастлив, жить там, где родился, и вдвойне счастлив, если бы родился именно здесь. Из-за климата.
– Вы скучаете по России? – спросил Валера.
– Я каждый день мечтаю вернуться к семье, – не задумываясь, сказал Конин.
– И вы держитесь здесь только из-за того, чтобы заработать на квартиру? – снова спросил Валера.
– Да. Впрочем, это не такая простая история, – уклончиво ответил Конин.
Валера не стал продолжать эту тему, понимая, что Николаю Андреевичу она не приятна.
– Хорошо, я сдам билет, думаю, мне вернут за него деньги.
– В любом случае не упускай свой шанс. Кстати, вчера я разговаривал с Зинаидой, она согласилась взять еще одного постояльца на квартиру. В комнате найдется свободная койка. Советую переселиться, чтобы экономить на жилье.
– Если останусь, завтра и переселюсь.
– И не теряя времени, – добавил Конин, опуская и складывая зонт. Дождь прекратился, и улицы заблестели ярко как рыбья чешуя на солнце. – Уверен, работа на складе и дешевая комната позволят собрать денег и вернуться домой раньше, чем ты думаешь, – добавил он, щурясь от света.
– Согласен, – сказал Валера и скинул с головы капюшон.
Они переходили проспекты, срезали углы, шли маленькими переулками. Навстречу, по тротуару, продавцы катили на рынок свои тележки груженые с верхом бубликами, пончиками обсыпанными сахарной пудрой, апельсинами. На углу какой-то улицы стоял продавец каштанов, от жаровни вкусно пахло дымком. Продавец, вооруженный металлическими щипцами, похожими на клюв колпицы, накладывал горячие каштаны в свернутый из газеты кулек, затем подал его покупателю и снова принялся зазывать: «Покупайте каштаны! Самые вкусные каштаны!» Из каждой кофейни, которые Валера и Конин проходили мимо, доносился такой аромат, что сил не было терпеть. Валера, опасаясь разбудить в себе Голод, старался затаить дыхание и не глядеть на кулинарные изыски в витринах, но попытки его были тщетны, проклятое его внутренне чудовище, унюхав возбуждающие запахи, пробудилось, как собака, и сразу принялось требовать, чтобы его удовлетворили. Валера взял себя в руки и старался не думать о еде, отчаянно сопротивляясь требованиям Голода, но слюна уже бежала обильно. Голод можно воспитать, если не баловать сладким, и каждый день ходить дразнящим органы чувств маршрутом, тогда появляется особого рода сила воли, закалка, что ли, помогающая усыпить бдительность ненасытного тирана. Валера уже научился терпеть. Но стоило лишь однажды поддаться искушению и купить какую-нибудь баранку, как все прежние старания становились пустыми, начинай все сначала. Но так устроены Афины: куда не пойди, всюду натыкаешься на кондитерские магазины с выставленной на полках больших витрин выпечкой, кофейни и уличные рестораны, благоухающие ванилью и кофе.
Между тем, они вышли на улицу Бенаки, которая протянулась с довольно заметным подъемом и заканчивалась невысокой, поросшей соснами, горой.
– Ты завтракал? – вдруг спросил Конин, бросив на Валеру меткий взгляд.
– Да, – неохотно ответил тот, – не беспокойтесь.
– Что-то не верится. Понимаю, тяжелый маршрут, много соблазнов. Потерпи, возле нашего склада есть маленькая кофейня, позавтракаем там, хорошо? – предложил Конин и тут же добавил: – Я угощаю.
Они вошли в кофейню, в которой стоял такой аромат, что у Валеры кругом пошла голова. Конин подошел к стойке, заказал два кофе и две булочки с заварным кремом. Валера занял место возле окна. Конин принес заказ на подносе, освободил его, сел на табурет, поискал ногами подножку и сказал:
– У нас в запасе десять минут, можно не торопиться.
Они пили кофе, глядели на прохожих за окном и на собаку, которая спала у подъезда дома на противоположной стороне улицы. В кафе других посетителей не было, тихо звучала музыка, из кухни доносился запах жареного лука. Приятный горячий кофе Валеру взбодрил. Конин задумчиво потягивал напиток вприкуску с булочкой. Мимо их столика прошел мальчик-помощник, он вышел из кафе с подносом, висящим на цепи, как чаша весов, на нем стояли стаканы ;;;;-;;;;; (холодного кофе) для клиентов, на вынос. Валера проводил мальчика взглядом и спросил:
– Скажите, Николай Андреевич, а кто этот хозяин книжного склада?
– Его зовут Янис, – напомнил Конин. – Он издает книги и торгует на улицах с помощью нанятых продавцов.
– Но разве это прибыльное дело, на которое можно прожить? – удивился Валера.
– Вряд ли, но у Яниса есть другой, более надежный источник средств, чтобы спокойно проводить свою холостяцкую жизнь. – Конин поглядел на Валеру и добавил: – Он владелец ночного клуба.
– Необыкновенное сочетание, – заметил Валера. – Я бы сказал, черно-белое.
– Да, именно так, – подтвердил Конин. – Человек ищет возможность компенсировать нелюбимое, но доходное занятие каким-нибудь хобби. Подозреваю, Янису давно надоела изнурительная ночная работа: стриптиз, казино, бар, бильярд, вот он и стремится к благородному – издает книги. Ты увидишь, он издает классическую, детскую и философскую литературу, за малым исключением; гм, на складе есть несколько порнографических книжонок.
– Красота и уродство обретаются всюду, бок обок, как на весах, – произнес Валера, вспоминая разговор с Ильей. – Иначе не будет в мире гармонии.
– Вот именно, – согласился Конин. – Разве поехал бы я работать в чужую страну, если бы достаточно платили на родине?.. Нет. Ни за что бы не поехал.
– Мне все-таки кажется, наш мир не дуальный, а триединый, – проговорил Валера после непродолжительной паузы.
– Что ты имеешь в виду? – Конин бросил на него вопросительный взгляд.
– Материя, дух и что-то еще, непознанное, невидимое, но существующее.
– Так и есть, отец, сын и святой дух, – подсказал Конин.
– Да, но я имею в виду то, что существует в реальности.
– Библия – образное отражение реальности. И в этом сила нашей православной веры. Что же еще может быть?
– Не знаю. Но что-то есть.
За таким вот разговором они допили кофе. Валера протер губы салфеткой и почувствовал себя вполне сытым, Конин посмотрел на часы и сказал:
– Десять, надо идти.
Выйдя из кафе, они прошли еще несколько метров вверх по улице и свернули налево. Здесь, на маленьком пешеходном переулке, выложенном плиткой, в подвальном помещении дома находился книжный склад. Посреди улицы был разбит большой цветник, покрытый травой, посреди которого росла одинокая молодая пальма с фонтаном длинных перистых листьев.
– Подождем здесь, – сказал Конин и сел на высокий бордюр цветника.
Валера присел рядом. Он пытался справиться с мучительными сомнениями: остаться или уезжать. Он с нетерпением ждал развязки, надеясь, что все же здесь останется, хотя бы торговать книгами. Главное, чтобы деньги платили, чтобы дотянуть до сезона на апельсиновых плантациях, а там будет видно. В начале одиннадцатого с улицы повернул старый синий микроавтобус Пежо, он остановился у самого цветника.
– Янис, – объявил Конин и поднялся.
Из машины выбрался высокий человек средних лет с широким лбом, зачесанными назад длинными волосами и пронзительными темными глазами. На нем были джинсы, серый свитер под распахнутой зеленой курткой. При виде этого человека, нельзя было сказать, что он богат, как ожидал Валера, из рассказа Конина, ему представлялся солидного вида хозяин ночного клуба в костюме и галстуке бабочкой. Конин подошел к Янису и по-гречески объяснил:
– Вот этот молодой человек, о котором я говорил. Желает поработать у нас.
Янис посмотрел на Валеру с любопытством. Конин представил нового сотрудника.
– Ва-лье-ра, хорошо? – повторил Янис по слогам.
– Валера, – еще раз произнес Конин.
Янис повторил, чтобы лучше запомнить и спросил:
– Вы хотите продавать книги?
Конин тотчас перевел вопрос, и Валера ответил утвердительно.
– Хорошо, – сказал Янис и направился к двери склада, бряцая ключами.
– Сегодня мы будем торговать на улице Атинас возле Омонии. Ты посмотришь, как это выглядит, и тогда решишь: идти сдавать билет или отправляться домой, – объяснил Конин.
Тем временем Янис поднял валяющееся у двери письмо и стал открывать дверь. Распахнув ее, он вдруг закашлялся, сунул конверт под мышку, достал из кармана бумажный платок и громко высморкался. После этого, продолжая кашлять и жаловаться на затхлый воздух, он сбежал по ступеням. Конин и Валера последовали за ним. Распахнув внизу дверь, Янис громко выругался и снова закашлялся. Из склада выскочил кот и бросился по ступенькам наверх, едва не ударившись о ногу Валеры, еще один кот кинулся к маленькому окну, там протиснулся между прутьями решетки и выскочил на улицу.
– Проклятье! – трагически воскликнул Янис и щелкнул включателем. – Эти кошки скоро отправят меня в могилу! Я больше не могу их терпеть! – Опасливо осмотрелся по сторонам и, кашляя, направился к рабочему столу.
Конин и Валера вошли за ним следом в большое сумрачное помещение, освещенное тремя пыльными лампами. Янис подошел к столу, что находился возле небольшого пыльного окошка, сквозь которое с трудом просачивался бледный свет. Лист фанеры, который должен был препятствовать проникновению внутрь кошек, оказался сдвинутым. Янис вытащил его совсем для доступа свежего воздуха, затем включил настольную лампу с голубым абажуром, разорвал конверт, вынул послание и стал изучать (очередное уведомление об арендной плате), а потом занялся бумагами, то и дело, сморкаясь в платок. Вскоре в зал спустился мальчик из кофейни, поставил перед Янисом чашку кофе, стакан воды и удалился. Валера последовал за Кониным, осматриваясь по сторонам. Почти весь пол склада был заставлен высокими, как сталагмиты стопками книг, на разостланной плотной бумаге.
– Книг очень много, все разные авторы, – объяснял Конин, шагая среди стопок. – На первый взгляд – неразбериха. Но это ничего, пара недель и привыкнешь. Ну вот, видишь, что я говорил, классика, вон там – детские книжки. А вот, посмотри, «Идиот» Достоевского. – Он взял томик в мягкой глянцевой обложке (кстати, у Яниса все книги были в мягкой обложке) и с гордостью сообщил: – Скоро ты поймешь, что это одна из самых покупаемых книг. Неплохо берут Золя, вон он, и Диккенса тоже... ага… мы его только что прошли. Вот «Философия» Ницше, на прошлой неделе продал двадцать шесть книг! Рекорд! Никос Казандзакис, «Грек Зорба», Читал?.. Ничего, этого от тебя никто не потребует. Зато потом будет повод прочесть греческих классиков. На Омонии есть русский книжный магазин. При случае покажу. Здесь у нас есть и древние и современные греки: Гелиодорос, Зампелий, Варналис, Аристофан, Плутарх. Да вот она, дорогая, вот она, каруцца. – Конин провел рукой по боку перевернутой деревянной тележки, напоминающей стол на колесах, и сказал: – На ней мы раскладываем книги. Эта каруцца сломана, приспособлена здесь под подставку, тебе выдадут другую. – Конин повел Валеру дальше в полумрак дальней части склада. – А вот эта стопка, видишь?.. М-да, это безобразная книжонка, дань дьяволу. Я говорил, что Янис издает несколько порнографических вещиц с картинками, возьми развлекись. – Подал Валере.
– У нас за распространение такой литературы на открытом воздухе, отдали бы под суд, – проговорил Валера, листая книжку с презрительным выражением. – Богато иллюстрирована, нечего сказать.
– Признаюсь, за полгода работы, ни одну не продал, – промолвил Конин так тихо, будто опасался, что его услышит Янис. – Между нами говоря, я эти книжки на самое дно кладу, чтоб не были видны под Марксистским «Капиталом» и Белоянисом. Хм, кому надо, тот сам докопается. Пусть Янис в своем клубе их распространяет. Понимаешь?
Валера молча кивнул, кладя книгу на место, а потом спросил:
– Но меня все же удивляет, как можно без греческого языка торговать?
– Научишься, я также с нуля начинал. – Конин посмотрел на Валеру с улыбкой и похлопал его по плечу. – Да ты, друг, не беспокойся, поверь моему опыту. У тебя все получится. Человеку с такой привлекательной внешностью не о чем беспокоиться. Греки любят красивых людей.
Валера криво ухмыльнулся.
– Николай! – послышался голос Яниса. – Николай!
– Зовет, пойдем, – сказал Конин.
– Николай!
– Мы идем, – ответил Конин, выходя из полумрака.
– Выносите, – распорядился Янис.
Конин и Валера подхватили свободную тележку и потащили на улицу, затем вынесли столешницу, которую на той тележке укрепили. Когда они вернулись, Янис повел их среди книг, будто садовник, снимающий зрелые ягоды. Он сам выбирал книги разных писателей в нужном количестве, и передавал Конину до тех пор, пока у того на руках не выросла высокая стопка, тогда Конин понес книги наверх, а Янис, тем временем, стал нагружать Валеру. Обоим пришлось сделать несколько ходок. Наконец, обойдя весь зал, Янис объявил, что на сегодня будет достаточно, и тогда они втроем поднялись на улицу. Янис сложил книги корешком вверх и принялся пересчитывать, бегая по ним двумя пальцами. Затем пересчитал Конин, а следом – Валера. Цифры сошлись. После этого продавцы погрузили в машину столешницу с книгами, тележку и сели в кабину. Закрывая склад, Янис посылал проклятия всем кошкам на свете и особенно, тем, что вечно крутились возле его склада.
Прибыв на улицу Атинас, они выгрузили тележку перед зданием национального банка и установили ее на тротуаре, где проходило больше народу. Затем Янис помог разложить книги, что-то объяснил Конину, попрощался и укатил. Янис требовал, чтобы на столешнице книги лежали беспорядочной кучей, как на распродаже, на первый взгляд, в этом хаосе трудно отыскать нужную книгу, но это, как объяснил Конин, невероятно привлекает покупателей. Выглядит странно, но такой способ торговли не так уж и плох. Больше того, прохожих привлекает цена: любая книга стоит всего тысячу драхм, в нормальном магазине такую литературу дешевле не купишь. Дальше Конин объяснил:
– Покупателя нужно зазывать так: ;; ;;;;;;, ;;;;;;;;;;;;! ;;;;;;;;, ;;;;;;;;!.. А потом следует помочь отыскать в этой куче нужные книги. Пока тебе трудно ориентироваться, поэтому пусть они сами капаются. Но к ассортименту привыкай. Неделя, другая и должен быть полный порядок. На ручку тележки вешай пакеты. Так удобнее. Сунул в пакет книгу, принял деньги, подал покупку и ;;;;;;;;; ;;;;, то есть, большое спасибо. Валяй, следующий. Положил, принял, подал… Бывает, только поспевай деньги считать, чтобы не ошибиться. Вот и вся работа.
– Посмотрим, как это у вас получается, – скептически промолвил Валера.
– Побудь с полчасика рядом, потом сам попробуешь, – предложил Конин, кладя табличку с ценой на книжную кучу. – А потом сделаешь вывод.
– Да я уже сделал, – уверенно ответил Валера.
– Что решил? – Конин посмотрел на него пристально.
– Остаюсь, – просто ответил Валера.
– Остаешься?
– Не хочется домой возвращаться с позором.
–Я рад, что ты сделал такой выбор, трудно было решиться, верно?
– Пол ночи не спал, думал.
Конин весело рассмеялся и похлопал Валеру по щеке.
Вначале покупателей было мало, прохожие шагали мимо, входили в банк, выходили, спешили кто куда. И вот первый покупатель. Книгами заинтересовался пожилой человек, он порылся в куче, выбрал «Сыновья» Перл Бак, расплатился и побрел восвояси. Молодая женщина купила «Чрево Парижа» Золя, подумала и купила еще повести Жорж Санд. Валера стоял рядом, наблюдая за Кониным, как он перебирает книги и помогает покупателям найти нужного автора. Один за другим, прохожие подходили к тележке, окружали ее, листали книги, что-то спрашивали, покупали или уходили ни с чем. Спустя час, когда народ временно схлынул, Валера сказал:
– Все, пора идти в контору, надо вернуть деньги за билет.
– Полностью тебе вряд ли вернут, – усомнился Конин.
– Вы до которого часа здесь будете?
– До пяти.
– Я приду.
– Хорошо, я дождусь тебя.
Валера оставил Конина с его книгами и поспешил на улицу Кипселис. За сданный билет вернули только половину его стоимости. На обратном пути он зашел в кафе, взял салат, макароны с мясом и сыром, чаю и, умяв все это, направился на Атинас.
III
– Приходится стоять с книгами весь день, – объяснил Конин. – Но ты можешь сделать перерыв днем, когда народ разойдется на ;;;;;;;;, сиесту, значит. С наступлением сумерек можно сворачиваться. Кстати, Янис иногда проезжает мимо, проверяет, работаешь ты или уже по тележке ветер гуляет.
– Вам бы тоже поесть, – сказал Валера. – Я по пути зашел в кафе перекусить, теперь мог бы постоять вместо вас.
– Пожалуй, я так и сделаю, – согласился Конин. – А ты попробуй, может быть, продашь книгу, другую.
Конин направился на рынок, откуда густо веяло пряностями. Оставшись один, Валера из любопытства полистал попавшегося под руку Пастернака “; ;;;;;;; ;;;;;;;”, в романе ни одного слова не прочесть, но буквы угадываются, можно произнести слово по слогам, но ничего не понять. Был бы какой-нибудь словарик, чтобы перевести хотя бы названия книг.
На улице крутились трое мальчишек лет четырех-пяти. У каждого широкий поднос, на котором возвышалась пирамидка из бубликов. Дождавшись, когда машины встанут на красный сигнал светофора, юные торговцы выходили на мостовую и бродили среди машин, предлагая водителям купить баранки, сто драхм штука. Валера наблюдал за их ловкой торговлей, ведь покупают же! и удивлялся, как быстро мальчишки убирались с шоссе, едва возобновлялось движение. Тут к Валере подошла молодая женщина с черными распущенными волосами, в синем костюме и сумочкой через плечо, окинула книги взглядом и стала их перебирать. Потом взглянула на продавца и что-то спросила, но Валера не понял и, предложив говорить по-английски, объяснил, что хозяин книг скоро вернется. Тогда покупательница объяснила, что ей нужна книга по цветоводству.
– Нет, здесь только художественная литература, – сказал Валера.
Она постояла задумчиво, глядя на книги, и спросила:
– А что-нибудь для ребенка найдется?
– Да, есть Андерсен. – Валера перебрал книги, ориентируясь по картинкам на обложке. – Вот он. – Протянул ей «Сказки». – Посмотрите, тут есть еще две детские книжки: «Приключения Чипполино» и «Пиннокио».
– Я куплю их тоже. – Она полезла в сумочку за деньгами.
Валера сунул сказки в пакет.
– Откуда вы приехали? – поинтересовалась она, расплачиваясь.
– Из России, – ответил Валера.
– Так далеко! – Она улыбнулась. – Мой муж был в России, он моряк. Сейчас там очень холодно, правда?
– Очень, и наметает большие сугробы, – добавил Валера.
Она засмеялась, поправила сумочку на плече и спросила:
– Вы приехали в Афины торговать книгами? – В глазах искреннее любопытство.
– Это позволяет зарабатывать на жизнь, – ответил Валера. – Мне нравится путешествовать.
– Понимаю, – сказала она, забирая книги, и добавила: – Желаю вам удачи.
– Спасибо.
Конин вернулся скоро, сел на бордюр возле книжной тележки и принялся за пирожки, запивая молоком.
– Возьми, поешь, – предложил Конин, протягивая Валере пакет.
Валера взял пирожок с яблоками.
– Рынок – единственное место в Афинах, где можно купить настоящие русские пирожки, – объяснил Конин, жуя. – Есть тут с капустой, мясом, рисом и яйцом или с яблоками. Торгует рыжебокими эмигрант из Костромы. Жена печет, а он носит на продажу, зазывает покупателей то по-гречески, то по-русски. Представляешь, что этот нахал грекам говорит, когда те его пирожки покупают? – Конин презрительно ухмыльнулся и ответил: – «Бери, пожалуйста, чтоб тебе подавиться». С вежливой такой улыбкой говорит: «Жри, поганец». А покупатель, не понимая этой русской грубости, в ответ приятно благодарит: «;;;;;;;;;». А тот стоит довольный, скалиться до ушей и отвечает: «;;;;;;;;».
– Попадется ему грек, соображающий по-русски, неприятно будет, – сказал Валера.
– Похоже, этому парню все равно, – махнул рукой Конин.
– Разве можно после этого у него покупать? – возмутился Валера.
– А больше и негде, – промолвил Конин. – Ведь они о доме напоминают. Моя Наташенька похожие печет.
– Хорошее оправдание, – заметил ему Валера и покачал головой.
– М-да… – вздохнул Конин.
– У церкви говорят, этого парня вышвырнули со стройки не известно за что, и за месяц работы не заплатили ни драхмы, – объяснил Конин. – С тех пор он и злится.
– Но покупатели не виноваты, – сказал Валера. – Не нравится здесь – возвращайся.
– Дом просто так не покидают, – вздохнул Конин. – Видно и там не живется.
– Уверен, Кострома с его отъездом ничего не потеряла.
– Где-то убыло, где-то прибыло, а миру от этого не легче. Конфликты разгораются повсюду.
– Вот из-за таких обиженных пирожников как он.
Конин пожал плечами, доел пирожок, допил молоко и протер губы платком. Оба молчали, задумавшись над странной историей, а потом Валера сказал:
– Одна дама интересовалась книгами по цветоводству.
– Справочников у нас нет, – ответил Конин.
Валера протянул ему деньги.
– Она купила детские книжки, – объяснил он.
– Хорошее начало. За полчаса три штуки, – похвалил Конин и, поглядев на выручку, принялся объяснять: – Запомни, деньги скомканными не бросай в сумку. Настоящий торговец относится к ним с уважением. Гермес таким покровительствует. Распрями каждую купюру, пересчитай, положи. Ведь это еще и национальная валюта с портретами героев. Покупатель не должен остаться с ущемленным достоинством даже в такой ерунде. – Сказав это, Конин бережно сунул деньги в карман, а потом продолжил: – Ты говорил по-английски?
– Да, – кивнул Валера.
– Отвыкай, иначе не научишься по-гречески. Да, должен сказать тебе вот, что. – Конин поглядел на Валеру из-под бровей. – Народ всякий подходит. Но знай, если кто-нибудь будет спрашивать документы, нужно отвечать: они у хозяина. Это так, на всякий случай, хотя до сих пор ко мне ни разу с этим не подходили.
– Так просил Янис?
– Да.
– Хорошо, договорились.
До вечера удалось продать еще двенадцать книг. Конин объяснил, что на новом месте в первый день обычно выходит слабо, в последующие дни выручка возрастает, а затем снова падает, тогда Янис перевозит в другой район.
С наступлением сумерек над улицей стали загораться огни, прохожие бежали мимо – торопились домой. Теперь редко, кто останавливался, чтобы полистать книгу. А покупать и вовсе перестали.
– Теперь будем сворачиваться, – объявил Конин и принялся ставить книги рядами корешками вверх. – Пересчитывать нужно утром и вечером. – Сложив книги, он побежал пальцами по корешкам.
Валера тоже пересчитал после него, а потом спросил:
– А разве мы оставим их здесь на ночь? – удивился Валера.
– Здесь, возле рынка, мы их, конечно, не оставим – слишком много цыган. Откатим к нашему складу, там их никто не возьмет. А в других районах можно быть спокойным. Пересчитаешь, сверишь с выручкой, накроешь, перевяжешь веревкой и смело шагай домой.
На лице Валеры появился безмолвный вопрос. Конин глянул на него и многозначительно ухмыльнулся.
– Не беспокойся, никто твои книги не возьмет. – Похлопал Валеру по плечу. – Думаю, тебе, мой друг, предстоит сделать еще много увлекательных открытий.
Сказав так, Конин развернул большой кусок полиэтилена и накрыл им книги, сверху положил холстину и затем перевязал веревкой крест-накрест. После этого Валера взялся за ручки и покатил тележку. По пути со своими тележками двигались продавцы баранок и сувениров, теперь они тоже возвращались с рынка.
До склада добрались минут за сорок. Конин велел поставить тележку вплотную к стене дома. Тут она простоит до утра, потому что по вечерам Яниса здесь не бывает.
– Я думаю, тебе надо сегодня же переезжать, – сказал Конин, когда они пустились в обратный путь. – Мы сейчас же вместе отправимся в гостиницу и заберем твои вещи, согласен?
– Согласен, – ответил Валера.
Рассчитавшись с «Дриадой», Валера забрал сумку и рюкзак, а потом они с Кониным отправились на квартиру. Она находилась в старом пятиэтажном доме на улице Колону. Мрачноватый район с сомнительной репутацией, узкими переулками и какой-то жутковатой атмосферой. Над некоторыми подъездами горел розовый фонарь, по вонючим закоулкам скрывались грязноватые заросшие дворики, дурно разрисованные заборы и пошлые цыганские сараи. Конин и Валера вошли в дом. Лифт поднял их на третий этаж. Затем они прошли по длинному едва освещенному коридору. В дальнем его конце Конин остановился возле двери, отворил ее ключом и впустил Валеру. Оставив вещи в прихожей, Конин повел своего молодого коллегу знакомиться с обстановкой этого перенаселенного жилища, куда, на счастье, еще не вернулись с работы все постояльцы.
– Здесь наша общая кухня, – объяснил он, поворачивая направо. – Газовая плита, раковина, там мусорное ведро. В стенных шкафчиках ты найдешь всю посуду. Та дверь – выход на балкон. Каждый готовит сам по себе, удобно, что большинство из нас возвращаются в разное время. Обычно, я покупаю продукты на рынке, так дешевле выходит. Крупа, макароны, курятина, яйца, фрукты и чай. Хочешь, будем питаться вдвоем, в складчину. – Валера кивнул. Конин махнул рукой на дверь. – Выходим. – Из кухни снова направились в коридор, и Конин продолжал: – Туалет и ванная разделены, положительная особенность, но по утрам все равно никуда не деться: собирается очередь. Нам хорошо: на работу к десяти, вставать можно после всех, к тому времени уже бывает свободно. – Открыл дверь в ванную. – Воду приходится экономить: наполнил ванну, вымылся, и в той же воде постирал белье, а потом прополоскал в чистой. Иначе Зинаида будет ворчать, если придет завышенный счет на оплату. Сколько воды будем лить, за столько платить, сумма делится поровну между всеми.
– Строго тут, – заметил Валера.
– Ничего, привыкнешь, – ответил Конин. – Нам ведь поскорее заработать и домой. – Тут закрыто – это хозяйская комната. А вот это мужская. – Он отворил дверь.
Валера осмотрелся. Комната напоминала тюремную камеру, разве что без решеток. Здесь было душно, отчетливо ощущался теплый терпкий запах пота, но при всем этом, тут можно было обнаружить какой-то порядок или, скорее, упорядоченность стоящих и лежащих всюду вещей. Вдоль стен разместились четыре койки, стулья и платяной шкаф. Под койками прятались сумки, на стульях развешаны какие-то вещи. На стенах бледно-зеленого тона, местами потертые, обои без рисунка. На окне висела полупрозрачная, как пар, занавеска.
– Еще одна раскладушка есть в чулане, – объяснил Конин. – Мы поставим ее возле шкафа, тут больше места, согласен?.. Честно сказать, здесь проходной двор, жильцы сменяются, но обычно в комнате проживают не больше пяти человек. – Конин подошел к окну и открыл его. – Надо, пожалуй, проветрить.
Другая комната, поменьше, предназначалась для женщин, сейчас ее снимали две украинки, работавшие одна гувернанткой в богатой семье, другая сиделкой у старика.
Зинаида, по возможности, пыталась следить за чистотой в общественных местах квартиры, но что делается в комнатах постояльцев – ее не беспокоило. В Афины она приехала пять лет назад, быстро сориентировалась, прижилась и обеспечила себя всем необходимым так, что возвращаться домой не собирается, возможно, никогда. Работала она приходящей служанкой у пожилой греческой пары на побережье, где-то в Глифаде, и ездила туда автобусом каждый день кроме воскресения. Благодаря многочисленным жильцам, ей из собственного кармана за квартиру платить домовладельцам еще не приходилось. Но никто из постояльцев на это не обращал внимания, поскольку с каждого плата все равно получалась сравнительно небольшой. Поднимать ее самовольно, чтобы заработать, совестливая Зинаида не решалась, возможно, из сочувствия к соотечественникам, правда иногда ей все же перепадала какая-нибудь экономия.
– Днем никого не бывает, – продолжал Конин. – По выходным каждый занимается своими делами: ходят по магазинам, валяются в постели, вечером играют в карты. За свои вещи не волнуйся. Никто чужого не тронет. Если есть что-нибудь ценное, можно отдать Зинаиде, она спрячет у себя и закроет на ключ.
– И вы полгода терпите такие условия? – спросил Валера.
– А ты ожидал другого? – Конин с недоумением поглядел на него.
– Да, я представлял это несколько иначе, по крайней мере, не такую духоту. Ведь здесь дышать нечем, – с призрением промолвил Валера.
– Меня этот вариант устраивает, – ответил Конин. – Дешевле не найдешь.
Поставили раскладушку, и Валера принялся разбирать свои вещи, а Конин занялся приготовлением ужина. Но недолго им посчастливилось хозяйничать наедине. Едва они сели за стол, как вернулась Зинаида. Это была средних лет высокая и полноватая дама с лицом, выражающим полную уверенность в себе. Она сняла серый плащ, туфли и прошла в комнату. Спустя минут пять она появилась вновь, теперь на ней была светлая шелковая кофточка и длинная темная юбка. Зинаида навестила ванную и наконец уже прошла в кухню. Тут Конин и представил ей нового жильца.
– Это Валера, молодой человек, о котором я говорил вчера, – сообщил он.
– Очень приятно, – сказала Зинаида машинально и стала хлопотать у плиты, а потом поинтересовалась: – Вы уже показали комнату, рассказали об условиях проживания?
– Да, с условиями нашего быта познакомил, – ответил Конин, усердно цепляя макаронину вилкой.
Пока Зинаида хлопотала у плиты, мужчины доели свой ужин. Вскоре стали возвращаться другие постояльцы. Они приходили уставшие, угрюмые, наскоро мылись под душем, что-то быстро готовили, курили на балконе, ужинали и отправлялись в постель. Вечер прошел в глупом безделье и пустых разговорах на балконе.
IV
В ту ночь Валера не выспался. Даже с открытой форточкой было душно. Зимой дом на ночь отапливался котелком, который находился в подвале, поэтому комната очень скоро наполнялась тяжелой и влажной духотой. Валера балансировал на краешке сна, то проваливаясь в дремоту, то вдруг просыпаясь отчего-то необъяснимого. Он ворочался, скрипя пружинами, лежал с открытыми глазами, мысленно лазал по потолку, словно лунатик и тихо возмущался. Мало того, что жарко, так еще после полуночи кто-то справа начал жутко храпеть. Этот могучий храп сопровождался какими-то астматическими всхлипами и одышкой, наверное, он будил не только соседей по комнате, но, возможно, квартал и даже, не удивительно, все Афины. Казалось, будто спящий задыхается, и оттого Валера тоже начинал ощущать, что ему не хватает воздуху, чтобы как следует вздохнуть, вот-вот начнутся жестокие спазмы и перехватит дыхание. Храпящего соседа, наконец, растормошили: кто-то поднялся и стал трясти его за плечо. Сопя и о чем-то жалобно чмокая губами вместо слов, храпун с трудом пришел в сознание, а когда ему объяснили, что происходит, он виновато вздохнул, что-то пробормотал в ответ и вдруг снова погрузился в сон. На исходе ночи он заново разразился своей страшной музыкой. Теперь храп казался еще более зверским с тоскливым стоном, всхлипами и клокотанием в горле. Окружающим хотелось рыдать. Деваться было некуда. Это была пытка достойная римских инквизиторов. Храпуна будили опять, он просыпался и снова засыпал, и так продолжалось еще много раз, пока сон и его тоже не покидал окончательно. Пожалуй, в комнате вообще никто никогда не спал, люди маялись, мечтали и жалели об однажды покинутом родном доме.
Утром находиться в комнате тоже было невыносимо. Еще до рассвета начинали скрипеть койки, когда поднимались те, кому раньше всех на работу. Не включая свет, они осторожно пробирались к двери, спотыкались, шарили руками по стенам и мебели. А дальше был шум, невинно будоражащий утро, который продолжался уже в туалете, где водопадом спускалась вода и с грохотом падала нечаянно оброненная на унитаз крышка, довольно звучно шипела в ванной вода и потом что-то знойно шкворчало на кухне. А один постоялец, умываясь над раковиной, так громко сморкался, харкал и прочищал горло, что казалось, вся квартира на это время превращается в один большой нос, и оттого становилось противно. Не правда ли, можно взбеситься? Не выдержав пытки бессонницей, Валера поднялся и вышел на балкон, спать было не возможно. Там, хватая ртом свежий воздух, он с обреченным видом встречал новое утро.
После вялого завтрака (чай с булкой) проходящего в борьбе с бесконечной зевотой, Валера и Конин вышли на улицу и направились знакомым маршрутом. Ароматы из кофеен, кондитерских и от каштановых жаровен постепенно возбуждали аппетит, хотя еще несколько минут назад, казалось, он был напрочь отшиблен в тяжелом, густом воздухе комнаты, в котором были намешаны запахи пота, грязных носков, дыхания пятерых мужчин и какого-то крепкого дезодоранта, не только бесполезного в таких случаях, но тем больше усугубляющего нездоровую атмосферу. Голова была невыносимо тяжелая, и казалось, будто в ней не хватает места распаренному, как тесто, мозгу. Во рту стойкий, отвратительный, кисловатый вкус какой-то гадости, словно в лицо долго дышал хмельной мужик. Немного поташнивало. Пришлось попутно завернуть к газетному киоску и купить мятной жевательной резинки. Валера раскрыл обертку и протянул пачку Конину, тот скромно вытянул одну пластиночку, Валера сунул в рот сразу три. Крепкий, свежий вкус ментола приятно наполнил рот. Стало легче. Отвратительное ощущение гадости постепенно пропало, как собственно и обещали в рекламе “Orbit”. До самого книжного склада оба шли молча, жевали и думали об одном и том же. Конин понимал, отчего хмурится Валера и потому предусмотрительно помалкивал. Конин привык, он ко всему привык за полгода нелегальной жизни в Афинах. Терпел с мыслями о доме, стойко переносил неприятности, верил в свои силы и в Бога. Терпению его научил коммунизм с его тесными общежитиями, армейскими казармами, поднимаемой целиной, убогими квартирками и собственной жертвенностью перед партией, которая убеждала, что каждый приносит себя в жертву ради всенародного блага, а значит, и своего собственного. Кто бы мог подумать? Но вот беда, вся эта дикая утопия закончилась потерей нажитого непосильным трудом какого никакого состояния. Ведущие коммунисты вдруг передумали продолжать строительство светлого будущего и, наскоро прибрав к рукам народное добро, превратились в капиталистов. Конин, копивший на квартиру сыну, тогда в одночасье обнищал и в сердцах выбросил обесцененные деньги в окно. С тех пор он вздыхает, ах, каким гнусным обманом оказался этот чертов коммунизм! Тот, кто не умер и кое-как пережил развал страны, обман грабительских реформ, бандитские перестрелки и тому подобное начали приспосабливаться на голодный желудок: большинство ударились в торговлю, другие эмигрировали, третьи обзавелись огородами, четвертые превратились в бандитов, воров и чиновников. Мало кому повезло сохранить свой духовный мир. Театры, кино, книги, горы, леса, музеи, филармонии, парки, ботанические сады, галереи… – среда обитания стоиков, которую они ни за что ни желают менять, потому что в иных условиях, где произрастают власть и корысть, как в духовной пустыне, они чахнут и гибнут душой и телом. Конин привык делиться личными достижениями с обществом, и было у него это в крови. Вот и пригодился его странный самоотверженный опыт здесь, в эмигрантской среде.
Валера, не успевший дома хлебнуть коммунизма сполна, зато наслушался историй чужих бедствий и теперь, в новой обстановке, негодовал: «Нет, долго я в этом смраде не выдержу. Это натуральное издевательство. Как только соберу денег, немедленно переберусь в другую квартиру». Он не любил экспериментов, тем более над собой.
Когда они шли по улице Бенаки, Конин обратил его внимание на желтую табличку с красной надписью “;;;;;;;;;” , она крепилась к двери дома. Такие наклейки Валера замечал постоянно, на многих улицах, но не знал, что они означают.
– Видишь, здесь можно снять комнату, – сказал Конин, указывая рукой на табличку. – Только, наверняка будет дорого, центр города, хороший район.
– Найду, где дешевле, – буркнул Валера.
Конин кивнул.
Оставленная вчера тележка, стояла себе на своем месте нетронутая.
– Что я говорил! – воскликнул Конин.
– Каждый день делаю открытия, – угрюмо повторил Валера вчерашние слова Конина.
– Будь спокоен, все книги на месте. – Конин улыбнулся и подмигнул Валере. – Скоро ты поймешь, что значит жить в стране, где не воруют. Жить в доверии.
– Утопия, – проговорил Валера.
Конин пожал плечами и сказал:
– Было время, когда мы в России оставляли ключи от квартиры под ковриком, а в деревнях и вовсе избы не запирали, в забитом городском автобусе передавали пять копеек по салону, чтобы нам оторвали билет в кассе, оставляли велосипеды на улице. У нас в Новосибирске, возле магазинов до сих пор сохранились подставки для велосипедов. При коммунизме люди были честнее, потом все испортилось. Протух коммунизм в зародыше.
– К черту коммунизм, эту безмозглую, бездарную утопию, – проворчал Валера. – Не будь революции, не было бы такой унизительной эмиграции ни первой волны, ни второй, ни десятой. Проданная дьяволу страна.
– Ты не прав, просто хорошую идею извратили, – мягко возразил Конин. – Все могло быть иначе.
– Что-то я сомневаюсь, – со вздохом проговорил Валера.
Спор оборвался: из-за поворота вырулил Янис. Он вышел из машины, поздоровался со своими работниками, прогнал от двери толстого рыжего кота, который до того мирно облизывал лапу и умывался, затем достал из кармана куртки ключи и открыл дверь. Тихонько, крадучись, Янис спустился по лестнице, открыл замок нижней двери, резко распахнул ее и с громкими воплями ринулся внутрь. Кошки бросились в рассыпную, а хозяин принялся чихать, кашлять и сморкаться в платок, сопровождая все это громкой руганью. Избавиться от кошек никак не получалось. Янис загораживал открытое для вентиляции окошко фанерой, но эти звери умудрялись процарапаться через нее с улицы. Ему хотелось перестрелять всех кошек, но жильцы подняли бы скандал. Так и процветает на складе кошачий рассадник. Как только хозяин успокоился, Конин отдал ему вчерашнюю выручку. Янис пересчитал, выдал заработок (платил он каждое утро, и сумма зависела от количества проданных накануне книг), затем выдал каждому по два десятка книг, после чего повез торговать на улицу Атинас.
Из письма Валеры к Даше.
21 января, улица Колону
Милая Даша! Еще раз извини, что не писал раньше. Как я рассказывал тебе по телефону, моя судьба разрешилось в последний момент. Я остался. Похоже, мне повезло: я все-таки занял свое место под греческим солнцем. Теперь я могу писать тебе о своих похождениях, высылать фотографии и обещаю делать это как можно чаще. Когда я думаю о тебе, мне становится легче. Я часто представляю, как вернусь домой, чтобы вновь быть с тобой на нашем Балтийском берегу.
Я продолжаю торговать книгами на улицах города. Выходит неплохо. Вначале я учился этому ремеслу и наблюдал за работой Конина. Но уже на третий день, это было воскресенье, Янис что-то обсудил с моим русским другом и распорядился вынести вторую тележку. Я не сразу сообразил, в чем дело. Конин объяснил, что сегодня мы едем работать в Национальный сад, там будет народное гуляние. Я был удивлен тем, что так скоро мне дают возможность проявить себя в этом деле самостоятельно, хотя вначале Янис обещал поставить с книгами одного только через неделю. А тут так скоро все решилось. Я хотел было возразить, ведь у меня не достаточно опыта, но Конин остался невозмутимым и заверил, что мне просто повезло. Он умеет успокаивать.
Янис поставил нас на аллее возле Дворца Конгрессов. Парк уже наполнялся шумным праздным народом. В толпе двигались продавцы воздушных шаров, похожих на букеты марсианских цветов, лотерейщики прохаживались с крестовиной облепленной билетами, кондитеры катили свои тележки наполненные пирожными, баранками, кренделями, на столах вдоль аллеи были навалены игрушки, сувениры, футболки, шляпки. У меня в глазах рябило от этой пестроты. На площади перед дворцом установили сцену с большим экраном для театра теней Карагиозиса, так что яркое солнце освещало экран с тыла, а вокруг площади располагались торговые столики, за которыми предлагали чай, напитки, сладости и прочие угощения. Я со своими книгами расположился на краю аллеи между чайным столиком и продавцом керамических сувениров, Конин – на площади, напротив сцены, возле которой в ожидании начала представления собирались дети. Неподалеку от меня стоял пожилой шарманщик в образе пирата, из своего старинного инструмента он извлекал энергичные мелодии в духе Бетховена: «От тьмы к свету, через борьбу – к победе». Его музыка неплохо настраивала на оптимистический лад. Но торговля шла неважно, книгами интересовались мало, зато большим спросом пользовались напитки, жареные каштаны и пончики обсыпанные сахарной пудрой. Когда над экраном загорелись разноцветные лампы и зазвучали национальные мелодии, зрители поспешили к сцене, еще несколько минут и представление началось. Жаль, мне невозможно было разглядеть происходящее на экране, лишь голоса артистов, озвучивающих своих кукол, отчетливо доносились из динамиков. Судя по хохоту зрителей, это были комические пьесы, в которых герои отпускали шутки особенно смелые в отношении споров между Грецией и Турцией по поводу некоторых островов. Конин потом долго пересказывал то, что он сумел разглядеть и понять. Словом, это были вечные сюжеты, в которых остроумные греческие миротворцы, противостоят тупым турецким милитаристам. Подсвеченные солнцем и специальными лампами, плоские шарнирные человечки, раскрашенные в национальные костюмы, болтающие ножками и руками, спорили, боролись, дразнились и танцевали под музыку греческих народных инструментов.
Представление продолжалось полтора часа и закончилось около трех, после чего народ стал разбредаться по аллеям парка, а торговцы сворачивались и расходились. Я продал всего пять книг, Конин восемь. В ожидании Яниса, мы подкатили свои тележки поближе друг к другу, купили по стаканчику чая, пончиков и сели на траву, утолить голод…
В тот день вечером Янис перевез своих торговцев на улицу Патиссион. Они оставили тележки возле крупного магазина “;;;;;;;;”. Потом Янис забрал выручку и расплатился с продавцами. Это были первые деньги, которые Валера смог заработать самостоятельно с тех пор, как приехал в Афины. Он осмелился вступить в единоборство с Пифоном, и эта прожорливая тварь, кажется, начала сдаваться. Пересохший было денежный источник, теперь медленно стал оживать.
– Старайся больше говорить по-гречески, – советовал Конин по дороге в ночлежку. – Думаю, через неделю, другую ты научишься произносить простые фразы.
– Сомневаюсь, – сказал Валера.
– Ничего, греки научат тебя говорить, хочешь ты этого или нет, – с иронией проговорил Конини. – У меня есть разговорник и словарь. Я дам тебе их и советую приступать к изучению языка немедленно.
– Хорошо, – устало промолвил Валера.
– Ты не против зайти в таверну, выпить стаканчик ;;;;, – предложил Конин. – Тут не далеко.
– Зайдем, – ответил Валера.
В небольшой таверне возле улицы Агиу Константину они заняли столик возле выхода. Конин заказал анисовой водки и две порции ;;;;;;;; с острым соусом. Посетителей было немного, мужчины смотрели футбол по телевизору, сопровождая скороговорку телекомментатора громкими восклицаниями, то радостными, то разочарованными. Конин разбавил анисовку водой, от чего водка приобрела молочно-белый цвет, Валера последовал его примеру, потом они чокнулись за удачу, выпили и просидели в компании греческих болельщиков до ночи, наблюдая футбол, хотя оба были к этому спорту безразличны. В душную комнату возвращаться им не хотелось.
Они пришли на квартиру в начале двенадцатого и, помывшись по очереди, отправились в комнату. На кухне за столом, тем временем, выпивали и о чем-то негромко спорили два соседа. Один жаловался на хозяина, который постоянно норовил обмануть с деньгами, не ровен час, обсчитает. Второй, напротив, честность своего бригадира-плантатора хвалил. А потом, захмелев, они сменили направление разговора. Валеру, когда он выходил из ванной, зацепил обрывок их пьяного разговора.
– Ты знаешь, что Греция похожа на расплющенную креветку с коровьим выменем? – заявил один.
– Ну и что? – ухмыльнулся второй. – Италия похожа на женский сапог.
– Вот! – подхватил первый. – Вот именно, сапог, который эту креветку и раздавил. Была древняя Эллинская империя, затем ее сменила Римская, потом Османская. Досталась Греции горькая судьба. Однако теперь они тут неплохо живут.
Около полуночи, когда в комнатах стихло, Валера вышел на балкон и прислонился к стене, хватая ртом свежий воздух. Придя в себя, он вернулся на кухню, включил свет, взял бумагу, ручку и сел за письмо.
«Здравствуй, дорогая Даша! – начал он. – Прошла неделя, как мы разговаривали по телефону, а кажется, с тех пор минула вечность». Пересказав последние события свей афинской жизни, Валера упомянул о том, что решил остаться и попробовать себя в книжной торговле, а потом, в сезон сбора апельсинов, отправится работать на плантацию, чтобы поскорее заработать денег и вернуться домой. А в заключении добавил: «Отправляю тебе снимки, сделанные на Акрополе и мысе Суньон. Если повезет, постараюсь посетить другие интересующие тебя древности, чтобы сделать снимки и выслать в следующем письме. Ты скучаешь? Я тоже. Но летом мы обязательно встретимся. Я жду этого дня с нетерпением».
V
И снова ночь. Валера маялся в своей влажной от пота постели. Какое мучение проводить полудремотные ночи в этой злополучной душной квартире, плавая, словно бекон в собственном соку. Невыносимое испытание, из которого он нашел единственный выход: поднимался посреди ночи, тихо скрипнув пружинами койки, и в одних трусах выходил подышать на балкон. Сон одолевал его, когда уставший организм уже не мог больше сопротивляться насилию, однако пробуждался тотчас от внезапного скрипа, сапа, стука и прочих случайных звуков нечаянно зарождающихся в этой душегубке. А история храпящего соседа завершилась, между прочим, на девятое утро с тех пор, как поселился Валера. Нет, храпуна не придушили, навалившись все разом, подушкой, не выставили за дверь, не выбросили из окна, а несчастный сам улетел. Он вернулся домой, в родной Мариуполь, по которому давно истосковалась его измученная душа. Не сложилась его греческая судьба: он сломал себе шею, кувыркнувшись с возведенного им пятнадцатиэтажного дома в одном из спальных районов Афин, где до последней минуты работал наемным каменщиком. Сожители скинулись на похороны и проводили его в последний путь на загородное кладбище для нищих.
Было начало второго. Свежий ночной ветерок приятно холодил распаренную кожу. Валера облокотился о перила и стал смотреть на узкую, выложенную брусчаткой, беззвучную улицу, бледно освещенную фонарями. Напротив – стена дома, окна его заперты ребристыми ставнями, за которыми мирно и тихо спали. Немного дальше, направо, над крыльцом следующего дома, горел розовый фонарь. Сначала на улице не было ни души. Но потом, из того подъезда с фонарем, спешно запахивая куртку, вышел мужчина, бородатый и худощавый, торопливым шагом он направился по улице и вскоре скрылся за углом. Прошло примерно минут десять, и с противоположной стороны улицы отделилась от тьмы другая мужская фигура и исчезла за дверью под тем же фонарем. В течение часа туда заходили и выходили еще несколько человек. Валера с любопытством глядел на этих таинственных полуночников. Свет фонаря привлекал их, как мотыльков глубокой ночью, стремящихся к удовлетворению естественного желания, похожего на долг. Долг природе, создавшей примерно в Протерозое такую схему продолжения жизни, какую люди станут называть сладкой, безнравственной, пошлой. Если Аристотелева логика закономерна, то верен и силлогизм: все животные репродуктивны; человек – тоже; следовательно, он – животное. Как любое животное и даже растительное существо, человечество пока еще не способно воспроизвести себе подобных каким-нибудь другим более культурным, нравственным или постным способом; вряд ли в этом найдут необходимость и философы, и политики, ну разве что аскеты. И пока злачные вертепы, публичные дома и прочие будуары пользуются спросом, то не прекратят существование, и будут ждать своих клиентов с широко распахнутыми дверями. Моряки, diplomates, журналисты, практикующие врачи, commer;antes, commis voyageures прибывают издалека, из каких-то других часовых поясов, там, где сейчас, скажем, вечер, и эта греческая ночь так благоприятствует их здоровому влечению, что ради свершения тайной мечты, они готовы потом сколько угодно врать своим женам. Славься похоть! Нет, Валера не смог бы Дашеньке изменить. К черту притоны.
– Что, не спится? – вдруг послышалось из кухни. Валера вздрогнул, обернулся и увидел Петра – соседа по комнате. Это был молодой человек лет тридцати пяти, невысокого роста, с маленькими карими глазами, козлиной бородкой клином, крупными, даже топорными, чертами лица. Сейчас он был в одних плавках и туфлях на босую ногу. Год назад Петр перебрался в Афины из Донецка. Сначала работал у какого-то старика в оливковом саду, затем докером в Пирейском порту, а потом вдруг сразу, метко, прямиком угодил в гостиницу.
– Да, немного душновато, – ответил Валера.
– Мне тоже, – вздохнул Петр, скребя под мышкой. – Сегодня особенно жарко, да еще подвыпил кто-то, кажется Егор опять.
Валера кивнул, повернулся и снова стал глядеть на сонную улицу.
– Видал, как бегают под фонарь? – продолжил Петр, вставая рядом с Валерой. – Как в туалет. Все разные! Ты сам-то не подумываешь сходить, а? – Ухмыльнулся и почесал свою широкую, шерстистую, как у сатира, грудь.
– Нет, обойдусь, – холодно произнес Валера.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся Петр. – Предрассудки или чево?.. Не сомневайся, хорошенькие там нимфочки, сделают с тобой, что захочешь. Проверено на собственном опыте, – сладко облизнулся и почмокал губами. – Девчонка есть?
– Есть, – коротко ответил Валера, разговор этот был ему не по сердцу.
Петр глубоко вздохнул.
– Вот моя бывшая жена – шлюха, – откровенно сообщил он. – Я это через три года нашей совместной жизни понял. Как только узнал, с кем она путается, представляешь? С моим бывшим одноклассником, так хотел его пристрелить, но тот успел скрыться. Полдня его разыскивал по всей деревне, за это время поостыл, вернулся в дом, собрал вещи и ушел. Теперь и не горюю, что так все вышло, бескровно. Незачем свою жизнь в тюрьме губить из-за какой-то сволочи. Хорошо, детьми не успели обзавестись, а то было бы худо. После того некоторое время жил у родителей, а потом вот за границу подался.
– Так вы не разведены? – спросил Валера.
– Уверен, она без меня все давно устроила, – отмахнулся Петр. – Такие вот они подлые, эти женщины. – Пригладил шевелюру на затылке, зло хохотнул и продолжил: – Красотки, какой она и была, склонны к преступлениям. Не надо гоняться за длинноногими, голубоглазыми блондинками, которые привлекают к себе внимание всей округи. А потом предают. Незачем себя обрекать на унижение, страх и мучения ради какой-нибудь мисс вселенной. Нужна простоватая на все согласная преданная давалка с деревянными чертами лица; этакая бабенка-дворовая сученка. Чтоб на нее смотреть не хотелось ни тебе, ни слюнявым мужикам, тогда в семье будет райский мир и порядок.
– Не все красавицы опускаются до измены, – твердо сказал Валера. – Бывает и наоборот.
– Думаешь, девчонка тебя ждет? – Петр посмотрел на Валеру, ехидно прищурившись. – Зря стараешься. – Хм. Не верь им. – Снова ухмыльнулся. – Искушение здесь всюду. Терпение надо иметь железное, но зачем? Коли тебя уже давно предали.
Валера хмуро промолчал.
– И надолго ты решился? – поинтересовался Петр.
– Три месяца поработаю и – домой, – ответил Валера.
– Ух ты, уже почти аскет, – сказал Петр. – Думаешь заработать что-нибудь за такой короткий срок на книгах?.. Нет, брат, сомневаюсь.
– А вы кем работаете? – спросил Валера.
– Массажистом, – ответил Петр и, сложив сильные волосатые руки на груди, облокотился спиной о стену. – Хорошая в гостинице работа, наваристая.
– Охотно верю, – сказал Валера с ухмылкой.
– Ты, хлопец, красивый, развитый, мышцы у тебя, как у атлета, – пожал пальцами Валерину руку выше локтя. – А что, может, и тебе в массажисты податься?
– Этому ведь учиться надо, – проговорил Валера.
– Послушай, тебе чертовски повезло меня встретить, – обрадовался Петр.
– Это почему? – скептически поинтересовался Валера.
– Я сам тебя научу, – тотчас, словно ждал, кинул Петр. – Это не сложно. Ты крепкий серьезный малый, сразу видно – северная натура. – Он встал за спиной Валеры и принялся разминать пальцами его плечи. – У тебя получится. Будешь в гостиницах хорошие деньги зарабатывать. Иностранцы щедры на чаевые, а?
– Нет, я как-нибудь с книгами, – уверенно ответил Валера. – И Конин мне помогает. Я ему очень благодарен.
Петр оставил его плечи и круговыми движениями ладоней усердно прошелся по спине, затем вниз и вверх провел кулаком вдоль позвоночника, приговаривая:
– Я тебя умоляю. Чепуха. Ничему хорошему этот умник, старый и жертвенный, как Прометей, тебя не научит, – промолвил Петр. Валера обернулся и посмотрел на него с удивлением. – Да, да, так и есть и хозяин ваш Янис – Посейдон из протухшего болота. Удивляешься сравнениям?.. Думаю, скоро поймешь все сам. Послушай, никому эти ваши книги не нужны. Теперь мода другая. Поверь мне на слово, в гостиницах ты будешь зарабатывать в десять раз больше, а значит, скорее домой вернешься к своей нимфе, понимаешь? – Петр задорно сверкнул белками глаз. – С твоей внешностью, мой друг, не книгами торговать надо.
– Оставьте мою внешность, – резко сказал Валера. – Я работаю там, где мне нравится.
– Хм, сердитый, какой. – Петр покачал головой и лукаво продолжил: – Ладно, дело твое. Но ты хорошенько подумай.
Валера метнул в него искрящийся гневом взгляд. Петр ухмыльнулся ему в лицо, похлопал по плечу и пошел в комнату, постукивая каблуками по мраморному полу, точно копытами. Валера оперся о перила локтями. Через несколько минут из дома вышел Петр и зашагал по брусчатке направо. Он был в рубашке и джинсах. Прежде чем войти в заветный подъезд, он остановился, облитый лунным светом фонаря, посмотрел на Валеру, помахал ему рукой, затем повернулся, потянул дверь на себя и исчез в таинственном полумраке борделя.
Утром Валера с трудом выбрался из постели и спросонок побрел в ванную. Зубная паста с крепким мятным вкусом помогла избавиться от ощущения гадости во рту, но слюна была по-прежнему густой. Перед завтраком Валера выпил стакан холодной воды. Конин уже хлопотал на кухне. Когда все было готово, они запихали в себя по бутерброду с маслом и запили сладким чаем.
– Сегодня Янис везет нас на побережье, – сообщил Конин, когда они вышли из дома. – Осенью я торговал в Палео Фалиро, выходило неплохо. А вот в Пиреях пока не пришлось.
Валера промолчал, сделал несколько шагов к урне, выбросил жевательную резинку, которая стала безвкусной, и потом спросил:
– Скажите, Николай Андреевич, есть ли глухой сезон в книжной торговле, или в любое время одинаково?
– Янис предупреждал, летом будет плохо, – честно признался Конин. – Жара. Афиняне уезжают в отпуск на острова или за границу. А туристам наши книги не нужны.
– Надеюсь, до начала лета мы неплохо поработаем, – с надеждой промолвил Валера.
– Я тоже на это рассчитываю, – сказал Конин, с заметной грустью в голосе.
Они пересекли оживленный проспект Акадимиас и вышли на улицу Бенаки. Всю дорогу Конин хотел что-то сказать, но долго не решался, стоит ли. Наконец он откашлялся и спросил:
– Скажи, этой ночью ты был с Петром?
– Да, мы стояли на балконе, – ответил Валера с легким смущением.
– Он что-нибудь говорил о своей работе? – осторожно спросил Конин.
– Сказал, работает в гостинице массажистом. Предлагал и мне освоить это дело, – сообщил Валера, как можно безразличным тоном.
– А-а… дерзкий развратник, – проворчал Конин. – Я так и знал, что он не оставит тебя без внимания.
– Вы видели нас?
– Нет, я слышал, как вышел ты, а через некоторое время за тобой последовал Петр, только и всего.
– Вы разве не спали?
Конин покачал головой и произнес странную вещь:
– Здесь редко кто спит, а те, кто спят, все равно никогда не высыпаются. – Валера посмотрел на него с удивлением, Конин продолжал: – Но в любом случае, это самая дешевая ночлежка, какую только можно найти, чтобы не ночевать на улице и в этих вонючих подземных переходах. – Так что еще он говорил? – Конин не позволил увести себя в сторону от этой темы.
– Ничего особенного, – проговорил Валера неохотно. – Сказал, что занятие массажом приносит хорошие деньги.
– Тут он прав, только массаж разный бывает, – промолвил Конин. – Вот мне это дело не по душе.
– Я приблизительно так и ответил, – сказал Валера.
– Хорошо, – вздохнул Конин и немного помолчал, собираясь с мыслями. Наконец он проговорил: – Послушай, сынок, если он будет приставать к тебе со своими грязными разговорами, смело гони его прочь. Не волнуйся, он не обидится, – понимает, черт, свое нахальство. Это ничего, разок поставишь его на место, успокоится.
– Да ладно, я не из робких, – ответил Валера. – А вообще, надо съезжать оттуда в нормальные условия.
Конин предусмотрительно промолчал.
VI
Погрузив обе тележки и книги в машину, Конин и Валера заняли свои места в салоне. Янис громко пшикнул на сидящих вокруг кошек, отчего те бросились в рассыпную и расселись по сторонам, презрительно косясь на него с выразительной немой репликой в глазах: «ехал бы ты скорее, придурок». Потом Янис запер склад и сел за руль. Машина издала грубый рык и тронулась в путь. Сегодня – на побережье. В узкую щель приспущенного окошка задувало и свистело будто флейта, сзади, в салоне, что-то мелодично поскрипывало и шуршало, а Янис полдороги о чем-то толковал с Кониным. Из всей беседы Валера вылавливал только лишь знакомые слова: ;;;;;;, ;;;;;;;, ;;;;;;; , но вскоре от бессмысленности непонятной их беседы, он забылся и стал размышлять: «Во-первых, надо снять другую комнату; во-вторых, начать занятия греческим и в-третьих, вечером написать письмо Даше и рассказать ей о работе. Черт возьми, а ведь пока не все так плохо складывается». Между тем в салоне вдруг повисло молчание. Потом Конин обернулся к Валере и сказал:
– Едем сначала в Пиреи.
– Куда угодно, – безразличным тоном ответил тот.
Конин помолчал с минуту и продолжил:
– Знаешь, Янис советует тебе больше говорить по-гречески.
– Я уже начал учить слова, – сказал Валера.
– Он понимает, что это не так быстро, – произнес Конин. – Но считает, английский тебе только мешает, твои дела пойдут лучше, если ты станешь общаться с покупателями на греческом языке. Им по душе, когда иностранец говорит, пусть даже с непривычным для слуха акцентом, на их языке.
– Если бы иностранец говорил со мной на ломаном русском, мне было бы неприятно с ним иметь дело, – признался Валера.
– Поверь, тот, кто старается изучить язык, вызывает симпатию у местных жителей. Ведь мы в этой стране всего лишь гости, хоть и работаем, и отношение к нам соответствующее.
– Но я занимаюсь языком.
– Возьми мой русско-греческий разговорник, я учил по нему целыми фразами.
– Спасибо, – сказал Валера, задумчиво помолчал, а потом продолжил: – Николай Андреевич, я давно хотел вас спросить, почему он держит полунемых иностранцев, не проще ли было нанять греческих продавцов?
– Я ждал этого вопроса от тебя с первого дня, – улыбнулся Конин. – Но я объясню тебе позже.
Тут Янис о чем-то спросил Конина, тот ответил и сообщил Валере:
– Ну вот, теперь он спрашивает, о чем мы с тобой беседуем?
– И что вы сказали?
– Как есть, так и сказал: ты должен начинать говорить по-гречески, и Янис с этим тоже согласился.
– И все-таки, зачем ему иностранцы?
– Не сейчас, погоди, не зачем его смущать нашей болтовней.
За окном долго проплывал однообразный пейзаж: улицы, дома, светофоры, пешеходы, витрины и зеленые скверы с кипарисами, соснами, олеандрами и цветниками. Наконец, дома впереди вдруг расступились, и показался сияющий под солнцем залив.
– ;;;;;;;! – воскликнул Янис с досадой.
– Что он сказал? – спросил Валера.
– Тучи, – перевел Конин.
Над горизонтом и в самом деле виднелась широкая темная полоса.
– Звучит как синева, – сказал Валера.
– Созвучно, – заметил Конин. – Эти тучи и в самом деле какие-то синие. – Показал рукой вдаль.
– Будет дождь? – спросил Валера.
– Возможно, – ответил Конин и тут же обратился к Янису, тот что-то ответил, и Конин перевел: – Он говорит, синоптики передавали дождь во второй половине дня.
Еще несколько минут и Янис повернул направо, развернул машину и заехал на стоянку большого торгового центра.
– Приехали, – объявил Конин. – Я остаюсь здесь, а ты отправишься в Фалиро: богатый, красивый район на побережье. Мы три месяца там не появлялись.
Они вышли из машины, установили тележку неподалеку от входа в кафе и пересчитали книги. Затем, пожелав Конину удачи, Янис и Валера продолжили путь по широкому проспекту Посейдона, лежащему, как след волны, вдоль побережья. Некоторое время они ехали молча. Потом Янис как будто решился на подвиг и заговорил, спросил Валеру о чем-то, но тот его не понял. Тогда Янис повторил односложно: ;;;;, ; ;;;;;;;, ; ;;;;;;;, и показал рукой в сторону моря. Валера с трудом догадался, что он имеет в виду, получилось что-то вроде красивого морского побережья, и повторил это по-гречески. Янис одобрительно кивнул, а потом неожиданно сменил тему и, бросив сияющий взгляд на своего работника, произнес, смакуя каждое слово в отдельности: ;;;;;, ;; ;;;;;;;;, ;; ;;;;;;;;;;;;;; Валера узнал только последнее слово, произнесенное вопросительно: «понимаешь?» и покачал головой.
– ;; ;;;;;;;;, – повторил Янис, улыбнулся и, подумав, выудил из памяти слово: “girls”. Это было английское слово «девочки». – Good girls, – снова сказал он. И Валера сообразил, о чем идет речь.
– ;;;;;, ;; ;;;;;;;;, – неловко произнес он.
– ;;;;;;;, ;;;; ;;;; , – весело сказал Янис, самодовольно похлопывая по рулю пальцами. А потом заговорил что-то о девочках, елозя в своем сидении и посмеиваясь.
Это можно было бы принять за игру с капризными словами во время скучного путешествия, если бы эта игра не была так утомительна. После десяти минут напряжения ума, Валера начал сдаваться.
– ;; ;;;;;; ;;;; ;;;;;;;;, – серьезно произнес Янис, глянул на недоумевающего собеседника и повторил медленнее по словам: – ;;;;, ;;;;;;;;, ;;;;;;;;;;
Валера покачал головой, ничего не понимая. Но Янис был настойчив и продолжал сыпать греческими словами и фразами так, что Валера очень скоро почувствовал себя тем чужеземцем, которого испытывают аборигены, чтобы решить, съесть его уже сейчас или немного погодя. Между тем, миновав парк, разбитый на побережье справа, Янис повернул машину налево, поднялся метров сто по улице и затормозил возле небольшого магазина “;;;;;;;;;;;;”. Они вытащили тележку, поставили на тротуаре, сложили на ней книги и принялись пересчитывать. Тут Янис вдруг раскашлялся, высморкался в бумажный платок, вспоминая недобрым словом кошек. Валера тем временем пересчитал книги сам и начал раскладывать их на столешнице. Преодолев очередной приступ аллергии, Янис тронул Валеру за плечо и стал объяснять:
– ;;;;;;. – Показал на небо и, сделав пучком пальцы, постучал ими по раскрытой ладони. – ;; ;;;;;;;;;;;;;;
Валера кивнул.
– ; ;;;;;, ; ;;;;;;;, ;;;, – перечислил Янис, взял Валеру за руку и показал место возле стены магазина. – К;;;;;;;;;
– ;;;, – утвердительно ответил Валера, качнув головой.
– ;;;;;;;. – Янис вздохнул с облегчением, улыбнулся и похлопал своего продавца по плечу. Затем пожелал доброго дня, зашел в магазин и, пробыв там с четверть часа, вернулся с пакетом чего-то съестного, тут же забрался в машину и укатил.
Оставшись с книгами, Валера стал перебирать их, повторяя названия, чтобы скорее запомнить.
Через дорогу напротив было кафе, а рядом с ним газетный киоск, возле которого время от времени что-то выкрикивал большой механический попугай, сидящий на жердочке в высокой клетке из металлических прутьев, а дальше был разбит красивый сквер с соснами, апельсиновыми деревьями и акациями, с газонами и цветниками. Справа, через проспект Посейдона, виднелось за деревьями море, и высокие пальмы, растущие вдоль променада. И там, было видно, как с моря надвигаются угрюмые тучи.
Между тем перед телегой начали останавливаться прохожие, они копались в книжной куче с любопытством, листали, спрашивали цену очередной находки. Кое-кто, заинтересовавшись, покупал. Другие пытались отыскать, наверное, что-то особенное. Вскоре торговля, как обещал Конин, и в самом деле завертелась вихрем.
После полудня стемнело, поднялся ветер и сердито зашумел в кронах деревьев. Дождь сначала заморосил, как бы предупреждая о своих намерениях, но вскоре усилился и превратился в ливень шумный и плотный. Ветер своими порывами заставлял пальмы раскланиваться и беспощадно трепал их длинные листья. Он гонял по дороге водяную пыль. Стихия разбушевалась как в наказание.
Поспешно накрыв книги полиэтиленом, Валера откатил тележку к стене магазина под навес, затем набросил на нее холстину и перевязал веревкой от ветра. С пачкой денег в кармане, которые он успел выручить за утро, пересек улицу и вошел в кафе, там сел возле окна, чтобы была видна тележка, и стал смотреть на дождь. Вода ручьями бежала по мраморной плитке тротуаров и обочине дороги, струилась по оконному стеклу. А что, если дождь зарядил надолго? Только теперь Валера сообразил, что не спросил у Конина, как отсюда выбираться.
Прошел час, дождь вроде бы стих, но не прекратился совсем – в воздухе кружила морось. Мимо спешили прохожие под зонтами. Стайка мальчишек, вымокших с ног до головы, так, что волосы свисали вьющимися черными прядями, бегом прошлепали вверх по улице. Механический попугай безразличный к погоде под своим навесом продолжал время от времени какие-то глупые восклицания и помахивал крыльями, а вода лилась вокруг него длинными серебристыми струйками.
И вот Конин появился. Весь мокрый, с кашей из волос на голове, он подошел к «Василопулосу», увидел тележку и осмотрелся по сторонам. Валера, встрепенулся, вышел на крыльцо и позвал. Помахав ему рукой, Конин, склонился под дождем, торопливо перешел дорогу и мигом очутился на крыльце.
– Вот уж не надеялся, что дождешься, – проговорил он, снимая куртку. – Все-таки решил приехать, проверить, вдруг ты еще здесь. – Рывком встряхнул куртку от воды.
– Здорово вы промокли, – с сожалением проговорил Валера.
– Да, попал под самый ливень, только и успел закрыть книги, а потом еще бежал до автобусной остановки, там далековато, – ответил Конин, доставая из кармана носовой платок. Затем протер лицо и выжал из платка тонкую струйку.
– Пойдемте, выпьем горячего чаю, – предложил Валера.
– Хорошая мысль, – охотно согласился Конин.
Конин сел за стол, а Валера подошел к стойке и попросил два чая и горячие бутерброды с котлетой и листьями салата. Дождавшись заказа, он вернулся и составил блюда с подноса.
– Как торговля? – поинтересовался Конин.
– Неплохо, – ответил Валера, усаживаясь за стол. – Если бы не дождь, было бы гораздо лучше.
– Дождь все испортил, – согласился Конин и, тяжело вздохнув, укусил бутерброд.
– А как в Пиреях? – спросил Валера.
– Тоже неплохое начало, – проговорил Конин. – Кстати, я тебе еще не говорил, ты можешь пользоваться вырученными деньгами свободно, только не всеми сразу, Янис вычтет потраченное из твоей зарплаты. И еще, поскольку нам теперь придется ездить автобусом, он будет добавлять немного мелочи на билеты.
– Здорово, – сказал Валера и запил чаем.
– Верно. – Конин прожевал и продолжил: – Однажды у нас была неприятность. До тебя работал один молодой человек, албанец. Так вот, поторговал три месяца, дождался хорошей выручки и с ней исчез.
– И что же Янис?
– Ничего. Не велика потеря, чтобы он расстраивался. Вот только, вряд ли тот беглец найдет подобную работу. Кроме Яниса уличной торговлей книгами в Афинах никто больше не занимается.
– И после того случая он нам доверяет?
– А ведь и мы с тобой тоже могли бы.
– Не, я не стану.
– Отчего же? Ведь у Яниса нет никаких наводок, где тебя искать. Он даже в полицию не станет обращаться.
– Было бы подло.
Конин просиял и рассмеялся.
– Чего я так ценю в наших людях так это самоотверженную порядочность. Ты прав, лучше синица в руках. Я вот тоже не поддаюсь искушению.
– Но скажите, наконец, почему бы Янису не нанять греков? Мы всю дорогу от Пиреев пытались говорить на греческом, как два идиота. Зачем такие проблемы с иностранцами?
– Все очень просто. Мы с тобой здесь на птичьих правах, и ничего, кроме зарплаты не требуем. А если бы ты был греческим гражданином, твоему хозяину пришлось бы платить за тебя налоги, покрывать страховку, обеспечивать больничный. Лишние расходы Янису не нужны.
– Все понятно. Но если проверит полиция?
– Я уже говорил: все документы у хозяина, так нужно отвечать, если подойдут на улице. Янис сам разберется. Впрочем, он знает, где можно спокойно торговать, чтобы не было неприятностей. Впрочем, мне самому не все понятно. Подозреваю, у него хорошие связи в полиции. Яниса многие знают, ведь он хороший издатель.
– Странно все это, – произнес Валера, глядя в окно.
Дождь поливал с новой силой, и зарядил, похоже, надолго.
– Пожалуй, сегодня торговли больше не будет, – промолвил Конин, промокая губы салфеткой. – Поехали домой.
– А книги? – спросил Валера.
– За них не волнуйся, – убедительным тоном сказал Конин.
– Странно, они покупают книги, хотя могли бы прийти к тележке ночью, залезть рукой под холстину и натаскать столько книг, сколько захотят, – проговорил Валера.
– Нет, здесь все наоборот: зачем воровать, когда можно купить. Уверен, никто не станет напускать тень на свой район, – сказал Конин. – Ценность жизни совсем не в том, чтобы украсть книжку или сбежать с деньгами, настоящая жизнь состоит в другом.
– В чем другом?
– Поживешь здесь подольше и поймешь сам.
Дождь не прекращался всю оставшуюся часть дня, то стихал, то усиливался вновь. Сумрачные улицы отдавали влажным глянцем, расплывались и бликовали, как на дождливых полотнах Клода Моне. Повсюду на улицах пестрели зонты. Но, несмотря на ненастье, было тепло, удивительно тепло для этого времени года, хотя прохожие кутались в плащи и куртки. Посреди ночи дождь прекратился, и Валера вышел на балкон. Спать по-прежнему не удавалось, только дремать сбивчиво и тревожно. Теперь, помимо запаха грязных ног, в комнате было слишком влажно, сохли чьи-то промокшие вещи, и оттого стояла кисловато-мутная вонь. На улице веяло прохладой. Вдыхая сырую свежесть фиолетовой тьмы, Валера слушал, как звонко переливается звук в водосточных трубах, потом где-то на крыше противоположного дома взвыли коты, вой прокатился по улице и стих, какой-то человек целеустремленно прошагал в популярное заведение, посетителей было по обыкновению много. Но недолго Валера наслаждался покоем, на балкон вышел Петр.
– Хорошо тут после дождя, свежо, – проговорил он, пристраиваясь рядом с Валерой, затем высунул ногу из туфли и поскреб пальцами в шерсти другой ноги. – А каковы успехи в распространении источников знаний?
– Отлично, – с достоинством ответил Валера.
– Хм, и о моем предложении ты, конечно, не думал, – Петр повернулся и посмотрел на Валерин профиль, освещенный светом из кухни, как месяц в темном небе.
– Думал, – небрежно отозвался Валера.
– Правда? – глаза Петра весело блеснули. – И что же?
– Обойдусь как-нибудь, – не весело, но любезно сказал Валера.
– Ну, мог бы и попробовать, прежде чем делать поспешные заключения, – игриво-обиженным тоном произнес Петр и, взяв Валеру за плечо, стал тихонько разминать возле шеи, потом встал позади и с профессиональной решимостью, уверенными движениями пошел работать пальцами, по плечам, ниже, по спине, а потом вдруг наклонился к самому уху Валеры, так, что бородка щекотно коснулась его шеи, и прошептал: – Хочешь, прямо тут сделаю тебе укрепляющий массаж?
– Не надо, обойдусь, – проговорил Валера и зарделся от смущения.
– Хм, краснеешь, как девственник, – заметил Петр, шаря по его плечам и спине хитрыми глазами. – Как хочешь. – Он снова встал рядом и оперся о перила, посмотрел вниз, потом на Валеру. – А как на счет фонаря, в любую погоду горит, зовет ведь, а?
– Сходи без меня, – тем же холодным тоном ответил Валера.
– Ва, ва, ва… Святая невинность. Это ты зря, не стоит испытывать свой организм аскетическим терпением, – предупредил Петр. – Желание свое не подавляй, не надо. Твоя девчонка все равно никогда не узнает, если сам не признаешься. Ха-ха. – Может, все-таки, сходим, трахнем по нимфе и хорош?
– Нет, я все же хочу сегодня выспаться, – зевая, сказал Валера. – Вот мое желание.
– Какой ты смешной. Ха-ха-ха. – Глаза Петра похотливо заблестели, он похлопал Валеру по плечу и слегка прижал к себе так, что тот почувствовал, какую-то щекотливую слабость во всем теле, но собрался с духом и отпрянул от мерзкого волосатого соблазнителя.
– Ну, как хочешь, – бросил Петр, притворно рассердившись, затем повернулся и, постукивая каблуками, направился в комнату.
Уже через несколько минут Валера увидел этого неугомонного извращенца. Петр вышел из дома, уверенно зашагал к заветному подъезду и скрылся за дверью, за которой его ждали нимфы. Валера постоял еще некоторое время, удивляясь безудержной настойчивости этого, как называл его Конин, Сатира, и потом вернулся в постель.
Глава четвертая
Самая занимательная для нас поверхность на земле – это человеческое лицо.
Георг К. Лихтенберг
(Перевод с немецкого Г. С. Слободкин)
I
На следующее пасмурное утро, Конин и Валера набрали по два пакета книг каждый, вышли из склада и направились на автобусную остановку. В небе появились лазоревые прорехи среди водянисто-пепельных туч, и оттуда широкими полосами сквозили солнечные лучи, они отражались в сырых улицах ослепительным блеском. Конин достал из кармана темные очки и надел. Валера шел следом, погруженный в какие-то мысли.
– Я должен вам сказать, – начал он, поравнявшись с Кониным. – Дело в том, что в моем паспорте два дня, как закончился срок действия визы. Я только сейчас вспомнил.
– Ерунда, моя виза просрочена уже на пять месяцев, – беззаботно сказал Конин. – Как видишь, я жив и здоров. Все равно с туристической визой мы не имеем права работать, а специальную визу никто бы нам не выдал.
– Подумать только, в кого я тут превратился – бродяга вне закона, – уныло промолвил Валера.
– Будешь хорошо себя вести, никто тебя не выгонит, – утешил Конин.
– Но если проверят паспорт? – спросил Валера.
– Без особых причин полиция не остановит и паспорт не потребует, – тем же самоуверенным тоном ответил Конин. – Поверь, властям не выгодно отправлять нелегальных рабочих восвояси за казенный счет. Я тебе уже говорил. Больше того, за скромные деньги местные жители не хотят работать на стройках, в карьерах и шахтах. Здесь нужны чернорабочие. Но при выезде, на границе, придется заплатить штраф за нарушение визового режима. У церкви на «Пятачке» говорят, это около трехсот американских долларов.
– Значит, полмесяца придется работать на штраф, – прикинул Валера.
– Около того.
– А если не заплатить?
– Говорят, будут держать под арестом до выяснения обстоятельств месяц, другой, а потом выгонят и закроют для тебя въезд сроком на пять лет. Впрочем, второй раз в Грецию, я уже не поеду.
Валера посмотрел на Конина с досадой, и дальше шагал уже в молчаливой угрюмости. Было о чем задуматься, хотя назад пути уже нет, и время слишком сурово с теми, кто его упускает из виду. В самом деле, бессмысленно теперь говорить о двух прошедших днях. Виза упущена, денег на билет домой уже нет, зато есть работа и можно начинать откладывать с каждой зарплаты. Это риск. Иначе можно было просто остаться дома, продолжать крутиться в «Раушене» и ни о чем таком не беспокоиться. Нет же, надо себя испытать – все эти голод, треволнения, обман, вонючая комната, разочарования, те нелепые дни по приезду в Афины. Валера ни о чем не жалел, напротив, в этой авантюре он уже сейчас начал находить особенный неповторимый и очаровательный смысл. Он предчувствовал, что эта поездка станет неким большим событием, которое может повлиять на всю его будущую жизнь.
На перекрестке с улицей Панепистымиу, он с Кониным расстались: Николай Андреевич повернул на площадь Омония, чтобы спустится на станцию метро, Валера направился к автобусной остановке возле Университета.
Миновав афинские кварталы, автобус выехал на проспект Посейдона. К этому времени вполне распогодилось, ветер разогнал стада облаков, потеплело. Когда среди сосен и тамарисков показалось море, словно покрытое пятнами расплавленного золота в солнечных лучах, Валера поднял два тяжелых пакета, ручки, которых так натянулись, что резали пальцы, и приготовился к выходу. Глядя в окна, он стал ждать свою остановку. Теперь автобус катил мимо парка: пышные сосны, дымчатые акации, кипарисы, как свечи… и вдруг кто-то легонько тронул Валерино плечо и проговорил:
– Калимера, кирие.
