Глава 20 СтарЫй, достань вино! Продолжение. Начало

Глава 20
                "СтарЫй, достань вино!"

    Вскоре после Победы Алексея Кожуру и его помощника Сергея Левшина перевели на обслуживание самолетов управления полка. Теперь под опекой  старшего механика стало три бомбардировщика Пе-2, один из которых был переоборудован в самолет разведчик, и маленький По-2, а, кроме этого, в подчинение, кроме Левшина, добавились еще четыре техника. Поэтому, когда в июле 1945 года полк перебазировался из Германии в СССР забот у Кожуры резко прибавилось. Причем голова озаботилась у него не только за техническое состояние летательных аппаратов, но и за их внутреннее содержание.
     Начальство, да и многие другие сослуживцы стремились воспользоваться оказией и перевезти на Родину подарки для родных, близких, да и себя не забыть. Самому Кожуре приглянулись два,  на его взгляд, необходимых в хозяйстве предмета, мотоцикл и перина.  Чтобы транспортное средство поместилось среди прочих тюков, посылок и чемоданов, загруженных на места стрелков-радистов, кои  добирались до места назначения поездом, его пришлось разобрать на части, и разбросать раму, колеса, мотор и т.д. по разным самолетам.
    Новым местом расположения полка стал аэродром под Ленинградом в поселке Сиверская, на который бомбардировщики перелетали не торопясь позвенно в течение суток . Кожура летел в отсеке для бомб, зажатый  кладью, и ничего не мог видеть на земле.  Из всех впечатлений у него от полета остались только чувство восторга, когда полковник Колосов, управлявший самолетом, сообщил по радио, что пересекли границу, и появление уже знакомых ощущений от захода в атакующее пике и полета на бреющем. Правда, на этот раз это была не атака. Просто полковник увидел, как уже на родной стороне, работавшие в поле женщины машут краснозвездной крылатой машине платочками. От переполнявших его чувств при возвращении на Родину с Победой, Колосову захотелось предстать перед ними во всей красе и мощи. Самолет полковника сделал над колхозницами круг, спикировал и пролетел над их головами взметнув юбки женщин и разметав по скошенному полю только что собранное в копны сено. Впрочем, артель "напрасный труд" оказалась не только у восторженных колхозниц, но и у Кожуры. От трофейного мотоцикла, который он хотел переправить по частям на Родину, остались только "Рога, да копыта", иначе говоря, колеса, руль, да рама. Когда переделав все дела, Алексей забрался в самолет - разведчик, в котором  летел мотоциклетный мотор, на месте стрелка-радиста, где располагался багаж, было пусто. Пришлось бросить и остальные мотоостатки.  Теперь из всех трофеев  только перина еще некоторое время составляла предмет забот старшего механика.

    Неожиданный вызов Кожуры к командиру полка вызвал интерес у Сергея Левшина. Делать ему особо было нечего и он увязался в штаб вместе с приятелем. Разговор с начальством был недолгим и вскоре Алексей вышел от полковника.
    - И что это было? - Поинтересовался Сергей.
    Оказывается, пришли ответы из дивизии на рапорта многих механиков направить их в летное училище, в том числе и бумага по поводу  Алексея.
    - Ну что, берут?
    - Сказано было так, - Алексей важно, со значением выделяя каждое слово, процитировал комполка, - "твоя специальность, уровень знаний и опыт нужны полку и стране в качестве механика, но командование решило иначе..."
    - Значит, пакуешь вещи для учебы в училище? Перина чур моя будет, она тебе там не понадобится, - прервал своего старшого Сергей.
    - Напрасно размечтался! Я тоже так сразу подумал, но меня проинформировали, что пришел приказ на демобилизацию всех техников двадцатого, двадцать первого и двадцать второго годов издания. Так что домой, сержант, домой. Готовься на родину в Донбасс.
    Левшин обрадовался, но, посмотрев на Кожуру забеспокоился:
    - А как же ты? Ты же хотел летчиком? А что твоя Татьяна скажет?
    - Разберемся, - твердо сказал Алексей, как отрезал. Не хотел он больше быть профессиональным военным. Если Таньке будет нужен орден, он его и на земле заработает, или просто, примет таким, как есть. Почему-то теперь он был в этом уверен.
    - Тогда надо сегодня посидеть с ребятами, - переменил тему Сергей, - как ты считаешь, три бутылки спирта хватит? У меня в заначке остались.
Кожура задумчиво посмотрел на своего приятеля:
    - Надо к главврачу подкатить, все-таки человек двенадцать придет, а пока , - Алексей бросил взгляд на часы, - "Ноги в руки" за чистым бельем и в баню "на ход ноги", чтоб чистым ехать, а то следующий банный день только через неделю будет.