Валера обернулся и узнал своего вчерашнего покупателя (кажется, он купил томик Пруста или нет, новеллы Томаса Манна). Это был маленький пожилой человек в серой шляпе, с обветренным, морщинистым лицом и длинными усами. Валера поздоровался.
– Вы везете новые книги? – сказал старик теперь по-английски и показал пальцем на пакеты.
– Да, вчера я кое-что продал. Надо пополнить, – ответил Валера.
– Позвольте, я помогу, ведь нам по пути, – с этими словами старик взял у него один из пакетов и удивился: – Эх, тяжелый, какой!
Тут автобус остановился и со вздохом раскрыл двери. Попутчики вышли, дождались, когда автобус двинется в путь, пересекли дорогу и направились к «Василопулосу».
– Вчера был дождь, и вы рано ушли, – проговорил старик.
– Погода подпортила дело, – ответил Валера.
– Да, ливень пролился, как следует, – сказал старик. – Но в ближайшие дни дождя не ожидается.
– Я надеюсь. Мне нравится этот район, – признался Валера.
– Да, да, хороший район, – согласился старик. – Скажите, нет ли у вас современных русских авторов, мне было бы интересно почитать?
– Нет, к сожалению, – ответил Валера.
– Жаль, я ведь никого из ваших современников не знаю. Вот мне и любопытно.
– Распутин, Астафьев, Евтушенко, – вспомнил Валера тех авторов, которых читал еще перед поступлением в университет и добавил: – Писателей много. Возможно, их еще не перевели на греческий.
– Надо перевести, – промолвил старик. – Мне очень интересно знать, что происходит в России. Большая страна избавилась от коммунизма, должно быть сейчас тяжело там, э?
– Да, много хлопот, – небрежно бросил Валера. Они уже подошли к магазину, и рассуждать о политике Валере не хотелось.
Старик поставил пакет с книгами возле тележки и попросил:
– Скажите Янису, чтоб обязательно перевел русских современников, я буду ждать.
– Хорошо, – ответил Валера и стал выкатывать тележку на тротуар.
– Удачной вам работы, – сказал старик на прощание.
– Спасибо, хорошего вам дня, – отозвался Валера.
Старик пошел вверх по улице. Валера открыл книги, пересчитал и выложил на прилавок только что привезенные, а потом, в ожидании покупателей достал русско-греческий разговорник и принялся учить, как советовал Конин, начиная с простых фраз и слов. Странный этот язык оказался не таким сложным, как думал Валера вначале. Он произносил слова, по несколько раз, то и дело спотыкаясь на ударениях, которое ставятся над словами так, что невозможно разобраться, по каким правилам они работают. Самые обиходные греческие слова и выражения ему были знакомы, а общение с покупателями изо дня в день помогало откорректировать их правильное произношение. Пожалуйста, всего тысяча драхм. Вас интересует Золя? Вот он. Тоже тысяча драхм. И Чехов, и Марк Твен, любая книга за тысячу. Да, Варналис еще есть. Возьмите, пожалуйста… – все это приходилось повторять десятки раз в день. Покупатели сами копались в книжной куче, и было видно, что это им нравится. С утра торговля шла быстрее, чем днем, прохожие направлялись в магазин и попутно заглядывали к Валере. Весть о русском эмигранте, торгующем книгами на греческом языке, быстро распространилась по всем закоулкам района Фалиро.
Валера, этот обаятельный продавец из северной страны (потомок Ярославского крестьянина-солдата, сразу после войны перебравшегося в Кёнигсберг на поселение и сумевшего прижиться в раскуроченном до основания городе) вызывал у покупателей интерес не меньше, чем книги, которыми он торговал. Местные старики приходили к нему исключительно ради общения, хотя и делали вид, что литература их тоже интересует, но редко покупали. Поковырявшись в книгах, они поднимали глаза и затевали с продавцом разговор о делах в современной России. Им это нравилось, не смотря на то, что приходилось тщательно проговаривать и помногу раз повторять слова (как на уроке греческого), чтобы иностранец правильно понял. Валера мало что понимал, но бывало, догадывался и на упрощенные вопросы, пытался что-то примитивно ответить, пусть невпопад, собеседники были к нему снисходительны и многое прощали. Во всяком случае, их терпение вознаграждалось любопытными фактами из положения дел в пост-коммунистической России, об этом потом можно будет обсуждать на скамеечках в парке или в тавернах. Продолжительные разговоры в течение рабочего дня, утомляли Валеру, домой он возвращался уставший, с заметной хрипотцой в голосе, а Конин, узнав, в чем дело, только посмеивался. Валера не разделял его радости. Вот значит, что имел в виду Николай Андреевич, когда изрек свою глубокомысленную аксиому: «Греки своему языку, хочешь, не хочешь, все равно научат». Вероятно, благодаря таким вот изнурительным упражнениям, Конин и научился. Каждый принимал за честь поговорить с иностранцем, только никто не брал в расчет, что желающих много, и потому, учтивая фраза, которую они бросали на прощание: «Ну все, ухожу, не буду вам тут мешать», жизнь Валере совсем не облегчала: очередной собеседник не заставлял себя долго ждать.
Хозяин «Василопулоса» – кириос Анастас – пожилой, не высокого роста человек с животом, нависающим над ремнем, как груша, с короткими седыми волосами, щеткой усов, чисто выбритым подбородком и темными, как колодцы, глазами, обычно выбирал свободное время в первой половине дня, чтобы подышать свежим воздухом. Он покидал свой кабинет и выходил на улицу. Некоторое время кириос Анастас наблюдал за разгрузкой поступающего товара, затем прохаживался мимо гор из коробок и ящиков, заложив руки за спину, словно среди музейных экспонатов и завершал свой обход у Валериной тележки. Прежде всего, он спрашивал у русского продавца, как идут дела и сколько книг уже продано, потом справлялся о здоровье Яниса и очень сочувствовал его холостяцкой жизни, после этого брал какую-нибудь книгу и некоторое время листал ее, вчитывался в текст, где-нибудь на середине, снова перелистывал, потом клал на место, желал Валере удачи и медленной, респектабельной походкой возвращался в свой магазин. Ритуал этот был ежедневным.
А тем временем перед магазином с тележкой крутился грузчик Антонис – высокий полноватый человек с волнистой черной шевелюрой, непременно в рубашке и зеленых рабочих штанах с перекинутыми через плечи лямками. В этом магазине он был единственным грузчиком, во всяком случае, других Валера здесь ни разу не видел. Антонис получал товар, который привозили машинами, проверял по накладным, пересчитывал, расписывался, а потом складывал ящики и коробки у стены под навесом и в течение дня, по мере надобности, завозил те или другие в магазин, ловко орудуя своей тележкой, которая уподобилась живому продолжению его больших, сильных рук. Каждое утро он первый приветствовал Валеру, когда тот появлялся у магазина, затем они перебрасывались фразами о погоде, после чего желали друг другу удачи, и тогда каждый принимался за свое дело. Антонис нагружал тележку, катил ее перед собой и исчезал в магазине, но спустя несколько минут, появиться вновь за следующей партией коробок и упаковок, словно заведенный.
Днем, когда наступало время всеобщего затишья – сиеста – и на улице исчезали прохожие, Валера прикрывал книги, откатывал тележку к стене, заходил в магазин и, купив сладкую булку или croissant (рогалик) с шоколадной начинкой, да пакет молока, отправлялся на побережье, где усаживался на теплый камень и свой скромный обед с аппетитом съедал. Гавань Фалиро – начало пути многих легендарных героев древности. Вид этого места и поныне вызывает ощущение былой славы эллинов. Валере нравилось здесь. Шум волн, маленькие рыбацкие лодки, роскошные яхты были чем-то вроде лирического отступления в его судьбе. По выходным, когда на побережье собирались отдыхающие, Валера выкатывал тележку на променад и устанавливал ее перед входом в маленький сквер. Торговцев в такие дни здесь тоже было много. Вдоль парапета выставляли свои картины художники, по променаду бродили продавцы лотереи и воздушных шаров. С пляжа доносились звуки свирели: там, на камне, сидел старик (тот, что спрашивал у Валеры книги русских авторов), перед ним на песке был разостлан кусок холстины, на которой лежали дудочки и свирели разного размера. Кто-нибудь подходил к музыканту и покупал его дудочки или просто слушал мелодию, которую старик умело извлекал из своих инструментов. А в тени тамарисков, на скамейках, мужчины играли в нарды, собирая возле себя кружок зрителей.
– Отличный день выдался! – хвастал Валера Конину. – Рекордные продажи. Не понимаю, почему Янис не вывозит и вас на променад в такие дни?
Конин пожимал плечами.
– Янис очень занят. Может быть, на следующей неделе, – отвечал он.
– Хотите, поменяемся местами? – предложил Валера.
– Не волнуйся за меня, – сказал Конин. – Я неплохо заработал на побережье осенью. Теперь твоя очередь.
Валера начал откладывать деньги. Зловредный ненасытный Пифон был побежден окончательно, и Валера решил, что пора снимать другую квартиру.
– Подумайте, Николай Андреевич, зачем же себя мучить? – в очередной раз убеждал он Конина во время ужина. – Мы могли бы снять квартиру на двоих, жить как нормальные люди и больше не страдать от бессонницы.
– Ты, безусловно, прав, Валера, – отвечал Конин, – но платить за квартиру придется гораздо больше. Понимаешь, хотелось бы поскорее скопить денег. А мне, честно признаться, в Греции несколько поднадоело. Домой тянет. Скорее бы вернуться к семье.
– А не кажется ли вам, что живя в этой душегубке и работая книжным продавцом, на квартиру в России вы соберете денег только лет через десять или больше?
Конин погрустнел и промолвил:
– Я думал об этом.
– Тогда, в чем же дело? – не уступал Валера.
– А в том, что квартиру давно купили. – Конин бросил на Валеру печальный взгляд. – Сын взял долг и купил. Отдать не может, а кредиторы, не будь дураком, требуют и угрожают. Всей семьей собираем: жена из Турции вещи возит на базар, Володя программистом работает. Ничего, соберем.
– Ему угрожают?
– Да. И сумма, что ни месяц, нарастает процентами. Быстрее, чем мы зарабатываем.
– Но как он мог так поступить? – возмутился Валера.
– Молодость, ошибки, кто из нас не оступается, – философски промолвил Конин, глядя перед собой в пустоту.
– А нельзя ли вернуть квартиру кредиторам, если они угрожают? – сказал Валера.
– Ничего, справимся, я каждую неделю звоню, – ответил Конин. – Мы это дело скоро уладим.
– И все-таки, Николай Андреевич, я хочу вытащить вас отсюда, – настойчиво сказал Валера. – В общем, я уже присмотрел двухкомнатную квартиру. Собираюсь ее снять и предлагаю вам последовать за мной. Нет, погодите, найдем еще двух сожителей, чтобы выходило дешевле. Квартира на улице Кирьяку. До работы всего на десять минут дальше, чем отсюда, извините этого притона, в котором обитают такие козлы, как Петр. Соглашайтесь.
– Хорошо, я подумаю, – ответил Конин.
– Завтра, после работы, я собираюсь на Кирьяку, поговорить с хозяйкой. – Валера поднялся из-за стола, и тотчас, где-то что-то встрепенулось, из коридора донесся осторожный стук каблуков, чья-то тень скользнула по стене и исчезла за углом. Валера догадался: Петр. Этот негодяй бессовестно подслушивал разговор.
В ту же ночь Валере снова пришлось разделить время с Петром на балконе.
– Зря, ты много теряешь, мой мальчик, – с игривой нежностью промолвил Петр и заискивающе подмигнул. – Давно бы уже сколотил состояньице на богатых клиентах.
Валера презрительно скривил губы.
– К черту твой массаж, – сказал он.
– Ну зачем же так грубо, – промолвил Петр, слегка похлопал Валеру по плечу и мягко скользнул ладонью по его спине. – Ведь я предлагаю тебе хорошо подзаработать.
– Оставь эту идею, – холодно ответил Валера. – Я вполне доволен своей работой.
Несколько минут они молча стояли, наслаждаясь свежестью сырой ночи. Валера был в футболке, Петр в куртке, которую он накинул на голые плечи, не застегиваясь на молнию.
– Жаль, что ты и Конин переселяетесь, – вдруг сменил тему Петр. Валера поглядел на него с призрением, этот гад даже не собирается скрывать того, что подслушивал их недавний разговор. – Да, мне будет очень не хватать вас обоих, – продолжал он.
– Сочувствую твоему горю, – сказал Валера и выдавил из себя улыбку.
– А что, может, хотя бы в последнюю ночь сходим под фонарик, а? – без особой надежды проговорил Петр.
Валера не ответил, он только взглянул на знакомый подъезд и обратил внимание, что сегодня розовый фонарь там почему-то не светит призывно – наверное, перегорел.
– Ну, как хочешь, – махнул рукой Петр, – а я пойду, развлекусь. Чего ради подавлять здоровый сексуальный инстинкт, лишать себя удовольствий?.. У них там часто бывают новые поступления. Одно загляденье. Иногда везет попасть на хорошенькую целку. Значит, не хочешь?
– Нет, – категорически ответил Валера.
Петр потормошил его по голове и загадочно проговорил:
– Ничего, я все же уверен, однажды мы обязательно с тобой встретимся, но уже в другой обстановке. – И тихо засмеялся.
Валера смерил Петра холодным презрительным взглядом, не имея представления о том, что этот идиот хотел сказать своей последней фразой, и отвернулся. Петр, продолжая хихикать, направился в комнату. А спустя несколько минут уже показался внизу. Как обычно он отправился к желанному подъезду, но едва только подошел к крыльцу, остановился. На запертой двери была вывешена табличка. Петр обернулся, поглядел на Валеру, развел руками с досадной улыбкой и крикнул:
– Здесь объявление: «Закрыт на карантин».
Валера пожал плечами. А Петра вдруг разобрал неудержимый смех, больше похожий на истерику, он захохотал, согнулся вдвое, потопал ногами, похлопал по коленям руками, сплясал чечетку и затем, продолжая хохотать, направился куда-то по улице, пока полумрак не поглотил его. Куда он направился – можно только догадываться. Вряд ли сдавать анализы на сифилис, гепатит или СПИД. Валера, наблюдавший дурацкую пантомиму Петра, покачал головой, сплюнул и решил, либо этот негодяй ломает комедию, непонятно для чего, или окончательно свихнулся на своем дурацком сексе.
Следующее утро поднялось в прекрасном настроении – безоблачное и свежее. По улицам гулял слабый ветерок. Афинские жители вновь распахнули свои куртки и оставили дома шарфы, которыми в прохладные дни обматывали шею. По дороге на склад Конин сообщил, что решил-таки переселяться и теперь, хотел бы посмотреть квартиру на Кирьяку. Валера предложил встретиться после работы возле церкви, а потом вместе отправится к домовладельцам. Так они и сделали.
Дверь на втором этаже старого дома открыла маленькая пожилая женщина с милой улыбкой. Она была в черном платье, на плечах лежал серый шерстяной платок, ее темные волосы были собраны на затылке в клубок, с торчащими в разные стороны тонкими шпильками. Валера представился, напомнил, зачем они явились, и тогда хозяйка попросила минуточку подождать. Она накинула плащ, торопливо вышла, закрыла дверь ключом и повела мужчин в дом, что стоял по соседству.
Двухкомнатная меблированная квартира находилась на первом этаже старого дома на тихой улице, проходящей возле стадиона “;;;;;;;;;;;;” и обсаженной шелковичными деревьями. Хозяйка открыла дверь, и они вошли. Здесь была широкая прихожая с большим зеркалом, креслом и старой выцветшей фотографией развалин Дельфийского храма в рамке на стене, маленькая кухня с холодильником, ванная комната, совмещенная с туалетом, из кухни открывалась дверь в крошечный дворик с кустом цветущей герани в горшке, что стояла на маленьком столике в углу, который солнце навещало только в первую половину дня. В каждой из комнат, с окнами на улицу, находились по две кровати, стол и шкаф. Эта старая мебель, времен Константина Первого, выглядела ветхим и пыльным антиквариатом, но была вполне еще пригодна в хозяйстве.
– Хорошо? – спрашивала хозяйка, каждый раз, когда они выходили из комнаты.
– Да, неплохо, – соглашались одновременно Конин и Валера.
Закончив осмотр, они втроем остановились в прихожей. Валера достал из кармана джинсов бумажник, отсчитал и отдал плату за месяц вперед. Хозяйка отстегнула от звонкой связки два ключа и отдала Валере. Ключи перекочевали в его карман. Затем хозяйка пообещала сделать запись в специальном журнале и принести его для росписи завтра, после чего мужчины поблагодарили ее, попрощались, и она ушла. Конин сел в кресло, было видно, что он все еще колеблется, но Валера поторопил:
– Пойдемте за вещами, Николай Андреевич, мне уже не терпится зажить тут по-человечески.
В тот же приветливо ясный вечер они собрали вещи, рассчитались с Зинаидой, которая узнав о неожиданном уходе постояльцев, и бровью не повела – найдутся другие, и, не желая задерживаться больше ни на минуту, они покинули эту тошнотворную богадельню навсегда.
II
Из письма Валеры к Даше.
7 февраля, улица Кирьяку
Дорогая моя Даша! Вот уже две недели, как мы с Кониным снимаем жилье на двоих. Нам повезло найти это уютное, скромное убежище от шума, вони, духоты, чего я был не в силах терпеть в квартире на улице Колону. А главное, вряд ли мы станем переезжать отсюда в ближайшем будущем, и теперь ты можешь писать мне по новому адресу. Я буду очень ждать твоих писем.
Ты уже знаешь, как мне повезло с работой. Я очень доволен. Книжная торговля захватила меня целиком. На отдых остается единственный день – понедельник. Хотя по усмотрению своему и в этот день можно торговать. Янис будет только рад. Но я не горю таким желанием. Во-первых, выходной тоже необходим, во-вторых, понедельник – не очень благоприятный для торговли день. Спустив деньги за выходные, покупатели меньше всего интересуются литературой. Конин с этим доводом тоже согласен. В этот единственный выходной я стараюсь пройтись по музеям и прочим достопримечательностям.
Кроме прочих достоинств, эта работа позволяет мне изучать и совершенствоваться в разговорном греческом, а кроме того – заводить интересные знакомства. Сейчас я торгую в курортном районе на побережье Палео Фалиро. Местные жители – все хорошие люди. И сейчас я попробую обрисовать тебе кое-кого из них. Надеюсь, тебе будут любопытны мои зарисовки…
Среди ежедневно мелькающих покупателей, мало-помалу стали проявляться постоянные те, что регулярно наведывались к Валере. Одна из них – кирия Спиропулос – средних лет дама, докучливая любительница часок, другой провести за разговором. Она крутилась у Валериной тележки регулярно, – два или три раза в неделю, – появлялась обычно около полудня в легком норковом полушубке и темно-синей шляпке с округло загнутыми кверху полями. Она направлялась в «Василопулос» за покупками и непременно подходила к Валере, ждала, когда он отпустит очередного покупателя, а потом искренне восхищалась тем, как молодой человек быстро осваивает греческий язык:
– С каждым разом вы говорите все лучше и лучше!
– Я старательно занимаюсь, – объяснил Валера.
– Вы очень способный ученик, – сообщила она.
– Спасибо. – Валера скромно улыбнулся.
Пробежав глазами по книгам, кирия Спиропулос важно заявила:
– Я уже прочла рассказы Маркеса. Вы не поверите, как легко этот латиноамериканец меня покорил, околдовал, взволновал. Который уже день, я нахожусь под впечатлением! Особенно от его трогательной истории об Эрендире и ее коварной бабушке. – Подняла на Валеру блестящие от волнения глаза. – Я была потрясена! – Покачала головой. – Помните? У них сгорел дом и бабушка, о Господи! Родная бабушка заставила несчастную девушку-сироту возместить эту потерю. Подумать только, она сделала внучку проституткой! И на том разбогатела. Изрядная подлость, продавать любимую внучку приблудным мужчинам в пустыне! Вы не поверите, но я весь вечер рыдала над горькой судьбой несчастной девушки. Мне и сейчас тяжело об этом вспоминать. – Кирия Спиропулос достала из кармана полушубка платок и промокнула увлажнившиеся глаза. – Ах, извините, я немного расчувствовалась. – Скажите, мой друг, нет ли у вас чего-нибудь еще этого Маркеса?
– К сожалению, только этот сборник рассказов, – ответил Валера.
– Как жаль, этого колумбийца непременно надо печатать. – Она забегала внимательным взором по книгам. – Передайте Янису, чтобы напечатал его повести, я бы с удовольствием купила. Несколько лет назад я впервые прочла роман «Сто лет одиночества» и потом перечитывала его еще два раза. Откровенная история…
Она не закончила фразу: к книгам подошла пожилая дама в очках, и очень серьезным видом.
– Извините, что перебиваю, – начала она, примирительно поглядев на кирию Спиропулос, которая в свою очередь ответила ей не очень приветливым взглядом, – я уже прочла «Карл Маркс» И хотела бы что-нибудь свеженького о коммунистах.
– «Портрет Белояниса» – ответил Валера и подал ей книгу.
– Уже читала. – Махнула рукой.
– Больше ничего, – сказал Валера.
– Досадно. Тогда я зайду к вам на следующей неделе, – с надеждой проговорила она. – Желаю удачи. – Она направилась через сквер к остановке.
– Так вот, – продолжила кирия Спиропулос, – о чем это я? Ах да, о Маркесе, или я уже все сказала?.. – Валера пожал плечами. – Обязательно привезите что-нибудь Маркеса, у него потрясающие романы. Я буду ждать. – Она стала задумчиво перебирать книги. – А сейчас я бы купила чего-нибудь поэтическое. У меня дома огромная библиотека. В основном поэзия. Нет ли у вас, кого-нибудь из русских?
– Нет, к сожалению, – ответил Валера. – Здесь только англичане и французы. Да, вот еще остался сборник Гете.
– Странно, ведь в России замечательные поэты. Я долго увлекалась Есениным и Мандельштамом. У меня есть несколько томиков этих авторов. Хотелось бы почитать Пастернака, но не могу нигде найти. Я много читала о нем, отчаянная личность. Прошу вас, передайте Янису, пусть издаст русских.
– Хорошо.
– Я вам очень благодарна. А сегодня куплю, пожалуй, Достоевского «Белые ночи», я видела эту книгу в прошлый раз.
– Да, вот она, пожалуйста. – Валера протянул Достоевского.
– Благодарю вас. – Кирия Спиропулос полезла в сумочку, достала кошелек и расплатилась. – Удачного вам дня, – сказала она на прощание.
– До свидания, – ответил Валера.
Шелестя пакетом, она направилась в «Василопулос». А вокруг Валериной тележки уже толпились другие покупатели. К тому времени, когда Кирия Спиропулос появилась вновь, теперь с двумя полными пакетами, Валера уже успел забыть о ней. Выйдя из магазина, заискивающе улыбаясь, она подошла к Валере, достала из пакета два апельсина и протянула ему.
– Угощайтесь, пожалуйста, – сказала она.
Валера поблагодарил и взял апельсины.
– Будьте здоровы, – ответила она с приятной улыбкой и направилась через дорогу домой.
Едва она отошла, как позади Валеры раздался мощный баритон:
– Молодец, парень, здорово торгуешь. – Валера обернулся и увидел Антониса, который, ловко орудуя своей тележкой, катил сложенные башней коробки с фруктовыми напитками. – Сколько уже книг продал?
– Пять, – ответил Валера.
– Хорошее начало, – сказал Антонис и добавил: – Янис знает, где ставить своих людей. – Подмигнул Валере правым глазом, подтолкнул ногой тележку и покатил ее в магазин, насвистывая что-то веселое.
Незадолго до обеда к Валере подошел еще один любитель книг, кажется, его звали кириос Брузалис, высокий, полноватый господин средних лет в сером костюме, широкополой шляпой и зонтом-тростью, которым он ритмично постукивал по тротуару.
– Я давно не разговаривал по-английски, – каждый раз признавался кириос Брузалис. – Двадцать пять лет своей молодости я провел в Нью-Йорке, понимаете? Работал таксистом и много говорил по-английски. Так вот, – он огляделся по сторонам и тихо продолжил: – с тех пор, как я вернулся в Афины, ни разу не упражнялся в этом языке. Почти шесть лет! – Посмотрел на Валеру в поисках сочувствия. Тот утешительно кивнул. – Но вот, надо же какая удача, встретить вас! Я уж было думал, совсем забыл английский, однако, нет, он ко мне возвращается! Выходит, хранился где-нибудь в глубине сознания, на пыльных полках моей памяти. Ха, ха… как вы считаете?.. и вот, теперь, сдувая с него пыль, свободно пользуюсь, понимаете, это так приятно снова поговорить по-английски!
– Я очень за вас рад, – сказал Валера. – Что вам угодно на этот раз?
– Может быть, у вас найдется книжка, другая на английском языке? – поинтересовался кириос Брузалис, прытко бегая глазами по обложкам.
– Нет, здесь литература только на греческом, – ответил Валера.
– Жаль. – Кириос Брузалис задумчиво почесал щетинистый подбородок. – Прошу вас, передайте Янису, что некоторые его покупатели, желают читать по-английски.
– Хорошо, передам, – пообещал Валера.
– Я буду ждать, – сказал кириос Брузалис и, пожелав хорошего дня, направился к газетному киоску с попугаем. При этом он так чеканно постукивал металлическим наконечником зонта, словно отсчитывал каждый свой шаг.
В свое время из магазина вышел Анастас. На ходу он разломил маленькую, похожую на белую луну, головку козьего сыра и протянул Валере.
– Хочешь попробовать? – предложил он. – Это мой любимый сыр. Сегодня завезли.
Валера принял угощение.
– Ешь на здоровье, – сказал Анастас и, жуя кусочек сыра, стал прохаживаться среди груд ящиков, коробок и упаковок, которые, тем временем, Антонис с автоматической четкостью складывал у стены.
Каждый погожий день Валера проводил сиесту на морском берегу. Пообедав по своему обыкновению булкой с молоком, он отправился по узкому каменистому пляжу.
Из письма Валеры к Даше от 16 февраля
…а сейчас я попробую описать тебе это замечательное место. Огромные плоские глыбы, загромоздившие пляж, погружались в море, и среди них, на мелководье, образовались маленькие водоемы, наполненные мелкой живностью. Все движется в приливно-отливном ритме прибоя: шевелились зеленоватые и бурые водоросли, стайками плавали мелкие разноцветные рыбки, в медленном танце покачивали своими длинными щупальцами анемоны и только похожие на миниатюрные блюдца моллюски и мелкие улитки с закрученной раковиной прочно лепились к камням, да так, что не отодрать.
В этих, населенных разноликими существами, водоемах я вскоре обнаружил небольших крабов, зеленоватых с водорослями на спине и вечно перетирающих что-то своими челюстями. При малейшем моем движении крабы мгновенно исчезают под камнями. Приходится набраться терпения. Я ждал. И вот повезло: поймав подходящий момент, я схватил и вынул из воды неосторожного краба величиной с чайное блюдце. Тот, оказавшись на воздухе, принялся отчаянно размахивать клешнями. И тут я допустил ошибку: не заметил, как близко к крабу оказался мой мизинец, и коварное членистоногое тотчас вцепилось в него. Я охнул от неожиданности и выпустил ловкую тварь. Краб повис на мизинце, крепко сжимая зубастую клешню, словно хотел меня проучить, прежде чем плюхнуться в воду. Силы у краба оказалось, будь здоров сколько, и хотя проколоть кожу он не смог, но удовольствия от защемленного пальца мне было мало. Представляешь, я зашипел от боли и встряхнул рукой, тут краб не удержался и отцепился. Проводив хитрого разбойника взглядом, я направился к другому водоему, который время от времени заливался маленькими морскими волнами, что, шипя и пенясь, как шампанское, перекатывались через валуны.
Есть тут одинокая актиния, похожая на цветок из малинового желе, она неосторожно сидела на подводном камне у самого берега и своими ядовитыми щупальцами, как олицетворение Горгоны Медузы, охотилась на робких мальков и креветок. Я коснулся ее студенистого венчика, и маленькое чудовище мгновенно втянуло свои щупальца и, не желая со мной общаться, принялось медленно протискиваться в расщелину между камнями, пока не скрылось из виду.
В этих же водоемах водятся черные морские ежи, обычно они сидят на дне там и сям этакими подводными игольницами. Благодаря панцирю, усеянному ломкими, острыми иглами, они чувствуют себя вполне уверенно. Вот, кому не приходится излишне беспокоиться за свою бесхитростную размеренную жизнь. Тот защищен, кто хорошо вооружен. Словом, чудной тут мир. Всем этим существам хорошо в своей среде. О каждом можно написать если не роман, то повесть уж точно.
Побродив у кромки воды, я обычно направляюсь в Приморский парк, где среди сосен, кипарисов и кустов олеандра разветвляются тенистые дорожки. В ясный день море искрится под ослепительным солнцем, как шелк. Вчера как раз и был такой день. Волны накатывались на берег, разбивались о камни, пенились и шумно шипели. Над зелеными лужайками, на которых уже робко пытаются цвести первоцветы, легкомысленно порхали зимние бабочки, в кронах сосен, пышных как облако, пересвистывались дрозды. По дорожкам прогуливались молодые женщины с детьми, а на скамейках спорили о политике старики. Мирная, счастливая жизнь под теплым солнцем. Поверь, мне хотелось петь, и я бормотал себе под нос кое-что мелодичное. Что-то вроде этого:
Как бедный, неприкаянный художник
Пишу чужие берега,
Коль занесла меня сюда
Коварная, непостижимая судьба.
Здесь море – ситец голубой, отчаянно прозрачный,
вдали белеют призрачные яхты.
Пускай хотя бы тут мир кажется немного ярким,
где в моих мыслях только ты.
Пусть облака, клубясь, плывут к тебе на север,
они похожи на счастливые мечты.
Но я пытаюсь удержаться здесь, за эту землю,
покуда прочь не гонит злой и безразличный Рок.
Надеюсь, что мои труды не будут так напрасны,
желания не разобьются, тут об острый камень.
Да, нелегко героем быть отважным,
которых славит Греция веками.
Зато повсюду – красота, природой создана была,
И человеком тоже. Не унываю от тоски;
Где шелест не берез мне слышен,
А листья пальм и кипарисов ветром дышат.
Сразу сделал набросок на клочке бумаги, который нашелся в кармане, а вечером, вернувшись домой, я этот стих переписал. Для тебя.
Как-то раз, во время прогулки по аллеям парка, мне пришлось наблюдать странное явление: дорожку пересекал длинный состав мохнатых гусениц шелкопряда, ровным строем сползающих со ствола обглоданной и увешанной паутиной молодой невысокой сосны. Неторопливой колонной гусеницы двигались к соседнему дереву. Ничего подобного я раньше не видел. Эти червяки, чтобы выжить, грызут деревья сообща. Они покрыты жесткими волосками, и птицы их не трогают: наверное, испытывают к ним отвращение. Проводя караван удивленным взглядом, я зашагал дальше, и все думал: одни красоту создают, другие ее разрушают. Почему так устроен этот мир? Странно, не правда ли? Очень хочется это понять.
Нагулявшись, я по обыкновению покидаю парк через запасной выход, возвращаюсь к тележке, и пока нет покупателей, принимаюсь учить греческий. Тебе покажется смешным, как я это делаю, но, кажется, именно такой метод мне здорово помогает. Я заучиваю фразы и пополняю свою лексику из словаря, не пользуясь учебниками грамматики. Не так уж и трудно заговорить на греческом, когда все вокруг на нем говорят…
Язык Валере давался на удивление легко. Английский он употреблял все реже, испытывая какую-то неловкость перед покупателями и знакомыми. По вечерам они с Кониным подолгу упражнялись в греческом и пытались решать местные кроссворды. Упорный труд Валеры был вскоре оценен.
– Как похорошел ваш греческий! – каждый раз восхищалась кирия Спиропулос. – Дорогой, вы меняетесь прямо на глазах!
– Ну что вы, мой язык еще далек от совершенства, – произносил Валера на хорошем греческом языке, что приводило почтенную даму в восторг.
– Потрясающе!
Одна полноватая дама, с таким низким голосом, что, не глядя, его можно было принять за мужской, купившая как-то раз у Валеры томик Диккенса, и с тех пор давно не появлявшаяся в этом районе, сразу оценила произношение Валеры.
– У вас здесь очень хорошая практика, – сказала она. – Жаль, что у моих учеников нет возможности поехать в Англию закрепить свои знания. Уверена, был бы хороший результат.
– Это благодаря ежедневному общению с покупателями, – признался Валера.
– И все же, это не каждому дано, – многозначительно промолвила она, затем сосредоточилась на книгах и стала их перебирать.
– В прошлый раз я купила «Голод» Гамсуна. Очень трогательная повесть, – сообщила она. – А сегодня, пожалуй, куплю «Сборник рассказов Набокова», в прошлый раз я видела здесь эту книгу.
– Вот она, возьмите, пожалуйста. – Валера подал ей книгу и сказал: – Недавно переиздали.
– Благодарю. С удовольствием почитаю, – проговорила она и стала расплачиваться.
Однажды, около полудня, у «Василопулоса» появился еще один любопытный тип, высокий, худощавый господин лет сорока в сером плаще, с тонкими усами и длинными черными волосами, зачесанными назад, так что его широкий лоб оставался открытым. Окинув любопытным взглядом книги, он обратился к продавцу:
– Вы работаете у Яниса?
– Да. – Валера отложил в сторону русско-греческий разговорник.
– Очень приятно, – продолжил тот. – Мы с ним хорошо знакомы. Вы давно тут стоите?
– Третью неделю, – ответил Валера.
– Понятно, я отсутствовал целый месяц, ездил в Берлин по делам, – признался незнакомец. – Можно полюбопытствовать, откуда вы приехали?
– Из России, – просто сказал Валера.
– Как далеко, никогда прежде не общался с русскими, – откровенно признался господин. – Меня зовут Теодор, а как ваше имя?
Валера представился, пожимая протянутую руку Теодора.
– А вы неплохо говорите по-гречески? – заметил тот. – Где-то учились?
– Здесь, а мои учителя – покупатели, – с достоинством ответил Валера. – Должен признаться, мне ежедневно приходится отвечать на одни и те же вопросы, поэтому ответы на них я давно заучил без запинки.
Услышав это, Теодор весело захохотал.
– Вы с хорошим чувством юмора, молодой человек, – проговорил он, едва успокоившись, и затем снова принял серьезный сосредоточенный вид. – Жаль, у меня сейчас мало времени, а то я бы с удовольствием с вами поговорил. У вас любопытный акцент, приятный на слух. Видите ли, я режиссер и работаю в театре. Мне очень нравится ваш акцент. Гм… Было бы не плохо, если бы вы владели греческим в совершенстве и могли заучивать объемные тексты. В какой-нибудь драме, где есть герои-иностранцы, вы бы вполне пригодились. Удивительный акцент! – Он внимательно посмотрел на Валеру, чуть прищурившись, улыбнулся и продолжил: – Я подумаю на счет вас, а вы согласились бы играть?
– Я никогда не играл в театре, – признался Валера.
– Будьте уверены, вам стоило бы попробовать, – проговорил Теодор. – Ведь театры бывают разные и, поверьте мне, иногда выпадают такие роли, которые сможет прекрасно раскрыть лишь человек далекий от сцены, просто с улицы.
– Мне очень странно это слышать, – сказал Валера. – Тем более от режиссера.
– Хм, может быть, – с прежней лукавой улыбкой проговорил Теодор. – Впрочем, не важно, я надеюсь, мы с вами еще увидимся и сможем обсудить этот вопрос обстоятельно.
Валера проводил Теодора подозрительным взглядом. Этот человек, хоть и был приятной наружности, но что-то едва уловимое, то ли в его манерах, то ли в рассуждениях, почему-то отталкивало. Позже он спросил об этом странном режиссере у Яниса, но тот пожал плечами, мол, старый знакомый, с которым давно уже потеряна связь. Анастас тоже не имел представления, о ком идет речь. Да и мало ли похожих людей встречается в столичном городе.
В другой раз Валеру посетил еще один любопытный типаж: юркий, хотя на вид полноватый господин с круглым лицом и живо бегающими глазами. Он накопал себе пять книг, полистал шестую, оставил ее и уверенно проговорил:
– Я беру шесть книг, значит, мне полагается скидка.
– К сожалению, нет, – охладил его пыл Валера, весьма прохладным тоном.
– Как, нет?! – удивился тот.
– Янис не делает скидок, – объяснил Валера.
– Уверен, Янис не будет против, – настаивал на своем юркий господин. – Разве у вас часто покупают сразу пять книг?
– Бывает, покупают и десять, – соврал Валера, чувствуя подвох. – Нет, издатель не позволяет нам делать скидки.
– Постойте, во всех магазинах, особенно в эту пору бывают скидки, – объяснил юркий покупатель. – Итак, я беру пять книг, шестая – бесплатно. – С этими словами он достал из бумажника пятитысячную купюру и протянул Валере.
– Вам все же придется заплатить за шесть книг, – не уступал Валера.
– Это не справедливо! – возмутился тот. – Везде скидки, только у Яниса их нет. Я требую скидку.
– В таком случае, стоимость шестой книги Янис вычтет из моей зарплаты, – сказал Валера с хладнокровным спокойствием.
Юркий господин смерил Валеру хмурым взглядом и заявил:
– Вы не коммунист.
– Это почему же?
Но тот не ответил, оставил книги, гордо вытянулся и зашагал прочь.
Следующий покупатель, тоже со странностями, сутулый и худой как богомол тщедушного вида старик с морщинистым лицом; он интересовался философией. Прежде всего, он близоруко наклонился над книгами и стал их перебирать крючковатыми пальцами.
– Мне кажется, в прошлый раз я видел здесь Ницше? – промолвил он дрожащим хриплым голосом. – Я не ошибаюсь? – Он поднял только голову, изогнувшись гусеницей, и прищурился, с надеждой взирая на Валеру сквозь большие очки в темной пластмассовой оправе.
– Да, у меня еще есть «Заратустра», – Валера нашел книгу и подал ее покупателю. – Вот, возьмите.
– О, большое спасибо, сколько я вам должен? – не разгибая спину, он достал из кармана пиджака маленький здорово поношенный бумажник из крокодиловой кожи.
– Тысяча, – ответил Валера, наблюдая за покупателем, и ожидая, что тот еще чего-нибудь спросит, и не ошибся.
– Скажите, как в России принимают идеи Ницше? – поинтересовался старик своим дряблым голосом.
– У каждого свое отношение, – рассеянно ответил Валера.
– Да, это так, – вздохнул старик, отсчитывая замусоленные банкноты. – А вы сами-то, как воспринимаете его антихристианские мысли? – Он замер с деньгами в руках, выжидающе глядя на Валеру, как пробудившаяся после спячки черепаха.
– Тут есть над чем подумать, – снова уклончиво ответил Валера.
– Это верно, – медленно промолвила черепаха мужского рода и снова, опустив голову, взялась пересчитывать деньги. – Вот, это вам будет за книгу. – Протянул деньги. – Каждый находит для себя что-нибудь полезное. Подумать только! ведь когда-то и фашизм черпал из сочинений Ницше много полезных идей для оправдания своих подозрительных принципов, но должен вам сказать, молодой человек, что Ницше был так же далек от фашизма, как фашизм от коммунизма.
– Думаю, любая политическая партия прикрывается идеями классиков, – заверил его Валера.
– Пожалуй, вы правы, – согласился философ и заумно продолжил: – Вот, скажем, Греция – пример развитой демократии, мы можем свободно использовать в своих целях идеи любых авторов, вопрос лишь в том, для чего? каждый отвечает на него самостоятельно, а потом принимает решения, согласно своим убеждениям и пониманию сути вещей, лично мне близки по духу произведения Канта, я стараюсь жить с моральным законом в душе, каким бы хмурым не было небо над моей головой, то есть, я хочу сказать, человек должен оставаться самим собой, невзирая на трудности, с которыми его сталкивает неизбежный рок.
– В чем-то я с вами согласен, – проговорил Валера, хотя, ни чего, кроме имени Канта, не понял из пространной и мудреной речи этого старика.
– Здесь нельзя не согласиться, – продолжал тот. – Человек должен стремиться к справедливости и нравственности, иначе он погибнет в заблуждениях, духовно и физически, прежде чем успеет понять, какие ошибки он сотворил, чтобы в них раскаяться и этим спастись. Но, я уверен, вам, молодой человек, не в чем раскаиваться, верно?
– Почему вы так думаете? – спросил Валера.
– У вас очень светлый, внушающий доверие взгляд, – с благодушной улыбкой ответил старик и тихонько похлопал Валеру по руке. – Жаль, мне пора идти, но надеюсь, в другой раз поговорим с вами подольше. – Осторожно выпрямившись, он поблагодарил Валеру за книгу и содержательную беседу, после чего не торопливо побрел вверх по улице, пристально глядя себе под ноги.
В какое-то капризное хмурое утро, с тяжелыми тучами, грозящими пролиться дождем, но, в конце концов, так и не излившимися, покупателей было мало. Рядом с Валерой торговала рыбой невысокая черноволосая женщина средних лет. Рыбу ловил ее муж, выходя в море на своей небольшой лодке. Утром он доставлял улов, то на променад, то сюда, к магазину, куда и являлась его жена к условленному времени. Когда она стояла с лотками полными рыбы возле «Василопулоса», ей доставляло удовольствие поговорить с «удивительным русским», который приехал торговать книгами из далекой страны.
На этот раз Валера отпустил девушку с «Монт-Ориоль» Мопассана, когда торговка собрала оставшуюся рыбу в пакет, протерла руки о тряпку и протянула рыбу Валере.
– Вот, угощайтесь, – сказала она. – Это барабуля, сварите дома суп.
– А вы уже уходите? – спросил Валера, принимая неожиданный подарок.
– Да, я почти все продала. Хороший был день, покупателей много, – ответила она и затем показала на барабулю в пакете. – Из нее получается очень вкусный суп. Положите в бульон лук, чеснок, морковь, рис, немного перцу и сельдерей… Вам наверняка понравится.
– Спасибо. – Валера повесил пакет на ручку тележки.
– На здоровье, – ответила она. – Как-то раз, моя подруга сварила суп из барабули, да такой вкусный получился, что дети ее, вечно капризные за столом, попросили добавки. С тех пор она ходит ко мне за этой рыбой и жалуется на своих детей, которые то и дело просят ее сварить суп из барабули.
В тот вечер, поужинав рыбным супом, Конин остался на кухне почитать «Русский маяк», а Валера ушел в комнату с разговорником и принялся учить новые греческие слова и выражения, но очень скоро занятие это ему наскучило. Конин учеником был доволен, и Валера объяснял: «Мне еще в школе говорили, будто у меня способности к языкам. Да вот в университет так и не поступил. Не вышло как-то». – «Ничего, вернешься домой, поступишь», – утешал его Конин. Валера закрыл книгу и бросил ее на стол. Какие-то тоскливые чувства одолевали его. Потом ему захотелось позвонить Даше, тогда он наскоро собрался и отправился в ближайший сквер к телефонной будке. Сквер находился ниже по улице, в центре его была разбита большая клумба, а вдоль живой изгороди из кустарников, над которыми возвышались стройные пальмы, были расставлены скамейки. Свет фонарей разливался по тротуару и мостовой лужами бледных пятен, в сквере никого в этот поздний час уже не было. Валера достал из кармана карточку, сунул в щель автомата и, сняв трубку, набрал номер. Трубку подняла Дашина мама, она поинтересовалась, кто спрашивает дочь, и тогда ее позвала. На телефонном табло зеленым высвечивался счетчик, цифры менялись в обратном порядке, осталось минут семь разговора. Даша ответила скоро. Ее голос, как волшебный, Валеру тотчас взбодрил. Как она рада его слышать! Они говорили до тех пор, пока карточка не исчерпала свой ресурс времени полностью.
– Ты получила письмо?
– Да, большое спасибо. Снимки вышли удачно.
– Ты не представляешь, как я был счастлив, выбраться из той гнилой пещеры, которую устроила Зинаида, – сказал он.
– Очень даже представляю.
– Правда?
– Я очень рада за тебя, ты правильно сделал, что оттуда ушел.
– Наконец-то мы живем в человеческих условиях и можем взять еще двух человек, чтобы меньше платить за квартиру.
– А как твои дела на работе?
– Отлично. Книги хорошо покупают. Я такого не ожидал. И погода здесь странная. Представляешь, всюду зелень, цветы, солнце – ничего не напоминает о зиме.
– Как чудесно! А здесь, у нас, много снега. Второй день сыплет.
– Как жаль, что ты так далеко отсюда. Послушай, а может, ты приедешь? Хотя бы на неделю, выезжай прямо сейчас, а?
Она захихикала.
– Мы бы тут классно погуляли.
– Я не могу бросить учебу.
– Жаль.
Валера следил за светящимся табло на телефоне. В трубке раздался короткий предупреждающий сигнал. Осталось 15 units, 14, 13…
– У тебя выходят замечательные снимки. Ведь ты пришлешь мне еще? – попросила Даша.
– Обязательно, я тут много наснимал. Вышлю в письме на следующей неделе; хорошо?
– Я буду ждать.
– Тогда до связи.
6, 5, 4…
– Вчера я отправила тебе письмо. Думаю, дойдет.
– Непременно, Даша. Извини, время выходит.
Снова предупреждающий сигнал.
– Пока, – сказала Даша и в следующее мгновение связь оборвалась.
Валера ответил: «Пока» в пустоту и повесил трубку, но голос Даши еще несколько минут звучал в его сердце.
III
Анисовая водка оказывала на Конина довольно оригинальное воздействие. Выпить он любил воскресным вечером накануне выходного. Валера составлял ему компанию, но вместо узо, вкус которого ему напоминал детское лекарство от кашля, в маленьком винном магазине он покупал на разлив домашнюю рецину. Повеселев от стаканчика узо, Конин вдруг вспоминал, что завтра в Афины приедет его Наталья. Эта мысль овладевала им на весь хмельной вечер, и тогда Конин принимался размышлять вслух.
– Тебе, Валерий, придется временно переселиться в соседнюю комнату, – сообщал он деловым тоном. – Наталья Леонидовна приезжает. Она поживет у нас всего с недельку, а потом вернется в Россию. Ведь ей некогда. Она очень занята. – Покачал головой в сожалении. Вспоминая жену, Конин по обыкновению расчувствовался, и на глазах его выступили слезы. – Ты ведь и не представляешь, как тяжело проводить все дни на рынке с товаром. А мороз нынче минус двадцать или тридцать. А может, и все пятьдесят пять. – Он поежился от этой мысли и потер локти, точно ему самому сейчас холодно. – Мы должны быть готовы к ее приезду. Надо вынести все бутылки, чтоб она не видела. Она этого не любит. – Вздохнул, покачал головой и промолвил дальше: – Ну зачем она приедет? – Бросил вопросительный взгляд на Валеру. – Не нужно ей приезжать. Я тут и сам справлюсь. Заработаю денег и вернусь. Нет, не надо ей приезжать. Она выпить не даст. – Валера слушал его печальный монолог, соглашался, хотя и знал, что Наталья Леонидовна приехать не обещалась. Ей хватает мотаться челноком в Турцию за товаром. Между тем, Конин опять воодушевлялся и рассуждал мечтательным тоном: – Она не понимает, что эта греческая водка обладает лечебным действием. А ведь теперь я не заболею никаким гриппом. Вирусам не одолеть меня, когда я выпью немного анисовки. В общем, я теперь точно не заболею. Но если она приедет, мы ничего не скажем. Мы все бутылки завтра утром вынесем. Ты погляди, я почти всю бутылку выпил, а голова свежа как у Сократа. Или Аристотеля, Фалеса, Геродота, Гомера. Вот сколько их было. И все пили узо. Поэтому не болели. Они были умными греками, и мы тоже никогда не будем болеть.
Потом Валера помогал Конину подняться из-за стола, провожал до кровати, и тот ложился, как был в одежде, и тут же уходил в сон до утра. А Валера прибирался на кухне, выходил на балкон подышать вечерним воздухом, затем ложился в постель, укутывался в теплое одеяло и умирал от усталости только на ночь.
Теперь каждый вечер по возвращении из Фалиро Валера ходил на «Пятачок» – нужно было как можно скорее найти жильцов во вторую комнату. Конин же сразу направлялся домой, чтобы приготовить ужин, полагая, что вдвоем у церкви делать им будет нечего. На «Пятачке» среди соотечественников по обыкновению крутился Карен, как воробей, рассчитывающий тут чем-нибудь поживиться. Узнав, что Валера переехал и теперь ему в квартиру требуются жильцы, он взял это себе на заметку и пообещал помочь, а вообще, советовал он, лучше всего искать по выходным, когда у церкви собирается больше народу.
– Как твоя работа? – интересовался Карен.
– Хорошо, – отвечал Валера. – Я даже решил отказаться от идеи работать на апельсиновой плантации.
– Правильно, нечего рисковать, раз хорошую работу нашел. – Карен посмотрел на Валеру задумчиво и продолжил: – Тут один паренек недавно рассказывал, как он работал на апельсиновой плантации. Говорит, жили на краю сада в сараях по пятнадцать человек в каждом. Албанцы, понтийцы, украинцы – все вместе. Условия скотские: по ночам прохладно, готовили на газовой плитке прямо на улице, под навесом, дождь пойдет – на спальный мешок через худую крышу капает. Не крыша, говорит, а решето. Но не это плохо, хуже всего то, что хозяин оказался подлецом. Платил два раза в месяц, а к окончанию сбора апельсинов вместо зарплаты вызвал полицию, те приехали, паспорта проверили и за нарушение визового режима работничков арестовали. Вот так. Тот парень случайно сохранился, потому что в город за продуктами ездил. Вернулся, а на плантации – никого. Такая вот история. Несколько дней он ждал работу здесь, у церкви, а потом его взяли на стройку. Давно, что-то его не видно. Так-то, молодой человек, и такое дело бывает, хотя и редко, это, смотря по тому, какой хозяин тебе попадется.
– Нам с Кониным, наверное, повезло, – сказал Валера и вздохнул с неподдельным облегчением.
– Ну так и работайте, зачем искать приключения на свою голову, – заявил Карен. – Мне тоже не плохо в саду. Куда там еще апельсины? Так что не лезь на плантации, себе дешевле обойдется.
Валера выслушал старого армянина и охотно с ним согласился. На последок они договорились встреться на будущих выходных.
Янис был не из тех людей, которые способны уничтожить человека, ради какой-нибудь выгоды, и воевать ему приходилось только лишь с дворовыми кошками, которые не давали ему покоя. Дверь на склад он отпирал с предельной осторожностью, без единого скрипа, точно желал застать врасплох приведение. Отворив так дверь, он вдруг влетал в помещение, начинал громко хлопать в ладоши и материться. Серые, полосатые, рыжие, пятнистые, черные и белые коты да кошки бросались в рассыпную: выскакивали через окно, в дверь или с ужасом метались по складу, затаивались где-нибудь в глубине и потом, выждав удобный момент, подкрадывались к двери и выскакивали прочь. Это был ежедневный ритуал в начале рабочего дня. Изгнав кошек, Янис начинал чихать, откашливаться, сморкаться в платок и ругать все кошачье племя. Он понимал, что кошки защищают его склад от мышей, которые могут попортить книги, используя бумагу для строительства своих гнезд, но аллергия на шерсть вынуждала его вести с хищниками борьбу. Наскоро выдав книги, Янис на складе не задерживался. Иногда он сам развозил Конина и Валеру по торговым местам, но чаще всего им приходилось добираться самостоятельно.
Автобусная поездка в Фалиро продолжалась минут тридцать. Бывало на какой-нибудь остановке в салон входили бродячие музыканты – албанцы: мужчина средних лет и мальчик лет семи. Оба худощавые, в убогой поношенной одежде, с неизменной печалью в глазах, так что являли собой довольно грустный вид. Обычно они заходили в переднюю дверь, и когда автобус продолжал путь, мужчина начинал играть на аккордеоне и петь, а мальчик его ударял с тактом в бубен. Исполнив довольно трогательную горестную песню, они начинали продвигаться по салону. Мальчик протягивал пассажирам звякающий бубен, и те сыпали в него монеты. Добравшись до задней площадки, они выходили на очередной остановке, чтобы продолжить свое выступление в следующем автобусе.
Дни теперь все чаще становились прохладными и пасмурными. Небо затягивалось угрюмой пеленой. Море с шумом выкатывало на берег свои волны. Мало кто выходил на прогулку по пляжу в такую злую погоду.
В то утро Антонис был в теплом свитере и с шарфом, обмотанным вокруг шеи, наподобие спящего питона. Машины привозили товары, их разгружали, Антонис пересчитывал упаковки, проверяя по накладной, и потом коробки сортировал, возводил из них стены и развозил по отделам магазинного чрева. Валера тем временем раскрыл тележку, разложил на ней книги и затем помог Антонису разобрать образовавшийся из ящиков с фруктами непроходимый завал.
– Еще придут весенние холода, – проговорил Антонис, он остановился, перевести дух: от напряженной работы сделалось жарко.
– Надолго? – спросил Валера, облокотившись о стену из ящиков.
– Месяц – полтора, – ответил Антонис. – В Росси сейчас морозы, верно?
– Да, и всюду лежит снег.
– У нас тоже бывает снег, но только в горах. В Фалиро – никогда, потому что здесь теплое море.
– Я видел, тут люди купаются в январе.
– Летом здесь больше народу. Но я не люблю лето: в городе слишком жарко, – признался Антонис. – Обычно я беру отпуск и уезжаю на остров к брату.
– На какой остров? – поинтересовался Валера.
– Андрос, – с благоговением произнес Антонис.
Тут из магазина вышел хозяин, и Антонис, спохватившись, продолжил нагружать тележку упаковками сока и минеральной воды.
– Калимера! – поприветствовал Анастас, на ходу раскрывая маленький шелестящий пакетик.
– Калимера, – ответил Валера.
– Вот, подкрепи свои силы, – Анастас протянул ему пакетик с ядрами грецких орехов. Валера подставил ладонь, и тот насыпал ему горсть. – Эти орехи полезны для работы мозга, – важно заметил Анастас.
– Особенно для тех, кто весь день проводит с книгами, – сострил Валера.
Анастас ухмыльнулся и немедленно поинтересовался:
– Как поживает кириос Конин?
– Хорошо.
– Он по-прежнему торгует в Пиреях?
– Да.
– Хороший он человек. Очень любит Россию, и много рассказывал о ней.
– Он каждый день мечтает вернуться домой.
– Тогда почему же он оттуда уехал?
Валера задумался.
– Из Афин тоже многие выезжают куда-нибудь на острова, когда здесь становится невыносимо жарко, но потом снова возвращаются, – нашелся он.
Послышался сдержанный хохот Антониса. Он хитро подмигнул Валере, взялся за свою тележку и, посвистывая, покатил ее за самораздвижные двери магазина. Анастас понимающе кивнул, забросил в рот орех, пожевал и спросил:
– Значит, вы с Николаем переждете в Греции русские холода и вернетесь домой?
– Да, скажем так.
– Это вы правильно придумали.
– А между делом выучим греческий язык.
– Зачем он тебе в России?
– Когда вы приедете в гости, я смогу объяснить вам, как пройти в театр или музей.
Анастас улыбнулся и сказал:
– Я-то думал, в России с юмором плохо. Но у тебя, кажется, все в порядке. Читал некоторых ваших писателей, да только все они своими книгами вызывают лишь слезы.
– Не все. Вот, хотя бы, Чехов, читали? – Валера нашел сборник рассказов «Юбилей» и подал Анастасу. – К сожалению, современных русских авторов у Яниса пока нет.
– Сколько стоит?
– Возьмите так, а потом вернете, когда прочитаете.
– Хорошо, – согласился Анастас, повернулся и с довольным видом отправился в магазин, унося под мышкой Чехова.
После обеда заморосил дождь, и Валера, прикрыв книги полиэтиленом, ушел под навес к магазину, там он сел на пластмассовый ящик и стал заучивать греческие слова по разговорнику. Какая-то дама с зонтом прошла мимо книжной тележки, отчаянно удерживая на поводке шумно дышащую, устремленную вперед собачку – белую, как тополиный пух, болонку. Потом был усатый господин в шляпе и с тростью, он остановился перед книгами, увидел «Слова» Сартра и показал Валере. Тот достал книгу из-под полиэтилена, положил в пакет и, приняв деньги, отдал покупателю. Другая покупательница, она раз в неделю подходила поинтересоваться новыми поступлениями, но имени ее Валера не знал, купила какой-то современный женский роман испанского происхождения, угостила Валеру тремя мандаринами и потом с четверть часа рассказывала о своей добросовестной служанке.
– Честная порядочная женщина из Украины, – восхищалась она. – Странно, отчего такие хорошие люди не могут найти работу дома?
– Может быть, там мало платят, – подсказал Валера.
– Да, она что-то об этом рассказывала, – согласилась дама. – У моей старой знакомой, ее зовут Олимпиада, тоже работает украинская горничная. Олимпиада очень ею довольна и на день рождения подарила золотой крестик на цепочке. Вот и я тоже собираюсь съездить завтра в Монастираки, чтобы выбрать подарок для моей Лизы в знак благодарности за ее добросовестный труд. Как вы думаете, что будет лучше золотые сережки или перстенек с камушком?
– Я не очень понимаю в золотых украшениях, – начал Валера в замешательстве и поинтересовался: – Сколько ей лет?
– Около двадцати, – ответила дама.
– Так она совсем еще молодая! Тогда, я думаю, и то и другое будет хорошим подарком, – тотчас сориентировался он.
– Верно! – обрадовалась дама. – Какое разумное решение. А то я уже несколько дней ломаю голову: сережки или перстень? Никак не могу выбрать, что будет лучше. Вы мой спаситель. Моя Лиза должна выглядеть самой красивой девушкой. Ни у кого нет такой замечательной работницы, даже у Олимпиады. При случае, я вас познакомлю, – она мило улыбнулась. – А сейчас мне пора. Желаю вам удачной торговли.
Валера проводил ее взглядом, с удовольствием себе воображая, как в спортивном порыве эта женщина и ее подруга увешают золотом своих украинских служанок с ног до головы. Следующей покупательницей в тот день была кирия Спиропулос, угостив Валеру шоколадкой, она выбрала книгу «Анна Франк» и поспешила домой, потому что дождик опять усилился. На этом торговля прекратилась. Валера закрыл книги и отправился через дорогу в кафе, погреться и выпить горячего чая.
На другой день в свое привычное время, ни на минуту не сбившись, из магазина к Валере вышел Анастас. На его лице играла какая-то скептическая улыбка недоумения. Показывая на «Юбилей» Чехова, он проговорил:
– Если это русский юмор, то я теперь понимаю, отчего вы все бежите из России. Я прочел несколько комических рассказов, но ни разу не улыбнулся. Мне снова хотелось рыдать, – признался он, кладя книгу в общую кучу. – Грустно, очень грустно.
Валера не нашел, что ответить и пожал плечами. Анастас ухмыльнулся и молча, царственно-гордой походкой, двинулся назад в свой магазин.
Теодор появился у «Василопулоса» спустя неделю после своего последнего визита. На сей раз, он был в темном костюме и клетчатой кепке.
– Добрый день, – поприветствовал он. – Как ваши дела?
– Спасибо, хорошо, – ответил Валера.
– Я много думал о вас, – поглядел на Валеру, прищурившись, – и хотел бы предложил вам попробовать роль в нашем маленьком театре. – Я почему-то уверен, вы для нее вполне годитесь.
– Но мне не приходилось играть, – сказал Валера. Ему сразу не понравилось это предложение.
– Ерунда, профессиональных навыков от вас не потребуется, – объяснил Теодор. – Будете играть самого себя, только и всего.
– И что же это за роль? – недоумевал Валера.
– Хм, вы могли бы сыграть иностранного любовника в современной драме, –объяснил Теодор. – Второстепенная, почти незаметная, но существенная роль. Поверьте, от вас не потребуется специальных талантов и навыков. Ваша игра – это любовь. Вы должны попробовать эту роль.
– Вы хотите сказать, мне придется заниматься любовью прямо на сцене? – ужаснулся Валера.
– В некоем роде, да, – задумчиво ответил Теодор и качнулся с каблука на носок.
– Нет, извините, я для такой роли не гожусь, – решительно проговорил Валера.
– Я бы посоветовал вам хорошенько подумать, прежде чем отказываться, – сказал Теодор. – Гонорар обещаю не малый. Буду ждать вашего решения. Приеду через неделю, договорились?
– Не ждите, – сухо ответил Валера.
Теодор кивнул с легкой улыбкой и, пожелав всего хорошего, пошел восвояси.
Валера негодовал: «Что за дурацкое предложение? Так и лезут ко мне со всякой чепухой. Как это надоело! Виной всему – моя внешность, окружающие завидуют мне. Вот угораздило-то родиться с такой обаятельной рожей! Какое-то безумие. Словно завистливые мухи вьются возле меня, норовят пососать моей крови, чтобы впитать частицу меня. Гнусная зависть. Полагаю, этот человек, Теодор, появившийся словно из-под земли, просто так не отвяжется. Если он тот, за кого себя выдает, значит, не оставит своей дурацкой иллюзии на счет меня, ради какого-то своего темного дела». Больше того, Валере почему-то казалось, будто видел его где-то раньше, нет, не в тот день, когда они только познакомились, а еще раньше, но теперь он не мог вспомнить, где именно, вероятно этот тип когда-нибудь промелькнул в толпе, случайно оставив о себе впечатление, как тень. Но ведь он говорил, что провел месяц в Германии. Можно ли этому верить? Валера почувствовал какую-то странную тайну в пришествии этого человека, мрачного и лукавого, как бес. Казалось даже, что появление Теодора было спланировано кем-то заранее, и дальнейшие события продолжают развиваться по какому-то замыслу, сценарию. В городе Валеру по-прежнему не оставляло ощущение на себе чужого недоброго взгляда. Странное чувство. Глаза паранойи. Размышления над этим наводят на разные мысли. Быть может, это полиция, но им ведь достаточно подойти, проверить паспорт, арестовать и выслать из страны. Чего тут присматриваться? Но довольно, чем больше об этом думать, тем хуже и можно заблудиться в таких непролазных дебрях тревоги, что не выбраться. Валера попытался сменить тему, чтобы не насочинять себе лишнего, каких-нибудь небылиц, которые окончательно запутают и будут только мешать. С Кониным своими подозрениями Валера делиться не стал: незачем беспокоить его сомнительными домыслами. Надо набраться терпения, собрать всю волю, уничтожить затаившегося Пифона, заработать денег и вернуться домой. А там, наконец, дождаться Дашеньку и быть с ней всегда рядом. Она обязательно переберется в Светлогорск как только окончит университет. Поскорее бы уже выбраться из этого блуждающего беспорядочного безумства и пуститься в плавание по течению тихой и мирной семейной жизни в родном городке на берегу моря, большего и не надо.
За воскресным стаканчиком анисовки Конин опять заходился мечтами, изнывая от тоски по дому.
– Она приедет, – утверждал он. – Завтра обязательно приедет. Моя Наталья обещала прилететь на будущей неделе. В прошлый раз чего-то не вышло. Наверное, с визой плохо. Скажи мне, какая разница ей, куда лететь: в Турцию или в Грецию? Тут ведь тоже хорошо. – Валера утвердительно кивнул, потягивая вино. – Я тоже так думаю. Послушай, когда она приедет, мы должны совершить с ней путешествие на Кипр. Всего на одну неделю. Съездим и вернемся. Мы давно собирались, в качестве свадебного путешествия, да вот до сих пор как-то не получилось. Но я обещал. На Кипр. Разве имеем права отказывать себе в таком простом удовольствии?.. Правильно, нет. Мы совершим это путешествие вместе. В последний раз. Ты побудешь один: не маленький ведь. Мой сын такой же самостоятельный. А ты ведь многому здесь научился. Я верю тебе, ты не пропадешь.
– Нет, не пропаду, – соглашался Валера.
Конин начал клевать носом и веки его отяжелели.
– Не сейчас, нет. Надо дождаться мою Наталью. А потом будем собирать вещи. Мы поедем на Кипр. Я обещал. – Конин хотел сказать что-то еще, но анисовка не позволила. Он лишь только что-то невнятно прошамкал губами, едва не засыпая прямо за столом. Валера оставил его и отправился спать.
IV
Месяц торговли в Фалиро позволил Валере неплохо заработать. Но затем интерес местных жителей к его книгам стал пропадать, и только постоянные покупатели навещали Валеру по пути в «Василопулос» и заводили с ним продолжительные разговоры, в которых большей частью обсуждали политические сплетни, семейные дела: кто там из родственников женился, кто умер, кто вернулся из заграницы и даже то, сколько раз на дню, тетушка Роза должна пить апельсиновый сок, чтобы избежать слабоумия в преклонном возрасте, а также обсуждали болезни, погоду, голод в Африке, рост цены на нефть, греческую кухню, русскую революцию, недавнюю забастовку железнодорожников в Афинах, психологию по Фрейду, агрессию Турции, урожайность зимних апельсинов и прочее. Жизнь обитателей фешенебельного Фалиро протекала перед глазами Валеры с медлительной степенностью, как мыльный сериал. Ему доверяли самые сокровенные семейные тайны, точно он пророк, и ожидали совета. Чем в России лечат простуду? Стоит ли православной племяннице выходить за муж за католика, и как к подобным бракам относятся в России? Как бы вы помирили родителей на грани развода? И прочую чепуху. Валере казалось, что о жизни некоторых покупателей, он знает даже слишком много, словно близкий им человек. Он что-то отвечал, хотя не был уверен, что советы его достойны внимания и не понимал, отчего к нему такой интерес.
Ничего нового за последнее время Янис не издал, хотя в планах у него что-то там было намечено. Продажа книг резко упала. Нужно было менять место торговли. Покидать побережье Валере не хотелось, но заработок все-таки важнее, и это примеряло его с идеей отправиться торговать в какой-нибудь другой район.
Одно, на первый взгляд, ничем не примечательное пасмурное утро, вдруг стало решающим. Во-первых, Янис задумал вывезти торговцев из Пиреев и Фалиро, поэтому попросил сегодня дождаться его приезда вечером. Во-вторых, на складе Яниса ждал неприятный сюрприз, открыв его, и, разогнав ненавистных кошек, Янис едва только приблизился к своему рабочему месту, как издал полный негодования истошный вопль, в котором прозвучали все самые трагические нотки многострадальной Греции. Конин и Валера немедленно подошли к окаменевшему в позе языческого истукана хозяину и увидели причину его мученического вопля: в кресле Яниса лежала полосатая кошка с пятью котятами, которые копошились возле брюха матери и с чмоканьем сосали молоко. Котята получились разноцветными, в окраске их шерсти сочетались такие рисунки и тона, которые можно было обнаружить у всех котов этого квартала. Кошачья Мадонна яростно сверкала огнисто-желтыми глазами и громко шипела на вошедших людей, когда кто-нибудь из них пытался приблизиться. Янис осторожно подошел к своему столу, но кошка так грозно зашипела и замахнулась на него когтистой лапой, что он отступил, а двое котят потеряли сосок и закопошились, слепо пихаясь и тыкаясь мордочками в материнское брюхо. Янис с минуту сверлил кошку самым ненавистным своим взглядом, но сумел взять себя в руки и постепенно успокоился – ничто так не усмиряет гнев, как самая простая наглость и решительность врага. Затем на Яниса нашел кашель, он повернулся и начал сморкаться в платок и откашливаться. Между тем, Конин, растрогавшийся милой семейной идиллией, заворковал кошке что-то приятное, Валера облокотился о стол руками и на почтительном расстоянии наблюдал за кормлением котят.
– Ну что же мне теперь делать? – простонал Янис, едва отдышавшись. – Выходит, мое рабочее место занято.
– Может, перенести их в другой угол, – предложил Валера.
– Лучше не трогать, кошка сама перенесет детенышей в укромное место, – посоветовал Конин.
– Эта тигрица, не освободит мое кресло, пока не вырастит своих ублюдков, – промолвил Янис умирающим тоном и снова закашлялся.
– Тогда поставьте стул с другой стороны стола, – нашелся Валера.
Но Янис отмахнулся: он не желал делить рабочий стол с аллергеном.
Кошка сердито взирала на людей и взглядом своим давала понять, что в ближайшее время, а именно пока не докормит котят, никуда не уйдет. А когда Янис попытался взять со стола бумагу, сверкнула на него яростно и оскалила зубы. Натуральный Цербер в миниатюре.
– Однажды она сожрет меня вместе с моими книгами, – трагическим голосом сказал Янис.
– Надо бы поставить ей блюдце с молоком, – додумался Конин, – может от этого она подобреет, как вы думаете?
– Я думаю, что это лишнее, – строго ответил Янис.
Скоро кошке надоело слушать эмоциональные рассуждения двуногих притеснителей, и она принялась облизывать трех по очереди отвалившихся от сосков сытых котят. Янис с осторожной медлительностью забрал со стола нужные бумаги, и тут в склад вошел мальчик с кофейным подносом. Все обернулись, и Янис шепотом попросил мальчика оставить чашку на ступеньке. Тот с недоумением кивнул, выполнил просьбу и удалился. Оправившись от потрясения, Янис осторожно поставил стул с противоположной стороны стола и, бросая недобрый взгляд на кошку, занялся срочными делами. Тогда Конин и Валера зашагали по складу, набирая книги в пакеты, после чего попрощались с хозяином до вечера и отправились на остановку.
День у Валеры был наполнен трогательными разговорами и прощанием. Первым, кому он сообщил об отъезде в другой район, был Антонис, когда тот выкатился со своей тележкой из магазина, чтобы забрать с улицы коробки со стиральным порошком и шампунями.
– Куда вас теперь отправляют? – Антонис остановился перед Валерой и оперся локтями о поручни тележки.
– На площадь Омония, – ответил Валера.
– В центр города, значит. – Антонис с пониманием покачал головой.
– Янис говорит, там давно не торговали книгами, – объяснил Валера.
– Здесь, должно быть, стало хуже.
Валера кивнул.
– Тогда желаю тебе удачи на новом месте.
– Надеюсь, через месяц, другой я вернусь в ваш район снова.
– Это хорошо, обязательно возвращайся.
Перед сиестой из магазина вышел Анастас.
– Калимера, – поприветствовал он и протянул Валере пару апельсинов. – Угощайся, молодой человек. Это полезно тем, кто с утра до вечера зимой торгует книгами на улице.
– Спасибо, – сказал Валера по-русски, принимая сей полезный дар.
– Пазалуста, – произнес Анастас как будто по-русски. С недавних пор он стал употреблять несколько обиходных русских выражений, которым его научил Валера. Но дальше заговорил по-гречески: – Я слышал, ты с книгами переезжаешь в Афины?
– Да, сегодня последний день в вашем районе.
Анастас качнулся с каблука на носок и проговорил:
– На этот раз Янис держал здесь свои книги дольше обычного. Видно, хороши были дела.
– Он очень доволен.
– Тогда надеюсь, ты вернешься к нам в Фалиро в скором времени.
– Спасибо, здесь было здорово. Я бы хотел тут работать еще. Может быть, через пару месяцев.
– Приезжай, парень, и будь здоров.
Пожелав друг другу удачи, Анастас отправился домой обедать, а Валера купил в магазине молока и пару шоколадных рогаликов и отправился на побережье. Там он поел и провел около часа, наблюдая за морем и яхтами, сидя на камне в жидкой тени тамарисков.
Во второй половине дня появилась Кирия Спиропулос, узнав досадную новость, она немного растрогалась, но удержалась от слез и проговорила:
– Я хорошо помню, как провожала сына в армию. В тот день он был с невестой. Они так долго не могли расстаться на пристани, и мой Лукас едва не отстал от корабля. Понимаете?.. Полковник увидел, что корабль поднимает сходни, а солдат не торопится, подошел к нему, и знаете, что сказал? Он сказал: «если сию минуту не оторвешься от девчонки, тебя посадят в тюрьму». – Кирия Спиропулос тяжело вздохнула. – Грубиян! Вы не находите?.. Бедный мой мальчик, ему пришлось два года служить на Крите. Ну да, теперь все в порядке. Лукас женился на той девушке… да, да, той самой, которая его провожала. Кажется, семь или нет, постойте, уже восемь лет назад. Как быстро летят годы! Так вот, сейчас он работает на рыбоводной ферме и всем доволен. Так что вы не расстраивайтесь, кириос Валера, и обязательно к нам возвращайтесь.
Вечером Валера сворачивал свою торговлю, когда к нему подошли две женщины: кирия Деторакис и ее дочь. Они поздоровались.
– Вот, дорогая, это тот русский, о котором я рассказывала, – тихо сказала кирия Деторакис. – У него замечательные книги от Яниса.
Девушка чуть кивнула, не поднимая глаз от разложенных перед ней книг. На вид ей было лет восемнадцать, стройная, с длинными черными волосами, собранными на затылке в хвостик, и не самым красивым лицом с мендалевидными темными глазами и выразительным греческим носом (как, впрочем, и у матери).
– Моя дочь хотела бы почитать какую-нибудь романтическую новеллу, – с жеманной скромностью проговорила кирия Деторакис. На этот раз она была в сером костюме, серой шляпке и придерживала белую сумочку, висящую на плече.
– Есть Мопассан, Набоков, Бунин, Генри Миллер, – перечислил Валера.
– Бунин, – сказала дочь, – Можно посмотреть?
Полистав книгу, она заметила, что еще не читала рассказов этого автора и сказала:
– Я возьму ее. Кстати очень приятно купить русского писателя у русского продавца.
– Вот именно, дорогая, – тотчас согласилась кирия Деторакис и, протянув деньги Валере, поинтересовалась: – Я надеюсь, мы не единственные покупатели за сегодняшний день?.. Нет? Очень хорошо. А то ведь большинство подходят, листают, спрашивают и ничего не покупают. Сколько раз я такое наблюдала. Поверьте, я всегда вам сочувствовала. В вашем возрасте так нужны деньги, тем более, когда есть подружка. – Она наклонилась к Валере поближе и продолжила, не глядя на свою дочь, которая в этот момент перебирала книги: – Девушки только и ждут, когда их поведут в кафе, кино или на морскую прогулку на яхте, верно?
– Вы попали в точку, – ответил Валера.
– Да, да, девушки сейчас очень требовательны, – подтвердила она.
– Мама, ну что ты такое говоришь? – возмутилась дочь.
– Не спорь, – кирия Деторакис повернулась к дочери, – твой отец, между прочим, водил меня в рыбный ресторан и потом неделю катал на яхте, мы ходили на Родос и Крит. Это было прекрасно. Знаешь, сколько он тратил на меня денег, когда мы только познакомились? Совсем не то, что теперь. – Вздохнула. – Что поделаешь, такова жизнь, сейчас я бы не позволила мужу таких расходов. Ты выбрала что-нибудь еще, дорогая?
– Нет, я возьму пока Бунина, – ответила дочь.
– Да, да, конечно, не будем отвлекать молодого человека лишними разговорами, – сказала кирия Деторакис. – Я надеюсь, он уже сделал свой правильный вывод. – Она посмотрела на Валеру матерински пристальным взглядом.
– Да, здесь есть, над чем подумать, – ответил он.
– Желаю вам удачи, и не будьте столь расточительны, как мой муж, – промолвила кирия Деторакис. – Это ни к чему.
Валера кивнул, и обе женщины направились в «Василопулос». «Какой милый человек», – донесся до него голос девушки. «Я же говорила», – ответила кирия Деторакис.
Глава пятая
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него будет раздаваться лишь благодарность.
Иосиф Бродский
I
С неделю Конин и Валера торговали на площади Омония. Конин стоял на улице Третьего сентября, а Валера – на проспекте Стадиу, неподалеку от здания почтовой службы. В обоих случаях, это были проходные места, толпы пешеходов двигались в сторону метро или в обратном направлении, и книги здесь на удивление хорошо раскупались. Кроме всего прочего, это были весьма удобные позиции, откуда вечером можно быстро попасть и на рынок за продуктами, и на «Пятачок», и потом добраться пешком до дому, опять же, ради экономии, не пользуясь, лишний раз, городским транспортом. Больше того, Янис поднял зарплату процентов на тридцать, чтобы повысить интерес продавцов к делу. Даже сиеста в этом оживленном районе полностью отменялась, Валере теперь приходилось с утра запасаться едой. Он брал с собой пакет молока или сока с бутербродами и подкреплялся на рабочем месте, когда поток покупателей на какое-то время иссякал. На случай дождя уходить тоже не получалось, книги следовало накрывать полиэтиленом и стоять рядом, под зонтом, а вечером необходимо было отгонять тележку к складу и там оставлять до следующего утра, потому что в районе площади Омония частенько промышляли цыгане.
Следующим воскресным вечером за бутылкой анисовки Конин поделился очередной новостью:
– Один грек, из покупателей, по секрету мне рассказал: для хорошего здоровья нужно пить узо. – Многозначительно кивнул, усмехнулся, налег на стол, пристально взирая прямо в лицо Валеры. – Послушай, я это и без него давно понял. Боюсь только, моя Наталья не поверит, когда увидит меня за этим делом. Прошу тебя, Валера, поддержи меня. Ладно?.. Скорее всего, Наташенька приедет уже завтра, или, – посмотрел на личико своих наручных часов, – нет, послезавтра, что-то я не помню, но уже точно известно, скоро приедет. Ты скажи ей, как полезна вот эта самая анисовка. Скажи, что благодаря анисовке, я тут жив и здоров. Я очень рассчитываю на твою помощь. Дело в том, что Наталья не любит, когда я выпиваю. Вот мы с тобой и поговорим с ней. Чтоб она не обиделась. Ох, лучше бы она сюда не приезжала. Я сам к ней скоро вернусь. Зачем ей вообще сюда приезжать, верно?
Поиски жильцов к неудаче затянулись. Валера каждый вечер приходил на «Пятачок», но все было тщетно. Ему советовали прийти на выходных, когда собирается больше народу, да только на эти дни Янис вывозил своих продавцов торговать на побережье или в парк, где проходило народное гуляние, и к тому времени, когда Валера оттуда возвращался, было уже слишком поздно.
Выдался холодный, ветреный день. С утра по улицам хлестал дождик, но после полудня он прекратился, небо расчистилось, и теперь облака плыли рваными клочьями. Вечером, отогнав тележку к складу, Валера отправился на «Пятачок», а Конин – на рынок за продуктами. Хмурые облака вновь затянули небо, не удержались от своих слез, и заморосило. Валера со скучающим видом стоял под зонтом у газетного киоска и глядел на людей, что толпились на противоположной стороне улицы, возле театра, в котором на сей раз давали «Саломею» Уайльда. Дамы в мехах и господа в пальто поднимались по ступеням и входили в широко распахнутые двери. Окна, балкончики и колонны здания были красиво подсвечены лампами. И теперь, когда моросил дождик, и на душе завывала дикая тоска, Валера желал оказаться в театре вместе с Дашей. Мечтал сидеть вместе с ней в зале, освещенном мягким золотистым светом больших люстр. А потом, когда они погаснут, когда на сцену выйдут актеры, когда разыграется настоящая драма, так приятно будет смотреть спектакль и слушать Дашины комментарии, как это было в Москве. Но билеты, он узнавал, стоили здесь слишком дорого. Была бы тут Даша, обязательно сходили бы в театр, во что бы это ни обошлось.
И на этот раз у церкви были хорошо знакомые лица. Возле ограды под зонтами стояли и о чем-то беседовали несколько женщин. Еще трое тесным кружком грызли семечки возле телефонной будки. Одна из них, полноватая с веснушчатым лицом, синими озорными глазами и длинным лошадиным хвостом на затылке, завидев Валеру, отделилась от своей компании и направилась к нему.
– Шо-то тебя вчера не було, а тут один хлопец интересовался хатой, – сообщила она. – Я сказала про тебя: буде после шести, вечором. Погоди тут, он, може буть, придет.
– Очень хорошо, я подожду, – ответил Валера. – Спасибо вам.