    Баня в поселке была почти полностью восстановлена. И хоть не каждый день, но в ней уже вполне можно было помыться в душевой и попариться в парной, правда, пар пока еще был слабоват. Заправляла здесь бабка Нина, тщедушная на вид, ковылявшая по поселку опираясь на палку,  вечно в повязанном на голове платочке, из-под которого на мир смотрели ярко синие молодые бесовские глаза. Испещренное морщинками лицо, постоянная улыбка и три зуба во рту  не позволяли точно определить ее возраст. Ей можно было одновременно дать и пятьдесят, и все восемьдесят.
    Уже издалека при подходе к бане Кожура с Левшиным услышали, как бабка командовала выходящими на свежий воздух мужиками, употребляя свободно, словно дыша ими, слова не для приличного общества, при этом называя почему-то баню словом "байна".
    - Всё, мужчины, всё! Без пятнадцати шесть уже, помыться не успеете, "щас" женщины пойдут,- примерно такими словами остановила банщица Алексея и Сергея, попытавшихся войти в здание. Заранее понимая, что они припозднились, Левшин прихватил с собой маленькую со спиртом. Бабка повертела бутылек, подозрительно его рассматривая, спросила:
    - А каненок нет? - Именуя так конфеты. Услышав отрицательный ответ, тяжело вздохнула:
    - Ну что ж, разденетесь у меня в подсобке, и через нее выйдете, но смотрите, на свой страх и риск, в шесть я запускаю женщин.
    Кожура с Левшиным согласно закивали головами и побежали скорее к  дверям подсобки. Проводив их взглядом, бабка Нина хитро улыбнулась и уже через десять минут запустила на помывку первых подошедших со своими тазами женщин.
    Свет в бане еще не подключили, поэтому в парилке, где было только одно маленькое окошко, выходящее даже не на улицу, а в соседнее помещение душевой, царил полумрак. Голые приятели, захватив с собой и веники и тазы, забрались на верхнюю полку, в самый темный угол и стали интенсивно намываться. Неожиданно послышались шлепающие по полу шаги , дверь отворилась и в парную,  в темноту к двум молодым Адамам шагнула Ева бальзаковского возраста.
    - Привет девочки, вы здесь двое? - с трудом различая намыленные силуэты двоих человек спросила женщина. Силуэты замерли, переглянулись и молча стали еще сильнее намыливаться. Не дождавшись ответа женщина фыркнула: - "глухие что ли," - заняла нижнюю полку и приступила к омовению.
    - Вы здесь трое? - Спросила еще одна посетительница парной, появившись почти сразу после первой.
    - Садись рядом, а то те две, наверно, немые, - предложила молодухе первая, и обе, постоянно перебрасываясь друг с другом информацией о своем о женском продолжили мыться, не обращая внимания на две непонятные фигуры, копошащиеся на верхней полке.
    Кожура и Левшин, скоропалительно помывшись, стали собираться с духом. Делать нечего. Дорога к своей одежде была одна. Она пролегала мимо двух, как выражается Савельев, чудачек, через значительно более светлую моечную, откуда слышался плеск воды и женские голоса. Собравшись с духом, прикрывшись тазами Алексей с Сергеем спустились со второй полки бочком, бочком, мимо не обращавших на них никакого внимания женщин. Приоткрыв дверь в следующее помещение, не избалованные женским вниманием на войне парни на секунду замерли, ослепленные представшей перед ними картиной. Неожиданно Сергей обернулся в темноту парилки и крикнув туда:
    - До свидания девочки! - вслед за Алексеем рванул к выходу. Послышался визг, женские крики: - "Здесь мужчины",- замелькали женские тела, смущенные и смеющиеся лица, крики: - "Держи их"...
    Одевшись в подсобке, раскрасневшиеся парни вышли на улицу, где их встретила смеющаяся во весь свой трехзубый рот бабка Нина:
    - С легким паром, отцы родные! Все ли у вас цело? Заходите еще.
    Отойдя от бани Сергей Левшин вдруг спросил Алексея:
    - Может мы напрасно убежали?
    - Возвращайся, а я в Ленинград поеду... чистым.
    Услышав ответ, Сергей сделал вид, что что-то забыл, похлопал себя по карманам:
    - О! я кажется в бане портсигар оставил, надо пойти поискать, - сказал, махнул рукой Алексею и зашагал обратно.
    - А ведь, паразит, не курит, - вслух заметил Алексей, а про себя подумал:
    - Ну вот и все на этом, боевой путь, можно сказать, закончен. Теперь в Ленинград к Тане и домой на Восток.