Женщина вернулась к подругам и, задорно подхохмив одной из них, с усмешкой вытребовала у нее еще горсть семечек, артистка. Впрочем, здесь, на «Пятачке», и в самом деле живет театр драмы и комедии: всякий, кто сюда пришел играет роль, как на сцене.
Стало темнеть. Дождь полил сильнее. Валера скучал, глядя по сторонам, и вот заметил, как перейдя перегороженную дорогу, – мостовая на улице Агиу Константину все еще находилась в ремонте, – к церкви направился молодой человек в темно-синей куртке и джинсах. Его мокрые черные слегка вьющиеся волосы свисали над лицом сосульками, на щеках цвел румянец, он был высокий и стройный, как мифический Кипарис. Ступив на панель, он отер ладонью мокрое лицо, увидел знакомую женщину под зонтом и направился к ней. А потом они вместе подошли к Валере.
– Вот он хлопец, що трэбует комнату, – сказала она. – Я говорила.
Валера поглядел на молодого человека и сказал:
– Будем знакомы.
– Олег, – назвался тот, протягивая мокрую ладонь.
Валера тоже представился, пожимая его руку. Тогда женщина с чувством исполненного добра вздохнула, пожелала хлопцам успехов и вернулась к своим подругам.
Узнав стоимость комнаты на троих, Олег согласился ее посмотреть. Молодые люди направились к остановке.
– Можно было бы и пешком, вот только дождь, – сказал Валера, стараясь держать купол своего зонта так, чтобы и голова попутчика была прикрыта.
– Это далеко? – спросил Олег.
– Прилично, – ответил Валера и добавил: – От церкви прогулка занимает около часа. Я часто, если погода позволяет, пешком хожу. Можно автобусом добраться. И рогатые тоже регулярно ходят.
Олегу было двадцать, и он уже успел набраться кое-какого опыта вдали от дома. Пока шли к остановке, Олег рассказал, как приехал прошлой осенью из Тирасполя, как работал на мандариновой плантации возле Спарты, и как две с половиной недели назад оттуда сбежал, потому что хозяин стал обманывать с зарплатой. По наущению одного знакомого, который пробыл в Афинах около трех месяцев, заболел чем-то серьезно и решил вернуться домой за бесплатным лечением, Олег устроился работать за место него в мастерской по изготовлению ключей и ремонту дверных замков. Теперь он жил на квартире, как оказалось, такой же душегубке, какую создала Зинаида на улице Колону, даже хуже: спали все на полу на прелых матрасах, по утрам выстраивалась очередь в туалет и ванную, затем все наспех завтракали и расходились до вечера. Целыми днями Олег должен был ходить по улицам и расклеивать таблички с телефонным номером и адресом мастерской. Их нужно было лепить на столбах, в подъездах, возле лифта и на мусорных контейнерах, то есть в таких местах, куда человек может выйти в одних домашних тапочках и халате, позабыв дома ключи. Но если дверь захлопнется, то пострадавший, обнаружив наклейку, может вызвать мастера, который мигом примчит и с помощью специальных отмычек откроет хозяину дверь, а потом сделает дубликат ключа, если надо. Странное это занятие расклейщика с еженедельной зарплатой, которую выплачивали по субботам, позволяла Олегу откладывать деньги и снимать жилье поприличнее.
– В Афинах квартир сдают много, только все дорогие, – рассказывал по пути Валера. – Я две недели искал подходящую.
– У церкви? – уточнил Олег.
– Нет, самостоятельно, по объявлениям на дверях. Стой, подождем следующий зеленый. – Они остановились у перехода, на который в следующее мгновение хлынули машины, автобусы и неистово рычащие мотоциклы.
– Меня предупреждали, не понравится, сразу возвращайся, – проговорил Олег.
– Работу быстро нашел? – поинтересовался Валера.
– Мне знакомый посоветовал, где искать. Когда я в Афины приехал, отправился по его адресу. Неплохо, мне пока что здесь нравится.
– На апельсиновую плантацию не думал ехать?
– Не советовали, там обманывают.
– Об этом я тоже слышал. – Валера махнул рукой. – Зеленый пойдем.
Они перешли дорогу и повернули направо к остановке.
– Значит, ты решил остаться, – проговорил Валера. – А в Молдавии хуже было?
– На этой дурацкой работе я в десять раз больше зарабатываю, чем дома, – признался Олег.
– И половину из этого проживаешь, – добавил Валера.
– Вообще-то я собираюсь насовсем тут остаться, через пять лет получу вид на жительство и тогда смогу ездить домой в отпуск.
– А мы с Николаем Андреевичем до лета. Когда спрос на книги упадет, вернемся домой. Бежим, наш троллейбус, – вдруг спохватился Валера.
Они бросились к остановке. Троллейбус их дождался и со вздохом закрыл двери, как только ребята поднялись по ступенькам в салон. Валера сунул билет, один, затем второй в щель автомата, который прожужжал, отпечатав на каждом дату и время поездки.
– Значит, эта работа в мастерской тебе не очень нравится? – спросил Валера, когда они встали на задней площадке.
– Ничего в ней хорошего, разве что платят честно, и никто над душой не стоит, – ответил Олег. – Хозяин на машине забрасывает тебя в определенный район. Ходишь целый день по улицам, расклеиваешь. А жителям не нравится, ругаются за то, что все подъезды рекламными листовками забросали. Поэтому по выходным мы не работаем: тогда все жильцы дома.
– Сколько у вас работников?
– Пятеро. Кроме меня еще албанцы работают.
Троллейбус повернул на проспект Александрас и дальше покатил неторопливо по прямой, как гипотенуза, дороге. Загорались уличные фонари, их свет блестел круглыми пятнами на закапанных дождем окнах. Вообще было прохладно. Олег с трудом справлялся с дрожью. Валера был одет в теплую куртку и холода не замечал.
– Следующая – наша, – предупредил он.
Наконец, троллейбус свернул на остановку, остановился и раздвинул двери. Выйдя на улицу, Валера раскрыл зонт. Олег пошел рядом, пряча голову под купол его зонта.
– Я вчера здесь работал, – сказал Олег и показал рукой. – Видишь вон тот столб?
Валера кивнул. Олег подошел к столбу, сорвал бумажку и вернулся со словами:
– Вот такая у нас работа, это чужой номер, конкуренты.
Валера взял наклейку и стал рассматривать на ходу.
– И что, часто вызывают мастера? – спросил он.
– Не знаю, я в конторе не сижу, весь день на улице. Но, раз они держат столько расклейщиков, значит выгодно.
Подойдя к крыльцу дома, Валера достал ключ и отворил дверь. Конин еще не вернулся. Валера включил свет в прихожей и повел Олега по комнатам.
– Когда переедешь? – спросил он.
– Сегодня же вечером, – ответил Олег.
– Хорошо, тогда мы тебя ждем, вместе поужинаем.
До прихода Конина Валера почистил картошку, поставил ее вариться на плиту в большой алюминиевой кастрюле и ушел в комнату, почитать «Острова в океане», книгу он недавно приобрел в маленьком магазинчике при редакции «Омония». Это русскоязычное издательство находилось возле одноименной площади, тогда главным редактором был Арис Папантимос. В магазине можно было купить новые и подержанные книги.
Конин вернулся скоро, он принес пакет с продуктами и стал выкладывать на стол: белый хлеб, яйца, масло, кусок говядины, мандарины, макароны и пакет сахара. Потом помыл руки и занялся приготовлением ужина. Валера оставил книгу, вошел на кухню, убавил огонь под кастрюлей с кипящей водой и коротко сообщил:
– Нашелся жилец.
– Кто он? – спросил Конин, открыл холодильник, сунул в него упаковку яиц и пакет масла.
– Зовут Олег, работал на Пелопоннесе, теперь в Афинах – рекламным агентом в мастерской ключей. – Валера сел на табурет возле стола.
– Хорошо, и когда он теперь у нас появится? – Конин налил в сковороду растительного масла, круговым движением заставил его растечься, затем вывалил туда кусочки мяса и поставил на огонь.
– Думаю, через час, – ответил Валера. – Он посмотрел комнату и поехал за вещами на прежнюю квартиру, кстати, такую же душегубку, как у Зинаиды.
– Тогда будем готовить ужин на троих, – сказал Конин.
– Да, поужинаем вместе. – Валера поднялся, взял нож, потыкал картошку в кастрюле и снова накрыл ее крышкой, оставив щель для выхода пара.
Пока мясо жарилось, Конин развернул свежий «Русский маяк» и сел за стол почитать. Валера ушел в комнату и там лег на кровать с книгой. Но чтение не шло: он с трудом продвигался по тексту, как по волнам против течения, и едва не задремал. Книга показалась ему скучной с затянутым сюжетом, чего он не ожидал от любимого Хемингуэя, а может быть, просто не сумел настроиться на серьезное произведение, такое бывает, но больше все равно читать было нечего.
II
Ужин был готов и, пуская пар, терпеливо дожидался на плите. Когда раздалась пронзительная трель дверного звонка, Валера поднялся, оставил книгу на кровати и, крикнув Конину в кухню: «Я открою, это, наверное, Олег», подошел к двери. Олег стоял на пороге весь мокрый с большой сумкой через плечо, набитой до напряжения швов, грозя лопнуть, или разойтись в молнии.
– Проходи, – сказал Валера, впустил Олега и закрыл дверь.
Олег поставил сумку и принялся с облегчением потирать уставшие руки. Конин с полотенцем через плечо появился в дверях.
– Знакомьтесь, – сказал Валера Николаю Андреевичу, – это Олег.
Конин подошел к новому жильцу и, пожимая его руку, проговорил:
– Очень рад, очень рад. Располагайтесь, а я пока накрою на стол.
С этими словами он направился в кухню и вскоре застучал там посудой. Тем временем Валера повел Олега в свою комнату.
– Вот здесь твоя постель, – объявил он. – Николай Андреевич живет в соседней комнате, мы ему тоже найдем соседа. Вчетвером будет экономней.
– Пусть немного дороже той набитой консервной банки, но зато условия человеческие, – с удовольствием заметил Олег. Он сел перед сумкой на корточки и раскрыл ее: зубчатые края с облегчением расступились, выставив напоказ содержимое.
– Приходи, мы ждем тебя за столом, – сказал Валера.
– Я скоро, – пообещал Олег, вынимая вещи и бросая их на кровать. Наконец он нашел полотенце и отправился в ванную.
Тем временем Конин подошел к стенному шкафчику, отворил дверцу и достал из своих запасов маленькую бутылочку анисовой водки. Открутив с нее пробку, он разлил по стаканам и сел в ожидании. Валера тоже сел.
– Ах, я забыл достать холодной воды, – спохватился Конин.
– Я подам. – Валера подошел к холодильнику и достал бутылку.
Тут пришел Олег.
– Выпьем за наше знакомство, – торжественно провозгласил Конин, добавляя в свой стакан воды.
Ребята последовали его примеру, доведя анисовку до бледно-молочного цвета.
– Нас теперь трое, и поможет нам Бог в наших трудах, – проговорил Конин.
Они звякнули стаканами, за знакомство.
– Ты действительно собираешься здесь остаться навсегда? – поинтересовался Валера, накалывая на вилку кусочек картошки.
– Да, если все удачно сложится, – ответил Олег.
– Тот, кто продержится здесь более пяти лет, может рассчитывать на гражданство, – заметил Конин и налил еще водки. – Добавить? – Показал на бутылку. Молодые люди отказались, и он продолжил: – Однако говорят, придется отслужить в греческой армии два года.
– Вот так раз! – воскликнул Валера, разламывая картофелину вилкой. – Я уже присягнул на верность России и отслужил в артиллерии.
– Я тоже бывалый солдат, пограничник, служил на границе с Украиной, – промолвил Олег с ухмылкой, – но если надо, послужу и в Греции, мы ведь добрые союзники.
– А домой не будет тянуть? – поинтересовался Конин. – Пять лет безвыездно.
– Продержусь, – бодрым голосом сказал Олег.
– Вот за дом, за родные края мы и выпьем, – подхватил Конин.
Они снова звонко ударили стаканами и допили до дна. Ужин получился сытным. Разговор постепенно сделался вялым. Покончив с едой, они вышли из-за стола, Валера принялся мыть посуду, Конин забрал «Русский маяк» и ушел в комнату, а Олег взялся разбирать свои вещи.
Последующие дни прошли в монотонной повседневности. Конин и Валера торговали на площади Омония, Олег расклеивал телефонные номера и на квартиру возвращался позже всех, а на ужин собирались обычно вместе. Наладился спокойный размеренный быт. Валера торжествовал: на удивление все стало хорошо, и
все довольны жизнью,
как той небесной синью,
что грезится в мечтах
о богатых и чудных краях,
в существование которых всегда хочется верить. Валера, когда пребывал в приподнятом настроении, бывало, на ходу сочинял нечто рифмованное. Выходило не очень складно, зато ритмично, и Валера все что-то мурлыкал себе под нос или насвистывал. Даже промозглая погода с дождями, которые зачастили, его не удручала.
В какой-то тусклый дождливый вечер он сидел за столом у окна с открытой форточкой и писал Даше под звуки ночи, тихое сопение Олега, перестук и шорох капель за темным окном. По стеклу хвостатыми головастиками скатывались серебристые капли. Пересказав в письме последние события своей греческой жизни, Валера предался мечтам: «Я думаю, Даша, когда-нибудь и у нас, в России, жизнь тоже наладится, станет логически вразумительной, плавно развивающейся и без глубоких потрясений. Во всяком случае, в это очень хочется верить.
На этом берегу я всего лишь гость,
За окном поливает дождь,
А на душе уют,
Когда мне ветер о тебе поет.
В той песне слышится весна,
И поступь тихая твоя,
И голос, пение и смех –
Все мои мысли о тебе.
Увидимся. Я с нетерпеньем жду,
Когда тот день на Балтике настанет.
Мы будем вместе там встречать зарю
И слушать волн биение о камни.
Жду твоих писем. Пиши. Твой Аполлон».
Свернув письмо вчетверо, он вложил его и несколько приготовленных снимков в конверт. На сей раз фотографий было немного: смена караула у могилы неизвестному солдату перед Парламентом, с застывшими друг перед другом на полушаге нарядно одетыми эвзонами, несколько мраморных изваяний античных богов, Тиссион – храм Гефеста и древние развалины вокруг него, добытыми Валерой в один из дождливых выходных дней.
Не мог Валера и представить себе, что в такой вечер могло случиться нечто, что способно разрушить привычное течение жизни. В Афинах произошло убийство с целью ограбления, как писали на другой день в газетах и передавали в теленовостях. Жертвой нелегального переселенца из Албании оказался афинский депутат Папайотопулос, убитый поздно вечером во дворе собственного дома. Оправившись от шока, Греция заговорила о политических мотивах преступления, но когда разобрались, все оказалось проще, в чем вскоре сознался и сам убийца, которого по горячим следам поймали в какой-то подворотне и арестовали. Полуголодный молодой человек двадцати пяти лет в темноте напал на господина, ударил его палкой по голове, обследовал карманы и, вытащив все, что в них находилось, попытался скрыться.
Олег, регулярно посещавший «Пятачок», первый принес тревожное известие. Он с порога направился в кухню, где хлопотал Конин, и сообщил ему эту новость. Валера, услыхав их взволнованный разговор, оставил книгу, вышел из комнаты и встал на пороге кухни, облокотившись боком о дверной косяк.
– Какая досада. Нет, я этого не слышал, – признался Конин, помешивая макароны в кастрюле. – Надо было купить газету.
– Об этом второй день у церкви говорят, – продолжал Олег теперь из ванны, где мыл руки.
– Янис ни словом не обмолвился, – заметил Валера.
– Плохо дело, – вздохнул Конин и сел на табурет.
– Говорят, полиция может устроить чистку, – добавил Олег, вытер руки и повесил полотенце возле раковины.
– Вот беда, так беда, – произнес Конин, качая головой.
– Неужели всех подряд будут отлавливать? – задумчиво сказал Валера.
– Неизвестно, – проговорил Олег.
– Вряд ли, в Афинах много иностранцев, никто не будет останавливать каждого туриста и требовать у него паспорт, – уверенно сказал Конин.
– Они могут у любого проверить паспорт, – продолжал Олег. – В моем скоро срок визы истечет. Неплохо бы продлить.
– Нет, туристические визы не продлевают, – сказал Валера.
– Ладно, садитесь, поужинаем, чего на голодный желудок тоску нагнетать, – ободрительным тоном сказал Конин, поднялся и стал расставлять на столе тарелки.
Олег взялся раскладывать макароны с томатной пастой и сыром. Валера поставил на плиту чайник и сел за стол. Ели сначала молча, в кухне висела напряженная тишина. Потом, когда перешли к чаю с хлебом и маслом, Конин глубоко вздохнул и печально проговорил:
– Плохи дела. – На его любу собрались беспокойные складочки.
– Да, ведь мы с книгами на самом виду стоим, – покачал головой Валера.
– А может, полиция только албанцев будет брать? – с надеждой в глазах посмотрел на друзей Олег.
– Кто знает? – сказал Конин.
– Нам бы до лета дотянуть, – уныло продолжил Валера. – Успеть бы заработать и тогда по домам.
– Надо поговорить с Янисом, пусть подальше от центра ставит, – заявил Конин.
Эта новость всех довольно расстроила. Янис все же не очень горевал, но продавцов с площади Омония перевез, к сожалению, в глухой для книжной торговли район. Теперь Конин стоял возле крупного торгового центра, а Валера неподалеку – перед входом в парк Мосхато.
Однажды Конин вернулся домой угрюмый. Он рассказал, что на рынке едва не наткнулся на полицейских, которые проверяли документы у продавцов, кого-то, на вид албанца, задержали. Встретиться нос к носу с полицейским патрулем Конину не хотелось, поэтому он уходил переулками. А возле рынка, за углом, видел большой темно-синий автобус с зарешеченными окнами и пугающей надписью на боках: “;;;;;; ;;;;;;;;;”, национальная полиция, значит. Конин, завидев эту машину, немедленно свернул в ближайший подъезд, вышел с другой стороны дома, и дальше двинулся какими-то узкими мрачным улочкам, пока не очутился на проспекте Цалдари, и оттуда быстро дошагал до остановки, что на площади Омония. На другой день он принес «Русский маяк», в котором несколько больших статей были посвящены убийству депутата, незаконной иммиграции, ксенофобии, и мерах, которые власти намерены применить против нелегальной эмиграции.
– Пишут, возможны облавы в местах проживания албанских рабочих, – сообщил Конин, когда все собрались на ужин. – Он свернул газету и бросил ее на табурет.
– У церкви об этом тоже говорят, – подтвердил Олег.
– А что там теперь у церкви, не опасно ли собираться? – спросил Валера.
– Народу меньше стало, все глядят в оба, увидят полицейских, расходятся, – ответил Олег. – Но встречаться со своими все равно где-нибудь надо.
– У церкви не берут: хранимое Богом место, – промолвил Конин.
– Я слышал, скоро начнут в автобусы заходить, паспорта проверять, – добавил Олег.
– Ну, это вряд ли, – махнул рукой Валера. – Сами себя пугаем. Возможно, кроме албанцев, никого больше и трогать не будут.
– Вот что я думаю, молодые люди, – сказал Конин. – Как бы там ни было, надо поосторожней. А к встречи с полицейскими нужно быть готовыми все время. Придется всюду носить с собой паспорт. Предлагаю договориться так: если, не дай Бог, кого-нибудь из нас задержат, назад в эту квартиру не возвращаться, чтобы остальных не выдать, согласны? – Валера и Олег молча кивнули. Тогда Конин продолжил: – Депортируют, адреса у каждого из нас есть, собранные деньги, будем честными, вышлем домой.
– А вещи? – спросил Олег.
– Только самое ценное, – предупредил Конин.
– Согласен, – сказал Валера.
– Мне-то проще, – проговорил Олег, – весь день на ногах, увижу полицейских – юрк в закоулок и до свидания. Вам хуже – на одном месте приходится стоять. Хотя, с жильцами тоже бывают неприятности. Им эти наклейки надоели. Один раз пришлось по лестнице удирать, прыткий старик гнался за мной с восьмого этажа, марафонец он, что ли? потом выскочил на крыльцо и стал орать, что есть силы. Окажись поблизости полицейские, точно бы меня взяли.
– Как оно будет – не угадать, – заключил Конин. – Давайте уже поедим и отправимся отдыхать.
А тем временем в Грецию пришла весна. В садах и парках распустились белые и розовые анемоны, лиловые крокусы и охровые примулы. Обильно цвела мимоза, покрываясь желтыми пушистыми цветами. Было по-прежнему прохладно, хотя погожие дни выдавались все чаще. По выходным Олег болтался в одиночестве, посещал археологические парки и музеи. Конин и Валера стояли с книгами, Янис вывозил их на побережье или в парк, где собиралось больше народу. Яниса мало интересовало убийство депутата Папайотопулоса, он об этом не думал и ничего не говорил, видно, голова его была полна другими заботами.
Однажды вечером, вернувшись домой, Валера обнаружил на ступеньке письмо из Москвы. Почтового ящика у них не было, поэтому рекламные листовки, письма и прочую корреспонденцию почтальон бросал под дверь. Валера поднял письмо, взглянул на обратный адрес и немедленно, разрывая на ходу конверт, поспешил в комнату. Дашино письмо он читал с волнением. При первом прочтении он едва смог сосредоточиться на смысле тех слов – так был он возбужден, пожирая глазами милые строчки, выведенные рукой Даши аккуратным почерком – закругленные буквы с изящно удлиненными хвостиками и петлями. Дочитав до конца, он перевел дыхание и попытался успокоиться, наконец, собрался с мыслями и принялся читать еще раз, воображая Дашин голос так отчетливо, словно они сидят рядом вот в этой самой комнате и говорят.
27 февраля, Москва.
От Даши – Валере
Дорогой Валера! Наконец, я могу написать тебе на твой постоянный адрес. Я так рада получать твои письма, и тем более счастлива, наконец, ответить тебе…
«А как я рад сейчас держать твое письмо! – воскликнул он про себя. – Думал, сердце выскочит от волнения, пока распечатывал конверт».
Спасибо за фото. Они очень мне пригодились. Описания афинян – настоящая находка. Довольно интересный народ. Рада, что тебе везет с хорошими друзьями. Я понимаю, как тебе трудно устраивать свою жизнь на чужбине. Столько волнений, другой язык, странные традиции. Но пусть это будет временным испытанием, очередной возможностью проверить свои силы. Ты справишься, я уверена, и заработаешь кучу денег. Не застревай там надолго. Я люблю тебя и с нетерпением жду, когда мы снова встретимся в Светлогорске. Помнишь, как здорово нам было у моря вдвоем? Я знаю, ты помнишь. Каждая твоя строка, когда я читаю письма, говорит мне, что помнишь…
«Конечно, мысленно я часто переживаю те дни заново», – проговорил Валера и побежал по строкам дальше.
У меня все хорошо. Много времени уходит на дипломную работу. Кажется, конца и краю нет. Но я знаю, и это когда-нибудь останется позади. Хотя преподаватели уже сейчас рекомендуют мне подумать об аспирантуре. Полагаю, что на это я не решусь. Мне хочется получить этот диплом и найти работу в Прибалтике, чтобы быть рядом с тобой.
Сейчас между нами большое расстояние. Но это не имеет значение, когда я читаю твои письма или говорю с тобой по телефону. Хотя бы на несколько минут мы оказываемся рядом. Скоро, я надеюсь, очень скоро, мы снова будем вместе. Я так часто перечитываю твои письма, что недавно мне приснилась Греция. Такая, какой ты ее описываешь. Представь, мы вдвоем в храме Посейдона. Вокруг никого. Тишина. И закат особенно красивый. Похожий мы наблюдали с тобой на Балтике, помнишь? Красный с золотистыми разводами и синими облаками. Вот он мне и приснился. Мы любуемся закатом, а потом ты говоришь, что даришь его мне в знак любви и верности. Это был необыкновенный подарок. Я сохраню его в памяти на всю жизнь.
Валера, если тебе не трудно, сделай снимки афинян, портреты твоих греческих знакомых или прохожих на улицах города. От этого твои фотографии наполнятся еще большей жизнью, поверь. В любом случае, я очень тебе за них благодарна. Целую. Твоя Даша.
Валера так тщательно письмо перечитывал, что не слышал ничего вокруг, как пришел Конин, затем Олег, он будто пытался увидеть в тех словах саму Дашу. Прочитав три раза, он свернул листок и сунул его в карман рубашки. Это письмо он будет носить возле сердца.
III
Шум об убийстве депутата Папайотопулоса мало помалу начал стихать, а вскоре Афины опять невольно переключились на застаревшую и всякий раз щекочущую нервы тему греко-турецких отношений, после того, как самолет турецких ВВС очередной раз краем своего крыла нарушил воздушное пространство Греции где-то над Южными Спорадами. Однако после убийства депутата (будь это не депутат, а кто-нибудь другой, скажем, дворник или продавец из соседнего киоска, никто бы этого не заметил, все жили бы в тихом неведении, пока, кто-нибудь все-таки не убил, наконец, какого-нибудь депутата), на душе всякого неравнодушного человека остались тревожные чувства, похожие на горький осадок. Появилось настороженное и недоверчивое отношение к эмигрантам, у последних – беспокойное ожидание расправы. Правительство усердно искало решение, как сделать пришлую рабочую силу полезной и безопасной одновременно, осознавая при этом, что преступность в стране за последние годы весьма возросла.
В очередной выходной день, это была суббота, Олег получил в мастерской свое недельное жалование и от нечего делать отправился погулять в Национальный сад. Там он кормил кусочками сдобной булки больших невозможно обкормленных золотых рыбок в пруду, в котором дно блестело от слоя монет, потом угощал жирных козлов, просовывая через решетку пучки сорванной на газоне травы. Молодые козлы наскакивали друг на друга, как сатиры, выставив упругий пенис, чем привлекали внимание посетителей, особенно старых импотентов; старики наблюдали козлиные игрища, вращали в пальцах четки, наращивая обороты и все чаще постукивая костяшками этих своих четок от возбуждения и азарта. Потом Олег сидел на скамейке возле пруда среди уток и белых гусей, слушал их гогот и находил его вполне музыкальным, нужно только суметь открыть в этом шумном гвалте верный мотив. Возвращаясь по улице Стадиу, Олег зашел в Исторический музей, и долго гулял среди скульптур и картин, мысленно погружаясь в атмосферу Греции прежних эпох, и тут его посетила блестящая догадка или, может быть, гипотеза о культурном родстве славян и греков, чем он в последствии и стал оправдывать свое желание остаться в Греции насовсем, надеясь, что потомки его постепенно превратятся в настоящих эллинов. Для пущей важности можно будет оставить завещание, чтобы внуков, правнуков и так далее непременно называли Олегами. Мысль эта ему очень понравилась. Из музея он вышел одухотворенным. Потом он перешел проспект Академиас, завернул на пешеходную улицу с многочисленными кафе, заказал холодный кофейный коктейль, сел за столик под зеленовато-дымчатой кроной акации и, посасывая в соломинку напиток, наблюдал привлекательных греческих девушек, щебечущих за соседним столиком. Вскоре Олегом завладела досада. Никакого интереса с их стороны. Валера бы им понравился, они таких видных парней вниманием не обходят. Только ему эти девицы не нужны, у него уже есть некая Даша. С чего бы начать знакомство? Они так увлечены своими разговорами. Хоть бы взглянули разок. Впрочем, все равно по-гречески заговорить не удастся. Прежде всего, надо бы освоить язык. С этой тяжелой мыслью Олег допил свой коктейль, в последний раз тоскливо взглянул на безразличных к нему девушек и направился на квартиру. Шел он мимо горы Ликавитос по улице Сарандапиу, которая плавно обтекает подножие горы с пышными соснами и стройными кипарисами. Забывшись в мечтах, он незаметно для себя оказался на крыльце дома. Остаток дня Олег провел в комнате, сидел в кресле, изучал карту Аттики и отмечал для себя те места, которые хорошо бы посетить в первую очередь. Для начала он запланировал поездку на Суньон – завтра; об этом античном памятнике хорошо отзывался Валера. На следующих выходных, надо подумать, можно было бы посетить археологические раскопки Керамикос, монастырь Кесариани на горе Имитос и Парнису.
Совершить все эти поездки оказалось гораздо проще, чем завести знакомство с греческой девушкой. Словно по написанному, проходили выходные Олега. Все те последовательно им исследуемые очаровательные места производили на него большое впечатление. И вдруг неожиданное открытие – Парниса. Природа горных лесов покорила его, как нечто таинственное, до конца не изученное и влекущее к себе словно музыка, словно пение Сирен, которое запало в его душу так глубоко, что он решил повторить поездку еще и еще раз, а затем уже стал проводить там каждые выходные. Как-то раз он вернулся поздно вечером, заставив беспокоиться Конина и Валеру.
– Извините, я не мог приехать раньше, последний автобус сломался и не пошел, – объяснял он, сбрасывая с себя рюкзак. – Я топал пешком больше четырех километров до ближайшей станции.
– Мы уже и не знали, что подумать, – промолвил Конин. – Полиция продолжает ловить нелегальных эмигрантов, и неизвестно, когда это прекратится.
– Я не хотел заставить вас волноваться, – оправдывался Олег.
– Надеюсь, ты будешь предупреждать нас, когда тебе необходимо припоздниться, – попросил Конин и направился в свою комнату.
– Твой ужин еще на плите, можешь разогреть, – прохладным тоном сказал Валера.
– Да, да, сейчас, – выдохнул Олег и рухнул на кровать навзничь, не чувствуя ног. – Вы даже не представляете, как же там хорошо!
Это был заповедник нетронутой природы, в ту пору одетый в цветущее весеннее платье. Густые пихтовые леса карабкаются по склонам гор, густо-зеленые луга, покрытые желтыми, синими, белыми первоцветами, остроконечные скалы и славный вид, который открывался оттуда, покорили Олега. Парниса, как осколок волшебного зеркала природы, навсегда застрял в его сердце. Олег без памяти влюбился в эти густые леса, ручьи, звонко бегущие среди скал, и разноцветные луга, он готов был стать пастухом, пчеловодом, лесником, крокусом, горной бабочкой, малиновкой, зябликом, серной, Пегасом, Икаром, Кипарисом или любым другим существом, пусть даже червяком, только бы слиться с этим завораживающим краем воедино и навсегда. Он ползал там по мягкой, сочной траве, как безумный и рыдал от счастья как человек, долгое время промучившийся ностальгией, и вдруг вернувшийся в родные края. Что там говорят о переселении душ, о прошлой жизни и местах предыдущих рождений, все это правда, – убеждался Олег. «В какой-нибудь прошлой жизни моей Родиной была Аттика, и вот теперь гены, каждая клеточка вспомнили ее, эту землю, – размышлял он. – Генетическая память, зов предков, безудержное влечение первобытной родины – все это пробудилось теперь в моем теле».
Валера сразу заметил, как изменился приятель. Олег точно спятил под раскрепощающим воздействием весны. Может быть, у него появилась подруга, к которой теперь стремится чуть свет из дому и потом целый день пропадает с ней в каких-то диких горах, возвращается поздно, уже затемно, невероятно счастливый, хотя и уставший. Валера не удержался и заговорил об этом в следующий раз, за ужином.
– Ты не угадал, – возразил Олег. – Просто я нашел свою вторую Родину и ни за что ее не оставлю, даже если депортируют власти. Все равно приеду, перейду Албанские горы, приползу на коленях и буду здесь жить до тех пор, пока не умру. В любом случае, – добавил он, – все мы происходим от одних предков, которые рано или поздно обитали в этих краях, может быть до самого Великого переселения, может раньше, не важно. Главное, я нашел свой новый дом.
Конин и Валера выслушали его с искренним сочувствием. Олега было не узнать. Конин тихонько про себя посмеивался, а Валера с недоумением проговорил:
– Так значит, ты ездишь в горы один?
– А что, хочешь, поехали вдвоем, – невозмутимо предложил Олег и, глянув на Конина, добавил: – Или втроем. Уверен, вам очень понравится. В горы можно подняться на телефери… Тьфу, на канатной дороге. Там, на верху, настоящая сказка! Склоны цветут, воздух замечательный – пихтовый, воду можно пить прямо из ручья, она такая вкусная! Афины видны, как на ладони, и море, острова тоже, ты паришь над ними, как птица. Не Эверест, конечно, но первую в своей жизни вершину, тысяча двести метров, я уже покорил.
– Очень рад за тебя, – холодно проговорил Валера и принялся за салат с помидорами и огурцами.
– На следующих выходных приглашаю, – сказал Олег.
– Я бы не против, только выходной у нас – понедельник, в другой день Янис не отпустит, – сообщил Валера.
– Тогда отпрошусь я, – решительно проговорил Олег. – В мастерской никого не держат.
– Что вы думаете, Николай Андреевич? – спросил Валера, обернувшись к Конину.
– Езжайте без меня, – ответил тот. – Я уже не так молод, чтобы скакать по горам.
– Но туда, на самый верх поднимается автобус, – объяснил Олег. – Есть канатная дорога, вагончики на шесть человек.
– Нет, даже не уговаривайте, поезжайте сами, – решительно протестовал Конин. – Мне и в городе хорошо, спокойно. Лишний раз схожу в парк. Там сейчас тоже все цветет, – заключил он и, допив анисовку, вновь предался своим мечтам о Наталье Леонидовне.
В ближайший понедельник, потеплее одевшись, Валера и Олег отправились в горы. Было раннее свежее утро, солнце только что поднялось, но не показалось еще из-за домов. Автобус на Парнису долго катил через город, мимо проплывали однообразные улицы, наводя сонную скуку. Валера задремал у окна. Олега сон не брал, и он глядел по сторонам, словно ожидал среди монотонности знакомых улиц обнаружить что-нибудь новое, диковинное, но тщетно. Наконец автобус миновал пригород, и тогда, впереди, уже совсем близко показались горы, спящие невидимые вершины, с которых ветер еще не сбросил одеяло тумана. Вдоль шоссе появились особняки, белеющие среди зелени садов, постоялые дворы с ресторанами и дальше – предгорье с зелеными лугами, зарослями вечнозеленого остролистого дуба, земляничных деревьев, среди которых, как свечи, устремляются к небу кипарисы, чуть выше подножье покрывали сосновые рощи плотные, тенистые, и обещающие сказку. Олег растолкал Валеру, и когда тот разомкнул глаза до узких щелочек-амбразур, автобус уже начал подъем по лесистому склону.
Дорога серпантином вилась через карабкающийся по скалам лес, и время от времени среди деревьев можно было рассмотреть город, в маревой дымке заспанного утра, этот вид с каждым поворотом, то с левой стороны, то справой менялся, становился обширнее как панорама. Восходящее над Афинами золотистое солнце, заливало мраморный город своими лучами, отчего он казался зеркально сияющим. Поднялись еще выше, но тут из ущелий плыл густой белый пар – дыхание горы в прохладное утро, и затем уже все скрылось за плотными клубами тумана, затопившего лес и поляны. Возле дороги из густой серой мги выныривали только ближайшие деревья и опять скрывались из виду.
В автобусе было всего несколько человек, вскоре в поселке у подножья Парнисы вышли еще трое, теперь кроме Олега и Валеры остался в салоне только пожилой бородатый священник в теплой куртке надетой поверх черной ризы. На вершине автобус остановился возле маленькой церкви Святой Троицы, выпустил старика и покатил дальше, пробираясь сквозь туман, но уже через несколько минут прибыл на конечную остановку возле верхней станции канатной дороги.
– Здесь есть смотровая площадка, – сказал Олег, когда они вышли из автобуса.
– Очень она нужна в таком плотном тумане, – скептически промолвил Валера. – И что же мы сможем увидеть?
– Туман скоро рассеется, нужно подождать, – объяснил Олег. – В прошлый раз точно так было.
– И долго ждать? Здесь довольно прохладно, – проговорил Валера, зевая. – Чувствую себя как в бассейне с жидким азотом.
– Пойдем, выпьем чашечку кофе, – предложил Олег, и они направились на станцию канатной дороги, что мерещилась темным силуэтом на краю пропасти.
Было и в самом деле довольно зябко, мерзли пальцы, а вокруг стояла тишина, словно все живое замерло в ожидании, когда рассеется туман, но тот медленно плыл и клубился среди деревьев, как будто и не собирался покидать этот горный мир. Олег отворил большую стеклянную дверь, и они вошли в гулкий зал. Пустота, ни души, и кафе оказалось закрытым. За высокими окнами ничего невозможно разглядеть, была бы возможность, туман проник бы и в это сумрачное помещение, и наполнил бы его также плотно.
– По выходным здесь много народу, канатная дорога работает и кафе открыто, а сегодня нам не повезло, – сказал Олег.
– Здесь можно подождать, – зевая, сказал Валера и показал на кресла.
Они сели, Олег достал карту Парнисы и стал ее рассматривать. Вскоре с улицы послышалось, как: заработал двигатель – это автобус отправился в обратный путь. Валера развалился в кресле и снова начал дремать. Прошло с четверть часа, когда в зале, как будто бы посветлело, а спустя несколько минут, мраморный пол вдруг осветил пробившийся сквозь туманную пелену солнечный луч. Бледный и робкий, он тотчас погас. Олег сунул карту в рюкзак и похлопал Валеру по плечу.
– Подъем, – сказал он. – Представление сейчас начнется.
Валера разомкнул слипшиеся глаза, потянулся, выставив ноги, вяло поднялся с кресла и последовал за Олегом на улицу. Вокруг, и в самом деле, все изменилось, туман начал отступать, и солнечные лучи увереннее проникали сквозь него полосами, на земле мерцали светлые пятна, гасли и снова появлялись. Туман отчаянно цеплялся за кроны сосен, как будто пытался задержаться подольше, но силы его таяли, он поднимался, вился среди ветвей и струился, как дым. Олег и Валера прошли на смотровую площадку, встали там, облокотившись о перила над краем обрыва. Надо было подождать еще. Медленно поднимаясь, туман растворялся в лучах солнца, которое теперь едва вырисовывалось призрачным диском среди серовато-белесых разводов. Налетел слабый ветерок, от него туман, словно в панике, заторопился прочь. Далеко внизу показались белые домики, сады, ленты дорог. Туман поднимался, открывая все больший обзор, и вскоре уже, среди его клочьев, показался весь город, далекие темные горы, и наконец, серебристое море и острова. Город лежал, как в чаше, окруженный горами, и даже захлестнул их склоны будто пенистой волной.
– Что я говорил? – с восхищением воскликнул Олег. – Все Афины у твоих ног. Такую картину каждый день видят древние боги.
– Уверен, они видят гораздо больше, – промолвил Валера. – Впрочем, здесь и в самом деле красиво и даже можно возомнить себя олимпийским богом. Не зря горцы отличаются чрезмерной гордостью, ведь им приходится с рождения видеть мир у своих ног и общаться с богами.
– Ну что, будем спускаться на землю? – с иронией спросил Олег.
– Что, уже? – вопросил Валера с недоумением. – Нет, не так быстро.
– Не советую слишком зазнаваться, иначе нас не поймут там, внизу, – усмехнулся Олег. – Я имею в виду Конина.
Валера смерил его надменным взглядом, достал из рюкзака «Зенит» и стал делать снимки. Это для Даши. Потом они направились по шоссе, слева и справа, от которого были каменистые лужайки с жесткими кустиками, невысокими пихтами и цветущими крокусами, похожие на голубые и белые звездочки, разбросанные небом среди серых камней. Пихтовый воздух, свежий ветерок, разносящий ароматы с цветущих лугов, здорово бодрили. Приятели вошли в лес. Тут каждая задетая ветка тотчас осыпала каплями воды, обдавало, словно из душа. Другое дело – луг. Они вышли из-за деревьев. Пока Валера фотографировал пейзажи с цветущей лужайкой, пихтами да скалами, Олег сорвал красный анемон и поднес цветок к носу, с благоговением ловя его тонкий аромат и задаваясь вопросом, кто его опыляет ранней весной, когда и насекомых-то не видно. Кипарисы в эту пору тоже пылят, стоит тронуть ветку, как от нее поднимается желтое облако пыльцы. Потом Олег заметил небольшую серую ящерицу с тигровыми полосками на спинке и голубыми пятнами на боках, она выползла на камень и распласталась на нем, вытянув задние лапки с длинными когтистыми пальцами. Так она грелась на солнце и озиралась по сторонам, пока не заметила притаившегося рядом человека. Сначала ящерица уставилась на него старушечьи строгим взглядом, а потом, от греха подальше, лениво сползла в щель между камнями. Если есть цветы и ящерицы, размышлял Олег, должны быть и насекомые. А вот и ответ: его логичное рассуждение вскоре оправдалось, он увидел обыкновенную муху, присевшую отдохнуть на веточку вереска. А чуть позже, когда воздух прогрелся сильнее, появились белые бабочки и шмели. Тем временем Валера дощелкал начатую еще в Афинах пленку, после чего приятели направились по тропинке через луг и вскоре вернулись на дорогу, по которой двинулись вверх по склонам над пропастью. Теперь за каждым поворотом им открывался новый пик, скала, неожиданное темно-зеленое ущелье, или наоборот солнечная лужайка и отвесная стена, испещренная трещинами и сколами, в которых проросли былинки, и что-то красиво цвело, вроде бирюзовых колокольчиков.
Не пора ли возвращаться?.. Нет, дорога зовет вперед, и нет никакой причины поворачивать назад, потому что за каждым поворотом, может быть ждет чудесное открытие. И дальше ведет одно щекочущее под ложечкой любопытство. За следующим скалистым уступом возникает другой, и так далее, пока хватает терпения следовать за хитрым невидимым клубком.
Наконец дойдя до пологого склона, покрытого жесткими кустарниками – фригана с примесью лантана и вереска, и похожими на подушки среди россыпей камней и щебня, ребята сели передохнуть на теплые камни. Олег достал бутылку воды напился и подал Валере, тот сделал несколько глотков и потом занялся фотоаппаратам, вынул отснятую пленку с застывшими образами прелестной горной природы для Даши и спрятал ее в карман. Поблизости в кусты юркнула большая зеленая ящерица, в пихтах пропел черный дрозд, мимо пролетела коричневая бабочка-крапивница, уводя за собой взгляд Олега. Тогда он поднялся и стал бродить по окрестностям, в надежде чего-нибудь обнаружить интересного. Вокруг было тихо, только ветер гудел в деревьях и колебал стебли травы. Проведя здесь с полчаса, приятели направились в обратный путь к церкви, где утром сошел священник.
Возле церкви Агия Триада окруженной платанами и кипарисами, находились таверна, небольшая гостиница, автобусная остановка и газетный киоск. На улице ни одного человека, в кустах кудахчут куры, возле ограды стоит машина, на остановке свернувшись калачиком, спит собака, в соснах перекликаются птицы. Олег и Валера поднялись по ступенькам во двор и вошли в Таверну. Здесь тоже ни души. Сумрачный зал, освещенный только солнечным светом из окна, стойка бара и бутылки на полках, длинные деревянные столы и стулья. Приятели заняли стол поближе к окну и стали ждать. Вскоре в зал вошел молодой человек и спросил, что им угодно. Они заказали по чашке кофе и упаковку печенья.
– Отличный воздух, – продолжал восхищаться Олег, когда официант удалился. – Сюда стоит приезжать почаще и бродить по горам. Полагаю, здесь немало и других интересных местечек.
– Да я не против, составить тебе компанию, – отозвался Валера. – Когда потеплеет, здесь можно неплохо отдохнуть.
– В следующий раз отправимся на вершину Карамбола, это больше тысячи четыреста метров над уровнем моря. Поход на целый день, – сказал Олег.
Официант принес заказ, счет на листке выдранном из блокнота и так же скоро удалился. Некоторое время ребята пили кофе. Потом Олег бросил взгляд на Валеру и проговорил:
– Меня беспокоит твоя работа. – Он опустил глаза и объяснил: – Стоишь со своими книгами посреди тротуара, а что, если подойдут полицейские?
– Проверят паспорт и арестуют, – невозмутимо ответил Валера и сделал глоток из своей чашки.
– Бросал бы ты эти книги, – продолжил Олег. – В нашей мастерской найдется свободное место. Я могу спросить за тебя. Если нет, в Афинах достаточно таких мастерских, найдем.
– Не хочу бросать эту работу, я к ней привык, и неплохо получается, – ответил Валера и откусил кусочек печенья.
Олег отпил кофе и продолжил:
– Но это очень рискованно. Сейчас, что ни день, то полицейские задерживают нелегальных трудяг. Похоже, власти серьезно взялись за дело.
– Ловят в основном албанцев.
– Попадешься с просроченной визой, и тебя возьмут.
Валера задумался и снова уставился в окно, а потом проговорил:
– А Конин? Ведь он не сможет весь день ходить по улицам с наклейками. Его вряд ли возьмут на эту работу.
– Что тебе Конин? О себе подумай.
– Жаль старика.
– Найдем и ему работу, – Олег махнул рукой. – Да он и не старик вовсе. Так, говорит только.
– Мне кажется, у Яниса хорошие связи, нас не тронут, – сказал Валера.
– Ты уверен? – Олег поглядел на него в упор.
Валера пожал плечами.
– Кто его знает, – проговорил Олег, – может случиться так, что и ваш Янис не спасет.
Валера допил кофе и теперь молча крутил ложечкой, глядя в окно. Только сейчас ему пришло в голову, что здесь, в горах, он впервые почувствовал себя легко и свободно. За целый день ни разу не возникло того странного и неотвратимого ощущения, будто за ним следят. «Значит, это не расстройство рассудка, вызванного усталостью, переживаниями за свое безнадежное существование, ожидания ареста и выдворения из страны, – рассуждал он. – Выходит, опасения не напрасны. В городе и в самом деле за мной присматривают. Но кто это делает и зачем?» Тут Олег прервал его размышления, он посмотрел на свои часы и сказал:
– Все, надо идти, скоро наш автобус.
Они вышли на улицу, спустились к шоссе и встали у старого платана с толстыми сучьями и голыми ветвями, сквозь которые сквозили солнечные лучи. Пес, как будто мирно спавший возле остановки, поднял голову и посмотрел на молодых людей. Он был размером с овчарку с длинной палевой шерстью. Валера достал остатки печенья из рюкзака и поманил пса, окрестив по-русски Шариком. Пес поднялся и, виляя лохматым хвостом, подошел за угощением, поймал на лету кусочек и принялся с хрустом его есть.
– Хороший пес, добрый… – приговаривал Валера.
Шарик помахал хвостом и попросил еще, одним только взглядом, таким проникновенным, что невозможно было отказать. Валера бросил ему последнее печенье. Олег, наблюдая за ними, сел на корточки и облокотился о ствол дерева.
– Понятливый, – заметил Валера, поглаживая Шарика по голове, а затем обернулся к Олегу. – Послушай, греческие собаки и по-русски неплохо понимают.
– Язык еды доступен всем, – отозвался тот.
Когда подъехал автобус, Шарик проводил друзей благодарным взглядом, затем вздохнул и побрел во двор Таверны, где улегся под кадкой с пышным кустом цветущей герани.
IV
Аресты нелегальных эмигрантов продолжались. За последние две недели прошли несколько неожиданных облав в местах проживания албанцев – в районе Псири и возле Центрального рынка. В очередной раз посетив «Пятачок», Олег узнал, что недавно, прямо на рынке, полицейские забрали какого-то украинского рабочего. Эта новость всех огорчила как тревожное предупреждение. Но Конин и Валера продолжали ходить на рынок, чтобы экономить хотя бы на дешевых продуктах.
Как-то раз, делая покупки, Конин остался у прилавков с овощами, выбирая кочан капусты, а Валера, не теряя времени, направился на противоположную сторону мимо мясных торговых рядов.
– Что вам угодно, кирие? – окликнул его продавец. – Курятина, говядина, свинина? Подходите ближе. Все свежее. Пожалуйста.
– Полкило говядины, сколько стоит? – спросил Валера.
– Димитрос, полкило говядины этому господину, – прокричал продавец.
Прежде чем Валера успел еще что-то произнести, Димитрос, в мгновение ока, положил сочный кусок мяса в полиэтиленовый пакет, бросил его на весы, мгновенно взвесил и подал продавцу, который положил пакет перед Валерой и назвал цену.
– Э-э… – хотел было что-то промолвить Валера, но не успел.
– Здесь шестьсот пятьдесят грамм, кирие, – добавил продавец, не давая ему опомниться.
Валера достал деньги, расплатился и бросил мясо в сумку, а ловкий продавец уже зазывал другого покупателя. Но едва Валера сделал несколько шагов, как впереди, в толпе, увидел трех полицейских. Он тотчас повернул в сторону, назад и торопливо зашагал на противоположную часть рынка, туда, где оставил Конина. Тот уже купил капусту и двигался среди стеллажей с грудами яблок, апельсинов, лимонов, бананов и ассорти сухофруктов. Валера нашел его и взволнованно проговорил:
– Здесь полиция, надо уходить.
Конин кивнул, и они быстрым шагом направились к ближайшему переулку, затем свернули на узкую улицу, потом перешли на другую и двинулись по ней, пока не вышли на площадь Омония.
– Не успели хлеба и масла купить, – сказал Валера.
– Ничего, потушим капусту с мясом и довольно, – утешительным тоном проговорил Конин.
– Неужели они остановили бы меня и стали проверять паспорт? – спрашивал Валера.
– Трудно угадать, что было бы, а что нет, – ответил Конин. – Может быть, они тоже пришли за покупками. Во всяком случае, ты правильно сделал, что ушел от них вовремя.
– Хм, вовремя, – ухмыльнулся Валера, – попробуй в такой толпе высмотри их заранее. Хорошо, Бог меня ростом не обделил.
– Да, в таком случае, мне бы пришлось хуже, – улыбнулся Конин.
Валера был расстроен. Чувство, будто за ним постоянно кто-то наблюдает, вселившееся еще в день поездки на Суньон, то ослабевало, то вновь усиливалось и угнетало его. Можно подумать, словно всевидящий глаз не выпускает из внимания, и это внушает какое-то жуткое ощущение... Некие случайные взгляды из уличной толпы, приметы, намеки. Вот последний: оставив книги на время сиесты, Валера отошел в маленький круглый сквер среди сосен и кипарисов и сел на скамейку пообедать булкой с молоком. Тут, на сидении, он обнаружил английскую газету “The sun”, кто-то оставил ее, открытой на странице с крупным заголовком: «Шпионские страсти по-русски», специально это сделано для него с такой ювелирной точностью (он мог сесть на любую другую из трех свободных скамеек и газету не увидеть) или очередное случайное стечение обстоятельств? Минуту, другую Валера озирался по сторонам, поглядел на стариков, сидящих неподалеку, гувернанток с детьми, прохожих, но ничего подозрительного не обнаружил, а потом без аппетита жевал свою булку в глубокой задумчивости. Такие вот случайности то и дело подогревают беспокойство. Мания, паранойя, психоз, что бы там ни было, но всему этому должна быть причина. Валера не находил ответа. И вот опять, уже на другой день, Валера возвращался на квартиру через площадь Омония, как вдруг почувствовал, словно кто-то упорно глядит в его спину. Валера обернулся и взгляд его, случайно брошенный в движущуюся толпу прохожих, выхватил незнакомого человека, который вдруг опустил голову, так что поля шляпы прикрыли глаза, и мгновенно ушел в сторону. Валера тотчас потерял его из виду, но странное это наблюдение было трудно объяснить, что же это теперь, разве случайность? Валера старательно гнал дурные мысли прочь, пытался не думать больше о своих подозрениях и убеждал себя в том, что окружающих всего только привлекает его заметная внешность, ничего дурного в том, что кто-то ненадолго задержал свой взгляд на иностранце, нет. С кем не бывает? В многолюдных местах это вполне возможно. В конце концов, тот человек в толпе мог случайно опустить голову и свернуть с дороги, по какому-нибудь личному поводу, нельзя же всех подозревать. Но попытки прогнать тревогу оказывались тщетны.
Теперь Янис менял место торговли каждую неделю. Он ставил продавцов в Монастираки, возле больших магазинов в Халандри, Кифиссии, Психико, Нео Ионии. По выходным вывозил их на променад в Палео Фалиро и Вулягмени. В первое мартовское воскресенье Янис поставил продавцов перед входом в районный парк Неа Смирни, где в тот день проходило народное гуляние.
Из письма Валеры к Даше.
11 марта, ул. Кирьяку
Дорогая моя Дашенька! Спешу отправить тебе еще одно письмо с описанием греческих традиций. В этом же конверте я высылаю тебе снимки, сделанные на районном празднике. Удивительный был день. На фото получилось много народу, как ты просила. А теперь я попытаюсь описать происходящее словами. На сцене посреди парка давали оглушительный концерт, рядом накрыли столы с вином, сыром, оливками, хлебом. Ансамбль был наряжен в национальные костюмы. На мужчинах: белая рубашка, красная или синяя жилетка, расшитая золотистыми нитями, синие шаровары с широким поясом, белые колготки и большие башмаки; на женщинах: светлый сарафан, красная юбка, на голове повязан белый платок, ниспадающий сзади до плеч. Исполняли и пели народную музыку и здорово танцевали. Звучали флейты, бузуки, скрипки, аккордеон. Извини, я не достаточно силен в греческом, так что, если я где-нибудь ошибся в наименованиях, поправь. На аллеях торговали сувенирами, игрушками, сладкой ватой, баранками, обсыпанными льняным семенем. В толпе ходили лотерейщики, продавцы воздушных шаров и марионеток, под сосной крутил свою музыку старый шарманщик, а на полянке устроил веселые фокусы клоун. У него было ярко раскрашенное лицо, длинный горбатый нос, подведенные тушью глаза; одет он был в забавный желтый костюм, полосатую, как греческий флаг, майку; на голову напялен высокий черный цилиндр, обклеенный почтовыми марками разных стран, из-под которого соломой торчали искусственные волосы; а на ногах сидели большие, не по размеру, башмаки с серебряными пряжками. Дети, столпившиеся перед клоуном, безудержно хохотали над его проделками, чем доставляли удовольствие и ему самому, и родителям. Казалось, что традиции народных гуляний за последнюю сотню лет здесь почти не изменились. По аллеям проходили толпы людей. Торговля была оживленной, покупали в основном игрушки, угощения, шары, а книгами почти не интересовались. К концу праздничного дня народ схлынул. Мы с Кониным прикрыли свои книги и отправились прогуляться в парк до возвращения Яниса, в надежде чем-нибудь поживиться. Но столы уже были пусты, всюду валялись объедки, пустые стаканы из-под вина, сока и чая. Мусорные баки переполнены. Рабочие убирали со сцены аппаратуру, и повсюду раздавались звуки скребущих метел: выступила бригада дворников. Послонявшись по усталому и пустеющему парку, мы вернулись к тележкам и стали дожидаться Яниса. Он появился вскоре, едва только солнце спряталось за верхушками сосен, и на землю легла сетка ветвистых теней. Это был последний, теплый и ясный день весны. Затем, как предупреждал Антонис, и в самом деле потянулись дни пасмурные, холодные с дождями и даже снегом в горах…
Очередную вылазку в горы Валера и Олег совершили в середине марта в понедельник. Накануне дни были пасмурные, по хмурому небу грузно ползли тучи серые и тяжелые, словно губки, напитанные влагой. Они плыли со стороны моря, задевали вершины гор и осыпали их крупными хлопьями снега. В Афинах шел холодный дождь и заливал улицы, отчего по тротуарам и мостовым неслись мутные потоки. Зато в понедельник утро поднялось холодное, но ясное. Автобусом Валера и Олег поднялись на Парнису и неожиданно для себя попали в зиму, где все белело от снега. Неподалеку от станции, среди деревьев, прогуливалась парочка горных куропаток с ярко-красным клювом, белой грудкой, серыми крыльями и чешуйчатым рисунком на боках. Олег взял у Валеры «Зенит» и последовал за птицами, осторожно, чтобы не вспугнуть. Желая не мешать его охоте, Валера остался у ясеня, чей ствол был густо покрыт сизыми и желтыми накипями лишайников, и осмотрелся вокруг. Снег, выпавший ночью, лежал на земле по щиколотку, густо покрывал пихты и платаны, словно горностаевой мантией и ярко блестел в лучах поднимающегося солнца. Воздух прохладный. Повсюду слышны резкие голоса соек, тихое, еще не гнездовое пение синиц, зябликов и черного дрозда неподалеку. Скоро вернулся Олег, на его лице было написано удовольствие: охота удалась. После этого приятели направились в заснеженный лес. Они делали снимки, бросались снежками, потом гуляли по горной дороге, где снег уже растаял, и по асфальту обильными потоками бежали ручьи, а местами ярко сверкали на солнце сугробы с оплавленными краями, из-под которых сочилась вода. По звону, отчетливо раздававшемуся где-то впереди, среди скал, Валера и Олег вышли к ручью. Он начинался среди камней, сбегал вниз, а потом вдруг срывался и падал на камни, разбиваясь, как звонкий хрусталь, и дальше, собираясь в новое русло, устремлялся на зеленеющий луг, где журчал среди зарослей колючего дуба, можжевельника и молодых олив. На сей раз, Олег предложил спуститься с гор на канатной дороге. Других пассажиров на станции в это время не было. Купив билеты, молодые люди дождались, когда подойдет вагончик, вошли в него и закрыли металлические дверцы. Вагончик с широкими застекленными окнами оторвался от платформы и плавно поплыл по воздуху вниз над оврагом и каменистыми склонами, поросшими соснами. Мимо проскользил наверх вагончик с пассажирами, а впереди медленно приближалась станция. Олег, околдованный видами, показывал Валере на долину внизу, на маленькие фигурки людей, дороги, город в серой дымке. На излете вагончик едва не задевал ветвей самых высоких кипарисов, и наконец, причалил к платформе.
Все последующие дни ветер нес над горами снежные тучи, а внизу весна, время от времени перепадал дождь, и терпко пахло вереском. В такие дни на Парнисе бывает много посетителей. Едут семьями. Дети лепят из снега фигурки, играют в снежки, а потом перед возвращением в город сажают на капот маленького снеговика, и пока машина спускается с гор, снежный всадник медленно тает, сбрасывая руки – веточки, глаза – камешки и нос – какой-нибудь сучок. До города доезжает лишь бесформенный ком тающего снега. Иногда в пасмурный день кому-нибудь все же удается привезти домой чуть тронутого теплом снеговика, который среди пальм, акаций и миртов выглядит довольно уныло.
Весенние холода продолжались до середины апреля, а потом весна вновь стала утверждаться на этой земле, уверенно и спешно. Солнце растопило залежавшийся в тенистых ущельях снег и в горы пришло сразу лето. Склоны гор и луга покрылись цветами: красные тюльпаны, анемоны, синие ирисы и фиалки, а в тенистых местах заблагоухали ландыши. Из своих зимних нор стали выбираться черепахи, всюду ползали ящерицы, над цветами с новой силой загудели пчелы и шмели, в карнавальном танце порхали разноцветные бабочки, а лес наполнился птичьим голосами, к которым поначалу робко, но затем все уверенней присоединялись цикады.
Олег купил подержанный фотоаппарат возле церкви у эмигранта из Киева. Камера была в хорошем состоянии, и теперь Олег каждый раз брал ее с собой в горы. Он делал снимки с азартом следопыта, охотился за бабочками, жуками, ящерицами, птицами, находил и запечатлевал красивые пейзажи. На неделе он печатал снимки, а потом каждый вечер наслаждался своими бесценными трофеями.
Черепахи водились повсюду. Они повылезали на солнце и паслись, поедая сочные листья и цветы на горных лужайках среди сосен, густых, будто клубящийся зеленый пар. Однажды Олег нашел довольно крупный экземпляр с куполообразным панцирем, изящно изогнутым в задней части в виде юбочки. Оказавшись в руках, черепаха с шумным выдохом втянула морщинистую голову и лапы. Замерла. Перевернув ее на спину, Олег обнаружил множество клещей, которые посасывали кровь, вцепившись в мягкие места черепахи между лапами и на шее, и выглядели, как налитые соком ягоды бузины. Валера посмотрел на эту находку с отвращением: на снимке черепахи среди цветов выглядят гораздо привлекательней. Олег вернул рептилию на землю, и та, высунувшись из панциря, флегматично огляделась по сторонам и поползла прочь. После этого случая Валера не раз вспоминал тех клещей, присосавшихся к черепахе. Человек тоже цепляется за жизнь так крепко, что не оторвать, и старается удержаться на своем месте. У одних это здорово выходит, у других – не очень. Олег с ним соглашался и продолжал рассуждение, мол, впившиеся клещ и человек чем-то сродни. Много общего между обоими хищниками! Вот если черепаху представить Землей, как говорится в одном из древних мифов, тогда выходит, клещ сосет Землю; это подтвердил бы и Аристотель с помощью своей логики. Точно так же сосет Землю впившийся в нее человек. Ухватившись за какой-нибудь кусочек под солнцем мертвой хваткой, человек отчаянно на нем выживает. Он выживает сам, но выживает, на фиг, все остальное, что его окружает и ему мешает. И в этом отличие его от клеща, как вида фауны, который втихомолку сосет свою жертву и никому больше не мешает в течение сотен миллионов лет. У клещей есть чему поучиться. Их опыт интересен хотя бы тем, что они не разрушают собственную среду обитания, они довольно деликатны к своей черепахе. Клещ заботится о сохранении мира для своего потомства и будущих поколений, чтобы не сгинуть от голода. И в этом их мудрость выживания, рассчитанного на века. Весьма хитроумный этот черепаший клещ.
В какой-то теплый апрельский понедельник Валера и Олег отправились в давно задуманный поход на вершину Карамболы. С утра было облачно, над головой простирались занебесные ландшафты серебристо-белых холмов и долин, но потом небо расчистилось. Дорога бесконечной лентой извивалась по склонам гор: то пролегала у кромки глубоких оврагов, то пробиралась тайком между скал, а вокруг открывались глазам торжествующие под солнцем черные пики, залитые солнцем луга и мрачные ущелья.
Теперь зеленые склоны покрылись белым ковром ромашек. Среди камней цвели подмаренник и чертополох, привлекая внимание нарядных бабочек-поликсен и больших шмелей с синим отливом на крыльях. Валера предложил сделать привал на лужайке в тени оливкового дерева. Сбросив рюкзаки на землю, они сели на валуны и стали есть припасенные яблоки. Олег не сразу заметил, что они здесь не одни. Соседний камень вдруг зашевелился, поднялся на толстых лапах и оказался черепахой. Она с любопытством поглядела на молодых людей черными старчески мудрыми глазами и двинулась прочь. Олег достал из рюкзака нож, отрезал дольку яблока, подошел к черепахе и предложил ей угощение. Черепаха вытянула голову и стала кусать яблоко с хрустом и явным удовольствием. А когда доела, в ожидании следующей порции, задумалась. Долго ждала, тараща по сторонам свои черные глазки, но яблок у ребят больше не было, тогда черепаха неохотно развернулась и поползла к сочной траве. На той поляне паслись еще несколько ее подруг.
Отдохнув под оливой, Валера и Олег продолжили путь.
Было около двух часов пополудни, когда они поднялись на неожиданно плоскую вершину поросшую среди камней жестким кустарником. Ботинки покрылись желтой пыльцой вереска, рубашка промокла от пота, ноги гудели от усталости, но терпение было вознаграждено: под ними открылся широкий простор. Если бы не желтоватая дымка вдали, то всю Аттику можно было бы увидеть отсюда: и горы, и море, и острова. Внизу белели Афины, по склонам карабкались деревушки, и вились, как ленты, дороги.
– Вот она Аркадия! – воскликнул Олег, упиваясь красивым пейзажем. – И я здесь мирно живу!
– Миролюбивый как Аристофан, – снисходительно заметил на это Валера.
– Все гораздо проще, – отозвался Олег, продолжая с восхищением осматривать окрестности. – Незачем кормить навозом жуков, чтобы добраться до Олимпа. Желаемое нужно только крепко захотеть. Боги много раз предлагали человеку мирную жизнь, да все впустую.
– Может ты и прав, – задумчиво промолвил Валера.
Затем он достал из рюкзака маленькую бутылку ;;;;;;, и оба по очереди к ней приложились – за покорение очередной вершины.
А вечером Валера писал Даше, желая разделить с ней свои чувства. «Стою я на вершине, а вокруг меня и подо мной лежит целый мир, живой, движущийся, разнообразный, со своими хлопотами, переживаниями и счастьем. Мир такой открытый, будто он весь на ладони. И кажется, что отсюда можно увидеть будущее. Поверь, это удивительное чувство, стоять на вершине, обдуваемой ветрами, и думать о том, что придет время, когда мы вместе окажемся здесь, словно две парящие в небе птицы. Иногда ты приходишь в мой сон. А он похож на реальность, и тогда я вновь переживаю счастье находиться рядом с тобой. Каково же разочарование, когда я просыпаюсь! Ты не представляешь, как грустно мне делается. Сложно передать это ощущение словами, да и не стоит, все равно скоро мы будем вместе, наяву…»
V
Сначала новой недели Янис перевез Конина и Валеру на улицу Ахарнон. Конина он поставил на панели рядом со входом в торговый центр, а Валеру на противоположной стороне улицы, в маленьком сквере, возле старой церквушки.
Тихий сквер с клумбой, на которой цвели красные и желтые тюльпаны, привлекал стариков, они сидели на скамейках, читали газеты, спорили о политике или просто молчали, задумчиво глядя на прохожих и движущиеся по дороге машины, автобусы, мотоциклы, монотонность этого движения их усыпляла, как гипноз. Каждый день около полудня сюда приходила старуха в поношенном сером плаще. Она приносила пакетик хлебных крошек и семечек. Как только старуха высыпала угощение, голуби слетались со всей округи, в считанные минуты вокруг нее собиралась суетливая стая. Птицы толкались, ворковали, хлопали крыльями, клевались, а старуха улыбалась им и, приговаривая что-то ласковое, продолжала сыпать семечки, уже в стороне, чтобы не было среди голубей шумной давки. В такие минуты старики прекращали свои разговоры и, посмеиваясь, наблюдали спортивное состязание, где слабым особям тоже мало, что достается в этом копошащемся пернатом водовороте. Иногда женщина высыпала хлебные крошки на ладонь, и голуби садились на ее руки и плечи, отбивались крыльями друг от друга, чтобы приблизиться к заветной горсточке корма. Когда голуби склевывали на земле все подчистую, они еще некоторое время прохаживались, кивая, в надежде отыскать случайно незамеченные крошки, а потом разлетались по крышам окружающих зданий.
Прохожие торопились мимо церкви, на ходу троекратно крестились и прикладывали к груди руку. Бывало, кто-нибудь останавливался перед образом Христа над крыльцом, и тоже крестился, а кто-нибудь заходил внутрь. Первые дни торговля была оживленной, покупателей было много, они окружали тележку волновыми наплывами: то никого, то вдруг нарасхват, – поблизости находилась станция метро, и толпы пассажиров следовали через сквер в течение дня. Но через несколько дней интерес к книгам начал угасать. Не лучше обстояли дела у Конина. Валера полагал, что вскоре Янис перевезет их в какой-нибудь другой район, где книги будут пользоваться большим спросом, но прошла неделя и после выходных, проведенных с книгами на церковной площади в Глифаде, где было также много магазинов, он вновь зачем-то поставил своих продавцов на улице Ахарнон.
А во вторник с Валерой снова произошел странный случай. Утром, на складе, пока Конин и Янис бродили между стопками книг, отбирая их на продажу, раздался телефонный звонок. Янис попросил ответить Валеру, который в этот момент, сидя за столом, составлял список запрашиваемых покупателями книг. Валера поднял трубку и поздоровался по-гречески.
– Алло, это баня? – вдруг раздался знакомый роковой голос как из прошлого.
На мгновение Валера опешил, задумавшись над странным вопросом.
– Какая баня? – промолвил он в недоумении тоже по-русски.
– Что значит, какая? – возмутился старческий голос и раздраженно буркнул: – Баня с тазиками. Не сауна же с массажистками!
– Нет, вы ошиблись, это книжный склад, – пробубнил Валера.
– Ах, извините, – сказал голос и тут же исчез за гудками.
– Кто это? – спросил Янис из полумрака, когда Валера положил трубку.
– Ошиблись номером, – произнес он, находясь в полном замешательстве.
«Опять этот странный банщик! Как он сюда-то проник? Специально ли он ошибается номером или старик слепой и действует наугад? Но разве можно такое угадать? Надо сутками набирать комбинации цифр, не сходя с места, чтобы через тысячу лет случилось подобное совпадение. Нет, случайно это сделать нельзя. А может, кто-то просто смеется надо мной?» Вопросы путались в голове, оставаясь без ответов.
В среду погода испортилась, и после обеда пасмурное небо пролилось мелким дождем. Но было тепло. В четверг небеса все еще продолжали грустить. С утра прошелестел дождь и успокоился, но небо оставалось по-прежнему мрачным: беспросветное, грязное полотно из мусорной свалки. С пакетами полными книг Валера и Конин ехали в автобусе. Настроение было тоскливое. Конин сидел, тяжело сгорбив спину и задумчиво уставившись в окно. Валера с печальным видом думал о возвращении в Фалиро, но Янис почему-то не торопился вывезти их на побережье. Говорить ни о чем не хотелось. Было еще какое-то тяжелое чувство, словно мрачная туча окутывала сознание, не позволяя пробиться ни единому теплому лучику. Аресты все еще продолжались. Темно-синие полицейские автобусы с решетками на окнах попадались на глаза всюду, от их вида кишки переворачивало. Можно было подумать, полиция таится за каждым углом, в переулках и подворотнях, скрадывая очередную жертву. Иногда такой автобус проезжал по улице Ахарнон, и Валера с замиранием сердца провожал его взглядом. Теперь уже и звуки сирены какой-нибудь мчащейся скорой помощи пробирали до костей и терзали душу. Нет, это ужасно вот так, что ни день, ожидать неприятностей. Все больше мучило какое-то беспокойное необъяснимое предчувствие. Что ли, в самом деле, бросить эту книжную торговлю, как убеждает Олег, и перейти в его мастерскую? Там безопаснее, ходишь себе целыми днями по улицам и расклеиваешь номера по подъездам, столбам и мусоркам, да глядишь в оба, чтобы не нарваться.
– У меня какое-то плохое предчувствие, – тихо заговорил Валера.
Конин повернул голову и посмотрел на него печальными глазами.
– Олег предлагает бросать книжную торговлю, пока еще не поздно, – продолжал он.
– Я тоже думаю об этом, – признался Конин. – Но ничего другого мне уже не найти. Ты молодой, попробуй.
– А вы?
– Я все же попытаюсь продержаться на книгах до конца сезона. Еще два месяца и довольно.
Валера посмотрел на Конина с беспокойством и снова уставился в пространство перед собой.
– Чувства редко обманывают, – проговорил Конин себе под нос и потом добавил: – Поднимайся, нам сейчас выходить.
Стоя перед тележкой с книгами, Валера то и дело невольно озирался по сторонам – это стало привычкой. Покупателей было мало. Но это и к лучшему, так Янис скорее решит вывезти книги в другое место, например, в Фалиро к магазину Анастаса. С утра Валера продал только две детские книги. После полудня вновь появилась голубиная кормилица, и вот закружилось в глазах прожорливое птичье смятение. «Если бы не полицейские автобусы, все было бы не так плохо, – размышлял Валера. – А так, одно беспокойство: арестуют, не арестуют. Какой-то спичечный отбор? Обломанная спичка среди десятка других. Кому повезло – тот сохранился». Эти синие автобусы уже проникли в кошмарный сон и преследуют там по темным безлюдным закоулкам, нагоняют, давят с хрустом костей, пожирают и увозят куда-то к небесам. Бредовая карусель фактов и событий. Взрывоопасная смесь, подрывающая психику, сумасшедший вихрь: убийство афинского депутата, звонок банщика, аресты, «Шпионаж в Букингемском дворце», и этот Петр, приглашающий на эротический массаж, смерть храпящего соседа, «Работа без границ» с неожиданной депортацией, подозрительный Теодор; что там еще? Всего и не перечислишь. Да и не надо больше вспоминать. Тошно уже. Валера вспомнил о Дашином письме. Тотчас полез в карман и достал его, как лекарство от стресса. Начал читать. Приятное чувство стало разливаться внутри, как солнечное тепло. На душе сделалось легче.
На другой день в пятницу, Валера и Конин ехали на работу с пустыми руками, книг накануне было продано мало. Последний день на улице Ахарнон. Что там на будущей неделе? Янис обещал подумать. А на выходных снова будет праздное побережье.
Разойдясь по своим местам, они и сегодня не ждали ничего утешительного. До полудня Валера продал всего одну книжку – «Хроники Нарнии» Льюиса – недавно полученную из типографии, и то благодаря мальчику, который уговорил своего дедушку ее купить. С этой книгой они сели на скамейку. Старик принялся читать сказку, внук облокотился о дедушкино колено и с увлечением его слушал. Конин на той стороне сидел под шелковицей на деревянном ящике из-под апельсинов и читал «Русский маяк». Покупателей у него тоже не было. Тогда Валера прикрыл свои книги и отправился в соседнюю кофейню, выпить чашечку кофе, чтобы взбодриться.
В кофейне ни одного посетителя. Пожилой полноватый хозяин с длинными усами протирал пыль на полках с бутылками. Он обернулся, когда Валера подошел к стойке и поинтересовался, что молодому человеку угодно. Валера сделал заказ. Хозяин приготовил ему кофе и положил на блюдце кремовый рогалик. Валера сел за столиком напротив выхода. Из кофейной чашки поднимался ароматный пар. В зале было сумрачно. Окна были большие, но солнце еще не добралось до этой стороны улицы, стены соседних домов были освещены золотистым светом наполовину. Валера сделал горячий глоток кофе, он не торопился: не очень хотелось возвращаться к тележке. Скоро сиеста и покупателей совсем не будет, хоть закрывайся. Янис обещал забрать книги завтра утром, а сегодня, после работы, можно успеть сходить на «Пятачок» и послушать, о чем говорит народ, потом заглянуть в книжный магазин «Омония», чтобы купить какую-нибудь русскую книгу.
Допив кофе, Валера расплатился с хозяином и направился к книгам. Он подошел к тележке, снял полотно и бросил взгляд на Конина, а в следующее мгновение проезжающий мимо автобус обзор на мгновение скрыл, но и того времени было достаточно, чтобы Валера пришел в ужас от увиденного. Тележку Николая Андреевича обступили четверо полицейских. Автобус покатил дальше, и тогда взгляд Валеры, словно примагнитился к ним. Он перевел дыхание, сглотнул, руки затряслись, словно под действием тока, а сердце заходило так сильно, что готово было выскочить через рот и запрыгать по тротуару. Валера распался на молекулы и рассыпался по асфальту, во всяком случае, в эту минуту ему очень хотелось исчезнуть. Ноги как будто окаменели, – побочная реакция организма на внезапно появившуюся опасность, – некая сила сковала его и ждет, не дождется, когда можно приступить к препарированию истукана, чтобы понять, чего не хватило этому организму для выживания в Греции. И в этот тяжелый момент к тележке подошла милая девушка. Она принялась копаться в книгах, перекладывать их, листать с искренним любопытством, как будто не замечала болезненного вида и дрожащего волнения, охватившего продавца, а ведь его так затрясло от напряжения, что в любую минуту он мог свалиться без чувств. Очередное испытание неумолимого Рока. Девушки всегда приходят вовремя, чтобы почитать перед смертью какую-нибудь сказку. Валера глядел на Конина, и только проходящие мимо автобусы и высокие фуры, на время скрывали от него происходящее на той стороне.
Конин простовато улыбался, что-то говорил, на его лице не было и тени беспокойства. Потом он вынул из кармана пиджака паспорт, уверенно протянул полицейскому, по-прежнему храня самообладание. Полицейский перелистал страницы, изучая документ, о чем-то спросил Конина и затем передал паспорт коллеге, говорившему в этот момент по рации. Двое других полицейских листали книги. В какое-то мгновение Конин посмотрел на Валеру, и тот прочел в его глазах отчетливо: «Уходи», это было так ясно, как если бы Конин шепнул ему в самое ухо. Тут Валера и очнулся от потрясения, и что-то бормоча невразумительное, принялся разворачивать полотно и накрывать книги. Девушка подняла на него глаза и с недоумением спросила:
– Как, вы уходите?
– Да, да, извините, мне нужно срочно отойти, – торопливо проговорил Валера.
Девушка неохотно положила книгу на место, посмотрела на другие, прежде чем они исчезли с глаз под покрывалом, и спросила:
– А когда вы вернетесь? Я могу подождать?
– Нет, не ждите. Не надо. Сегодня уже все. Закрыто, – сбивчиво проговорил Валера. Он и сам не соображал, что такое несет.
Девушка пожала плечами и, понурив голову, направилась в церковь.
Торопливо откатив тележку к церковному парапету, Валера встал у стены и посмотрел на Конина.
Между тем, один из полицейских снял с пояса наручники и попросил Конина выставить руки. Николай Андреевич выполнил это с трагической покорностью. Когда наручники защелкнулись на его запястьях, двое полицейских, придерживая арестанта за локти, повели его по улице и скоро повернули за угол, где стояла машина. Через некоторое время к тележке подъехал темно-синий микроавтобус, и двое оставшихся полицейских принялись загружать в него книги. Но этого Валера уже не видел: когда на руках Конина повисли наручники, он повернулся и быстрым шагом направился на станцию метро. Тут ему страшно приспичило, терпеть было не возможно, и прежде чем спустится на платформу, он повернул в кофейню, покинутую с четверть часа назад, и закрылся там в туалете. Лучшее мочегонное средство. Запомните его, действует безотказно, принимайте ежедневно не в людных местах, а главное, не забудьте паспорт с давно просроченной визой. Валере казалось, из него изливается страх, накопленный за последние недели тревог и сомнений. Этот страх нашел-таки выход, пусть даже таким необычным способом, но сейчас он схлынет. Вдруг стало легче, но дрожь во всем теле все еще не возможно было унять. Валера застегнул ширинку, непослушными дрожащими пальцами и поспешил на улицу, скорее в метро. Сунув карточку в автомат, он прошел через тумблер, позабыв ее вынуть. Только в полупустом вагоне, покачиваясь на сидении, Валера почувствовал себя свободней, как вдруг опомнился, что остался без билета, который нужно будет предъявить, если войдет контролер. А что, если станут проверять на выходе из метро? Подобные недоразумения, как рассказывали на «Пятачке», заканчиваются штрафом или даже вызовом полиции. Нужно немедленно покинуть поезд, выбраться на поверхность, снова на воздух. Обошлось. Валера вышел на следующей станции, поднялся на улицу и направился к ближайшей троллейбусной остановке.
Нервы были напряжены до предела, мысль об аресте Конина морозным вихрем носилась в голове. За что? Почему? Что это было? Да, он арестован, и что будет дальше – не известно. Потом Валера вспомнил девушку. Он никак не мог сообразить, на каком языке они разговаривали: на греческом или на русском? Неожиданно ему показалось, что они говорили по-русски. Странно, но для чего русской девушке греческие книги, может быть она студентка? Или все-таки она гречанка. Вспоминая ее печальное лицо, весьма удивленное бегством продавца, Валера вдруг подумал, что где-то видел ее раньше. Глаза паранойи. Возможно, она покупала у него книги, где-нибудь в другом месте, очень давно, но не запомнилась в толпе покупателей, а только блеснула искрой в подсознании. Странное видение. Кто бы она ни была, но эту девушку Валера прежде где-то видел. Опять эти странные мысли: его опекают, за ним внимательно наблюдают, следят за каждым поступком. Ощущение всевидящего ока не исчезает. Размышляя над роковым воздействием извне на его судьбу, Валера недоумевал, откуда происходят эти странные ощущения. И что теперь будет с Кониным? На этот вопрос Валера тем более не находил никакого ответа. Мозг отказывал перерабатывать всю эту кашеобразную информацию. Нужно прийти на квартиру и там, в покое, все хорошенько обдумать.
Забравшись в квартиру, Валера бросился на кровать, которая отчаянно вскрикнула, под его тяжестью. Он все еще был скован единственно выжившей в его голове мыслью: арест Конина. Она вытеснила все остальные, вращаясь вокруг оси, или подобно заевшему на одном месте диску, повторяет одну и ту же мелодию. Эта мысль давила как сигнал о бедствии. Чувство досады сковало грудь. Безвозвратная потеря чего-то важного, дорогого, привычного. Конин сюда больше никогда не вернется. Потом появилось чувство вины, и Валера стал ругать свою трусость. Он сбежал, словно трус, прежде с ним этого не случалось. Сбежал, как испуганный мальчишка. Затем нахлынули воспоминания, все сразу: и Конин (теперь, словно он был мертв), ведь он не успел собрать достаточно денег, чтобы выкупить из долгового рабства своего сына. И Даша, и мать, и даже почему-то школьная учительница физики, которую не любил, и пляж в Светлогорске, и вершины Парнисы, и Фалиро – эти впечатления теперь наплывали, как искрящийся сон. Постепенно мысли пришли в логичный порядок, и Валера стал успокаиваться.
Он поднялся с кровати и вошел в комнату Николая Андреевича. Его скромные пожитки, кроме тех, которыми пользовался ежедневно, были аккуратно сложены в сумке, как будто хозяин всегда рассчитывал на подобный печальный исход – свое внезапное исчезновение. Сумка обитала в шкафу, в ее внутреннем кармане, Конин хранил пачку накопленных денег (Валера был посвящен в эту тайну на всякий случай). Носовой платок, трогательно лежащий на краю стола, недописанное домой письмо, книга из русского магазина, на ее твердой обложке трагическое название позолотой: «Последнее искушение Христа», Казандзакис. Личная записная книжка, ее Конин тоже очень просил выслать, на тот случай, если... А еще нужно будет позвонить Конину домой, в Новосибирск, сообщить об аресте. Чтобы они ждали его возвращения. Когда он там появится – не известно. Но связь с его семьей придется держать до конца. А вещи пусть полежат еще день, другой. Что, если хозяин их вернется.
Олег, узнав новость, упал в кресло и воззрился на Валеру, испуганно хлопая глазами.
– Значит, и русских берут, – проговорил он.
– Всех, кто подвернется, – добавил Валера, стоя у окна со сложенными на груди руками.
– И за что? Работал себе человек честно, никому ничего дурного не делал. – Олег с досадой махнул рукой и стал снимать туфли. – Несправедливо.
– Все на моих глазах произошло, – продолжал Валера. – Здорово я трухнул.
– А что бы ты сделал, пошел бы за ним? – сказал Олег, отставляя туфли в сторону, затем поднялся и направился в ванную.
– Нет, но я струсил, – убитым голосом сказал Валера, следуя за ним. – Со стороны это выглядело мерзко.
– Брось, любой бы на твоем месте поступил так же, – отозвался из ванной Олег, дверь была приоткрыта, пока он мыл руки. – Знаешь, человек, который способен признаться, что бежал от опасности, не может быть трусом, – успокоил он и снял с крючка полотенце. – Тем более, ты до сих пор работаешь у Яниса – тоже смелый поступок, хотя и легкомысленный, даже безрассудный.
Валера посмотрел на Олега и уныло произнес:
– Больше не работаю.
– Это правильно, – подбодрил Олег, тщательно вытирая руки, – давно надо было бросить.
Валера разложил по тарелкам картошку с курятиной, Олег нарезал хлеба, и они сели ужинать. Ели молча, а потом, когда перешли уже к чаю, Олег спросил:
– С ним был только паспорт?
– Да.
– Думаешь, он не выдаст наше жилье?
– Нет, мы же договорились. Деньги и кое-что из личных вещей я вышлю потом в Новосибирск.
– И много у него денег?
– Я не считал.
– Кстати, недавно у церкви рассказывали, как депортированные албанцы поступают.
Валера вопросительно кивнул.
– Их вывозят, а они потом обратно пешком по горам перебираются.
– Он не албанец, и по горам не полезет. Скорее всего, специальным рейсом его отправят в Москву.
В ту ночь Валера не спал. Навязчивые мысли крутились во тьме, не давая покоя. Арест Конина не выходил из головы. «Теперь я знаю, что произошло: мы здесь лишние и от нас избавляются, как от клещей, – рассуждал он. – Мы все жертвы собственных амбиций. Опасность по имени Пифон вылупился из кокона грязи, как только я ступил на его территорию. Он явился для того, чтобы внушать страх. Отпугивает гад. А потом ехидно посмеивается, лязгая челюстями во тьме, и обещает новые страдания, мол, самое страшное еще впереди. Ему нравится мучить, играя, как кошка с жертвенной мышью, прежде чем прыгнуть на грудь и задушить прямо в постели. Но почему-то медлит. Может быть, чего-то опасается, например, нательного крестика. Мать просила его не снимать. И он преданно хранит меня. Бог отвернулся от Конина, допустил его арест, но почему, за что? Ведь Николай Андреевич ничего дурного не делал. Зато Олег спит беззаботно, как человек, уверенный в своей неприкосновенности, будто праведник. Наверное, с ним ничего похожего не случится, он станет греком, натурализовавшись в каком-нибудь десятом поколении. Бог ему поможет. Олег счастлив от одной такой мысли. Это у парня на лице написано. Он тут на века. Все в мире взаимосвязано, над всем есть Бог. И все однажды закончится».
Глава шестая
Я пристрастился к опиуму мечтаний, чтобы противостоять мерзости жизни, в которой я не принимал участия.
Генри Миллер. Черная весна
(Перевод с английского А. Г. Тимофеева)
I
На другой день Валера в угрюмом одиночестве дожидался Яниса, сидя на бордюре цветника возле склада. Наконец хозяин приехал.
– Николая арестовали, – сообщил Валера, как только Янис выбрался из машины.
Тот остановился на полушаге и воззрился на продавца с недоумением, но быстро сообразил, что к чему и, взмахнув руками, громко выругался:
– Полиция! Гомото!.. Ловили бы преступников! – Он закашлялся и покраснел. Валера стоял перед ним в тихом унынии. Янис высморкался в платок и продолжил: Малакия!.. Кх-кх… Ко-когда его забрали?
– Около часа дня, – тем же спокойным тоном ответил Валера.
– Скатта!.. – снова выругался Янис, вложив в это слово все заключенное в нем греческое презрение и негодование, накопленное от времени Пелопонесской войны до ареста Конина.
– Вы сможете вытащить его? – спросил Валера.
Янис простонал, сжимая платок в кулаке, и резко ответил:
– Нет, это не возможно! У него документы не в порядке, а меня оштрафуют за нелегала, или запретят издательскую деятельность.
Валера пожал плечами. Янис, продолжая ругаться и откашливаться, стал открывать дверь.
– Я ухожу, – сказал Валера.
Янис распахнул дверь и замер, глядя на Валеру с ужасом в глазах.
– Как, и ты уходишь?! – воскликнул он горестно. Но тут им снова овладел приступ кашля, и потому он не сразу смог продолжить. Наконец, Янис шумно высморкался и проговорил: – Хорошо, я понимаю. – С этими словами он стал спускаться по лестнице, повторяя: – Я все понимаю. Только меня никто не понимает.
Выгнав кошек со склада, Янис включил свет и подошел к своему столу. Валера последовал за ним.
– Сколько вчера книг продал? – спросил Янис.
– Одну.
Валера достал из кармана тысячу драхм и протянул Янису.
– Забери себе, – устало проговорил тот, изучая какие-то бумаги.
Валера сунул деньги в карман и спросил:
– Я могу идти?
– Нет, сейчас поедем на Ахарнон за книгами.
– Тележку Николая забрала полиция.
Янис хмуро посмотрел на Валеру и сказал:
– Все равно поедем, твои книги нужно пересчитать и привезти сюда.
Закрыв склад, они сели в машину и отправились на Ахарнон. За всю дорогу оба не обронили ни слова. Было видно, Янис негодовал и злился; лицо напряжено, взгляд сверлил улицу, руки вцепились в руль. Валера сидел, как пришибленный и глядел в окно, возвращение на Ахарнон было для него безумством, но сконцентрировав внимание на мелькающих машинах, домах, пешеходах, он старался не думать о вчерашнем происшествии. Янис остановил машину напротив церкви. Они подошли к тележке. Валера раскрыл книги (они так и оставались, будто в панике, разбросанными по столешнице), поставил их ребром, и Янис принялся тщательно пересчитывать. Все сошлось. После этого они погрузили книги и тележку в машину.
– Я не поеду, – сказал Валера.
Янис посмотрел на него хмуро.
– Сам доберусь, – добавил Валера.
Янис разочарованно махнул рукой, затем сел в машину и уехал. Валера проводил его взглядом и пошел на станцию метро. Таким вот оказался сумбурным и печальным эпилог романтической книжной истории.
Валере почему-то казалось, будто Янис уже знал обо всем заранее, только скрывал это, хотя, судя по его искреннему недовольству, он был страшно возмущен произошедшем. Если он все знал, почему не предпринял никаких попыток защитить Конина? А может, появился конкурент, более могущественный, чем он, и, прежде всего, решил помешать книжному делу Яниса: навел полицию на одного из продавцов. Такой исход можно было предугадать заранее. У Яниса могли появиться враги в ночном клубе. А может, существует конкурент, желающий от Яниса избавиться. Кто он, этот конкурент?.. Валера ничего не понимал, но чувствовал вмешательство какой-то посторонней силы во всем этом деле.
В воскресенье Олег направился в горы один, там должны были расцвести какие-то редкие орхидеи, цветки которых похожи на шмеля, а Валера тем временем бродил по улицам и потом зашел на «Пятачок», справиться, требуется ли кому-нибудь жилье. Было ясно, Конин уже не вернется и необходимо скорее найти сожителей. Все те, кто оказался в тот раз у церкви, были немало удивлены и расстроены, когда узнали, что полиция арестовала русского. Это и в самом деле выглядело странно, ведь у церкви до сих пор не устраивали облав. В то воскресенье, о котором речь, на «Пятачке» крутился и Карен. Узнав, чего на этот раз ищет Валера, он пообещал помочь и попросил набраться терпения.
Вернувшись на Кирьяку, Валера, прежде всего, вошел в комнату Конина и принялся собирать его вещи и упаковывать в сумку. Место надо было освободить, может быть, Карен и в самом деле кого-нибудь приведет. Полотенце, лежащее на кровати, новые кроссовки, купленные неделю назад, электрическая бритва в футляре, рубашки, брюки, книга и прочее. Прожорливая сумка раздулась еще больше. Кажется, все. Валера еще раз огляделся в опустевшей комнате, не забыл ли чего-нибудь, и вдруг увидел на стене маленькую картину в тонкой деревянной рамке, она висела над кроватью. Валера снял ее и стал рассматривать. Семья Конина: жена, сын и сам Николай Андреевич. Счастливые улыбающиеся лица. Валера вздохнул и сунул ее туда же – в сумку. В ванной на веревке давно высохла рубашка Николая Андреевича, в стакане скучает зубная щетка, рядом лежит осиротевший тюбик пасты. А может, он вернется? Вдруг отпустят. Валера задумался на минуту. Нет, ни Янис, ни русское посольство, ни Бог тут не помогут, нарушителю закона – наказание. Валера собрал вещи Конина и поставил его сумку под свою койку. Пакет с деньгами и записную книжку, которую Конин просил сохранить, Валера спрятал во внутреннем кармане своей зимней куртки, висевший в шкафу.
Вечером Валера звонил в Новосибирск, разговаривал с Натальей Леонидовной. Она взволнованно спрашивала, все ли с ним в порядке? Не голодает ли он? Когда его выпустят? Валера отвечал все, что знал и обещал за Николая Андреевича, что тот обязательно позвонит, когда будет возможность, а пока ждите, и все мы здесь будем ждать.
Конин позвонил домой на следующий день, когда окончательно стало известно, что его депортируют, до этого времени он все еще на что-то надеялся и не хотел прежде времени беспокоить семью. Когда его отправят в Россию – он не знал. Нужно ждать. Сидит он в большой камере с пятью такими же, как он несчастными эмигрантами, хорошо понимающими друг друга и с нетерпением ожидающими развязки. То были албанцы и украинец, тот самый, которого забрали несколько недель назад, и о котором говорили на «Пятачке». Это все, что рассказал Конин Наталье Леонидовне. Потом Валера еще несколько раз звонил ей. Деньги Конина Валера обещал выслать уже из дома, когда сам вернется в Россию, потому что иностранцам не позволяется делать международные денежные переводы, а обращаться к Янису и просить его об этой услуге не хотелось. Но те вещи, о которых просил позаботиться Конин, Валера отправит по почте в ближайшие дни.
В понедельник Олег принес из своей мастерской хорошую весть.
– Я говорил о тебе с хозяином, – сказал он, грызя яблоко, и разгуливая по кухне в одних трусах. – Короче, собирайся, Йоргос не против.
– Спасибо, – отозвался Валера, раскладывая картошку по тарелкам.
– Ты можешь начать прямо завтра, – продолжал Олег, садясь за стол.
– Хорошо, – согласился Валера.
На другой день он уже работал в паре с Олегом, а вечером, закончив расклеивать номера мастерской, он отправился к церкви. Карен был уже там и с деловой решимостью немедленно начал разговор:
– Так вот, есть тут одна молодая пара, можешь познакомиться.
– Кто они?
– Такие же эмигранты как мы все. Он работает где-то на стройке, она – домохозяйка у какой-то старухи.
– Как их найти?
– Две тысячи.
– Хорошо.
– Завтра приведу, – Карен азартно сверкнул глазами. – Будьте здесь после шести вечера.
Анатолий и Валя познакомились уже в Афинах, здесь, на «Пятачке», около месяца назад, теперь им понадобилась отдельная комната. Анатолий – высокий ростом, лет тридцати с рыжеватыми усами, концы которых опущены почти до подбородка, как говорится, моржовые, приехал из Житомира год назад и работал на стройке подсобным рабочим. Валя стройная девушка с тонкими чертами лица, оливкового цвета глазами и собранными в хвостик русыми волосами, приехала из Калуги несколько месяцев назад и с тех пор работала в доме у пожилой гречанки. Квартира на Кирьяку им понравилась, осмотрев ее, они решили вселиться уже на следующий день.
Поначалу молодые люди общались мало. Валя и Анатолий с работы приходили очень поздно, мылись, что-то готовили, ели и уходили в свою комнату. Олег и Валера ужинали вдвоем и потом занимались своими делами. Выходные они тоже проводили кто, где. Олег всю компанию приглашал в горы, но Валя и Анатолий предпочитали поездки к морю, на пляж, причем под Марафон, где находился летний дом Валиной хозяйки Марии, они там, бывало, останавливались на ночь. Впрочем, и здесь, на Кирьяку, отношения между влюбленными складывались весьма энергично.
– Ты слышишь, как они любят друг друга? – спрашивал Олег, лежа в постели. – Хоть бы пружины чем-нибудь смазали, шибко кровать их скрипит.
– Я рад, что в нашем идиотском положении вообще кто-то кого-то любит, – сонно отвечал Валера.
Олег захихикал.
– А ты сам, жениться скоро думаешь? – спросил он.
– Вот вернусь домой с деньгами, тогда и женюсь, – ответил Валера.
– Она ждет тебя?
– Ждет.
– Хорошо, – вздохнул Олег, – ты, значит, счастливый. А я здесь найду. Женюсь на греческой пастушке, будем вместе по горам коз пасти, любить друг дружку и цветы собирать. Больше мне ничего не нужно.
– Мечтатель, – ухмыльнулся Валера и повернулся на другой бок, желая поскорее забыться во сне.
А через некоторое время и в соседнюю комнату вошла тишина, приятная усталость и умиротворение.
II
Из письма Валеры к Даше.
23 апреля, ул. Кирьяку
…такая вот беда ворвалась в нашу, казалось бы, мирную жизнь. Помнится, я сообщал тебе о своих опасениях, связанных с просроченной визой. Я надеялся, все обойдется, и мы с Кониным сумеем заработать достаточно денег. Но все получилось как нельзя хуже. После того, как моего друга задержали, я не нахожу себе места. Опасность угрожает каждую минуту. Чувствую себя преступником. И все-таки, я попытаюсь продержаться здесь до начала лета, заработать денег, сколько смогу, и только после этого вернусь домой.
А теперь я хочу рассказать тебе о праздновании Пасхи. Афины тщательно готовились к торжествам. Судя по размаху приготовлений, горожане с нетерпением ожидали этого главного праздника. В витринах магазинов появились раскрашенные яйца, пасхальные куличи, шоколадные белки, зайцы и петухи. Хозяева белили стены своих особняков и маленьких церквушек на холмах, сажали цветы на клумбах и стригли траву на газонах, священники украшали фасады церквей и соседние деревья гирляндами разноцветных лампочек. Накануне святого дня на рынке образовалось шумное столпотворение: народ закупал продукты на выходные, а со стороны мясных лавок особенно часто звучали призывы: «Покупайте баранину!» Уже с пятницы перед церквями выстраивались очереди. Афиняне заходили в храм, ставили свечи, крестились перед распятием, приближались к украшенному позолотой ковчегу с мощами, что покоился на столе с высокими ножками, целовали крышку и затем в наклонку, а то и на четвереньках проползали под тем ковчегом, надеясь на благословение Всевышнего. В ночь с субботы на воскресенье проходило богослужение, народ толпился на церковной площади, где из динамиков доносились голоса священников, читающих нараспев молитвы, а в полночь в городе били все колокола. В Пасхальное воскресенье афиняне устремились за город: на побережье, в горы, на дачи. Повсюду витал заманчивый дымок жарящейся баранины…
Тот праздничный выходной молодые люди во главе с Олегом провели на Парнисе. Четверка с набитыми съестными припасами рюкзаками направилась на пикник в сторону Мола. Из автобуса они вышли у церкви Святой Троицы. Здесь уже толпился народ, все желающие в ней не помещались, многим приходилось дожидаться своей очереди во дворе на скамейках или стоя под кипарисами. В Моле, как объяснил Олег, среди пихт есть поляна, на которой установлены деревянные столы для пикников. Дорога ползла по склонам гор, извивалась, то ныряя в тенистую чащу, то пролегая среди цветущих лугов. Время от времени, ребят обгоняли машины, где-то впереди находилась другая маленькая церквушка Святого Петра, и верующие устремлялись к ней тоже.
Был теплый солнечный день. Легкие пуховые облака висели неподвижно, тихий ветерок веял по лугам, а лес полнился птичьими голосами и звоном цикад. Воздух был такой чистый и ароматный, что от него приятно кружилась голова. Олег и Валера делали снимки, замирая перед каким-нибудь красивым пейзажем, насекомым или цветком. Валя в лиловой клетчатой рубашке, джинсах и широкополой соломенной шляпе шла налегке, с маленькой сумочкой через плечо. Тяжело нагруженный Анатолий от нее не отставал и держал Валю за руку. Когда азартные фотоохотники вдруг отставали, они останавливались, прижимались друг к дружке и замирали в глубоком поцелуе, пока их не догоняли и обходили немного смущенные приятели. При этом Валина шляпа съезжала на затылок, и девушка в неизъяснимом наслаждении поднималась на цыпочки, словно притянутая сладкими губами Анатолия.
Добравшись, наконец, до поляны пикников, где уже некоторые столы были уставлены праздничной снедью веселящихся тут греков, они заняли маленький стол под тенью высокой густой пихты. Анатолий достал перочинный ножик, чтобы соскрести со стола и скамейки простительные птичьи украшения, а потом Валя широким взмахом накрыла стол полупрозрачной зеленой клеенкой, после чего все принялись потрошить свои рюкзаки и выставлять съестные припасы: крашеные яйца (Валя весь вечер варила их в луковой шелухе), бутерброды, луковые перья, петрушку, редис, кусок нежно-белого с розовыми мясными прослойками сала, белый хлеб, черные оливки, кусок сыра, куличи покрытые глазурью, бутылку розового вина “Demestica”. Тишину этих мест нарушали голоса отдыхающих, греческие песни из магнитофона, детский смех и торжественные тосты соседей. Валера и Олег между тем сделали несколько застольных снимков.
Начали с терпкого душистого вина. Валера коротко провозгласил: «За Святой праздник Господнего Воскресения», и они выпили.
– Все это не более чем старые традиции, – проговорил Анатолий, протирая губы салфеткой. – Человечество придумало Бога, чтобы упорядочить жизнь в этом мире.
– Ты считаешь, Бога не существует? – спросил Олег, жуя бутерброд с ветчиной вприкуску с зеленым луком.
– Нет, не существует, – уверенно ответил Анатолий.
– Человек отличается от животных верой, – проговорил Валера и закинул в рот оливку.
Анатолий посмотрел на него со скептической улыбкой и сказал:
– Есть только один бог, которого человечество еще не познало. Кто он, мы пока не знаем. Его имя: Зевс, Христос, Аллах, Кришна, Будда – в общем, одно сверхсущество. Что-то вроде Солнца. Полагаю, всем народам было бы лучше признать такого единого бога.
– Вот с этим я согласна, – заговорила Валя, – не было бы войн на религиозной почве.
– Для войны нашлись бы другие причины, – сказал Олег. – Пока мир не совершенен, войны его будут потрясать. Об этом предупреждали еще античные философы. История древних Афин – это войны, которые то затихали, то вспыхивали вновь. Кажется, эллины только тем и занимались, что воевали, а в свободное время создавали шедевры в живописи, литературе, зодчестве, театре, успевали делать великие открытия в науке и преуспевали в спортивных состязаниях. Такой уж человек воинственный. Кстати, способность воевать исходит от обезьяноподобных предков, и это заложено в наших генах.
– Значит, нужно выделить этот воинственный ген и уничтожить в зародыше, – предложила Валя.
– Нравственность тоже заложена в каждом человеке в противовес злу, и если каждый будет ее в себе развивать, то мир изменится в лучшую сторону, – промолвил Валера. – Согласитесь, над человеком стоит сила, которая воздействует на его судьбу. Высшая божественная воля – в ней заложена справедливость. Вся беда в пренебрежении к ней.
– Ты рассуждаешь, как древнегреческий софист, – заявил Анатолий. – Вот только тебе не хватает искусства убеждать.
– Ничего и это поправимо,– ответил Олег. – Главное верить в себя.
– Людям всегда не хватало истинной веры, – заметил на это Валера и поднял крашеное яйцо. – Стукнемся? – Подмигнул Олегу.
Тот взял яйцо и ударил им по Валериному, на скорлупе обоих получилась вмятина с расходящимися тонкими лучами трещин. Тоже проделали Валя и Анатолий. Валино яйцо выдержало, и тогда, хихикая, она стукнула им по лбу Анатолия.
– Христос Воскрес, – произнес Валера.
– Во истину воскрес, – отозвался Олег, счищая скорлупу в пустую картонную тарелку.
Валя посмотрела на Анатолия и тоже сказала «Воистину». Анатолий скептически промолчал.
– Ты давно в Греции? – Спросил его Валера.
– Не больше года.
– Думаешь остаться?
– Остался бы лучше дома, если бы там платили по-человечески. Заработаем побольше и уедим отсюда, правда, дорогая. – Анатолий прижал к себе Валю. Она с улыбкой кивнула, жуя яйцо. Тогда он наклонился и поцеловал ее в малиновые губы.
– А я вот через пару месяцев распрощаюсь с этой прекрасной страной, – признался Валера. – Меня ждут дома.
– Значит, тебе здесь не нравится? – поинтересовалась Валя и сделала глоток вина.
– Где родился – там и пригодился, – уклончиво ответил Валера.
– Просто его девушка ждет, – сказал Олег, выронив изо рта крошку хлеба.
– А ты, Олег, тоже уедешь? – спросила Валя.
– Ни за что, – категорически ответил он. – Остаюсь здесь навсегда.
Валя кивнула, и все продолжили свой скромный пир молчком, прислушиваясь к голосам греческих соседей. Сыр, оливки, сало, постепенно исчезали с бумажных тарелок. Вскоре допили вино, потом выбрались из-за стола и стали фотографироваться, а затем разбрелись по окрестностям. Валя и Анатолий направились куда-то по тропинке в лес, Олег увлекся фотографированием бабочек на соседнем склоне горы, а Валера решил прогуляться по каменистой дороге до ближайшей скалы, с которой открывался весь вид на парк Мола. Потом он решил подняться немного по склону и зашагал по тропинке через небольшую пихтовую рощу, за ней вышел на каменистый луг с кочками приземистых жестких кустарников пахнущих тимьяном. Валера остановился на краю луга, который обрывался и дальше расстилался вниз по склону. С этого места открывался вид на горы Эвбеи, залив, омывающий своей безупречной синевой остров и разбросанные по нему белые корабли. Пейзаж этот захватывал своей обширностью и красотой. Постояв тут с четверть часа, Валера отправился в обратный путь.
На лугу ребятишки запускали летучего змея. Неподалеку поднимался белесый дымок костра, на котором готовили шашлыки. Валера вдохнул аппетитный аромат жареного мяса. Греческие соседи, заметив иностранца, стали звать его к столу. Валера не отказался и выпил с ними стаканчик вина, закусил бараниной, а потом долго говорил о России. Задавали стандартный набор вопросов, на которые ему приходилось отвечать и прежде. Один старик со светлой щетиной на морщинистом лице был особенно навязчив, его интересовала русская политика. Он сидел напротив Валеры, все спрашивал и слушал, не сводя с него глаз. Когда Валера засобирался к своей компании, его угостили сладким куличом с изюмом и грецкими орехами, и тогда только отпустили. К своему столу Валера пришел первый. Затем появился Олег.
– Наши любовники еще не вернулись? – спросил он, оглядывая стол, чем бы еще поживиться.
– Нет, они в лесу, под покровом деревьев, – ехидно ответил Валера и запил минеральной водой.
– Красивая она, как Афродита из археологического музея, верно? – проговорил Олег. – А может, она и есть ожившая скульптура? – Улыбнулся.
– Угу, зато этот Анатолий – неотесанный болван, – ответил Валера. – Лучше бы он молчал – выглядел бы гораздо умнее.
– Ерунда, главное они счастливы, – махнул рукой Олег и сунул в рот кусочек сыра. – Что ни слово, то поцелуем скрепляют.
– Мне иногда кажется, они готовы заняться любовью прямо на наших глазах.
Олег захихикал.
– Тебя это смущает? – спросил он.
– Могли бы и постеснятся, – проворчал Валера.
Олег взял фотоаппарат, перемотал и вынул из него пленку, затем вставил новую и, отойдя к пихтам, стал охотиться на шмеля, который тщательно обследовал цветок голубоглазой фиалки. Валера задумался:
«Афродита, хм, прямо Олимп, какой-то собрался. – Он вспомнил, как Петр называл Конина «Прометеем», за что сам получил от него кличку «Сатир». – Похоже, с него, с этого гнусного нимфомана, все и началось. Какая-то дурацкая игра, в которую я вовлечен и невольно ее продолжаю. А Конин как-то случайно обмолвился о Карене и обозвал его «хитрым Гермесом», за то, что тот не упускает возможности перепродать какую-нибудь человеческую душу. Теперь вот Афродита, с чего это пришло в голову Олегу? Кто же тогда Анатолий – Арес, что ли? Все посходили с ума от избытка солнца и удовольствий. Что там еще в мифах древней Греции? – И тут Валеру осенило: – Так ведь все сходится! И Олег – мой лучший друг Кипарис. Но кто же тогда среди нас Зевс? За всем этим языческим безобразием должен стоять человек. Кто он? А кто может быть Адисом? Возможно, тот конкурент Яниса, тоже владелец ночного клуба. Конин что-то говорил о сумасшедшем миллионере, однажды, краем уха услышав телефонный разговор Яниса, когда упаковывал книги на складе. У того миллионера, говорит, солидные владения где-то за городом и веселый будуар в духе Маркиза де Сада. Но больше Конин ничего не знал. Значит, есть еще одно лицо. Адис. Не сойти мне с этого места, если не он затеял всю эту глупую игру. Конкурент Яниса» – Валера взволновался, придя к такому выводу. Неплохо работает голова на свежем воздухе.
Наконец, из лесного полумрака, раздвинув пихтовые лапы, вынырнули Анатолий и Валя, они о чем-то шутили и смеялись. Шляпку Валя держала в руке, к рубашке пристали несколько бурых хвоинок, а волосы ее были растрепаны. Анатолий сиял, глаза его искрились, он прижимал к себе девушку так плотно, что их талии словно бы образовали единое целое. Они подошли к столу, расцепили свои объятия и сели.
– Угощайтесь, это от наших соседей, – сказал Валера, показав на кулич.
– Замечательно! – обрадовалась Валя. – Мы сейчас выпьем чаю.
Анатолий наклонился и достал из рюкзака термос.
– Не понимаю, отчего они роятся? – промолвил Олег, выныривая из-за дерева.
– Кто? – удивилась Валя.
– Муравьи, – ответил Олег, присаживаясь за стол.
– А тебе ни все ли равно? – проговорил Анатолий.
– Так, очень любопытно, – признался Олег.
– Сезон у них, – с ухмылкой проговорил Анатолий, – любовные игры. Пора бы в этом деле разбираться.
Уязвленный Олег предусмотрительно промолчал.
– Мы еще за удачу не пили, – сказал Валера, откупоривая вторую бутылку. – Удача нам весьма необходима. – С этими словами он стал разливать вино по стаканчикам.
– Хороший повод, – подхватил Олег, – удачи нам как раз и не хватает.
Выпив вина, они стали доедать остатки сыра и оливки.
– Что-нибудь слышно о вашем арестованном друге? – спросила Валя.
– Нет, ничего нового, – ответил Валера. – Вчера вечером я снова звонил в Новосибирск, Конин по-прежнему в Афинах.
– Как досадно, – покачала головой Валя, разрезая кулич на четыре доли. – Это не справедливо, так много времени держать в заключение эмигранта перед выдворением.
– Наверное, группу набирают, чтобы разом отправить, – сказал Анатолий, наливая себе чаю.
– Кто же следующий? – трагически проговорил Олег.
Все промолчали.
До автобуса оставалось еще около двух часов. Покончив с чаепитием, ребята засобирались в обратный путь. Греческая семья, что по соседству, затеяла уже веселую пляску под энергичную музыку гремящую из магнитолы, которая преданно надрывалась на скамейке. Обхватив друг друга за плечи, мужчины, женщины, дети, образовав полукруг, подпрыгивали в такт и вскидывали то левую, то правую ногу. В небе над лугом маячили расписанные радужными кругами трапеции летучих змей, которых запускали ребятишки, где-то пели невидимые жаворонки, а в рощах звонко сверлили цикады.
До Агья Триады добрались несколько быстрее, чем рассчитывали, и в ожидании автобуса расселись на скамейках во дворе церкви. Очередь прихожан к этому часу уже рассеялась. Валя расположилась на коленях Анатолия, и они до приезда автобуса нежно ласкались. Олег делал вид, что увлеченно следит за Шариком, который по обыкновению крутился возле остановки, выпрашивая угощения у стоявших там людей. А Валера вытянул ноги, облокотился о спинку и, заложив руки за голову, закрыл глаза.
В тот вечер Олег не мог уснуть допоздна, слушая волнительные звуки, доносящиеся из-за соседней двери.
– Неужели они занимаются этим так часто? – тихо проговорил он.
– Чем сильнее любят, тем чаще и занимаются, – пробормотал Валера сквозь дремоту.
– Счастливые они, – с некоторой долей зависти промолвил Олег и потом еще долго ворочался в постели, как заведенный.
III
Новая работа оказалась до безобразия тупой. Валера каждый день обходил километры улиц, расклеивая телефонные номера, и спасаясь от жаркого слепящего солнца только в сумрачных подъездах. Глупая монотонная работа его не радовала, так же, как и хозяев домов, встречи с которыми приходилось тщательно избегать. Обклеенные почтовые ящики, лифты, двери жильцам не нравились. Дверь с домофоном открывали редко, и то, если Валера соврет, скажет, мол, рекламные буклеты или почта. Была у него с собой проволочная отмычка, которую дал Йоргос, но никогда ей не пользовался и проникал в дом, если дверь открывали, не спрашивая, кто там? Зато Олег орудовал такой отмычкой довольно ловко: щелк влево, щелк вправо, покрутил в прорези замка, щелк, щелк и дверь открылось. Если до Валеры по улице прошел расклейщик из другой мастерской – не беда, полагалось лепить свои номера поверх чужих. Но бывало, вернувшись на пройденный участок, Валера обнаруживал, что его номера тоже успешно заклеены каким-нибудь третьим лицом. Сначала Валера восстанавливал справедливость, но потом ему это надоело. Обойдя свой район, он со спокойной совестью возвращался на квартиру, усталый, взмокший от пота и с гудящими ногами. Перед глазами еще некоторое время кружились двери, подъезды, лифт, мусорные контейнеры и столбы. Но за это платили. А раз платят, значит, есть смысл, даже в такой белиберде, как расклейка телефонных номеров.
В следующую субботу Валя пригласила ребят провести вместе выходные у своей хозяйки под Марафоном. Старая Мария – вдова – жила в Афинах в районе Халандри, и в Марафон перебиралась на лето. Единственный сын служил на севере, на границе с Македонией, вместе с ним были его жена и дочь, время от времени они мать навещали. Мария просила Валиных друзей помочь в саду, нужно было вскопать землю, что ей одной было уже не по силам. На ночь она приглашала остаться в доме, а утром отправиться на пляж. Эта идея всем очень понравилась.
Они вышли из автобуса и отправились по проселочной дороге среди садов, из которых веяло сладким ароматом цветущих апельсинов. Дом Марии находился на окраине городка. Валя открыла калитку, они прошли под аркой густо увитой вьюнком и зашагали к дому по выложенной плиткой дорожке. Среди деревьев виднелся маленький особняк.
В старом саду Марии росли апельсиновые деревья, инжир и оливы. Позади дома протянулись небольшие грядки, на которых она выращивала капусту, баклажаны, картошку, морковь. Небольшой симпатичный двухэтажный дом, побеленный к Пасхе, тонул в пышной зелени и цветах, по его стенам густо вились виноградные лозы, аккуратно подстриженные вокруг окна с настежь отворенными ставнями, у крыльца пышно цвела бугенвиллия, на ступеньках стояли горшки с бегонией и геранью разных оттенков красного, а вокруг дома были разбиты цветники с фиалками, желтыми хризантемами, ирисами, маками, над которыми порхали бабочки и крутились прочие насекомые, на радость Олегу, который тут же приготовил к съемке фотоаппарат и начал охоту. Под сенью олив стоял большой деревянный стол и скамейки по обе его стороны, испещренные солнечными бликами.
Навстречу гостям, проворно поправляя прическу, из дому вышла Мария. На ней было черное платье крестьянки и черные туфли, ее темные волосы были собраны на затылке в клубок и скреплены серебристыми шпильками. С тех пор как умер ее муж, прошло два года, но служанкой она обзавелась только теперь, когда решила, что одной с хозяйством ей уже не управиться. Квартира в Халандри досталась ей от мужа, дом под Марафоном – память о родителях, которые здесь жили, и где прошло все ее детство. Поприветствовав гостей, Мария попросила их уже сейчас взяться за работу, пока не слишком жарко и затем вынесла три лопаты. Пока мужчины будут трудиться на огороде, она и Валя приготовят на всех обед.
К полудню солнце уже палило беспощадно, гулял теплый ветер, знойно гудели мухи. В деревьях звенели цикады, воспевая приход жары. Валера и Анатолий сбросили с себя рубашки. Жесть лопаты с лязгом погружалась в твердую сухую почву. Мухи кружились над голыми телами, садились на спину, шею, руки и пили капельки пота. Олег, позабыв обо всем на свете, продолжал бродить среди цветов и делал снимки.
В саду он обнаружил много любопытного. Бабочка-лимонница села на венчик хризантемы и, высунув длинный хоботок, стала ощупывать им корзинку цветка в поисках нектара. Рядом жук-листоед ярко расписанный зелеными, золотистыми, пурпурными красками от удивления опрокинулся на спинку и, засучив лапками, хотел свалиться с листка, да не вышло, застрял в междоузлии и замер там, отдавшись воле судьбы: съедят, не съедят? А вот прилетела божья коровка, села на травинку, подобрала полупрозрачные крылышки и поползла с листа на стебель в поисках тли. А потом на колючей веточке розового куста Олег обнаружил богомола, похожего на приведение с большими глазами и худощавой, как череп, физиономией. Сделав несколько снимков, Олег замер перед хищником, наблюдая, как тот охотится на синего мотылька. Богомол вертел головой, наблюдая за полетом глупого насекомого, дождался, когда тот сядет на лепесток розы и, в тот же момент выбросив переднюю лапу, схватил его и крепко сжал между зубцами: лапы у него, словно капкан. Затем, осмотревшись по сторонам, богомол со своей добычей перебрался в тень под листья и там принялся за еду, приняв свою богомольную позу. Тоненькие как лепестки, блестящие крылышки мотылька, кружась, полетели вниз. «Маленький хищник, и тот убивает, одновременно моля Бога об отпущении греха», – заметил про себя Олег. Тут его позвали.
– Оставь свои наблюдения, их сделал еще Фабр сто лет назад, – сказал Анатолий. – А эту работу за тебя никто не сделает.
Олег положил фотоаппарат на скамейку возле крыльца и тоже взялся за лопату. Между тем женщины хлопотали на кухне. Через пару часов огород был полностью вскопан, и мужчины отправились под душ. Валя вышла в сад и постелила на стол белую скатерть, а потом стала выносить блюда с салатами из свежих овощей, жаркое из баранины, домашний хлеб, миску с оливками, нарезанный сыр, тарелку сушеного инжира и большой пирог с цукатами. Вскоре все собрались за столом.
– Спасибо, дорогие мои, я вам так благодарна! – Мария неплохо говорила по-русски, хотя с заметным акцентом.
– Ерунда, – сказал Анатолий. – Не дурно лишний раз поработать на свежем воздухе.
– Зовите нас еще, если понадобится, – добавил Олег.
– Спасибо вам, угощайтесь, что же вы сидите, – радушно сказала Мария.
Все принялись за еду. Валя раскладывала салат по тарелкам. Валера поднял большой стеклянный кувшин с вином-рециной, терпким, как хвойная смола, и стал наливать по бокалам. Утолив голод и запив приятным прохладным вином, все оживились, завязался разговор.
– Я слышала, Россия теперь совсем изменилась, – сказала Мария. – Коммунистическая партия больше не правит, но почему? Что же такое произошло?
– То политическое устройство медленно вело к экономической катастрофе, – ответил Валера.
– Но ведь распалась огромная сильная страна, чего в этом хорошего? – с недоумением проговорила Мария.
– Власти решили, что по отдельности каждой республике будет лучше, – промолвил Анатолий, махнув в сторону вилкой. – Но только народу от этого не легче. И вообще, вышло глупо.
– Зато границы открыли. Началась эмиграция, – проговорил Олег.
– А вы хорошо говорите по-русски, – обратился Валера к Марии.
Женщина скромно улыбнулась.
– Это правда, что ваш отец был белым офицером? – спросила Валя.
– Да, мой отец Михаил Полонский был русским офицером, дворянином. Он воевал у генерала Врангеля, а потом в 1919 году был вынужден эмигрировать сюда в Грецию. У меня есть альбом с фотографиями отца, я покажу вам после ужина. Тогда он был молодой, совсем еще юноша, в парадном мундире, подтянутый, с орденами на груди и длинными такими усами, красавец.
– Нам будет очень любопытно посмотреть его снимки, – заинтересовался Валера.
– Мой отец был отважным человеком, – продолжала Мария. – Такие люди как он заслуживают внимания истории. Трагической истории России, оплаканной эмиграцией, которой приходилось покидать Родину и заново устраивать жизнь на новой земле. Знаете ли, первое время он работал официантом в небольшом ресторане в Пирейском порту. Мыл посуду, полы и готовил салаты, он никакой работы не смущался. И вскоре там, в Пиреях, он познакомился с греческой девушкой. Они женились, родилась я. Немного позже моя мама помогла ему перевестись в типографию русскоязычной газеты в Афинах, кажется наборщиком. Отец всегда опасался влезать в долги, не мог себе этого позволить, потому много работал. Он даже писал статьи. У меня в Халандри хранится его тетрадка, в ней есть такие строки; если вспомню их точно; да, кажется так: «Кто же теперь защитит матушку Россию, землю русскую от вероотступников, большевиков – варваров, разорителей земли нашей Христианской?» Думаю, за хранение этой тетради в России, меня бы посадили в тюрьму. – Мария ухмыльнулась.
– Запросто. Отправили бы в Сибирь на каторгу, – уточнил Анатолий.
– Мама часто рассказывала мне об отце, – продолжала Мария. – Мне было шесть лет, когда он умер от рака. Но я продолжила изучать язык моего отца, язык великих Достоевского, Толстого, я читала Пушкина в оригинале, сейчас уже не решусь, – она махнула рукой, – нет, нет, не решусь. После университета я пыталась устроиться в школу учителем литературы для русских детей при посольстве. Какая же я была глупая! – Покачала головой. – Когда ознакомились с моей биографией, со мной даже разговаривать не стали. Просили больше не беспокоить. Не сбылась моя мечта преподавать русскую литературу. А потом я долго работала научным сотрудником в Музее греческого искусства.
– Теперь все по-другому, – проговорил Валера. – Вы могли бы найти место в посольстве, будь вы хоть родственницей Романовых.
– Да, только теперь это ни к чему, я уже слишком стара, – с улыбкой произнесла Мария и потом спросила: – Скажите, а что вас заставило покинуть Россию?
– Советский Союз распался, у народа появилась возможность ездить, куда угодно и неплохо зарабатывать в Европе и Америке, – ответил Анатолий.
– Вот сейчас говорят, что афинские власти собираются выдворить всех нелегальных эмигрантов, это правда? – спросил Олег.
– Теперь об этом много рассуждают, – начала Мария. – Прежде такого не было. Все работали, и было спокойно.
– Но кто еще здесь будет работать на стройках, в карьерах и каменоломнях? – проговорил Анатолий. – Кто будет чистить танкеры в портах, сидеть с умирающими от рака стариками, убирать в домах, если депортировать эмигрантов?
Все поглядели на Марию. Последовала долгая пауза. Ее оборвал Валера:
– Гонения начались после того, как убили какого-то афинского политика, не так ли?
– Не думаю, тут много причин, – ответила Мария. – Хотя именно убийство послужило значительным толчком. Кажется, сейчас идет речь о том, чтобы взять на учет и легализовать иностранцев, въехавших в Грецию до этого года. Если закон примут, многие эмигранты получат возможность работать наравне с греками.
– Это было бы неплохо, – оживился Олег. – А то ведь работаешь с утра до вечера и постоянно думаешь, как бы тебя не сцапала полиция.
– Одного нашего друга забрали, – проговорила Валя.
– Ты имеешь в виду Конина? – уточнил Валера.
– Да, я о нем, – сказала Валя.
– Хороший человек, – сказал Олег. – Так его до сих пор держат, уже третью неделю. И за что? Виза просрочена. Ну и что? Он же ничего дурного не сделал и честно работал.
Мария пощелкала языком, качая головой с сочувствием. За разговором тарелки незаметно пустели. Солнце садилось за деревьями, и тени становились длиннее. Пока было светло, Мария сходила в дом за альбомом, вынесла его и молодые люди принялись с увлечением рассматривать старые пожелтевшие снимки, а Валя, тем временем, готовила чай и убирала со стола лишнюю посуду.
Вечерело. Ласточки с громким визгом носились над деревьями. Цикады монотонно звенели в ушах. А когда солнце скрылось за горами, сад неожиданно погрузился в тишину; словно готовился отойти ко сну. Небо из сиреневого перецвело в фиолетовое и продолжало темнеть. За чаем уже вспоминали смешные истории, рассказывали анекдоты, а потом пели песни. А потом Мария снова отлучилась от стола. Она включила свет на веранде и над столом, – тут лампа висела на ветке оливы. После этого, к всеобщему ликованию, хозяйка вынесла гитару.
– Вот, пожалуйста, – сказала она. – Это гитара моего сына. Танаси играет на ней, когда приезжает в отпуск, и мы всей семьей сидим вот так в саду и слушаем, как он поет. Очень хорошо поет. У него красивый крепкий голос.
Валера взял гитару, настроил ее, перебирая струны и подкручивая винты, пока не добился хорошего звучания, а потом заиграл «Подмосковные вечера». Пели все хором. Потом Валера исполнил «Балтийский берег» и затем «Червона рута», которую снова пели вместе. В заключение Мария исполнила несколько трогательных греческих песен задумчивых и лирических с плачем по прошлому, да так, что у гостей душа выворачивалась, пока она пела.
Когда смолкли последние аккорды, в саду замерла тишина, такая, что был слышен шелест крыльев крупного бражника, зависшего у крыльца над синим цветком ириса, освещенного светом лампы. Чуть позже завели свои песни сверчки, а откуда-то издалека стали доноситься протяжные, как резина, голоса лягушачьего хора. На ночь Мария проводила гостей в комнаты. В доме было много картин. Мария рассказывала, что все они были собраны ее отцом. В вестибюле, на лестнице и, особенно, в гостиной, скромно обставленной недорогой старой мебелью, все стены были увешаны картинами русских и греческих художников. Это были портреты аристократов, натюрморты, греческие пейзажи. Над тумбочкой висела фотография принцессы Ольги в рамке, на полочках в серванте стояли керамические фигурки. Часть своей коллекции Полонский сумел вывезти из России, кое-что он приобрел в Афинах. Показав гостям коллекцию живописи, Мария развела их по комнатам: Валю и Анатолия поселила на первом этаже, Валеру и Олега – на втором. И все вокруг стихло. В сад вошла ночь.
IV
Сквозь решетчатые ставни в комнату яркими полосами просачивался свет. Сельская благодать, которую приятно наполняли лирическое песнопение птиц из сада, голоса соседских петухов, потом наглый, с угрюмостью, крик бредущего мимо осла. Валера поднялся с кровати и обнаружил, что в комнате один. Постель Олега была разобрана, словно ее покинули в спешке: одеяло небрежно откинуто и плавно перетекало на пол, простыня измята гусеницами бульдозера, на подушке остался отпечаток уха слона. Зевая, Валера подошел к окну и отворил ставни навстречу солнцу, апельсиновым ароматам и таинственным садовым шорохам, которые немедленно хлынули в комнату. В глубине сада промелькнула чья-то белая майка и скрылась за деревьями, как призрак. Потом снова это видение показалось чуть ближе, и Валера увидел Олега. Этот неутомимый натуралист еще до рассвета вышел из дома, вооружившись фотоаппаратом, желая застать интересные мгновения распускающегося утра. Валера оделся, спустился во двор и сел на скамейку. Вскоре из тени деревьев вышел Олег, он направлялся к дому, помахивая фотоаппаратом на ремешке.
– Ты не представляешь, сколько мелких чудовищ тут обитает! – с воодушевлением провозгласил он, садясь на скамейку. – Рогатые навозные жуки, тарантулы, богомолы, многоножки и скорпион под большим камнем. Жизни не хватит, чтобы вех их изучить, как следует. Не удивлюсь, если на одном из моих снимков окажется с дюжину новых видов.
– Ну и что? – зевая от души, спросил Валера.
– Если останусь в Греции, буду изучать жизнь этих тварей, – азартно ответил Олег. – Вон там, на каменной ограде под карнизом, видишь? осы строят бумажное гнездо. А там, – махнул рукой куда-то влево, – на маленькой лужайке среди камней нора тарантула. Загляни в нее, и увидишь четыре поблескивающих в темноте хищных глаза. Я подбросил туда жирную муху, паук вцепился в нее и тотчас убил. Думаю, он благодарен мне за угощение.
– Почему бы тебе ни познакомиться с ним поближе и не спустится к нему в нору? – серьезно сказал Валера.
Олег с недоумением поглядел на приятеля.
– Я бы так и сделал, не будь нора такой узкой для моих плеч, – отшутился он.
– Тебя, наверное, никогда не кусали, – произнес Валера.
– Бывало. – Олег снова вяло махнул рукой. – Вот недавно одна здоровенная жужелица прикусила челюстями мой палец, когда я поймал ее, чтобы как следует рассмотреть. Пауки, осы, клещи тоже кусали. А сейчас, утром, они не такие шустрые, как днем, в жару, – объяснил Олег. – Это самое лучшее время для фотоохоты. Сегодня несколько минут мне позировал махаон над цветком маргаритки, потом несколько цикад на стволе и скорпион на каменной стене – все они стали моей утренней добычей. – Олег с удовольствием похлопал по корпусу своего фотоаппарата.
– Поздравляю, – равнодушным тоном проговорил Валера. Он видел предыдущие снимки Олега, и все они не отличались хорошим качеством: многие изображения смазаны, расплывчаты, темноватые и бледные, редкие кадры можно было назвать по-настоящему удачными. Но Олега это не смущало, его больше всего интересовали поиск и момент съемки, а не сам результат.
Через некоторое время в доме очнулись звуки. Мария и Валя принялись готовить завтрак. Анатолий обливался водой, откашливался и что-то гудел под нос в ванной. Стол накрыли в саду: кукурузные хлопья с молоком, яичница с ветчиной, салат, тосты с повидлом и крепкий чай. Было уже около десяти утра, когда все сели за стол. За немногословным разговором позавтракали на скорую руку. Перед расставанием Мария дала ребятам связку апельсинов, сушеного инжира, коробочку цукатов, завернутые в фольгу кусочки жареной баранины, пирог с почками и бутыль вина. Попрощавшись с доброй хозяйкой, ребята направились по проселочной дороге, затем вышли на шоссе, и дальше их путь лежал к морю – часовая прогулка с полными рюкзаками за спиной. Но впереди ждало море. Анатолий нес груз за двоих: Валя шла налегке в светлом платье без плечиков на лямках, завязанных бантиком, в соломенной шляпе с голубыми ленточками и босоножках, от нее невозможно было оторвать глаз, и троица влачилась за ней, как истомленные, истекающие слюной псы.
В прозрачной голубоватой маревой дымке виднелись, по сторонам, высокие покрытые кустарниками холмы, на их склонах и у подножья зеленели оливковые рощи. Повсюду возвышались кипарисы, стройные, словно копья, устремленные к небу. Вдоль дороги справа проходил канал, заросший по берегам тростником и цветущими синими ирисами. Над водой носились стрекозы, вальсировали бабочки, в кустах перепархивали трясогузки, попискивали славки и мухоловки, среди стеблей водорослей и роголистника, плавно шевелящихся по течению, поблескивали чешуей стайки мелких рыбок, а с берега и камней то и дело плюхались в воду болотные черепахи. Олег попросил не ждать его и остался на берегу, увлекшись съемкой обитателей этого канала. Валера с иронией пообещал подобрать его на обратном пути, на что Олег скептически фыркнул и многозначительно промолчал.
Впереди из-за высоких платанов навстречу путникам выехал на осле старик с большими торчащими в стороны усами, крупным носом и смуглым, будто прокопченным, морщинистым лицом. Поравнявшись с иностранцами, он поприветствовал их, приподняв свою широкополую шляпу над головой, и улыбнулся, показывая щербатый рот. Где-то в этих краях, – вспоминал Валера строки из книги по истории, – в пятом веке до нашей эры высадились персы, чтобы напасть на Афины. Но были разбиты талантливым стратегом Мильтиадом, который своей победой доказал, что Афины – серьезная сила, с которой необходимо считаться. Вскоре, впереди поднялась роща. Тополя, мирты, шиповник. Из-за деревьев, поблескивая бронзой, высовывались воины персидской армии. Копья и стрелы направлены на врага, еще минута, и земля вздрогнула: поднялся топот, гам, стон раненых, лязг мечей – все завертелось в густой желтой пыли свирепым ураганом. Но тут Валера моргнул, и битва растаяла в горячем воздухе как хронологический мираж.
Потом они шли через небольшую рощицу по песчаной дорожке среди тамарисков, и когда деревья расступились, перед ними открылось море. В волнах играло солнце, ярко белел широкий пляж, горизонт закрывали горы Эвбеи, а справа глубоко в залив вдавался длинный, словно клюв кулика, мыс. Отдыхающих было немного. Дети с визгом плескались в волнах, взрослые загорали, распластавшись на покрывалах, играли в мяч или нарды под большим зонтом. Выйдя на пляж, ребята осмотрелись, потом нашли место в жидкой тени тамариска, и там сбросили с плеч рюкзаки. Валя расстелила покрывало и скинула платье. Анатолий тоже разделся, после чего они, взявшись за руки, направились к морю. Валера проводил их взглядом и тоже последовал за ними в воду. Волны поглотили его ступни, мягкий песок просочился между пальцами. Валера сделал еще несколько шагов вперед и нырнул. Вода обдала его приятной прохладой. Он поплыл, чувствуя свою невесомость, – плотная соленая вода выталкивала его на поверхность, как поплавок. Потом он замер на месте и, покачиваясь на волнах лицом вниз с открытыми глазами, распластался звездой. Вода была потрясающе прозрачная, как в стакане. На дне, среди водорослей крутились стайки рыб, мимо прополз боком маленький чем-то удивленный краб, среди камней распустили свои венчики актинии. Олег появился спустя полчаса и, недолго думая, отправился в воду.
Накупавшись вдоволь, все собрались под тамариском. Валя принялась выкладывать съестные припасы на разостланную клеенку, Анатолий открыл бутылку вина и стал разливать по стаканчикам. Красное вино заискрилось гранатовым цветом. Купание и морской воздух быстро разожгли аппетит, все немедленно взялись за еду. Легкое вино наполнило рот прохладным терпким вкусом. Оливки, сыр и баранина исчезали с бумажных тарелок с поразительной быстротой.
– Неплохо тут. Надо место запомнить, – пробормотал Олег, жуя мясо и ломоть пирога вприкуску.
– А мы здесь каждую неделю бываем, – ответила Валя, нарезая пирог на тонкие ломтики. – Повезло мне с хозяйкой. Замечательная женщина.
– Вы всегда у нее останавливаетесь? – поинтересовался Валера и сунул в рот кусочек жирного мяса.
– Да. – Валя кивнула, на ее губах появилась нежная улыбка. – Марии нравится принимать гостей. Так ей легче переносить одиночество.
– Анатолий, все хочу спросить, сколько комнат тебе пришлось сменить, с тех пор как ты приехал в Грецию? – спросил Валера.
Анатолий бросил на него холодный взгляд, сделал глоток вина и проговорил:
– Сбился со счету. Кажется, пять или нет, шесть, пожалуй, на Кирьяку – шестая.
– Ух ты! – воскликнул Олег. – Что, прежние дорого обходились?
– И дорого, и условия плохие, – сказал Анатолий. – Валя, помнишь на улице Метонос?
Она брезгливо содрогнулась и проговорила:
– Бр-р-р... Никогда не забуду. Грязно, хозяйка вредная, всюду тараканы и клопы.
– Да, – подхватил Анатолий. – Такие большие. Потом весь день от этих насекомых чешутся руки и ноги. А простыня испещрена пятнами крови.
– Почему бы их не вывести? – спросил Олег.
– Говорят, пытались, – ответил Анатолий. – Поливали какой-то зловонной отравой. Да только мы сами больше от этой химической атаки страдали, чем клопы. Как на войне. А тем тварям все нипочем.
– Землю унаследуют живучие, – вздохнул Олег.
– Сомневаюсь, – возразил Валера. – Тактику Фемистокла, знаете? Оставить пустой город врагу, а потом вернуться, когда враг покинет его. Без человека и вашим клопам не выжить: с голоду передохнут.
– Значит, нужно срочно искать подходящую планету, чтобы было, куда отступать, – проговорил Анатолий.
– Но теперь-то нам с жильем повезло, – промолвила Валя.
– Тогда отъезд на другую планету отменяется, – улыбнулся ей Анатолий.
После еды всех разморило. Валера, подложив под голову шорты, лег навзничь, подставив солнцу свое чуть тронутое загаром тело, и забылся в мечтах: как хорошо, если бы сейчас здесь была Даша. Олег сел в перистую светотень тамариска, облокотившись о шершавый его ствол, раскрыл на закладке «Поколение икс» Коупленда и стал читать. Валя милой кошечкой легла на покрывало. Анатолий достал из рюкзака солнцезащитный крем, выдавил ароматную мазь на ладонь и принялся размазывать кругами по Валиным плечам, потом расстегнул застежку ее купальника и продолжил мягко водить по спине и бокам. Олег краем глаза наблюдал за мягким движением его рук, а когда соскользнули чашечки Валиного бюстгальтера, вникнуть в чтение книги он больше не смог, и вдруг заметил, что под бретельками ее купальника не оказалось светлых не загоревших полос. Неожиданная догадка взволновала его. На вид грубые пальцы Анатолия теперь нежно и ласково поглаживали кожу девушки. Потом она все так же с прикрытыми глазами и легкой улыбкой на тонких губах, перевернулась на спину, беззаботно оставив лифчик под боком, и Анатолий, выдавив на ладонь очередную порцию крема, принялся размазывать его по мягким грудям, между ними, кругами опускаясь к животу, чуть подрагивающему от каждого прикосновения, ниже, до темного пушка над тонкими трусиками, водя руками плавно и равномерно, всем существом сосредоточившись на этом губительном для чистой души Олега занятии. Валина кожа покрывалась глянцевым блеском. Олег перевел дыхание, чувствуя, как отчаянно бьется сердце, ему сделалось жарко, на лбу выступили капельки пота, он стер их ладонью и вновь обратился к чтению книги. Анатолий продолжал, как будто не замечая ничего, кроме своей Вали. Новую порцию крема, он стал размазывать на ее бедрах, настойчиво забираясь пальцами под ее трусики, и дальше ездил ладонями по ее ляжкам и голеням. Олег едва справлялся с собой, ломая глаза, не в силах их отвести от этой романтической сцены. Красивое женское тело было таким близким, прекрасным, но недоступным. Когда Анатолий наклонился и поцеловал Валю в пупок, а потом занялся уже ее ступнями, Олег закрыл книгу, отложил ее в сторону на песок и, чувствуя жар во всем теле, сухость во рту, направился к морю. Волны тотчас охладили его возбужденные чувства. Откуда-то появились силы, почти титанические. Он погрузился в воду с головой и затем поплыл прочь от берега, сначала к Эвбее, затем мимо нее, не так шибко, чтобы не стукнуться лбом о Турцию, потом к пляжам Египта, дальше через Суэцкий канал попал в Красное море, из которого по Баб-эль-Мандепскому проливу глубоко проник в Аравийское море и дальше морями, океанами вокруг Земного шара кролем, он вернулся на пляж под Марафоном. Когда Олег подошел к тамариску, уставший, мокрый, но довольный, Анатолий и Валя лежали бок обок, как две заглавные альфы. Валера дремал теперь уже на спине, накинув на плечи рубашку, чтобы не обгореть до костей. Олег перешагнул через его ноги, взял с клеенки апельсин, сел под деревом и стал плод подбрасывать и ловить, затем снял с него толстую кожуру и принялся есть.
В тени тамариска компанию сморил сон. Не спал только Олег. Он все читал свою книгу. Первая поднялась Валя, оглядевшись по сторонам, она улыбнулась Олегу, затем, выставив по сторонам свои острые локти, сцепила на спине замочек бюстгальтера, поднялась и направилась к воде. Тотчас же пробудился и Анатолий, он сел, с минуту понаблюдал грациозную Валину походку, поставив ладонь козырьком над глазами, затем поднялся, оставив на песке отчетливую омегу, и двинулся за своей Афродитой, ступая по ее узким следам на песке, как зачарованный охотник. Олег снова отложил книгу и засмотрелся на увлеченную друг другом пару, они вошли в воду и долго купались в золотистом солнечном блеске. Чего они там, под водой, вытворяли – известно лишь только рыбам и крабам. Олег наблюдал за влюбленными с удовольствием. Они кружились, смеялись, ныряли друг за другом, ловко, словно морские животные, никогда не покидавшие родную стихию. Остался ли еще противник теории Опарина, объясняющей зарождение жизни в водной среде. Да сколько угодно. То, что в воду стремится даже высшее создание Природы – человек, еще ничего не доказывает. Он барахтается в ней ради собственного удовольствия. Но вряд ли найдется тот серьезный исследователь, который не согласится с тем, что для Афродиты – море – это дом родной. Нет, оспорить это сложно. И когда Валя выходила из морской пены, она представилась Олегу настоящей богиней в ослепительном блеске солнечных искр. Впечатлений на сегодняшний день было завались.
Они пробыли на пляже до вечера. Купались, снова загорали, ели апельсины, допивали вино. Солнце, совершив полуоборот, сияло теперь со стороны континента, подсветив покачивающуюся на волнах залива прекрасную Эвбею, так что она предстала во всей очень подробной женственной красе. Когда они направились по шоссе на автобусную остановку, солнце уже висело рубиновым шаром над западными горами, синеющими в дымке разогретой земли.
V
Майское солнце беспощадно пекло, нагревая мрамор улиц, асфальт и кирпич до печного жара. По проспектам кружилась пыль. Небо стало бледное, как будто синюю краску излишне разбавили белилами, прежде чем нанести на полотно. Зато приятно было ездить автобусами, в которых работали кондиционеры, войдешь в салон мокрый, с прилипшей к спине рубашкой, сырыми подмышками, со струйками пота под шортами, и кажется, что из парилки угодил прямо в пингвинятник. Тонизирующий контраст! Больше того, улицы наполнились крепким ароматом цветущих апельсинов, над газонами работали поливальные машинки, веером разбрызгивая воду, так что над травой сияла радуга, а когда приходило время сиесты, в спальных районах – не найти ни души. Город замирал в жаркой неге. Валера расклеивал рекламу по безлюдным кварталам, он любил это время: никто не цеплялся и не прогонял прочь из своего района. Ему пришлось купить темные очки, потому что улицы ослепляли белизной мрамора до слез. И все же Валере казалось странным, что за такую бестолковую работу платят не хуже, чем за любую другую, которую обычно выполняют нелегальные эмигранты. Конечно, строители, ремонтники квартир и другие рабочие – не в счет, им платят гораздо лучше, но рабство их может в любое время закончиться в тюремной камере перед депортацией на родину. Об этом Валера слышал на «Пятачке». Но он работал, оставаясь свободным, и деньги откладывались сами собой. Жизнь научила экономить, довольствуясь скромными потребностями. Валера копил, мечтая о скором возвращении домой.
Из письма Валеры к Даше.
7 мая, Афины
Дорогая моя Даша! Надеюсь на твое понимание. Как нелегко мне признавать, но это, по-видимому, мое последнее тебе письмо. Поверь, я и сам не ожидал, что такое когда-нибудь настанет. Мне было очень тяжело об этом говорить по телефону, но я все-таки решился написать тебе еще раз и все объяснить подробнее. Дело в том, что возможны вскрытия писем на почте, и полиция способна вычислить наше место нахождения. Так говорят эмигранты. Слишком много беженцев. Не знаю, как это все возможно, но полагаю, в этом есть какой-то тайный смысл. События тут непредсказуемы. Анатолий убедительно настаивает прекратить переписку. Он очень беспокоится за нашу безопасность, не раз предлагал Вале сменить квартиру. Но что-то не решились пока. Я вынужден совета Анатолия послушаться. Не хочется выдавать всех живущих в нашей берлоге. Один из соотечественников при встрече у церкви Святого Константина сказал, что могут проверить паспорт и арестовать прямо у телефонной будки. Словом, сплошная паранойя. Но нам с тобой нечего тосковать, ведь скоро лето, и я вернусь домой. Высылаю тебе несколько снимков, сделанных в горах Парнисы. Надеюсь, тебе понравятся. Недостатка в деньгах мы тут не испытываем. Пока есть работа – есть все необходимое. Нет только тебя. Боже мой, как тяжело осознавать, что мы так далеко друг от друга! Все мое сознание переполнено мыслями о тебе. Они стремятся к тебе, жизнь моя. Любимая, чего бы тут ни происходило, буду стараться украдкой время от времени тебе звонить. А пока все. До скорой встречи. Целую, Валера.
На следующий выходной, это было воскресенье, Валера и Олег вновь отправились на целый день в горы, теперь в сторону Изомы. За спиной, в рюкзаке, бутылка вина, козий сыр, белый хлеб и банка оливок. Горный ветерок едва ли спасал от жары. Вскоре, справа от дороги, из густой тени деревьев послышалось звонкое журчание воды. Они свернули на узенькую бурую тропинку, и та вскоре привела к толстому платану с торчащими из-под каменистого склона корнями, между которыми изливался и звенел по керамическому желобку и затем падал в собственную лужу маленький ключ. Под сенью старого платана стояла скамейка. Сбросив рюкзаки, молодые люди напились воды, холодной, бодрящей и вкусной, – такой напиток кажется особенно приятным в жару, – после чего они вернулись к скамейке и сели с ощущением полного блаженства.
– И это еще не самое жаркое время, – промолвил Олег, вытирая платком пот со лба, шеи и лица.
– Хуже будет в июле и августе, вот когда ты хорошенько пожаришься, – отозвался Валера. – Афиняне в такую пору уезжают на острова.
– Может, и нам пуститься за ними? – задумался Олег.
– Поезжай, а я в июне возвращаюсь домой, – проговорил Валера, щурясь от прорвавшихся сквозь крону солнечных лучей, и заигравших на его лице.
– Не жалеешь, что так скоро? – поинтересовался Олег.
– Довольно, меня давно дожидаются дома.
– А меня нет. Родичи вполне довольны моей самостоятельности, гордятся, что выпроводили в люди. Кстати, что-нибудь известно о Конине?
– Он все еще в Афинах, я вчера разговаривал с Натальей Леонидовной. Но, говорит, еще день другой и его, наконец, отправят в Россию. Устал он уже. Ждет, не дождется, когда вернется домой. Говорит, что просил меня не беспокоиться о вещах. Ему нужны только записная книжка, деньги и те фотографии, что мы с ним успели наснимать.
– Сколько у него денег?
– Я не считал, но, судя по пачке, не очень много. Пойдем?
– Постой, а что, если у него немного занять?
– Нет, даже не мечтай.
– Но ведь я верну.
– Зачем тебе?
Олег промолчал.
– Послушай, пользоваться деньгами Конина – кощунство, – твердо сказал Валера.
– Ладно, не важно, – промолвил Олег. – Нельзя, так нельзя.
– Тогда пошли, – Валера больше не хотел говорить на эту тему.
Олег кивнул. Они поднялись, забрали рюкзаки и продолжили путь.
Дорога вилась по скалистым склонам, то над краем обрыва, то сквозь тенистые рощи, и дальше через луга. Цикады звенели неистово, так что от их голосов звонко вибрировал горячий воздух. Над дорогой пролетали красивые бабочки. Олег указывал на них и называл: махаон, голубянка, переливница. «А вон та, это же медведица-гера! – Он, было, пустился за ней вдогонку, да не успел: темная полосатая бабочка, мигая своими алыми задними крылышками, стремительно понеслась прочь, спустилась в ущелье и там исчезла. – Редкий экземпляр упустил», – объяснил Олег. Но больше всего увлекали Олега ящерицы: крупные ярко-зеленые, с желтым брюхом и голубым горлом, они заранее успевали укрыться в зарослях колючего дуба или шиповника, прежде чем к их камню приближались; другие, с бурыми спинками и жемчужными пятнами по бокам, назывались – «скальные»; менее проворные сцинки, гладкие, блестящие, цвета молочного шоколада; гекконы – ловкие ночные стенолазы и добытчики мошкары возле ламп (одна пара этих ящериц жила на Кирьяку под карнизом балкона и выбиралась по вечерам охотиться на мотыльков, за коим занятием их заставал любопытный Олег). Ящерицы впечатляли его своей доисторической внешностью и красками узоров на их коже, переливающейся, словно поверхность драгоценных камней. Кроме того, ящерицы ближе к земле, они пресмыкаются, а бабочки, ох эти бабочки, они вечно порхают, легкомысленно, словно мечты в небесах. Во время своих экскурсий в природу Олег охотился за рептилиями с фотоаппаратом, скрадывал их, поджидал возле расщелин в скалах или бесшумно подбирался, так, чтобы случайно не падала собственная предательская тень, и ловил их объективом, запечатлевая их образы навечно. Такая охота давалась Олегу весьма трудно, но доставляла большое удовольствие, хотя трофеи – эти его снимки, которые он потом по вечерам бесконечно рассматривал и обсуждал с Валерой, по-прежнему выходили скверного качества.
– А здесь и без ящериц неплохая фотоохота, – заметил ему Валера. – В твоем справочнике сказано, в парке обитают олени и серны, а сколько тут птиц!
– Птиц снимать довольно сложно, – отозвался Олег, продолжая рыскать глазами среди кустов и травы.
Свернув с дороги, они зашагали через луг. Высокая трава встретила с приветственным, как овации, шелестом. Здесь повсюду росли кусты можжевельника и шиповника, а из-под ног то и дело выскакивали кобылки и уносились прочь на своих оранжевых крылышках. Потом ребята поднялись по крутому каменистому склону, прошли по узкому карнизу над кручей, там внизу было ущелье, а на противоположной стороне, почти на отвесной тенистой стене с редкими кустиками чего-то зеленеющего, Валера вдруг заметил осторожное движение. Он присмотрелся и увидел пять диких коз. Далеко – фотоаппарат не возьмет. Стройные, чуткие с выпуклыми глазами серны стояли на уступах и прислушивались, а потом, роняя мелкие камешки, ловко и грациозно двинулись по стене, непонятно, за что держась там, и вскоре скрылись из виду за остроконечной скалой.
Дальше стоял пихтовый лес, и они зашагали по сумрачной тропинке, которая вскоре привела к голой скале. Неподалеку, в тени, какой-то куст прикинулся оленем. Вверху мелодично пропела незнакомая птица. Олег взялся было за фотоаппарат, но передумал. Валера осмотрелся по сторонам. Затем тропа стала уводить их вправо, вдоль скалы и выше, извиваясь теперь по крутому склону. Они уверенно следовали по ней, пока не очутились на плоской макушке горы. Озаренная солнцем вершина была покрыта торчащими в разные стороны острыми каменными глыбами, словно они здесь росли, так что приходилось осторожно ступать, собрав все внимание, чтобы не оступиться и не угодить ногой в расщелину, как в ловушку. Между камнями пробивались трава и низкие жесткие кустики. Валера остановился на краю обрыва и, ожидая Олега, который кого-то высматривал среди камней, очередного паука, наверное, упивался прекрасным пейзажем. Отсюда открывался вид на тенистые северные склоны и солнечные долины внизу. Вдалеке, на зеленом лугу, паслась отара овец, ветер волнами приносил оттуда бряцанье колокольчиков. По небу ползли белые кучи облаков с четко очерченными серебристыми краями, их тени медленно скользили по склонам гор. Олег, наконец, подошел и тоже остановился у края, глядя на красивый пейзаж в восхищенном молчании. А потом проговорил:
– Хочется расправить крылья и парить орлом над этим прекрасным миром.
– Неплохая мысль, только неосуществимая. – Валера еще раз посмотрел вниз на камни, острые выступы скал, ущелье.
– Можно записаться в кружок планеристов, – сказал Олег.
– Валяй, это должно отвлечь тебя от глупых мыслей, – проговорил Валера.
– Что ты имеешь в виду?
– Твой неразделенный интерес к увлечениям наших соседей.
– Я… Да, их занятия мне безразличны. – Помолчал, собираясь с мыслями. – И все-таки с ними надо дружить. Когда-нибудь они могут пригодиться. А ты слишком гордый. – Валера ухмыльнулся, Олег сбивчиво продолжал: – Ты только представь. В тяжелую минуту никого кроме них не окажется и тогда придется тебе к ним за помощью обратиться.
– Наивный ты человек, – сказал Валера.
– Зря ты так плюешься, – вздохнул Олег. – Потом еще вспомнишь, когда припечет, да поздно будет.
Валера промолчал, его лицо сморщилось в улыбке, похлопав по спине Олега, он взялся за свой фотоаппарат и принялся настраивать его и примеряться к съемке.
Сделав несколько снимков на вершине, они стали спускаться, и за следующим лесистым холмом попали на небольшую, окруженную пихтовым лесом, лужайку с земляничными деревцами, кустами можжевельника и одиноким вечнозеленым дубом, – уютное тихое место для привала перед обратной дорогой. Они расположились в тени дуба.
Съестные припасы были мигом выставлены на разостланную клеенку. Валера открыл бутылку красного вина и разлил по стаканчикам. Олег аппетитно потер ладонями.
– Я все думаю, – начал Валера, облокотившись о большой серый валун, – мы гуляем в горах, приятно проводим время, неплохо работаем, а Конин ни за что сидит за решеткой. Чем он хуже нас? Разве справедливо обошлась с ним судьба?
– Конечно, нет, – ответил Олег, отламывая большой ломоть хлеба.
– А ведь на его месте в тот день мог оказаться я, – продолжил Валера.
Олег посмотрел на него и сказал ободрительным тоном:
– Не думай об этом, не зачем травить свою душу. Что случилось, того не поправить. Ты же не собираешься сдаваться полиции?
– Нет, это ни к чему, – промолвил Валера.
– Тогда оставь эту мысль в покое, – рассудил Олег.
Терпкое и ароматное вино вскоре помогло прогнать дурные мысли прочь, а солоноватый козий сыр-брынза с хлебом вскоре утолили разгулявшийся аппетит. Некоторое время они ели молча, пили вино и слушали ветер в деревьях, звон цикад и щебет птиц. Неподалеку среди сосен появился сорокопут, он принялся гоняться за цикадой, которая, издавая истошный писк, спасалась от охотника бегством, перелетая с одного ствола на другой. Окончательно запутав сорокопута, цикада сумела скрыться из виду. Неудачливый охотник сел на ветку передохнуть, поправил перья на крыльях, осмотрелся и отправился на поиски другой жертвы. Пролетая над лугом, он вдруг сделал резкий бросок и схватил стрекозу, – тоже не плохая добыча, – унося ее в клюве, сорокопут скрылся в тени леса.
Разморенных солнцем, едой и благоуханием трав, путников потянуло ко сну. Валера снял рубашку и лег на траву, заложив руки под голову, серебряная цепочка с крестиком перетекла на правый бок к подмышке.
– Если вернусь домой без денег, то хотя бы с красивым загаром, – промолвил он.
– Как древний эллин, – поддержал его идею Олег, ложась рядом, и мечтательно добавил: – Красиво здесь. – Вздохнул. – Ни людей, ни суеты, доисторическая природа. Вот только нимф тут не хватает.
Валера ухмыльнулся и, повернув голову, поглядел на него с неодобрением. Олег, опьяненный вином и солнцем, продолжил:
– Знаешь, мне кажется, они специально это делают.
– Кто? – не понял Валера.
– Валя и Анатолий, – ответил Олег тем же глубокомысленным задумчивым тоном. – Их стоны, возбужденное рычание, сопение, скрип, ритмичное пошлепывание, невнятные реплики, вздохи наслаждения – уверен, все это делается из желания нас подразнить.
– Может быть, им нравится думать, что мы их слышим, – с иронией сказал Валера. – У них всегда дверь как бы случайно приоткрыта. – Ухмыльнулся.
– Да, все это не случайно, – грустно сказал Олег, – какая-то провокация. – Он продолжил: – Хорошо зверям, у них это раз в сезон бывает, и они счастливы. А тут круглый год одни только мысли, и нет покоя, нет больше сил терпеть. Только подумаешь, как вот этот дружок уже остолбенел. Хочется пообщаться с какой-нибудь девчонкой. – Олег глубоко вздохнул. – Вот сейчас, представь, за теми деревьями прячутся нимфы. – Приподнялся на локтях и показал пальцем в сторону леса. – Они глядят на нас и хихикают. А потом, как только мы уснем, они выйдут из леса и проникнут в наш сон. Ты хотел бы поразвлечься с лесными нимфами?
– Ну, если только во сне, – неохотно промолвил Валера, он уже сейчас находился на краю дремоты.
– Тогда мы с тобой превратимся в сатиров, – продолжил Олег. Опьяненный, он нес откровенную чепуху. – Представь, как бы ласкали тебя нежные девичьи пальчики. – Он сорвал колосок и коснулся им Валериных губ. – Они разожгли бы в тебе волшебное чувство, огонь, увлечение. – Отбросив травинку, он провел ладонью по Валериной груди. – Ты чувствуешь, как нам не хватает их нежной ласки? – Он опустился рукой до живота. Валера слушал его, с трудом понимая, к чему весь этот разговор. – Вот именно, мы лишены ее, – продолжал Олег, обведя пальцем пупок, а затем полез ниже, к черной курчавой шерстке, увлекающей его пальцы дальше, глубже, под шорты, там они достигли мягкой плоти, затем ладонь его легла на член и готова была уже обхватить его, но Валера вытащил его руку и отвел в сторону.
– Ты слишком много выпил, – проговорил он строго.
– Возможно, – сказал Олег и захохотал, похлопав его по упругому животу, затем сел, обхватив руками колени, и продолжил: – Да, нам тут не хватает девчонок. Мы тут ни на что без них ни способны. Мы не нужны никому. Нас могут в любой момент арестовать. Посадить на месяц за решетку, как Конина, и потом выбросить из страны, как глупых щенков.
Валера закинул руки за голову, слушая пьяные рассуждения друга. Ему было жаль Олега: он не нашел себя дома, пока не нашел себя здесь, и найдет ли себя тут вообще? Здесь они оба никому не нужны. Ощущение этого тяготит Олега, ему трудно сдержаться, а напряжение внутри только лишь возрастает. Петр был прав, когда говорил, что сексуальное влечение рано или поздно становится невыносимым, а воздержание – вредным.
Тем временем Олег продолжал ругать себя, близких, весь свет, и лицо его исказилось гримасой отчаяния.
– Существует мнение, что у природы нет разума. Но откуда тогда столько логики, порядка и закономерности во всем том, что в ней происходит? Почему человек, обладая разумом, обрекает себя и природу на бесконечные страдания? Почему наш человеческий мир так не совершенен? Все эти войны, несправедливость, нищета и смертоносное богатство, уничтожение самой природы и самого себя. Зачем, Валера, природе вообще нужно было создавать человека? Неужели за тем, чтобы обречь его на страдания? А может быть для какой-нибудь другой цели, о которой ни я, ни ты, никто другой не знает. – Перевел дыхание. – Никто не знает. А надо ли знать? Это тайна природы. В обществе людей, как и в природе, побеждает сильный. Одна культура подавляет другую – менее приспособленную к меняющимся условиям. Кто-то идет напролом, четко видя перед собой цель, и это у него получается. Но это редкий случай. Один из ста, наверное. К сожалению, мы не в их числе. А может быть, это к лучшему. Ведь если все будут добиваться своей цели – мир падет раньше, чем мы думаем. Не все же бескорыстны и благоразумны, верно? А техника уже сейчас достигает такого уровня, что природа не способна наказать нерадивого человека за причиненный ей вред, как раньше. И это тоже способствует всемирному разрушению. – Валера молчал. Ему не хотелось поддерживать этот минорный разговор. Он и так понимал, отчего Олег вдруг завелся, как никогда. Пусть выскажется, если ему станет от этого легче. – Хитрость, деньги, оружие способны покорять народы, – продолжал свои рассуждения Олег. – Врагу всего-то нужно запустить такой механизм, чтобы жертва сама себя принялась разрушать изнутри. Потом с ней легче будет справиться. Нужно только дождаться своего времени. Что будет со всеми нами? Как будет выглядеть политическая карта мира лет через сто, двести, триста? А может, и ничего тогда на ней не будет. Пустота. Неужели никак нельзя остановить это гнусное самоедство?
Тут он замолчал, глядя в пространство перед собой, и вдруг воскликнул:
– Боже! Что нам делать?
– Для начала попробуй успокоиться, возьми себя в руки и будь самим собой, – проговорил Валера.