    О своем приезде Алексей решил Таню  не предупреждать. Он подумал, что по первой реакции сразу будет понятно, рады ему или так себе. От Старостина он знал, что Таня после легкого ранения была демобилизована и поселилась в комнате своей тетушки на Петроградской стороне. Тетушки не стало в конце сорок третьего года, и комната, благодаря соседям, с которыми  та сроднившись, вместе пережила две блокадных зимы, оказалась никем не занята.
    Добравшись на грузовике в компании таких же демобилизованных техников до Московского вокзала, оставив на попечении приятеля свой единственный трофей - перину, которую он мечтал привезти родителям на Дальний Восток, Алексей дальше на встречу с любимой пошел пешком. И адрес, и как добираться, он знал назубок, не раз проходя в мыслях  маршрут до Большого проспекта, описанный во всех подробностях другом Сашкой Антоновым, коренным Ленинградцем.
    Пройдя Фонтанку, Алексей завернул к Инженерному замку, немного постоял наблюдая, как ставят на постамент, спрятанный  в траншее на время блокады от бомб памятник Петру Первому, затем,  по Садовой улице вышел к Кировскому мосту, перед которым во всей красе, ни чем не укрытый всю войну, как символ грядущей Победы простоял памятник "богу войны" генералиссимусу Суворову. С Кировского проспекта Алексей свернул на Большой и подошел к дому №63. Нужная парадная оказалась в правой стороне двора-колодца, почти полностью заставленного поленницами дров. Из списка квартир узнав, на какой этаж надо подыматься, Кожура вздохнул, сказал: - "вхожу в восходящий штопор", - и шагнул в темноту парадной.
    Таня, с утра ходившая в институт восстанавливаться, только что пришла домой и тут вдруг к ней пришло непреодолимое желание подойти к окну. За стеклом был виден только краешек двора и подворотня. Никого не было видно, но девушка почувствовала, что к ней идут.  Она нерешительно шагнула в коридор.
    Алексей поднялся на пятый этаж. На лестничную площадку выходили двери четырех коммунальных квартир, украшенных кучей звонков и табличек с именами жильцов. Танина дверь была справа сразу у лестницы. Посередине дверного полотна на уровне глаз располагался только один звонок поворотного действия, и в табличке, среди трех фамилий можно было прочитать: "Кудрявцевы - звонить два раза."  Алексей нерешительно замер, минуту собираясь с духом, чтобы дотронуться до плоской, почерневшей, медной головки звонка. В этот момент только несколько сантиметров крашеной деревяшки разделяли его, настоящего казака с орденом на груди и Таню, которая уже поняла, кто сейчас позвонит.  Алексей, наконец, решился. Он  поднял руку и с силой крутанул звонок. Раздался совсем негромкий дребезжащий звук, дверь сразу открылась, и как когда-то в клубе, переделанном из зернохранилища, ослепительная улыбка, сияющие глаза девушки встретили его. Только в этот раз никто не устранялся от поцелуя. Алексей шагнул в квартиру и подхватил Таню на руки.