– Да. Ты, конечно, прав. Но я не чувствую в себе терпения. – Он бросился на траву ничком, не в силах больше совладать с собой. Он стонал, сжимая до боли в кулаках пучки травы. Валера приподнялся и осторожно спросил:
– С тобой все в порядке?
Олег ответил не сразу.
– Наверное, я схожу с ума, – пробормотал он в землю. – Их любовные игры не дают мне заснуть, они устроили мне пытку, они что-то хотят от меня.
– Успокойся. – Валера похлопал его по плечу. – Они и не думают об этом и заняты только собой. Хочешь, я поговорю с Анатолием?
– Не надо.
– Я скажу им.
– Оставь.
– Тогда сделай это сам.
Олег перевернулся и затем сел, обхватив руками колени. Лицо его было красное, глаза мокрые, губы подрагивали. На него было жалко смотреть.
– Я, все-таки, выпил лишнего, – признался он и шмыгнул носом.
– Бывает, – сказал Валера и поднялся. – Ты сможешь идти?
– Я хочу остаться здесь.
– Ты уже неплохо заработал, – продолжал Валера. – У тебя теперь есть выбор, остаться в Греции или возвращаться домой к родным.
– Я останусь здесь навсегда, – повторил он уверенно.
– Ты обязательно устроишься здесь, только поверь в собственные силы. Помнишь, что рассказывала Мария о своем отце?.. Так вот, тем эмигрантам было куда тяжелей, их преследовали на родине, им пришлось начинать с нуля заграницей. У них не было выбора, который есть у нас. Во всяком случае, нам есть, куда отступать.
Олег проводил на Парнисе все выходные. Горы притягивали его. Каждый раз природа преподносила ему что-нибудь новое, увлекательное. Жуки, изображающие влюбленных всадников, бабочки слившиеся тельцами, стрекозы, цепко примкнувшие брюшком друг к другу, они так вместе и летали, мухи, ящерицы, птицы, и вот еще, черепахи. Среди черепах он тоже заметил оживление. В жаркие дни самцы устраивали битвы, если эти весьма безобидные турниры можно так назвать: черепахи стукались друг с другом передней частью панциря, с шипением втягивая внутрь голову, и тем самым выясняли, кто больше достоин той самочки, что дожидается исхода сражения среди цветущих крокусов и одуванчиков. Наконец, сильнейшему удавалось перевернуть соперника на спину, и пока тот размахивал в воздухе лапами, пытаясь за что-нибудь зацепиться когтем и принять нормальное положение, получал самку в свое подчинение и удалялся вместе с ней в кусты, и там подолгу с любовным оханьем спаривался с ней, за коим занятием с немалым любопытством наблюдал Олег с утра до вечера. Со стороны интимное занятие двух влюбленных булыжников выглядело неуклюже. Олег даже сочувствовал самцу в его неловких попытках внедриться в самку, но так было задумано самой природой. Мало-помалу, дело со вздохом облегчения было закончено, и удовлетворенные черепахи расползались в разные стороны. Пришла пора всеобщей любви, многозначительно рассуждал Олег, млея под солнцем в одних трусиках, стесняться наготы здесь было некого, а главное, загар в горах прилипал на удивление быстро. Олег ложился на траву и, прислушиваясь к гудению насекомых, наблюдал за плывущими над лугом облаками. Они клубились, сливались или расходились, и казалось, облака тоже спаривались в своих бескрайних просторах.
Потом, затаившись у серого валуна, Олег наблюдал охоту аскалафов, носящихся на своих желтых полупрозрачных крылышках, – удивительно ловкие летуны. Они хватали мошек прямо в воздухе, а потом пожирали добычу, сев на высокую травинку. Возле куста можжевельника, где была оставлена одежда, на цветке чертополоха он обнаружил клопа – крупного коричневого с парой красных пятен на крыльях хищника. Клоп охотился на снующих вокруг его цветка мух, выставив вперед свои длинные передние лапы. Пчелы обнаруживали затаившегося хищника слету, помаячив над цветком, они с раздраженным гудением уносились прочь, зато мухи поступали слишком легкомысленно, садились на цветок, как воровки, но успевали исчезнуть, едва клоп шевельнет усом или хоботком в их направлении. Очередной посетитель цветка – маленькая моль, клопа не заметила и как только села на цветок, была тотчас им схвачена. Клоп вонзил в ее тело острый хоботок и затем, удерживая добычу в лапках, уполз под соседний лист обедать.
Дни летели быстро. Очень скоро Валера узнал от Натальи Леонидовны, что Конина отправят в Москву в среду, то есть через два дня. А завтра они вместе с сыном отправятся за ним утренним поездом. Валера пообещал позвонить им в конце недели. Эта долгожданная новость обрадовала его, наконец, мучения Конина прекратятся, и он сможет вернуться в семью.
Подозрительно навязчивые любовные игры Анатолия и Вали продолжались каждый вечер и становились более изощренными. Невозможно было понять, то ли они делают это из чистого развлечения, испытывая разнообразные способы удовлетворения, чтобы не надоесть друг другу, то ли у них какая-то определенная цель, скажем, желание, наконец, взломать глупое воздержание двух аскетов из соседней комнаты. Казалось, их и в самом деле не стесняет чужое присутствие. Напротив, им обоим нравилось, что за ними наблюдают. Да, им хотелось другого, нового, чувственного, запредельного. Ждут соучастия? Но разве это возможно? Валера относился к их забавам со скептическим неудовольствием, Олег же – с любопытством. Он терял голову. От временами накатывающегося возбуждения Олег тайно спасался мастурбацией. И однажды Валя, к своему удовольствию, за этим занятием застала его в ванной. Олег, стоя на коленях, кончил на пол. Перевел дыхание и вдруг заметил Валю, спокойно наблюдавшую за ним в приоткрытую дверь. Лицо Олега сделалось пунцовым. Тогда Валя, чтобы развеять его негодование, вошла и присела на корточки рядом. Затем она провела пальцем в пролитом семени, поднесла к своим губам и облизала. Ошеломленный Олег не сводил с девушки глаз. Валя проделала это еще раз, но предложила теперь облизать свой палец Олегу. Тот, покрутив головой, отказался. «Не бойся, милый, этого никто не узнает, – прошептала Валя доверительно, наклонилась и поцеловала Олега в щеку, затем осторожно вынула из его ширинки член и, едва тот поднялся истуканом, принялась ласкать. Через несколько минут Олег кончил в ее ладонь. Как-то вечером Анатолий принес карты и пригласил поиграть вчетвером. Игра была бы вполне приличной, если бы не шокирующие изображения на тех картах и довольно непристойное требование к проигравшему: следовало что-нибудь из одежды снять. Валера сразу отказался и с твердой убедительностью попросил больше его не беспокоить, поэтому молодые люди играли втроем, потягивая при этом вино. Поиск новых ощущений. Растущая на полу кучка белья. Полет фантазии и разыгравшееся возбуждение. Удовольствие продолжалось далеко за полночь. Олег не был силен в карточных играх. Он глядел на завораживающие картинки и с трудом сосредотачивался на игре. В тот первый раз, оставшись в одних плавках, он не выдержал и сдался.
– Ну что же ты, давай поиграем еще. Ты разве стесняешься? – уговаривала Валя, кокетливо закатывая глаза и улыбаясь.
– Ты что-то рано линяешь, надо доиграть, – требовательно проговорил Анатолий. – Договорились ведь – до последней нитки.
– Ну хорошо, – неохотно согласился Олег, с обреченным видом тасуя карты.
Когда все было закончено и, отдав судьбе последнее, что прикрывало робкое тело, Олег сбежал в ванную.
Раз за разом, возбужденные игрой, они доходили до предельной черты, до границы сознания, за которой была только дьявольская страсть и проворно извивающееся сумасбродство. Каждый свой выигрыш Анатолий и Валя скрепляли сочным поцелуем. Чтобы помочь Олегу расслабиться, ему давали покурить легкий косяк, один на троих, тогда все делалось гораздо проще. С некоторых пор себя они стали называть «Общество ловцов эйфории», а Валеру пренебрежительно: «капризным ханжой». Когда Олег лишался последнего из нательной одежды, на волне взволнованного отчаяния нагишом отправлялся под прохладный душ, чтобы привести себя в чувства, а любвеобильная парочка придавалась умопомрачительным ласкам наедине. Уже скоро эти увлекательные жаркие игры Олегу и без курения травки начали нравиться, пропала нервозная неловкость от присутствия Вали, он вошел во вкус, и проигрыши перестали быть такими уж досадными как в начале. Потом он научился раздевать противников, а после игры они втроем удалялись в ванную и там плескались, наслаждались близостью, доводили себя до безрассудства и высшей меры чувственного возбуждения, а потом все обрывали: вдруг Валя и Анатолий внезапно удалялись в свою комнату, оставляя Олега наедине с самим собой.
VI
Пока сладкая троица предавались взаимным плотским утехам, причем Олегу все еще не позволялось переступать границы более глубокого погружения в область двойственного союза влюбленной пары, в котором место третьему пока не определено, и его вышвыривали из комнаты буквально перед наступлением пылкой развязки, Валера лежал в своей комнате с плотно закрытой дверью, хотя дразнящие томные голоса и звуки все равно навязчиво проникали к нему как искушение. По вечерам квартира превращалась в откровенный будуар. Валера пытался отвлечь себя чтением книг. Но это было трудно. Зато каждый раз он ловил себя на мысли, что волнуется за судьбу Олега. Валере не нравилось сомнительное увлечение пойманного на крючок друга, хотя и понимал, что это для него лучше, чем сходить сума, страдая от невозможности реализовать свое естественное желание. Но с ним обращались, как с забавной куклой, которую, наигравшись, бросали, но в следующий раз опять использовали в свое удовольствие, чему тот был снова рад. Изгнанный Олег возвращался в комнату несколько разочарованный, молча ложился в постель и потом долго не мог уснуть, воображая себе черти что. На эту пошло пахнущую тему с Валерой ему говорить не хотелось, он чувствовал его протест по отношению к своим безнравственным похождениям, знал, что тот всеми мыслями уже дома и ждет, набравшись железного терпения, встречи со своей Дашенькой. И этот отъезд своего правильного друга Олег ждал с какой-то глубокой душевной тревогой, словно боялся потерять близкого человека.
Олег регулярно шатался у церкви, но там, на этом «Пятачке надежды», эмигрантская молодежь бывала очень редко. Познакомиться с девушкой возможности не было никакой, а «тридцатилетние старухи» (прошу читательниц простить автора за цитирование эксцентричных мыслей своего молодого героя) его не увлекали. Потом, шагая по Агиу Константину, он глядел на большую, возбуждающую низменные чувства, афишу кинотеатра с обнаженной, и тогда его разбирало любопытство. Однажды он предложил Валере сходить на вечерний сеанс, когда они проходили мимо той навязчивой афиши, настырно приковывающей к себе взгляд.
– Сходи без меня, – с неприязнью ответил Валера.
– А ты что же?
– Брезгую, мне кажется, там очень грязно, не хочу вляпаться.
– Глупости, там, наверняка, убирают.
– Все равно не пойду, иди, если хочешь, без меня.
И однажды Олег все-таки туда пошел. В темном зале, который хоть и был полупустым, но Олег как бы нечаянно оказался стиснутым между двумя здоровенными моряками, с какого-то иностранного корабля. Пол фильма, гипнотизируя экран, он продрожал от возбуждения, как электрогенератор, пока один из тех моряков, справа, не пригласил его отправиться в плавание по волнующемуся морю в своей расстегнутой ширинке. У Олега перехватило дыхание, сердце принялось скакать внутри от самых пяток до макушки, и когда его руку осторожно взяли и повлекли к восставшему между ног чужому пенису, Олега стошнило. Извергнув себе под ноги и, умудрившись при этом, щедро забрызгать соседей всем тем, что он там, на широком экране насмотрелся, Олег вырвался из цепких пальцев уязвленного моряка, протолкался между ногами и сидениями, выскочил из душного мрака на крыльцо и, хватая ртом воздух, бросился бежать по остывшей ночной улице до самого дома, не смея сесть в последний троллейбус из чувства стыда, которое захватило его целиком. В комнату он вошел безгранично разочарованный, бросился, как был одетый, в постель. Разбуженный Валера несколько минут с негодованием слушал его всхлипы и шмыганье носом, пока Олег не уснул от усталости. Валера вновь почувствовал к нему одновременно: жалость и сочувствие, презрение и дружескую привязанность. Мысленно он прощал Олегу его безмозглое легкомыслие, сочувствовал его одиночеству и невозможности найти выхода для накопленной до краев энергии. Он вырос ненужным ребенком в семье. Его родители, как оказалось, беспробудно пили, занимаясь только сами собой, и даже не заметили, когда сын успел вырасти, выучиться и сбежать заграницу. Похоже, они и сейчас не имеют понятия, куда он девался, если вообще о нем вспоминают, как рассуждал Олег. Валера проникся к нему сочувствием. Еще подкупала его мягкость, простодушие, неудержимая целеустремленность. Но помочь Валера ничем не мог, разве что убеждал его, набраться терпения. Девушки они только вид делают, а на самом деле хотят не меньше нашего. Их нужно правильно взять. Тонкая натура.
Июнь пришел незаметно. С каждым днем становилось все жарче, как будто в печь подбрасывали все больше угля. По расплавленным и душным от зноя улицам метелью кружилась пыль. Духота весьма утомляла. Валера и Олег, намаявшись за день с расклейкой номеров, находили спасение вечером, когда опускалась приятная прохлада. А потом члены «Общества ловцов эйфории» продолжали свои страстные развлечения до ночи. Так продолжалось до тех пор, пока любовники не решили взяться за гордого Валеру. Дальнейшие события развивались быстро, как само эротическое возбуждение. Анатолий приносил весьма откровенного содержания богато иллюстрированные журналы и бросал их, где попало, рассчитывая, возможно, что они привлекут внимание Валеры, что и он, наконец, поддастся и смягчится. Но непримиримый Валера был скалой и становился тем тверже, чем больше его доставали, словно глина от огня. Зато Олег нашел в этих изданиях желанное откровение, и листал их с упоением, лежа вечерком на кровати. Регулярные занятия любовью снимают психическое перенапряжение, улучшают кровообращение, укрепляют сердце, стимулируют иммунитет, замедляют старение, порождают чувство счастья… и много чего другого полезного вычитывал Олег вслух в этих журналах. Нельзя обманывать свой организм, однажды он припомнит это какой-нибудь хворью. Может произойти то и это, и наверняка закончится опухолью предстательной железы и полной импотенцией.
– Есть над чем задуматься накануне встречи с Дашей, – говорил он Валере. – И вообще, ты слишком суров, – упрекал он.
– Я поступаю так, как считаю нужным, – сухо отвечал Валера.
– А я бы не стал вести борьбу с самим собой из-за какой-то нравственности. Это чревато нарушениями здоровья, – заявлял Олег.
Валера, стиснув зубы, качал головой, хотя ничего в опровержение медицине не находил и однажды все-таки сдался.
В тот раз, возвращаясь с пакетами продуктов с Центрального рынка, Валера и Олег для сокращения пути, а заодно, избегая встречи с полицией, направились по маленькой улице Эфполидос, затем повернули в короткий переулок и двинулись по нему прямиком к троллейбусной остановке. Надо заметить, этот маршрут придумал Олег заранее, кем-то наученный, из лучших к Валере чувств и добрых побуждений. Солнце недавно скрылось за домами, и в переулке лежала синяя тень. На панели, возле подъезда, на их пути стояли три стройные девушки, в коротеньких юбочках, тонких, плотно обтягивающих, кофточках и длинными заманчивыми ножками. Увидав молодых людей, эти хариты тотчас оживились, стали подмигивать, покачивать бедрами, приглашая к себе на праздник безграничного удовольствия. Валера, проходя мимо, скользнул по ним равнодушным взглядом, а Олег помедлил, задержав глаза на высокой скромно улыбающейся блондинке. Поймав на себе его взгляд, девушка переступила с ноги на ногу и поманила пальчиком, а потом, говоря что-то ласковое, кокетливо сунула палец между розовых губ, сочных, как спелая малина. Олег улыбнулся ей в легком смущении. Услугами проституток ему еще не приходилось пользоваться. Но это был выход.
– Подходи, не стесняйся, ну давай же, давай, – бодро зазывали хариты, маня пальцами. А блондинка, чувствуя, что упустит робкую добычу, поспешила к Олегу и, легонько взяв его за локоть, потянула за собой, обдавая тонкими сладковато-сиреневыми духами. – Эй, неужели мимо пройдете? – с игривым разочарованием кричали две другие девицы. – Даже не познакомитесь? Может, попробуем в первый раз? Давай, давай!
Олег остановился. Блондинка отпустила его руку и стала поглаживать его шею.
– А что, может и в самом деле, развлечемся? – Предложил он Валере.
– Не сейчас, – отозвался тот.
– А когда?
– Валяй, если тебе невмоготу.
– А ты?
– А я…
– Эй, ну что же вы задумались, или вы не мужчины? – причитали хариты. – Красавцы, один другого краше, идите же сюда, идите.
– А что побудем с ними недолго и будет с них, – настаивал Олег, а блондинка уже лезла ему под рубашку.
– Ну куда с такими пакетами? – сказал Валера.
– Не хочешь, тогда держи, я сам пойду, – он протянул свой пакет.
Валера взял пакет и проводил Олега взглядом, пока тот следовал, соблазненный блондинкой, в подъезд. Было бесполезно останавливать его. «Рано или поздно это все равно бы случилось. Он бы не выдержал, – рассуждал Валера. – Или сошел бы сума».
Между тем необыкновенно длинноногая брюнетка, потянулась руками к Валере, называя его «золотокудрым красавцем», но тот отпрянул, повернулся и пошел прочь, под разочарованные голоса и упреки оставшихся позади девиц.
На другой день Олег подробно расписывал, какие там приятные девочки работают и делают они все, что захочешь, и что с безопасностью там все в порядке, как в санатории. Гигиена. Подхватить венерические неприятности там, даже если захочешь, невозможно. А спустя несколько дней, они направились в тот переулок вдвоем. Олег обнаружил свою очаровательную блондинку на месте, а Олегу досталась другая, постриженная под мальчика, очень юная девушка, чьи глаза ему показались до странности знакомыми, но Валера не придал этому большого значения. Мало ли, сколько похожих людей встречается. Они вошли в подъезд. В холле была только хозяйка заведения, очень полная женщина с пышным бюстом, который громоздился над конторкой. Сухо поприветствовав клиентов, эта дама склонилась над журналом посещений и записала в нем, как для квартального отчета, порядковый номер посетителя, затем имя проститутки и номер комнаты, в которой та будет работать. Над головой хозяйки, на стене, висела большая картина – репродукция Пуссеновской «Вакханалии». Рядом стоял шкафчик с ключами за стеклянной дверцей. Хозяйка сделала запись, назначила цену и обратилась к кассовому аппарату. Молодые люди расплатились, хозяйка выбила чек, подала его вместе со сдачей и еще каждому по презервативу в подарок. После этого девушки взяли клиентов за руки и повели за стеклянную дверь, потом наверх по узенькой лестнице: Олега – на знакомый ему по прошлому разу, второй этаж, Валеру – на третий.
Пропустив Валеру в комнату, девушка вошла и осторожно затворила за собой дверь. Затем, бросив на него робкий взгляд, остановилась в нерешительности. Он тут же понял, что оказался первым ее клиентом. Она и в самом деле то ли смущалась его, то ли пугалась чего-то нового. Он осмотрелся в комнате: в центре стояла большая кровать, у стены платяной шкаф, зеркало, потертое кресло, тумбочка возле изголовья кровати. Окна занавешены полупрозрачным розовым тюлем, сквозь которые проливался жидкий свет опускающегося за дальние горы солнца. Комната была чистой и хорошо прибранной. Валера снова посмотрел на девушку, которая продолжала стоять, тревожно поглядывая на него выжидающе, и сел на край кровати.
– Ты чем-то смущена, – заговорил он.
Вместо ответа девушка опустила голову и принялась расстегивать пуговицы на своей лиловой блузке, скинула ее с плеч, затем спустила свою коротенькую юбку и перешагнула через нее, потом наклонилась и сняла туфли на высоких каблуках. Ногти на ногах и руках были покрыты лаком клубничного цвета с черными точками. Валера сидел истуканом, наблюдая за скованными движениями юной проститутки. Он увидел, какие у нее удивительно бледные груди, тонкая талия, красивые длинные ноги – стройное тело совсем еще юной девушки, и трусики почему-то в виде фигового листа – триумф модельера, решившегося на воскрешение моды времен грехопадения в первобытных зарослях. Сердце Валеры заколотилось отчаянней, он стал поддаваться соблазну. Этот фиговый листок возбуждал больше всего. Но верность Даше? Ведь обещал. Нет, этого увлечения допустить нельзя. Девушка приблизилась к нему и стала молча расстегивать пуговицы на его рубашке. Валера не смел пошевелиться, путаясь в чувствах. Ее вид, тонкий девичий аромат и нежное прикосновение рук распалил желание.
– Может быть, вы хотите выпить чего-нибудь? – тихо спросила она, распахнув, наконец, его рубашку.
– Нет, не надо, – ответил он, глядя в ее глаза и чувствуя, какую-то неловкость.
– Я немного конфужусь, извините, – сказала она. – Вы мой первый клиент.
Валера кивнул. Тогда она стянула с него рубашку, отбросила в сторону и взяла его руку.
– Я думала, вы проявите инициативу, поможете мне, – тем же робким тоном произнесла она и положила его ладонь на свое бедро, на край фигового листка, в надежде, что он захочет стянуть его сам.
– Постой. – Он неуверенно взял ее за тонкие руки, чуть выше запястий.
– Что-то не так? – спросила она, чуть розовея в некотором смущении.
– Мне почему-то кажется, я встречал тебя где-то раньше, – произнес Валера.
Она вздрогнула.
– Это бывает, – тихо молвила она. – Вы, наверное, тоже в первый раз?
– Как твое имя?
– Разве это важно?
– Ведь ты не гречанка, верно?
Девушка освободила свои руки и ответила:
– Я не должна говорить с клиентом на отвлеченные темы.
– Тогда я ухожу. – Он повернулся и взял свою рубашку.
– Нет, если вы уйдете так скоро, меня накажут, – испугалась она.
– Тогда скажи, кто ты? Я вспомнил тебя. Сначала мы встречались на Суньоне, потом на улице Ахарнон, может, где-нибудь еще? Прежде чем мы оказались сейчас в одной комнате. – Валера перевел дыхание. – Я хочу знать, кто за мной следит?
– Вы ошибаетесь, – начала было она с тревогой в голосе, но не стала продолжать. Понимая теперь свое разоблачение, она подошла к брошенной юбке, подняла и надела ее, затем взялась за блузку.
– Ты говоришь по-русски? – продолжал Валера.
Она торопливо застегнула блузку, подошла к окну и встала вполоборота, глядя на улицу сквозь занавеску.
– Я бы хотел знать, – настаивал Валера. Он поднялся и приблизился к ней.
Она резко повернулась, двинулась к кровати и села на нее.
– Да, я говорю по-русски, – наконец ответила она со звонким украинским акцентом и добавила: – Я из Винницы. – Она вздохнула и, бросив на Валеру печальный взгляд, продолжила: – Хозяин желает, чтобы я завела с вами связь. Других мужчин он ко мне не подпускает. Больше я ничего не знаю, поверьте, ничего.
– Кто он?
– Я не знаю. Со мной общаются только его люди.
– Как твое имя?
– Кристина.
– Тебя заставляют этим заниматься насильно?
Она промолчала.
– Ты хотела бы вернуться домой?
Она продолжала молчать.
– У тебя есть паспорт, какие-нибудь деньги?
– Ничего нет, – тихо проговорила она.
– Все понятно, – сказал Валера. – Я ухожу.
– Как, уже? – встрепенулась она.
– Да, – ответил Валера и стал надевать рубашку, тут из кармана выпал чек, он поднял его и проговорил: – Странно, в таком заведении имеется касса, никогда бы не подумал.
– Это заведение работает под видом гостиницы “Ficus folium”, – ответила Кристина, посмотрела ему в глаза и спросила. – Вы придете еще?
Он кивнул, открыл дверь и вышел.
На квартиру Валера возвращался один, не желая видеть сейчас Олега, точно тот был в чем-то виноват. Разные мысли приходили ему на ум. Странная история этой несчастной девушки не выходила из головы. «Кольцо из таинственных событий и людей сжимается как удавка вокруг шеи», – размышлял Валера. Мучил вопрос, почему именно он должен стать ее любовником. Кто этот хозяин? На что он рассчитывает? «Какой-то хмырь считает, будто может распоряжаться моей судьбой, – возмущался Валера. – Пожалуй, только Кристина может дать ясный ответ. Тогда это многое объяснит. И все те странные события тоже. Но девушка молчит, она вынуждена что-то скрывать». Валера путался в догадках.
– А тебе не жаль этих невольных наложниц? – спросил он Олега, когда тот вернулся в комнату. – Ведь их наверняка ищут родители.
– А чего их жалеть, их разве кто-нибудь заставляет? – удивился Олег. – В конце концов, ни я, так кто-нибудь другой.
– Возможно, что и заставляют, – проговорил Валера. – У них отобрали паспорт, и денег нет ни драхмы. Как же им выбраться из этого пошлого рабства?
– А надо ли? Ведь они что-то там зарабатывают. – Олег был неисправим.
VII
Мысли о Кристине и на следующий день не оставляли Валеру. Те скудные сведения, которые он смог от нее добиться, мало что ему объясняли и пробудили к происходящим вокруг него событиям еще больший интерес. Все эти параноидальные подозрения, слежки на афинских улицах и появление странных типов, вроде Теодора, нужно, наконец, объяснить. Тайна странных совпадений должна раскрыться, если это вообще только совпадения. Он не переставал думать о Кристине утром, когда пробудился, и днем, когда расклеивал по улицам номера телефонов, и вечером, перед сном. Он понимал, что должен увидеть ее снова. На другой день он уже не мог сосредоточиться больше ни на чем, кроме как о Кристине и ее тайне. Он негодовал. Девушка обманом и какими-то лживыми обещаниями была заманена в рабство. Но не первая и не последняя она добыча человеческих хищников, дождавшихся своего времени, когда развалился Советский Союз. В подобные ловушки угодило немало простодушных созданий. Торжество дьявола весело скачущего на развалинах некогда нравственно устойчивого коммунизма. Теперь эти доверчивые, соблазненные красивостями заграничной жизни, падкие на сказку о заморском принце, невинные жертвы выстраиваются в очередь в широко отворенные двери воображаемого сказочного мира, в котором добрая фея мановением волшебной палочки превратит их якобы в принцесс; на самом же деле очень скоро разочаровываются и становятся заложницами коварного Рока или опытных монстров разврата. Валера отчетливо все это представлял. Но Кристине можно помочь. Ее нужно вернуть в семью. И он на это решился. Вечером, сразу после работы, не говоря никому не слова, Валера отправился в «Фиговый лист».
Валера оплатил услуги, получил чек, и тогда хозяйка из регистратуры (в притоне-то регистратура! ну точно дьявольщина) попросила его подождать. Валера сел в кресло возле журнального столика, на котором лежали афинские газеты, свежий номер “Forbes” и майский “National Geographic”. Он полистал журналы, так и не вникнув в их содержание, поскольку думал совсем о другом, о Кристине, оставил их на столике и снова посмотрел на хозяйку, читавшую за конторкой «Салаты мира». У Валеры она вызывала отвращение. Некрасивая, отвратительная, толстая с жирным лицом сытости, с длинным хвостиком из маслянисто-черных волос на затылке, с носом, похожим на клюв орлицы и, наконец, двойным подбородком, нет, пожалуй, там есть еще третий, он появляется, когда эта гадина чуть наклоняет голову, дочитывая страницу донизу, с холодным и невозмутимым взглядом, в котором мерцают признаки власти – погубительницы молоденьких девушек. Наконец в холл спустилась Кристина. На ней был всего только легкий золотистого цвета шелковый халатик. Она чуть улыбнулась Валере и, кивнув, попросила следовать за собой. Они поднялись на третий этаж, в ту самую комнату. Она закрыла дверь и повернулась к нему. Валера стоял, глядя то в ее глаза, то на случайно выпроставшуюся грудь с маленьким розовым соском.
– Вы опять будете задавать вопросы, или, может быть, позволите мне отработать деньги? – вежливо спросила она.
– Ты что-нибудь знаешь обо мне? – глаза Валеры блеснули, он вперил в девушку испытующий взгляд. – Тебе кто-нибудь обо мне говорил?
– Ничего, кроме вашего имени, – призналась она.
– Хозяин знал мое имя до нашей с тобой встречи? – поинтересовался он.
Она скривила нижнюю губу и пожала плечами.
– Но почему хозяин желает, чтобы ты спала только со мной? – продолжал Валера, едва сдерживая свое негодование.
– Я не знаю. – Она опустила глаза.
Валера взял себя в руки и продолжил теперь спокойнее:
– Извини, я немного взволнован странными обстоятельствами. Просто мне хочется знать немного больше, о том, что вокруг меня здесь происходит. Скажи, тебе известны эти имена: Петр, Теодор, Янис?
– Нет, я никогда не слышала их, – призналась Кристина, пряча грудь.
– Хорошо, тогда, может быть, ты расскажешь хотя бы о себе, – попросил он, садясь в кресло напротив кровати.
Кристина ответила не сразу. Она посмотрела на Валеру и опустила глаза, словно чего-то стыдилась. Он предложил ей сесть, показав рукой на кровать.
– Все произошло как-то случайно, – начала она, послушно присаживаясь напротив него. – Училась в университете на экономическом. А полгода назад в Виннице проходил конкурс: девушек отбирали для работы фотомоделями, я была среди первых. Потом мне пообещали работу в Греции на лучших столичных подиумах, большие деньги, масса поклонников, подарки, цветы. Я согласилась. – Тут она на минуту смолкла, поправила подол халата, прикрыв ноги, и продолжила: – Меня и еще двух девушек отправили самолетом в Афины. Нас встретили два приятных на вид молодых человека, потом повезли в гостиницу, представляете? на черном лимузине. Сбывалась мечта! – она посмотрела на Валеру увлажнившимися глазами. – По пути они взяли у нас паспорта. А мы ни о чем дурном не подозревали. Разместили нас, девчонок, в одном великолепном номере. На следующий день был еще один отбор, прямо в той гостиничной комнате, где мы ночевали. Какой-то пожилой человек смотрел, как мы двигаемся, как выглядим, в том числе нагишом, а потом он выбрал меня.
– Как он выглядел, высокий, седой, лысый? – спросил Валера.
– Невысокий, темноволосый, в очках, он все время курил трубку. Больше я ничего не запомнила. И с тех пор его не видела.
– А возраст?
– Пожилой, лет за шестьдесят.
Валера попытался представить себе этого человека, встречал ли его раньше? Но похожих людей была масса, среди покупателей книг, может быть? Между тем Кристина продолжала:
– Потом моих конкуренток увели, с тех пор мы больше не виделись. Я думала, буду работать моделью, но вместо этого, меня разместили в этой вот комнате, я должна была чего-то ждать. Вот уже несколько месяцев жду. Родители, наверное, и не надеются, что я жива. – Тут Кристина закрыла глаза руками, и плечи ее задергались от рыдания. Валера ждал. Наконец она справилась с чувствами, поднялась, подошла к окну и стала глядеть на улицу, затем продолжила: – Относятся ко мне хорошо, кормят неплохо, но запрещают выходить из этого дома одной. К телефону не подпускают. Да, я невольница здесь, невольница! Но почему? – Она подошла к кровати и опустилась на нее. Валера глядел на девушку с изумлением, он был глубоко тронут ее печальной историей. Кристина всхлипнула, потерла под носом и заговорила дальше: – Нет, я ничего не понимаю, не знаю, что происходит. Что они хотят? Меня держат, как принцессу в золотой клетке. А время от времени вывозят на прогулку. Обычно на побережье, в горы, а иногда только для того, чтобы встретиться с вами. Я должна была заинтересовать вас. Ведь мы встречались с вами несколько раз. – Посмотрела на Валеру и улыбнулась. – Вы правы. Сначала это было на пляже Суньон, потом в Национальном саду во время народного гуляния, там я тоже подходила к вам, когда вы стояли с книгами и, наконец, на улице Ахарнон. Я должна была заговорить с вами, но не могла, ничего не выходило. Все было как-то нелепо. Да и вы были озабочены чем-то, и не уделили мне никакого внимания. Мне обещали, что отпустят домой, если я сумею завлечь вас в постель.
– Но для чего?
– Не знаю. За вами давно следят.
– Как долго?
Она пожала плечами, а потом прошептала:
И вот теперь вы сами пришли, – на этом Кристина закончила.
– Странная история, – промолвил он, окончательно запутанный ее рассказом. – С тобой неплохо обращаются. И все-таки я хотел бы тебе помочь выбраться из этого дурацкого плена, ведь ты хочешь вернуться домой, правда?
Кристина посмотрела на него блестящими от слез глазами.
– Я помогу тебе, – продолжал Валера. – Я вытащу тебя отсюда.
На ее лице появилось недоверие, она блеснула глазами, опустила голову и проговорила:
– Они задержат меня, прежде чем я выйду за порог этого дома. У меня нет документов. Посмотрите, во что я одета, на мне только вот этот полупрозрачный халат. Куда я пойду? – она снова поднялась и подошла к окну, не желая, чтобы Валера видел слезы, которые покатились по ее щекам.
– Хорошо, скажи, как часто ты стоишь на панели? – Валера сел на стул возле зеркала.
– Я никогда не стою на панели, – ответила она, но потом добавила: – Ну, разве что изредка, девушки приглашают меня подышать свежим воздухом, пока они дожидаются клиентов. И стерегут меня, как будто Гарпии. Я знаю, их здесь бьют, насилуют, перепродают, а со мной – ничего подобного. Никто не знает, почему. Это вызывает зависть. Многие девушки завидуют мне, но боятся меня тронуть или оскорбить, ведь за это могут наказать.
– Выходит, ты полгода ждешь одного меня?
– Я не знаю, что задумал хозяин, но он желает, чтобы я соблазнила именно вас.
– Трудно что-либо понять во всем этом деле. В любом случае, это выглядит нелепо и странно.
– Не приходите сюда больше, – прошептала она, глядя на Валеру в упор. – Уезжайте домой, в Россию. Пока не поздно.
– Я приду, чтобы забрать тебя отсюда, – уверенно проговорил он. – Завтра же куплю тебе что-нибудь из одежды и приду.
Кристина снова опустилась на кровать и закрыла лицо руками.
– Почему ты плачешь? – спросил он, поднялся с кресла и сел рядом с ней.
Она прижалась к нему, обхватив руками его плечо, а потом прошептала:
– Он желает сделать нас любовной парой.
– Какой бред. Странные намерения. Он случайно не маньяк?.. Ладно, не будем об этом. – Валера обнял ее, поцеловал в лоб и добавил: – Завтра же твоя странная неволя прекратится.
– Вместе нас отсюда не выпустят, – тяжело вздохнула Кристина.
Вернувшись домой, Валера застал «Ловцов эйфории» за кухонным столом: Олег в одних трусах, Валя в купальнике, Анатолий в джинсах. Они играли в «Дурака». В воздухе стоял терпкий запах пота и сладкий аромат Валиных духов. Эти двое потеют, будто козлы, заметил про себя Валера. Ему стало противно. Уставший, изголодавшийся за день, он принял душ, а потом стал разогревать ужин. Анатолий бросил на него ехидный взгляд и кивнул Вале, затем поглядел на Олега. Тот встретился с Анатолием взглядом и пожал плечами. Доиграв партию, они молча собрались и ушли в комнату, где продолжили бесноваться с животной страстью.
Весь вечер Валера соображал, как можно устроить Кристине побег. Завтра сразу после работы придется зайти в магазин и купить ей что-нибудь из одежды, а потом немедленно шагать в этот проклятый «Фиговый лист». Главное, девушку вывести из притона, а там – скорее прочь, на ближайшую многолюдную улицу, дальше – позволить ей наскоро переодеться в каком-нибудь подъезде – и вся кампания. Эта отчаянная идея затрепетала на паутинке его сознания маленьким цепким паучком. Теперь Валера был уверен в своем успехе.
В тот день, обойдя с наклейками последнюю из заданных в Илиссии улиц, Валера автобусом добрался до площади Омония и, не оглядываясь, зашел в ближайший магазин. Выбирать тряпки для женщины ему еще не приходилось. Это оказалось довольно мучительное занятие. Что же купить? Рубашку, юбку, блузку, штаны, сарафан, майку, шорты… – выбор оказался необыкновенно обширным, просто устрашающим. Валера ходил по залам растерянный, как заблудившийся в лесу, но помощью продавцов он все же пренебрег. Полчаса он промаялся в магазине, пока, наконец, не подобрал джинсовые шорты и футболку, прикидывая в памяти рост и худенькое телосложение Кристины; в конце концов сейчас не до моды. С немалым облегчением он сделал покупку и, изрядно вспотевший, устремился из магазина прочь. Дальше, не теряя времени, он направился в притон.
С каждым шагом, с каждым ударом сердца и каждым вздохом он приближался к зловещей улочке. И вот он уже в заведении для неблагородных девиц с небольшим пакетом, в котором лежал плотный сверток с одеждой.
– Вы хотите Кристину? – уточнила хозяйка, эта на вид добродушная сволочь, была как обычно гостеприимна.
– Да, – ответил Валера.
– Извините за любопытство, почему вы хотите только ее? – вежливо поинтересовалась хозяйка. – У нас тут довольно много хорошеньких девочек.
– Мне нравится только Кристина, – как мог спокойно ответил Валера и достал бумажник.
Хозяйка с улыбкой покачала головой и проговорила:
– Понимаю, она действительно очень хорошенькая. – Сказав так, эта испорченная судьбой менада любовно взглянула на деньги Валеры, погладила ладонями поверхность конторки, нежно улыбнулась и продолжила: – Мне очень жаль, но Кристины здесь больше нет.
– Как нет?! – воскликнул Валера и уперся в хозяйку пристальным взглядом.
– Да, да, прошлой ночью ее отправили по другому адресу, – объяснила она.
– Куда отправили? – спросил Валера.
– Ну какая разница, уверяю вас, здесь достаточно других не менее привлекательных девушек, – проговорила она с напускным недоумением. – Я могу позвать.
– Нет, не беспокойтесь, я хотел видеть только Кристину, – удрученным тоном проговорил Валера.
– Видеть? – переспросила хозяйка.
– То есть, мне нравится только она, – исправился Валера.
Тогда хозяйка опять улыбнулась, поближе придвинула свое лицо к Валере, так что ее груди, с большими бордовыми дисками вокруг крупного хорошо оттянутого соска, выползли из-под ее хламиды и распластались по столешнице, как две исполинские амебы, распираемые изнутри цитоплазмой, и тихо проговорила:
– Вижу, она и в самом деле вам очень нравится. Так и быть, если вы мне заплатите, я подскажу, где она есть.
– Сколько?
– Три тысячи, кирие.
Валера вынул три желтые бумажки и положил на стол перед грудями этой ненасытной вакханки. Она сгребла деньги широкой ладонью и сунула в карман джинсовой юбки, а потом произнесла тем же тайным голосом заговорщицы:
– Коли она так вам понравилась, вы ее точно найдете. Правда придется хорошенько потрудиться. – Она замолчала, переводя дух. Валера с нетерпением ждал продолжения. И эта дура, наконец, продолжила, налегая на конторку: – Так вот, теперь эта милая детка работает в заведении, которое называется «Щель Афродиты». Это на Парнисе. Поезжайте туда, найдите Таверну, что возле церкви Святой Троицы и спросите там Костаса. Вас отведут к вашей Кристине. Вы знаете, как добраться в горы?
– Да, я бывал там, – ответил Валера.
– Ну, тогда желаю удачи. – Она отлегла от прилавка и выпрямилась с дурацкой улыбкой на жирных губах. – Передайте Костасу привет от его жасминового цветка. – Она показала пальцем на себя и добавила: – Будьте здоровы, кирие.
– Спасибо, – ответил Валера, повернулся и направился к выходу.
– Постойте, – вдруг окликнула хозяйка, едва он взялся за дверную ручку. Валера обернулся, и она сказала: – Прошу вас, не говорите Костасу об этих деньгах, что вы мне дали.
Валера кивнул и вышел. Хозяйка улыбнулась ему в спину и благодушно хохотнула.
– Эта девчонка стоит того, чтобы ее искали, даже если она под землей, – проговорила она и грубо во весь голос рассмеялась.
Глава седьмая
Стыдливость представляет собой некоторую тайну природы, необходимую для ограничения необузданного влечения.
Иммануил Кант
(Редактор перевода Т. А. Ермакова)
Любая вера начинается со скептицизма.
Оскар Уальд. Портрет Дориана Грея
(Перевод с английского В. Чухно)
I
На сей раз, когда Валера вернулся домой, «Общество ловцов эйфории» нежилось в ванной. Дверь к ним была широко приоткрыта. Но то, что там происходило, можно было ярко представить и, не заглядывая, – по бессовестным звукам и бесстыжим разговорам, которые оттуда раздавались. Троица развлекалась с упоением. Они где-то надрали лепестков красных роз и усыпали ими всю ванну. Комья белой пены, взаимное омовение, ласки… они плескались, как майские лягушки, сводя друг друга с ума и доводя до приступа безумного экстаза. Валера прикрыл их дверь и стал разогревать ужин. Придется с душем подождать. Спустя некоторое время, когда голодный Валера уже уписывал овощной салат и картошку, истомленные сладкими трудами, члены общества выходили из ванной один за другим: нагая Валя с прилипшими к ее телу розовыми лепестками и ее спутники, с обернутым вокруг бедер полотенцем, причем Олег, в замешательстве, напрасно прикрывался рукой: его дружок торчал, будь здоров, словно окаменел от взгляда Медузы Горгоны, и это сильно конфузило парня. Валя и Анатолий бросили на Валеру насмешливо-презрительный взгляд и проигнорировали его невозмутимое приветствие. Олег ответил ему: «Привет!» тихо, с оглядкой на Анатолия, и весь залился краской смущения. Компания проследовала в комнату, точно семейка богов после купания. И тут Валера поймал себя на странной мысли, что не испытывает больше никакой неловкости перед их пикантными занятиями. Напротив, появилось какое-то чувство безразличия к этим людям, их увлечению и заносчивости по отношению к нему самому. «Но Олег? – размышлял Валера. – Нет, он, кажется, все еще сочувствует мне, моему упрямству, моим переживаниям. Но ведь ему хорошо с этой парой. Он рад проводить с ними время...» Проходя мимо их комнаты, Валера невольно бросил туда взгляд. Дверь была широко распахнута, и то, что он увидел, заставило перевернуться его сердце. Эта фигура из человеческих тел, это самооплодотворяющееся существо размеренно колебалось в глубоком удовлетворении. По спине Валеры пробежали мурашки. Солнцепоклонники затянули-таки Олега в свою стихию. Он пропал. Валера презрительно выругался: «дьявольщина», ушел в свою комнату и закрыл дверь. В ту ночь любовники впервые спали втроем; она между ними.
Утором, позавтракав в одиночку, Валера дождался, когда проснется Олег и, как только тот появился на кухне, объяснил, что сегодня на работу не выйдет, потому что Даша очень просила съездить на Парнису и сделать там несколько снимков для ее курсовой работы по эллинизму. Пришлось соврать, но Олег ничего не заподозрил, ни сколько не удивился и пообещал предупредить Йоргоса.
– Никаких проблем, я скажу, сегодня ты плохо себя чувствуешь, – сказал он, натягивая джинсы, прыгая на одной ноге.
После вчерашнего языческого обряда чествования фаллоса Олег выглядел бодрым и счастливым.
– Спасибо, ты надежный друг, – улыбнулся Валера.
Потом он собрал рюкзак, положив на самое дно сверток с одеждой для Кристины, и, попрощавшись с Олегом до вечера, отправился на остановку. Всю дорогу он думал о встрече с этой несчастной девушкой, которую неизвестно зачем вывезли в горы. Янис что-то говорил о ночном клубе и казино в горах. Там ее теперь и востребовали. «Возможно, обо мне и думать они перестали, понимая, что мое упрямство им не пересилить, – считал он. – Ну уж нет. Вот он я, кто бы мог подумать, что сам к ним заявлюсь! Обрадуются, наверное. Пусть мечтают, а Кристину я все равно уведу».
Выйдя из автобуса возле церкви Святой Троицы, Валера поднялся по ступенькам, миновал двор, где его встретил пес Шарик. Он узнал Валеру и весело замахал хвостом, хотя с тех пор, как они виделись, прошло много времени. Угощения для пса не нашлось. Валера погладил его черную лоснящуюся шерсть и направился в Таверну. В зале посетителей не было, за стойкой бара – тоже никого. Валера подождал несколько минут, но бесполезно, тогда он обошел стойку, постучал о дверной косяк, отодвинул рукой шелестящий тростниковыми трубочками занавес, который с перестуком заходил волнами, и вошел в кухню. Тут он увидел повара, того самого, который обслуживал их с Олегом в первый раз их посещения. Тот обернулся на шелест занавески и вопросительно уставился на Валеру, не переставая мять руками тесто.
– Калимера, – поздоровался Валера.
– Калимера, кирие, – ответил повар. – Что вам угодно?
– Я ищу, Костаса, мне рекомендовали найти его, – объяснил Валера.
Повар оставил тесто, похлопал друг о дружку белыми от муки ладонями и, вытирая их о серый передник, спросил:
– Можно узнать ваше имя?
– Меня зовут Валера Светлов.
– Кто вас направил?
– Хозяйка «Фигового листа».
Повар понимающе кивнул и сказал:
– Подождите минуту. – С этими словами он вышел на задний двор и громко позвал: – Михалис!.. Михалис, поди сюда!
Спустя некоторое время он вернулся, следом за ним вошел мальчик лет тринадцати в синей кепке, светлой рубашке без рукавов, джинсах и сандалиях.
– Этот господин желает видеть Костаса, – объяснил повар мальчику. – Проводи его, пожалуйста.
Михалис охотно кивнул.
– Ваш проводник, кирие, – объяснил повар Валере. – Его зовут Михалис. Он проводит вас.
– Спасибо, – сказал Валера.
Михалис надел темные очки от солнца, и они вышли на улицу. Их путь лежал мимо церкви, по шоссе, сначала тем же маршрутом, которым они с Олегом ходили на гору Изома, но потом, у развилки, Михалис повернул направо, и дорога, извиваясь, пошла все время вниз над ущельем, густо поросшим пихтой и соснами. Солнце жарило с бесконечно-синего небосклона; всюду надрывали свои голоса безумно звонкие цикады, словно армия Дария в миниатюре пилила деревья; сквозь этот зной раздавались птичьи трели; по нагретой дороге то и дело шныряли разноцветные ящерицы – мечта герпетолога; потом дорогу переползала черепаха, похожая на булыжник. Михалис остановился и сделал знак рукой Валере, надо обождать, а то удачи не будет. Черепаха тоже остановилась, посмотрела на молодых людей, моргая глазами, и продолжила свой путь в кусты фриганы. Путники двинулись дальше. Некоторое время они шли молча. Михалис чуть впереди.
– Скажи, друг, это далеко? – поинтересовался, наконец, Валера, соображая, что поход явно будет продолжительным.
– Чуть больше часа, – ответил парнишка.
Валера с недоумением кивнул и снова спросил:
– А что это за место такое «Щель Афродиты»?
– Ты разве не знаешь? – удивился Михалис.
Валера покачал головой и признался:
– Мне сообщили только название.
– Это пещера, кирие, – ответил Михалис.
Валера посмотрел на этого мальца с удивлением.
– Пещера?
– Ну да.
– И что же, этот господин Костас живет в пещере?
– Нет, он там не живет, внутри находится его театр.
– Театр? – еще больше удивился Валера. – Какой, такой театр?
– Если мы будем отвлекаться на разговоры, мы и до вечера не дойдем, – строго сказал Михалис.
Валера даже опешил от резкого заявления мальчика.
– И все-таки, я должен знать, – настаивал он, все еще находясь в замешательстве.
– Ну хорошо, – сдался Михалис. – Это театр Костаса. Он великий волшебник и создал сказочный мир нашей древней страны.
– Вот как? – Валера окончательно запутался: публичный дом, сказочный мир – все это как-то не очень хорошо сочетается.
– Выходит, Костас – владелец театра? – снова уточнил Валера.
– Ну да, – коротко бросил Михалис.
– И ты тоже бываешь на его представлениях?
– Еще бы, ведь я там играю.
– Ты, играешь?
– Да. И Костас платит неплохие гонорары. Хочешь пить?
– И что же происходит на сцене этого театра?
– Ты хочешь пить? – повторил Михалис.
– Хочу.
Михалис показал рукой налево и стал спускаться по узкой тропинке. Валера последовал за ним и вскоре услышал журчание ручья. Они спустились по каменистому склону и подошли к тоненькому ручью, просачивающемуся между камней и петляющему, дальше, куда-то глубоко вниз. Михалис сложил руки лодочкой, стал черпать воду и пить, затем отступил и позволил напиться Валере. После этого Михалис омыл лицо, грудь и шею. Валера полил водой на голову и тоже умылся. Вода приятно освежила. Вернувшись на дорогу, они продолжили свой странный поход. Спустя еще полчаса Михалис повернул на грунтовую дорогу, и вскоре они вошли в лес. В полумраке под пологом деревьев было гораздо тише, цикад здесь не было, и вокруг царила какая-то необыкновенно-таинственная обстановка. Деревья поднимали свои кроны высоко вверх, карабкаясь на своих мощных корнях по каменистым склонам с редкими кустарниками. Повсюду торчали острые скалистые выступы, а то и вовсе поднималась отвесная стена, увитая плющом. Михалис двигался быстро, уверенным шагом и насвистывал что-то веселое.
– И все-таки, что за пьесы ставят в этом театре? Мне бы очень хотелось знать, – продолжал допытываться Валера.
– Сам увидишь, – бросил Михалис в ответ и перепрыгнул через ствол поваленного ветром дерева, который лежал поперек дороги.
– И много бывает зрителей?
– Не очень, так только гости и друзья Костаса.
«Серьезный Михалис и лишнего слова не скажет, – размышлял Валера, – куда он все-таки ведет? Валера терялся в догадках, что же это за театр? Вряд ли в пещере с таким названием станут играть классические пьесы. Тут, возможно, ставят что-нибудь повеселей. И Кристина, наверняка, тоже вовлечена в эти действия. Найти бы ее поскорей и выбраться отсюда, чего бы тут не происходило. Этот мальчик, много чего знает, но умалчивает. Вероятно, его просили не распространяться, а то бы он много чего ненужного мне наговорил».
Между тем поход их продолжался уже минут сорок. Тропа была каменистая, того и гляди, чтоб не споткнуться. Еще немного и она вынырнула из лесного полумрака на ослепительную лужайку и дальше вела среди платанов, ясеней и пышных, с ветвями до самой земли, сосен. Дальше они миновали небольшой сосновый лес и стали спускаться в ущелье по узкой тропке с уступами и щелями.
– Здесь осторожней, кирие, держись за камни, – предупредил Михалис.
Он продвигался впереди, ловко цепляясь пальцами за камни, и выставлял вниз ногу, пробуя опору, прежде чем встать на торчащий камень. Валера не отставал, хотя опыта в скалолазании у него прежде не было. Спуск был не долгим, и вскоре они очутились на дне ущелья узкого и довольно продолжительного с лужайкой, кустами колючего дуба и земляничного дерева. Отвесные стены поросли местами травой, лишайниками и папоротником, солнце проливало сюда свет, вероятно, лишь не долгое время, потом оно должно было уйти за скалы.
– Пришли уже, – объявил Михалис, и вдруг за следующим поворотом справа открылся вход в пещеру. – Подожди, кирие, я сейчас. – Мальчик вошел в пещеру и тотчас исчез из виду во мраке.
Оставшись один, Валера осмотрелся. Это был вертикальный и узкий вход, поросший кустами. На первый взгляд ничто не выдавало присутствия здесь людей, тем более театральной труппы, разве что хорошо утоптанная тропа вела к этому входу. Вокруг светлая лужайка, серые скалы, валун с плоской поверхностью, он был уже в тени, которая медленно наползала на эту лужайку. Валера подошел и сел на этот валун. Через несколько минут из пещеры, прищуриваясь на солнце, вышел старик с темными, отливающими серебром, коротко стрижеными волосами, тонкими усиками, короткой бородкой, гладким, почти без морщин, смуглым лицом и голубыми, как море, глазами. При ближайшем рассмотрении он оказался не так приятен: круглый волдырь на носу, черные волоски, противно торчащие из ушей, и уродливо выпячивающаяся холка – портили его наружность. Этот старый бес, однако, был одет весьма элегантно: в белый костюм, голубую рубашку при малиновом галстуке и серые туфли, а голову венчала соломенного оттенка фетровая шляпа. При ходьбе он опирался на трость, а в другой руке держал изогнутую дымящую трубку. Направляясь к Валере, старик добродушно улыбнулся, блеснув полным рядом жемчужных зубов, и, расставив руки, в знак горячего приветствия, подошел к гостю. Валера поднялся с камня. Михалис остановился у входа в пещеру и присел на корточки, жуя травинку.
– Добро пожаловать, господин Светлов! – благодушно воскликнул старик по-английски.
– Добрый день, – ответил Валера, несколько скованно пожимая протянутую руку этого человека и чувствуя легкий аромат каких-то приторно-сладких духов, который от него веял.
– Мое имя Костас Зафиридис, – сказал старик. – Вы спрашивали меня?
– Да. Мне рекомендовали вас. Я от Жасмин, – ответил Валера. – Она просила…
– Знаю, знаю, мы разговаривали с ней по телефону сегодня утром, моя любовь, – проговорил Костас с прежней улыбкой. – Она сообщила о вашем приезде. Так значит, вы хотели бы видеть Кристину?
– Да, но я не ожидал, что это возможно в таком необычном месте, – признался Валера. «Это явно день открытий», – решил он про себя.
Костас весело засмеялся и проговорил:
– Ничего, скоро вы поймете, что лучше этого места на Земле не существует. Оно просто дышит любовью, понимаете ли. – Костас задорно подмигнул и дружелюбно похлопал Валеру по плечу, излучая радушие. – Пойдемте, немного прогуляемся перед обедом, я покажу вам это чудесное место. – Махнув трубкой в том направлении, он сунул ее в зубы и стал выпускать дым.
Они направились по лужайке. Михалис тоже поднялся и последовал было за ними, но Костас остановил его и попросил уже по-гречески, сказать слугам, чтобы накрывали на стол.
– Скажите, где Кристина? – спросил Валера, как только они, оставшись вдвоем, медленно направились по тропинке.
– Она здесь.
– Я могу ее видеть?
– Признайтесь, она действительно вам так понравилась, что вы пустились в такое дальнее путешествие ради нее?
– Да.
Костас добродушно рассмеялся.
– Что ж, девушка действительно хороша, чтобы за ней побегать, – проговорил он.
– Я бы хотел ее видеть, – заявил Валера.
– Разумеется, но прежде, предлагаю вам познакомиться с бытовыми условиями, ведь вы наш гость, – деловым тоном проговорил Костас. – Во-первых, должен заметить, свидание здесь будет стоить несколько дороже, чем в городе. Осторожно, не споткнитесь. – Он слегка постучал тростью о подвернувшийся под ногами Валеры камень и продолжил: – Десять тысяч драхм. Если вы решите остаться у нас на более чем одни сутки, вы можете платить по три тысячи за каждую проведенную здесь ночь, вы понимаете меня?
– Но разве здесь можно жить? – удивился Валера.
Они остановились.
– Хм, безусловно. В пещерах созданы… Да, да здесь несколько пещер, – уточнил Костас, заметив недоумение на лице Валеры. – Так вот, созданы оптимальные условия для проживания, вы можете оставаться у нас хоть круглый год. Я покажу вам одну из свободных пещер чуть позже. А теперь познакомьтесь, санитарные условия. – Он с важным видом повел за собой Валеру. За поворотом, на лужайке с цветущими кустиками роз, в дальнем конце ущелья, подпертого стеной скалы, находились небольшие строения, и Костас повел туда Валеру. – К вашим услугам домик с сердечком на двери. – Отворил дверь. – Этот стульчак, – постучал тростью, – из Критского мрамора, а сидение – из одного исчезающего вида пихты, которая произрастает исключительно на маленьком острове Камелиас – единственном месте на всей планете, где этот вид еще сохранился... Хм, не волнуйтесь, одно из деревьев было повалено бурей, вот мы и использовали, некоторые части ствола для своих нужд, чтоб зря не пропадало. Здесь мило, правда?.. Будьте уверены, наши удобства не наносят окружающей среде никакого вреда. Ведь мы ценим Природу и благодарны ей как матери. Отходы жизнедеятельности обезораживаются на месте, тщательно упаковываются специальными механизмами и вывозятся на свалку. Кстати, наша туалетная бумага, – он крутанул плотный рулон, висящий на стене возле сливного бачка, – изготовлена с добавлением пуха нежных домашних гусят, собранного, после того, как они перелиняют и покроются взрослым оперением. Отсюда такой милый желтоватый цвет бумаги. Для купания, посмотрите туда, пожалуй, мы подойдем ближе. – Костас закрыл туалет, и они направились дальше, к мраморной колоннаде. – Так вот, здесь вы можете принимать ванну в любое время, когда вам заблагорассудится. – Костас отодвинул кончиком трости белый шелковый занавес, и они вошли.
Большая беломраморная ванна, увитая побегами плюща, находилась посреди четырех греческих колонн с ионическими капителями и каменными перегородками, сверху которых, в виде покатой крыши, были установлены зеркальные аккумуляторы солнечной энергии, а с четырех сторон колыхались шелковые занавески; вокруг ванны был насыпан слой белого морского песка, а над ней был пристроен блестящий металлический душ. Костас, продолжая пояснять, повернул рычажок краника, и ванна стала наполняться водой, повернул другой – вода зашелестела из душа. Он выключил воду и вынул пробку со дна ванны. Горячая вода подавалась из большой синей пластиковой бочки, установленной над купальней на естественном скальном карнизе, в ней вода нагревалась кипятильниками, подключенными к солнечным батареям. Холодная вода поступала отдельно по шлангу, в который она попадала из маленького, истекающего сверху скалы естественного источника, который наполнял также и бочку, когда требовалось. Несложная конструкция, соединяющая в себе природные силы и инженерную мысль, казалось гениальной и трогательной как любовное сочетание. Возле ванны стоял стеклянный шкафчик с зеркалом, полочками, на которых лежало мыло и шампуни разных сортов, и висели на крючках полотенца, белые, как лебяжий пух и разного размера: для лица, тела, рук и ног в отдельности. За состоянием туалета и купальни, как объяснял Костас, следили двое слуг. Если нужно, всегда можно заказать бутылку шампанского, а в воду будут добавлять составы из разнообразных ароматических солей и грязей с полезными микроэлементами. Вечером этот уютный уголок освещался разноцветными лампами.
– Вам нравится? – спросил Костас с горделивой улыбкой.
– Прекрасно, – оценил Валера, чтобы потешить его самолюбие. – Здесь можно жить, ни в чем не нуждаясь.
Он и в самом деле был немало удивлен неожиданно приятной и красивой обстановкой со вкусом вписанной в природную среду. «Была бы со мной Даша, мы бы неплохо провели здесь время», – наивно подумал он.
Костас тихо засмеялся и промолвил с некоторой таинственностью:
– Да, да, это так, мой друг. Но вы еще не видели пещеры. Пора бы нам уже и пообедать.
И он повел Валеру назад по тропинке, постукивая тростью о камешки. Когда они вошли в «Щель Афродиты», и глаза привыкли к полумраку, Валера огляделся с немалым изумлением. Вначале вход был довольно узкий, но затем расширялся, и тотчас по коже Валеры забегали мурашки от долгожданной свежести и прохлады, потом они двигались не очень продолжительным коридором, освещенным факелами с живым огнем, которые крепились к стене, поэтому по потолку, стенам и полу с хрустально чистыми лужицами, мерцали отблески пламени. Наконец коридор расширился и перед Валерой открылся просторный зал. Всюду в неровном свете факелов сияли сталактиты, которые свешивались с потолка причудливыми сосульками и бородами и сталагмиты, которые поднимались замками и столбами с пола пещеры. Но более всего изумляло то, как и те и другие объединялись в колоннады, словно в древнегреческом храме. На достаточно ровном участке зала, где не было этих натечных образований, удачно вписывалась, без каких-либо повреждений естественного вида пещеры, большая деревянная площадка, устланная однотонным мягким ковром серого цвета, а над ней покатая крыша, обитая оцинкованными железными листами (на случай падения какого-нибудь камня с потолка). Внутри за голубым шелковым занавесом стояла кушетка и тумбочка с греческой вазочкой, в которой красовался цветок тропической орхидеи, посередине находился стол с изящно изогнутыми резными ножками, уже накрытый для обеда и два стула из того же гарнитура, что и стол. Возле толстого сталагната находился книжный шкафчик, полки его были уставлены томами каких-то сочинений. Простая обстановка с мебелью в античном стиле была создана с хорошим вкусом. Но самое удивительное то, что в этом зале поддерживался здоровый для человека микроклимат, Костас заверил: повсюду стоят кондиционеры, получающие питание от электрогенератора, работающего где-то за пределами пещеры. По сталактитам стекала влага и время от времени набрякшая капля вдруг срывалась и плюхалась в лужицу, поэтому в тишине пещеры можно было слушать приятную звонкую мелодию падающих капель.
– Насекомые, пауки и прочие мелкие обитатели пещеры – не опасны, – объяснил Костас. – Один мой ученый друг из Афинского университета, специально обследовал все пещеры. Так что можете не тревожиться сами и не пугать маленьких пещерных жителей зря.
Подойдя к стене, Костас щелкнул включателем, и под потолком загорелась хрустальная люстра.
– Прежде чем сюда войдет Кристина, я бы хотел поговорить с вами наедине, – сказал Костас. – Садитесь, пожалуйста, за стол и угощайтесь, все свежее и горячее.
Стол был сервирован, как в ресторане. В центре стояла керамическая супница, из-под крышки которой просачивался пар, на тарелках – зеленый салат с оливками и кубиками сыра, овощное рагу, корзинка с фруктами: бананы, апельсины, киви, ананас, виноград, манго, здесь также была бутылка белого вина, хлеб и сыр. Костас разлил вино, поднял бокал и провозгласил:
– Выпьем за нашу встречу.
Они чокнулись и выпили по глотку. Валера ощущал себя так, будто находился во сне. Этот Костас и в самом деле великий сказочник, как предупреждал Михалис. Впрочем, имея достаточно денег, можно создать любую сказку, какая только придет в голову. И этот человек умело ее творил, с удивительной бережностью, при этом, относясь к матушке Природе, которая, как он считал, с ним сотрудничает. Некоторое время Костас позволил себе есть молчком, не отвлекаясь на разговор. Валера угощался, а между делом украдкой разглядывал ничем ни примечательное лицо Костаса. Лицо чистое, мудрое, гладкое, без единой бородавки, которые просто обожают селиться на подобном типе лиц, – где-нибудь на носу или над верхней губой, – да еще с пучком жестких волосков для пущей значительности. Словом, лицо – не за что зацепиться. После, когда салат и суп были съедены, и чувство голода у Валеры отступило, Костас завел такой разговор:
– Я бы хотел поговорить с вами серьезно, мой друг. – Он откинулся на спинку стула, достал из нагрудного кармана трубку, засыпал в нее две щепотки табака из маленькой серебряной коробочки, раскурил и продолжил: – Прежде всего, я хотел бы услышать честный ответ, действительно ли вам нравится эта девушка? – Он выпустил дым изо рта и пристально посмотрел на Валеру.
– Да, она нравится мне, – как можно искреннее сказал Валера, чтобы не вызывать подозрений ни единой ноткой своего голоса.
– Я очень за вас рад, – промолвил Костас. – Хотя мне известно, что вы влюблены в другую. – Бросил на Валеру искристый взгляд. – Ее имя Дарья, не так ли?
– Да это так, – ответил Валера, силясь припомнить, откуда старику это может быть известно, если они только сейчас познакомились. Еще одна загадка.
– Мне известно это от Яниса, моего старого доброго друга, – поспешил объяснить Костас, словно прочел вопрос во взгляде Валеры. – Так вот, я должен был наверняка убедиться, что вы изменили свое отношение к Дарье в пользу Кристины, понимаете? Я должен знать, что ваши чувства к моей девушке искренние.
– Можете не сомневаться, – соврал Валера.
Костас ухмыльнулся и самодовольно запыхал своей трубкой, пуская вверх кольца дыма.
– Ну что же, время покажет. Во всяком случае, если вы явились сюда, то уже это говорит мне об искренности ваших слов.
– Но почему это вас так волнует? – поинтересовался Валера.
– Я люблю ее, как отец. И мне не безразлично, кто станет ухаживать за моей милой девочкой. Ведь ей только восемнадцать.
– Но у нее есть настоящие родители. Они ждут. Надеются ее найти.
– Они далеко и при случае не смогут оказать ей помощь. У них нет даже денег, чтобы приехать сюда, в Грецию. Поэтому, я хочу быть уверен, что у вас, мой друг, нет никаких дурных помыслов. Если это так, берите ее, она ваша.
С этими словами Костас взял свою трость, собираясь подняться. Валера смотрел на него, не отводя глаз и по-прежнему ничего не понимая.
– Постойте, – сказал он. – Скажите, о каком таком театре мне рассказывал Михалис по дороге сюда?
– Э… мой друг, это не так важно сейчас. – На мгновение Костас задумался, он встал, опираясь о спинку стула. – Хорошо, если вам интересно, то театр, это мое скромное увлечение. Мы устраиваем праздничное представление в честь бога Диониса последний понедельник мая и августа. К сожалению, майскую Дионисию вы уже пропустили. Если вам интересно, приглашаю дождаться августа. Уверен, вам понравится. Кириос Теодор пишет для нас небольшие милые пьесы, мои актеры изучают текст, репетируют и потом блестяще играют. Да, да, этот человек вам известен. Вы имели честь познакомиться с ним в Фалиро несколько месяцев назад. Он был очень доволен вами. Но при случае, мы об этом еще поговорим, если желаете. А сейчас, извините, меня ждут дела. – Костас коротко поклонился. – Желаю вам хорошего дня, мои люди позаботятся о вас, исполнят любое ваше желание. Будьте здоровы.
– До свидания, – ответил Валера и выпустил из груди воздух. Голова его приятно кружилась от выпитого вина и всей этой околесицы, которую он услышал за сегодняшний день, хотя по-прежнему оставался в полном недоумении.
Вскоре, после того как кириос Зафиридис покинул пещеру, в зал, тихо ступая, вошла Кристина. Валера пребывал в глубине задумчивости и не слышал, как она вошла. Кристина встала у высокого, как башня сталагмита, и облокотилась на него. На девушке был тонкий золотистый хитон с квадратным греческим орнаментом на подоле и серебряной фибулой на груди, ноги были обуты в сандалии тоже античного образца, она провела робкой рукой по камню и, наконец, позвала:
– Валера?
Он обернулся и тотчас поднялся.
– Ах, это ты, Кристина, что же ты стоишь там? Подойди ко мне, – мягко сказал он.
– Вы нашли меня, – проговорила она, продолжая стоять на месте. – А я думала, что не увижу вас больше.
– Я обещал, – сказал он.
– Не надо было этого делать. – Она подошла к нему ближе и печально склонила голову.
– Почему? Ведь я пришел за тобой. – Валера улыбнулся.
– Молчите, не говорите больше ничего, – испуганно проговорила она.
– Ну что ты, милая. – Он слегка прижал ее к себе. – Нам нечего боятся. Я заберу...
Кристина встрепенулась и приложила к его рту свою маленькую бледную ладонь.
– Молчите, – проговорила она.
– Чего ты боишься? – прошептал он сквозь ее тонкие пальцы. – Мы здесь одни.
Она покачала головой и сказала одними губами:
– Здесь всюду жуки.
– Жуки?
– Они слышат любой шепот и видят каждое наше движение.
Он кивнул, озираясь по сторонам в недоумении. Кристина повлекла его к кушетке.
– Если вы желаете меня, прошу вас, сделайте это сейчас и уходите.
– Мы уйдем вместе.
Она задернула занавес, и они сели на кушетку.
– Сделайте это, а потом вам нельзя тут больше оставаться. – С этими словами, она стала расстегивать фибулу своими дрожащими пальцами. Она снова нервничала. Наконец получилось, и платье легко, словно перышко, сползло с ее плеч, обнажив юную грудь.
– Нет, Кристина. – Он наклонился и поцеловал ее в щеку, а потом вернул на ее плечи упавший хитон.
Она посмотрела на него черными напуганными глазами, в которых поблескивали слезы, но, не выдержав его пристального взгляда, в котором было сочувствие, потупила взор.
– Ты выглядишь усталой, – продолжал он. – Тебя хорошо здесь кормят?
Она кивнула.
– Послушай, почему мы не можем уйти теперь вместе?
– Нас не выпустят вместе.
– Мы уйдем ночью.
Она пожала плечами.
Неожиданно в зале появились двое слуг – молодые люди в зеленых хитонах – они вкатили небольшую тележку и принялись убирать со стола. Валера следил за ними до тех пор, пока они не закончили работу, и, оставив на столе корзину наполненную фруктами, удалились.
До ужина молодая пара прогуливалась по лужайке. Они сидели под одиноким кипарисом, и там Валера рассказывал о своих путешествиях в горы, к морю, как нашел ее здесь, приправляя истории забавными случаями. Он говорил с таким беззаботным видом, какой только мог сотворить в их загадочном положении здесь, что Кристина повеселела. Она слушала его, улыбалась, но все-таки не могла найти в себе веры, что когда-нибудь ей удастся спастись. Потом, когда стало темнеть, они вернулись в пещеру, где уже был накрыт стол. Бутылка красного вина, ;;;;;;;; (мусака), а также салат с мясом креветок и рогалики с шоколадным кремом на десерт. Все было свежее, только что приготовленное, со вкусом сервировано. После еды пришло расслабление. Кристина легла на кушетку, Валера устроился в кресле и принялся отвлеченно листать журналы. То были свежие номера русских изданий: «Вокруг света», Наука и жизнь», «Огонёк». Видно, Костас был очень внимателен к своим клиентам и подбирал чтиво на близком гостю языке. Валере это понравилось.
Кристина все смотрела на Валеру, озаренного светом люстры, а потом поднялась и, сбросив с себя одежду, подошла к нему.
– Мы должны теперь, – прошептала она, наклоняясь к Валере и беря его за руки. – Ради вас. – Она наклонилась к нему и поцеловала в губы.
Валера поддался нахлынувшему чувству. Сердце забилось сильнее, он не смог удержаться и, оставив журнал на столе, поднялся и последовал за ней на кушетку. Она опустила занавес, легла, ее голова утонула в пышной подушке, а грудь вздымалась и опускалась от волнения. Валера наклонился над ней и поцеловал в губы. Вожделение, жажда, нет, больше – знойная страсть, моментально переполнила его до краев. Кристина прикрыла глаза, тогда он лег рядом, и теперь она дышала ему в лицо. Он стал целовать ее щеки, шею, грудь, снова губы. Потом сбросил с себя рубашку. Желание разгоралось, сердце заходилось, сознание сосредоточилось на одних только чувствах, которые теперь в нем безгранично обострились. Он стянул с себя джинсы. Кушетка, полог с шелковыми занавесами, пещера, весь мир – куда-то пропали. Осталось только дрожащее, трепетное и манящее чувство близости женщины. Все смешалось в водовороте ощущений: риск, безумное желание, отчаяние, ненависть. Валера уже терялся в глубинах вселенной любви, как вдруг, в полумраке сознания, возник образ Даши. Она смотрела на него с укором. Валера едва не вскрикнул от ужаса и отпрянул. Желание откатило, страсть мгновенно пропала, и восставшая, готовая на все плоть, бессильно обмякла, так и не успев проникнуть в сокровенную тайну. Валера без сил упал рядом с Кристиной, тяжело и разочарованно переводя дыхание.
– Что-то не так? – проговорила она упавшим голосом.
– Я не могу, – промолвил Валера.
Кристина глубоко вздохнула, погладила его волосы и прошептала:
– Я понимаю. Та девушка, она живет в вашем сердце. Ведь вы не можете ее забыть, да?
– С тех пор, как мы познакомились, я живу мыслями только о ней, – признался Валера.
Кристина прижалась к нему, обхватив руками его спину, и закрыла глаза.
II
Было уже за полночь, когда Валера очнулся ото сна и поднес к глазам руку с наручными часами. Пора. Кристина спала рядом, прижавшись головой к его груди, вдвоем на кушетке было тесно. Он приподнялся. Кристина повернула голову и открыла глаза. Валера погладил ее мягкие волосы, она улыбнулась.
– Надо идти, – прошептал он в самое ухо девушки.
Она чуть кивнула, приподняла голову и поцеловала его волосатый сосок. Он прижал ее к груди, провел рукой по ее спине и отпустил. Поднявшись, наконец, Валера взял свой рюкзак, достал сверток и протянул Кристине.
– Это тебе.
Кристина села, сняла бумагу и развернула одежду.
– Пришлось покупать наугад, – объяснил он, заправляя рубашку в штаны.
– Все хорошо. – Она улыбнулась, поднялась и поцеловала его в щеку, а потом стала одеваться.
Собравшись, они поспешили из зала, по коридору, на улицу. Ночь была ясная и теплая. Лужайку освещала овальная луна, висевшая в черноте неба, будто совиный глаз. Тихий ветерок шептал в ветвях соседнего кипариса. Они направились к тому месту, где тропа круто поднималась по склону среди камней, там Валера пропустил Кристину вперед, чтобы подстраховать ее сзади, и она стала карабкаться наверх, но едва только он последовал за ней, как сверху донесся лай собаки. Валера на мгновение остановился в недоумении. Это что еще такое? Собака продолжала лаять, и вскоре послышался требовательный человеческий голос:
– Цербер, рядом. Рядом, кому говорю! Цербер!
Кристина тоже замерла, а потом обернулась, и проговорила:
– Это Костас. Он сюда идет. Бежим.
Они торопливо спустились и в следующий момент увидели пса и хозяина, которые появились над спуском в ущелье. Костас был в сером костюме и рубашке с расстегнутым воротом, он заулыбался молодым людям и поприветствовал:
– Доброй вам ночи. Решили прогуляться?.. Правильно. Вот и я вышел со своим другом подышать свежим ночным ветерком. – Он стал спускаться, удерживая пса на поводке, уговаривая его: – Цербер, прошу тебя, не торопись… Цер-бер!
Это был матерый доберман во всей своей злобной неблаговидности. Помахивая обрубком хвоста, он торопливо спускался по тропе, ведя за собой запыхавшегося хозяина, который едва успевал переставлять ноги, опираясь на свою трость. Наконец они спустились, и Костас подобрал поводок покороче, чтобы Цербер не позволил себе какой-нибудь вольности против дорогого гостя.
– Стоять, Цербер, стоять! – приказал он. Пес встал, высунув язык и шумно дыша, поглядывал на Валеру маленькими подозрительно поблескивающими глазами. В иных обстоятельствах он бы, не задумываясь, разорвал этого человека.
– Вы живете в этих пещерах? – сдержанным тоном спросил Валера, первое, что пришло на ум в такую досадную минуту.
– Иногда остаюсь в пещере Диониса, – улыбаясь, проговорил Костас. – Это совсем близко отсюда. А вообще, мой дом в Фили. Как вы устроились? – Он посмотрел на Валеру.
– Спасибо, очень уютно, – сухо проговорил тот.
– Очень за вас рад, – с добродушной улыбкой промолвил Костас. – Ну, Цербер, не будем мешать молодым людям. – Пес глянул в глаза хозяину и затоптался на месте. – Пойдем, пройдемся еще немного и спать. Завтра много работы. – Снова посмотрел на Валеру и на Кристину, делая вид, что не замечает на ней посторонней одежды. – А вам, молодые люди, я бы не советовал уходить далеко. Ночь темна, здесь довольно опасно для таких прогулок, можно сорваться в пропасть и насмерть разбиться. Почему бы вам не подождать до утра?
– Здесь уже с утра становится довольно жарко, – невинным тоном объяснил Валера.
– А, понимаю, – ухмыльнулся Костас. – Вы северяне, вам даже свежее греческое утро кажется знойным. Хм, ничего, привыкнете. Если что-нибудь потребуется, не стесняйтесь, я и мои люди всегда к вашим услугам. Пиво, вино?.. У нас тут бар и холодильник. Любой каприз. Не хотите?.. Ну, тогда в другой раз. Желаю вам удачи. Цербер, за мной. – Костас повернулся и стал подниматься по тропинке туда, откуда пришел. Пес поскакал наверх на своих длинных ногах, как горный козел, и Костас все отпускал и отпускал его поводок. Но вдруг старик остановился и обернулся. – Да, Кириос Светлов, я сегодня размышлял над вашим вопросом на счет театра. Думаю, специально для вас мы разыграем какую-нибудь комедию вне плана. Посмотрите, повеселитесь, дней через пять, раньше никак. Согласны?.. Ну вот и хорошо.
Поднявшись, наконец, по склону, отчаянно опираясь на трость, Костас с самодовольным видом исчез из виду. Валера и Кристина прошлись по тропинке к пещере и обратно, чтобы дать старику возможность уйти подальше и, спустя четверть часа, уже начали карабкаться наверх. Теперь путь к побегу был свободен. Выбравшись, уставшая от подъема Кристина, так запыхалась, что ей потребовалось время, чтобы прийти в себя. Она остановилась отдышаться, опираясь на Валерино плечо. Через несколько минут они смогли продолжить путь по тропе к сосновому лесу. Лунный свет озарял окрестности. Впереди лес возвышался сплошным глубоким мраком. Вскоре они вошли в него, и серебристые лунные пятна тихонько заскользили по беглецам. В лесу стояла тишина, и казалось, будто все спит: и деревья, и птицы, и звери. Как вдруг впереди, совсем близко, послышался шорох, и в следующее мгновение на тропу из-за деревьев вышли два человека. Их шаги приближались. Валера рванул в сторону, но не успел: пара ярких лучей, настигли его и Кристину, прежде чем те скрылись за деревом. Две здоровенные тени поспешили к ним быстрым шагом. Беглецы остановились, не видя вокруг ничего, кроме двух, направленных на них, мощных потоков света.
– А, да это мой милый друг! – раздался чей-то голос, и Валере он показался знакомым.
Валера пытался рассмотреть приблизившиеся фигуры, прикрываясь ладонью от фонаря, который затем опустился и залил светом тропинку, когда незнакомцы подошли ближе. Кристина испуганно прижалась к Валере. Один из верзил курил, и в темноте описывал зигзаги оранжевый кончик его сигареты. Второй осветил свое лицо фонарем и сказал:
– Узнаешь?
– Петр? – сказал Валера с удивлением.
– Да, мой Аполлон, это я, – довольным тоном проговорил Петр.
– Что ты здесь делаешь? – Валера сверкнул на него презрительным взглядом.
– Ловлю беглых нимф, – просто ответил тот и хохотнул, подмигнув левым глазом Кристине.
Валера стиснул кулаки.
– Вас направил Костас? – спросил он, кивнув на бугая с фонариком.
– Не имеет значения, но в целях вашей безопасности, советую вернуться к пещере.
– Так значит, ты сотрудничаешь с Костасом?
– Мы поговорим об этом в более благоприятное время.
– В таком случае, оставьте нас.
– Не советую сопротивляться. Мы обеспечиваем вашу безопасность. В противном случае, нам придется применить силу. Следуйте в пещеру.
Спутник Петра, на вид довольно плотного телосложения, совершенно лысый, выступил вперед и сложил на груди руки, так что мышцы поднялись буграми. Валера бросил на Петра яростный взгляд. Придется возвращаться. Они с Кристиной побрели назад, к ущелью. Конвоиры последовали за ними до самой пещеры, и когда молодые люди вошли в нее, Петр и его спутник сели караулить на огромный валун, что был перед входом.
Оказавшись в зале, Кристина всхлипнула, бросилась на кушетку ничком и залилась слезами в подушку, а Валера стал ходить из стороны в сторону, хмурый лицом, а потом, стукнув кулаком по сталагмиту, подошел к кушетке и сел рядом с Кристиной.
– Успокойся, незачем проливать слезы, – проговорил он и похлопал ее по плечу.
– Нам не уйти, – прошептала она. – Они за нами следят.
– Ничего, я обязательно придумаю, как нам выбраться из этой дыры, – сквозь зубы проговорил Валера.
– Ты должен уходить один, оставь меня здесь. Они не выпустят меня, – бормотала Кристина сквозь слезы.
– Я не уйду без тебя, – решительно заявил Валера.
– Не надо было тебе приходить за мной. – Она вцепилась в подушку своими кулачками и добавила: – Пойми, ты должен уходить один.
Только сейчас он заметил, как она назвала его на «ты» – легко и свободно, в порыве отчаяния.
– Это какая-то дурацкая история, мы вместе в нее угодили и вместе выпутаемся, – проговорил он и задумался, а потом тихо пробормотал: – Этот Петр, и он тоже здесь. В Афинах он работал массажистом в какой-то гостинице.
– Этот человек работал в «Фиговом листе», – сказала Кристина. – Я видела его много раз.
– Ты знаешь его? – оживился Валера.
– Я почти не общалась с ним, разве что, когда требовался переводчик греческого, он переводил для меня.
– Что он делал еще?
– Я не знаю.
– Прежде он предлагал мне заняться массажем. Обещал много денег. Выходит, зазывал в тот поганый притон. Теперь мне все ясно. Интересно, что этот жандарм делает здесь? Наверняка, не только массаж.
– Мы оба для чего-то нужны Костасу.
– Я не знаю, что нужно этому подлому старику, но лишать свободы людей – не законно. Ничего, завтра утром я выясню все. – С этими словами Валера поднялся, подошел к креслу и сел. Ничего другого не оставалось, как дожидаться рассвета.
III
Когда наступает утро, понять это в пещере было невозможно. Вечный мрак здесь рассеивался приглушенными светильниками, прикрепленными к сталагмитам и стенам вокруг почивальни. На ночь люстру выключали, а факелы гасили. Валера проснулся по привычке в половине восьмого, как на работу. Он потянулся в кресле и огляделся, с трудом соображая, где находится, поскольку только что перед самым пробуждением он загорал с Дашей на пляже в Светлогорске, и вдруг окутал полумрак. Он с досадой признал, что солнечный пляж оказался всего лишь утешительным подарком божества сновидений. Потом он заметил, что стол уже накрыт для завтрака: греческий салат с кубиками брынзы, чайный сервиз, халва, розетки с повидлом и маслом, кувшин апельсинового сока, тосты с румяной корочкой и свежие фрукты. Валера с удивлением признал: пещерная жизнь, оказывается, бывает не такой дикой, как описывают учебники по истории древнего мира. Другое дело, здешние условия, так могут кормить любимых морских свинок и кроликов с голубым бантиком на шее, которых содержат в золоченых клетках любители наблюдать, как они индифферентно совокупляются. Валера подошел к столу и в корзине с фруктами нашел сложенный вдвое листок, вставленный между бананами. Валера вынул его и прочел по-английски: «Доброе утро, друзья! Надеюсь, этот пещерный завтрак понравится вам и пойдет на здоровье. Подкрепитесь хорошенько, ибо впереди вас ожидают удивительные открытия. С наилучшими пожеланиями, ваш К. Зафиридис».
– Урод! – выругался Валера и, скомкав записку, швырнул ее в сторону. Тотчас из полумрака, бесшумно, как тень, вышел молодой человек в зеленоватом хитоне и, с непроницаемой маской безразличия смахнув бумажный комок веничком на совочек, немедленно унес. Пораженный столь неожиданными проявлениями заботы, Валера вздохнул, качая головой в след ответственному слуге.
Кристина все еще спала на кушетке, полупрозрачная ткань изящно повторяла рельеф ее красивого тела. На минуту Валера залюбовался спящей девушкой. Ни шортов, ни майки на ней уже не было: их унесли по приказу хозяина. А потом, не зная, что делать, Валера сел за стол и хотел, было, налить стакан сока, но тут к нему подошел слуга в зеленом хитоне (не тот, что заботливо унес скомканную бумажку) и выполнил эту простую работу за него, а после, поставив перед Валерой маленькую фарфоровую чашечку на блюдце, спросил, что тот желает: кофе или чай. Валера ответил – чай, и слуга принялся готовить напиток. Налив чаю, он отступил и встал за спиной гостя, ожидая дальнейших распоряжений. Но Валера, сделав несколько глотков, огляделся по сторонам, бросил взгляд на Кристину, поднялся и, хрустя суставами пальцев, направился к выходу.
Солнечный свет больно ударил в глаза, на траве блестели капли росы, в распустившемся к утру цветке колокольчика, что рос в расщелине на соседней скале, бубнил шмель. Ни Петра, ни того мускулистого Минотавра возле входа не оказалось. Валера с облегчением вздохнул и зашагал по тропе к выходу из ущелья. Вверху шептал ветер и пели птицы, мимо порхали бабочки, с нагретого солнцем камня соскользнула маленькая бурая ящерица и спряталась в трещине. Валера двинулся по тропе через небольшой каменистый луг с фриганой и кустами колючего дуба, к лесу. Дальше тропинка вела среди сосен с ветвями до земли. Никаких подозрительных ощущений, что за ним наблюдают, не возникало. Пожалуй, так беспрепятственно, он мог пройти весь лес, подняться по каменистой тропе, выйти на шоссе, быстро добраться до церкви, там сесть в автобус, уехать в Афины и потом сбежать в Россию, домой. Но Кристина. Она осталась внизу, в мрачной пещере в ожидании чего-то непонятного, темного. Валера зашагал через лес, дошел до огромного камня, одиноко торчащего из земли возле высокой сосны и оплетенного цепкими стеблями плюща с заостренными листьями, и там остановился. Поразмыслив с минуту, он с досадой похлопал ладонью по камню, развернулся и заторопился назад, в пещеру. Он вбежал в зал и направился к спящей девушке. Слуг поблизости не было. Тогда он наклонился и тихонько тронул Кристину за плечо. Она очнулась и заморгала, а увидав Валеру, чуть улыбнулась и вздохнула.
– Это ты?
– Поднимайся, я только что был наверху, похоже, на этот раз мы сможем уйти незамеченными.
Кристина откинула свое легкое покрывало, и Валера отвернулся в смущении от ее нагого тела. Она подошла к пуфику, на котором лежал аккуратно сложенный кем-то хитон, и обернулась в него. Спустя несколько минут они, держась за руки, бежали по тропе и вскоре уже приблизились к тому большому камню, возле которого несколько минут назад Валера стоял, терзаясь в сомнениях. Там Кристина остановилась, тяжело дыша, и облокотилась о камень руками.
– Сейчас, я сейчас, – проговорила она, с трудом сдерживая дыхание.
– Отдохни, а потом надо бежать, пока нас не хватились, – сказал Валера.
Постояв здесь минуту, другую, они продолжили путь. Солнечные блики мерцали вокруг. Лес шумел голосами цикад и птиц. Мухи, бабочки, камни – все проносилось в спешке прочь. Как вдруг, впереди, раздался топот конских копыт. Валера и Кристина остановились и замерли, прислушиваясь к звукам. Перестук ног скачущих лошадей раздавался все ближе. Теперь уже не возможно было понять, откуда он доносится. Эхо многократно повторяло этот угрожающий звук, словно кони стремились к беглецам со всех сторон.
– Сюда! – позвал Валера и, схватив Кристину за руку, потянул ее за собой.
Они свернули с тропы и бросились бежать через лес, не разбирая пути. Ветви деревьев, колючих кустов, сосновые иглы ранили кожу и лезли в глаза. Он порвал рубашку, она ударила ногу о подвернувшийся камень или спящую большую черепаху – поди, разбери, – и захромала. Казалось, всадники были повсюду. И вот впереди мелькнула чья-то тень. Беглецы метнулись в сторону, но и там, среди деревьев, показался темный всадник. Разрывая лесной воздух, раздался рев охотничьего рожка. Загонщики, все на вороных жеребцах с пышной черной гривой, были близко, они окружали, приближались, и в следующую минуту, кони уже заходили вокруг беглецов, загарцевали, оглушая воздух гулким ржанием. Все смешалось в лесу: деревья, кони, люди. Валера оглядывался по сторонам с перекошенным от гнева лицом, Кристина, едва дыша, прижималась к нему, повисая на его шее от усталости и страха.
Всадников было пятеро. Все в пунцовых хитонах, на головах шлем с черными или белыми перьями, на ногах кожаные сандалии с ремешками до икр. Один из них поднял рожок и прогудел окончание охоты. Это был Петр. Его огромные волосатые ноги и руки, козлиную бородку и скептическую улыбку Валера никогда не забудет.
– Доброе утро! – поприветствовал Петр, отняв свой рожок от губ, и тот повис на цепочке у него на груди.
Валера бросил на негодяя злобный взгляд и сплюнул. Петр спешился, держа своего черного коня под уздцы, отпустил и подошел к беглецам, радушно расставив руки, но затем опустил.
– Отлично, мой друг, сегодня вы устроили для нас занятную охоту! – сияя, проговорил он. – Давно я так не разминался.
– Иди ты к черту! – выругался Валера.
– Дорогой, не нужно так нервничать, – продолжил Петр свои увещевания. – Неужели, созданные для вас условия в пещере, так плохи, что вы стремитесь оттуда сбежать? Точно какие редкие зверьки, пленники золотой клетки, безмозгло жаждущие свободы. Успокойтесь, вам не о чем беспокоиться.
– Оставьте нас, – проговорил Валера. – Вы не имеете права.
– Мне очень жаль, но мы должны вернуться вместе, – сказал Петр. – Господин Зафиридис желает вас видеть.
– Нам не о чем с ним говорить, – ответил Валера, глядя на Петра в упор.
– В противном случае, мои спутники будут вынуждены доставить вас в пещеру силой. – Он указал рукой на одного из атлетов, и тот криво осклабился.
Петр подошел к девушке и, взяв ее за руку, повлек к своему коню.
– Оставьте ее! – крикнул Валера и, сжав кулак, толкнул Петра в грудь.
Тогда двое всадников соскочили с коней и придержали Валеру за плечи, в то время как Петр помогал несчастной Кристине взобраться на своего коня, а потом сам вскочил в седло, устроившись позади покоренной девушки. Валеру вынудили сесть на коня вместе с тем лысым охранником с железной хваткой, после чего они поскакали к ущелью. Досада от неудачного побега спеленала Валеру как паутина хищника. Сопротивляться было бессмысленно. Чувство беспомощности овладело им. Придется смириться и ждать другого случая. Надо все хорошенько и тщательно обдумать.
Спешились перед спуском в ущелье. Петр и лысый сопроводили Валеру и Кристину к пещере. Петр остался перед входом и сел на камень, а второй конвоир проводил беглецов к хозяину, который сидел в кресле, ждал и задумчиво курил трубку.
На этот раз Костас был в темном костюме, голубой рубашке, при синем галстуке. Когда Валера и Кристина вошли в пещеру, конвоир остался у выхода, а Костас с улыбкой поднялся и сделал несколько шагов к молодым людям.
– Доброе утро, мои дорогие! – воскликнул он. – На этот раз ваша прогулка оказалась несколько продолжительной.
– Я не намерен оставаться здесь больше, – хмуро проговорил Валера. – Я готов расплатиться за ночь и покинуть это место раз и навсегда.
– Но прежде чем вы это сделаете, кириос Светлов, я должен с вами кое-что детально обсудить, – добродушно сказал Костас. – Присядем. – Показал тростью на стулья возле стола, с нетронутым завтраком. – И вы, милая, прошу вас, присоединяйтесь. – Костас улыбнулся Кристине. – Вам надо поесть. Ведь вы ничего не кушали с утра.
Но Кристина устало качнула головой, прошла к кушетке и легла на нее без сил.
– Ну что же, отдыхайте, а мы немного поговорим. – Костас сел, затем сел Валера напротив. – Расслабьтесь, чувствуйте себя свободней и ешьте, не смотрите на меня, я уже завтракал, – проговорил Костас, поведя рукой над столом, сверкнув рубином, словно каплей крови на золотом перстне.
– Объясните мне, наконец, что здесь происходит? – угрюмо произнес Валера.
– Собственно за этим я и пришел, – объяснил Костас, затем чиркнул спичкой и раскурил свою трубку, выпуская изо рта белесый дымок. Потом важно откинулся на спинку стула, посмотрел на Валеру и продолжил: – Поверьте, мой друг, я не желаю оскорбить вас, обидеть, нанести вам какой-либо душевный или физический вред, мне необходимо другое. – Вынул трубку изо рта. – В прошлый раз мы заговорили о театре, не так ли?.. Да, а теперь я хотел бы продолжить. Ибо это необыкновенный театр и все мы здесь непросто актеры. Наша сцена – местный ландшафт, созданный Природой, а игра – наша жизнь. Чем-то напоминает Шекспира, верно? И все же это важнее и больше античности, больше Шекспира, больше Станиславского, больше всего мирового театра и кино вместе взятых, потому что это наша с вами собственная судьба. – Улыбнулся. – Непонятно?.. Я все объясню.
– Это больше похоже на бред, – сердито заявил Валера.
– Хм, это только первое впечатление, – возразил Костас. – Я надеюсь, после нашей беседы, оно изменится. Поверьте, мы не занимаемся воскрешением древних мифов, нет, мы создаем нечто другое, новое. Я стремлюсь к своей цели, я иду своей дорогой… как писал Ницше. Больше того, изучая жизнь наших древних предков, особенности вероисповеданий: язычества, христианства, ислама и прочих религий, мы создаем иную веру, сверх религию, которая должна будет объединить весь мир, все человечество. – Он бросил на Валеру пристальный взгляд и продолжил: – Не это ли добродетель? Красота, которую может созидать только Природа или талантливый человек, а также сила, вера, ум – вот исходные данные, необходимые для того, чтобы родить, вырастить, воспитать новое сверх существо, которое станет символом веры, идолом, кумиром, безукоризненно чистым, нравственным и счастливым человеком. Ибо ему предстоит вести за собой народы. В поисках нужного материала мы вывернули наизнанку все страны, прошли от полюса – до полюса, исследовали человеческий вид: от дикарей Папуа – до нобелевских лауреатов, испытывали избранных и, наконец, нашли идеальных. Вы, наверное, догадываетесь, кто они. – Костас посмотрел на Валеру с благотворной улыбкой и продолжил: – Этими людьми являетесь вы и Кристина.
Валера скептически фыркнул и произнес:
– Вот уж никогда не думал, что я – идеальное существо. Мне кажется, я далеко не подхожу под перечисленные вами критерии отбора кандидатов на такое высокое положение.
Костас радушно усмехнулся.
– Вы просто недооцениваете себя, – откровенно сообщил он. – Вам, славянам, свойственна самокритика, и какое-то ложное ощущение собственной неполноценности, которую вы сами себе и внушаете. Мы это тоже учли. Иногда отсутствие самолюбия вам очень мешает, понимаете?.. Впрочем, это не так уж и важно, поскольку не закреплено генетически, а является следствием неправильного воспитания. В конце концов, все мы происходим от общего предка, но более полезные свойства, приобретенные в ходе индивидуальной эволюции, лучше всего проявились именно в вас. Но, не будем терять время на техническую сторону моего проекта, об этом, если хотите, мы поговорим в другой раз. Я же продолжаю и смею заверить, что собранные данные, касающиеся вас обоих, подтвердили наши предположения, а именно, только вы способны зачать нужного нам сверх человека…
Все это время Кристина, лежа на кушетке, безмолвно следила за разговором. Она едва ли понимала суть. Сейчас, в своем затравленном, усталом, болезненном состоянии она менее всего была похожа на будущую мать сверх человека.
– Прекратите сопротивляться судьбе, – продолжал свои пространные объяснения Костас, – и, совершив свой мужской долг, спустя некоторое время вы будете свободны. Никто не будет вам препятствовать.
– Вы сумасшедший, – сказал Валера. – Да что вам обо мне известно?
– Все, – с достоинством ответил Костас, наклонился к столу, взял апельсин, ножичек для фруктов и стал срезать кожуру, оранжевую с белой губчатой подкоркой, а потом продолжил: – Вы постоянно сбиваете меня на техническую сторону данного вопроса. Хорошо, я удовлетворю ваше любопытство, прежде чем продолжу свои объяснения. Так вот, вы спрашиваете, как нам удалось сделать выбор и остановиться именно на вас двоих? Тогда слушайте.
Впервые мы узнали о вас, господин Светлов, задолго до того, когда вы обратились в контору «Работа без границ». Три года с хвостиком, как вы попали в группу избранных, и с тех пор находитесь под нашим неустанным непрерывным наблюдением. За это время нам удалось собрать о вас все. Теперь мы знаем вас лучше, чем вы себя. Мы давно сотрудничаем с той конторой, и когда получили ваши свежие фотографии, документы и прочие материалы, когда переработали их, то утвердились в правильном выборе и посодействовали оформлению ваших документов на выезд. Все выходило довольно гладко. Позже, все то время, что вы живете в Греции, наши сотрудники продолжали собирать о вас материалы в России, поднимали документы, опрашивали лиц, с которыми вы знакомы, мать Маргариту Павлавну. Всю информацию со дня вашего рождения и по сей день, а также о ваших предках и родственниках, мои агенты пересылали сюда по электронной почте, затем мои сотрудники обрабатывали ее на специально разработанной компьютерной программе и делали выводы. Каково же было наше удивление, когда эта замечательная программа поставила вашу кандидатуру на первое место, и дала вашему статусу оценку на много превышающую оценки тех, кого мы уже пристально наблюдали. Примерно так же мы поступили в отношении Кристины. Более того, мы подвергали вас всевозможным испытаниям, вспомните свое хождение по афинским конторам, поездку на Суньон, пляж под Марафоном, «Фиговый лист» и другие события. Следили за тем, как вы находите решения в трудных ситуациях, изучали ваш выбор и тому подобное. Мы остались довольны. Все подтверждало наши расчеты, оправдывало ожидания. – Костас, очистив апельсин, разломил его на дольки и положил на стол. Валера впился в старика ненавистным взглядом. А тот продолжал: – Гордитесь, вы единственная из всех претендентов пара, которая нам подходит.
– Но ведь я мог в любой момент сорваться и уехать из Греции. Однажды, это едва не произошло, – проговорил Валера. – Что-то меня остановило.
– Нам это известно. Но вы не уехали бы дальше границы, у нас там свои люди, – с улыбкой ответил Костас, отделил одну апельсиновую дольку и, сунув ее в рот, принялся сочно жевать.
– Выходит, вам помогали близкие мне люди? – Валера сверкнул глазами, его душила досада.
– Да, и не только, ведь с нами сотрудничали: Ирина, Георгия, Иван, вспоминаете этих людей?.. Дальше: Карен, Петр, Теодор – ваш призрачный соглядатай, потом любовники Валя и Анатолий и некоторые другие мои агенты, – с удовольствием перечислил Костас.
– И Олег, Конин, Янис, и даже моя мать? Вы, случайно, их не пропустили? – Валера был вне себя от бешенства. Он с трудом сдерживался, сцепив пальцы до белизны суставов.
– Нет, они пособляли нам, об этом не ведая, – ласково заверил Костас. – Можете по-прежнему быть уверены в их искреннем отношении к вам. Ни мать, ни Конин, ни Олег, ни ваша возлюбленная Дашенька, случайно разбившая «черного кота», задев светильник левой пяткой, когда вы были вдвоем на московской квартире.
– Ошеломляющие подробности от удачливой вши, – холодно заметил Валера. – И сколько раз я подтираюсь над унитазом вам тоже?..
– Нам все известно, – медовым тоном, но с уверенностью, ответил Костас, а потом добавил: – Были завербованы: Илья, он исправно выполнял наши поручения в Светлогорске и получил хорошую прибавку к своей стипендии за хранение тайны, а также кое-кто из русских офицеров, что приглядывали за вами, пока вы служили в армии.
– А не по вашей ли указке депортировали Конина? – вдруг опомнился Валера.
– Да, это так, когда он стал нам мешать, пришлось вызвать полицию, – холодно ответил Костас.
– Чем же вам помешал этот человек?! – Валера устремил на Костаса презрительный взгляд.
– Согласно нашему плану необходимо было оставить вас наедине с Олегом и, более того, с помощью Карена ввести в вашу квартиру Анатолия и Валю. – Костас вновь оторвал дольку апельсина и сунул ее в рот. – Кстати Олег был одним из кандидатов на почетное место, но мы вскоре разочаровались в нем. Мой бедный Кипарис. Он проявил слабость: попал под дурное влияние. Олег сходил сума от неразделенной любви. Впрочем, полагаю, он получал массу удовольствия от своих эротических похождений. Мои нимфы из «Фигового листа» воплощали его самые сокровенные фантазии. Вряд ли он был бы так счастлив с кем-нибудь еще.
– Ваши люди доводили все до сумасбродства, на квартире они устраивали оргии.
– Именно это нам и было нужно, а заодно, приблизить день вашего знакомства с Кристиной. Олег был невольной жертвой нашего эксперимента. Поэтому, прошу вас, не вешайте ярлыки предательства на ваших друзей и тем более на мать. Маргарита Павловна всего только помогла нам получить документы о вашем рождении, поделилась сведениями о ранних годах вашей жизни, болезнях и воспитании. Она была уверена, что это необходимо для вашей успешной работы в Греции.
– С ней все в порядке, где она?
– Не беспокойтесь, она дома, в полном неведении, что здесь происходит, она рада за вас. Надеюсь, вы не хотите ее разочаровать?
– Хорошо, но ведь в любой момент я мог изменить свои планы, не ходить с Олегом в «Фиговый лист», не встретить там Кристину или вовсе не решиться на ее поиски в горах.
– У нас было достаточно вариантов, чтобы сработал хотя бы один из них.
– Но почему бы вам не выкрасть меня раньше?
– Один мой добрый знакомый работает в Африке и занимается разведением равнинных горилл, – молвил Костас. – Эти приматы находятся на грани вымирания. Так вот, с животными, выловленными в природе сетями, гораздо больше хлопот, чем с теми, которых приманили к сытным кормушкам.
Лицо Валеры исказила гримаса негодования.
Кристина слушала разговор, кусая губы, она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться вслух.
– Извините за несколько грубое сравнение, – произнес Костас с виноватой улыбкой. – На самом деле мы не желали действовать против законов Природы.
– Умело же вы завели меня в эту ловушку, – с ненавистью сказал Валера.
– Многолетний опыт, – заверил его Костас.
Послышался всхлип Кристины, она упала лицом на подушку, и плечи ее затряслись в горестном плаче.
– Впрочем, признаюсь, это не самый идеальный вариант, – заметил Костас. – Все могло бы произойти раньше. Скажем, во время вашей поездки на Суньон.
– Тогда я считал, это мое прощальное посещение античных памятников перед возвращением домой, – признался Валера.
– Именно поэтому мы и поспешили за вами, – продолжал Костас, – Иван проявил похвальную чуткость в тот раз. Но планы наши сорвались. Мы уже тогда хотели познакомить вас с Кристиной и заманить в постель, не вызывая подозрений, но неожиданно события повернулись иначе: с вами случился обморок. Вокруг вас собрались туристы, кто-то вызвал полицейского, и нам пришлось отступить. А потом, как я понимаю, находясь в болезненном состоянии, на пляже Суньона вы не уделили девушке никакого внимания. Впрочем, она тоже не проявила себя как надо, моя скромница. – Костас бросил на Кристину укоризненный взгляд.
– Тогда у меня жутко болела голова, – признался Валера. – И еще в храме был какой-то старик, Посейдон.
– Посейдон? – Костас поднял вопросительно брови.
– Тот сумасшедший оборванец представился Посейдоном, – объяснил Валера.
– Нет, это в наши планы не входило, – заверил Костас. – Уверен, то была галлюцинация в результате голодного обморока, усугубленного жарким солнцем. Бывает. И тем ни менее, вы стойко держались. Я тогда еще не предполагал, что русские настолько терпеливы. Но вы оправдали все мои лучшие мечты. Мне нравятся такие выносливые люди как вы, – с удовольствием проговорил Костас. – Но главное, вы, в конце концов, подтвердили свое сексуальное здоровье, хотя и стремились быть верными Даше. Желание так сильно воздействует на мужчину, что рано или поздно оно все равно приводит к женщине. – Костас отделил апельсиновую дольку и стал жевать, продолжая свою речь, помахивая трубкой в сторону Валеры, словно указывал кому-то на музейный экспонат: – Белый, светловолосый, северный тип, рост метр восемьдесят пять с половиной, никаких внешних дефектов, папиллом или родинок на лице. Словом, мой Аполлон, красота, сила, ум, сексуальное здоровье и прочие достоинства, гармонично соединенные в вас – необходимые качества такого человека, которого мы так долго искали по всему свету. – Ухмыльнулся. – Изображая своего идеального человека, Леонардо мог бы смело писать его с вас.
– И в самом деле, вы словно насквозь меня видите, – смутился Валера. – Какая-то телепатия. Но ваши люди, ведь они свободны, почему они стойко хранят ваши тайны, например, этот мальчишка Михалис?
– Они убеждены, если проговорятся, бог покарает их тотчас.
– Вы это внушили?
На это Костас лишь самодовольно заухмылялся.
– Они верят в будущее, – сказал он. – Они признали нашего бога.
– Будь проклят тот день, когда я обратился в ту мерзкую контору, – промолвил Валера.
– Хм, «Работа без границ» достойно держит планку.
– Чтоб она провалилась.
– Вы хотите вернуться домой? Хотите вновь встретиться с Дашей? Отлично, тогда не тяните время, сделайте маленькую приятную мужскую услугу и тогда вы будете свободны.
– Нет, я не желаю ей изменять.
– Тогда вам придется задержаться у нас. А мне – урезать расходы на ваше питание. Впрочем, если вам тут нравится. Этот прекрасный лес и пещеры.
– С нетерпением жду момента выбраться отсюда.
– Понимаю ваши стремления, но чтобы покинуть эти замечательные места, вам придется принять одно условие.
– А ведь сегодня утром я мог отсюда уйти.
– Это вам только показалось. Я купил эту землю семь лет назад и неплохо поработал над безопасностью. Впрочем, вы сами повернули назад возле камня.
– Ваша собственность? Но разве здесь не национальный парк?
– Нет, граница охраняемой территории проходит немного севернее, а эта земля – частная. Повсюду камеры ночного и дневного наблюдения, у нас надежный штат дежурных наблюдателей, мимо них ящерица не проскочит не замеченной. Словом, уйти вам не удастся, потому и советую поторопиться, нам нужен ваш ребенок.
– А Кристина, ведь она больна!
– Вовсе нет. – Костас мило улыбнулся. – Она здорова. Наш доктор добросовестно осматривает ее. Просто она устала. Устала вас ждать.
– Эта девушка потеряна и сломлена, – возразил Валера, затем подумал и спросил: – Скажите, что будет с нашим ребенком?
– Вот об этом я и хотел поговорить, – благодушно промолвил Костас. – Он будет воспитываться в особых условиях. Вы только представьте, с первых минут рождения ему будут поклоняться как богу. Новому богу, сверхсуществу. Он получит специальное образование. Он будет рожден, чтобы править. Править всем миром. – Произнося это Костас, сиял глазами, на губах его мерцала сладкая улыбка, и всем своим видом он источал свет благоговения от собственных мыслей. – Он станет богом, который положит начало новой вере и принесет ее людям.
– Бред, – фыркнул Валера. – И что же это за религия?
– Пройдет много времени, прежде чем вы поймете и почувствуете ее великие достоинства перед всеми другими известными вероисповеданиями, – спокойным тоном заметил Костас. – Ведь вы православный, не так ли?
– Да.
– Тем более вам будет сложно, поскольку ваш разум забит вымышленной, слабой, ничем не обоснованной верой в Христа.
– Так может говорить только Дьявол.
– Сатана – такой же вымышленный дух, как и Бог. Ибо есть только Природа, мать наша, которой подчинены все законы нашего бытия. А силы ее давным-давно, еще на заре социального развития человечества, получили собственные имена. Языческие боги олицетворяют ее стихии.
– Хаос, титаны, Гея, античные боги… Да все это первобытные сказки, – махнул рукой Валера.
– Соглашусь, Бог – это вымышленная человеком сущность для оправдания всего непознанного, пока это непознанное не объяснит другая религия или наука, – назидательно проговорил Костас. – Мы же не стремимся ничего объяснить, мы создаем веру в спасение человечества.
– И собираетесь вырастить слугу дьявола, выкормить его на трупах человеческих, открыть ему доступ в наш мир, – нахмурился Валера.
– Я этого не говорил, – возразил Костас.
– А такой ход – неизбежен, – заверил его Валера.
– Силы Природы распоряжаются судьбами людей, как бы мы не стремились их укрощать, – объяснил Костас. – Если на то будет воля Природы, она уничтожит всю жизнь на Земле. Да, да уничтожит, если мы сами не покоримся ей прежде и не начнем следовать ее правилам. Природа – божественна – создает и губит жизнь на планете. Она создала человека и он, возомнив себя вершиной эволюции, пытается воздействовать на нее. Но это ошибка. Это начало конца. Однако спасение возможно, если мы создадим сверхсущество, которое принесет людям истинные знания, объединит их и поведет за собой к мирной, здоровой и безгранично счастливой жизни.
– Дальше Земли не уйдешь, – с иронией проговорил Валера.
– Хм, если потребуется, освоим и другие планеты и понесем свет нашей веры в другие миры.
– Но вам-то что оттого? – спросил Валера. – Какая разница, что будет после вас на этой несчастной Земле?
– Я вижу прекрасный мир, мне горько смотреть на его разрушение, я хочу, чтобы он сохранился в своем великом разнообразии, – великодушно ответил Костас.
– На первый взгляд благие доводы и намерения, – ухмыльнулся Валера. – Откуда все это?
– Я занимаюсь этим большую часть своей сознательной жизни, – проговорил Костас. – С тех пор как, будучи молодым человеком, учился в Афинском университете, где изучал философию, затем продолжил серьезно работать над моими теориями в Оксфорде, и потом, вернувшись в Грецию, я исследовал материалы по религии, мифологии, философии, естественным наукам – и все это прежде чем я занялся новой наукой. Большая работа, понимаете? Но тогда я был еще беден. Лишь случай позволил мне обрести большое состояние. Я познакомился с любопытным человеком, господином Папаионакисом, владельцем известной корпорации новых компьютерных технологий, который заинтересовался моей научной деятельностью и завещал мне большую часть своего огромного, бесконечно растущего капитала. Но кириос Папаионакис умер в тысяча девятьсот семьдесят пятом году, и только спустя год после его смерти я, наконец, смог приступить к реализации наших проектов основательно. В своих работах я использовал философию Канта, Ницше, Фрейда, Маркса, Энгельса и других социалистов. Изучал труды Дарвина, Гексли, Павлова. Изучал результаты экспериментов нацистских ученых, работавших в концентрационных лагерях. Много полезного для себя почерпнул. Интересовался кибернетикой, генетикой и экологией. Тщательно исследовал жизнь муравьев, чтобы позаимствовать у них особенности социальной организации, которая возникла в их сообществе за миллионы лет до появления человека. Многотысячная семья на ограниченной территории, и никакого воздействия на окружающую среду, понимаете?.. Изучал медицину и резал десятки младенцев, мертвых, разумеется, выкидышей и зародышей на той или иной стадии развития. Производил трепанацию не одного десятка черепов, чтобы проникнуть в святую святых высшего разума – человеческий мозг, с целью понять принципы его работы. Мне и моим коллегам здорово пришлось потрудиться ради великой идеи спасения человечества. Такова вкратце моя научная биография. – Он показал рукой на книжный шкаф. – Здесь мои труды, опубликованные в разные годы, в них результаты исследований и мысли о новой религии, можете почитать, если будет желание. А вот одна книга заслуживает особого интереса. – Поднявшись, Костас подошел к полкам, снял заметно потрепанный томик и, вернувшись на место, протянул его Валере. – Именно эта книга Джона Фаулза радует меня более других его произведений, – проговорил Костас. – Вы ведь читали?
– «Волхв», – промолвил Валера и принялся листать знакомый роман; это было английское издание 1977 года в мягкой обложке. – Читал, и нахожу сходство между событиями, описанными в книге, и происходящими теперь со мной.
– Благодарю, значит, мне кое-что удалось.
– Иногда я чувствую себя героем этого романа, кажется, его имя Николас, если мне не изменяет память.
– Совершенно верно.
– В таком случае, я догадываюсь, что ждет меня впереди, – не без иронии сказал Валера, кладя книгу на стол.
– Напрасно, молодой человек, обещаю неожиданные повороты в нашей с вами истории, – снисходительно заухмылялся Костас. – Впрочем, многое зависит именно от вас.
– Очень жаль, что это замечательное произведение вдохновило вас на тиранию.
– Вы ошибаетесь, – покачал головой Костас. – Все немного сложнее. Хорошо, вспомните, как ловко господин Кончис и его сотрудники погружались в душу Николаса с целью ее испытать. Так вот однажды, в 1951 году, я посетил Джона, тогда еще молодого человека, работавшего учителем в школе. Это было на острове Спеце. Я предложил ему сотрудничество, поскольку увидел в нем способного, умного, трудолюбивого человека. Да, в нем были все необходимые качества для воплощения моей идеи. Говорили мы недолго. Джон не доверился мне. И тем ни менее я сумел кое-что вложить в его душу. Я рассчитывал, когда он станет писателем, то изложит мою идею в одном из своих произведений. Оно войдет в мировую литературу на века. О ней узнают миллионы. И он сделал это.
– Теперь вы рассчитываете на сотрудничество со мной? – скептически сказал я.
– Да.
– Но я не желаю довериться этим дьявольским помыслам.
– Ничего, в этом нет необходимости. – Костас хитро улыбнулся. – Я верю в вас.
– Напрасно.
– Не сомневайтесь, у вас все получится.
– Но эта книга, ведь в ней протест против насилия над личностью.
– Не огорчайтесь, я вовсе не хотел задеть ваших чувств, так получилось.
– А я и не расстраиваюсь, – вздохнул Валера. – Деспот и в Библии найдет примеры для оправдания своим гнусным поступкам.
– Вы слишком резки, дорогой друг, – улыбнулся Костас, – но знайте, все мои помыслы направлены на создание объединенного, чистого, счастливого мира.
– С помощью насилия вам ничего не достичь, – угрюмо промолвил Валера. – А тот богатый господин, как его звали?
– Кириос Папаионакис, – подсказал Костас.
– Лучше бы он отдал свои деньги Детскому фонду ООН или Союзу охраны природы. – Валера бросил на собеседника полный негодования взгляд.
– Вы считаете, я проявляю насилие по отношению к вам и Кристине? – не без удивления поинтересовался Костас.
– Да, – сердито ответил Валера.
– Но все могло быть гораздо проще, – с отцовской нежностью улыбнулся Костас. – И дело в самих вас. Впрочем, должен вам напомнить, Христианство пробивалось, как молодой росток сквозь прелые листья – через насилие: инквизиция, крестовые походы, избиение язычников. Не пятна ли позора? Много было пролито крови, прежде чем утвердилось влияние Христа. Но Христос не велел убивать за веру в себя. В Библии не найти подобных наставлений. И в мои планы кровавые расправы не входят. Мы созидаем новую веру и опираемся на возвышенные человеческие чувства. Нашими поступками движет любовь к человеку, – продолжал свое Костас, но тут откуда-то раздался перезвон колокольчиков. Костас торопливо сунул руку в карман пиджака и вынул телефон. Несколько фраз, сказанным ему кем-то на другом конце спутниковой связи, сделали его лицо серьезным. Костас ответил: – Скоро буду. – Нажал кнопку, сунул телефон в карман и сказал: – Ах, эти срочные дела. – Улыбнулся. – К сожалению, вынужден прервать нашу увлекательную беседу. Продолжим в следующий раз. Да, чуть не забыл, пожалуй, сегодня это будет главное для вас обоих: по расчетам наших врачей, очередные месячные у Кристины начнутся дня через три. А значит, у вас впереди еще пять – шесть дней для свершения всечеловеческого подвига. Словом, достаточно времени обо всем поразмыслить. Будьте счастливы. – Костас поднялся, опираясь на свою трость, и направился к выходу.
IV
Как только Костас покинул пещеру, Валера поспешил к Кристине. Она все еще лежала ничком, утонув лицом в подушке. Он наклонился к ней и нежно провел ладонью по ее голове. Она повернулась, в глазах блестели слезы, лицо искажено печалью, губы чуть подрагивали.
– Тебе надо поесть, – сказал Валера, – нужны силы, чтобы бороться. Мы вместе будем бороться и обязательно выберемся из этой ловушки.
Она чуть кивнула и шмыгнула носом. Он помог ей подняться, и тогда они вместе подошли к столу. Вид пищи тотчас возбудил аппетит. Валера тоже поел немного греческого салата, выпил чашку чая с тостом и, оставив Кристину, поспешил разведать обстановку возле пещеры. Напротив входа на камне сидел Петр и фланелевой тряпочкой протирал медный рожок. Увлеченный своим занятием, он даже не заметил Валеру, который стоял в полумраке перед выходом. У ног Петра дремал Цербер, опустив свою длиннорылую голову на лапы. «Хорошо бы сейчас кинуться на Петра, этого предателя, и придушить, как это делали белорусские партизаны в сорок третьем, прежде чем он опомнится, – размышлял Валера. – Но Цербер не позволит. Да и смысла нет, если повсюду камеры, уйти все равно не дадут. Надо бы придумать чего-нибудь похитрее». Валера собрался с духом и вышел из пещеры. Петр поднял голову и приветливо улыбнулся. Цербер тоже очнулся и, поднявшись на четыре лапы, негромко зарычал, злобно поблескивая черными глазами.
– Тише, Цербер, это наш друг, – сказал Петр, похлопав пса по загривку.
Цербер сел на задние лапы и устремил на Валеру пронзительный взгляд, словно ожидая нападения.
– Вышел на солнышко? – проговорил Петр, заглядывая в раструб рожка. – Это правильно, незачем в полумраке сидеть. – Он отодвинулся вправо. – Присаживайся, тут места хватит.
Валера вновь испытывал желание прибить этого негодяя, но благоразумно удерживая свой порыв, сел рядом. Цербер подошел и обнюхал его ноги, ни разу не взмахнув обрубком своего хвоста, а потом вернулся к Петру и лег.
– Скажи, тебе платят за то, что ты нас караулишь? – поинтересовался Валера.
– Хм, какой нетактичный вопрос, – обиженным тоном произнес Петр, но затем ответил: – Я не караулю. Я ж не полицай. Это делают камеры. А моя задача принять меры в случае необходимости. За это платят. Я даже оставил свою массажную практику в гостиницах.
– В «Фиговом листе»?
– И там тоже.
– И с Костасом ты давно знаком?
– Скоро год будет.
– Неужели ты веришь этому старому психу, который расходует свои капиталы на дурацкие религиозные опыты?
– Мне не важно, чем занимается старикан, но платит он не хило. Вот заработаю, вернусь домой и начну свое дело.
– А что сделают с тобой, если мне и Кристине удастся сбежать?
Петр поглядел на Валеру и, ухмыльнувшись, сказал:
– Отсюда сбежать невозможно. Даже не мечтай.
– Но все-таки? Мне только любопытно.
– Обычно Костас грозит содрать с меня кожу, а тушку скормить шакалам, – охотно объяснил Петр. – Поэтому, свою вахту я несу тщательно.
– Тогда тебе лучше бежать вместе с нами, – серьезно предупредил Валера.
– Что ты хочешь этим сказать? – насторожился Петр.
– Ничего, я только думаю, как тебе избежать лютой казни, когда мы все-таки сбежим, – тем же спокойным тоном ответил Валера.
– Не волнуйся, сынок, ты не уйдешь отсюда, пока не выполнишь требование хозяина.
– А есть ли еще пленники? Наверняка в других пещерах сидят качественные самцы и самки и воспроизводят богов, подобно пчелам.
– Говорят, были несколько пар до тех пор, пока не переключились на тебя и Кристиночку.
– Где они теперь?
– Ты, мой друг, сам все узнаешь, – уклончиво сказал Петр.
– Что-то ты не очень разговорчив, с тех пор, как мы расстались у Зинаиды, – насмешливо произнес Валера.
Петр хмуро посмотрел на него и проговорил:
– Те люди пропали без вести.
– Костас – убил их?! – ужаснулся Валера.
– Да, он сделал это из соображений собственной безопасности, – объяснил Петр.
– Негодяй! – выругался Валера, чувствуя, как из-под мышек струятся ручейки пота; это не был страх, скорее, это негодование выворачивало душу наизнанку.
– Скажи, мой Аполлон, что слышно о нашем добром Прометее? – спросил Петр с какой-то напыщенной театральной манерностью.
– Его отправили в Москву, – холодным тоном ответил Валера.
– Жаль, он все же неплохой человек, – качая головой, произнес Петр.
Некоторое время они сидели молча. Цербер, запомнив запах пленника, уже развалился перед ним на боку, время от времени, подрагивая лапами.
– А что, Петр, как насчет массажа? – поинтересовался Валера. – Ты как-то обещал.
– Это я с удовольствием, – ответил Петр.
– Только не мне, а Кристине, – сразу объяснил Валера. – Девушка лежит, плохо себя чувствует, ей бы массажем помочь.
– Сожалею, но в пещеру во время несения вахты заходить запрещено, – промолвил Петр. – О девушке позаботится доктор, если ей худо.
Валера улыбнулся, слегка провел ладонью по его грубым волоскам на руке и сказал:
– Тогда, может быть, ты сделаешь массаж мне?
По спине Петра пробежал приятный холодок.
– Было бы неплохо, – согласился он с подобострастной улыбкой. – Я об этом с первого дня мечтаю, как тебя увидал. Да только мы тут все под наблюдением, не позволят. – В этот момент на тропе показались двое слуг с большой ротанговой корзиной, они прошли мимо, в пещеру, чтобы убрать со стола. Петр проводил их взглядом и добавил: – Но буду иметь в виду, при случае мы этим делом займемся. – Похлопал Валеру по ляжке.
– Какая досада, – Валера убрал от него руку и поднялся. Цербер тоже неохотно поднялся с места. – Ты думаешь, меня отпустят, когда удостоверятся, что Кристина забеременела?
– Можешь не сомневаться, – ответил Петр. – Тогда все мы: и охрана, и прислуга, и кухня – будем свободны.
– А как же предосторожность? – спросил Валера, прищурившись. – Разве можно быть уверенным, что никто не донесет в полицию?
– Мне известно, что Костас немедленно съедет отсюда, – ответил Петр.
– А Кристина?
– Будет свободна, как только выкормит ребенка грудью.
– Ты успокоил меня, пожалуй, с побегом я повременю.
– Ты умный парень, надеюсь, не станешь совершать глупостей. А потом, если желаешь, мы, наконец, развлечемся наедине.
Валера криво улыбнулся и пошел в пещеру, а Петр, от нечего делать, снова взялся за свой рожок: протер раструб тряпочкой, заглянул в него одним глазом и, поднеся к губам, хорошенько продул. Рожок, от избытка хозяйского внимания, блестел медью подобно червонному золоту.
Кристина полулежала на кушетке с журналом «Огонек». Слуги, закончив приборку, подняли корзину и удалились, оставив бутылку с минеральной водой, стаканы и наполненную фруктами корзину на столе. Валера подошел к девушке.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
– Мне уже лучше, спасибо, – ответила она с деланной улыбкой. – Вот только мизинец ушибла.
Валера осмотрел ее припухший палец.
– Потерпи, мы обязательно выберемся отсюда. – Сказав так, он сел в кресло и глубоко задумался.
«Как глупо вышло. Здесь все гораздо серьезней, чем казалось там, на свободе. Весь этот путь сюда, словно чудовищная липкая лента, удерживал на протяжении своей длины, – рассуждал он. – Все было выстроено четко и по порядку, умные комбинации как в шахматной игре. Шаг за шагом и вот уже следующим будет мат. Сам, волей не волей, пришел в это логово пошлости и лжи. По собственной глупости попался в ловушку, привлеченный приманкой. Да еще, какой! Попался на смазливую девчонку! Вот это номер! Так добывают редких зверей для зоопарка, стараясь не причинить им физического вреда, с той целью, чтобы они воспроизводились в неволе, на случай исчезновения в природе. Но человек, будто плодовитое «насекомое», заселяет все уголки планеты. Тараканы покурят. И вот из популяции в шесть миллиардов, выбрали только меня и Кристину. Этим можно гордиться, если бы не было так унизительно грустно. Хорошо, что на обозрение публики не выставляют».
Около двух часов пополудни слуги принесли обед в большой корзине с длинными ручками, в ней находилась посуда и контейнеры с горячей пищей. Слуги принялись накрывать на стол молча, словно две деловые рыбы. Овощной суп с гренками, порция снежно-белого риса с двумя бифштексами, политые острым соусом, салат из помидоров и огурцов, стеклянный кувшинчик апельсинового сока и плоская плетенка с шоколадными эклерами. Накрыв обеденный стол, слуги удалились. Валера помог Кристине подняться: из-за пальца она теперь прихрамывала. Доктор Вассилакис должен был приехать во второй половине дня. Они сели за стол.
– Пусть мы пленники, но питаться все же надо, – сказал Валера. – Это прибавит нам сил.
Кристина слабо кивнула, взяла вилку с двумя зубцами, наткнула на нее маслину из салата, положила в рот и стала жевать. Аппетит все-таки появился. Угощение было довольно вкусным, и пленники оживились. Валера пересказал свой разговор с Петром, упустив только сообщение о судьбе неугодных предшественников, а потом добавил: «Мы не животные, нам хватит ума отсюда сбежать». Кристина слушала молча и печально. В удаче нового побега она по-прежнему сомневалась.
После обеда они вышли из пещеры. Солнце залило глаза ослепительным светом. В лицо повеял теплый ветерок. Приятно пахло какими-то горными цветами. Петра уже сменил какой-то другой незнакомый им надзиратель, молодой, темный, носатый, в пунцовом хитоне. Он сидел на камне и ласково разговаривал с Цербером, который развалился перед ним животом кверху. Цербер проводил пленников пристальным взглядом, чуть приподняв голову. Валера и Кристина прошли мимо них по тропинке в сторону купальни и там сели на траву среди цветов. С трех сторон здесь возвышались отвесные скалы, поросшие редкими былинками, кустиками и травой. Вьюнки, украшенные синими цветками, ползли верх по камню, цепко удерживаясь своими гибкими стеблями и усиками. Наверху росла небольшая кривая сосна, крепко вцепившись корнями в камень, словно паук лапами. Возле купальни, на ветке земляничного дерева, пела зарянка, сверкая соей малиновой грудкой в лучах солнца.
– Какой уютный, милый уголок, – промолвила Кристина.
– Подпорченный корыстными намерениями злого миллионера, – сказал Валера. – Скажи, до того как тебя привезли сюда, ты жила только в «Фиговом листе»?
– Да, – ответила она, – в той самой комнате, в которой мы с тобой встретились.
– Значит, здесь ты тоже впервые?
– Впервые.
– Тебе что-нибудь говорили, зачем ты здесь, в этой пещере?
– Мне сказали, чтобы я ждала твоего приезда.
– Хм, ловко устроили. – Валера покачал головой. – Ведь я приехал за тобой уже на следующий день. Теперь мы оба знаем, чего они от нас хотят.
– С первого дня, как я попала в Грецию, они обращаются со мной, будто с принцессой.
– И в то же время лишили свободы.
Кристина опустила голову и стала поглаживать ладонью мягкую траву.
– Мне разрешалось общаться только с Жасмин, – проговорила она, – эта женщина ухаживала за мной, сама приносила еду, бывало, мы вместе пили чай и разговаривали на отвлеченные темы, она все рассказывала о своих любовниках, о путешествии в Индию с одним из них, когда была молодой.
– И этим любовником был Костас, – догадался Валера.
– Она не называла имени, – ответила Кристина.
– Как жаль, но догадаться не сложно, – он покачал головой. – «Мой Жасминовый цветок» – так он ее называет?
– Жасмин уговаривала меня ни о чем не беспокоиться, – продолжала Кристина.
– И ты верила ей? – спросил он.
– А что я могла сделать? – она подняла голову с блестящими от слез глазами.
– Ну, ну, не расстраивайся. – Валера прижал ее голову к своей груди. – По-другому ты поступить бы и не смогла.
– С тех пор я ни разу не видела тех девушек, с которыми приехала в Афины, где они, что с ними? Мне не известно.
– Уверен, с ними все хорошо. Костас выбрал тебя одну, остальных отправил по домам.
– Жасмин все время убеждала, что меня отпустят домой после того, как я рожу от тебя ребенка. Она досадовала, что мне не удается завлечь этого черствого человека. Она часто ругала тебя.
– Теперь ты знаешь, что эта женщина врала, и отпустят тебя не раньше чем через год, когда выкормишь нашего ребенка.
– Но если ты сделаешь это, тебя отпустят уже сейчас.
Валера посмотрел в ее блестящие глаза и промолчал. Потом он поднялся с травы, подошел к соседней скале, на камне которой, в пятне солнечного света, распустился небесно-синий колокольчик на тонкой ножке. Валера сжал пальцами нежный стебелек колокольчика, обернулся к Кристине и проговорил:
– Вот, посмотри, этот красивый цветок живет на холодном сером камне, он совсем одинок. Но какие бы суровые условия его не окружали, он все равно вырос и расцвел, оставаясь самим собой, красивым и хрупким. Но если я сорву его, он обретет свободу, и некоторое время будет счастлив в твоих руках, пока не увянет. И напротив, если он останется на своей мрачной скале, то проживет немного дольше, пока его не опылит какая-нибудь красивая бабочка, а потом, оставив потомство – десяток, другой семян, из которых разовьются такие же прелестные цветы, он умрет. Так рассуждает Костас, удерживая нас в пещере, мы сыграем свою роль, и он погубит нас за ненадобностью. Нам не стоит ждать его милости. – Валера отпустил колокольчик, и тот, колыхнувшись, остался на своем месте невредимым.
Кристина закрыла лицо руками, по ее щекам покатились слезы. Валера подошел к девушке, сел напротив, прижал к себе и тихо проговорил:
– Не плач, у меня есть один хороший план для побега. А пока вытри слезы, – он провел ладонью по ее мокрым щекам и поцеловал в лоб. – У нас еще есть время, чтобы поймать удобный момент.
Вскоре на лужайку стала медленно надвигаться тень, и все вокруг потемнело – это солнце зашло за скалу. А вскоре на тропинке послышались хрусткие шаги по камешкам. Молодые люди обернулись и увидели человека, высокого, седоволосого, с белыми усами, в темной шляпе, светлом костюме с синим галстуком и кожаным, коричневого цвета, портфелем в руках. Кристина узнала его, это был доктор Вассилакис. Он улыбнулся, помахал рукой и направился к молодым людям.
– Ах, извините, извините, – заговорил он по-английски, приближаясь. – Я слишком задержался. Пробки. Вы только подумайте, в городе такие ужасные пробки! Шум, гам, пыль и жара, ездить не возможно. Я так боялся, что не выберусь из этого города до самого вечера. Как тут поживает моя бедная девочка?
Валера и Кристина поднялись с травы. Доктор Вассилакис остановился и поприветствовал их, приподняв над головой шляпу.
– А вы, насколько я понимаю, кириос Светлов? – проговорил он, протягивая руку.
– Да, это я, – ответил Валера, пожимая его ладонь.
– Мое имя Хризос Вассилакис, я наблюдаю самочувствие вашей подружки, – представился доктор и, повернувшись, взял за руки Кристину с благодушной улыбкой. – Как поживает моя принцесса? В таком благодатном месте, на лоне природы невозможно хворать. Это просто, просто непростительно. – Он слегка приобнял ее. – Наши предки сделали глубокую ошибку, сменив пещеры на города. Ведь здесь так хорошо и уютно, чем в пыльных Афинах.
– У нее опух мизинец на ноге, – предупредил Валера. – Что это перелом или вывих?
– Ах ты боже мой, боже мой! – хлопотливо запричитал доктор Вассилакис, отпуская Кристину, и глядя на ее ноги, обутые в сандалии. – Ай-я-я!.. Как же вы не осторожны, моя девочка. Пойдем те же в пещеру, я должен вас немедленно осмотреть. – Обернулся к Валере. – А вы, молодой человек, пожалуйста, побудьте снаружи. Надеюсь, ничего серьезного, легкая травма, скоро пройдет. Я очень надеюсь.
Оставив Валеру, доктор Вассилакис повел хромающую Кристину в пещеру. Валера проводил их взглядом и сел на траву. Спустя полчаса солнце снова выглянуло из-за верхушки скалы и залило лужайку своим жарким сиянием. Валера лег навзничь, подложив руки под голову, и стал глядеть на бледные рыхлые облачка. Он задумался. Этот доктор настолько чуткий к своей пациентке, насколько хорошо платит ему Костас. Переживает за каждую ссадину на коже этой девчонки, готов языком вылизывать ее, как собака, будто за каждый прыщик, сопли под носом или ущерб ее красоте, ему грозят смертной казнью. Впрочем, от Костаса и такое можно ожидать, все его жертвы числятся без вести пропавшими. Бдительный доктор Вассилакис самоотверженно заботится об этой смазливой пациентке. Она того стоит. А голосок-то у него медовый, точно у ветеринара, который любит поговорить со своим четвероногим пациентом, зная, что его заколют и поджарят для рождественского стола. Хочет найти общий язык, чтобы вызвать к себе доверие. Лежать на солнце стало жарко. Поднявшись, Валера направился по тропинке, вверх из ущелья. Охранник проводил его взглядом, но с места не сдвинулся.
В лесу солнце сквозило, расписав тропинку яркими белыми кляксами. Жаркий дневной воздух замер, ни травинка не колыхнется, ни птица не пропоет, звенел только густой непрерывный оркестр тысяч цикад как музыкальное сопровождение, текущим в эти минуты скучным от безделья событиям, такой монотонный, что его вскоре перестаешь замечать. Из-под сосны, с ветвями, стелящимися по земле, выползла черепаха. Она поглядела по сторонам, увидела человека, моргнула, а потом поспешила прочь, в сторону сияющей среди деревьев зеленой лужайки. Валера двигался неторопливо, осматриваясь по сторонам, и ощущение, что за ним наблюдают, непрестанно преследовало его, хотя ни камер, ни людей нигде не было видно. Деревья, кусты, камни, каждая букашка, казалось, следили за ним широко раскрытыми внимательными глазами. «Хорошо, что они не способны разгадывать мысли, – думал Валера. – Хотя Костасу и так понятно, о чем может думать человек, оказавшийся в неволе. Пусть только попробует разгадать мой план. А он очень прост: откупиться. Придется пообещать Петру, что моя богатая тетя готова будет выплатить ему хорошую сумму, если устроит побег племянника и девчонки, наверняка согласится. Если Костас платит ему тысячу американских долларов в месяц, тетушка выложит две, и притом никакой опасности, что через месяц другой с него снимут кожу на новенький портфель доктора Вассилакиса, жир отправят на мыло, а мясо и кости будут скармливать Церберу. Надеюсь, он примет мое предложение, побеспокоиться за свою жизнь заблаговременно. Конин знал, что говорил: этот человек – труслив, как козел. Так что Петр не откажется, никакого сомнения. Только бы этот проклятый гомик и нимфоман в одном лице не запросил у меня кое-чего еще. А то ради свободы придется попотеть. Но как хорошо в этих горах! Даша, моя милая Даша, знала бы ты, что со мной и где я теперь. Нет, тебе лучше этого не знать. Только вот что, чего бы со мной не случилось, я буду думать о тебе и ждать нашей встречи до конца».
Поблизости очнулся от сиесты и звонко пропел черный дрозд. Из любопытства, Валера не торопливо брел по тропе все дальше и дальше, пытаясь понять, где же проходит та невидимая граница между частными владениям Костаса и государственным парком, в котором видеокамеры должны были отсутствовать. Доколе, все-таки, простираются пределы его дьявольского сказочного мира? И вот, едва Валера прошагал от одинокого камня еще несколько десятков метров, как ответ нашелся сам по себе. Откуда-то справа послышался конский топот, и вскоре Валера увидел всадника. Бежать? Прыгать в сторону, в кусты? Но потом, куда? Мысли замелькали одна за другой, Валера стоял, как вкопанный, но с места не двинулся. Молодой всадник в пунцовом хитоне, на гнедом коне с пышной гривой приблизился, объехал вокруг пленника и, остановив коня, преградил тропу.
– Сожалею, кирие, но дальше нельзя. Настоятельно рекомендую вам вернуться, – проговорил охранник по-гречески.
– Спасибо за заботу, – ответил Валера, повернул назад и двинулся к ущелью.
Некоторое время охранник следовал позади, но потом, убедившись, что пленник не выказывает никакого сопротивления, незаметно исчез. Тогда Валера сделал еще несколько шагов, осмотрелся по сторонам, повернулся и бросился бежать. Но едва только он приблизился к тому месту, где несколько минут назад был остановлен, как всадник появился вновь и в той же обходительной форме, попросил вернуться. Валера понял, что так забавляться можно целый день, только в такую жару играть в догонялки больше не хочется. Вот так охрана! Какая дисциплина! И все это: люди, деньги, ум, талант – направлены лишь на одну, какую-то сумасшедшую идею о создании нового Бога и провозглашении объединенной религии мира. В истории подобное происходило не раз, и то, как плохо кончил фашизм – Костасу хорошо известно. Покорившись судьбе, Валера побрел назад, понимая теперь, что за каждым его движениям следят, и уйти далеко не позволят. На этот раз всадник сопровождал его до спуска в ущелье. И только после этого куда-то исчез.
Вернувшись в пещеру, Валера застал доктора Вассилакиса возле стола. Напевая что-то себе под нос, доктор вынул из своего портфеля пузырьки и коробочку с какими-то таблетками, положил их на стол, а потом обернулся к Кристине и обратился со словами:
– Ну вот, моя девочка, принимай эти комплексы микроэлементов и витаминов три раза в день после еды, а этой мазью, – он потряс пузырьком в воздухе, – смазывай пальчик утром и вечером. Тут он увидел Валеру и улыбнулся.
– Что с ней? – спросил Валера.
– О не беспокойтесь, молодой человек, – весело проговорил доктор, – небольшой ушиб. Дня через два, не останется и следа.
– Значит, не перелом? – с надеждой уточнил Валера.
– Нет, нет, только ушиб, – успокоил доктор. – Питание у вас хорошее, условия в пещере комфортные, снаружи солнце, свежий воздух – все есть. Вам не на что жаловаться.
– А мы вот жалуемся, – хмуро сказал Валера. – Нас лишили свободы, словно подопытных зверей.
– Понимаю вас, понимаю, – заторопился доктор, немного смутившись резкого тона Валеры, – но я тут не причем. Моя забота – ваше здоровье, а что тут происходит, меня не касается.
– И что же вы, даже не сообщите в полицию, что в пещерах незаконно удерживают двух без вести пропавших иностранцев? – Валера был суров.
Доктор Вассилакис метнул в него острый взгляд, опустил голову, взял со стола свой портфель и рассеянно проговорил:
– Я ничего не знаю. А мне пора, я должен наведаться к вашему хозяину.
С этими словами он торопливо вышел из пещеры.
– Ублюдок! – крикнул ему вдогонку Валера.
– Ты с ним очень строг, – проговорила Кристина, наблюдавшая за эмоциональной сценой, лежа на кушетке.
– Да пошел он! – отозвался Валера, едва сдерживая свой гнев. – За нами повсюду следят! Эти камеры, они малы и невидимы. Я пытался выйти за пределы владений этого старика, но мне не позволила охрана, всадник вырос, как из-под земли! – Валера сел на кушетку в ногах Кристины и подпер щеки руками.
– Но доктор Вассилакис очень добр ко мне. – Постарайся на него не шуметь. Он и в самом деле ни в чем не виноват.
– Сомневаюсь, Геринг тоже во время войны увлекался охотой в Роминтенской пуще, а вокруг создавались лагеря смерти. Сатана! – Валера вскочил и стал ходить между сталагмитами, туда и обратно.
– Валера, оставь меня здесь, а сам уходи, – взмолилась Кристина. – Прошу тебя, сделай то, что они хотят, и они освободят тебя. Через два дня это будет возможно.
– Это он тебе сказал? – Кристина промолчала. – Черта с два, они освободят! – воскликнул Валера. – Используют, а потом зарежут, как священного барана. Без тебя я никуда не уйду. Ты должна вернуться домой, к родителям, а не участвовать в дурацких экспериментах. Да они… Да это первый шаг к неонацизму! Понимаешь?
Валера посмотрел на ничего ни понимающую Кристину, махнул рукой и сел в кресло. Но не сразу он смог успокоиться. Ждать, и тем более, следовать указаниям этих гнусных преступников он не собирался. Если бежать не удастся, пусть лучше убьют, – решил он.
До полуночи он не мог уснуть, ворочался и старательно прогонял досадные мысли. «Даша, а ведь может случиться так, что я тебя никогда больше не увижу». Подозрения Валеры по поводу своей судьбы смертника не только ни угасали, напротив, подтверждались. Он понимал: едва только исполнит требуемое священнодействие, как его немедленно разделают на части и скормят зверям. Костас лжет. Необходимо сопротивляться, тянуть время как можно дольше. Он старался не думать о смерти, хотя она все время маячила тут, вокруг пещеры и внутри, по какому-то дьявольскому замыслу, словно в подземелье Адиса. Потом он вспоминал дом в Светлогорске, запах соснового бора с колючим морским ветром, Дашу. Вспоминал те летние ночи с ней на берегу, как здорово было мечтать под звездами и ждать чуда. Вспоминал, как однажды, еще солнечным вечером, собирали янтарные крошки среди бурых водорослей. Там было солнечно, тепло и красиво, туда хотелось попасть вновь, прямо сейчас. Валера пытался удержать эти воспоминания, сосредоточиться на приятных образах, продлить желанные видения, но они проплывали, как облака, и не за что было ухватиться, тогда он с грустью провожал эти грезы, надеясь, что они вернуться опять, а потом, наконец, погрузился в сон.
V
Следующая не менее познавательная беседа Костаса и Валеры произошла спустя три дня. В тот раз Костас был срочно вызван в его Научно-исследовательский институт познания человека, где прошел ряд экспериментов, подтвердивших возможность получения совершенного потомства от родителей, обладающих необходимым набором требуемых признаков. Только у девяти процентов подросших мышат были значительные отклонения в фенотипе и отсутствие необходимых свойств, которые имелись у подопытных родительских пар. Несчастных, но вполне жизнеспособных «уродцев» скормили гадюкам, а за остальными продолжили вести наблюдения. Костас остался результатами доволен и теперь ожидал отчеты о серии подобных экспериментов с обезьянами, прежде чем он, спустя девять месяцев, как рассчитывал, получит собственные данные о человеке, проведя исследования в своих пещерах, подальше от посторонних глаз.
На этот раз гениальный старик, одетый в сиреневый пиджак, черные брюки, розовую рубашку и, на тон ее темнее, галстук, появился в «Щели Афродиты» к ужину. Подавали фазана фаршированного яблоками, жареный картофель, салат с кальмарами, рисом и кусочками авокадо, легкое белое вино, фрукты и маленькие круасаны с шоколадной начинкой на десерт.
– Добрый вечер, мои друзья! – весело воскликнул Костас, входя в зал в тот самый момент, когда его пленники приступили к салату.
– Кха-кха-лиспэра, – подавился Валера и закашлялся.
Кристина спохватилась и хорошенько постучала его по спине. Помогло.
– Ах, извините, я не вовремя, – немного смутился Костас, и на его лбу собрались добрые морщинки. – Ничего, ничего, ешьте, я тут посижу, подожду, пока вы поужинаете.
Валера запил кашель водой и отдышался. Аппетит был напрочь перебит внезапным появлением хозяина. Кристина вернулась на свое место, бросая беспокойный взгляд то на Валеру, то на противного старикашку. Между тем Костас обошел сталагмит и сел в кресло. Слуга тотчас поднес ему искрящийся бокал белого вина на подносе. Костас взял бокал, сделал глоток и поставил, а слуга замер возле него с подносом в ожидании, будто услужливый атлант.
– Доктор Вассилакис сообщил, что вы, Кристина, вполне здоровы, – проговорил Костас. – Более того, начиная с завтрашнего дня, вы будете способны к зачатию.
Валера швырнул на стол фазанью косточку, налил себе сока и выпил, чтобы не вспылить прежде времени. Кристина с сочувствием на него посмотрела, продолжая вяло жевать лист салата.
– Пью за ваше здоровье, – провозгласил Костас, поднял бокал и снова сделал глоток. Затем промокнул губы платком и добавил: – Вижу, эта приятная новость вас не радует. Он с ухмылкой посмотрел на пленников, откинулся на спинку кресла, положил ногу на ногу и произнес: – Замечательное вино, Крит, урожай 1985 года, замечу, до Чернобыльской аварии. Кстати, один мой друг как раз занимается проблемами развития живых организмов после той радиационной катастрофы на Украине. Он высылает мне довольно любопытные материалы. Потрясающие данные! Хм, радиация, понимаете ли, повышает число мутаций. Вы ешьте, не обращайте на меня внимание. Я слишком стар, чтобы держать язык за зубами, тем более, сейчас, когда ко мне отовсюду стекаются потоки необходимой информации. С возрастом накапливаются не только шлаки в организме, но и знания, которые устремляются в мир куда легче первых. Ха-ха. – Снова поднял бокал и сделал глоток.
Валера заставил себя съесть еще немного жареного картофеля с мясом. Кристина дальше салата не продвинулась, она протерла руки салфеткой и ушла на кушетку, освободив свое место хозяину. Костас не преминул этим воспользоваться.
– Я хотел бы продолжить наш недавно прерванный разговор, – начал он, устроившись напротив Валеры и взирая на него с простодушно обаятельной улыбкой. Валера облокотился о спинку стула, сложил на груди руки и поглядел на старика надменным взглядом. – Вы должны знать, что с вами происходит, полагаю, это успокоит вас. – Быстрый взгляд на стол, все утверждающий кивок, подцепил вилкой кусочек брынзы, сунул его в рот, после чего заговорил дальше: – От вас, господин Светлов, только и требуется произвести самое простое, приятное и животворное действие, какое можно только придумать. А именно исполнить священную обязанность всего живого – дать миру потомство. Ни на этом ли мы закончили в прошлый раз?
– Я слышу это каждый день с того самого дня как переступил порог этой дурацкой пещеры, – хмуро промолвил Валера.
– Я надеюсь, вы осознаете, у вас есть только пять дней. Пять! Понимаете?.. В противном случае, вам придется провести здесь еще один месяц в томительных ожиданиях менструального цикла Кристины. Я надеюсь, этого вам хочется меньше всего на свете, верно?
В ответ Валера и глазом ни моргнул. Костас принялся раскуривать свою трубку, продолжая свою откровенную назидательную речь сквозь зубы:
– Так вот, все это техническая сторона нашего дела, а я хотел поговорить о духовной.
– Я готов умереть, Костас, но не выполню вашего требования, никогда, – категорически заявил Валера.
– Даже если столь соблазнительная девушка сумеет возбудить у вас страсть? – с ухмылкой произнес Костас и выпустил из ноздрей дым. – Что ж, в таком случае нам придется подогреть ваше желание более существенным способом. Теодор, мой драматург, как раз трудится над новой пьесой, которая поспособствует этому. – Костас был великодушен и самоуверен, точно делал приятное одолжение. Но у Валеры его ирония вызывала раздражение.
– Вы хотите заняться грязными играми? Устроить первобытную оргию? Или, может быть, пытки, – язвительно поинтересовался Валера.
– Мой друг, страсти человеческие не могут быть грязными, – проговорил Костас, – это очередное заблуждение, посеянное Христианством. Напротив, это прекрасный мир чувственности, сладкий способ продолжения себя самого, радость воспитания нового человека – прелестные возможности, которыми нас одарила Природа. Она позаботилась о человеке и наполнила его жизнь приятными переживаниями. А Христианство лишает нас права на свободу, права сполна пользоваться природным даром, внушая, что в язычестве нет ничего кроме безнравственности и насилия. Но это ложь! Целомудрие, добродетель, гуманизм – все, что проповедует Христианство, присутствует и в наших идеях. Мы лишь только подкорректировали древние обычаи, – объяснил Костас, затянулся, выпустил табачный дым и продолжил: – Человека всюду преследует Рок. Только Рок способен повлиять на судьбу, как удары молота меняют форму металла, из которого выковывается необходимый предмет. Рок бьет нас и бьет, тем сильней, когда мы сопротивляемся, пытаясь распоряжаться своей жизнью самостоятельно. Но у нас ничего не выходит. Потому что судьба неизменна. Убежал от казни, наложил на себя руку, разбогател или обнищал – все это твоя судьба. Как хочется воскликнуть словами Ницше: «Великое светило! К чему свелось бы твое счастье, если б не было у тебя тех, кому ты светишь!» – Костас поднял кверху указательный палец. – Мы сами усложняем себе жизнь. Так зачем же лишать себя счастья, если можно принять судьбу такой, какая она есть, и плыть по ее течению. Да помогут в этом Мойры.
– Эта вечная борьба тьмы и света подробно описана еще в Библии, – сказал Валера. – Только вы сами пытаетесь изменить мою судьбу.
– Согласен, это борьба, – продолжил Костас, – только один из нас неправильно определяет, что именно принадлежит свету, а что тьме. Да, в том, что я удерживаю вас насильно, в этом вы правы, есть плохая сторона дела. Но вы же понимаете, другого выхода у меня нет. И возможность освобождения у вас была не раз. – Тут он выставил перед собой руку и стал загибать пальцы, называя месяцы. – Почти пять месяцев, – посчитал он. – Разве этого мало? В конце концов, наступление того дня, когда вы будете свободны, теперь зависит только от вас, господин Светлов.
– Вы проповедуете разврат, – угрюмо проговорил Валера. – Вот, что значит ваша религия. Вы воспеваете удовлетворение плотских желаний, вынуждаете нас плодиться, точно дорогих и красивых собачек, вы хотите получить породистого человека для того, чтобы потом провозгласить его богом! Да это же сумасбродство какое-то, вам не кажется?
– Нет, не кажется, – ответил Костас. – Вы, моралисты во главе с Кантом, даже не подозреваете, что ваши убеждения фатальны для человеческого счастья и будущего. Ницше писал, сострадания по-христиански, противоречат закону развития, то есть закону отбора. Отбора наиболее приспособленных, выносливых, сильных. Вместо того чтобы избавляться от слабых, Христианство поддерживает их и защищает, обрекая мир на деградацию. И в этом противоречие. Кто, по-вашему, выживает, сильный или слабый? – Костас вопросительно поднял брови и, недолго думая, сам же ответил: – На войне – слабый – он прячется в кустах, но в половом отборе – сильный, он привлекателен для партнера и имеет больше шансов дать здоровое потомство.
– Это справедливо для дикой природы, но в человеческом обществе все обстоит иначе, – возразил Валера.
– Мы – часть природы, и сострадание убогим, неудачникам, слабым, нищим, больным не может быть добродетелью, потому что ведет к вырождению общества, – настаивал Костас. – Сильные унаследуют Землю. Миром правят сильные, живучие, наглые, разве нет? Сбросьте с глаз пелену христианства, оглянитесь вокруг и убедитесь, что это так. – Костас повернулся в кресле и продолжил: – Вот еще один убедительный довод. Во время полового акта из пяти миллионов сперматозоидов, только один единственный самый сильный, прогрессивный, целеустремленный способен добраться до яйцеклетки и оплодотворить ее, оставляя позади всех слабых, кривых, больных, сумасшедших и прочее. Только самый качественный достигает цели! Вот почему нам так важно, чтобы вы с Кристиной зачали ребенка естественным способом, а не искусственным. Хотя, бывают и нежелательные исключения, но это касается лишь генетически неподходящих друг другу родителей. Что касается вас, вы – идеальная пара.
– И все-таки вы совершаете преступление, – заявил Валера. – Во-первых: попираете права человека на свободу; во-вторых: принуждаете к разврату; в-третьих: причиняете ущерб здоровью. Кристина больна по вашей вине.
– Вы рассуждаете как человек, воспитанный в условиях коммунистического тоталитаризма и атеизма, а затем вдруг возвращенного в христианство, которого вы еще не познали до конца, – прежним, спокойным тоном проговорил Костас. – Ваш аскетизм вызывает и сочувствие, и ироничную усмешку. Тем более, когда вы получили свободу, приехав сюда, в Грецию. Вы приехали в страну, в которой умеют ценить и использовать свободу. И мы готовы вам помочь познать ее наверняка.
– Однажды мне помогли так, что я оказался в вашей стране без средств к существованию, да еще угодил в ваши хитрые сети, – мрачно заметил Валера.
– Вы только участвуете в наших экспериментах, которые послужат основой для создания нового мира, – пояснил Костас. – Да, мы создаем самое совершенное и универсальное учение. Такова эволюция, всякая старая, изжившая сама себя материя, отмирает, давая путь новой, более приспособленной в меняющихся условиях. Поверьте, вы оба не только присутствуете при зарождении универсальной религии, но и сами участвуете в этом как богородцы.
– А если родится урод? – небрежно бросил Валера. – Мало ли какие условия могли повлиять на мой организм в течение жизни. Загрязнение окружающей среды, Чернобыль, я в армии служил в артиллерийских войсках. Однажды чуть не оглох, когда испытывали новую пушку.
– О, за это вы не беспокойтесь, мои агенты все давно проверили, – ответил Костас и вынул трубку изо рта. – Никаких нарушений от воздействия перечисленных вами факторов в вашем организме не выявлено. Вы и Кристина, на редкость, абсолютно здоровы. В отличие от некоторых других кандидатов, некоторые из которых, к моему большому сожалению, имели те или иные пороки, в результате загрязнения среды обитания тяжелыми металлами, пестицидами, радиацией, на иных повлияли войны, нищета или, напротив, безграничное богатство, пьянство родителей, неправильное воспитание и прочее и прочее. Словом, мы бы не стали работать с вами, если бы не были уверены в хорошем качестве вашего материала. Мы сами воспитаем новорожденного таким, каким видим будущего миссию, вам не о чем беспокоиться. У нас не будет необходимости во лжи, что естественно превозвысит наш труд над Священным писанием. Ведь легенда об Иисусе была создана иначе, не так ли?.. Писавшие Евангелие, утаили немало любопытных подробностей и фактов, но придумывали те, которые отвечали их целям. Мы же ничего не изобретаем. Природа все уже давно создала до нас. Мы лишь опираемся на ее созидательные силы и ресурсы, опыт наших древних предшественников, прочие известные религии, а также используем научные достижения, в том числе эволюционную теорию происхождения видов. Христианство слишком консервативно и не прислушивается к научным открытиям. Вот, скажем, божественное творение жизни на Земле, укладывающееся всего в шесть этапов, как будто и в самом деле Бог из глины лепил, а на седьмой «день» отдыхал, не вымысел ли это?.. Да, очередная библейская ложь. Научные исследования моих коллег подтверждают эволюционное развитие жизни. Первые организмы возникли около трех миллиардов лет назад. И каждый из нас несет в себе наследственную частицу тех доисторических протосуществ. Постепенное развитие от элементарного – к сложному доказано раз и навсегда. Мы изучали законы природы, историю религий, медицину и сделали вывод, что язычество – поклонение стихиям Природы – единственное верное начало для зарождения новой более совершенной веры, которая объединит народы.
– Вы не объедините, напротив, посеяв религиозную вражду, спровоцируете массовое убийство, – промолвил Валера, с осуждением взирая на Костаса.
– Христианство, – невозмутимо продолжал тот, помахивая трубкой, – фанатично проповедует любовь и добро, но за два тысячелетия так и не смогло победить зло, более того, жестоко расправлялось с инакомыслящими. Не зря сказал Лукреций: «религия – источник преступлений». Он прав, не так ли? Поэтому мы должны создать нечто иное, то, что опровергнет это старомодное высказывание раз и навсегда. Мы желаем прекратить войны, возникшие на религиозном фундаменте, и вообще, изжить всякие войны. Наш бог – счастье.
– Вряд ли Лукреций имел в виду Христианство, – возразил Валера.
– Да, но его слова можно применить ко всем известным сегодня религиям, – не растерялся Костас и продолжил: – Язычество – это кровавые жертвоприношения богам и убийство иноверцев. Дальше. Буддизм учит так: всякое существование – есть страдание. Причина страданий – жажда жизни, наслаждений, власти, богатства. И прекратить страдания можно, подавив в себе всякое желание. То есть необходимо вести праведный образ жизни. Все это выглядит мрачно, не так ли? Буддизм выступает против счастья, радости и желаний, а за страдания обещает нирвану. Дальше. Ислам тоже во многом противоречив: призывая к равенству между людьми, он вместе с тем его отвергает – проповедует принадлежность человека ни себе, а богу, вот оно и рабство. Ислам внушает страх перед судом всевышнего. Мусульманин лишен гордости, унижен, раболепен. Эта религия ведет к подавлению личности. Мы же провозглашаем свободу от Бога-мучителя, – торжественно заявил Костас. – Каждый сам придет к вере по имени Свобода, теми или иными путями, мы не собираемся ее навязывать, тем, кто ее не принимает. Пусть сменятся поколения, прежде чем наша идея станет править миром разумно и справедливо. А сверхчеловек продолжит миссию уже в своем потомке.
– А вам не все равно, кто будет мальчик или девочка? – Валеру довольно притомил этот нравоучительный монолог, и он поспешил сменить направление темы.
– Нет, это не важно, хотя мальчик предпочтительней, – ответил Костас.
– А не будете ли вы удерживать нас до тех пор, пока не родится мальчик? – продолжал Валера. – Ведь это может растянуться на годы.
Костас недовольно блеснул глазами, понимая, что разговор может принять нежелательное направление и, опасаясь потерять управление, попытался вернуться в прежнее русло:
– В противном случае, я бы открыл вам счет в Национальном банке и оплачивал каждый лишний день пребывания в наших пещерах, за моральный ущерб, – отшутился Костас, хотя лицо его при этом было серьезно. – Вас это радует?
– Звучит заманчиво, – улыбнулся Валера. – Вашей социальной политике могли бы поучиться в Кремле. Это повысило бы уровень рождаемости в России.
– Я только надеюсь на ваше сотрудничество, – с достоинством промолвил Костас, кивнул, а потом снисходительно добавил: – И не советую вам упрямиться. Чем раньше облегчите нам работу, тем скорее будете свободны.
– Сомневаюсь, что вы… – Валера хотел сказать: «оставите нас в живых», но передумал и, не мешкая, продолжил: – достигните цели. Все это мечты, сильно отдающие бредом, не более.
– Зря вы так думаете, – ласково проговорил Костас. – И все-таки я понимаю ваше недоверие. Вероятно, такой масштабный проект невозможно осознать за короткое время. Хм… Неужели вы думаете, я бы стал расходовать огромные средства и силы, не веря в положительный исход? Конечно, все было заранее просчитано. – Костас задумался на мгновение и проговорил дальше: – Скажите, за что убили Коперника?.. За то, что он своими трудами опровергал христианские догмы? За крамольные открытия? Усомнился в Боге? Да, но это не главная причина. – Костас поглядел на Валеру в упор. – Он погиб за то, что провозгласил истину, в которую никто не хотел поверить. Да и церковь побоялась захлебнуться в истине, которую мог подхватить народ. Ницше верно заметил, что наука не угодна Богу, и тот объявил ее грехом. Человека нужно заставить страдать, тогда ему будет некогда заниматься научными исследованиями, опровергающими Бога. Вот почему Бог насылает на человека бедствия, горе, войны, болезни. Но есть и другая причина.