    Теплушки и плацкартные вагоны, влекомые красавцем паровозом, лениво перестукивались друг с другом. Пятьсот восьмой веселый, так прозвали свой поезд пассажиры, отсчитывал километр за километром по маршруту Москва - Владивосток. В одной из теплушек, оборудованной двухъярусными нарами, расположенными по обе стороны от широкой двери, такие же нары были и над самой дверью, ехал к себе домой Кожура Алексей. Забираться на нары были неудобно, лежать на неструганных досках, из которых они были сколочены, жестко. Правда, Алексея выручала трофейная немецкая перина.
    Поезд совсем не торопился и подолгу стоял на станциях, где к его приезду были накрыты столы с сытной едой, которую демобилизованным выдавали по талонам.  Возвращаясь из станционной столовой с набитым животом к своему вагону, можно было бы запутаться среди множества таких же составов, но их пятьсот восьмой выделялся прицепленной грузовой платформой, на которой красовался светло-бежевый красавец автомобиль "Опель". Забравшись в свой вагон, Алексей заваливался на перину, закрывал глаза и в памяти всплывала последняя Ленинградская встреча с Таней.

    Времени для свидания у Алексея было немного, да и не до разговоров им обоим было, но все равно, о главном они успели с Таней поговорить. Вспомнили они и детство, и испачканную чернилами косу, свой поход в тайгу и женьшень. Теперь  он, наверно, подрос и его уже можно выкапывать, если кто другой не нашел. Вспомнили они и встречу с гадалкой. Но только Лешка захотел заикнуться, что теперь-то он полностью соответствует нагаданному старой колдуньей образу ее жениха, как Таня прикрыла ему рот ладошкой, которую он тут же и поцеловал:
    - Молчи глупенький, а то выгоню прямо сейчас. Мне ты нужен, а не твои подвиги и ордена.
    - Значит, пойдешь за отставного сержанта?
    - Если сержант позовет...

    Кожура лежал в вагоне на своей верхней полке, повернувшись носом к стенке и вспоминал.

    Алексей еще несколько  раз порывался сбиться на тему Таниной мечты - выйти замуж за летчика орденоносца, но та каждый раз успешно прерывала его слова поцелуями. А Лешку распирало похвастаться своим полетом, поведать, как он сбил самолет и один трех гитлеровцев одолел, и про награду орденом Славы. А главное, что гадалка ошиблась. Он сделал правильный выбор, и Таня с ним, и друзья оказались не погибшими, а остались живы, хотя и ранеными. В один момент в перерыве между объятиями, после слов: -"слушай, чего расскажу", - в девушке проснулось естественное любопытство, и она выслушала Лешкин рассказ. Неожиданно брови ее нахмурились, во взгляде появилась тревога.  Еще раз Таня попросила рассказать, уже в подробностях, как  явилась перед Алексеем Евдокия, о чем напомнила, предупредил ли он своих друзей о предсказании. Увидев нахмуренное лицо любимой, Лешка заволновался.
    - Ты чего, Тань? Не надо было лететь? Чего случилось то?
    - Что случилось, то случилось. Позовем твоих друзей на свадьбу, вот чего. А вот, что касается возможной гибели ребят из-за твоего полета..., - Таня задумалась.
    - Орден Славы ведь сейчас не у тебя?
    - Нет, у Сашки.
    - Ну и пусть у него остается совсем. Надо категорически запретить ребятам его тебе возвращать, чтоб и думать забыли о нем. Не буди лиха, пока оно тихо.
Тут Алексей вспомнил, что старуха тоже точно также говорила, он задумался, но не надолго.
    - Да хрен с ним с этим орденом! - Лешка обнял Таню,- Самая моя большая награда, это ты!