– Теперь истину провозглашаете вы? – скептически произнес Валера.
– Земля страдает, она перенасыщена человечеством, ее ресурсы не вечны, – продолжал Костас. – Но, как у любых других видов социальных животных, в нашем мире тоже существуют факторы, регулирующие численность. Прежде всего, это войны, геноцид, Наполеон, Гитлер, Сталинский террор. Погибали миллионы. Тоже происходит… ну, хотя бы, скажем, у крыс. Когда их становится много, когда им не хватает пищи, когда возникает угроза эпидемий, крысы убивают себе подобных и разоряют собственные гнезда, поедая детенышей. И в этом заложен высший смысл поддержания равновесия.
– Вы гений зла, – холодно проговорил Валера.
– Почему зла? – снисходительно улыбнулся Костас. – Разве зло печется об улучшении качества жизни людей? Напротив, наша религия будет препятствовать истреблению человека.
– Это сомнительно.
– А то, что во Второй мировой войне погибло 28 234 046 советских людей, вас не смущает?
– Вы издеваетесь?
– Я ожидал другого вопроса.
– И откуда такая точность?
В ответ Костас снисходительно заухмылялся.
– Вы гораздо сообразительнее, чем думаете, просто не желаете довериться зримой реальности.
– Неправда.
– Русские в этой войне победили. Но выжили в основном неполноценные люди, поскольку достойные пали в этой бойне. Был большевистский террор, затем эта война, между тем уничтожение элиты в лагерях и подвалах КГБ. Что же ваш Бог не остановил все это?
– Вы испытываете мое терпение.
– Так вот, я не хочу подобных жертв. Мне жаль тех миллионов русских, погибших в битве с фашизмом, вообще жаль, что это случилось именно с вашей романтической нацией. Сочувствую. – Глубоко вздохнул. – Сочувствую лично вам, ведь ваш дед по линии матери лейтенант Румянцев погиб 16 декабря 1941 года в битве под Москвой. Он был смертельно ранен в голову и скончался тотчас в пятнадцать часов двадцать семь минут. И такова была очередная жертва для всеобщего блага.
– Этими цифрами вы пытаетесь меня удивить. На самом же деле вызываете раздражение, – заявил Валера. – К чему вы хотите меня раздразнить?
– Ни в коем случае. – Костас вскинул брови. – Мне незачем вас дразнить, я только привел вам реальные факты неразумной политики, основанной на жестокости. Хотя, осмелюсь заметить, ни одна война на земле не происходила случайно. Ни одна крыса не пожирала своих крысят зря, если их было слишком много. – Костас поглядел на Валеру в упор. – Итак, мы оба не желаем, чтобы войны разоряли наш мир. Не так ли?.. Вот почему нам требуется другая вера, иной лидер, новый мир.
– И какое имя вы собираетесь дать ребенку, будущему сверхчеловеку? – поинтересовался Валера.
– Имя его Эфтыхиадорос, – гордо произнес Костас и, воздев руки, добавил: – Во славу Зевса, покровителя нашего.
– Никогда бы не назвал так своего сына, – сказал Валера. – А как вы называете вашу религию?
– Во славу покровителя, имя веры нашей – Вакхизм, – с воодушевлением ответил Костас.
– Черти что. – Валера с негодованием покачал головой. – Вы просто одержимый, вы раб собственной глупости, вы заблудились во времени.
– Всякая новая вера, поначалу, вызывала протест и непонимание. А потом ее подхватывали и несли через века, – сказав так, Костас вынул из-за пазухи цепочку с медальоном, что висел у него на шее. – Посмотрите – наш символ. Я сам его придумал. Он оберегает меня от неприятностей.
Валера с брезгливым выражением поглядел на золотой медальон в виде солнца с большим всевидящим оком посередине и четырьмя изогнутыми как ножи мясорубки протуберанцами. Валера со скептической улыбкой покачал головой. Костас бережно убрал свой медальон под пиджак и спросил:
– Как он вам?
– Завораживает, – с ухмылкой сарказма ответил Валера.
– Не сомневаюсь, – ласково проговорил Костас. – Ибо солнце – наш прародитель. От него зависит жизнь всякого существа на Земле, целостность нашей Галактики. Солнце правит нами. Оно влияет на судьбы. И теперь перед нами стоит важная миссия: найти человека – олицетворение солнечной власти над миром. Мы создадим его сами. И дадим ему имя.
Тут раздался голос Кристины, она все это время смиренно лежала на кушетке и слушала спор:
– Знаете что, если вы считаете, что можно зачать ребенка без любви, то глубоко ошибаетесь. – И тут же уверенно добавила: – Без любви даже бог не способен родиться.
Обаятельная улыбка сползла с лица Костаса. Валера подмигнул Кристине, поддержав ее меткое и своевременное замечание. На мгновение застыла пауза.
– Ну вот, вы снова возвращаете меня к неудобному разговору, – разочарованно промолвил Костас. – Даже если это так, дорогая, придется полюбить. Ваше упрямство только усугубляет положение. А ведь нам всем хочется одного – чтобы все это закончилось как можно скорее. И это зависти от вас. Более того, мне не очень хочется прибегать к насилию.
– К насилию? – с раздражением спросил Валера.
– Надеюсь, вам этого бы тоже не хотелось, – сердито сказал Костас. Теперь он смотрел на Валеру с упреком, как ребенок, которому не позволяют подрывать петарды в тихий час.
– Я думал, только Апулей мог превратить человека в осла. Оказывается, я ошибался, – игриво обиженным тоном проговорил Валера. – Что же вы, свяжете меня и, словно быка- производителя, заставите сделать это в пробирочку, а может, обколите стимулирующими гормонами, чтобы я извергал сперму, как гейзер, или свяжете меня и Кристину в бессовестном положении.
– Господин Светлов! – оборвал тираду Костас. – Вы зря смеетесь.
– Или вы знаете другой способ? – не унимался Валера, пожирая противника ненавистным взглядом.
– Советую вам потрудиться, – смиренно промолвил Костас. – На сегодня довольно. Надеюсь, наш разговор не был напрасным. У вас не так много времени для размышлений. Счастливой вам ночи. – Костас сунул в зубы трубку, поднялся и, опираясь на трость, неспешно покинул пещеру.
Валера и Кристина ободряюще переглянулись. Двое молчаливых слуг принялись убирать со стола. Валера понаблюдал за ними некоторое время и, поднявшись со стула, подошел к Кристине.
– У тебя только два шанса на свободу: бежать или зачать ребенка, – тихо проговорила она, втирая мазь в кожу больного мизинца.
– Нет, всего один, – возразил Валера. – Бежать.
– А ты упрямый.
– Пусть этот идиот обещает мне все золото мира, дворцы и яхты, но я не сделаю, то, что он требует.
– А я отказалась бы от всего золота и дворцов, ради такого человека как ты.
– Послушай, стоит только родиться этому ребенку, как его объявят сыном солнца. Создадут красивую легенду. А истинных родителей, то есть нас с тобой, они уничтожат как свидетелей лжи, – сказал Валера.
– Я понимаю это, – созналась Кристина.
– Бежать, пока еще не поздно.
– Я с тобой.
– Как твой палец?
– Он разве задерживает побег?
Валера покачал головой, оставил Кристину и подошел к книжному шкафу. Беспристрастно оглядев полки, он снял первую попавшуюся книгу, полистал ее, попробовал почитать, но не смог вникнуть в содержание, поставил томик на место и направился из пещеры прочь.
Солнце уже село, и ущелье постепенно погружалось в фиолетовый сумрак свежего вечера. Охранник зажег над входом в пещеру лампу и вернулся на свой камень. В его ушах – затычки от дискового проигрывателя, который он прятал за складками хитона, этакий продвинутый молодой древнегреческий воин, необыкновенное сочетание античности и современности. Чтобы сказали об этом его далекие предки? Наверное, прибили бы за осквернение веры непонятными чужеродными побрякушками, источающими странные звуки.
И снова навалилась ночь. По темному, как пролитые чернила, небу высыпали звезды. Луны не было видно, и оттого звезды казались яркими, словно миллионы небесных светлячков зажгли во Вселенной свои чудесные фонарики.
Валера пытался почувствовать себя новым богом, спасающим гибнущий мир, но в таком качестве осознать себя не сумел. Намаявшись за целый день, он решил принять ванну и направился к освещенной призрачным сиянием купальне. Там он нажал кнопку на одной из мраморных колонн, и ванна залилась светом, словно распустился цветок ночной лилии. Валера пустил теплую воду, и едва только стал раздеваться, как появились двое слуг в хитонах фиолетовых, как вечернее небо, да еще с позолотой. Валера с недовольным видом замер со штанами в руках. Один слуга поинтересовался, не угодно ли ароматических солей, второй принял у него штаны, поднял брошенную на песок рубашку, затем сандалии и стал дожидаться трусов, словно живая вешалка. Валера смутился такого к себе внимания, точно он царь, и холодно с пренебрежением, попросил оставить его в покое. Однако первый из слуг напоследок предложил потереть спину, сделать массаж, принести коктейль, вечернюю газету или пригласить девушек, но и на это Валера резко ответил: «ничего не надо». Тогда второй аккуратно сложил одежду на пуфик, и оба слуги с поклоном удалились, плотно задвинув за собой шторы. Можно подумать, что со стороны тень моющегося в ванной человека должна быть отчетливой и подробной, как в театре Карагеозиса, однако ничего подобного, – постороннему взгляду, если что и представлялось, так исключительно нечто бесформенное и неразборчивое из-за многочисленных складок свисающих вокруг купальни шелковых тканей.
Валера лег в теплую воду с таким блаженством, точно в благотворный эфир и тотчас пожалел, что до сих пор не пользовался здесь такой приятной услугой. Легкий пар поднимался вверх и таял в ночи. Окрестности наполнились покоем, который нарушали только журчание ручья, пение сверчка за шкафчиком, уханье какой-то птицы, где-то неподалеку, и тихий шепот занавесок, когда их касался теплый ветерок. Валера добавил в воду ароматной шампуни, и в следующую минуту над ванной выросли холмы рыхлой пены, похожие на облака. Валера растаял, забылся и погрузился в мечты, не думая больше ни о чем, в том числе, где он, что с ним сейчас, и что может произойти в скором будущем. Пока он лежал в полудреме, второй слуга принес ему новое нижнее белье, оставил на пуфике и тихо удалился. Полежав в ванной с полчаса, Валера поднялся, постоял под душем и спустил воду. Затем он обтерся самым большим из полотенец и оделся, решив для себя, приходить сюда каждый вечер, как Кристина, сколько бы он не пробыл в этом странном плену. В ту ночь, даже сидя в кресле, ему спалось на редкость хорошо.
VI
Последующие пять дней в «Щель Афродиты» по утрам наведывался пунктуальный доктор Вассилакис. Он заботливо осматривал Кристину, ее злополучный мизинец, хлопотал вокруг нее с какими-то целебными порошками, советовал побольше гулять на солнце, принимать цветочные и солевые ванны и есть больше фруктов. А Валере рассказывал о пользе ягод клубники и помидоров, в которых содержатся стимулирующие вещества. После этого он являлся к хозяину и докладывал, что молодые люди никак не торопятся. Костас мрачнел и возмущался, зачем-то приводя в пример обезьян в питомнике, от которых в скором времени уже будут получены первые результаты, а от этих двух людей не дождешься. Горе от ума. На столе пленников пища была подобранна по специальной диете, питание хорошо сбалансировано, преобладали овощи, фрукты и ягоды.
– У этого человека невозможная сила воли, – говорил доктор Вассилакис.
Костас ходил из угла в угол своего кабинета, слушал его и ругал стойкого пленника:
– Упертый русский! Аскет! Чертов христианин! Любой из моих ученых оболтусов эту девчонку каждый день бы имел, только позволь, а этот хоть бы поцеловал. Ну ничего, придется поторопить его иначе. Времени больше нет.
Обитатели пещер: охрана, прислуга, повара, электрики и прочие служащие, тоже негодовали, заждавшись своей пересменки, отпуска или выходных. Вначале, первые дни, упрямство Валеры приводило их в шутливое недоумение, затем – в негодование, а потом уже переросло в ожесточенный протест. Отныне все удрученно роптали: «Эти русские холоднее, чем я думал». – «В своей Сибири они месяцами ждут тепла. Спят, как медведи». – «Я бы столько не выдержал». – «Они – народ такой, терпеливый». – «Коммунизм научил терпению и нравственной морали». – «А как же они на свет рождаются?» – «Кто их знает». – «А что если он гомик?» – «А может ему помочь?» – «Костас запрещает вмешиваться» – «Сколько можно?! Меня семья заждалась!» – «И меня тоже, если через три дня дело не пойдет, увольняюсь». – «Я мог бы вместо него это сделать». – «Камеры всюду. Костас узнает, кожу снимет». – «Тогда лучше этого русского убить». – «А потом ждать другого?» – «Довольно ныть, наберитесь терпения!» – «Да сколько можно?» – «Пока этот русский сподобится на дело, наши жены без нас забеременеют. Убить его мало». – «Все, надоело!..» Эти споры, нытье, перебранки – первые признаки начинающейся смуты весьма беспокоили Костаса. Работники с трудом сдерживали себя от забастовки. К хозяину посылали парламентеров. Костас их слушал, хмурился, что-то обещал, прибавлял жалование, а самых главных смутьянов грозился наказать и лишить квартальной премии. На такое затяжное развитие событий он и сам не рассчитывал. «Неужели русский надеется взять нас на измор? Блефует. Зря он так делает…» В очередной раз Костас зашел в «Щель Афродиты» и долго объяснялся с Валерой.
– Поторопитесь, господин Светлов, у вас осталось три дня, – предупреждал он.
– И не подумаю, – сложа руки на груди, с достоинством отвечал Валера.
– В таком случае, вам придется провести здесь еще один месяц.
– Да хоть год. Мне здесь понравилось.
Костас сотворил кислую мину и, не удержавшись, выкинул существенный козырь:
– А как же Даша? – В его глазах блеснула хитрость. – За год она устанет вас ждать. А если понадобится, мы сами ее с кем-нибудь познакомим в Москве.
– Только попробуйте тронуть, – проговорил Валера, жарко дыша в лицо Костасу, так что тот с беспокойством отпрянул. – Я от ваших пещер и следа не оставлю.
– Не надо нервничать, – попросил Костас.
Но Валера продолжал наступать:
– А я не нервничаю. Я человек строгий и не потерплю, чтобы мою православную веру попирали безмозглые язычники! А если вы еще раз упомяните имя моей девушки, я раскрошу вам череп вот этим сталагмитом, – указал пальцем на невысокий, похожий на башню, каменный столб, что оказался под его правой рукой.
– Успокойтесь, давайте будем благоразумны, – призывал Костас, поправляя узел своего галстука желтого цвета с зелеными ромбиками; на сей раз, старик был в темно-зеленом костюме. – Мне бы не хотелось колоть вам успокоительное, лишняя химия вашему организму ни к чему, верно?.. Так вот давайте сядем и поговорим спокойней. – махнул рукой на стул. – Вы умный человек и должны понимать, для чего все это делается.
– Я давно уже все понял, – ответил Валера, садясь напротив Костаса.
– Да, но подозреваю, вы не до конца осознаете великое значение происходящего, – продолжал старик спокойным тоном. – Поймите, миру для спасения требуется провозгласить идеей жизни любовь, гармонию и безграничное счастье.
– Звучит гуманно, но скажите, почему за основу вы взяли язычество? – спросил Валера, пристально глядя Костасу в глаза.
– Это одна из древних форм веры, приближенная к Природе, а значит, к человеку, – принялся отвечать Костас. – К сожалению, две тысячи лет назад язычество прекратило свое развитие, его вытеснило христианство, ислам и другие течения. Язычество не успело достигнуть совершенства, реализовать весь свой потенциал, отшлифоваться и приобрести совершенную форму. Мы должны это сделать теперь. Мы пытаемся вернуть утраченное и объединить наш мир.
– Великий гуманист, – ухмыльнулся Валера. – Однако вы организовали притоны, владеете ночным клубом или театром, как вы это называете, воруете девушек, насильно удерживаете людей в неволе. Разве это не противоречит вашим религиозным принципам?
– Иначе мы бы не смогли добиться от вас продолжения рода. Вы сами не желаете дать жизнь новому человеку, который будет вашим же продолжением в будущем, – уклончиво проговорил Костас и, вскинув брови, вопросительно уставился на Валеру. – Разве это пошлость? В нашей вере нет места такому понятию. Иного способа для человека Природа не изобрела. Главная цель всякого живого существа – оставить жизнеспособное потомство. А мы чуть-чуть расширили границы нравственности, прибавили больше эротических переживаний, чем разрешено Христианством. Жить в любви – это не пошлость, а счастье.
– Вижу, что это подразумевается в имени вашего будущего богочеловека – Эфтыхиадорос. Но Вакхизм, ведь это – символ пьяного разгула, беспредельных оргий, скотства, жертвоприношений и жестоких убийств, вспомните, чем занимались вакханки, – продолжал возражать Валера.
– Это в древности, – отмахнулся Костас. – Новый бог принесет людям иные, более гуманные и моральные ценности.
– Сомневаюсь, мой проснувшийся в этой пещере дар предвидения и обостренная проницательность подсказывают, что все это ложь, – проговорил Валера. – Я все еще не в состоянии вам поверить.
– Мне очень жаль, но ваша проницательность на сей раз подводит, – уныло возразил Костас.
– Я не уверен также, что христиане будут готовы предать Иисуса, мусульмане – Аллаха, жители Папуа – свои тотемы ради нового бога, – сказал Валера и добавил: – Я вижу мировую войну, кровопролитную, губительную, жестокую.
– Повторяю, мы не собираемся навязывать Вакхизм, храни нас Зевс. Народы придут к нему сами. Эфтыхиадорос принесет людям свет, как однажды Прометей – огонь. Пусть для этого потребуются столетия. – Костас немного помолчал, рассматривая свою трубку, и затем продолжил: – Более того, я собираюсь открыть школу, сеть школ по всему миру, и люди потянутся к знаниям. Вы читали мои труды? – Костас махнул рукой на книжную полку.
– Пытался, но я не настолько силен в английском, чтобы разобраться во всей этой галиматье, – ответил Валера.
– Ну что же, подозреваю, мне не удалось убедить вас ни на букву, – с глубоким сожалением проговорил Костас и поднялся.
Валера тоже встал.
– Желаю счастья, – сказал Костас и направился к выходу.
– Пока, – тихо промолвил Валера, провожая назойливого старика презрительным взглядом.
– Этот спаситель человечества на самом деле может оказаться его губителем, – сказал Валера Кристине, которая все это время слушала спор в тихом унынии. – Подобное мы не раз проходили. История давно обогатилась кровавыми событиями на такой вот почве, – заключил он.
Оставшиеся судьбоносные дни доктор Вассилакис с большим сожалением докладывал хозяину, об отсутствии факта зачатия, но порадовал тем, что опухоль на мизинце Кристины полностью сошла, и девушка абсолютно здорова. Костас больше не появлялся в «Щели Афродиты», чтобы не гневить своим видом «этого русского упрямца», и просил доктора Вассилакиса регулярно напоминать молодой паре число оставшихся дней; шел обратный отсчет. Пещеры всем остопротивели. Дни капали, как капли со сталактитов, как слюна с клыков собаки, заждавшейся кости. Прислуга паниковала. Напряжение возрастало, будто в мышцах неврастеника.
– Извините, кириос Зафиридис, я должен вернуться домой.
– Мы не рассчитывали, что наша служба растянется на следующий месяц.
– У меня жена родила, я еще не видел ребенка!
– С такими нервами как у этого Аполлона, можно ждать целую вечность.
– Если вы не отпустите меня в отпуск, я своими руками придушу этого проклятого русского!
– Можно я подсыплю яду в его апельсиновый сок?
– Успокойтесь! – рявкнул Костас. – Обещаю, я приму необходимые меры. А вы готовьте спектакль. Копии новой пьесы Теодора уже у меня. – Костас швырнул, скрепленные по двое, листки в толпу. Те с шорохом разлетелись, как стая голубей, и бунтовщики кинулись подбирать их. Затем они с любопытством пробегали глазами по бумаге, после чего, бросая вопросительные взгляды на хозяина, молча брели восвояси, унося сценарий с собой.
VII
В то странное утро заря поднималась алая. Размазанные по васильковому небу пестрые, как летний цветник, облака, уступали свое место неторопливо выползающему из своей почивальни солнцу. Вскоре облака рассеялись. И вот светило взошло на чистое, как вымытое стекло, небо. Слабый ветер лениво веял по лугам и долинам. В тающих сумерках леса над своими птенцами хлопотали зяблики, дрозды и мухоловки. Осторожно, с замиранием, вступал хор цикад, и вот он уже зазвенел с нарастающим волнением, смущая притихших сверчков, которые поспешили в свои темные норы, дожидаться следующей ночи. Пробудившийся лес, ущелья и долины постепенно наполнились музыкой дня. Как вдруг, пугая окрестности, в утренний мир неожиданно ворвалось продолжительное с тающим окончанием гуденье рожков. И лес замер.
Кристина и Валера еще спали, когда в пещеру вошли два гвардейца в белых шерстяных хитонах и в позолоченных шлемах с красным гребнем из конских волос, в руках они держали копье и круглый медный щит, на котором был выгравирован символ вакхизма – солнце с выразительным глазом. Гвардейцы встали по обе стороны входа и, троекратным ударом древка копья о пол, вызвали громкое эхо. Валера, спавший развалясь в кресле, тотчас проснулся от внезапного шума, открыл глаза и осмотрелся. В зал вошел офицер в пунцовом хитоне, в шлеме с черным гребнем и золотистым символом вакхизма на груди, за ним появились четыре девушки в небесно-голубых платьях.
Офицер снял шлем и проговорил:
– Доброе утро, Валера.
– И ты, значит, здесь? – без особого восторга произнес Валера, разучившийся тут чему-либо удивляться.
– Как видишь, однажды и меня судьба привела в этот странный мир, – ответил Анатолий.
– Не то слово, странный, – проговорил Валера с некоторой досадой в голосе.
– Сегодня чудесное утро, надо бы прогуляться, – предложил Анатолий.
– Оно здесь всегда чудесное, когда никто не врывается в мою пещеру и не вмешивается в мою личную жизнь, будто агенты ФСБ, – холодно ответил Валера, особенно ударяя на слово «мою».
– Вынужден помешать твоему сну и попросить следовать за мной, – вежливо потребовал Анатолий.
– Это еще куда? – Валера нахмурил брови.
– Тебе все объяснят.
– Скажи сначала, что с Олегом, где он?
– С ним – ничего, он по-прежнему на Кирьяку и понятия не имеет, где ты находишься.
– А Валя?
– Довольно вопросов, у нас мало времени.
Между тем девушки подошли к Кристине. Она все еще спала, одна рука свесилась с кушетки, другая покоилась под щекой, тонкое льняное одеяло покрывало ее нагое тело. Одна из девушек легко тронула спящую за плечо и разбудила. Кристина открыла глаза и приподнялась, сонно озираясь по сторонам.
– Калимера, кирия, мы пришли за вами, – объяснила незнакомка.
Кристина поднялась, обернувшись в тонкое одеяло и придерживая его рукой у груди, воззрилась на девушек с недоумением. Тогда одна из нимф развернула перед ней хитон и подала Кристине, две другие помогли ей одеться, после чего все вместе направились к выходу. Кристина бросила тревожный взгляд на Валеру, и он проводил ее недоумевающим взором.
– Куда ее ведут? – спросил он Анатолия.
– Все узнаешь, мой друг, в свое время, – с загадочной ухмылкой ответил тот. – Следуй за мной.
Анатолий направился к выходу, за ним – Валера и затем – двое гвардейцев в качестве конвоя. Они вышли на солнце, двинулись к выходу из ущелья, поднялись по тропе и зашагали дальше по уже знакомой Валере каменистой дорожке среди сосен. Путь был не долгим, повернув возле леса, они проследовали через луг, за которым, в скалах, среди кипарисов, тропинка вновь начала круто спускаться и привела их на дно еще одного ущелья.
Тем временем Кристину повели к готовой уже купальне, где на поверхности теплой зеленоватой от ароматных трав и минеральных солей воде, плавали лепестки роз. Спутницы помогли Кристине забраться в ванну и принялись омывать ее тело. Потом они обтерли ее полотенцем и расчесали ей волосы, а затем помогли одеться.
Ущелье, по которому теперь вели Валеру, было гораздо шире того, где он до сих пор находился. Зеленая, озаренная солнцем, поляна среди отвесных скал. Здесь, как будто свечи, высоко к небу устремлялись кипарисы, среди них плотно кустились низенькие заросли колючего дуба, длинные зеленые ветви плюща плотно оплетали камни и скалы, среди которых вдруг, будто рот в полузевке, скрывался вход в пещеру. Анатолий остановился перед ним, обернулся к Валере и, гостеприимно указав рукой, объявил:
– Пещера Диониса, мы пришли.
Конвой замер по обе стороны входа: щит, придерживаемый рукой, уперся в землю, копье поставлено четко вертикально, а тихий ветер колебал подолы хитонов и перебирал ворс на гребне шлемов. В пещере Анатолию и Валере пришлось спуститься по трем каменным выступам, как по ступеням, потом они двигались узким не очень продолжительным коридором с поворотом направо, и, наконец, вошли в зал, в котором тихонько звучала запись Вагнеровской оперы «Тангейзер», что, по мнению Костаса, способна возбуждать желание к любовным утехам. Анатолий молча указал рукой, приглашая садиться, а сам немедленно вышел. Оставшись один, Валера осмотрелся. Здесь, в этом освещенном электрическими лампами зале, повсюду были сталактиты и сталагмиты. В самом центре зала один из сталагмитов, формой свей откровенно напоминавший фаллос, был ритуально окружен горящими свечами, усыпан лепестками роз, как идол, которому поклонялись древние. Дальше, под навесом, находился большой стол в виде буквы Т, стулья, шкаф с книгами, бумагами и папками, на столе возле лампы с зеленоватым абажуром стоял раскрытый Notebook, лежали бумаги и книги, словом, незамысловатая рабочая обстановка в кабинете важного начальника нового мира. Было странным, как всю эту мебель могли внести сюда по узкому проходу и коридору пещеры, тут либо есть другой вход, либо мебель собирали уже на месте. Здесь также повсюду капала в лужицы капель с каменных сосулек, создавая завораживающую музыку, которая, возможно, вдохновляла хозяина на новые открытия в его псевдо гуманной науке. Через несколько минут в пещеру явился Петр, теперь на нем был зеленый хитон и сандалии. Меняет внешность, точно хамелеон, – заметил Валера.
– Доброе утро, дружок. Как поживаешь? – проговорил Петр тоном врача, навестившего своего пациента.
– Живу и радуюсь, – неохотно отозвался Валера.
– А мы вот заждались. – Петр сел напротив Валеры, положив на стол руки. – Ты сопротивляешься из-за своей девчонки? – Валера глядел на него с презрением. – Ты думаешь, она ждет?.. Ну прямо так и сидит в Москве и каждый день о тебе мечтает. Спустись на землю, хлопец. На хрена ты ей сдался за тридевять земель? Уверен, она найдет себе кого-нибудь поближе, если еще не нашла.
– Заткнись! – Валера резанул его молниеносным взглядом.
– Ладно, ладно, как бы там ни было, а ты подумай. Тебе тут не простушку какую предлагают, а первую красавицу, лауреата международного конкурса, завидная генетика. Кто другой обзавидовался бы такой удаче, какая выпала тебе. Ведь ты даже не осознаешь своего счастья. Глупо, ей-богу! Мне бы такую сучку, я бы днями-ночами с нее не слезал. – Валера смотрел на Петра исподлобья, а тот продолжал: – Ну да ничего, надеюсь, сегодня дело продвинется. Сколько можно ждать. Надоело.
– Придумали что-нибудь новенькое? – спросил Валера. – Где мы находимся?
– Здесь кабинет Костаса, – объяснил он. – Тут он работает, проводит совещания, вызывает на ковер провинившихся, раздает поручения и подписывает приказы.
– Волчье логово, – заметил на это Валера, осматриваясь.
– Неподалеку, в этом же ущелье, находится Пещера Желаний, – продолжал Петр. – Там прописан обслуживающий персонал и твой покорный слуга, в их числе.
– А где же кухня, конюшни, электрогенератор? – поинтересовался Валера.
– Электрогенератор установлен за соседней скалой, все остальное – в Фили, там, на окраине городка, находится усадьба Костаса.
– Где же он сам? – Валера остановил свой любопытный взгляд на Петре.
– Он занят и будет чуток попозже, – объяснил Петр.
– Для чего меня сюда привели? – снова спросил Валера.
– Сегодня необыкновенный день. Костас в твою честь устраивает веселый спектакль. Но прежде всего, необходимо выполнить несколько важных требований. – На сей раз, Петр посмотрел на Валеру без тени усмешки, и тот впился в него своим пронзительным осуждающим взглядом.
– Что ты имеешь в виду? – Валера предчувствовал недоброе.
Петр поднялся, подошел к пуфику, поднял сверток и положил его перед Валерой.
– Вот, ты должен переодеться. Затем тебе необходимо снять твой нательный крестик и оставить его здесь. Сегодня тебе придется приять участие в драматической пьесе, – объяснил он.
– Если Костас рассчитывает на мое участие в грязной оргии, то все уже сейчас могут расходиться по домам, представления не будет, – заявил Валера.
– Ты, наверное, был трудным ребенком, – с улыбкой проговорил Петр. – Однако должен заверить: тут – не дома, всякое сопротивление – бесполезно. Если не покоришься, Костас разделает тебя на органы, которые продаст нуждающимся русским олигархам. А потом станет искать другого кандидата в богородцы.
– Ну это мы еще посмотрим, – произнес Валера сквозь зубы.
Петр развернул одежду и разложил на столе. Это была розоватого оттенка из чистого шелка хламида, с вышитым позолотой греческим орнаментом и глазастым солнцем на груди, настоящий лавровый венок и кожаные сандалии, инкрустированные гранатами, изумрудами и топазами. Валера равнодушно осмотрел Аполлоново одеяние и небрежно отодвинул рукой. Петр ухмыльнулся.
– Это тебе, так что снимай грязное тряпье цивилизации и надевай одежду бога.
– И не подумаю. Я не собираюсь принимать участие в забавах сумасшедшего старика. – Валера хмуро посмотрел на Петра и тихим голосом продолжил: – Послушай, у меня есть для тебя хорошее предложение. – Петр внимательно посмотрел на пленника. – Я предлагаю сделку: моя семья заплатит тебе хорошую сумму за то, что ты поможешь мне и Кристине отсюда бежать. Послушай дальше, я говорил с Костасом и теперь знаю его планы полностью. Поверь, как только вся эта ерунда с зачатием прекратится, он избавиться от всех нас, как от свидетелей. От тебя в том числе. Ты хочешь, чтобы тебя расчленили и скормили собакам?.. – Петр скептически промычал что-то в протест. – Помолчи, дай мне договорить. В таком случае, предлагаю тебе бежать. Надеюсь, деньги и твоя спасенная жизнь будут хорошей наградой за наше освобождение.
– Ты ошибаешься, мой друг, – промолвил Петр серьезно. – Костас обещал своим сотрудникам большую премию, а мне, кроме того, купить небольшой уютный дом под Донецком и все это в обмен на наше молчание.
– Глупости. – Валера усмехнулся. – Разве можно быть таким наивным точно ребенок? Я бы на его месте тоже много чего наобещал. Это дело, в случае выхода наружу, пахнет судом и пожизненным заключением Костаса в колонии строгого режима. Только знай, придется лежать нашим костям бок обок в одной яме, а родным проливать слезы по безвести пропавшему сыну, мужу, отцу, кто вы там еще?.. Это все, что я хотел вам сказать.
Петр насупил брови, поднялся и стал прохаживаться из стороны в сторону, было видно, что Валерины слова тронули его и заставили усомниться в обещаниях Костаса, наконец, он остановился, почесал затылок и ответил:
– Нет, обратного пути уже не существует.
– Сочувствую. Но я буду сопротивляться до конца, – твердо проговорил Валера и резко смахнул платье, венок и сандалии со стола.
Через несколько минут в пещеру вошли охранники в пурпурных хитонах. Валера узнал их, это были те мускулистые загонщики, что поймали его и Кристину в тот первый день их попытки бежать.
– Сними крестик, – сурово потребовал Петр. – Это приказ.
– Ни за что, – ответил Валера.
– Тогда это сделают они. – Петр был настроен решительно. – Снимай.
– Не сниму.
– Не снимешь?
– Нет.
Петр кивнул, и оба карателя направились к Валере. Он выскочил из-за стола и приготовился защищаться. Оба охранника наступали с двух сторон, Валера попытался обойти их стороной, подобраться к выходу, обходя сталагмиты, но бравые ребята уверенно прижимали его к стене. Наконец, один из них сделал выпад и, получив от пленника крепкий удар в грудь, невозмутимо схватил и заломил его руку, затем второй подошел к наклоненному, созерцающему пол Валере и разорвал на его груди рубашку. Крестик, блеснув серебром, повис на цепочке. После этого, брыкающегося и задыхающегося от гнева Валеру, поставили перед Петром, и тот, звонко ударив его по щеке, чтоб успокоился, схватил цепочку, сорвал ее резким рывком и швырнул в сторону. А потом насмешливо проговорил:
– Прекрати сопротивляться, а то тебе кости уже сейчас переломают.
– Пошел к черту! – полузадушенным голосом прохрипел Валера и плюнул.
Не попал. Петр ухмыльнулся. Было только начало. Удерживая Валеру за круто заломленные на спину руки, оба охранника повели пленника к выходу. Петр остался в пещере. Подобрав разбросанную одежду и бросив ее на пуфик, он взял со стола другой сверток, развернул его и стал переодеваться.
Ослепительный свет поляны ударил в лицо, и Валера невольно прищурился. Как только его глаза привыкли к яркости дня, он осмотрелся, и это место не сразу узнал, как сильно преобразилось оно за какие-то полчаса! Теперь между двумя высокими кипарисами на невысоком подиуме в виде серого облака (как на картинах Рубенса) с бордовой ковровой дорожкой на ступеньках, под алым балдахином с длинной золотистой бахромой, стоял позолоченный трон обитый красным бархатом, по обе стороны от него располагались не менее изящного вида кресла и несколько стульев. Позади трона висел голубой холст с золотым глазастым солнцем. Чуть поодаль, справа возле скалы, возвышалась беломраморная герма бога Диониса. Дальше, у заросшего кустарником и увитого плющом входа в Пещеру Желаний, находился оркестр, – музыканты в серых хламидах исполняли дорийские мелодии. Волнообразно звучала гармонь, темп отбивали барабаны и звонкий тимпан, пели сладкозвучные флейты и рыдали скрипки, то и дело вступали в оркестр рожки, а на большом высоком валуне перед оркестром сидел юноша с кифарой и прекрасным голосом, которому бы звучать на сценах лучших оперных театров мира, он принялся исполнять песни, сочиненные в манере Пиндара. В окружении скал звучание оркестра и пение Орфея с его волнительным перебором струн кифары, было усиленно пещерой, как резонатором. Повсюду были установлены видеокамеры. Когда Валеру повели к трону, за ним последовали два гвардейца, стороживших вход в пещеру. Пленника усадили в кресло справа от трона, гвардейцы со щитами и копьями встали позади него. После чего охранники, потирая руки, удалились.
Через некоторое время оркестр смолк, и тогда над ущельем раздалось громкое гудение рожков. Еще минута ожидания, и вот из Пещеры Диониса под звуки оркестра вышел Петр. Свою повседневную зеленую хламиду он сменил на скромное тряпье. Теперь на нем была одна лишь льняная набедренная повязка. Впрочем, этого было достаточно, потому что грудь, руки и ноги его покрывала родная черная шерсть, на голове был лавровый венок, на груди болтался каменный оберег в виде фаллоса, который по поверью древних защищает от дурных влияний и злых чар, губящих здоровье. Пан подмигнул Валере, игриво осклабился и сел в кресло слева от трона. Тут снова музыка стихла, и гудение рожков возвестило о прибытии следующего персонажа сумасшедшей драмы.
Из Пещеры Желаний в сопровождении свиты вышел Костас. При появлении Адиса, Пану и Аполлону полагалось встать, последнему помогли два воина, насильно подхватившие его с двух сторон за подмышки. На этот раз на Костасе был хитон пурпурного цвета с золотым шитьем и греческим орнаментом на подоле, на голове его сверкала золотая тиара, на груди символ вакхизма. Гладко выбритое лоснящееся лицо, аккуратная белая бородка, на ногах высоко, до самых икр, зашнурованы кожаные сандалии, украшенные драгоценными камнями, а на безымянных пальцах обеих рук сверкали по золотому перстню, словом, являл он собой вид, как тотчас заметил Валера, впавшего в детство престарелого идиота. Его свита – четыре вооруженных копьями и щитами воина следовали за ним по тропинке. Адис, рукой приподнимая повыше над землей подол своего одеяния, пересек луг и, улыбнувшись Валере, гордо как царь богов, поднялся по трем ступеням и уселся на трон. После чего оба его соседа вернулись в свои кресла.
Все было до безобразия красиво: живописное место, в которое изящно вписаны античная обстановка, актеры, прекрасная музыка. Сочетание природы и древнего мифа. Этакий сказочный реализм. Безумные выкрутасы чокнутого профессора. Играющие под его влиянием коллеги и сотрудники, алчные и сладострастные, пленные и свободные. Верующие в созданный им миф о всемирном счастье. Только внешность Валеры: грязные джинсы, замызганная рубашка и кроссовки не сочетались с окружающей идиллией тайного театра, словно он попал сюда случайно из какой-то другой эпохи, отчего чувствовал себя безусловно лишним.
Цербер появился сам по себе, без предупреждения (кстати, тоже с золотым символом вакхизма на ошейнике) и, завидев хозяина, бросился к нему через луг, накинулся на его руки и стал лизаться, поскуливая, пока его не отогнали за недостойное в данной торжественной обстановке поведение. Воздав почести Адису, Цербер бросил злой взгляд на Валеру и лег в ногах своего хозяина.
Адис, наклонился к уху Пана, что-то шепнул ему (что именно – то осталось загадкой), затем величаво поднял руку вертикально вверх, открытой ладонью наружу, и в следующую секунду притихшие звуки оркестра перекрыли гудки рожков, на этот раз протяжные с троекратным эхом. Оркестр заиграл с новой силой. И вновь все услышали пение Орфея:
Адис – древний властелин и покровитель подземного народа,
Однажды ты покинул мир Олимпа – державу светлого божественного рода.
Через века пусть продолжается твой славный путь,
Врагам тебя не одолеть, не обмануть…
и так далее, тем же манером Орфей воспевал мудрость и справедливость Адиса словами из сочиненной Теодором пьесы, в которой Адису как символу власти противостоит не кто иной, как сам Христос, посланный Богом с тем, чтобы унять веселящихся и установить на Земле целомудрие, чтобы увести за собой народ, призывая его к смирению, чтобы лишить народ веселья, счастья и свободы распоряжаться своей судьбой, а непослушным угрожать муками в аду… Такова была оратория пьесы, претворяющая развитие дальнейших драматических событий в духе Эсхила.
Как только Орфей допел предысторию, из Пещеры Желаний под звуки оркестра на поляну поплыли, грациозно и быстро ступая босыми ногами, изящные девушки. Их было двенадцать, все в прозрачных шелковых платьях цвета утренней зари. Длинные черные волосы распущены, в руках цветочные венки, на груди глазастое солнце (здесь необходимо заметить, что большинство актеров носили символ вакхизма, и чтобы впредь не раздражать читателя повторами, этот религиозный атрибут декорации будет в тексте опускаться). Сначала нимфы образовали круг посреди поляны, ритмично одели друг дружке венки на головы и, взявшись за руки, повели каравино, напевая сладкие гимны повелителю под торжественные звуки оркестра. Нимфы плавно кружились то в одну, то в другую сторону. Адис, откинувшись на спинку трона, с подобострастием взирал на прекрасных лесных танцовщиц. Пан заерзал на месте, точно сидел на крапиве. Оба время от времени бросали задорные взгляды на хмурого Аполлона, который с безразличным видом невольника смотрел на все это, как на выступление ансамбля народной самодеятельности в советском колхозе тридцатых годов. Но в следующий момент внимание его вдруг оживилось, потому что на поляну ступила изумительной красоты девушка, стройная, изящная, со струящимися до плеч черными волосами, в белом прозрачном платье, словно сотканном из паутины. Валера тотчас узнал ее. Это была Валя.
– Моя Афродита, – медовым голосом пропел Адис, поправляя хламиду у себя между ног и не отрывая от девушки озорного взгляда.
Пан сладострастно протянул к ней свои руки, но затем в бессилии опустил – она была не для него.
Оркестр исполняет дорические мелодии. Медленно Афродита движется к середине поляны, изящно ступая по траве, то остановится на мгновение, простирая руки перед собой, водит ими по сторонам, перебирает в воздухе плавно, возносит над головой, словно рисуя нимб, грациозно поднимается вся на носочки, покачивается из стороны в сторону, как пламя и потом продолжает движение к танцующим нимфам. И вдруг неожиданность: на поляну выступили шесть солдат. Они окружили танцующую Афродиту и, взмахнув блестящими стальными мечами, направили на нее острые, как звук вспоротой плоти лезвия. Афродита, продолжая кружиться и танцевать среди смертоносных мечей, проявляет изрядную грациозность, она так изящно движется, что не задевает ни одного. Все созерцали рисковый танец с замиранием сердца и только, когда девушка завершила его без единой царапины и с поклоном опустилась перед троном на траву, словно балерина, зрители восторженно зарукоплескали. Адис был в восторге.
– Браво! Моя милая, браво! – орал он во все горло, и ему вторило окружение, словно стая возбужденных азартным зрелищем ворон.
Солдаты удалились в пещеру. Афродита выпрямилась и продолжила танцевать, а нимфы ручейком заструились, окружили ее и повели хоровод. От зажигательного танца Афродиты Валера не остался равнодушным. Недоумение, удивление и беспокойство сменились чувством отчаяния: еще одна весточка предательства.
Затем из пещеры выбежал маленький голенький мальчик с голубиными крылышками на лопатках, он принес небольшую корзину, наполненную цветами, просочился сквозь круг танцующих нимф, робко поставил ее у ног Афродиты и скорей – в пещеру. Одна из нимф подняла корзину и принялась осыпать цветами Афродиту. Весь этот танец был настолько прекрасен, нимфы так сводили с ума изяществом своих движений, а музыка так сильно воздействовала на слух, что событие это переполняло душу зрителей безудержными эмоциями. Адис ерзал на троне, Пан сладко облизывался и то и дело подскакивал с места, протягивая Афродите свои дрожащие от возбуждения руки, Валера старался сдержать дыхание, чувствуя, как сильно колотится сердце, но ничего с этим поделать не мог. Он был околдован. И тут снова на поляну выбежал ангелочек, он подал Афродите цветочный венок и гирлянду из зеленых оливковых веточек. Тогда движения нимф изменились: семеня ногами и кружась, они направились к герме Диониса и повели хоровод вокруг этой статуи. Афродита надела на голову Диониса венок, обошла вокруг него и обвила его плечи гирляндами, а потом направилась к трону, где села в кресло рядом с Валерой. Нимфы, окружив герму, склонились перед ней и замерли, как бутоны редких цветов, ожидающих зарю, чтобы распуститься. Потом музыка вновь прекратилась, и по мановению руки Адиса загудели рожки. И тогда, к всеобщему восторгу, на поляну верхом на печального вида осле в сопровождении десятка сатиров (естественно, все нагишом), въехал голый нетрезвый розовощекий Силен с большим пузом. Следом двое сатиров катили перед собой огромную винную бочку, другие несли корзины с фруктами, сырами, хлебом. Эта веселая безнравственная процессия, сопровождаемая звоном тимпанов, гудением рожков и ветряным пересвистом флейт, из-за которых чувствительному Орфею пришлось с мукой на лице закрыть ладонями уши, последовала к трону и остановилась. Вскоре тут закипела работа. Старого толстяка Силена осторожно пересадили с понурого осла на отдельное кресло возле Пана, после чего они с Паном обнялись и страстно облобызались. Откуда-то появились два ангелочка с черпаком и бокалами на подносе. Сатиры установили бочку, отвинтили крышку, подставили деревянную лесенку, и маленькие виночерпии принялись за работу: вино лилось по бокалам, один наливал, другой подносил вино: Адису, Аполлону, Пану, Силену и прочим, потом разносили фрукты, закуску на широких подносах. Цербер заходил под ногами в надежде, что ему тоже кусок перепадет. Он не ошибся: со всех сторон посыпались кости – успевай хватать и глодать, что повкусней. Теперь все пили, ели, наслаждались возобновившимся танцем нимф, все кроме Валеры, который от вина отказался, но взял апельсин и скромно стал его чистить. Пиршество продолжалось около часа. Насытившись, божественная элита раздобрела. Захотелось чего-нибудь еще, поинтересней. Тогда Адис поднял руку, и рожки возвестили начало следующего действия.
Из пещеры два сатира вывели на веревке белого козла. Животное упиралось ногами, блеяло, пыталось поддеть мучителей рогами, предчувствуя свой трагический конец. Козла подвели к герме. Нимфы в ужасе разбежались, попрятались среди кустов и камней и оттуда с опаской выглядывали. Из пещеры вышел жрец. Это был совсем лысый старик в одной набедренной повязке. Он подошел к герме, взял сопротивляющегося козла на короткий поводок и, прилагая немалые усилия, протащил его вокруг гермы, затем встал перед идолом, и один из сатиров подал ему нож. Жрец хладнокровно блеснул ножом в воздухе, и в ущелье застыла тишина. Все внимание было обращено к нему. Жрец поднес нож к горлу несчастной жертвы и резким движением его перерезал. Воздух обвалился от всеобщего вздоха, а затем послышалась тревожная перекличка рожков. Один из сатиров тотчас подставил керамическую чашу под струю крови, наполнил ее и подал жрецу, который, бросив тело козла, подошел с этой чашей к герме и, обрисовав ею круг перед лицом Диониса, полил кровью его голову. Алые струйки побежали по щекам, ушам, закапало с носа. После этого жрец принялся плясать вокруг гермы, прося у Диониса благодати. Валера, ошеломленный первобытным жертвоприношением, с негодованием отшвырнул недоеденный апельсин в сторону и сплюнул. К горлу подкатила тошнота, голова закружилась, он молил Бога, чтобы все это скорее закончилось. Тем временем двое сатиров быстро разделали козла: содрали шкуру, разрезали тушу и сложили куски под гермой. А жрец присоединился к пирующим. Оргия продолжалась.
По сигналу рожков из Пещеры Диониса вышла небольшая процессия: пятеро сатиров вынесли на небольших, поднятых над головой, деревянных носилках причудливой формы сталагмит этакий каменный фаллос с отполированной до глянца головкой, и украшенный цветочными гирляндами. Его торжественно пронесли мимо трона и гостей к герме и там опустили на землю. Селен, завидев идол, пьяно икнул, что-то приветливо пробормотал в его сторону и продолжил набираться вином бокал за бокалом, которые ему подносили мальчики. Валера с призрением взирал на это ритуальное шествие, но здесь не кино, зал не покинешь, воины за его спиной бдительно за пленником наблюдали. Культ поклонения фаллосу Костас явно почерпнул из традиций первобытного мира современных дикарей, где-нибудь на островах Полинезии. Но символ этот хорош только на своем месте. Или еще лучше: чужие традиции в свой дом не носи, или так: что малому утеха, то взрослому – позор, нет, лучше все же так: свои традиции храни, чужими – пренебрегай. Пожалуй, все не то. Словом, пусть бы традиции дикарей оставались на их островах, здесь, в Цивилизованной Европе, они как будто уже ни к чему. Валерой овладело негодование и протест. Оставив идол, сатиры с благоговением склонились перед ним и отступили. После этого нимфы возобновили свой хоровод вокруг Диониса и каменного истукана, осыпая их цветами.
Вид танцующих на поляне нимф не мог остаться без внимания. И вот в кустах, среди камней, из-за деревьев послышался шорох – оттуда высовывались, игриво поглядывали, посмеивались смуглые бородатые рожи. То были ручные сатиры. Не артисты переодетые, а настоящие, живые сатиры! Они похотливо сверкали глазами, шумно дышали, потрясали ветвями, готовые в любую минуту броситься на беззаботно танцующих нимф. Наконец, подходящий момент наступил. Тревожно засвистели флейты. Будто бесы, выскочили сатиры из своих укрытий и бросились к нимфам. Валера едва не взвился, наблюдая безумную вакханалию, воссозданную с обнаженной реальностью. Завидев возбужденных, обезумевших от страсти сатиров, нимфы бросились в рассыпную, но похотливые твари настигали их, хватали, рвали платья и стаскивали их совсем, заключали вырывающихся и визжащих нимф в объятия и затем валили на траву в любовной борьбе. Сатиры, пыхтя, овладевали нимфами на глазах высочайшей публики. Среди кустов раздавались их страстные стоны и сопение. Валера с красным лицом от возмущения, опустил голову. Адис созерцал действие, поглаживая бороду и посмеиваясь. Пан (пусть провалится Теодор к дьяволу за столь гнусно исковерканный образ пастушьего бога в своей дурацкой пьесе) громко восхищался, словно футбольный болельщик и комментировал зрелище, жестко вцепившись пальцами в подлокотники; это был явно его день. Кого-то из свиты Адиса бурно рвало в стороне. Все остальные, опьяненные вином, развратом и шумом, посвистывали, ужасались, отпускали ехидные шутки, смеялись, бросали похабные словечки или просто молчали, манерно прикрывая глаза ладонями. Действие превратилось в бушующий вихрь безумия.
Костас посмотрел на Валеру и, предложив ему бокал вина, сказал:
– Мой друг, выпей, расслабься, самое главное еще впереди.
– Вы негодяй, – проговорил Валера. – Вас надо судить.
– Не торопись, дорогой, с выводами, – вежливо попросил Костас.
– Чего вы добиваетесь?
– Ничего. Это лишь небольшое развлечение для поддержания тонуса. В нашем клубе исполняют, куда более завораживающие действия.
– Ваш клуб! Да это гнездо разврата! Вы демонстрируете здесь свои пошлые, первобытные инстинкты!
Костас усмехнулся, и вновь превратившись в Адиса, поднес бокал вина Пану, чокнулся с ним и сделал глоток, продолжая наблюдать возню сатиров и нимф. Когда происходящее на поляне возбуждение спало, Костас поднял руку, и рожки возвестили смену действий. Теперь из Пещеры Желаний вышел Михалис. На мальчике не было никакой одежды, а к его лопаткам крепились большие черные крылья, в руке он держал лук, а за спиной висел колчан со стрелами. Нежный пушок на лобке свидетельствовал, что этому актеру в скором времени придется искать замену. Михалис, этот милый Эрот, вынул из колчана стрелу с резиновым (чтобы этот меткий юнец, не пролил чью-нибудь кровь вместо того, чтобы возбудить любовную страсть) наконечником, поднял свой лук и стал целиться. Из его колчана торчали белые стрелы и одна черная. Он доставал их наугад, и те, в кого он попадал белыми стрелами, могли рассчитывать на счастье. Так продолжалось до тех пор, пока Эроту не подвернулась черная стрела. Не целясь специально, он запустил ее и попал в Валеру. Стрела ударила в плечо своей жертвы и отскочила. Сие вызвало вздох всеобщего разочарования. Адис погрозил озорнику пальцем.
– Мои сочувствия, дорогой Аполлон, – сказал Адис.
– Что-то не сошлось? – с иронией спросил Валера.
– Нет, нет, это ничего не меняет, – невозмутимо ответил Адис. – Да благословит вас Гименей на счастливое сочетание с одной из прекраснейших нимф. – Он торжественно поднял руку.
И тогда по сигналу рожков из Пещеры Желаний в сопровождении трех девушек появилась Кристина. На ней было роскошное розовое платье: тончайший ионийский хитон, скрепленный фибулами, ее темные волосы были умащены маслом и красиво блестели, шею украшало жемчужное ожерелье, на голове поблескивала серебряная диадема инкрустированная рубинами, сапфирами и топазами. Своим видом она словно околдовала весь мир, и он замер в благоговении перед ее великолепием.
– Какова наша милая Ио! – воскликнул возбужденный Адис.
Афродита криво улыбалась с затаенной горечью.
Кристина, коей выпало судьбой играть роль несчастной нимфы Ио, мягко ступала по траве, вокруг нее изящно, как пламя свечей, танцевали ее подруги нимфы. Эрот, не долго себе соображая, выпустил в Ио стрелу и промахнулся. Снова ущелье взорвалось шумным негодованием. Адис покачал головой и велел Эроту удалиться. После чего он наклонился к Валере и проговорил:
– Как бы мне не было обидно, вы, дитя света, Аполлон, должны взять эту нимфу немедленно. – Валера не пошевелился и угрюмо смотрел на Кристину, словно обреченный. – Не хотите? – Снова спросил Адис громко, чтобы слышало все его окружение. – Ну, что ж, тогда это сделают другие. – С этими словами он поднял руку и провозгласил: – Ловите ее, берите ее, терзайте ее, она ваша!
Пятеро сатиров, скрывавшихся в кустах, только того и ждали, они бросились к Кристине, распугали танцовщиц своими гримасами и заплясали вокруг девушки, кружась, прыгая и размахивая руками. Ио вскрикнула и закрыла лицо руками. Похотливые твари совершали перед ней непристойные телодвижения, возбуждались, выли протяжно и ревели, изнывая от страсти. Валера подскочил с места, как пружина, но стражники, схватив его за плечи, вынудили сесть. Адис, заметив рвение Валеры, ухмыльнулся. А сатиры лапали нимфу, стонали, облизывали ее голые плечи длинными языками, бросались ей под ноги, как собаки, целовали их, жадно лизали, зарывались мордами под пышный подол. Валера впился пальцами в подлокотники кресла, не замечая ни боли, ни выступившей под ногтями крови, глаза его яростно сверкали, сердце бешено колотилось. Но стражники, словно клешнями, удерживали его в кресле. Один из сатиров с треском разорвал девушке платье и приник к ее груди губами. Но его тотчас отпихнул другой и осторожно опрокинул беспомощную, убитую страхом жертву на траву. Что тут началось! Сатиры тянулись к несчастной, устроив чудовищную потасовку в стремлении к соитию, словно звери: они отбивались, пинали друг друга ногами, били в морду, визжали и рычали, обливаясь потом и кровью. Свидетели этого жуткого зрелища притихли в своих креслах от ужаса. Оркестр молчал. Орфей не в силах видеть этого сумасшествия, бросил кифару и скрылся в пещере. Тут Валера почувствовал, что стражники отпустили его плечи. Воспользовавшись этим, он, взвинченный, вскочил и бросился к бесчинствующим негодяям, которые, впрочем, к лежащей на траве девушке больше не прикасались. Адис, приказав стражникам остаться на месте, проводил Валеру торжествующим взглядом.
Увидав приближающегося Валеру, сатиры, визжа и хрюкая, бросились от него в рассыпную, попрятались в кустах и теперь таращились оттуда, тяжело дыша и стеная от нетерпения. Один из них, пуская слюну, вдруг подбежал к бочке с вином и, опустив в нее голову, принялся оттуда лакать. Пан от души веселился. Адис дожидался развязки, откинувшись на спинку трона. Между тем Валера помог Кристине подняться и приготовился отбиваться от подбирающихся к нему рассвирепевших сатиров. Медленно, шаг за шагом, они приближались, окружая своих жертв, повизгивали и дразнились, помахивая интимными частями своего тела. А спустя мгновение, Валера метким ударом руки (учебные занятия в армии пригодились) сшиб бросившегося на него сатира, и тот, визжа, кубарем покатился по траве. Сатиры, похихикав над неудачей своего приятеля, пошли вчетвером в атаку. Силы мрака были на их стороне. Кристина, заплаканная и замученная, в испуге прижималась к Валере, едва ли не повисая на его шее. Рвение сатиров стало настойчивей. Они хватали испуганную Кристину, пытаясь от Валеры ее оттащить, но получали от него удар кулаком, с визгом отбегали в сторону и снова игриво нападали. Так продолжалось несколько изнурительных минут. Но вот Адис поднял руку, прогудели рожки, и тогда он провозгласил:
– Мой друг, коль не желаешь ты признать наш новый мир, так испытай великие мученья! – А потом обратился к сатирам: – Солнце ждет крови!
В следующее мгновение послышался размеренный стук барабанов. Сатиры окружили Валеру, прицелились хищными глазами и разом бросились на него. Первый гад с разбегу сшиб его с ног своей рогатой головой, второй оттащил, взывающую на помощь Кристину, после чего Валеру принялись избивать. Низложенный, уставший, задыхающийся он не мог больше подняться и только прикрывал лицо руками. Он ни чувствовал боли, ни ощущал вкуса крови на разбитых губах, ни слышал шумящей, визжащей, нетерпеливой толпы зрителей. А сатиры старались. Били с пристрастием. Один пинал ногами, у другого откуда-то в руке появилась плетка, и он полосовал жертву по спине, другие, растянув Валеру на измочаленной траве, рвали на нем одежду, стаскивали джинсы, изощренно царапали кожу, как черти, оставляя на ней красные полосы. При виде крови, сатиры остервенели не на шутку. Их морды исказились от желания насиловать, в глазах полыхал огонь ярости, а силы прибавилось. Откуда-то взялся маленький, пухлощекий мальчик с крылышками и тоже приложился к веселому делу, крепко заехав Валере пяткой в нос. Резвились от души. Потом один из сатиров придумал влить жертве в рот вина из кувшинчика. Ловко держа Валеру за волосы, он эту свою идею воплотил. Но тут прогудели рожки. Сатиры на мгновение застыли на месте, после чего послушно оставили голого, избитого, покрытого ссадинами и царапинами Валеру лежать на траве. Кристину увели в Пещеру желаний, приводить в чувства.
Спустя несколько минут из той же пещеры двое сатиров вынесли большой деревянный крест. На него истязатели переложили замученного Валеру и стали привязывать его руки и ноги жгутами. Тут, к счастью, обошлось без гвоздей. А тем временем, у скалы, напротив гермы Диониса, один из сатиров выкопал глубокую яму. Когда все было готово, четверо сатиров подняли распятие, поднесли к яме и, погрузив в нее основание креста, установили его покрепче, засыпав землей и камнями. Валера повис на кресте, упираясь ногами о специальную, заботливо прибитую внизу перекладину, чтобы ему не было больно в плечах. Потом на голову его возложили терновый венок, изрядно исцарапав лоб шипами.
Когда дело было сделано, и Валера обмяк на кресте, с трона поднялся Адис и в сопровождении свиты, а также оператора с видеокамерой на штативе, направился к распятию. Подойдя ближе, он остановился и с пафосом громко молвил, обращаясь к жертве:
– Мой славный друг, тебе довелось перенести страдания искупителя грехов человеческих. – Театрально воздел руки к небесам и продолжил: – Померк твой свет, мой славный христианин, пал жертвой собственного глупого упрямства. Предательства не терпит дух подземный. – Торжествующим взглядом поглядел на Валеру. – Во имя Адиса ты пленен и в жертву его миру принесен. Повержен дерзкий христианин. – Снова повернулся лицом к камере. – Царит Великий Зевс, но не Христос над нашим славным миром. Да будет так во веки всех веков!
В своем измученном состоянии Валера вряд ли осознавал его речь. Ощущение боли перебивалось равнодушием к смерти и ненавистью к мучителям. Валера терял силы.
Произнеся финал своей торжественной речи, Костас повернулся к мученику и тихонько сказал:
– У тебя все же есть еще один шанс выжить, не упрямься – будь нашим Аполлоном.
– Проклятый ты дьявол! – с тяжелым дыханием произнес Валера и плюнул красной слюной в лицо Костаса.
Тот зло усмехнулся и, чтобы стереть плевок, намеренно высоко задрал подол своего хитона, обнажив бедра и то, что пошевеливалось между ними. Валера пришел в ужас: он увидел хвост. Не мерещится ли это в полузабытьи от жары и боли? – подумал он. Но это был настоящий хвост, который Костас обычно прятал в одной из штанин. И об этом знали только его приближенные. Голый с черным пушком на конце, похожий на воловий, хвост завораживал их как символ власти. Приводил в состояние глубокого почтения. Между тем Костас отер краем ткани щеку, отпустил подол и, обернувшись к свите, провозгласил:
– Пусть правит бог истинный! Да здравствует вакхизм – желанная свобода, которой в жертву принесен упертый иноверец. – Он воздел к небу руки и продолжил, глядя, в камеру: – Да придет бог Эфтыхиадорос – Сын Солнца и понесет Он в мир истину, и будут Ему поклоняться народы, во имя свободы, счастья и вечной жизни.
Ущелье наполнилось аплодисментами, означавшими окончания драмы. Занавес, шум рукоплескания, цветы актерам. Оркестр заиграл красивый и торжественный финал написанный Теодором: «К надежде, радости и счастью».
После этого Костас наклонился, поднял горсть земли и бросил ее в распятого. Угодил в живот. Примеру Адиса последовали боги и демоны. Проходя мимо креста, они бросали в изможденного человека комья грязи и плевали, кто-то догадался плеснуть в него вином, другой швырнул помидором. Его находчивому примеру последовали остальные, а кто-то пошел дальше и кинул сырым яйцом, попал в лоб, затем в несчастное тело посыпались бананы, персики, виноградины, земляника, сушеные фиги, финики, апельсиновые дольки, манго, киви, папайя, дуку, маракуйя, гуава, джамбу и прочие экзотические фрукты. В спектакле участвовало много народу. Лишь сам создатель суровых пьес – Теодор – отсутствовал на этом представлении. И вот, когда в грудь Валеры ударился последний огрызок яблока, поляна опустела. Валеру оставили висеть на кресте до захода солнца. Цербер бегал вокруг и подбирал все, чем можно было поживиться. Затем к распятию, для пущей важности, зашагали два стража в спартанском одеянии, хотя за всем тут следили камеры, а жертва была совершенно не способна к побегу. Стражники замерли по обе стороны креста, как истуканы, и солнце поблескивало в позолоте их шлемов с черной гривой.
Впрочем, висеть, истекая потом, терпеть укусы комаров и мух, боль и унижение Валере пришлось не более часа. Вид его даже у карателей вызывал сочувствие: беззащитная нагота, тело покрытое синяками, кровавые потеки на лице и лбу от царапающих кожу терновых шипов, глубокая рана через всю левую щеку – живым в таком состоянии долго не продержаться. Тогда во избежание тяжелых для здоровья последствий, Костас решил Валеру с креста снять, не дожидаясь вечера. А пока, в течение этого времени, пленника навещали слуги, прикладывали к его губам смоченную уксусом губку на длинном шесте.
Незадолго до снятия Валеры с креста на поляне появился Михалис в своем прежнем образе Эрота. На сей раз в руке он держал керамическую чашу с ключевой водой. Подойдя к распятию, он поставил чашу на землю, потом подкатил к кресту пустую винную бочку и вместе с чашей на нее взобрался повыше.
– Пей, кирие, – проговорил он, прижимая край чаши к сухим Валериным губам. – Пей, пожалуйста.
Валера, замученный жаждой, разомкнул опухшие губы и припал к чаше. И пока он пил, Михалис приблизился к его уху и едва слышно сказал:
– Кирие, я слышал, хозяин собирается насильно отобрать твое семя. – Валера поперхнулся и закашлялся. – Не бойся, кирие, я помогу тебе.
Валера недоверчиво посмотрел в глаза Михалиса, но не нашел в них признаков иронии.
– Тебя скоро снимут с креста и перенесут в «Щель Афродиты».
– Эй, разговаривать с пленником запрещено! – окликнул один из стражников.
– Заткнись, Геспер, а то я расскажу твоему отцу, чем ты здесь занимаешься, – сердито проговорил Михалис.
Напоив Валеру, мальчик спрыгнул с бочки, пнул ее, чтобы откатилась в сторону, метнул суровый взгляд на Геспера, пригрозил ему кулаком и ушел в пещеру.
Глава восьмая
Земля – это чрево, которое созидает и разрушает. А человек – не от земли, но от Бога. Так что пустите его к Богу, нагого, разбитого, совращенного, разделенного, более одинокого, чем самое глубокое ущелье.
Генри Миллер. Черная весна
(Перевод с английского А. Г. Тимофеева)
Ты просто бедняга, если не видел Афин. Но ты просто осел, если, повидав Афины, не поклялся впредь там жить.
Фрагмент античного письма
I
Костас был спектаклем доволен. Вернувшись в свой кабинет, он вынул из ящичка стола сотовый телефон, набрал номер Теодора и долго рассыпался перед ним в благодарностях. Но потом радость прошла, Костасом вновь овладели беспокойные мысли. С этим русским нужно немедленно кончать. Все слишком затянулась. Рисковать дальше опасно. Теперь Костас возлагал свои надежды на доктора Вассилакиса.
Еще накануне сценического мракобесия, Костас разговаривал с доктором Вассилакисом, который обещал приехать с лаборантами-ветеринарами и привезти с собой специальное оборудование для отбора семени и искусственного осеменения крупного рогатого скота. Доктор Вассилакис, зная характер несговорчивого пациента, предвидел такой неприятный ход развития событий, но в день спектакля оказался очень занят в Афинах: в своей частной клинике пришлось сделать операцию женщине по удалению злокачественной опухоли молочной железы, и потому, приехать не смог. В тот день после спектакля Костас вновь переговорил по телефону со своим главным советником.
– Не волнуйтесь, – успокаивал доктор Вассилакис. – У нас в запасе остались сутки для успешного зачатия. Больше того, часть отобранной спермы поместим в наш генный банк на хранение.
– Я надеюсь, вы не будете медлить? – проговорил Костас. – Я бы с удовольствием избавился от этого человека уже сейчас. У моих сотрудников не хватит терпения ждать еще один месяц до начала менструаций у девчонки.
– Нет причин для беспокойства, – прежним увещевающим тоном продолжал доктор Вассилакис. – В генетическом банке сперма может храниться годами, поэтому кириос Светлов нам больше не понадобится. – Затем доктор Вассилакис немного помолчал и продолжил: – Уверен, все будет прекрасно. Кстати, на днях мне стала известна прелюбопытная история. Хотите развлечься?.. Так вот, один мой добрый коллега-хирург ее рассказал. А дело в том, что у одного старого шейха по имени Маммед аль Саид пару лет назад погиб единственный восемнадцатилетний сын, наследный принц, – бедняжка попал в автокатастрофу. Без наследника в правительстве мог произойти раскол, а в стране – разгореться гражданская война. Тогда мудрый шейх, приказал немедленно, хирургическим способом, изъять семя у мертвого сына и затем произвести искусственное оплодотворение, для чего нашли молодую женщину из царского гарема. Все было сделано так четко и быстро, что изуродованное тело несчастного мальчика еще не успело остыть.
Костас нервно поежился, представив себе эту жуткую картину, и почувствовал, как зашевелились волосы на голове. А доктор Вассилакис невозмутимо продолжал:
– Таким образом, будущее правящей династии было спасено. А наследник успешно зачат после смерти собственного отца. Вы еще слушаете меня? – осторожно поинтересовался доктор.
– Да, но наша вера допускает только естественное зачатие, – проговорил Костас. – К сожалению, в священном писании вакхизма о родословной и рождении бога Эфтыхиадороса нет места искусственному осеменению. В противном случае, мне придется подтасовывать факты, – заявил Костас.
– Мне очень жаль, – вздохнул доктор Вассилакис. – Однако считаю, это не повод для беспокойства. Во-первых, кроме наших сотрудников об этом никто не узнает, во-вторых, документы, касающиеся этого прискорбного дела, мы сможем уничтожить, и в-третьих… М-м… кстати, я давно хотел поговорить с вами на тему клонирования, почему бы в сектантскую программу не включить бессмертие наших верующих? Было бы неплохо проповедовать новые достижения генетики. Убежден, это весьма поспособствует нам в распространении веры нового времени. Возможность бессмертия многих привлечет на нашу сторону. Вы помните, как сильно был впечатлен Гиммлер антисемитской программой Гитлера, когда тот представил ее на совете? Какое воздействие на всех она оказала?.. Вот именно – гипнотизирующее. Послушайте, я уверен, точно так подействует на людей и вера в собственное бессмертие как в метафизическое перевоплощение.
– Я подумаю над этим, – пообещал Костас. – Надеюсь, мои медицинские опыты, которые я проводил в юности, и теперь пригодятся. Наверняка пригодятся. Что ж придется написать отдельную главу по этому любопытному вопросу. – Кстати, как вы смотрите на то, чтобы создать мумию прародителя нашего бога и поместить его святое тело в священный позолоченный ковчег? – поинтересовался Костас. – Уверен, в скором будущем к нему протянется очередь верующих паломников со всего мира.
– Довольно неплохая мысль, кириос Зафиридис, – охотно согласился доктор Вассилакис. – Я должен подумать, как нам это устроить.
– Надеюсь, у вас есть связи с хорошими бальзамировщиками? – осведомился Костас, довольный собственной идеей. – Нужно будет обратиться к египетским специалистам. В России тоже есть опыт. Если надо, наши агенты добудут архивные материалы по бальзамированию трупа Ленина и Сталина.
– Вы можете рассчитывать на мое содействие, – великодушно промолвил доктор Вассилакис.
– Благодарю вас сердечно.
– Желаю удачи.
– До скорого.
Костас положил телефон в карман. Походив по кабинету в глубокой задумчивости, он снял с полки один из томов, вернулся за стол и принялся увлеченно работать, подчеркивая и делая пометки на полях своей книги. Его труды по зарождению новой религии вобрали в себя все то, что веками было накоплено разными народами. Они были своего рода новой библией. Даже главы его трудов во многом напоминали части христианских книг: «От Адиса священное слово», «От Диониса священное благословение», «Послание Костаса Зафиридиса новому поколению верующих» и отдельные книги тоже: «О зарождении вакхизма как сверхверы» и «Рождение солнечного бога». Идея доктора Вассилакиса о клонировании Костасу очень понравилась, над ней стоило бы поработать, решил он.
А тем временем к распятию подтянулись гвардейцы во главе с Анатолием.
– Упрямство, как тяжелая болезнь, может привести к летальному исходу, – глубокомысленно проговорил Анатолий, глядя на изможденного Валеру. – И все-таки, я надеюсь на твое благоразумие.
Валера поднял глаза и уставился на офицера туманным взором.
– Впрочем, я склоняюсь перед твоей стойкостью, – тихо проговорил Анатолий и добавил уже громче: – Мы пришли за тобой. – Сказав так, он отступил от распятия и отдал приказ снять с креста пленного. – Осторожнее! Да полегче! – рычал он на своих солдат. – Этот человек заслуживает почтение.
Двое удерживали распятого, третий аккуратно снял с его головы терновый венец и отбросил в сторону, а потом срезал веревки на руках и ногах. Освобожденного от пут Валеру осторожно приняли на руки и положили на носилки, прикрыли белым хитоном, подхватили и понесли в «Щель Афродиты».
Кристина была уже в пещере и без сил лежала на кушетке. Увидав раненного, она тотчас освободила свое место, куда Валеру и переложили с носилок. Она подошла к нему, села рядом и затем, упав на его грудь, залилась слезами. Анатолий ухмыльнулся, махнул рукой и направился со своими гвардейцами прочь.
– Милый, что они с тобой сделали? – причитала Кристина, всхлипывая. – Изверги, преступники!
Валера нежно прижал к себе ее голову и чуть улыбнулся опухшими синими губами.
Потом Кристина сходила за водой к купальне, напоила Валеру и стала протирать губкой его лицо. К ужину, на этот раз, позднему, Валера нашел силы подняться, хоть и с трудом, Кристина помогла ему надеть хитон и помогла сесть за стол. Валере по-прежнему чувствовал себя разбитым, голова страшно болела. Когда слуги удалились, Валера выпил апельсинового соку, заставил себя съесть немного картофельного пюре с кусочками курятины, понимая, что если он не встанет на ноги уже завтра, мысль о побеге можно оставить навсегда.
– Ты не должен так страдать, – говорила Кристина. – Сделай это, и тебя освободят. Еще не поздно.
– Нет, – уверенно проговорил Валера. – Мы уйдем отсюда вместе… Рано или поздно они ответят за свои преступления.
Вместе с его изорванной рубашкой пропало и Дашино письмо, которое он до сих пор носил в грудном кармане на счастье. Обнаруженное сатирами, оно было разорвано на мелкие клочки. Валера в отчаянии стиснул зубы. Последнее, что у него было от Даши и то было безвозвратно потеряно. Нательный крестик – мамин подарок – тоже пропал безвозвратно.
На следующее утро Валера поднялся самостоятельно, хоть и с трудом. Кости были целы, вот только ныли мышцы. Опухшее от жестоких побоев лицо, заплывшие до узких щелочек глаза, синяки – весьма непривлекательное зрелище. Завтракали в трагичном молчании. Все утро они провели с Кристиной на поляне, отдыхая на траве под солнцем. Потом Валера погрузился в теплую ванну с целебными солями и около часа в ней отмокал. После полудня молодых людей навестил доктор Вассилакис. Зазвав Валеру в пещеру, он велел ему раздеться. А потом долго осматривал и ощупывал, трагически восклицая:
– Ай-я-я-я! Здесь больно и там больно. Что делается-то! – А затем промолвил как бы самому себе: – Нет, с нашим делом придется подождать, у вас не хватит сил… Неужели нельзя было обойтись без побоев? – риторически спрашивал он, прикладывая блестящий кружок стетоскопа к груди, и прислушиваясь к дыханию и сердечному ритму пациента. Наконец доктор Вассилакис повесил стетоскоп на свою толстую шею и попросил Валеру сесть за стол, после чего принялся оборачивать вокруг его предплечья нарукавник, чтобы измерить давление. – Ну, все гораздо лучше, чем я предполагал, – проговорил он. – Вы вполне здоровы, раны и синяки постепенно пройдут, я дам вам лекарства и мази, а вот шрамы останутся, но для мужчины это не страшно, да? – он поглядел на Валеру простодушно сияющими глазами.
Валера смерил доктора мрачным взглядом и промолчал.
Тогда доктор Вассилакис залез в свой портфель и стал выкладывать на стол упаковки таблеток и баночку с мазью. Похоже, он возил с собой добрую часть аптеки.
– Мажьтесь два раза в день, – объяснил он. – А моя помощь вам больше не понадобится.
– Спасибо, – сухо промолвил Валера, – вы очень добры.
– Не за что, кирие. Это мой долг, – благодушно проговорил доктор. – А теперь вас оставлю, я должен идти. До скорой встречи. – С этими словами он отправился из пещеры.
Доктор Вассилакис вернулся к своему ученому другу доложить, что с замыслом придется подождать, хотя бы денек. Пациент слишком слаб. Все сроки, конечно же, выйдут, но через месяц, эксперимент можно будет продолжить искусственно. Костас ходил из угла в угол, звонко постукивая тростью по каменному полу, силясь смериться с новыми обстоятельствами затянувшегося дела.
Вечером перед ужином в «Щель Афродиты» повидать больного пришел Михалис. Он принес пакет с апельсинами.
– Кирие, тебе лучше? – спросил он.
– Да, вот только голова немного болит, – ответил Валера, потирая затылок.
Михалис протянул ему апельсины.
– Спасибо, дружище, – сказал Валера.
– Значит, ты сможешь теперь совершить небольшую прогулку? – снова спросил Михалис.
– Смогу, – неохотно ответил Валера.
– Я принес тебе хорошие апельсины, – вдруг сменил тему мальчик, хитро прищурившись. – Вот, возьми хотя бы один. – Он вынул апельсин и протянул его Валере. – Поешь, апельсины очень полезны.
– Положи пока на стол, я потом съем, – сказал Валера.
– Да нет же, этот апельсин надо съесть немедленно, – настаивал Михалис и хитро подмигнул правым глазом. – Он поможет тебе скорее поправиться.
Валера посмотрел на мальчика и взял угощение, подозревая какую-то тайну.
– Ну, я пошел, а то у вас тут повсюду жучки больно кусаются, – с удовольствием проговорил Михалис, потирая локти, и, пожелав приятного аппетита, направился к выходу.
Валера заметил маленькую дырочку на месте пупка в предложенном апельсине и стал снимать кожуру, а когда разломил на доли, обнаружил внутри бумажную полоску, свернутую в тоненькую трубочку. Спасибо, что не заставил съесть все апельсины, чтобы найти записку, – подумал Валера, и, продолжая делать вид, что ест апельсин, сунул бумажку в рот, потом выплюнул ее в руку, словно это была косточка, после чего поспешил на кушетку. Кристина все это время скучала, сидя в кресле с июньским номером журнала «Наука и жизнь», и с недоумением посмотрела на Валеру, когда он направился к постели.
– Тебе плохо? – спросила она.
– Ничего, все в порядке, немного полежу, – ответил он, лег и укрылся тонким одеялом.
Через некоторое время он повернулся на бок, развернул записку с выведенными по-детски закругленными буквами по-английски и прочел:
«Кирие, всюду камеры, они следят за тобой. Прочти записку и съешь ее. P.S. Завтра я буду ждать вас у большого камня на тропе в десять часов утра».
Валера смял записку до величины крупной горошины, положил ее в рот и проглотил.
II
На другой день за вялым завтраком Валера то и дело поглядывал на часы. Время шло утомительно медленно, словно испытывало нервы. Наконец стрелки показали половину десятого. Пора. Валера и Кристина вышли из пещеры. С ночной смены греческого охранника сменил Петр, теперь он сидел на камне и читал газету «Омония».
– Доброе утро! – поприветствовал он пленников, оторвавшись от газеты. – Что, решили прогуляться?
– Да, доктор Вассилакис советовал побольше быть на свежем воздухе, – ответил Валера, на минуту остановившись перед ним.
– Ну, ну, только недолго, – попросил Петр. – Костас собирался вас навестить около десяти. Просил, чтобы вы были в пещере.
– Пройдемся туда, обратно и будет, – сказал Валера. – С моими травмами далеко не уйдешь.
– Валяйте. – Петр махнул рукой.
Валера для виду ковылял на правую ногу и при этом опирался на плечо Кристины, хотя вполне мог справиться сам. Петр проводил несчастную пару сочувствующим взглядом и продолжил чтение. Они медленно брели по тропинке вверх, выбрались из ущелья и дальше направились к лесу. Было уже без пяти десять, когда они приблизились к условленному камню. Сколько раз Валера был у этого валуна за время своего плена! И только теперь этот освещенный, проникающими сквозь кроны сосен солнечными лучами, камень показался ему невероятно притягательным, как символ надежды. Ветерок был нежен, цикады монотонно надрывали свои голосовые мембраны, силясь перезвенеть друг друга, тропинка испещрена бликами и тенями. Вдруг из-за ветвей густой сосны послышалась звонкая песенка иволги, вслед за которой раздался громкий шепот Михалиса: «Сюда!» Беглецы немедленно кинулись к сосне, из-под ветвей которой, тотчас, словно заяц, выскочил Михалис и с воплем «Бежим!» бросился через заросли на луг и затем к скалам. Валера и Кристина, превозмогая слабость и боль, немедленно последовали за мальчишкой.
Минуты три до этого из Пещеры Диониса вышли Костас, доктор Вассилакис и трое лаборантов с вышеупомянутым ветеринарным оборудованием. На них были белые халаты, надетые поверх повседневных костюмов. Господа направились в соседнее ущелье, чтобы, наконец, совершить задуманное насилие и ускорить заблудившееся во времени дело с капризной жертвой. Едва только они вышли на тропу среди сосен, как в кармане сиреневого пиджака Костаса раздался перезвон колокольчиков. Старик поднес телефон к уху, и в следующее мгновение блаженная улыбка покинула его лицо. Костас нахмурился и отдал распоряжение: «Немедленно догнать!» Убрал телефон и продолжил свой путь, как ни в чем не бывало.
Как только беглецы кинулись бежать, двое дежуривших перед экранами компьютеров охранника схватились за телефоны. Прежде всего, они подняли трех всадников, которые немедленно поспешили к дежурным лошадям и помчали, что есть духу, к тому месту, возле камня, где только что находились пленники. После этого охранники сообщили о побеге хозяину. Один из них, получив распоряжение присоединиться к преследованию, устремился к лошадям, другой остался перед экраном, чтобы координировать передвижение ловцов по рации. Между тем Костас в компании коллег уверенно шагал к пещере, чтобы там ждать, когда ему приведут беглецов.
– Располагайтесь, я на минуту задержусь, – сказал он доктору Вассилакису, который двинулся следом за своими лаборантами в пещеру, после чего подошел к Петру, который по-прежнему сидел на камне с газетой и ни о чем не подозревал.
– Они сбежали, – мрачно произнес Костас.
– Как сбежали! – встрепенулся Петр, с испуганным шелестом отбрасывая газету. – Они только что вышли погулять. И минуты не прошло…
– Они сбежали пять минут назад, – сердито повторил Костас. – Немедленно отправляйтесь за Цербером, возможно, нам пригодится его помощь.
– Да, кирие, – в ошеломлении ответил Петр и поспешил в Пещеру желаний за псом.
Костас вошел в «Щель Афродиты», где уже расположился доктор Вассилакис и его лаборанты. Не теряя времени, они принялись настраивать эякулятор. Каждую минуту Костасу поступали звонки от ловцов и охранника с монитором, до тех пор, пока беглецы вдруг не исчезли совсем.
Михалис и его спутники стремительно, насколько это было возможно, бежали через каменистый луг. Впереди, среди скал, начинался обрыв с пологим каменистым склоном. Они остановились на его краю, когда всадники уже выскочили из леса, увидели их и с криком и свистом помчали вдогонку. Беглецы начали спускаться. Ноги скользили по щебню, вызывая осыпи, приходилось хвататься за кусты, чтобы не сорваться вниз. Михалис спустился быстро, Валера, едва удерживаясь на скользящих ногах и, помогая при этом стонущей и дрожащей Кристине, тоже, наконец, сполз на дно ущелья, поймал в объятия девушку в тот самый момент, когда всадники показались наверху, те немедленно спрыгнули с коней и тоже начали спускаться.
– Скорее туда! – задыхаясь, проговорил Михалис, показывая в густые заросли земляничного дерева, увитого вьюнками. – Там вход в пещеру. Скорее же! Это самый короткий путь с гор.
Они вбежали в пещеру, и Михалис включил фонарик, до того висевший у него на груди. Обдало сыростью и прохладой. Вход и коридор были узкими. Михалис уверенно шагал вперед, наступая в холодные лужи, кепку он повернул козырьком вперед, чтобы не удариться лбом о низко нависающий потолок. За ним следовал Валера, который, согнувшись вдвое, вел за руку Кристину. Вода по щиколотку холодила ноги, острые выступы стен ранили руки, когда их задевали, подошвы сандалий скользили по влажным камням. Метров через десять коридор начал расширяться, но местами потолок нависал так низко, что приходилось передвигаться на четвереньках. В каком-то месте, зацепившись о камень складкой хитона, Кристина с треском его порвала, болтающаяся перед ногами ткань, мешала движению, ее пришлось оборвать совсем. Где-то Валера с размаху ушиб о камень большой палец на левой ноге, но в холодной воде боль не сразу почувствовал. Несколько раз пришлось карабкаться по камням наверх.
Трое преследователей отстали, но не прекращали погоню и, не имея фонариков, двигались во тьме наугад. Один из них, прежде чем войти в пещеру, связался с Костасом.
– Кирие, они вошли в «Тоннель Минотавра». Эта дрянь, Михалис, ведет их к выходу.
– Гомото! – выругался Костас, теряя терпение. – Продолжайте преследовать, я направлю всадников им наперерез.
– Слушаюсь, кирие.
Через несколько минут из ущелья Зафиридиса выехали два всадника, получив распоряжение хозяина, перехватить сбежавших пленников у выхода из «Тоннеля» внизу. Те бросились исполнять приказ, хотя спуск по горным, каменистым тропам для коней был затруднительным.
Доктор Вассилакис, предчувствуя нехорошее, отвлекся от своей аппаратуры и вопросительно посмотрел на Костаса.
– Что-то не ладится? – спросил он.
– Все хорошо, их непременно поймают, – сдержанно ответил Костас. – Им некуда идти.
Доктор Вассилакис кивнул, вернулся к своему занятию и принялся привинчивать стеклянный семяприемник в виде пробирки.
Силы быстро покидали беглецов. Мокрые, изможденные, продрогшие, они еле несли ноги, спотыкаясь и задыхаясь в полумраке. Кристина стонала на каждом шагу. Валера, превозмогая боль, помогал девушке и при этом старался не отстать от Михалиса.
– Скоро выход, – ободрял их мальчик. – Торопитесь, торопитесь!
И действительно, впереди замаячило яркое пятно, оно постепенно разрасталось, пока не превратилось в желанную сияющую зигзагообразную вертикаль в конце пещеры. Михалис, пробираясь к выходу, выключил фонарик и наконец вылез на солнце. Выглядел он, как восставший из-под земли: мокрые волосы, перемазанное грязью лицо, руки, одежда.
– Скорее, мы почти спасены! – гулко прокричал он в пещеру.
Беглецы выбрались наружу и, задыхаясь, повалились на траву. Переход из мифологической древности в реальную современность дался им тяжело. Но Михалис торопил. Преследователи хоть и отстали, но рассиживаться было небезопасно. Повернув кепку козырьком назад, Михалис осмотрелся по сторонам, чтобы сориентироваться и позвал молодых людей за собой. Они поднялись с травы и заковыляли за мальчиком по мягкой бурой тропе среди пышных, как зеленые облака, сосен и стройных кипарисов. Сначала бежали вниз по лесистому пологому склону. Потом они выскочили на опушку и остановились перед большим лугом, на котором стояли ряды ульев. По другую сторону луга среди кипарисов виднелся в тени невысокое каменное строение, а во дворе стоял мотоцикл с коляской. Туда Михалис и вел своих спутников. Возле домика сидел пес пасечника. Увидев бегущих людей, он бросился к ним, виляя хвостом. Михалис принял его в объятия, говоря что-то ласковое и поглаживая по спине. Этот пес был старым другом Михалиса. Валера тоже узнал Шарика, которого угощал печеньем как-то раз на остановке возле церкви Святой Троицы. Михалис ранним утром привез его сюда и оставил, чтобы не подпускал никого к мотоциклу. Едва они пересекли луг, как из леса выскочил Цербер. Оставив далеко позади всадников, он уверенно несся по следу беглецов.
Увидев чужую собаку, Шарик оскалил пасть и зарычал. Михалис, подбегая к мотоциклу, достал из кармана ключи, прыгнул на сидение и стал заводить двигатель, рывком нажимая педаль и вращая ручку газа. Цербер уже нагонял, отставшего Валеру с Кристиной на руках, и собирался уже всадить в его мелькающую ногу клыки, как навстречу ему выскочил Шарик. Цербер мгновенно переключился на пса. Валера подбежал к мотоциклу, опустил Кристину и сел позади мальчика, обхватив его руками за пояс, а Кристина забралась в коляску и утонула в ней, едва не лишаясь чувств от усталости. Наконец мотор взревел, Михалис подал шлем Валере, другой надел на себя и позвал своего пса. Но тот не слышал.
Оба врага остановились друг перед другом, грозно рыча, морща морду, сверкая глазами. Цербер злобно рявкнул, и тогда псы бросились, налетели, столкнулись, словно два бешеных вихря сцепились. Грызлись жестоко, рычали, рвали шкуру, не смея пискнуть от боли. А затем покатились кубарем, вздымая облако пыли и, брызгая красной слюной из окровавленной пасти. Недолго псы трепали друг друга, гарцуя по каменистой земле. Метались, сталкивались как два облака черное и светлое. В какой-то миг Шарику удалось вывернуться и схватить Цербера за глотку и прижать врага к земле. Шарик рычал и крепко сжимал челюсти. Наконец в горле Цербера раздался клокочущий рык, лапы пса задергались в предсмертных судорогах, задушенный он распластался в пыли. Шарик долго не выпускал поверженного врага и трепал его по земле, пока до него не докричался Михалис. А на краю поляны уже показались трое преследователей, выбравшихся из пещеры, они бросились через луг к мотоциклу. Израненный, весь в крови, теряя клочья вырванной шерсти, Шарик бросил труп и, покачиваясь на слабеющих ногах, из последних сил прыгнул в коляску и затих в ногах Кристины. Михалис, крутанув ручку руля, дал газу.
Мотоцикл взревел и, выпустив из трубы облако голубого дыма, рванул с места. Из-под колес поднялся вихрь желтой пыли, утопив в себе приближающегося охранника, который устремился за мотоциклом, быстро работая ногами и руками, как спринтер, но споткнулся о камень и плашмя полетел на землю. Другой охранник бросился на перерез, но не успел, мотоцикл, рыча и качаясь на ухабах, опередил его и тоже оставил позади. Третий уже прекратил бесполезную погоню и пристально следил за удаляющимся мотоциклом. Михалис обернулся с усмешкой, поднял кулак с выставленным средним пальцем и торжествующе что-то прокричал преследователям. Двое всадников, заметно отставшие во время непростого спуска с гор, теперь летели через лес во весь опор. Но расстояние между ними и мотоциклом было слишком велико – уже не догнать. Михалис кричал, хохотал от восторга и размахивал руками, прыгая на сидении, радуясь своей удаче.
Узнав, что беглецы оторвались от преследователей, Костас пришел в ярость.
– Хитрый мальчишка! Все предусмотрел! – воскликнул он и отдал по телефону распоряжение: – Перехватить их на шоссе Фили – Миниди.
– Да, кирие, – ответил Анатолий.
И через несколько минут из Фили выехал черный Мерседес с тонированными стеклами.
Хламида на Кристине была изорвана в клочья, еле живая девушка не замечала обнажившейся груди. Не лучше выглядел и Валера. Он отчаянно удерживал на теле остатки, срываемого воздушным потоком драного хитона, и одновременно пытался удержаться за Михалиса. Но очередной порыв ветра сорвал с него тряпье и развесил позади на кустах. Голый мужчина, сидящий позади мальчика на мотоцикле, вызвал бы нежелательные подозрения у случайных прохожих, и тем более привлек бы внимание полицейского патруля. Нужно было что-нибудь предпринять. Валера похлопал Михалиса по плечу. Мальчик обернулся и понимающе кивнул, на этот счет он тоже кое-что предусмотрел, понимая, что в карнавальной одежде пленников, в городе далеко уйти не удастся.
– Не беспокойся, кирие, – прокричал он, – одежда есть!
Михалис остановил мотоцикл на опушке леса, неподалеку от выезда на шоссе.
– Посмотри там, в коляске, – объяснил он Кристине.
Кристина наклонилась, нащупала пакет возле собаки, достала его и принялась вынимать вещи. Валера слез с мотоцикла, подхватил футболку и с трудом надел ее, до шовного треска, Кристина торопливо натянула джинсы, Валера взялся за брюки, а Кристина уже застегивала на себе рубашку. Штаны на Кристине оказались длинными, их пришлось подвернуть внизу. Наспех одевшись, они вернулись на свои места. Михалис нажал на педаль, покрутил ручку газа, мотоцикл выехал на шоссе и понесся в Афины.
Горы – высокие громады с их древним миром остались позади. Машин на дороге было не много, и Михалис прибавил скорость. Появились домики, гостиные дворы, таверны и прочие здания афинского пригорода. На перекрестке в Миниди, пропустив мотоцикл вперед, на главную дорогу следом выехал Мерседес. На шоссе, по мере приближения к городу, машин становилось больше. Но Михалис – достойный отпрыск матушки Греции, потомок хитрых и проницательных горцев, сразу усек, сидящую на хвосте подозрительную машину. Это был личный Мерседес Костаса, за рулем сидел водитель, рядом охранник, а на заднем сидении – Анатолий. Чтобы избавиться от преследователей, Михалис предпринял хитрый маневр: он решил обогнать серебристый Пежо, и ему это удалось, несмотря на увеличившийся поток встречных машин.
– Так им! Малакия! – воскликнул Михалис.
Успех прибавил ему смелости, и он снова решился на опасный обгон – снова удалось, на этот раз, остался позади сияющий красный Рено, теперь между преследователями и мотоциклом были две машины. Еще один ход – три, еще раз – четыре… Мало-помалу расстояние увеличивалось, хорошая чехарда! Браво!
– Эх, если бы не было коляски, – проговорил Михалис. – Я бы давно оторвался от этих придурков.
Кристина хмуро посмотрела на мальчика.
В городе, оставив Мерседес далеко позади, Михалис повернул направо и, прибавив скорость, помчал по свободной от автомобилей маленькой улице. Преследователи, не заметив этого, проехали мимо, стиснутые потоком машин и автобусов.
– Оторвались! – радостно крикнул Михалис.
– Молодец, дружище! – сказал Валера и похлопал его по плечу. – Ты классный мотоциклист.
– Это зверь моего отца, и он дает мне, когда очень надо, – объяснил Михалис.
– Он знает о наших приключениях? – поинтересовался Валера.
– Что ты, ни в коем случае, – отозвался Михалис. – Это моя тайна.
– Костас платил тебе?
– Да.
– Ваша собака ранена, – раздался голос Кристины. – Она вся в крови.
– Бедный Шарик, – печально проговорил Валера.
– Он не Шарик, его зовут Геракл, – сказал Михалис и спросил: – Кирие, куда теперь ехать?
Валера задумался. На квартиру нельзя, Костас, наверняка, устроит там засаду. Денег нет ни драхмы, документов тоже никаких, словно только что родился на божий свет. Опять бесприютность. Весь мир уже давно кем-то занят, но не тобой. Давно пора научиться хорошенько работать локтями. Он вспомнил, как в Светлогорске с Дашей они долго не могли найти уединенного места, пока не забрались ночью в дряхлый немецкий особняк. И вот опять.
– Боюсь, что нам некуда идти, – признался Валера.
– У тебя нет дома? – удивился Михалис.
– На мою квартиру сейчас нельзя, нас там могут схватить, – проговорил Валера.
– Придумайте чего-нибудь, – жалобно попросила Кристина. – Этот пес, он, наверное, умирает.
– Едем к моей сестре, – нашелся Михалис. – Она живет в Халандри. Это в другом конце города.
Куда угодно, хотел было сказать Валера, ему было все равно, куда. Главное – опасность позади. Радостное чувство нахлынуло приятной головокружительной волной. «Твоя удача», – послышался внутренний голос. Валера погрузился в гудящий водоворот цивилизованной реальности большого города – неожиданный контраст после дней, проведенных в горной глуши возрожденного античного мира. Но и здесь все равно нет тебе места, как и не было никогда. «Не вписался. Очутился не там, где надо. Значит, пора возвращаться домой, – размышлял Валера. – Пускай Пифон остается ни с чем, как злая собака с клочком, выдранным из моей одежды в зубах. Важно, что я бежал от него. Пифон – воплощение зла, которое преследовало меня в Греции с первого дня. Теперь он издохнет с голоду, потому что ему нужен был только я, это мой собственный, можно сказать, родной Пифон. А дома все будет по-другому, по-новому, лучше. В это хочется верить. Наверное, из меня вышел никудышный авантюрист, – размышлял Валера. – Авантюрист без фортуны, словом, неудачник. Не сумел укорениться здесь, в Греции, тогда хотя бы дома врасту в землю, ухвачусь за нее подобно клещу и стану жить вместе с Дашей. До сих пор я плыл по течению безвольной щепкой, а стоило попытаться что-нибудь изменить, как течение выбрасывало меня на берег, на котором щелкают челюстями голодные людоеды. Хищники из пещер. Хорошо звучит. Совсем, как в доисторическом мире. Да и современный мир по сути своей не отличается своей жестокостью от первобытного. Те же волчьи законы, разбавленные гуманностью. Человечество – есть подобие волка, настроенного против себя и всего окружающего. Выживает самый сильный, агрессивный, без морали в душе…» Такие мысли сверлили Валеру по пути к следующей остановке его греческого путешествия.
А тем временем, потеряв беглецов из виду, Мерседес продолжал двигаться к центру. Анатолий связался с хозяином за получением дальнейших распоряжений.
– Поезжайте на улицу Кирьяку, – приказал Костас, прохаживаясь туда, сюда, перед столом. – Если они туда сунутся, не замедлите взять. В любом случае, ждите там моих дальнейших распоряжений.
Доктор Вассилакис сидел в кресле и, перебирая пальцами нефритовые четки, внимательно следил за Костасом. Лаборанты, маясь бездельем, разбрелись по лужайке. Охранники-загонщики один за другим возвращались из леса и понуро входили в «Щель Афродиты», они нервничали, ожидая гнева хозяина. Только Петр не вернулся: спустив Цербера с повода, он, опасаясь расправы, бежал в горы. С тех пор его больше никто никогда не видел.
– Все же упустили? – промолвил доктор Вассилакис, пристально глядя на Костаса.
– Это заранее спланированный побег, – заявил тот мрачным тоном. – Предательство.
– Что вы теперь намерены делать? – снова спросил доктор Вассилакис, от волнения все быстрее и быстрее перебирая четки. – Нам необходимо подумать о собственной безопасности.
Последовала долгая мучительная пауза.
– Да, – согласился Костас наконец и бросил на ученого друга печальный взгляд. – Если не застанем их на Кирьяку, придется сворачиваться, сегодня же.
III
Город был объят солнечным жаром. Дышать было нечем. Казалось, на Афинские улицы выкатил весь автотранспорт. Пробки на широких проспектах, заторы на улицах и полный стопор в переулках с односторонним движением. Выигрывали мотоциклисты, тем более те, что были без коляски, они изящными зигзагами объезжали раздраженно гудящие машины, а то катили по тротуару. Михалис тоже следовал их примеру, где мог, но не везде ему это удавалось, то и дело приходилось ждать, когда этот застывший караван машин, снова тронется в путь, чтобы спустя несколько метров снова остановиться. На широком проспекте Кифиссиас было немного свободнее. Михалис повернул направо и через несколько кварталов въехал во двор многоэтажного дома, там он остановился на пустой автостоянке в тени высоких сосен, растущих на зеленом, идеально стриженом газоне с цветущими кустами роз. Михалис выключил двигатель, и вокруг наступила тишина.
Наскоро сняв шлем и повесив его на руль, он поспешил к коляске. Кристина выползла из нее, скрипя зубами, оставив на дне тяжело дышащего пса. При виде мальчика Геракл приподнял голову, затем посмотрел на друзей блестящими глазами и слабо помахал хвостом. Валера помог Михалису вытащить раненого Геракла, принял его на руки и понес в дом. Михалис поспешил на крыльцо и нажал кнопку домофона. Раздался пронзительный, как трель сумасшедшего кузнечика перезвон.
– Кто там? – спросил вскоре женский голос.
– Это я, твой горный любовник, – ответил Михалис, и тотчас получил словесную затрещину:
– Дерзкий мальчишка!
В двери раздалось отвратительное жужжание и щелчок. Михалис толкнул дверь, впустил Валеру, затем Кристину и вошел сам. Дальше был лифт, обитый красным вельветом и с большим зеркалом, перед которым в ужасе замерла Кристина, увидевшая вместо себя «чучело огородное». Бледное расстроенное лицо с грязными разводами, под глазами жуткие тени, а в растрепанных волосах застрял мусор. До третьего этажа она простояла, не шевелясь, но потом, где-то посреди четвертого, все же оправилась от горя и смогла отвести глаза от зеркала. На пятом лифт остановился, Михалис с лязгом отодвинул решетку, и пассажиры вышли. В конце коридора, справа, распахнулась дверь, и на пороге квартиры появилась девушка в светлой кофточке, джинсах с длинными черными волосами и темными глазами; на руках она держала младенца в одной распашонке.
– Привет, – сказал Михалис сестре и показал козу своему годовалому племяннику, отчего тот развеселился и запрыгал на материнских руках. – Знакомься, это мои друзья: Валера и Кристина, они иностранцы. Тут еще Геракл, ему нужна помощь, – поспешил объяснить он и, повернувшись к Валере, сказал: – Моя сестра – Деспина.
Валера и Кристина поздоровались и вошли в квартиру.
– Я тебе все объясню, – продолжал Михалис, швыряя свою кепку на тумбочку под вешалкой. – Им всем нужна помощь. Они бежали из плена.
– Пожалуйста, собаку положите в прихожей, здесь есть коврик, – попросила Деспина. – Проходите в гостиную. – Она была несколько удивлена и смущена видом странных гостей, которых где-то подобрал ее «неугомонный» братец. – Вы говорите по-гречески? – спросила она Кристину.
Кристина ответила, что немного, предложила перейти на английский и с трагическим видом объяснила, что ей нужна ванна. Деспина с сочувствием кивнула и проводила ее в душевую, затем, не выпуская ребенка из рук, принесла туда полотенце. Между тем, Михалис и Валера обрабатывали раны Гераклу. Михалис принес теплой воды, марганцовки и бинты, а Валера, напоив Геракла свежей водой, принялся обрабатывать его раны. Геракл доверчиво поскуливал и бил о пол хвостом, предоставив себя целиком на попечение своим друзьям.
– Ничего, ты поправишься, – успокаивал Валера пса. – Храбрый воин.
– Здорово он расправился с Цербером, правда? – с гордостью сказал Михалис. – Сильнее пса не бывает.
– Он молодец, – согласился Валера.
Оказав помощь Гераклу, они оставили его и, дождавшись, когда выйдет из ванной Кристина, по очереди тоже наскоро помылись. После этого все собрались в гостиной. Девушки разговаривали, сидя на диване, Михалис упал на стул возле стола, а Валера, чувствуя сильную усталость, гулкую боль в ногах с беспокойным блаженством опустился в кресло.
– Что нового дома? – спросила Деспина брата.
– Все в порядке, – ответил Михалис. – Родители ничего не знают.
Деспина посмотрела на него с укором и покачала головой.
– Они только что сбежали из плена, – объяснил Михалис. – Им нужна помощь.
– Мне уже все рассказали, – строго проговорила Деспина, качая на руках сына. – А ты снова ищешь приключения? Вот расскажу родителям.
– Лучше не делай этого, зачем им лишние переживания? – увещевающим тоном проговорил Михалис. – Кстати, папа не дождется, когда ты приедешь к нам за медом.
– Ты сам заставляешь их беспокоиться, – с осуждением заметила Деспина.
– Если ты не проболтаешься, им не о чем волноваться, – буркнул Михалис.
Деспина фыркнула и сказала:
– Возьми к себе Никоса, я чего-нибудь приготовлю поесть.
– Не стоит беспокоиться, – попросил Валера. – Нам бы только дух перевести и надо решить, что делать дальше.
– Но может, выпьете хотя бы чаю? – предложила Деспина.
– Если вам не трудно, – ответил Валера. – Но прежде, я бы хотел связаться с посольством, можно от вас позвонить?
– Да, пожалуйста, – сказала Деспина, поднялась и отдала брату Никоса, весело бормочущего что-то на своем, недоступном для понимания взрослыми, языке.
Деспина проводила Валеру в коридор к телефону, а сама отправилась готовить чай, Михалис играл с племянником, гремя погремушкой, отчего мальчик весело попискивал и хлопал в ладоши, а Кристина с молчаливым умилением наблюдала за ними.
Гостиная была светлая, и скромно обставлена: сервант, диван, два кресла по углам, телевизор на тумбочке перед окном и накрытый белой скатертью овальный стол посередине, над ним висела большая люстра с белыми плафонами грушевидной формы. В большие окна, сквозь полупрозрачные голубые занавески проникали солнечные лучи. На стене висела большая семейная фотография в раме: молодая пара с новорожденным. Несколько фотографий были расставлены на книжных полках серванта. Деспина принесла чашки с блюдцами и принялась их расставлять на столе. Валера вернулся вскоре с грустным видом и сел в кресло.
– Что они сказали? – спросила Кристина.
– Они ни чем не могут нам помочь, – промолвил Валера.
– Ты объяснил, что с нами случилось?
– Да, рассказал, что нас похитили и удерживали в горах, что мы сбежали, но остались без денег и документов, что наши паспорта потеряны. Похоже, мне не поверили. Во всяком случае, дали понять, посольство не предоставляет временное жилье, не дает денег в кредит, не оплачивает проживание в гостинице, но поможет оформить нам временные удостоверения, чтобы мы смогли покинуть страну и вернуться домой. Вот и все.
– Но как же мы уедем без денег?
– Посоветовали обратиться к нашим родственникам, чтобы проездные билеты оплатили они. Впрочем, я еще надеюсь попасть в мою комнату на Кирьяку, там все мои сбережения, если их не украли.
– Но там может быть засада.
– Может. Но мы все же попробуем с Михалисом проникнуть туда.
Между тем Деспина разлила по чашкам чай, поставила вазочку с конфетами и печением.
– Пожалуйста, садитесь за стол, чай готов, – пригласила она. – А я пока уложу Никоса спать.
– Спасибо, вы очень добры, – сказала Кристина.
Деспина забрала сына и ушла с ним в соседнюю комнату.
– Что вы решили? – спросил Михалис, звонко помешивая ложечкой в чашке чая.
– Надо ехать на Кирьяку, – ответил Валера.
Михалис кивнул и стал пить чай. Последовало продолжительное молчание. Перспектива ехать на Кирьяку сегодня же не очень радовала Валеру. Опасное предприятие. Надо бы подождать. Но сколько ждать? Скорее бы выбраться домой. Никогда не угадаешь, что ждет впереди. Земля только до горизонта – плоская. Вспоминал Валера отцовские слова. А что там дальше, то известно одному только Богу. Деспина вернулась через несколько минут.
– Вы давно в Греции? – спросила она, наливая себе чаю.
– Около шести месяцев, – ответил Валера. – Кристина немного дольше.
– Вы очень хорошо говорите по-гречески, – заметила Деспина.
– У меня был замечательный учитель, тоже русский эмигрант, – ответил Валера. – Некоторое время я продавал книги на улицах города. Приходилось много общаться… Жаль, что все так печально закончилось.
– Не отчаивайтесь, вам обязательно помогут, – сказала Деспина.
– Для начала им надо попасть на старую квартиру, – объяснил Михалис сестре. – Скажи, Манолис скоро придет?
– Как обычно, в половине седьмого, – ответила Деспина и добавила: – Если не задержат дела.
– Отлично. Ее муж юрист, он работает в судоходной компании, – объяснил Михалис. – К тому же у него машина.
– У Манолиса есть хорошие знакомые в полиции, – добавила Деспина. – Думаю, он что-нибудь придумает.
Манолис пришел домой около семи. Деспина встретила его с ребенком на руках у порога и объяснила, что у них дома необычные гости. Манолис поцеловал жену и сына.
– Кто они такие? – спросил он.
– Русские беженцы, – ответила она.
– Беженцы? – удивился он. – Разве на Россию уже напали?
Деспина пожала плечами.
– И этот пес тоже с ними? – он с недоумением поглядел на перевязанного Геракла.
Они вошли в гостиную. Манолис остановился посреди комнаты, и Михалис представил ему гостей, а потом стал объяснять, что с ними произошло. Деспина между тем принялась накрывать на стол. Пора было ужинать. Манолису было, на вид, лет двадцать пять или около того. Высокий, с густыми, как щетка, усами, коротко стрижеными вьющимися волосами и тонкими бакенбардами.
– Придется сообщить в полицию, – проговорил он, хмуря лоб, когда разобрался в чем дело. – Преступников нужно задержать.
– Хорошо, но ведь нас тоже могут арестовать за незаконное пребывание в Греции? – спросил Валера. – Ведь у нас нет документов.
– Не беда. У меня надежный друг в полиции, уверен, он поможет уладить это дело, – успокоил Манолис. – Времени терять нельзя. И на Кирьяку мы поедем сейчас же.
– А ужин? – растерялась Деспина.
IV
Манолис загорелся желанием начать расследование немедленно. Но Деспина настояла, чтобы все прежде поужинали. Впрочем, никто упрямиться не стал. За столом мужчины обсуждали дела, потом Деспина ушла в другую комнату, покормить Никоса и уложить его спать, затем Михалис позвонил родителям в Миниди и предупредил, что останется ночевать у Деспины, а Кристина некоторое время сидела, погруженная в свои мысли, потом ей сделалось скучно, тогда она взяла со стола журнал и принялась его листать.
Дело тронулось с философской неторопливостью. Друг Манолиса, следователь полиции, находился в командировке в Салониках, и сейчас его невозможно было достать. Поэтому пришлось ехать на Кирьяку и действовать по обстоятельствам.
В машине Валера сидел на заднем сидении и с отрешенным видом смотрел на мелькающие мимо дома, перекрестки, пешеходов. На его лице тревожное ожидание, но надежда не оставляла, она теплилась свечным огоньком на сквозняке. Что ждет впереди – неизвестно, может быть, ничего, а может, что-нибудь разрешится уже сейчас, последствия этой поездки невозможно угадать. Теперь уже все равно, застать бы на квартире Олега, а дальше будет видно. Вечерние улицы были свободны и до Кирьяку добрались быстро. Манолис остановился перед крыльцом. Выходить не торопились. Осмотрелись. Но поблизости никаких подозрительных людей не было. Манолис выбрался из машины, поднялся по трем ступеням и позвонил. Дверь открыл незнакомый мужчина средних лет полноватый, темноволосый в белой майке и шортах.
– Калиспера, – сказал Манолис. – Я могу видеть Олега?
– Да, сейчас позову, – ответил тот по-гречески, с недоумением оглядывая гостя, затем повернулся и исчез в вестибюле, тут же послышался стук в соседнюю комнату справа. – Олег, это тебя спрашивают, выйди.
Олег не заставил себя ждать.
– Я от Валеры, – объяснил Манолис.
– От Валеры? – Олег с удивлением смотрел на грека. – Где он? Что с ним?
– Он ждет вас в машине, – ответил Манолис и, повернувшись, показав рукой.
Тут Валера не выдержал, распахнул дверцу и вылез.
– Валера?! – воскликнул Олег с удивлением и вышел на порог.
– Как видишь, это я, – спокойным тоном ответил тот.
– Где ты был столько времени? Я думал, тебя забрали. В Россию отправили, – проговорил Олег.
– Нет, все вышло иначе, – ответил Валера и спросил. – Кто этот человек в майке?
– Понимаешь, я думал, тебя забрали, вот и нашел постояльца возле церкви, я же не могу…
– Это правильно. У тебя больше никого?
– Никого, кроме жильцов. Я тебя познакомлю.
– Послушай, мне и одной девушке негде остановиться на ночь, мы сегодня приедем сюда вместе. Ты ведь не против?
– Пожалуйста, вот только соседняя комната занята, там семейная пара.
– Придется нам потесниться в одной. Мы скоро вернемся, а потом я все тебе расскажу.
Валера объяснил Манолису, что здесь все спокойно, люди Костаса, как будто бы не появлялись, и что теперь они с Кристиной могут переехать сюда уже сегодня.
– Вам было бы безопаснее остаться на ночь у нас, – сказал Манолис.
– Нет необходимости, думаю, нам ничего больше не угрожает, – ответил Валера.
– И все-таки, Кристине лучше переночевать у нас, – настаивал Манолис.
– Хорошо, если вы не против, но я все же останусь, мне нужно поговорить с другом.
– У вас есть телефон? – спросил Манолис.
– У Алексея есть, нашего соседа, – ответил Олег.
– Хорошо, в случае визита подозрительных гостей, немедленно звоните мне, – сказал Манолис.
После этого они попрощались до утра. Валера закрыл дверь и пошел за Олегом в комнату.
– Я твои вещи в сумку собрал, думал, ты больше не вернешься, – сразу признался Олег с виноватой улыбкой.
– Понимаю, – сказал Валера, осматриваясь в комнате.
– А что у тебя с лицом? Тебя что, избивали? – спросил Олег.
– Пройдет. – Валера махнул рукой.
– Да у тебя шрамы! Тебя изуродовали, точно какие-нибудь варвары статую Аполлона, – заметил Олег.
– Ты почти угадал, – сказал Валера, щупая свое лицо. – Думаю, с такой рожей я больше не буду привлекать внимание всяких идиотов. Но прошу, не напоминай мне об Аполлоне, а то уже тошнит.
– Так что с тобой случилось? – теряя терпение, спросил Олег.
– Угостишь чаем? Я тебе за столом все расскажу, – вместо ответа сказал Валера.
– Ага, я сейчас, – ответил Олег. Он все еще пребывал в неловком замешательстве.
Они вошли на кухню. Валера сел за стол. Олег поставил на плиту чайник.
– Ты что-нибудь слышал о Вале и Анатолии? – начал Валера.
– Они давно съехали. Да, через пару дней после того, как ты пропал, – ответил Олег, нарезая батон.
– И что же они сказали тебе на прощанье? – Валера поднялся и вошел в ванную помыть руки.
– Нашли жилье на двоих, сказали, что там дешевле, чем здесь, и уехали, – ответил Олег.
– Соврали.
– Почему?
– Сейчас узнаешь.
За чаем Валера пересказал свою историю, начиная со знакомства с Кристиной и заканчивая побегом. Олег слушал с раскрытым ртом, ни разу не перебивая. Злоключения Валеры его страшно удивили. Такого он и представить себе не мог.
– Странно, что Костас не направил сюда своих людей, – наконец проговорил Валера.
– Скорее всего, он сомневался, что вы направитесь сразу сюда, – ответил Олег.
– Возможно, – промолвил Валера и допил свой чай.
– Что же вы собираетесь делать? – спросил Олег.
– Теперь бы нам с Кристиной получить в посольстве бумаги взамен утраченных паспортов, забрать мои деньги – и домой. Я не знал, что у родственников Михалиса есть связи в полиции. Придется тут задержаться на время расследований. Впрочем, Манолис обещал все быстро уладить. – Валера посмотрел на Олега печально и добавил: – Может быть, тебе и соседям твоим съехать отсюда на несколько дней. Вдруг сюда явится полиция.
– Не волнуйся, – сказал Олег с довольной улыбкой, – в полицию нас не заберут. Правительство решило узаконить пребывание иностранцев. Мы тут недавно встали на учет в бюро по трудоустройству эмигрантов. Погоди, я тебе регистрационную бумагу покажу. – Олег ушел в комнату и скоро вернулся, развернул аккуратно сложенный вдвое листок с цветной фотографией вверху, синими государственными печатями и подал Валере. – Здесь мой адрес проживания и личные данные. Это только начало. Потом выдадут разрешение на временное проживание и работу, так называемую «Белую карту», которую нужно продлевать каждый год. А через пять лет честной жизни в этой стране, получу вид на жительство.
– Я рад за тебя, – улыбнулся Валера и протянул ему документ.
– Теперь я чувствую себя полноценным человеком, – с удовольствием проговорил Олег, бережно сложил бумагу и сунул ее в карман рубашки.
– Признайся честно, тебе дом или родной Тирасполь снятся? – поинтересовался Валера.
– Нет, мне снятся только горы, – ответил Олег.
V
Опасения, что Костас или его люди совершат вооруженное нападение ночью, оказались напрасными. Как только Анатолий потерял из виду беглецов и сообщил об этом Костасу, тот приказал ему отправляться на Кирьяку. Анатолий так и поступил. Но, бесполезно простояв там несколько часов, наконец, получил распоряжение возвращаться в Фили, если, конечно, желает получить расчет. После этого Костас собрал перед собой весь обслуживающий персонал, сообщил о прекращении работы института, приказал немедленно сворачиваться и перевезти все оборудование в усадьбу Фили, там каждый получит расчет, и тогда может отправляться, куда заблагорассудится.
На другой день около десяти часов утра перед подъездом дома на Кирьяку остановились две полицейские машины. Валера был дома. Услыхав требовательный звонок в дверь, он выглянул в окно и пошел открывать.
– Калимера, – поприветствовал его Манолис.
– Калимера, – ответил Валера.
Манолис представил незнакомца, с которым приехал, как своего хорошего друга, следователя кириоса Контоянопулоса. Этот человек был в светлом костюме, с облаком черных волос, тонкими усами и пронзительно блестящими глазами.
Валера и кириос Контоянопулос пожали друг другу руки.
– Меня очень заинтересовало ваше сообщение о некоем театре в пещерах, – проговорил следователь. – Может быть, там нам удастся раскрыть тайну, куда пропадают люди. Я надеюсь, вы поможете нам. – Валера слабо кивнул. – Очень хорошо, тогда я хотел бы вас попросить собраться и отправиться вместе с нами. Мы должны посетить пещеры, вы и Михалис проводите нас, а по пути дадите показания.
– Что с Кристиной, с ней все в порядке? – спросил Валера, с тревогой поглядывая на машины, в одной из которых сидел Михалис.
– Не волнуйтесь, для безопасности она будет находиться в моем доме, – промолвил Манолис. – Когда дела уладятся, вы сможете отправиться в посольство. Положитесь на меня, с вами все будет в порядке.
– Хорошо, я на одну минуту, – ответил Валера и вошел в дом.
Через некоторое время полицейские машины уже мчали по проспекту Димократиас. Валера сидел бок обок со следователем. Кириос Контоянопулос опрашивал его и делал записи в блокноте, который держал на коленях. Добирались до ущелья сначала по шоссе, затем оставили машины и двигались пешком по тропе через лес. Но в конце пути их ждал сюрприз. Они спустились в ущелье, вошли в «Щель Афродиты» и осмотрелись. Ничего того, о чем рассказывали господин Светлов, Кристина и Михалис здесь не увидели. Полицейские были немало удивлены отсутствием каких-либо доказательств существования преступной секты. Ни мебели, ни электропроводов, ничего из описанного свидетелями здесь не оказалось, одни только сталактиты и сталагмиты, от купальни тоже не нашлось и лужицы, даже кусты роз были бережно выкопаны и унесены, а место укрыто дерном, который уже пустил корни глубже. Античный мир Костаса исчез, точно мираж. Валера даже начал сомневаться, то ли это место, но Михалис, также не менее удивленный, утверждал, что пещеры – те самые. Он нашел свои инициалы, когда-то нацарапанные на скале напротив «Щели Афродиты». Все было разобрано, как детский конструктор, и вывезено. Никаких подозрительных предметов в пещерах не нашли – ни пылинки! Разве что трава на лужайках примята, где-то отбит камень, отчетливо видны тропы, но ведь это могло остаться после посещения этих мест туристами или отдыхающими на природе подростками. Тщательно осмотрев две другие пещеры и местность вокруг, не найдя ничего любопытного, все отправились в Фили.
Это была, на первый взгляд, самая обыкновенная усадьба очень богатого человека: кирпичный двухэтажный дом с балконом и колоннадой на широком крыльце, сад с фонтаном, псевдоантичными скульптурами в жиденькой тени сосен и цветущими кустиками олеандра, беседка, увитая плющом, большая ротонда, похожая на языческий храм с колоннами, и пруд с кувшинками. Дом не был заперт. В комнатах порядок. Признаков бегства в нем не наблюдалось. Никаких подозрительных бумаг, ни предметов, ни документов, которые бы подтверждали злодеяния хозяина, в покинутых комнатах не оказалось. Возможно, Костас сжег их в камине, который затем был тщательно вычищен. И только многочисленные тома его научных работ, упакованные в коробки, послужили намеком на существование тайной организации. Валера догадывался, какое-то чувство подсказывало ему, что логово зверя здесь, и он узнал некоторые предметы мебели, книги, столовые приборы из пещер. Других вещественных доказательств не нашлось. Следы вовлеченных в дело Костаса людей, также как и его самого, терялись в этой мрачной усадьбе. Признаков массовых убийств тоже нигде не было видно, пока в подвале под ротондой не обнаружили большую печь, и стало ясно, куда могли деваться жертвы. Печь тотчас привлекла внимание следователя Контоянопулоса. Он заглянул в большую топку. И тогда отчетливо услышал дикие, жалобные, предсмертные вопли гибнущих людей. Ужасом обдало кириоса Контоянопулоса, словно огненным ветром, и он отпрянул от адского жерла. Распорядившись провести экспертизу, следователь закрыл дверцу топки, после чего поспешил из жуткого подвала прочь. Нужно было задать Валере еще несколько вопросов. Завершив обследование территории, полицейские установили за усадьбой Зафиридиса наблюдение.
Преступников, возможно, действовавших под вымышленными именами, обвинили по нескольким статьям: причастность к массовым убийствам, незаконному пленению людей, унижению человеческого достоинства. Но Костас и преданная ему свита бесследно исчезли, как будто их сдуло ветром, никто никогда их больше не видел. Зато газеты еще долго будут жарить эту тему. Сначала появятся сообщения о якобы обнаруженных горелых останках на севере Крита. Потом, спустя пару лет, по наводке некого пастора католической церкви, имя которого в интересах следствия не станут разглашать, Костаса задержат на западе Санта-Крус, где он под именем отца Жозефа организовал религиозную секту «Счастье нового света». Но следствие быстро развенчает и это ложное сообщение. Еще одна новость напомнит о беглом злодее тем, что американские спецслужбы, раскрыв убежище этого неуловимого преступника в Гималаях, казнили его, а труп сожгли. Однако и это будет всего только неподтвержденная властями газетная утка. В будущем известия о поимке демона еще много раз будут появляться на первых полосах различных мировых изданий.
А пока Валере и Кристине пришлось дать подписку о невыезде до особого распоряжения афинских властей. Но им разрешалось свободно передвигаться в городе, посещать посольство для оформления документов, но по первому требованию молодые люди были обязаны являться к следователю. Манолис добился для них временного пособия. Этих денег с трудом хватило бы на оплату комнаты и скромное питание. Оставалось только ждать.
Кристина покинула семью Каталактанис и переселилась на Кирьяку. На ночь ей постелили на старой кушетке в вестибюле, и Валера пообещал найти для нее удобную койку. Обычно старую мебель, телевизоры, холодильники и прочие ненужные вещи афиняне выносят на улицу и оставляют возле мусорных контейнеров, откуда их поздно вечером или ранним утром увозят специальные машины. Поэтому, если успеть пройтись по улицам до приезда мусорщиков, то иногда можно найти что-нибудь полезное. Алексей из соседней комнаты недавно подобрал телевизор, у Олега появилась магнитола, кассеты она с аппетитом зажевывала, но радио работало отлично, и можно было поймать неплохую музыкальную волну.
В тот вечер Валера отправился в соседний сквер, где стояли телефоны, прежде всего он позвонил домой, ни о чем не подозревающей матери, и пообещал ей, что скоро вернется, а потом стал звонить в Москву Даше. Трубку подняла Дашина мама.
– Одну минуту, – ответила она. Тут же послышался ее голос: – Даша, это тебя. – И затем тишина. Слишком продолжительной она показалась Валере, который с нетерпением ожидал этой минуты, этой возможности вновь, после стольких мытарств и волнений, услышать дорогой, самый приятный на свете голос. И вот он прозвучал:
– Алло, я вас слушаю.
– Привет, это я, – начал Валера. – Извини, что так долго не звонил тебе. Я не мог…
– Ты! – Странная пауза. – Ты мне звонишь! – Голос Даши стал раздраженным. – Какой сюрприз! – с иронией воскликнула она. – Я, честно признаться, изумлена твоей решительностью.
– Ты сердишься? – удивился Валера. – Но я не мог раньше…
– Хм, еще бы, – оборвала его Даша. – Я понимаю, тебе было некогда. Зачем ты мне звонишь? Что ты хочешь теперь сказать? – ее голос резко срывался, как с горы возмущения.
– Даша, милая, что с тобой?! – Ошеломленный Валера ощутил сухость во рту. – Что-то случилось? – еле вымолвил он.
– А ты разве не понимаешь? – тон ее сменился на презрительный. – Ах, значит, ты надеялся, я ничего не узнаю. Как опрометчиво и глупо. Нет, дорогой, я все знаю. Меня удивляют твои способности фантазировать. Ты столько времени лгал! Поразительно.
– О чем ты? – Голос Валеры осекся.
– Я все про тебя знаю и проститутку твою знаю, – тем же тоном продолжала Даша. – Знаю, чем ты там занимаешься. Не книгами ты торгуешь, не рекламу расклеиваешь. Ты… Ты… Ты торгуешь своим телом! Хорош Аполлон. Мог бы и не врать мне столько времени. Каждый зарабатывает, чем может, правда?
– Даша! – в отчаянии воззвал Валера. – Это все неправда. Я тебе объясню…
– Не зачем оправдываться. Странно, что ты рассчитывал скрыть от меня свои занятия. Видно, вышла осечка. – Она вздохнула. – Представляешь, собираю я материал по греческой мифологии для курсовой работы, залезаю в Интернет, и знаешь, чего я там насмотрелась? Догадываешься, нет?.. Ну конечно, нет. Ты, вероятно, собираешься до конца отпираться, ты – не ты и фото с видио не твои. Чудовище! – Она всхлипнула, но смогла взять себя в руки и продолжила: – Красиво ты с той шлюхой сочетаешься. Аполлон и нимфа. Прекрасно! А еще видео. За такой фильм у нас привлекают к уголовной ответственности. Много заработал?! Хорошо было с ней?! Книготорговец.
– Даша, ты ведь правды не знаешь, – проговорил Валера, как можно спокойней. – Это совсем не то, что ты думаешь.
– Не то?! – Она ухмыльнулась. – Хватит лукавить. Не звони мне больше никогда. Я не хочу тебя слышать, прощай.
– Даша!
В трубке раздались гудки. Валера в отчаянии ударил кулаком по телефону и повесил трубку. Он мертвецки побледнел. Забыв вынуть карточку из автомата, он, тяжело ступая, будто на нем висели свинцовые доспехи, подошел к ближайшей скамейке, сел, опустив голову, и закрыл руками искаженное горем лицо. Больше он не замечал и не слышал ничего вокруг, он был погружен в глубокое меланхолическое состояние, граничащее с обмороком. На скамейках сидели старики, наслаждаясь вечерней прохладой, опустившейся после захода солнца, подростки катались между клумбами на роликах, сумерки неторопливо сгущались.
– Что, девушка бросила? – проговорил, сидевший на одной с ним скамейке древний седой старик с тростью и вздохнул с легкой улыбкой. – Это теперь часто бывает, сейчас по три раза женятся, по три раза разводятся. Вот так. Не то, что раньше. Мы с женой семьдесят лет вместе прожили, и дальше бы не расстались, кабы смерть ее не забрала. Теперь вот один остался. – Он протер ладонью сморщенное, как высохшее яблоко, лицо. – Жду, когда и меня Бог к себе призовет. Теперь меня интересует, встретимся ли мы там? Э?.. Я бы все отдал, чтобы с моей Софией встретиться. Да, мы бы и там ладно жили.
Тут к Валере подошла Кристина.
– О, уже пришла! – ухмыльнулся старик. – Ну молодежь! Как-то быстро у вас все делается. – Покачал головой. – Не успел и глазом моргнуть, а они уже померились. Вот мы с Софьей почти никогда не ругались…
Кристина потрогала Валеру за плечо.
– Что-нибудь случилось? – тихо спросила она.
Валера, не поднимая головы, кивнул. Она села на скамейку рядом с ним, осторожно обвив ругой его шею, и спросила:
– Даша?
– Все кончено, – убитым голосом промолвил Валера.
– Что кончено? – Кристина взирала на него с недоумением.
Валера открыл красное от горя лицо, облокотился о спинку скамейки и уставился мокрыми глазами в пространство перед собой.
– Этот негодяй разместил наши снимки и видео на сайте своей дурацкой секты, – пробормотал он. – Даша все это видела. Представляю, что она испытала.
Кристина печально кивнула, не зная, что и вымолвить на этот счет.
– Теперь наши фото будут бесконечно болтаться в Интернете, как вирусы, – продолжал Валера монотонно бормотать. – Он победил, его темное дело теперь будет продолжать Интернет. Скрытая форма коварной болезни. Эта дрянь доступна любому желающему. Призывает пополнить ряды верующих.
– Прошу тебя, не нужно так отчаиваться, – утешительным голосом промолвила Кристина. – Уверена, полиция найдет этого преступника. А с Дашей ты обязательно помиришься.
– Она больше не хочет меня слышать. Просила не звонить, – сказал он. – Что я скажу теперь? Она не поверит.
– Но ведь между нами ничего серьезного не было, – сказала Кристина. – Это как у актеров, фильмы, театры.
Он пожал плечами.
– Напиши ей письмо, расскажи всю нашу историю, она обязательно прочтет и поверит, – продолжала Кристина.
– Я напишу, – ответил Валера. – А сейчас я позвоню Манолису, пускай изучит материалы Костаса в Интернете. Думаю, полицию эта гадость заинтересуют. – Валера поднялся и решительно пошел к телефону.
– Вот, опять звонит, – простодушно заметил старик, почесывая белую щетину на скуле. – Видимо успокоился, когда с девушкой поговорил, теперь другой звонит. Сколько же их у него?
В тот же вечер Валера сел за письмо к Даше, чтобы рассказать ей о своем плене в горах.
А на другой день они с Кристиной были в посольстве, сообщили об утере паспортов и заполнили бланки заявления. Когда все было готово, их попросили прийти через три дня.
На протяжении последующих дней Валере, Кристине и Михалису приходилось посещать полицейский участок и подолгу беседовать со следователем Контоянопулосом. Обыски в усадьбе господина Зафиридиса никак не способствовали успеху в поиске преступников.
– Сегодня утром я снова просматривал странички Зафиридиса в Интернете, – поделился новостью Манолис во время очередной встречи с Валерой у себя дома. – Знаете, дорогой друг, что сделал этот человек?
Валера покачал головой.
– Так вот, помимо прочих противоправных действий, он является организатором религиозной секты. А деятельность ее по многим причинам должна быть запрещена, поскольку подстрекает к разжиганию религиозных и межнациональных конфликтов. Впрочем, он это хорошо понимал, отсюда такая великолепная конспирация. Теперь, что касается снимков и фильмов. Они определены как сектантское пособие. Фильмы несут серьезную антихристианскую нагрузку. Это видно уже из названий: «Священное обращение пастора Зафиридиса к новым верующим», «Поражение Христианства» и «Отсчет новой эры». Сюжет «Поражения» вам обоим хорошо известен. Вы невольно участвовали в этом спектакле. Сорока пяти минутный фильм рассказывает о зарождении новой религии, ее преимуществах и значении в современном и будущем мире. Судя по счетчику, за пять дней существования фильма в сети, его посмотрели более семидесяти тысяч человек по всему миру. Довольно внушительная цифра, не так ли? – Валера пристально посмотрел на Манолиса. – К сожалению, мы не знаем, сколько человек поддерживают идею Зафиридиса.
– Сколько бы ни было, из Интернета этот фильм надо удалить, – сказал Валера.
– Этим уже занимаются наши программисты, – ответил Манолис. – Но кто знает, сколько уже сделано копий. Информация по всему миру распространяется и плодится с бешеной скоростью.
– Поэтому надо как можно скорее задержать пришествие нового тирана, – промолвил Валера.
– Это верно, – вздохнул Манолис. – Только в Греции его, наверняка, уже нет. Скорее всего, он покинул страну по фиктивным документам. А что касается вас, то следствию вы уже достаточно помогли и скоро сможете отправиться домой.
– Спасибо вам, – проговорил Валера, поднимаясь с кресла.
– Желаю удачи. Но прошу вас, если будете располагать какой-нибудь новой информацией о Костасе, свяжитесь со мной. Вот вам моя визитка.
– Хорошо, – пообещал Валера.
На следующий день Валера дописал письмо Даше, сообщив последние новости о полицейских расследованиях…
Из письма к Даше.
24 июня, Афины
…Мне не хватает слов, и слезы невольно катятся, а в горле ком. Мне все не верится, что потерял тебя, Дашенька. И все-таки надеюсь, самообман ты развеешь и прислушаешься к своему сердцу. Ведь оно не может тебе лгать. Который день я оплакиваю гибель нашей любви. И вот не в силах с этим смириться, я пишу снова с надеждой тебя вернуть. Поверь в то, что было на самом деле, отбрось лживые сплетни. Ведь я ни в чем не виноват перед тобой. Я всего только хотел помочь несчастной девчонке, угодившей в ловушку, вырвать из лап алчного сумасброда, а сам в западню угодил. Но и в плену я думал о тебе. Не было такого дня, чтобы я не думал о тебе. А сейчас и подавно не могу заснуть без мысли о нашей ссоре. Я прошу тебя, Дашенька, об одном: ответь мне, поговори со мной, я надеюсь, мы встретимся вновь и сумеем вернуть наше счастье. По-прежнему твой Валера.
И вечером отнес письмо на почту. Он все еще верил, Дашенька прочтет письмо и обязательно ему поверит, по-другому и быть не может. Она обязательно решится на встречу.
VI
Чтобы экономить накопленные деньги, Валера вернулся в мастерскую ключей и продолжил расклеивать рекламу. Олег две недели, как оставил это занятие и теперь работал в таверне «Кристакис». Он разносил глянцевые буклеты «Пицца на дом», рассовывал их по почтовым ящикам, бросал под двери, оставлял в гостиницах и конторах. Однажды Олег сообщил, что, пройдя месячный испытательный срок, он сможет сесть за руль мотороллера с багажником за спиной, и тогда уже будет сам развозить пиццу по адресам.
Следствие по запутанному делу Костаса затягивалось на неопределенный срок. Но поскольку свидетельских показаний от заложников больше не требовалась, то Валера и Кристина были свободны. Теперь они ждали документы на выезд.
– На границе вам придется заплатить штраф за нарушение визового режима, – объяснил Манолис. – Этого не избежать. Таков закон.
– А если этого не сделать? – поинтересовался Валера.
– Вас могут арестовать на срок от месяца до полугода, а кроме того, закрыть для вас въезд в Грецию на пять лет, – ответил Манолис.
– Вряд ли мы еще раз соберемся в Грецию так скоро, – проговорил Валера и улыбнулся Кристине.
Она была погружена в свои мысли и только слабо пожала плечами.
Но даже такая безрадостная перспектива не испортила им настроение. Скоро домой, и Валера всеми мыслями был уже в России. Кристина все еще пыталась осмыслить ужасы недавнего прошлого, и то, что теперь она свободна, и то, что скоро вернется к родным.
Попрощавшись с Манолисом, они направились в Национальный сад и там долго гуляли по красноватым тропинкам среди вечнозеленой растительности.
– Было бы не плохо тебе приехать к нам в Светлогорск, – проговорил Валера. – Там замечательное море, красивые пляжи. Думаю, тебе очень понравится.
Кристина улыбнулась и спросила:
– А как же Даша?
– Я звонил ей вчера снова, – тихо промолвил он, помолчал и продолжил: – Она попросила оставить ее в покое и бросила трубку. Похоже, мне не вернуть ее.
– Я очень сочувствую тебе, – робко произнесла Кристина, словно чувствовала свою вину во всем, что с ними произошло. – Но ты не должен терять надежду, может, все-таки…
– Нет, больше ничего не может, – сказал Валера. – Говорит, была потрясена тем, что увидела в Интернете.
– Может быть, у нее появился кто-нибудь другой? – предположила Кристина. – Я бы никогда не бросила человека из-за каких-то фотографий и фильма, которые не сложно подделать.
– Я думал об этом, – признался Валера. – Подозреваю, у Даши есть другой человек. Но довольно об этом. Ее не вернуть.
– Пройдет время, и ты встретишь другую женщину. Я уверена, она будет счастлива с тобой, – проговорила Кристина.
Они остановились, глядя друг на друга.
– Мне кажется, что такую девушку я уже нашел, – сказал Валера. – Знаешь, я подумал, что мы могли бы отправиться домой вместе.
Кристина опустила глаза, на ее бледных щеках появился румянец, не в силах больше сдержать нахлынувших эмоций, она прижалась к Валере, обхватив руками. По ее щекам покатились слезы. Он стал гладить ее мягкие волосы и успокаивать:
– Все плохое осталось позади, теперь нас ждут дома. Ты поедешь со мной. Я покажу тебе море, красивый уютный город на его берегу похожий на сон, в котором тебе, я надеюсь, очень понравится.
Потом они кормили уток возле небольшого пруда, затем прошли мимо колоннады пальм с веерными листьями, венчающими высокий гладкий ствол, вышли на проспект Амалиас и дальше пешком направились на квартиру.
Поездка домой все что-то откладывалась. В четверг, когда молодые люди вновь прибыли в посольство, им сообщили, что бумаги пока не готовы, Валере нужно подождать еще, и назначила следующую встречу после выходных, в понедельник, а Кристине необходимо лично обратиться в консульский отдел Украины. Не теряя времени, пришлось забрать ее бумаги и отправляться по указанному адресу. Там пообещали рассмотреть дело незамедлительно, и если не возникнет никаких осложнений, то Свидетельство можно будет получить уже во вторник.
Выходные они вдвоем провели на пляже в Глифаде, загорали, купались в море, а потом сидели в кафе за столиком под большим сиреневым зонтом и пили коктейль.
В понедельник документы все еще оформлялись, Валеру просили позвонить в среду, и он заодно поинтересовался:
– Мы с Кристиной собираемся ехать в Россию вместе, нельзя ли ей получить визу здесь?
– Нет, для этого Кристине необходимо вернуться в Винницу, получить заграничный паспорт по месту жительства, а затем уже обращаться за визой в Российское консульство.
– Как же все сложно! – вздохнула Кристина.
Случилось так, что Свидетельство ей оформили неожиданно быстро. Бумагу она получила, как было обещано, уже во вторник. Валера купил ей билеты на Киевский автобус. Кристина стала собираться в дорогу.
Последний вечер накануне расставания они решили провести на побережье в Фалиро. Прежде всего, они направились к магазину «Василопулос», где Валера надеялся увидеть своих знакомых. Антонис по обыкновению крутился со своей тележкой, нагружал ее упаковками сока и минеральной воды. Валера окликнул его.
– Калимера, мой друг, – поприветствовал Антонис и встал, облокотившись о ручки тележки. – Что, неужели ты собираешься вернуться к нам с книгами?
– Нет, я больше не работаю у Яниса, – ответил Валера. – Теперь собираюсь назад в Россию.
Антонис понимающе кивнул.
– Знакомьтесь, это Кристина, – объявил Валера.
– Очень приятно, я Антонис, – сказал грузчик, пожимая протянутую руку девушки, и потом снова обратился к Валере: – Вы вместе уезжаете?
– Нет, Кристина едет на Украину. Но после мы обязательно встретимся.
Когда же вы приедете к нам опять?
– Не знаю, может быть скоро.
– Тогда желаю тебе удачи и скорого возвращения.
– Спасибо, вам тоже успехов, – отозвался Валера и спросил: – Я могу видеть Анастаса?
– Нет, парень, он в отпуске, – объяснил Антонис. – Как только наступила жара, старик сбежал на свой Родос. А я скоро отправлюсь к брату на Андрос.
– Тогда передайте хозяину привет, – попросил Валера.
– Обязательно передам. – Антонис кивнул, попрощался и покатил свою груженую тележку в магазин.
Валера взял Кристину за руку, и они направились к морю. Долго гуляли по каменистому берегу, где на разложенных стульчиках, на покрывалах или просто на раскаленных камнях, подложив под себя подушечку или сложенный плед, загорали курортники. В море торчали головы купальщиков. Солнце шарило по коже обжигающими лучами. Ветерок забирался под одежду. Хотелось уйти в тень. Валера повел Кристину в парк, но вдруг его окликнули. Он обернулся. Из воды, облитая солнечным светом, как престарелая русалка с распущенными волосами, выбиралась кирия Спиропулос.
– Валера, постойте! – прокричала она, осторожно ступая по щиколотку в воде. – Как давно вас не было в нашем районе! Мы часто вас вспоминаем. Так вы вернулись?
– Нет, я скоро уезжаю домой, в Россию, – ответил он.
– Как жаль! – с досадой в голосе проговорила кирия Спиропулос. – Это ваша девушка? – спросила она. – Какая милая!
– Да, ее зовут Кристина, – представил Валера.
– Очень приятно. – Широко улыбнулась и тут же поинтересовалась: – Вы ведь приедете к нам снова?
– Я бы очень хотел когда-нибудь вернуться, – ответил он.
– Обязательно приезжайте и привозите с собой книги русских писателей, – проговорила кирия Спиропулос. – Пускай Янис их переведет и напечатает, а то он совсем обленился. Я буду вашим первым покупателем. Можете рассчитывать на меня.
– Спасибо, – улыбнулся Валера.
– Только не тяните там долго, – она сделала серьезное лицо, посмотрела на Кристину и добавила: – приезжайте вдвоем, нет втроем или вчетвером. Я имею в виду и детей тоже. – Добродушно рассмеялась. – Все вместе приезжайте.
– Мы подумаем, как это устроить, – пообещал Валера.
– Желаю вам счастья, милые мои, – сказала кирия Спиропулос.
Они попрощались с жизнерадостной дамой, которая опять вошла в воду поглубже и с удовольствием погрузилась в нее по самый подбородок.
Валера и Кристина поднялись в парк и там гуляли по тенистым аллеям среди сосен, кипарисов, акаций и живой изгороди из олеандра с большими красными цветами. Среди деревьев виднелось блестящее море, над которым опускалось солнце. Веерные листья пальм бросали полупрозрачные зеленые тени. Валера говорил о Светлогорске, о море необыкновенного серого тона, прохладном, с густой пеной волн, о высоких крутых обрывах, откуда так здорово наблюдать морской горизонт и бегущие серебристыми змеями волны, о березовой роще наверху и восхитительных закатах, расцветающих над бесконечным водным простором. Прежняя робость Кристины исчезла. Она слушала его, и радость переполняла ее сердце. Сейчас ей было хорошо оттого, что судьба свела ее с этим человеком, и оттого, что завтра уезжает домой. В этот тихий и теплый вечер Валера понял, что полюбил ее крепко, а Кристина давно уже в глубине души чувствовала к нему привязанность и набралась терпения. Жаль, что они вынуждены так скоро расстаться, пусть даже временно. Ах, как ошибается та московская дура, обманутая коварным злодеем, запустившим в компьютерную сеть мерзкую сказку об Аполлоне. Отчего Даша так наивна и ревнива? Этого Кристина понять никак не могла.
Вечерело. На волнах плясали золотистые блики садящегося за море солнца. Ветерок покачивал пушистые ветви тамарисков. Вдали темнели спины сгорбленных островов. Валера предложил провести вечер в какой-нибудь местной таверне, и они пошли, ступая по теплому песку. Остановились у небольшого ресторана, погруженного в цветущие заросли олеандра и бугенвиллии. В небольшом саду на газоне шумно дрожал небольшой фонтан с мраморным танцующим и играющим на флейте мальчиком. Столики, покрытые белыми скатертями, располагались вокруг газона перед входом в ресторан. На широком крыльце трое музыкантов исполняли греческие народные мелодии на скрипке, аккордеоне и свирели. Валера и Кристина заняли столик возле деревянной ограды, увитой плющом и с кустом герани в горшке. Валера заказал по бокалу белого вина, греческого салата и жареной рыбы с картофелем. Небо быстро темнело и вскоре обернулось в пестрый субтропический батик: белесые разводы облаков меняли цвет, окрашиваясь в золотистые, потом земляничные и лиловые тона. Солнце садилось в розовую пелену, и над морем распустился прощальный в своем красочном наряде закат. А когда окрестности погрузились в жидкие синие сумерки, над столиками зажгли лампы.
– Немного грустно, правда? – сказала Кристина, глядя на гаснущие краски над морем.
– Завтра поднимется такое же солнечное утро как сегодня, – ответил Валера. – А мы обязательно встретимся. – Он пристально посмотрел на нее и добавил: – очень скоро.
– Я приеду к тебе, как только сделаю документы, – сказала Кристина.
– Мне очень хотелось бы, чтобы ты приехала.
– Я обещаю.
– Веришь, я ни на мгновение не сомневаюсь, как правильно сделал, что отправился за тобой в горы.
– Ты рисковал. Все, что произошло с нами, было ужасно.
– Я почему-то был уверен, что помогу тебе вернуться домой. И вот не ошибся. Это было тяжелым испытанием, которое мы вместе преодолели.
Темнота сгустилась. Она поглотила и острова, и яхты, и бухту, лишь вдали виднелись огни кораблей. Было слышно спокойное морское дыхание. На пляже загорелись гирлянды лампочек. Посетителей ресторана было немного. В саду над освещенным прожектором цветком олеандра затрепетала мохнатая ночная бабочка, она опускала свой длинный хоботок в цветы: проверила один, затем другой и внезапно, сверкнув голубыми пятнами на нижних крыльях, воздушным рывком исчезла во тьме густых зарослей. На стену выбрались юркие гекконы, они охотились на привлеченных светом мотыльков. Был какой-то удивительный покой, и струилась плавная безмятежность во всей этой обстановке прощального вечера. И молодые люди не торопились. За едой Валера рассказывал о вылазках в горы с Олегом. Кристина слушала его с любопытством, покачивала головой и звонко смеялась, когда в истории Валеры перепадало что-нибудь забавное. Теперь она поняла, как отчаянно сильно ей нравится этот человек. Валера тоже чувствовал взаимную симпатию. Ее милые черты лица, темные глаза, нежный и красивый, как очаровательная музыка, голос, были ему приятны. С ней не хотелось расставаться. Но Пифон продолжал свои коварные испытания: завтра они с Кристиной должны будут расстаться.
На другое утро на проспекте Лиоссион Валера проводил ее на автобус, полный пассажирами с мягкими, набитыми черти чем, баулами в багажном отделении. Он дал ей денег на дорогу и на штраф, чтобы Кристина заплатила на границе. Потом она сидела у окна, и когда автобус тронулся, Валера увидел, что на ее глазах блеснули слезы. Она улыбнулась и помахала ему рукой, но слез удержать не смогла, и они покатились по ее бледным щекам. Когда автобус, повернув за угол, исчез из виду, Валера еще долго стоял на месте, не зная, куда пойти. Он все смотрел на тот пустой угол дома, как на врага, словно тот был в чем-то виноват.
VII
Спустя два дня, Валера, наконец, получил в посольстве Свидетельство взамен утраченного паспорта. После этого он взял билет до Варшавы на ближайший автобус. На следующий день он прошелся по магазинам, сделал кое-какие покупки, отнес полный пакет на квартиру, а потом до темноты слонялся по улицам без дела. Последний вечер он провел в компании соседей по квартире. За прощальным ужином они пили вино. Все желали Валере доброго пути домой и расспрашивали его о Прибалтике. Всеми мыслями Валера устремился к родным берегам.
В пятницу утром он покинул Афины, может быть, навсегда.
Домой он вернулся с легким чувством. На душе было свободно. Особенно приятно было вдохнуть свежий ветерок с ароматом цветущих лип – душистый, родной, знакомый с детства запах, наполняющий все переулки сознания и навевающий притягательное ощущение дома. Маргарита Павловна ходила встречать сына к поезду. Теперь она показалась ему еще более маленькой, сморщенной и одинокой. Если бы она ни курила так много, выглядела бы гораздо лучше, заметил про себя Валера.
– Милый, что ты сделал со своим лицом? – сразу спросила Маргарита Павловна, оторвав от себя сына, после крепких объятий. – Откуда такие шрамы?
– Ерунда, – ответил Валера, махнув рукой.
– Да на тебя девчонки не посмотрят, – возмутилась она.
– И не надо, – легкомысленно проговорил Валера.
– Как это не надо! – Маргарита Павловна с осуждением посмотрела на него и покачала головой. – Ты мне смотри, чтоб холостяком не засиживался, а то…
Он снова обнял маму и опять почувствовал ее легкое, худое воробьиное тельце, хотя голос у нее еще был в полной силе; а она не смогла ничего подходящего придумать в протест и замолчала. Потом Валера поднял свою сумку, и они пошли домой.
– Ну, признавайся, негодяй, чего ты там заработал, – с любезной улыбкой проговорила Маргарита Павловна по пути, сгорая от нетерпения. – А, чего молчишь?
– Мам, ты не расстраивайся, но я ничего не заработал, – откровенно признался Валера.
– Да? Странно, а что же ты там столько времени делал? – она подозрительно посмотрела на него снизу вверх.
– Я потом, по порядку, тебе расскажу, – пообещал Валера. – Как дела на работе?
– Никак.
– Почему?
– Выгнали за хамство, – невозмутимо объяснила она. – Другие времена пришли, чуешь? Покупателю теперь надо кланяться и улыбаться, а я не привыкла. Так что, дорогой, я теперь на пенсии. Готовься, будешь с утра до вечера вкалывать, чтобы меня прокормить.
Дома Маргарита Павловна сразу полезла в дорожную сумку Валеры и стала вытаскивать из нее вещи, якобы, в поисках грязного белья для стирки. Но между тем все ворчала, как этот так ничего не привез? Она бросала на диван рубашки, штаны, майки, какую-то чужую записную книжку.
– Так не должно быть. Я ждала, думала, сынок деньги привезет, а он с пустыми руками вернулся, да еще изувеченный. Подумать только! – Она все не верила в эту странную шутку и, наклонившись над сумкой, выбрасывала из нее содержимое, словно курица разгребала компостную кучу в поисках червячков. – Ну не дурак ли?! – Бросила на пол свитер и куртку. Валера стоял у дверей и ухмылялся, наблюдая за мамой. – Не может быть! За границу ездил, а с пустыми руками вернулся! – Наконец, она выпотрошила сумку до дна, разочарованно выпрямилась и обернулась к Валере. – А я, между прочим, ожидая тебя, на последние деньги стиральную машину купила «Ступа» называется. Последняя модель.
– А метла к ней не прилагается? – с ехидной усмешкой спросил Валера.
Маргарита Павловна погрозила пальцем:
– Не сметь, негодный мальчишка, как ты разговариваешь с мамой! – возмутилась она. – Я ж тебя старалась, воспи…
Тут она увидела большой пакет, который он все это время прятал за спиной.
– Чего там у тебя, выкладывай? – Она с любопытством заглянула за его могучую спину.
Валера улыбнулся и протянул ей пакет. Маргарита Павловна заглянула в него с недоверием, точно оттуда могла выпрыгнуть змея.
– Что такое? Что это там? Что… Ну-ка покажи. – С видом сыщика мама принялась вытягивать из пакета большой мохнатый сверток, который в следующую минуту в ее руках развернулся, превратившись в хорошенькую шубку. Маргарита Павловна застыла, разглядывая подарок, а потом произнесла: – У-у-у, противный, что же ты до сих пор молчал! Не забыл-таки про свою мамочку. – Она погрузила себя в шубу и со счастливым, гордым видом, царицей направилась к зеркалу. Валера – за ней. – А у тебя, оказывается, есть вкус к хорошим вещам, – с удовольствием заметила она, поворачиваясь перед зеркалом одним боком, затем другим. Значит, правильно я тебя воспитала. Хоть и бестолковый ты вырос, а шубка хороша.
В тот же вечер Валера звонил Кристине, и они долго разговаривали по телефону. Она вернулась домой без приключений на границах. Поездка была тяжелой в душном автобусе, но радость встречи с родными быстро развеяла прежние переживания, и все было очень трогательно. Теперь Кристина делала паспорт и обещала приехать в августе, как только получит русскую визу.
На следующий день Валера сделал денежный перевод Конину и отправил бандероль с его записной книжкой и фотографиями, а потом позвонил ему в Новосибирск и с удовольствием сообщил, что теперь, наконец, и он тоже дома. Конин долго рассказывал о своем продолжительном путешествии, о том, как его больше месяца держали в Афинской тюрьме вместе с албанцами, африканцами и украинцами. В Москве в Шереметьево его голодного, раздетого и без денег встретили жена и сын. Все обошлось, значит. Потом Конин вздыхал и рассуждал: «Не повезло, что поделать, не повезло. Кому денег на роду не дано, у того их никогда и не будет». Нужную сумму на выкуп квартиры они так и не собрали. Володе пришлось квартиру отдать и вернуться жить к родителям. Это спасло его от навязчивых кредиторов, которые в последнее время были настроены весьма воинственно. На этом их семейные переживания закончились. Конины почувствовали себя как никогда счастливыми в своей маленькой однокомнатной квартирке. «Подумать только! Пришлось пережить такое большое приключение, чтобы вернуться к тому же разбитому корыту, точно по Пушкину, – рассуждал Конин. – Но я ни о чем не жалею. Зато лишний раз убедился, что кроме себя любимых, мы больше никому нигде не нужны. Тогда и от нас пусть никто ничего не ждет». Нет, он, конечно же, не был разочарован своей глупой бессмысленной честной жизнью. На высланные Валерой деньги Конин вскоре купит земельный участок за городом, разобьет там грядки, посадит плодовые кустарники и деревья, сколотит сарай и увлечется огородничеством до самозабвения. «Мне не довелось посетить Акрополь, Суньон, греческие горы, афинские музеи, но зато я выращиваю лучшие в нашем городе кабачки», – станет пошучивать он всякий раз.
Свою тетку Валера навестил в день приезда. Он рассказал ей о своих приключениях, и та с иронией обзывала его «греком» и обещала денег подождать, сколько придется. Впрочем, и друзья его также теперь называли: «Валера-грек». Но это не единственное его заморское приобретение. Главное ждало впереди, в августе.
Валера, между тем, навестил Сергея Федоровича в «Раушене». Тот бывшего работника охотно принял в своем кабинете и долго расспрашивал о Греции. А потом, сделав серьезное лицо, холодно проговорил:
– Вот что, мой друг, мне очень жаль, но в кафе тебя принять не могу. С такими боевыми шрамами на лице ты мне не нужен. – Он сразу объяснил: – Своим видом посетителей распугаешь. Так что поищи другое место.
Валера поглядел на бывшего хозяина со снисходительной улыбкой, кивнул и немедленно покинул кафе. Была ли подпорченная внешность Валеры причиной отказа или какая-нибудь другая – неизвестно, во всяком случае, о потере этого места он не сожалел. В тот же день он принялся искать работу по газетным объявлениям, а спустя неделю пристроился рабочим на стройке новой гостиницы в Светлогорске.
Образ Даши постепенно выветрился на утесах и променаде, где Валера любил гулять, все больше мечтая о приезде Кристины. Дашенька не ответила на его последнее письмо-объяснение, и не отвечала больше на звонки. В то лето она вообще не появилась с подругами в Светлогорске, как обещала. Зато приезжала к родителям Жанна. От нее Валера узнал, что Даша собирается за муж за какого-то одессита, и на каникулы улетела с ним на Черное море.
Даша, Дашенька, зачем же было прятать свою новую любовь за мнимой ревностью?
Размышляя о своем будущем, Валера все больше соображал, как они будут жить с Кристиной, когда она приедет. Обязательно приедет. Он звонил ей недавно. Дома Кристину встретили прохладно. А знакомые и вовсе от нее отвернулись, будто от проститутки, сама ведь уехала в какую-то Грецию. И почувствовала она себя в доме чужой. В маленькой однокомнатной квартире оставаться Валере не хотелось; зачем притеснять маму? Придется где-нибудь жилье снимать, а пока стоит маму предупредить и подготовить морально к приезду девушки, может, чего посоветует. Голова у мамы еще, будь здоров, как варит. И вот, в один из вечеров, когда они сидели за ужином, Валера во всем признался.
– Не смеши меня, милый, – ухмыльнулась Маргарита Павловна. – Да разве девчонка проберется сюда через все эти чертовы границы?! Путь-то дальний, аж с самой Украины!
– Если понадобится, сам за ней поеду, – отрезал Валера.
Маргарита Павловна подняла брови.
– Мать моя! Вот угораздило-то тебя влюбиться за тридевять земель, когда и здесь, под носом, хороших девок полным полно, – с раздражением проговорила она, достала из пачки сигарету и закурила.
– А не получится, сам поеду жить на Украину, – угрюмо прибавил Валера.
– Ну, ну, попробуй только. – Она выставила перед ним кулак и выдохнула дым. – Хочешь, чтобы я одна тут осталась больная и немощная?.. Стакану воды некому будет мне поднести! Так и подохну всеми забытая. А ведь я немало трудилась, чтобы тебя воспитать, и что мне с того досталось?.. Нет, этого тебе не позволю! У-у-у, негодный!
– Мам, да ты не волнуйся, – промолвил Валера. – Отчего ты думаешь, Кристину не пропустят? С документами у нее все в порядке. Она приедет. Ведь я и сам не хочу отсюда уезжать.
– А чего ж ты брешешь? – Маргарита Павловна посмотрела ему в лицо с укором.
– Ты первая начала, – ответил Валера.
– Не оправдывайся. – Маргарита Павловна раздавила окурок о край тарелки с овощным супом. – Ладно, посмотрю, как это у вас получится. А меня не смей бросать. – Помахала перед лицом сына указательным пальцем. – Я еще тебе пригожусь, за внуками буду присматривать.
– Ну вот, видишь, а ты горевала, – миролюбиво произнес Валера. – Эх, заживем!
– Ишь, размечтался, блоха на волоске, – улыбнулась Маргарита Павловна и лукаво добавила: – Я те дам, уеду. Не пущу. Пей чай и валяй в постель, завтра на работу рано вставать.
После этого их разговор потек в каком-то другом направлении, кажется, говорили о планах на ближайшие дни.
С тех пор прошло несколько недель. Был какой-то выходной день. Выйдя из дому, Валера прошел перекресток с камнем и зашагал прямо в парк. Там он долго стоял у кромки обрыва, в том самом месте, где еще год назад дрожала на ветру осина. Теперь ее здесь не было. Валеру с сожалением заметил перемену, красивое было дерево. Говорят, прошлой зимой сошел оползень и утянул много деревьев вместе с той осиной. Это море-захватчик из года в год отбирает по куску нашего берега, но ничего с этим поделать не могут. Не смогла выжить осина, и никому эти деревья тут не нужны, – в сердцах проговорил Валера. Он постоял еще некоторое время, слушая шелест березовой листвы, гул разбивающихся о берег волн, печальный крик чайки и гудение шмеля в цветке шиповника. И склоны в такую тихую солнечную погоду казались ему прочными и монолитными. Потом он зашагал по тропинке через рощу, вышел на улицу и повернул к дому; как вдруг его окликнули:
– Валера! Тут тебя спрашивают! – это была соседка, а рядом с ней стояла девушка.
Он обернулся и, не веря своим глазам, тихо проговорил:
– Кристина.
От волнения она не смогла вымолвить и слова, сорвалась с места и бросилась к нему, едва не спотыкаясь на высоких каблуках. Валера поймал Кристину и заключил в объятия. Соседка с недоумением посмотрела на молодых людей, покачала головой и, улыбаясь, пошла восвояси.
В тот день они гуляли по вечернему променаду.
– Почему же ты не позвонила, я бы встретил тебя? – спрашивал Валера.
– Я хотела сюрпризом, – призналась Кристина.
– Как ты доехала? Что границы?
– Как видишь, прорвалась. Я так хотела тебя видеть, что упрямо их преодолевала.
– Ты герой.
– Люди сами придумывают себе трудности, вроде этих границ, а потом пытаются с ними справиться.
– На сколько дней тебе разрешили?
– На месяц.
– Жаль, так мало.
– Мне придется заплатить штраф, если я задержусь.
– Что ты, мы сделаем тебе вечную визу. Я сам буду хлопотать. Ты получишь гражданство. Больше нас никто не разлучит.
Они шагали по мокрому песку, маленькие волны, смывали за ними следы. Красное солнце садилось над утесами, удлиняло, лениво ползущие за молодой парой, тени. И воздух был необыкновенным – лиловым, еще не сумеречным, но уже вечерним. О прошлом они вспоминали, как о необыкновенном приключении, похожем на сон, а будущее казалось тем более загадочным, но счастливым.
2006 г.
Аполлон и Адис
© Copyright: Григорьев Дмитрий, 2018
Свидетельство о публикации №218120201105
Свидетельство о публикации №218120201105
Рецензии