    Стучали колеса, медленно проплывали мимо маленьких окон теплушки станции и полустанки, переезды и мосты, леса и поля. Многое и многих можно было вспомнить в такой долгой поездке по пути на Дальний восток. Через всю страну поезд № 508 вез с войны старшего механика самолетов управления полка пикирующих бомбардировщиков Пе-2, старшего сержанта, орденоносца Алексея Кожуру. 

    При подходе к станции Шмаковка состав сбавил скорость. Здесь не было остановки, но Кожуре удалось заранее договориться с машинистом и тот притормозил. Алексей спрыгнул на платформу, ему подали вещи, он махнул рукой машинисту, и паровоз, сипло свистнув, запыхтел и, пуская пар, потянул вагоны дальше. А вместе с ними дальше покатилась забытая бойцом трофейная немецкая перина.
    Алексей прошел мимо станционного здания и вышел на улицу проходившую мимо вокзала. До своего родного поселка оставалось проехать на попутке каких-то шестнадцать километров. Машина показалась где-то через полчаса. Закинув вещмешок с шинелью в кузов Лешка сел в кабину. Шофер был незнаком, да и разговаривать особенно не хотелось. Он ехал домой, где не был с сорокового года, когда сразу после десятого класса военкоматом был направлен на учебу в Иркутск. Поднимая тучи пыли, машина ехала мимо сопок, поросших тайгой, мимо желтых от цветов полей. Где-то уже около самого поселка шофер резко крутанул руль, объезжая переползавшего дорогу двухметрового полоза.
    А вот и указатель "Кировский". Алексей остановил машину и дальше пошел пешком. Попадавшихся навстречу людей он не узнавал, хотя многие при виде военного  улыбались и здоровались, ведь им навстречу шел возвращавшийся с войны Победитель, на груди которого сияли орден Красной звезды и три медали. Около дома Таниной тетки Алексей замедлил шаги. Двери и окна  заколоченные почерневшими досками сиротливо смотрели на прохожих, а двор зарос бурьяном. Постояв немного у забора, вспомнив первые свои свидания и несмелые поцелуи у калитки, Алексей пошел дальше.  Через несколько дворов он свернул за угол, и тут его внимание привлекла  вышедшая из магазина симпатичная девушка, в стильном, недеревенском платье. Та, бросив мимолетный взгляд на военного, пристально рассматривающего ее, покраснела и, не оборачиваясь на идущего за ней старшего сержанта, заспешила, ускорив шаг, чуть ли не до бега.
    - Катя! Катюша! Красавица! - услышала она за спиной крик узнавшего ее Алексея. Девушка обернулась.
    - Вы!... Ты! Леня! Ленька! - воскликнула она и, выронив из рук сумку с продуктами, бросилась на шею к брату.
    Всю оставшуюся до дома дорогу Катя с восхищением глядела на брата, на его награды, при каждом удобном случае стараясь дотронуться до них. Когда показался родной дом, показавшейся Алексею теперь после Ленинграда и Москвы маленьким и неказистым, сестренка забежала вперед, распахнула калитку и, крича во весь голос,
    -  Мама, мама! Иди сюда, Ленька приехал,- бросилась в огород, где хлопотала мать.
   Наталья Куприяновна  от дочкиных криков и неожиданности чуть не попала себе тяпкой по ноге:
    - А будь ты не ладна! Чего раскричалась, какой-такой Ленька, уточни - и тут до нее стало доходить,- да что ты! брешешь!
    Из-за спины сестры показался Алексей.
    - Мама! Она правду говорит, приехал я.
    Мать разогнулась и опираясь на тяпку одной рукой, другой держась за спину крикнула в распахнутые окна дома, зовя отца:
    - СтарЫй! Вставай, Ленька приехал.
    Потом деловито отдала распоряжения Катьке бежать по соседям, сказать , что младший сын с войны пришел, чтоб вечером приходили, опять крикнула в раскрытые окна:
    - А ты старЫй, достань вино, то, что как раз для этого случая в сорок втором заготовили. Да, и выпей стакан, посмотри если без последствий, на стол поставишь.
    И только после выдачи всех распоряжений, она обняла сына вернувшегося с войны и заплакала.



Окончание следует...